Текст книги "Японская война 1904. Книга шестая (СИ)"

Автор книги: Антон Емельянов

Соавторы: Сергей Савинов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 2

Смотрю на свое отражение, и удивительное дело. Бессонные ночи, постоянные нервы, выматывающие споры – кажется, что после такого обычный человек за месяц-другой должен превратиться в развалину. Ан нет! Есть что-то в войне такое, от чего кровь течет быстрее, а душа молодеет. Как там в одной песне было… Я улыбнулся, и взгляд скользнул на лежащие на столе листы бумаги.

Никаких карт, планов или приказов по корпусу – для всего этого был штаб. Домой же я позволял себе брать только невоенные дела. Например, вчера вечером захватил расшифровки первых полос газет из Европы и Штатов. Японцы же взяли с собой в наступление целые толпы журналистов, и вот те отрабатывали свое приключение.

Американцы сосредоточились на военной части. «Тактический гений Оямы навязал свою волю царским генералам», «Броневики или воздушная разведка – что станет главным оружием этой войны?», «Непобедимых не бывает: русская армия за три дня наступления не провела ни одной стратегической контратаки». Англичане неожиданно заинтересовались цифрами, встраивая тот или иной рекорд в каждую статью: «20000 солдат на километр фронта», «50000 снарядов на километр фронта», «2 тонны металла (и опять) на километр, и это только в виде колючей проволоки».

Французы как союзники не стали смаковать силу японского натиска и вместо этого обсуждали реакцию на него русского общества. То один журналист, то другой задавался вопросом, выдержит ли Россия и сможет ли в случае поражения исполнить свой союзнический долг и прикрыть Францию от Германии.

Неожиданно выделилась статья Клемансо, бывшего премьера Третьей Республики, который начал довольно часто писать, а по моим воспоминаниям и свою газету скоро организует. Этот рассуждал на тему того, что победа России для Франции будет даже опаснее поражения, потому что откроет двери для свободной экспансии на востоке и позволит проводить полностью независимую политику, лишив Францию возможности активно на нее влиять.

Отдельно лежал листочек с тезисами из Германии, где царило неожиданное единодушие. Россию поддержали все: от либералов вроде Вольфа, похвалившего поддержку корейского восстания, до консерваторов вроде Ревентлоу, восхищенного простотой и силой русского оружия. Да что они, я чуть не поперхнулся, когда увидел статью некой Клары Цеткин, хвалившей меня за возможности, которые получают женщины во 2-ом Сибирском.

В общем, было о чем подумать на перспективу, но я позволил себе лишние мысли только пока умывался. Как закончил вытираться, так заодно и вернулся к нашей операции. Вчера Буденный встретил обход 1-й армии Куроки, и теперь, когда все японские силы оказались введены в бой, нужно было ловить момент для контратаки. Когда враг выдохнется, но в то же время еще не успеет засесть в глухую оборону.

– Как у Семена дела? – спросил я у Лосьева, как только подошел к штабу.

Все-таки волнуюсь за него. Буденный – талант, но людей у него меньше, чем у противника, а техника… Мы все же никогда не пропускали ее через столь жесткие испытания. На том же Квантуне наступление было тяжелым, но прошло за один рывок. Да и отступить в случае чего было куда. У Семена же никакой второй линии!

А еще Буденный – это Буденный. В смысле он очень талантливый. Те же обходы во время сражения именно он первым ввел в дело. Смешно, но я со всем своим опытом из будущего пехоту маневрировать заставлял, а броневики – просто не подумал. Нет, на стратегическом уровне мы их и перебрасывали с фланга на фланг, и отвлекающие маневры проводили, но потом – дуром перли в лоб. А Семен, как только его допустили до учений, взял и устроил обход – я же говорю, талант. И в то же время он очень вспыльчив – может поддаться азарту, моменту…

– Прислали доклад пять минут назад, – выдернул меня из мыслей Лосьев. – 3-й Броневой закрепился у Йончона. Враг тоже окапывается, ночью даже ни одной вылазки не сделали.

– А мы?

– Семен Михайлович, как вы и приказали, работает от активной обороны. Если враг идет, отбивает и дает сдачи. Может сесть на хвост. Но сам вперед не лезет.

– Хорошо, – я немного выдохнул. – Тогда продолжаем подтягивать резервы на юг и… – я задумался. – Убедитесь, что нашу группировку на правом фланге у деревни Амсил заметили японские аэростаты.

* * *

Александр Александрович Хорунженков стоял, оперевшись на вздыбившийся броневой лист «Артура». Ночью они подтянули вперед последние выбитые японцами машины Дроздовского и закопали их в землю, превращая в стационарные огневые позиции. Все, больше никаких налетов, но хотя бы так они еще повоюют.

– Восьмой день наступления, – выдохнул Хорунженков. – Восемь дней вы со своей ротой продержались.

– Жалко броневики, – Дроздовский потер перевязанный лоб. – Столько врага побили, а в итоге не смогли их уберечь.

– Генерал говорит, что броневики – это просто оружие. Его всегда можно еще сделать, даже лучше, чем раньше. А самое главное – это люди. И твои солдаты после опыта таких боев каждый за десятерых пойдет.

Хорунженков замолчал, когда в лицо ударил резкий порыв ветра, захватив с собой горсть позавчерашних снежинок. Нового снега давно не было, и, несмотря на минус, большинство дорог в районе боевых действий начали раскисать. Легкие и средние броневики еще проедут, а вот тяжелые – разве что по скалистым выходам у самого моря.

– Слышал, – Дроздовский что-то поправил в прицеле пушки, – что наши резервы три дня держат у деревни Амсил?

– С учетом грязи, наверно, только там броневики и смогут показать себя, – поделился недавними мыслями Хорунженков.

– Не скажи, – заспорил Дроздовский. – Ты просто на самих броневиках не ездил, но, если умеешь, то грязь только кажется непроходимой. Главное, в колею не забираться! А если солдаты рядом есть и пара бревен, то можно и в пару ям рискнуть запрыгнуть – помогут, если что, выбраться.

– Думаешь, отвлекают японца? – понимающе усмехнулся Хорунженков.

– Я бы отвлекал. Нет, с одной стороны, все верно – у Амсила хорошее место для атаки, можно всю армию Оямы охватить. Но с другой, если японцы там подготовятся, то механизированный полк за ночь может пройти под сотню километров и ударить уже где ему удобно. Это сила! И ей нужно пользоваться.

– Две минуты до шести, – предупредил командиров поручик Тюрин.

В шесть японцы обычно начинали обстрел, а иногда даже сразу шли в атаку, словно надеясь на какую-то безумную удачу. Впрочем, чем дальше, тем более формальными получались и утренние канонады, и идущие между ними попытки прорыва. Вот только сегодня все было совсем по-другому.

– Смотри, аэростаты! – выдохнул Хорунженков.

– Наши аэростаты! – повторил за ним Дроздовский.

Уже неделю, с самого первого дня, когда враг уничтожил половину русских шаров, их поднимали только в тылу. А тут почти два десятка разом, и все на первой линии.

– Что же нам не сказали? – расстроился Дроздовский. – Мы бы хоть как-то попробовали их прикрыть.

– Хоть как-то не надо, – теперь уже Хорунженков объяснял товарищу, как принято работать во 2-м Сибирском. – Ты же помнишь, у Бильдерлинга шаров оставалось всего шесть. А тут двадцать! Значит, из тыла подтянули еще, от Макарова, а тот с ними, как пить дать, снайперов отправил. Те смогут тихо прикрыть издалека, а мы бы, коли вперед полезли, точно бы нашумели. Еще бы выдали раньше времени. Нет, для каждого свое дело, и это правильно.

Дроздовский кивнул, и дальше они уже молча следили за тем, как русские аэростаты, раскрашенные в грязный серый цвет, поднимаются все выше.

– Удивительно, словно растворились на фоне неба, – присвистнул Хорунженков.

Впрочем, очень быстро ему стало не до веселья. Японцы сначала пустили вперед группы с ракетами – и их действительно встретили снайперы. Однако после этого враг ответил уже всерьез. Свои шары и сотни пушек, часть которых начала покрывать разрывами небеса. Шансы так попасть не очень высоки, но удача была на стороне японцев. Всего за десять минут они поразили два аэростата, потом еще три.

– Да что же это творится! – выругался Дроздовский.

– Война. Тут чистеньким не победить, – настроение у Хорунженкова тоже испортилось.

Еще один русский аэростат засвистел, выпуская воздух и опускаясь на землю.

– Ну, почему наши даже не пытаются ответить⁈ – поручик Тюрин тоже не выдержал. – Они по нам стреляют, а мы только терпим! Зачем?

– Значит, надо… – взял себя в руки Хорунженков. – Если бы тут только старые шары были, все возможно… Но если новые, если 2-й Сибирский подошел, то генерал Макаров просто так людей губить не станет.

– А может? – вспыхнул Дроздовский. – Враг же все это время для своего наступления дороги чистил! И сверху их прекрасно видно!

– На холм! – сразу среагировал Хорунженков и на полной скорости метнулся к наблюдательной позиции, которую они оборудовали на соседней сопке.

Броневики как раз и закапывали, чтобы ударить во фланг японцам, когда те пойдут ее брать. Но сейчас, кажется, им будет не до того. Пять минут бега! Несмотря на желание поскорее все увидеть, ни Хорунженков, ни Дроздовский ни разу не показались в прямой видимости японских позиций. Все обошли под землей, а там, где не получилось – ползком. Грязь не кровь, особенно если кровь своя, ее не сложно отмыть.

– Видишь чего? – Дроздовский закрутил головой.

– Нет, – Хорунженков, хоть и был почти в два раза старше, от него не отставал.

Все те же замершие под утро позиции. Солдаты, орудия – всё спряталось, всё ждет своего часа. И тут до слуха Хорунженкова долетел такой знакомый гул.

– Земля трясется, – выдохнул он.

Больше никто ничего говорил. И оба офицера, и все солдаты на позициях, с которых открывался вид на деревню Сегук – все уставились на запад, и вот из утреннего тумана выскочили первые броневики. Тяжелые машины с усиленной броней ползли в шахматном порядке на расстоянии примерно тридцать метров друг от друга. Дроздовский оказался прав: взлетевшие утром шары передали координаты расчищенных японцами дорог, и стальные гиганты нацелились именно на них.

– Красиво, – выдохнул Тюрин.

– Расстреляют же, – сжал кулаки Дроздовский.

Хорунженков в глубине души был согласен с Михаилом Гордеевичем: слишком много артиллерии было у японцев, слишком быстро и хорошо они могли наводить ее с помощью висящих на высоте шаров. Вот только… С неожиданным свистом из броневиков начали вылетать в воздух ракеты, а потом быстро расползаться во все стороны серыми облаками. Словно зонтик, который всего за пару минут скрыл от японских аэростатов несколько квадратных километров как раз на направлении удара.

Еще пять минут, и серые облака спрятали тяжелые броневики и от наблюдателей на земле.

– И что дальше? – растерянно посмотрел на остальных Тюрин.

– Теперь дойдут до японцев. Точно дойдут, – быстро закивал Дроздовский.

– А те как раз свою артиллерию поближе подтянули, – неожиданно осознал Хорунженков. – Получается, наши шары сразу на две задачи работали! И разведка, и выманивание врага!

Он искренне болел за своих, но в глубине души все-таки жалел, что не может лично принять участие в этой атаке. Увы, за эти дни все стационарные линии связи были давно уничтожены, а передавать им что-то по воздуху, когда сигнал могли перехватить японцы, никто бы не стал… С другой стороны, со своей задачей они справились, а теперь справятся и остальные.

Хорунженков успел разглядеть специальные метки на броневиках – в атаку шел 1-й броневой полк Славского. А уж бывший поручик, первым возглавивший всю технику 2-го Сибирского, точно не подведет. Они же… Просто будут за них молиться. Работайте, братья!

* * *

Снова карта, снова бесконечная череда донесений и приказов, снова бессонные ночи. 26 января 1905 года мы начали большое наступление от деревни Амсил до самого Йончона. Больше пятидесяти километров линии фронта, больше тысячи броневых машин с обеих сторон – все впервые в мире… Впрочем, классика механизированного наступления всегда одна и та же.

Сначала идет подготовка. Работает артиллерия, саперы расчищают будущие пути прохода – все это может занимать от пары часов, как во время Курского сражения, до двух суток, как во время Берлинской операции. В нашем случае обеспечить преимущество в артиллерии мы не могли, но хотя бы пути расчистили и постарались сделать так, чтобы второй этап смог компенсировать слабости первого.

А второй – это прорыв линии обороны. Для этого в бой идет тяжелая техника – не стеной, а растягивая силы врага и под прикрытием. Благодаря самой мощной броне эти машины могут держать удар. А крупные калибры позволяют и самим огрызаться, тем более мы с десяти броневиков сняли башни и поставили не 47-миллиметровые огрызки, а полноценные 76-миллиметровые пушки. Пытались и больше, но с 87 миллиметрами Круппа и тем более с 120 миллиметрами Канэ броневики уже не могли держать отдачу, так что пришлось остановиться.

Еще были мысли про огнеметы – для прорыва очень бы пригодились – но стоило только закинуть удочки, и столько подводных камней вылезло, что я сразу остановился и отложил на будущее. Ничего, следующего врага уже удивим, благо их на наш век точно хватит. Да и с поражением закрытых позиций пока хорошо справлялись штурмовые отряды. Они шли метрах в трехстах позади броневиков прорыва, прикрываясь щитами и поддерживая технику из минометов. Очень хорошая комбинация получилась для средней и ближней дистанции: броня, минометы и гранаты.

В общем, девять рывков под прикрытием дымов и подтянувшейся, пока все заняты, артиллерией, и позиции японцев начали трещать. А значит, вот и третий этап – развитие прорыва. На этот раз вперед пошли уже все средние броневики, причем их задача не вгрызаться в еще отстреливающиеся японские укрепрайоны, а катить дальше. Пока каждая сторона постоянно подводит резервы, можно очень долго перетягивать канат. А, прорываясь в тыл, мы разом лишали их такой возможности.

По плану мы могли задержаться на втором этапе даже на пару дней, но не понадобилось. Японцы оказались просто не готовы к последовательному и грамотному натиску. Да, выбили нам процентов восемьдесят тяжелых машин, но дорогу мы открыли, и к вечеру один за другим полетели доклады. Броневики с пушками громили штабы, линии подвоза, коммуникации; броневики с пехотой подвозили солдат на ключевые позиции вроде мостов или перекрестков, не просто разрушая чужие линии управления боем, а создавая свои.

Если все пойдет и дальше тем же темпом, то завтра перейдем к четвертому этапу – зачистке. Но это задача для резервов из самых свежих полков, а опытные продолжат давление. Прорыв Славского по центру соединится с прорывом Буденного и свежими броневиками Врангеля. Если все получится, то мы загоним в котел около половины японской армии, а другая, собравшаяся отражать нас у деревни Амсил, окажется прижата к побережью.

Но это все завтра…

* * *

Вильгельм II уже почти собрался отходить ко сну, когда к нему со срочным докладом ворвался Альфред фон Шлиффен. Уже старый, с вечно усталым лицом – многие считали, что он не справляется с должностью начальника Генерального штаба, но сам кайзер очень ценил пожилого генерала прежде всего за то, что он умел думать не только о войне, но и об экономике, без которой та просто невозможна.

Полгода назад он как раз представил первые наброски своего «Плана закрывающейся двери» – удар по Франции в обход ее основных линий укреплений, завершение первого этапа войны за 39 дней, а потом разворот на восток против России. Как раз за разом доказывал Шлиффен, при текущем европейском и мировом разделении труда более длительная война в принципе невозможна, и нужно рисковать, ставить все на один удар.

И вот 1904-й год принес кайзеру настоящий подарок судьбы… Россия застряла на востоке, ввязавшись в ненужную ей войну, Англия давно не держала на континенте достаточного количества войск, которые могли бы хоть на что-то повлиять, и в случае неожиданного удара Франция бы оставалась одна против Германии – нужно было просто решиться.

Тем не менее, Вильгельм не стал спешить и оказался полностью прав. Во-первых, война затянулась, закрутив в свой водоворот еще больше сил и денег. Во-вторых, Россия оказалась гораздо сильнее, чем он думал… Чем все вокруг думали! Проиграв на море, она настолько ярко и без шансов разгромила Японию на суше, что выходить на поле боя против такой машины не хотелось никому. Точно не своими руками. А вот ослабить – это да.

Именно поэтому Англия и Северо-Американские Штаты насытили Японию таким количеством орудий и техники, что удивительно, как этот остров не затонул. Самоубийца-император отдал приказ о новой атаке на русских, и весь мир замер в ожидании чуда. Некоторые, особенно после первых статей с японской стороны, даже поверили, что прошлые победы царской армии – это случайность. Но сам кайзер снова ждал, и вот.

– Новости из Кореи, – выдохнул Шлиффен, бросив на стол расшифровку. – Японские корреспонденты молчат, но молодой фон Винклер, что прикреплен к штабу русской армии, сумел договориться, чтобы ему выделили время у телеграфа.

– Главное? – буркнул Вильгельм, уже понимая, что поспать сегодня не получится.

– Русские сделали вид, что собираются атаковать в одном месте, но ночью перекинули броневики и прорвали фронт в другом. Не меньше 80 тысяч японцев отрезаны от тылов и собираются в мешок 2-м Сибирским, пока Бильдерлинг блокирует остальные силы Оямы. Впрочем, японцы сейчас настолько растеряны, что даже будь у них пространство для маневра, вряд ли бы они осилили прорыв и смогли кого-то спасти.

– Сколько русским потребуется времени, чтобы довести дело до конца?

– Недели две, но это Макаров… Он может успеть и быстрее.

– Чего нам ждать?

– От Японии – мира, от Англии и Штатов – войны. Они не стерпят такого провала.

– И что будут делать?

– Много вариантов, но я бы ожидал реакции еще до того, как русские до конца разберутся с японцами. С другой стороны, подтянуть войска и корабли дело не быстрое…

– А если только корабли?

– Тогда… – Шлиффен кивнул, оценивая новый вариант. – Все равно понадобится пара месяцев, да и погода. Январь не очень способствует долгим морским переходам.

Вильгельм замолчал, обдумывая ситуацию. С одной стороны, условия для удара по Франции стали еще благоприятнее, собственно, для этого Шлиффен и пришел. Вот только опять – стоит ли? Не получит ли Германия больше, выждав еще немного? Или вообще… Кайзер задумался о том, что съедало его изнутри с того самого доклада Людендорфа об испытании броневиков в Санкт-Петербурге.

Тогда это была наивная надежда, но с каждым днем она все больше обретала плоть. Новая, на самом деле сильная Россия, которая не будет зависить от мнения Парижа и Лондона. С такой можно будет заключить и честный союз: не игры в интересы, в которых все погрязли со времен смерти Николая Павловича, а две великие державы, которые вместе смогут создать новый мир. Свой мир.

– Если Россия сможет выдержать первый удар, то мы… – Вильгельм понимал, что еще очень многое нужно будет согласовать, но главное решение он уже принял.

Глава 3

Вздыхаю, глядя на горы железа, выросшие рядом с мастерскими и закрывшие половину обзора из окон моего штаба.

Когда мы начинали операцию, во 2-ом Сибирском было триста тридцать броневиков первой и второй линии, еще отдельно сто сорок машин поддержки для подвоза бензина, вывоза подбитой или вставшей техники. И им пришлось поработать чуть ли не больше, чем всем остальным.

Сколько сейчас держит новейший мотор во время больших операций и постоянных сражений, когда времени на полноценное обслуживание просто нет? Триста километров – потом по мелочи то один, то другой узел начинали сыпаться. К счастью, у нас были запасы, что-то в процессе снимали с поврежденных броневиков, но всего за двое суток активных боев количество машин в строю сократилось в два раза.

Грустно, но именно это помогло мне примириться с тем, что японцы, стоило нам надавить, идеально повторили главный маневр, показанный им генералом Куропаткиным в начале этой войны – быстрое и своевременное отступление. Когда мы прорвали центр и левый фланг Корейской дуги, казалось, что все кончено, но Ояма даже не попробовал зацепиться за текущие позиции, не сделал и попытки спасти 1-ю армию Куроки, а сразу начал отход к Сеулу.

В итоге Славскому просто не хватило времени, чтобы закрепиться и перерезать им пути отступления. Японцы двигались компактно, активно использовали разведку, тяжелую артиллерию загрузили на корабли, а легкую взяли для прикрытия. Вот серьезно, если бы я оказался на их месте, сам бы не сумел сделать лучше. Нет – можно было бы пойти наперекор здравому смыслу и бросить все силы на перехват, но… Умылись бы кровью, а главное, показали бы свою слабость.

Три дня – наш максимум механизированного наступления при текущем наполнении броневых и ремонтных рот, и пусть этот предел будет известен только нам самим. В общем, пришлось отпускать остатки японцев, зато, сдержавшись, мы смогли добиться других не менее важных целей. Бросили все силы на завершение охвата 1-й армии Куроки, и теперь каждый день летели десятки радиотелеграмм об очередном отряде, бросившем оружие.

– Восемнадцать тысяч уже сдались… – продолжал свой доклад Лосьев. – Мы оставили в резерве только два бронепоезда, все остальные составы пустили на то, чтобы побыстрее их развезти. Половина на стройки Инкоу – теперь-то получится вернуться к прежним темпам. Половина в Ляоян – надо ускорять развитие местных шахт.

Все остальные кивали, слушая штабиста. Возможно, в начале войны половина из этих же офицеров начали бы спорить, зачем им все это знать. А сейчас каждый прекрасно понимает, что экономика – это кровь войны. Работающие мастерские на передовой, заводы Инкоу и Центральной России – все это основа для оружия и техники, без которой любая победа потребует не умения, а крови. Дикость.

Я обвел взглядом тех, кто помогал мне с ней бороться, кто стал сердцем 2-го Сибирского, без кого мы не стояли бы здесь и сейчас. Степан Сергеевич Шереметев – командир 1-й штурмовой дивизии, именно его солдаты вместе с броневиками брали японские укрепления. Павел Анастасович Мелехов – 2-я дивизия, те, кто первыми принимали удар врага и выматывали его, лишая сил. Платон Львович Афанасьев – бог нашей артиллерии. Все наши бронепоезда, все закопанные в землю орудия – это его вотчина. И пусть нам редко удавалось оказаться впереди врага по количеству пушек, он все равно раз за разом умудрялся прикрывать своих.

Я невольно улыбнулся, глядя на этих людей – герои. Впрочем, тут других и не может быть. Чуть левее отдельной группой стояли командиры наших механизированных соединений. Славский, Буденный, Врангель и держащийся рядом Деникин. Последний, правда, командовал кавалерией, которой все сложнее было найти место на поле боя, но Антон Иванович не подвел. Взял на себя дальние дозоры, а еще спокойно предложил помощь Мелехову, и все запасные кони были отправлены в тыловые службы. Почти как во Вторую Мировую – грузовиков не хватало, и лошади тянули лямку за себя и за того Ваську.

Потом разведка. Старший в этой компании – Глеб Михайлович Ванновский, рядом с ним Корнилов – армейская разведка, Огинский – контрразведка. Тут я невольно вздохнул, вспомнив, как дополняли эту троицу мои японцы, но, увы, Казуэ с Сайго сейчас в Японии и именно там приносят больше всего пользы. Ну да у меня и без них хороших офицеров хватает – взгляд скользнул дальше. Старший по саперам – Галицкий, по воздуху – Кованько.

Следующая группа – нестроевые части. Связисты Городов и Чернов, рядом главный по музыке капельмейстер Доронин, от медицины доктор Слащев и княжна Гагарина… Моя Татьяна! Самая красивая девушка и одновременно очень талантливый организатор, сумевшая воплотить в жизнь все, что я вспомнил по полевой медицине и тому, как ее правильно организовать на переднем краю.

– Господа и дамы, – я тряхнул головой и обвел всех взглядом, – я собрал сегодня вас всех, чтобы рассказать самое главное о том, что нас будет ждать в ближайшее время.

– Вячеслав Григорьевич, простите, опоздали! – в штаб заглянули Хорунженков с Дроздовским.

Эти двое, лишившись связи, на какое-то время потерялись из виду, но бродящие среди солдат Штакельберга легенды о том, как их небольшой отряд срезал атаки японцев, заставляли меня верить, что все это временно.

– Проходите, – я улыбнулся.

– Мы сначала броневики везли на ремонт, потом раненых проверяли, и только потом нас нагнали новости о том, что вы всех собираете, – объяснил опоздание Хорунженков.

– Я тоже подзадержался, – за их спинами показался генерал Кондратенко. – Ваше приглашение я получил вовремя, но сейчас железные дороги из Инкоу сюда просто забиты составами. Пришлось даже пересаживаться и верхом проехаться, чтобы успеть вовремя.

– И вы справились, – я кивнул. – Теперь мы совсем уже в полном составе, и я могу сказать главное.

– Снова переговоры? – подал грустный голос Буденный.

– Войны больше не будет? – это Деникин, тоже без какого-либо энтузиазма.

– Начну сначала, – я усмехнулся. – Час назад у меня была прямая телеграфная связь с Санкт-Петербургом, и Николай Александрович повысил меня в звании…

– До генералиссимуса? – пошутил Огинский.

– Пониже.

– До генерала-фельдмаршала? Вам пойдет корона на эполетах, ваше высокопревосходительство, – в тон всем улыбнулась Гагарина. Ей было неловко, одной девушке среди стольких мужчин, но она хорошо держалась.

– Вы заставляете меня смущаться, что я не сумел оправдать ваши ожидания, – я пошутил в ответ. – К счастью, хотя бы с обращением вы угадали.

– Значит, остаются генералы от инфантерии, кавалерии и артиллерии, – задумался Шереметев. – Вам бы подошло все сразу, но так не положено. Значит, от инфантерии?

– Николай Александрович решил, что новое время диктует новые вызовы, поэтому армия заслужила и новое звание. Перед вами первый броневой генерал Русской императорской армии, – моя улыбка стала еще шире. – Одновременно с этим 2-й Сибирский корпус расширяется до 2-й Сибирской армии, и позвольте поздравить первых генералов, которые попадают мне под руку. Степан Сергеевич, Павел Анастасович, Роман Исидорович.

Мелехов растерялся, а потом даже слезу пустил от неожиданности.

– Не думал… Уже в возрасте же… И академий никаких не кончал…

– Не сомневайтесь, Павел Анастасович, иной раз жизнь учит нас похлеще любых университетов. А будет мир, уверен, вы еще успеете добавить к своему опыту немного теории.

– Просто спасибо, – Шереметев не стал чиниться. Подошел и крепко меня обнял. – Знаю, что в моменты царской милости все вылетает из головы, а вы про нас вспомнили. Можете всегда на меня рассчитывать.

– А я… – Кондратенко потер лоб. – Когда вы говорили, что получите армию и позовете меня к себе – думал, шутите. А вот – прошло два месяца, и все случилось именно так, как вы и обещали. Знаете, я, пожалуй, дам слово, что больше не буду в вас сомневаться.

Я крепко пожал руку каждому генералу, а потом прошелся по остальным повышениям. Сам бы я выдал золотые погоны еще и Ванновскому с Афанасьевым, но Николай хоть и был рад, что мы смогли так быстро остановить тысячи японских броневиков, фотографии которых как раз начали заполонять европейские газеты, но в лучших традициях хороших начальников выделил только половину того, что у него просили.

– И что дальше? – когда все немного успокоились, доктор Слащев вернулся к вопросу, с которого все началось. – Если вы говорили с царем, то точно знаете…

– Япония признает поражение, император выводит войска, детали уже сегодня вечером Витте будет обсуждать прямо в Токио. На этот раз никто не позволит врагу тянуть время. Тем не менее, рассчитывать на мир я бы не стал.

Закончив говорить, я бросил на стол расшифровки вышедших сегодня газет: английские, французские, германские и американские. Очень интересный способ понять, а чем живет каждая из столиц. В части газет попроще еще печатали вчерашние новости об уверенном наступлении Оямы и восхищались фотографиями сотен броневиков. А вот основные издания уже добрались до сенсации и начали активно ее пережевывать.

– Серьезно? Они так пишут? – Буденный выхватил распечатку «Таймс» и потряс возмутившим его заголовком. – Японская атака в Корее сбила русские планы. Уверенный натиск, уверенный отход на готовые позиции. Как стратегия современной войны ставит в тупик русского медведя?.. Неужели кто-то может поверить, что попытка отчаянного навала, из-за которого японцы потеряли половину армии – это победа?

– Верить или нет – это решение каждого, а написать можно что угодно, – я пожал плечами. – Тут важно другое.

– Англия готова признать текущее состояние дел победой Японии, а раз она не проиграла, то и джентльменам лезть на рожон нет смысла, – понял Ванновский.

– Точно, – кивнул я. – Это, конечно, не самый верный способ предсказывать будущее, но сейчас Лондон точно старается увильнуть от необходимости лично лезть в войну с нами.

– Франция и… Германия? – Огинский искренне удивился, увидев, что позиция двух давних соперников совпала. – Эти прямо пишут о нашей победе и о том, как усиление России повлияет на расклад сил в Европе и борьбе за колонии. При этом и те, и другие приветствуют ослабление Англии и Северо-Американских Штатов.

– А сами Штаты пишут… – Огинский замер. – Тут очень много самых разных позиций. И самые безумные обсуждения. От вопросов, что делать их компаниям, когда мы выкинем их из Китая, до того, что нужно бы потребовать от России компенсацию за те финансовые потери, что американские банки понесли и понесут из-за этой войны.

– Я работал в Японии, – напомнил Ванновский, – и могу кое-что добавить. Если на начальном этапе войны большинство кредитов шло из Англии, и все они были обеспечены местной землей, производствами или ресурсами, то потом… Почти все новые кредиты были даны американцами, и после поражения японцев у них просто не будет возможности их отбить. Все ценное уже поделено, а всего остального – даже если выжать из островов все до капли – не хватит и на выплату процентов.

Я кивнул: в мое время оценка японских кредитов была примерно такой же.

– Получается, американские банкиры будут за продолжение войны? Но что они смогут сделать? – удивился Шереметев. – Мы здесь, а они за океаном. Да, Вашингтон недавно захватил Гуам и Филиппины, но у них только 2 броненосца в этой части океана. А уже скоро сюда придет эскадра Рожественского, и это скорее мы сможем диктовать им условия.

Слова моего генерала и князя Шереметева звучали очень разумно и логично, вот только я в отличие от него мог опираться не только на опыт 19 века. Что я знаю точно? Что деньги Америке должны не только японцы, и это поможет втянуть в войну тех, кто может и хотел бы остаться в стороне. Дальше Теодор Рузвельт. В мое время больше знают Франклина, милого дедушку, при котором США справедливо выступили на стороне Советского Союза. Вот только Рузвельт 40-х и кузен его отца из начала 20 века – это два разных человека с совершенно разными интересами.