Текст книги "Небо Атлантиды (Операция «Форс-мажор»)"

Автор книги: Антон Первушин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Если бы Питер Бак имел вредную привычку курить, он закурил бы. А так он просто смял машинописные странички в комок, положил комок в пустую пепельницу и поджёг от загодя припасённой спички. Пальцы у него при этом заметно тряслись…

(Литва, август 2000 года)

Дорогб была каждая минута, и в первую очередь, сразу после того, как отстегнулись стропы парашюта, Громов принялся ворошить НАЗ.[32]32
  НАЗ – носимый аварийный запас, набор необходимых средств для выживания пилота после катапультирования. На самолётах «Як-38» используется НАЗ серии 7М.


[Закрыть] Аварийный радиомаяк «Комар-2М» с навесной антенной Константин сразу же отбросил в траву. Туда же отправились: сигнальные патроны и мортирка, сигнальное зеркало и сигнальный краситель, пакет с продуктами и консервированная вода, сухое горючее и памятка для забывчивых пилотов. Себе подполковник оставил ветростойкие спички, запасные обоймы к своему ПМ[33]33
  ПМ – пистолет конструкции Макарова.


[Закрыть] и два ножа: пилу и мачете. Только после этого Громов расстегнул ремни, сбросил шлем и начал стаскивать высотный компенсирующий костюм. Через пару минут он остался в одном лётном комбинезоне и огляделся вокруг, сжимая в руке заряженный и снятый с предохранителя пистолет. Он находился в Прибалтике, на вражеской территории, не мог рассчитывать на снисхождение властей в случае пленения, а потому собирался защищать свою свободу до последнего патрона.

Впрочем, на свободу Громова никто не покушался. Подполковник находился на заросшем лугу, рядом тянулась узкая грунтовая дорога, а дальше начинался лиственный лес, состоящий преимущественно из осин и берёз, – и ни души вокруг.

Пока Константин, покинув дымящий «Як», спускался на парашюте, он успел изучить географию близлежащей местности, а потому примерно представлял себе, куда надо идти. «Ганза» садилась куда-то туда – за этот вот лес, на какие-то поля, а «Игл» увивался за ней. Сумеет ли Лукашевич сыграть свою партию? Вряд ли. Значит, придётся снова впрягаться – выручать старушку Олбрайт от неминуемой смерти.

Громов поставил пистолет на предохранитель, сунул его в кобуру и побежал к лесу.

«Если по прямой, километра три-четыре, – прикинул он. – И тут уж на всё воля Божья. Если „Игл“ будет их добивать, тогда и на земле расстреляет, пока не загорятся. А если решит, что с них хватит, старушка будет моя».

Лес оказался неожиданно густой и почти дикий. Бежать по нему было трудно, и невольно Громов сбавил ход, пригибаясь под низко опустившимися ветвями и обходя завалы валежника.

«И это они называют Европой! – подумал Константин раздражённо. – Деревня деревней!»

Издалека донёсся приглушённый расстоянием перекат взрыва: наверняка, упал один из «Яков». Тут же мысли Громова переключились на результаты воздушного боя.

«Какой же я идиот! – проклинал себя подполковник. – Это же надо – опять согласился на откровенную авантюру и ребят за собой потянул. Идея была глупее, чем с норвежскими транспортами, – сам это видел и понимал. Но почему-то пошёл. Не налетался ещё? Не навоевался? А ведь знаешь прекрасно, что за глупости всегда приходится платить – и не пошлой цветной бумагой, а жизнью. Только вот у тебя всегда интересно получается: в глупые авантюры лезешь ты, а с жизнью своей расплачиваются другие. И Женя Яровенко, и Беленков – забыл их уже? Теперь вот Лёха Стуколин. Как ты его отцу в глаза посмотришь? Что скажешь? Как оправдаешься? Ведь ясно же было, с самого начала было ясно: Маканин с Фокиным – подлецы и лгуны, каких ещё поискать. И всё же ты снова поверил этому выскочке… этому прощелыге поверил…»

На самом деле Громов отлично понимал, что дело не в «выскочке-прощелыге» Фокине и не в том, что когда-то давным-давно (аж целых два года назад!) трое пилотов из авиационной части 461-13"бис" согласились участвовать в операции «Испаньола», которая, скорее, напоминала грабёж среди бела дня,[34]34
  Более подробно об этом читайте в романе Антона Первушина «Резец небесный» (Операция «Испаньола»).


[Закрыть] а потом ещё и подрядились в Антарктиду топить американский авианосец – дело было в том, что шла война, а на войне, случается, убивают. И смерть не различает, кто командир, кто рядовой, кто за кого в ответе, и кто идёт в свой последний бой, а кто рассчитывает вернуться. Но, наверное, Константин Громов действительно был плохим командиром и офицером, потому что считал себя ответственным за ошибки, сделанные совершенно посторонними людьми. Рефлексия в острых ситуациях неуместна, но Громов не мог ничего с собой поделать. Наверное, поэтому он и пошёл в пилотажники, что с юности привык отвечать только за себя. Однако жизнь распорядилась иначе, и теперь уже нельзя сказать, лучше или хуже было бы и самому Громову, и его друзьям, сложись всё по-другому.

Константин провалился ногой в земляную нору и громко, от души, выматерился. Низко над кронами прошёл самолёт, и по знакомому вою двигателей Громов узнал «Як» Лукашевича. Алексей всё ещё держался в воздухе, и это было хорошо.

– Ничего, – пробормотал ободренный небесным явлением Громов. – Мы ещё повоюем.

Слегка прихрамывая, он продолжил свой бег между деревьями. Прошло ещё около двадцати минут, и лес наконец-то стал редеть, уступая место зарослям малины. Перезрелые крупные ягоды на ветвях источали восхитительный аромат, но сейчас было совсем не до них, и Громов прокладывал себе дорогу через малинник, словно бульдозер сквозь песчаный карьер. Потом малинник внезапно кончился, и Константин оказался на открытом пространстве – у самой кромке крестьянского поля, на котором произростала молодая капуста. И на этом поле происходило такое, чего не увидишь и в самом разнузданном американском «фильме катастроф» типа «Аэропорта» или «Воздушной тюрьмы».

Метрах в пятистах, в глубокой борозде, пропаханной собственным брюхом, с креном на правое обломанное при посадке крыло, лежала «Ганза». Входной люк её был открыт; аварийный трап надут и спущен. Под трапом лежал и слабо ворочался в грязи мужик в цивильном – наверное, телохранитель. Ещё дальше – там, где поле пересекала шоссейная дорога, – стоял хоть и тоже с креном, но зато на всех шасси, красавец «Игл»; за ним на стропах болтался тормозной парашют. Неведомый пилот американского истребителя вновь продемонстрировал своё мастерство, посадив эту непростую в управлении машину на неприспособленную для сего действа «полосу». Заметим, что вряд ли ему теперь удастся взлететь, но, наверное, это обстоятельство пилота нисколько не тревожило. Даже с расстояния в километр Громов разглядел, что фонарь кабины «Игла» открыт и внутри никого нет, – следовательно, пилот покинул истребитель, отправившись… Куда отправившись?

Ответ на этот вопрос был получен сразу же. Со стороны «Ганзы» послышались хлёсткие щелчки пистолетных выстрелов, а мужик в цивильном попытался встать, но снова упал у надувного трапа.

В тот же момент все звуки заглушил рёв мощных двигателей. Над полем промелькнула крылатая тень, и Громов увидел, как на вертикальную посадку заходит, развернув сопла, «Як-38» Алексея Лукашевича.

– Давай, Алёша! Давай! – крикнул Громов.

Медлить было нельзя, и, оскальзываясь на капустных кочешках, Константин побежал через поле к «Ганзе».

Когда он добрался до аварийного трапа, Лукашевич посадил штурмовик в сотне метров от самолёта Госсекретаря, остановил двигатели и откинул фонарь. Громов помахал ему рукой. Алексей ответил тем же, демонстрируя, что видит и сейчас присоединится. Тогда Константин вытащил из кобуры пистолет и шагнул к ворочающемуся на земле мужику. Был это высокий плечистый амбал с короткой стрижкой и в представительском костюме – типичный секьюрити. Однако сегодня от него и от его умений зависело очень мало – обе ноги у амбала были прострелены меткими выстрелами, и он истекал кровью.

– You to help?[35]35
  You to help? – Вампомочь?(англ.)


[Закрыть] – спросил Громов первое, что ему пришло на ум спросить.

– Go to hell![36]36
  Go to hell! – Идикчёрту!(англ.)


[Закрыть] – отозвался телохранитель и закатил глаза.

– Кто это там? – вопросил голос сверху и вполне по-русски.

Громов поднял глаза, и рука его потянулась к пистолету. В проёме открытого люка стоял американский пилот в лётном костюме и в красном защитном шлеме.

– И не думай даже! – крикнул противник, заметив движение Константина.

Пуля ударила в землю в метре от Громова – говорящий по-русски американец демонстрировал, что не шутит.

Константин отступил, подняв пустые руки. А потом вдруг присел и отпрыгнул под прикрытие сломанного крыла. Тут же, впрочем, понял, что это не самое лучшее укрытие – глубоко засевший в чернозёме крыльевой топливный бак дал течь, и теперь земля вокруг пропитывалась авиационным керосином, который, как известно, горит от малейшей искры.

Американский пилот громко хохотнул.

– Ну вы вообще, ребята! – сказал он со смехом, потом голос вновь зазвенел угрозой. – Убирайтесь по добру – я же вижу, вы наши! Чего мне вас калечить?

– Где Госсекретарь США Мадлен Олбрайт? – спросил Громов.

– У меня, – отозвался фальшивый американец. – Только я вам её не отдам. Мне она самому нужна.

Громов оглянулся через плечо, чтобы посмотреть, где там Лукашевич. Алексей уже бежал к нему на помощь, и Константин взмахами показал ему, чтобы друг пригнулся и заходил с другой стороны. Кажется, Лукашевич понял.

– Что вы собираетесь с ней сделать? – продолжил переговоры Громов; при этом он вытащил ПМ и снял его с предохранителя.

– Задам несколько вопросов, а потом обменяю на что-нибудь полезное.

– С кем вы будете совершать обмен?

– Уж не с тобой. С кем-нибудь поофициальнее и без пистолета. С президентом этой долбанной Литвы, например.

«Ага, – сообразил Громов, – значит, мы в Литве. Вираж получился ещё тот…»

Тяжело дыша, к подполковнику подполз Лукашевич.

– Что там такое, Костя? – шёпотом спросил он.

– Наш американец взял в заложники Олбрайт, – тоже шёпотом отвечал Громов. – Только он никакой не американец – наш, русский.

– Ничего себе, – отозвался Лукашевич. – Но ведь Фокин нас о чём-то таком предупреждал?

– Одно дело предупреждать…

– Пополнение прибыло, значит? – вопросил радостно пилот «Игла». – Это тот орёл, который всё круги выписывал? Большой лётчик! Нет, правда, мужики, валите вы отсюда. Хватайте попутку и – к границе. Здесь скоро такая заваруха начнётся, что от вас перья полетят.

– Мы, может, и воспользуемся вашим любезным предложением, – сказал Громов. – Но сначала хотелось бы знать, кто всё это устроил, кто меня сбил и так далее.

– Любопытный, значит? – пилот «Игла» подумал, а потом заявил с непередаваемым апломбом: – Мы – национал-большевики. Это наша первая крупная акция. Мы берёмся за оружие, чтобы восстановить попранные права русских в Прибалтике! Довольны?

Громов с Лукашевичем озадаченно переглянулись. При чём здесь национал-большевики?

Вдруг в глазах Алексея зажглась искорка понимания.

– Постой-ка, Костя! Уж голос больно знаком. И интонации.

– Не улавливаю, – признался Громов.

– Это у тебя после катапультирования, – сказал Лукашевич, а потом привстал с корточек и громко воззвал в пространство: – Сергей! Золотарёв! Это ты?!

Наступило молчание. Потом пилот «Игла» спросил:

– А вы кто?

– Здесь Громов и Лукашевич.

– Вот блин! – донеслось с аварийного трапа. – Других пилотов, что ли, в России не осталось?..

(Литва, август 2000 года)

– Welcome! – приглашающе сказал Золотарёв. – Залезайте сюда, друзья, я вам интересное покажу.

Хватаясь за мягкие поручни, Громов и Лукашевич с трудом взобрались по надувному трапу.

– Шлем сними, – посоветовал Громов, пролезая в отверстие люка – Тебя в нём не узнать. А если бы я тебя подстрелил?

– Ты? Меня? – Золотарёв искренне расхохотался. – Чего-чего, подполковник, а просто так подстрелить себя я не дам.

Тем не менее свой красный, с белыми крестами и звездами, шлем он снял и бросил на одно из пассажирских кресел.

– Господа! – с дурашливой торжественностью обратился он к друзьям-пилотам. – Имею честь представить вам Государственного секретаря США Мадлен Олбрайт. Или, если обойтись без ненужного политеса, перед вами – Мари Яна Олбрайт-Корбелова, доктор наук и американская миллионерша чешского происхождения.

В глубине салона действительно кто-то был. Лукашевич, озираясь с любопытством, пошёл между рядами кресел и остановился перед единственным пассажиром. Мадлен Олбрайт совсем не походила на тот образ «толстой отвратительной жабы», который создавали российские СМИ, всполошённые войной в Югославии. На ней был форменный комбинезон авиакомпании «Lufthansa», на лице – большие солнцезащитные очки, на голове – пилотка. Немецкая униформа определённо шла ей, делая фигуру подтянутой. Очки же скрывали часть морщин, и она уже не напоминала шестидесятитрёхлетнюю старуху, которой на самом деле являлась.

– Good morning![37]37
  Good morning! – Доброеутро!(англ.)


[Закрыть] – сказал Лукашевич вежливо.

– Иди в зад! – отозвалась Олбрайт по-русски.

Алексей немало удивился, оглянулся на Золотарёва.

– А ты разве не знал? – с усмешкой спросил Сергей. – Мадам Олбрайт прекрасно знает и русский язык, и русскую культуру, и русскую историю.

Как бы там ни было, но Госсекретарша США не казалась ни напуганной, ни озадаченной. Если от чего и дрожали её тонкие губы, то от гнева, а не от страха – перед Лукашевичем был самый настоящий «американский ястреб»: суперволевой, беспощадный к себе и к окружающим (но прежде всего к себе), сумевший протолкаться на Олимпийскую вершину политической власти, а потому знающий себе цену. Перед Олбрайт русские лётчики были словно дети неразумные. И она, что самое противное, прекрасно это понимала. А потому удостоила подошедшего Лукашевича только ругательством.

– А где пилот «Ганзы»? – поинтересовался Громов.

– Сразу после моего внезапного появления, – ответил Золотарёв, – этот деятель забаррикадировался в кабине, а потом от ужаса принялся палить через дверь. Не герой, короче.

– Понятно, – сказал Громов; он взглянул на часы. – Вообще-то нам пора собираться, парни. Через полчаса, максимум – через час, здесь будет не протолкнуться от спецслужб. Кто-нибудь знает точно, где мы находимся?

– Республика Литва, – отрапортовал Золотарёв, принимая старшинство подполковника. – Мы находимся в двадцати километрах северо-западнее Каунаса.

– Никогда не был в Каунасе, – сказал Громов раздумчиво. – Однако крупных городов нам следует избегать. Кто-нибудь знает литовский?

– Ты хорошо знаешь английский, – сказал Лукашевич, – а этого, я думаю, для Литвы вполне достаточно.

– Недостаточно, – отозвался Громов. – Чтобы слиться с населением, нужно большее.

– А зачем нам сливаться с населением? – встрял Золотарёв. – Ты, подполковник, чего-то не туда гнёшь. У нас есть отличная козырная карта – зачем её отправлять в снос? К тому же, у меня имеется несколько вопросов к мадам, а с вашим появлением их добавилось.

– То есть ты предлагаешь обменять её? На что-нибудь «полезное»?

– Как обычно. На самолёт. На право полёта в любую страну по выбору заказчика. Можно ещё пару зелёных лимонов прибавить. Пусть нацики литовские раскошелятся.

Тут в разговор вступила Мадлен Олбрайт:

– Если вы отпускает меня тотчас же, – сказала она с акцентом, – я гарантировать вам безопасность и милосердие…

– Помолчите, миссис! – перебил её Золотарёв резко и снова повернулся к друзьям. – Вообще же, мужики, я имею в виду совсем другое. Мне очень не нравится, что нас столкнули лбами, как каких-то лохов. Очень хотелось бы знать, кто всё это задумал и в чём суть игры…

– Это мы можем обсудить позже, – сказал Громов. – Сейчас надо придумать, как выбраться из переделки.

– Согласен, – Золотарёв кивнул. – Какие будут предложения?

– У нас был только один реальный план отхода, – не стал скрывать Громов. – Уцелевшие после воздушного боя должны были пересечь границу над Чудским озером. Там нас ожидает истребитель Шестой армии. Что касается тех, кто будет вынужден катапультироваться, то предполагалось, что он сдастся властям, а потом его вытащат спецслужбы.

– Вот оно! – сказал Золотарёв. – «Вытащат спецслужбы». Боюсь, что не вытащат. Зачем им вас вытаскивать, если давно было решено, что наша мадам должна умереть?

– Ничего об этом не слышал. Наоборот, Фокин заверял, что наша задача защитить Мадлен Олбрайт.

– Фокин? При чём тут Фокин? Операцию планировал Зартайский.

Офицеры уставились друг на друга.

– Да-а-а, – протянул Громов. – Паны дерутся – у холопов чубы трясутся. Вынужден с тобой согласиться, Сергей. Тема требует разъяснений.

– Вы трое – идьёт, – заявила Мадлен Олбрайт из своего кресла. – Вы даже не подумать, а уже стрелять.

Золотарёв и бровью не повёл, а Громов выглянул в проём выходного люка.

– Кстати, о стрельбе, – сказал он. – Если нашему другу во фраке не оказать первую помощь, он и помереть может.

– Небось, не помрёт, – отозвался Сергей. – Сам виноват. Я ему как человеку сказал, чтобы он свою пушку выбросил и лёг на землю, а он, значит, ковбоя решил изображать. А со мной такие шутки не проходят.

– Давайте я его перевяжу, – предложил Лукашевич. – Здесь и аптечка есть.

Он уже вполне освоился в салоне. И к своему удивлению обнаружил, что Госсекретарь США путешествовала из Варшавы в Таллинн практически в гордом одиночестве (один телохранитель и один пилот – не в счёт). Видимо, миссия была настолько секретной, что госпожа Олбрайт не могла взять с собой весь штат персонала, обслуживающего высокопоставленных лиц. Как развивались бы события, столкнись бесстрашный Серёга Золотарёв с целой толпой секретарш, стюардесс и секьюрити, Лукашевич боялся даже представить.

– Давай, – согласился Громов, явно обеспокоенный судьбой несчастного американца с простреленными ногами.

Лукашевич подхватил сумку с красным крестом и полез по трапу вниз.

– Фигнёй занимаетесь, – не оценил Золотарёв жеста доброй воли, проявленной коллегами; он похлопал себя по карманам комбинезона и вытащил пачку «Мальборо», присел на кресло у люка, закурил. – А надо когти рвать. Рвать надо когти.

– Другого варианта не вижу, – согласился Громов. – Зартайский против Фокина – это для меня слишком. Я всегда считал, что они в одной команде, а теперь… – Константин махнул рукой. – Если нас водят за нос, обращаться к Фокину или к Зартайскому за помощью просто опасно.

– Тем более, что наш друг генерал-майор не отвечает на телефонные звонки.

– Ты ему звонил?

– А как же!

Золотарёв покопался в другом кармане и извлёк миниатюрный «мобильник» в защитном футляре. Открыл его и ткнул клавишу.

– Телефон вызываемого абонента выключен или находится вне зоны действия сети, – радостно сообщила «трубка».

– Видишь? – спросил Сергей. – И так целый день. Похоже, про меня забыли.

Он бросил «мобильник» на кресло, и это его спасло.

В ту же секунду мобильный телефонный аппарат фирмы «Siemens» взорвался, разметав по салону кусочки пластика. Один из таких кусочков впился Громову в скулу, и тот с проклятиями упал на пол, решив, что ранен.

Через минуту, чихая и кашляя от зловонного дыма, двое пилотов поднялись на ноги.

– Идьёт! – кричала со своего места Олбрайт. – Полный и совершенный идьёт!

В проём люка просунулся Лукашевич:

– Мужики, вы живы?

Слегка оглушённый взрывом Золотарёв очумело поглядел на него, потом спросил:

– А что это было?

В отличие от него Громов уже всё понял и даже нашёл объяснение:

– Пластид в трубке. Граммов пять. Кто-то хочет твоей смерти, Сергей. Генерал-майор Зартайский?

– Эта сука, блядь мне трубу собственноручно вручала, – признал Золотарёв; вид он имел слегка подкопчённый. – Для связи, типа! Значит, он моей смерти и хочет… Сколько сейчас времени?

Громов посмотрел на часы:

– Половина одиннадцатого.

– Ага, – Золотарёв наморщил лоб. – По плану я как раз должен был на посадку заходить. На авиабазе Балтийского флота. Вот блин горелый! От меня бы костей не собрали.

– Это тебя Бог бережёт, – очень серьёзно сказал Лукашевич.

– Доберусь до Зартайского – яйца уроду оторву и в задницу засуну! – страстно пообещал Золотарёв. – Но какова ско-отина!

– Посмотри лучше, что там у меня такое, – попросил Громов, он прикрыл ладонью скулу, а сквозь пальцы струилась кровь.

Золотарёв, всё ещё бледный после пережитого потрясения, подошёл к Константину, осмотрел рану и важно сообщил:

– Царапина. Заживёт.

– Идьёт! – продолжала ругаться Олбрайт. – Вы все – идьёт. Нас всех убивать из-за вас.

– Не злите меня, леди, – перебил её Золотарёв. – Вас пока убивать никто не собирается. Цените момент.

Лукашевич забрался наконец в салон и, с опаской обойдя дымящееся после взрыва кресло, подступил к Громову со своим медицинским пакетом:

– Сейчас обработаем ранку, наложим повязочку.

– Извини, не до этого! – отмахнулся подполковник, стряхивая с пальцев кровь. – Оставаться здесь больше нельзя. Ты прав, Сергей, нужно уходить. Иначе будет ещё какой-нибудь сюрприз, вроде твоего телефона.

– Олбрайт берём с собой? – деловито осведомился Лукашевич.

– Угу, – подтвердил Золотарёв. – Она – наш козырь.

Широко шагая, он подошёл к Госсекретарю США и приказал:

– Вставайте, мадам! Мы уходим.

– Вы уходить, куда хотеть, – отозвалась Олбрайт без малейших признаков страха на лице и в голосе. – Я оставляюсь здесь.

– Никто здесь не оставляется, – сообщил ей Золотарёв.

Вдруг в его руке появился огромный никелированный револьвер. Где он прятал это внушительное и в наших палестинах довольно экзотическое оружие, осталось загадкой. Однако пользоваться им Золотарёв, очевидно, умел, потому как взвёл курок и приставил револьвер ко лбу Олбрайт. Изменился ли при этом взгляд госпожи Госсекретаря США, из-за «зеркалок» солнцезащитных очков видно не было. Однако определённое смятение выдали складки, вдруг появившиеся в уголках её губ. По всей видимости, ещё никто в жизни Олбрайт не приставлял огнестрельное оружие к её лбу. Она оценила угрозу, но пока не сдалась.

– Вы даже не знать, куда ехать, – сообщила она офицерам. – Вы делаваете глупость.

– Не учите меня жить, – посоветовал ей Золотарёв проникновенно. – Я, может, и не самый меткий стрелок к западу от Миссисипи, но с такого расстояния не промахнусь. Вы учтите, мадам, мне вас убить приказали, а не беседовать.

В молчании оттикало полминуты. Громов уж было забеспокоился, что Мадлен Олбрайт упрётся и выкинет фортель, а тогда не миновать беды. Как поведёт себя друг Сергей, подполковник предсказать не мог. Но этих тридцати секунд госпоже Олбрайт вполне хватило, чтобы взвесить все за и против, и придти к выводу, что не стоит обострять и без того чрезвычайную ситуацию.

– Уберите, – потребовала она, поднимая пухлую руку с одним единственным перстнем на среднем пальце и отводя дуло револьвера в сторону. – Я пошли куда вы.

– О’кей, – сказал Золотарёв. – И извольте слушаться. Иначе я выполню приказ и отправлю вас к отцам-основателям Америки. Надеюсь, вы к ним не торопитесь?

Госпожа Олбрайт действительно поднялась из кресла и прошествовала мимо Громова к трапу. Через минуту она и трое пилотов стояли на земле, рядом с перевязанным телохранителем.

– Теперь куда? – спросил Лукашевич, и тут у него под курткой запиликал сотовый телефон.

Все вздрогнули: слишком свежа была память о недавнем взрыве, от которого Золотарёв вполне мог лишиться головы. Алексей со странной смесью изумления и недовольства на лице расстегнул куртку и вытащил «мобильник». Нажал кнопку, послушал. Лицо его просветлело.

– Это Лёшка! – почти крикнул Лукашевич. – Стуколин. Жив чертяка! Спрашивает, где мы и куда ему ехать. Говорит, что обзавёлся натуральным «рено» и готов доставить нас хоть до самого Питера!..