Текст книги " Файл №419. Синхронность"

Автор книги: Антон Первушин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

6-й полицейский участок
Кембридж, штат Массачусетс
14 апреля 1997 года, 12:22

Малдер подошёл к стеклянной стенке кабинета, за которой сидел Джейсон Николс, подозреваемый в убийстве Лукаса Менанда. В кабинете он был не один. Напротив Джейсона расположилась тёмноволосая и, к сожалению, совершенно Малдеру незнакомая красавица.

– …Я потратил на эту тему восемь лет! – говорил Джейсон, и его слова были хорошо слышны из коридора. – Восемь лет!

– Джейсон, – отвечала девушка, – обвинение более чем серьёзное. Тебе хотят навесить убийство второй степени…

Тут биохимик заметил движение за стеклом и взмахнул рукой, призывая свою визави к молчанию Девушка повернулась и посмотрела на Малдера. Малдер кивнул ей, показывая, что он здесь не просто так стоит, а по делу. Несмотря на то что девушка была одета в поношенный джинсовый костюм, специальный агент решил, будто Николс разговаривает с адвокатессой, на встречу с которой он имеет право сразу после предъявления обвинения. Но предположение не подтвердилось. Девушка взглянула на Фокса. Потом на Джейсона, потом снова на Фокса и закончила беседу с подозреваемым так:

– Я приду к тебе, как только переговорю с адвокатом.

Выходя из кабинета, тёмноволосая красавица смотрела исключительно в пол. Малдер проводил её долгим взглядом, но не окликнул. Вместо этого он открыл дверь и переступил порог кабинета.

– Вы из ФБР? – сразу же спросил Малдер.

– Да, – подтвердил специальный агент, подходя к столу и протягивая руку. – Меня зовут Фокс Малдер.

– Очень приятно, – Николс ответил на рукопожатие.

– Кем приходится вам та девушка? – поинтересовался специальный агент, усаживаясь в кресло.

– Это моя невеста, – не стал скрытничать биохимик.

Малдер одобрительно покивал.

– Спасибо, что согласились встретиться со мной, – сказал он, переводя беседу в более практическое русло. – Ваш адвокат наверняка посоветовал бы вам этого не делать…

– Я хочу, чтобы хоть кто-нибудь меня выслушал, – заторопился Николс, – и, может, попытался бы найти того старика.

– Его поисками уже занимаются, – сообщил Фокс.

– Кто? – в глазах биохимика блеснул огонёк надежды.

– Те, кому положено заниматься этим по роду службы, – уклончиво ответил Малдер. – Кстати, раз уж мы заговорили о старике, вы знаете, что полицейский, арестовавший его, умер?

Губы Николса задрожали. Надежда растаяла, как дым от сигареты «Морли» под порывом холодного ветра, и стало видно, что молодой биохимик находится в том состоянии, когда человеку кажется, будто весь мир ополчился против него и выхода нет – только в петлю.

– Этого полицейского… – Николс закашлялся и с трудом сглотнул, восстанавливая дыхание, – его тоже повесят на меня?

– Никто не собирается никого на вас вешать, – заверил Малдер. – Если только вы не признаетесь, что способны заживо заморозить человека.

– Как вы сказали?…

– Тело полицейского сейчас в морге. Его температура чуть выше, чем у снеговиков, которых по зиме лепят дети.

В первый момент Николс изумлённо выдохнул, но затем его лицо закаменело, а взгляд под очками стал ледяным и колючим.

– По-вашему, это смешно?! – спросил он громко.

– Что смешно? – не понял Фокс.

Молодой биохимик порывисто вскочил, навис над столом:

– Вы думаете, это смешно – морочить мне голову какими-то бреднями?

Малдер уже привык к тому, что его слова часто называют «бреднями», и внешне остался невозмутим. На самом же деле спецагента очень позабавило, что человек, рассказывающий совершенно невероятную историю о гибели своего коллеги, тем не менее отказывается верить в очевидный, хотя и не менее фантастический факт. Малдер решил сделать скидку на перевозбуждение, которое испытывал подозреваемый, а потому не стал вступать в дискуссию, продолжив допрос.

– Это происшествие имеет отношение к вашей ссоре с Лукасом Менандом? – спросил он.

Надо отдать должное Николсу: он почти сразу же переключился на основную тему.

– Да поймите же вы! – воскликнул он. – Это Лукас угрожал мне!

– Вашей жизни?

– Моей репутации.

– Каким образом?

– Пригрозил во всеуслышанье заявить, будто данные моих работ фальсифицированы.

– Это правда?

– Нет.

Повисла неловкая пауза. Малдер даже не пытался изобразить доверие к словам Николса или как-то поддержать его – это не входило в его планы. Но биохимик сам нарушил молчание.

– Видите ли, – сказал он, опустив глаза, – сама теория вполне обоснована. Если в интерпретации некоторых данных и есть какие-то натяжки, то лишь потому, что меня очень торопили с результатами. Мне обещали новую субсидию от Агентства национальной безопасности, и Лукас знал, как мне навредить.

– Он сам хотел получить эту субсидию? – уточнил Малдер.

– Не совсем так… – Николс выглядел растерянным, словно впервые задумался о мотивах Менанда. – Он был достаточно богат, чтобы оплатить любые расходы на проведение исследований без помощи АНБ. Просто… просто Лукас понимал, что если я получу грант, эта тема будет официально закреплена за мной, и ему не найдётся места в лаборатории.

– Что же это за тема?

Тут Николс почему-то сделался невнятен:

– Я… и он… занимались… криобиологией… изучали влияние низких температур на живые организмы… от этого лежит путь к анабиозу… к созданию идеальных консервантов… к решению других практических задач…

– Понятно, сказал Малдер.

Он хотел задать следующий вопрос, но во внутреннем кармане плаща запиликал сотовый телефон, и специальный агент был вынужден прервать допрос. Извинившись перед Николсом, он покинул кабинет и вытащил трубку:

– Малдер слушает.

– Что говорит Николс? – спросила Скалли.

– Пока ничего существенного он мне не сказал, – признался Фокс. – Но я с ним работаю.

– Очевидно, придётся обвинить Николса ещё в одном убийстве.

– Патрульного офицера? – удивился Малдер.

– Именно, – подтвердила Скалли. – Но форме полицейского имеются отпечаток большого правого пальца Николса. Кроме того, его отпечатки обнаружены внутри патрульной машины. Я думаю, Николс и есть тот старик. Вернее, станет им, когда отсидит двадцать пять лет за убийство.

Разумеется, её последнее заявление было лишь своеобразной метаморфозой. Таким образом Скалли намекала Малдеру, что в лице Николса они имеют дело с серьёзным расстройством психики, и старик, предсказывающий будущее, – лишь плод больного воображения.

Скалли и не догадывалась, насколько её метафора оказалась близка к истине…

Отель «Джеймс Монрой»
Бостон, штата Массачусетс
14 апреля 1997 года, 18:06

К стойке регистрации отеля «Джеймс Монрой» подошёл среднего роста господин с монголоидными чертами лица. Администратор сразу отметила и его гордую осанку, и уверенную манеру держаться, и хороший дорогой костюм от Ферретти. Было ясно, что перед ней не случайный прохожий, заглянувший разжиться бесплатными журналами, и преуспевающий бизнесмен из Японии или Южной Кореи.

– Меня зовут Йонечи, – представился господин с лёгким акцентом уроженца Азии. – Я приехал из Японии на научную конференцию. Но моё имя должен быть забронирован номер.

– Одну минутку, сэр, – улыбнувшись, попросила администратор, набирая названное имя на клавиатуре компьютера.

Прочитав надпись, появившуюся на экране, она вновь повернулась к «бизнесмену» и, всё так же мило улыбаясь, сообщила:

– К сожалению, сэр, вашего имени нет в списке.

– Меня зовут Йонечи, – упрямо повторил господин. – На моё имя должен быть забронирован номер. Проверьте ещё раз.

– Хорошо, сэр.

Но и повторный запрос не принёс желанного результата.

– Как же так? – возмутился японец. – Мне сказали, что я буду жить здесь.

– Извините, сэр, но свободных номеров сейчас нет, – отрезала администратор.

Японский «бизнесмен» выглядел растерянным, но тут его окликнул седой худощавый старик, подошедший сзади:

– Доктор Йонечи?

Японец повернулся:

– Да.

– Произошло недоразумение, – сказал старик. – Моя секретарша забронировала номер в другом отеле. Я приехал, чтобы исправить ошибку и позаботиться о вашем размещении. У вас будет номер с видом на реку.

– Вы доктор Николс? – уточнил осторожный Йонечи; он представлял себе двадцатисемилетнего учёного, пригласившего его на конференцию, совсем другим.

– Доктор Николс приносит свои изменения, но он не смог приехать.

Йонечи подумал, что это вполне в духе взбалмошных американцев: напутать с гостиницей, да ещё и не приехать на встречу. Николс даже не понимает, что тем самым нанёс серьёзное оскорбление гостю. Впрочем, и сам японец принадлежал к поколению «кругосветных путешественников» и не держался за старые представления об этических нормах, бытовавшие в Японии до начала войны.

Он окинул старика более внимательным взглядом, и у него появились новые вопросы. Всё-таки даже самые взбалмошные из американцев с определённого возраста выбирают более строгий стиль, чем тот, которому отдал предпочтение встретивший Йонечи старик. Мятая мохеровая рубашка, джинсы, истоптанные ботинки – разве так должен выглядеть учёный в летах?

– Простите, а вы кто? – поинтересовался Йонечи подозрительно.

– О, я большой поклонник ваших трудов, – заявил старик и располагающе улыбнулся.

Отель «Капитан Морган»
Бостон, штат Массачусетс
14 апреля 1997 года, 18:39

Коридорный открыл дверь, распахнул её и сделал приглашающий жест:

– Прошу вас, сэр!

Йонечи с достоинством переступил порог, а старик, сопровождающий его, прислонился к косяку.

– А вы, сэр? – спросил коридорный у старика.

Тот покачал головой. Выглядел он неважно, задыхался, глотая воздух раскрытым ртом, и коридорный подумал, что старику самое место не здесь, а в госпитале, под надзором хорошего врача-терапевта. Впрочем, каждый сам выбирает, где ему быть и что делать, и, кивнув, коридорный удалился, тут же выбросив старика из головы.

Йонечи, наоборот, проявил присущее его нации внимание к ближнему.

– Вам плохо? – спросил он у задыхающегося старика.

– Нет, нет, – отозвался тот. – Всё хорошо, спасибо.

– Может быть, дать вам воды? – предложил вежливый японец.

– Если нетрудно, – согласился старик.

– Заходите, пожалуйста.

Старик оторвался от косяка и шагнул в номер, прикрыв за собой дверь. Йонечи сразу прошёл в ванную комнату. Там над раковиной была закреплена специальная полочка, на которой среди других туалетных принадлежностей, обнаружилась стопка из дюжины одноразовых пластиковых стаканов. Йонечи выбрал один из стаканов и наполнил холодной водой.

– Честно говоря, – сказал старик, заходя следом, – эту путаницу с отелями устроил я.

– Вы? – японец в недоумении оглянулся. – Но к чему это?

– Я вам стольким обязан, – сообщил старик.

– ?!

– Вы внесли огромный вклад в мою работу.

– Каким образом?

– Вы один из первых разрешили проблему замещения сахара в крови искусственными полисахаридами.

Йонечи стало интересно, и он задумался.

– Вы что-то путаете, – заявил он после паузы. – Эта проблема ещё не решена. Хотя да, я размышлял о возможных путях её решения.

– Не скромничайте, – отозвался старик. – Ваша работа произвела революцию в прикладной криогенике.

Тут японец заметил, что всё ещё держит в руках стаканчик с водой, и протянул его старику. Тот потянулся навстречу, и между пальцами у него блеснула сталь. Йонечи ощутил резкую боль в руке и выпустил стакан.

«Он уколол меня», – понял японец в потрясении.

Жгучая боль волной покатилась к локтю и выше, и Йонечи инстинктивно поднял руку, чтобы посмотреть на рану. Он увидел след от инъекции, а потом рука вдруг разом побелела, и на пальцах выступил иней.

– К сожалению, это единственный выход, – сказал старик, и в его глазах заблестели слёзы.

И тогда Йонечи закричал.

Отель «Капитан Морган»
Бостон, штат Массачусетс
14 апреля 1997 года, 21:14

Чтобы увидеть лицо жертвы, Скалли пришлось присесть на корточки. Превратившееся в одну сплошную ледышку тело выглядело довольно страшновато. Японец стоял на коленях, одна рука его была прижата к животу, другая – выставлена вперёд. Рот японца был открыт в беззвучном крике, а с нижней губы свисали сосульки.

«Абсолютно идентичный случай, – отметила Скалли. – Характерная „поза боксёра“, лёд на теле… Такого просто не может быть! Но это есть».

Наклонившись ближе, Скалли заметила, что на руке обледеневшего японца имеется глубокая рана – словно кто-то воткнул туда большую и тупую иглу. На этот раз рядом не было патологоанатома с электронным термометром, и Дэйна решила, что эту рану жертва получила ещё при жизни.

В ванную комнату вошёл Малдер.

– Я переговорил с коридорным, – небрежно сообщил он. – С тем, который доставил багаж в номер. Он показал, что мистера Йонечи сопровождал старик. Возраст – далеко за семьдесят. Сейчас коридорный работает с художником над словесным портретом.

Скалли выпрямилась.

– Наверно, у Джейсона Николса был сообщник? – предложила она.

– Похоже на то, – согласился Малдер, однако в его глазах плясали знакомые искорки, и Дэйне сразу стало ясно: её напарник готов придерживаться любой версии при условии, если она вступает в противоречие с рационалистическим мировоззрением.

Скалли решила охладить его пыл.

– Не просто «похоже», Малдер, – сказала она поучающим тоном, – а почти наверняка. Прикладная наука – это игра с высокими ставками. Николс убирает конкурентов, и весьма успешно.

– А если его подставили?

– Николс – биохимик и занимается криогеникой. Специалистов в этой области можно пересчитать по пальцам, и он прекрасно знает об этом.

– Николса мог подставить любой из тех, кто боролся за этот грант.

Убедившись, что словами Малдера не пронять, Скалли поменяла тактику, зайдя с другого конца.

– Ладно, – сказала она. – Сейчас я кое-что тебе покажу.

Дэйна раскрыла свой кейс и вытащила из него сложенную вчетверо диаграмму.

– Здесь диапазоны ядерно-магнитного резонанса. С их помощью мы пытаемся определить химический состав вещества, введённого патрульному полицейскому.

– У вас есть образцы?

– При осмотре тела мы обнаружили рану, нанесённую большим шприцем. Взяв скол, нам удалось выделить миллиграмм этого вещества. Точно такая же рана имеется и у мистера Йонечи. Думаю, результаты анализа совпадут.

– Что же это за вещество?

– В лаборатории только разводят руками. Но представляется очевидным, что именно оно стало причиной моментального замораживания пострадавших, а следовательно, имеет отношение к криогенике. Я возьму на себя смелость утверждать, что его синтезировал Джейсон Николс.

– Смертельный укол? – медленно, как бы пробуя словосочетание на язык, уточнил Малдер.

– Спроси об этом Николса, – посоветовала Скалли.

– Нет, – Малдер покачал головой. – Слишком рано. Но я знаю ещё одного человека, который сможет дать мне ответ…

Биомедицинская лаборатория, Массачусетский технологический институт
Кембридж, штат Массачусетс
14 апреля 1997 года, 22:22

Когда специальные агенты ФБР вошли в лабораторию, Лиза Ианелли работала. Перед ней на экране вращалась трёхмерная модель молекулы хладагента, способного заморозить живую клетку, не разрушив её структуры. Модель пока ещё была далека от совершенства, эксперименты проваливались один за другим, но Лиза не предавалась отчаянию. Ведь нигде не сказано, что путь в науке должен быть лёгок – скорее наоборот, сплошь и рядом мы видим, сколь тернисты и запутаны дороги, ведущие в истине.

Подойдя к Лизе ос спины, Малдер кашлянул, и молодая сотрудница биомедицинской лаборатории резко обернулась, едва не столкнув со стола чашку с остывшим кофе.

– Простите, что напугал вас, – тут же извинился Малдер.

– Ничего, – откликнулась Ианелли. – Я сама виновата. Когда работаю, ничего вокруг не вижу и не замечаю.

Федеральные агенты Малдер и Скалли, – представил Фокс себя и свою напарницу. – Мы хотели бы задать вам несколько вопросов по поводу вашего жениха Джейсона Николса.

– Слушаю вас, – сказала Лиза.

Сейчас она уже не показалась Малдеру столь привлекательной, как при первой встрече. Наверное потому, что сильно волновалась, а душевные переживания не красят любого человека.

Скалли выступила вперёд и достала свои диаграммы:

– Что вы можете сказать по этому поводу?

Лиза была настоящим профессионалом своего дела, и ей хватило беглого взгляда, чтобы понять, какое значение имеют ломкие линии, вычерченные самописцем на бумаге.

– Где вы это взяли? – спросила она, даже не пытаясь скрыть своего глубочайшего изумления.

– Узнаёте? – Скалли сразу же уцепилась за её последнюю реплику, почувствовав, что находится на верном пути.

Лиза явно пребывала в замешательстве, и тогда Скалли надавила посильнее:

– Имейте в виду, либо вы всё расскажете сейчас, либо вам придётся давать показания в суде – мы в любом случае доберёмся до правды.

Лиза сморгнула и наконец ответила:

– Это катализатор.

– Катализатор чего?

– Самопроизвольной эндотермической реакции. Он способствует мгновенному замораживанию…

Специальные агенты переглянулись.

– …Джейсон много лет пытается синтезировать катализатор, – продолжала Лиза. – Это одна из серьёзнейших проблем биологической криогеники. При обычном замораживании организма внутриклеточная жидкость превращается в кристаллы, которые буквально раздирают клетку изнутри. Но если процесс ускорить до нескольких микросекунд, то вместо кристаллов формируется гладкая стекловидная структура, и при оттаивании клетка оживает.

Подумав, Скалли задала новый вопрос:

– Скажите, а Джейсон ещё не опробовал это соединение?

Лиза покачала головой:

– Нет. Ведь этот катализатор существует только на бумаге и на жёстком диске компьютера. Пока наша работа сводится к изучению виртуальных моделей. Например, вот таких…

Лиза отошла в сторону, чтобы Скалли могла взглянуть на дисплей её компьютера. Дэйна всмотрелась в экран, но увиденное мало что ей сказало. На чёрном фоне вращалась вокруг вертикальной оси симметрии странная фигура, состоящая из десятка слившихся в единое целое сфероидов – синих, зелёных, коричневых.

– А Джейсон не мог синтезировать катализатор без вашего ведома? – спросили Скалли, переводя взгляд с экрана на Лизу.

– Ни в коем случае, – заявила Ианелли уверенно. – Такая технология появится лет через пять-десять. Это дело будущего.

– Как видно, – обронил Малдер, – будущее уже наступило.

– Что вы хотите этим сказать? – удивилась Лиза.

Тут инициативу снова перехватила Скалли:

– Следы этого вещества обнаружены в организме человека, который вчера вечером был найден мёртвым – окоченел.

– Должно быть, это ошибка!

– А сегодня точно так же в своём номере отеля замёрз доктор Йонечи.

Лиза была буквально ошарашена этим известием. Ведь имя японца, занимавшегося одной из серьёзнейших проблем биологической криогеники, было ей хорошо знакомо. Более того, только позавчера она получила от него письмо по электронной почте, в котором Йонечи окончательно подтверждал своё намерение принять участие в конференции по прикладной криогенике, которая не далее как завтра начнёт работу в стенах Технологического института. Правда, за всеми неприятностями с Джейсоном Лиза совершенно забыла о японце, но теперь, видно, придётся вспомнить. Ведь если эти двое говорят правду, и Йонечи действительно «замёрз» под действием катализатора эндотермической реакции, тогда получается… получается…

– В каком часу вы обнаружили тело? – спросила Ианелли у агентов.

– Два часа назад, – сообщил Малдер.

На лице Лизы появилось очень странное выражение – смесь радости и озабоченности.

– В таком случае, – медленно произнесла она, – Йонечи ещё жив…

Реанимационное отделение, Биомедицинская лаборатория, Массачусетский технологический институт
Кембридж, штат Массачусетс
15 апреля 1997 года, 9:18

– Какая температура? – спросила Лиза Ианелли.

– Девяносто шесть и восемь, – ответила процедурная сестра.

– Вынимаем, – распорядилась Лиза. – на счёт три. Раз! Два! Три!

Йонечи был аккуратно извлечён из тёплой ванны, в которой он находился последние сорок минут, и помещён на стандартную госпитальную каталку. Теперь японец не походил на ледяную статую – тело его размякло, конечности гнулись в суставах, кожа порозовела.

– Что теперь? – поинтересовался врач – реаниматолог.

– Теперь мы попробуем его оживить… – отозвалась Лиза.

Она сама встала к каталке, чтобы перевезти тело в соседнее помещение – к стойке системы реанимации.

– Ничего у неё не получится, – шепнула Скалли Малдеру.

Специальный агенты стояли в сторонке, наблюдая за работой реанимационной бригады.

– Почему ты так думаешь?

– У него была температура семь градусов, а нижний предел для выживания – семьдесят.

– Но если он всё равно мёртв, – заметил Малдер, – то ему терять уже нечего.

– О’кей, – сказал врач – реаниматолог, – давайте начинать.

В горло японца вставили интубационную трубку, через шланг подключив её к аппарату искусственной вентиляции лёгких.

– Доктор Ианелли, вы готовы?

Лиза кивнула.

– Начнём с трёхсот джоулей и ампулы адреналина внутрисердечно.

Процедурная сестра сделала укол, а врач – реаниматолог взял в руки пластины электродов и наложил их на обнажённую грудь японца.

– Приступим, – объявил он. – Разряд!

Тело Йонечи дёрнулось.

– Пульса нет, – доложила сестра, бросив взгляд на экран кардиомонитора.

– Поднимаю до трёхсот шестидесяти. Разряд!

Никакой реакции.

– Её кубик адреналина. Снова триста шестьдесят. Разряд!

На идеально прямой горизонтальной линии, пересекающей экран кардиомонитора вдруг появился излом, за ним – ещё один и ещё один. Всплески, свидетельствующие о сердечной деятельности, участились, амплитуда пульсаций увеличивалась на глазах.

– Появился ритм, – отметила процедурная сестра невозмутимо.

Будучи не в силах больше сдерживать себя, Скалли импульсно подалась к операционному столу.

– Доктор Йонечи, – позвала Лиза, наклонившись к японцу, – вы слышите меня?

Тот захрипел, всасывая кислород через интубационную трубку.

– Вы находитесь в Бостоне, в госпитале, – продолжала Лиза. – Вы двенадцать часов были без сознания.

Веки у Йонечи задёргались. Ещё через секунду он открыл глаза. И забулькал, словно пытаясь ответить Лизе.

– Пока вам лучше помолчать, – вмешалась Скалли. – У вас в горле трубка аппарата искусственного дыхания. Не сопротивляйтесь ему – пусть аппарат дышит за вас.

Однако Йонечи продолжал дёргаться и хрипеть. Он явно не чувствовал себя комфортабельно на этом столе.

– Что-то не так, – озабоченно сказала Ианелли.

– Взгляните на термометр! – крикнул Малдер.

На панели реанимационной системы, показывающей температура тела пациента, светилась надпись «100». Тут же сменившаяся на «105».

Не поверив своим глазам, Скалли тронула ладонью лоб Йонечи и тут же отдёрнула руку.

– Боже мой! – воскликнула она. – Он весь горит!

«110»… «120»… «130»…

– Такого не может быть! – заявил врач-реаниматолог, опуская руки.

Тело Йонечи забилось в конвульсиях и едва не свалилось со стола.

«140»… «150»… «160»…

– Держите его!

Процедурная сестра и Скалли попытались удержать японца, но тут его тело вспыхнуло ярким и жарким пламенем, словно лист бумаги, упавший в костёр.