Текст книги "Японская война 1904. Книга шестая (СИ)"

Автор книги: Антон Емельянов

Соавторы: Сергей Савинов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Японская война 1904. Книга шестая

Глава 1

Маньчжурия, 21 января 1905 года

Колеса мягких четырехосных вагонов новой конструкции стучали по рельсам, и в резком холодном воздухе этот гул разлетался на многие километры. Двое молодых инженеров даже поспорили: глупость ли это или на самом деле чем больше звука уходит вдаль, тем меньше остается рядом, и сон получается более здоровым и глубоким.

В солдатских вагонах такие высокие материи никого не интересовали. Бывшие крестьяне и мещане больше думали о том, что ждет их дальше. Вырванные из привычной жизни, они, конечно, слышали новости о победах русского оружия, но нет-нет, а кто-то задавался вопросом, какой ценой они оплачены. Сколько крови уже пролито, сколько еще будет и, главное, доживет ли вот он, обычный Семен или Сашка, до будущего мира. Ответов не было, и сон из-за этого выходил тревожным и чутким.

Последний вагон в поезде был еще старой конструкции, и кто-то опытный легко бы опознал на нем метки Рязано-Уральской железной дороги, а то и смог бы определить конкретный город – Саратов – откуда его перегнали в Москву, а там и добавили к основному составу. Обычно такое смешение вагонов не мешало старым и новым пассажирам общаться во время долгих остановок на Транссибе, но саратовские гости предпочитали собственную компанию.

– И все же, Петр Аркадьевич, как думаешь, зачем Плеве так срочно отправил нас на восток? – один из двух крепких сорокалетних мужчин оторвался от бумаг и посмотрел на второго.

– Дмитрий Борисович, мы ведь уже обсуждали…

– И все же! Меня из Одессы, тебя из Саратова.

– А чем это отличается от того, как меня в прошлом году выдернули из Ковно? Плеве и в тот раз, и в этот сказал примерно одно и то же. Меня ваши личные обстоятельства не интересуют, теперь вы нужны Родине именно в Маньчжурии.

– Ну хватит темнить! Я понимаю, что у тебя в Саратове были непростые времена: самые малые крестьянские уделы во всей империи, постоянные бунты… И отмечу, что моя сестра и твоя жена совсем не одобряет того, как ты с ними разбирался. Выходить к крестьянам и лоб в лоб с ними разговаривать – это могло плохо кончиться.

– Нельзя мне было бояться! Да и люди… Да, они выгоняли помещиков пару раз, но даже пальцем никого не тронули. Грань большой крови была близко, но… Ее пока не перешли, и я точно не собирался быть первым, кто это сделает.

– А вот прадед твоей жены…

– И твой.

– Так вот наш общий прадед, Александр Васильевич Суворов, не боялся пролить кровь ради дела. Хоть на войне, хоть во время бунта – потому что власть, которая теряет силу, приводит к еще большим жертвам.

– Я же не спорю. И поверь, если нужно будет, стану вешать бунтовщиков вдоль дорог. Рука не дрогнет.

– И поэтому мы едем?..

– Да нет! Плеве хочет использовать мои идеи по крестьянству. То, что мы не могли себе позволить сделать в Саратове – ты же знаешь, как все держатся за идею общины. Хоть консерваторы, хоть революционеры – все ее холят и лелеют. А я считаю, что крестьяне должны получать не общую землю, а личную! Не куски, разбросанные на километры друг от друга, на которые даже технику не загонишь! Не подачки, за которыми никто не следит, потому что в любой момент их могут передать кому-то другому, а свое! И в Маньчжурии, которая скоро станет нашей, мы сразу сможем сделать все правильно. А когда все увидят разницу, то там, глядишь, и в самой России следующему министру внутренних дел станет проще довести наше с Плеве дело до конца.

– Петр Аркадьевич – губернатор Маньчжурии, самого свободного края Российской империи. А что, звучит!

– Дмитрий Борисович – градоначальник порта Дальнего, который сделает его новой Одессой Востока…

– Тоже ничего. И думаешь, мы справимся?

– Мы – да. Но будет непросто.

– Будут мешать? В Маньчжурии ведь сейчас великий князь Сергей Александрович, Витте, куча армейских и флотских… Наместник Алексеев тоже будет не рад, когда мы привезем бумаги, отправляющие его на пенсию.

– Меня больше волнует местный герой, Макаров.

– А разве он не похож на тебя? Любит технические новинки, дает свободу тем, кто с ним работает. Мне, наоборот, кажется, что именно в нем ты найдешь союзника.

– Кажется… Ты разве не видишь, что он делает? Все свое! Продукты – местные, армии – пусть пока и добровольные части – из местных, оружие – тоже сам. Или взять Инкоу, что ему выделил царь – он ворочает там миллионами и не платит с них ни рубля налогов. В общем, поверь мне, второе Княжество Финляндское – это последнее, что мне хотелось бы получить из Маньчжурии.

– Это точно, финнов ты терпеть не можешь.

– К финнам я нормально отношусь. Мне не нравится, что они ставят свой угол выше всей России. Или ты забыл их вольности? Никакой службы в армии, никаких налогов! Разве это нормально для народа, что тянет и тянет ресурсы из империи⁈ Мы подарили Финляндии первые в их истории сто лет свободы и мира! А они? Они урезают в правах тех, кто говорит по-русски! Нет, пусть до финского сейма мне пока не добраться, но вот здесь я такого не потерплю. Маньчжурия станет такой же частью России, что и все остальные, и никакие герои меня не остановят…

Неожиданно поезд начал замедляться, хотя до ближайшей станции было еще не меньше часа.

– Петр Аркадьевич… – в купе заглянул старший команды землемеров, что ехали в том же вагоне. – Там казаки. Разъезд генерала Макарова, приказывает нам отправляться на запасные пути.

– И с чего бы мы должны их слушать?

– Война! Японцы снова напали, и Макаров гонит эшелоны с припасами на юг. Нам обещают окно через два часа, но пока нужно подождать.

– Что ж… – мужчина сжал свои огромные кулаки. – Если война, то мы подождем. Пока…

Петр Аркадьевич Столыпин разжал ладони и, словно ничего не случилось, снова погрузился в чтение взятых с собой документов.

Йончон, 21 января 1905 года

Семен Михайлович Буденный вывел 3-й броневой полк к Йончону с опозданием в 6 часов.

– Потери на переходе? – уточнил он у приданного ему от штаба корпуса Ганса Брюммера.

– Четыре перегрева двигателя… – начал тот.

– Зимой? Перегрев? – нахмурился Буденный.

– Переход долгий, качество моторов разное, – штабист только руками развел. – Да и топливо! Наши интенданты землю роют, проверяя качество каждой поставки, но за всем не уследишь.

– Номера партий записать, по возвращении передать Огинскому. Пусть вздернет, если кто только посмел руку нагреть! – Семен немного успокоился. – Дальше.

– Две трансмиссии разлетелись из-за качества стали. По предварительной оценке, не выжгли какие-то примеси, и…

– Дальше.

– Шесть обрывов приводных цепей, один треснувший вал. У новых бензиновых еще двенадцать засорившихся карбюраторов.

– Все?

– Разведка неправильно посчитала уклон дороги на пути 7-го и 12-го отделений, они застряли. Не хватило крутящего момента, просто чтобы забраться в гору. А офицеры вовремя не заметили, и броневики по пузо закопались в землю.

Семену захотелось выругаться: восемнадцать машин в минусе всего за сутки, а они еще даже сражаться не начали. Хорошо, что они это учитывали. Вячеслав Григорьевич с самого начала взял на контроль, и у Буденного в батальонах еще третьи боевые роты были не до конца сформированы, а ремонтно-саперные уже получили полный штат и чуть ли не первыми начали боевое слаживание.

И вот – не зря! Именно благодаря этой предусмотрительности уже завтра потерянные машины снова будут в строю. Отставшие догонят, сломавшихся подтащат специальные тягачи и приведут в порядок.

Так что нечего волноваться. Главное, Буденный точно знал, на что может рассчитывать, и пусть у врага было численное превосходство, он не сомневался, что может победить. Вперед тем временем выдвинулась 1-я рота. Несмотря на красивый номер, в ней были самые старые машины, собранные еще до Квантуна. Медленные, они тем не менее могли создать иллюзию главного удара, особенно с учетом присоединившегося к 3-му Броневому музыкантов.

Вообще, капельмейстер Доронин должен был держаться со 2-й дивизией Мелехова, но тут лично попросился в атаку, и Буденный не стал отказывать. На броню закинули весь их скарб: барабаны, трубы, кларнеты, литавры и даже один фагот. Сам же капельмейстер Доронин со своими музыкантами пошел с обычной пехотой. Их, конечно, не нагружали ничем лишним, но и так марш-бросок почти на семьдесят километров мог вымотать любого. Однако Доронин и его люди справились – более того, как пришло время, ни секунды не теряя, тут же пошли вперед.

Кто-то скажет – ну что такого в этой музыке? И зря! Идти в атаку в тишине и когда в такт твоему сердцу бьют барабаны, а вместе с дыханием вылетают слова песни – это огромная разница. Небольшой отряд, встретивший японцев огнем на дальней дистанции, словно вырос в размерах в несколько раз. И враг не удержался. Вместо того, чтобы откатиться, встретив неизвестные силы противника, как сделал бы сам Семен, японцы полезли вперед.

– Дуром прут, – поморщился Брюммер.

– Наши успели им крови попить, – просчитал ситуацию Буденный. – К ним основные силы подошли, думали, добьют теперь, а тут мы. Обида – страшное дело.

– Сдюжим?

– Сдюжим, – Семен уже мысленно представил развитие боя на несколько ходов вперед. – Разве не видишь, они машины получили, даже стрелять из них научились, но… Просто берут и кидают их в лоб. А броневики – они ведь не сильно от кавалерии отличаются. Иногда можно грудью на врага, но чаще – лучше в обход.

В этот самый момент приданный полку капитан Городов поймал сообщение от 2-й и 3-й рот.

– Они вышли на позицию.

– Как помехи? – Буденный хотел убедиться, что в последний момент его точно не лишат связи.

– Давят! Но у нас усилители, а тут расстояние меньше пяти километров. Хрен японцы что нам сделают!

– Хорошо. Ждем, – Семен запрыгнул на головной броневик из личного резерва и махнул мехводу, чтобы тот подъехал поближе, а сам вытащил бинокль и начал оглядывать поле боя.

Остатки 4-й стрелковой дивизии Шатилова при поддержке разведчиков окопались на самой окраине Йончона, вся остальная часть деревни просто перестала существовать. Остатки домов – руины. Бывшие минные поля – перекопанная земля да грязные лужи, где смешались в единое целое растаявший снег и грязный черный пепел. А напротив уже снова шумели двигателями и ползли вперед японские броневики и догоняющая их пехота.

Два километра до 1-й роты Буденного – японские пулеметы попробовали открыть ответный огонь. Кто-то на ходу, кто-то остановился, чтобы повысить свои шансы…

– Командования на местах просто нет, – оценил японцев Брюммер. – Каждый экипаж сам по себе. Мы хотя бы на уровне рот еще можем держать связь, а они… Просто отправили броневики вперед, и дальше, мол, сами разберутся.

– У конницы такое тоже бывало, – Буденный невольно вспомнил рассказы о прошлых войнах. – Вот только в свободном поиске все зависит от выучки экипажей, от мастерства и опыта командиров. А у них всего этого просто нет. Некому было учить, негде было набивать свои шишки.

Словно подтверждая его слова, у японцев уже минуту не получалось взять верный прицел. И ладно только у тех, кто стрелял на ходу, но и девять из десяти остановившихся броневиков тоже не могли правильно навести пулеметы, разряжая сотни патронов в серое небо. А одна машина и вовсе… Начала съезжать на очередном склоне, а потом, взревев двигателем, резко ушла в сторону, развернувшись почти на сто восемьдесят градусов.

– Они что, потерялись? – Брюммер тоже их заметил. – Неужели сейчас…

Штабист до последнего не верил, что такое возможно, а вот Буденный, который и сам не сразу привык к узким щелям-окнам, был совсем не удивлен. В бою и так видно немного, а внутри броневика мир и вовсе сжимается до узкой полоски на стыке земли и неба. Его собственные новички сожгли не один десяток моторов, прежде чем научились чувствовать свои машины. А японцам такой возможности явно недодали. Мол, неужели и так не справятся.

И они справились… По-своему. Потерявшийся броневик так и не сумел понять, что развернулся, разогнал мотор и на всей скорости рванул «догонять своих». А там идущая для прикрытия техники японская пехота. И вот еще один шанс: остановиться, осознать, подумать… Но командир этой машины уже совсем не соображал. Приказ, оба пулемета застучали, поливая пулями своих же, а потом стальная махина еще и врезалась в тех, кто не разбежался. Только после этого до сидящих внутри японцев что-то дошло: броневик остановился, из люка показалось растерянное молодое лицо, а потом… Пистолет к виску и выстрел – впрочем, а что еще оставалось офицеру, не забывшему, что такое честь?

– Семен Михайлович, у 1-й роты проблемы с пробитиями… – связисты обратили внимание, что после первых удачных попаданий японские броневики стали куда лучше держать удар.

– Живучее, значит, стали, но идут медленнее, чем те, кого мы уже выбили, – сразу приметил разницу Буденный. – Похоже, японцы еще перед боем на часть машин повесили двойной слой брони. Благо с вышедших из строя машин ее можно было снять сколько угодно.

– И что делать будем? – молодой адъютант, приставленный к одному из героев этой войны, был готов бежать передавать любой приказ, но не потребовалось.

– Стрелять, – Буденный ни капли не смутился.

– А как же?..

– Просто ждите, – Брюммер мог бы рявкнуть на суетливого офицера, но вместо этого лишь понимающе улыбнулся. Все верно, они пришли сюда побеждать и учиться… Чтобы в русской армии появились знающие офицеры не только для этой войны, но и для следующей. В том, что до нее обязательно дойдет, молодой штабист ни капли не сомневался.

А тем временем японские броневики один за другим начали замирать.

– Ничего не понимаю, – растерянно потер лоб адъютант. – Снаряды же их не пробивают, а они берут и встают. Как такое возможно?

– За все нужно платить, – Брюммер на мгновение прикрыл глаза. – Японцы решили ставить больше брони – очень разумно. Но заклепки у них тут только стандартной длины – объективный факт. Они решили, что это принципиально ничего не изменит, и, скажу честно, я сам когда-то так думал. Но генерал Макаров гонял нас всех на полигоны, заставлял изучать все нюансы техники, на которой мы будем работать. И знаете, что мы все поняли?

– Короткие заклепки? Их вырывает! – догадался адъютант, и Брюммер кивнул, довольный его сообразительностью.

– Причем массово! Один близкий взрыв, второй, третий – и обычные-то начинают стрелять, а короткие просто устроят внутри машины камеру смерти.

Адъютант представил, что творится под сталью замерших посреди поля броневиков, и резко побледнел. А вот остальные не отвлекались. Буденный выждал, пока японские машины как можно дальше оторвутся от пехоты, а потом отдал приказ, чтобы 2-я и 3-я роты начинали движение. И это было страшно. Страшно в кажущейся наивности попытки остановить такую армаду.

Даже после всех потерь японских броневиков было еще очень много, а выехавшие из балки две роты «Артуров» казались такими несерьезными на их фоне. Да и не только на их! Так-то ширина поля боя выходила почти пять километров: считай, Ватерлоо, где в свое время сошлись под двести тысяч с обеих сторон. А тут только их полк должен справиться! Буденный сжал кулаки. И они смогут – не зря ситуацию-то создавали прямо под себя!

– Ползут словно в тире, – шептал Брюммер.

Упреждение, огонь – прямой наводкой! Сам Буденный мысленно повторял команды, которые не раз отрабатывал на учениях. И еще раз! Прямой наводкой! Ни одного снаряда мимо! 47-миллиметровые болванки врезались в стандартные шесть миллиметров боковой брони, где даже ребер жесткости было всего ничего – и, естественно, ничто не могло их остановить. Машина за машиной замирали, словно влетев в стену. Где-то снаряды задевали чужой боеприпас, и такие броневики вспыхивали черными факелами. Первый десяток, второй, третий…

Чужая армия таяла на глазах, но продолжала ползти вперед. Броневики, пехота – какие-то солдаты залезали в машины с неповрежденными орудиями и пытались поддерживать своих с помощью пулеметов. На таких приходилось тратить по второму снаряду. Еще и еще! Буденный опять задумался, что сам в такой ситуации давно отвел бы войска назад, потому что даже победа после столь катастрофических потерь была бы равна поражению. Но японский генерал, словно тот потерявшийся броневик, пер вперед, не обращая внимания на подобные мелочи.

– Эффективность огня упала на тридцать процентов, – доложил Брюммер.

Буденный бросил взгляд на часы. Уже полчаса пролетело – как же незаметно, но все верно. Пушки не могут стрелять бесконечно: перегревается ствол, клинит затворы. Десять броневиков уже лишились орудий и даже без участия врага вынужденно отползали в тыл, а чем дальше, тем больше будет подобных потерь.

– Мы можем отойти и потом ударить еще раз, – предложил Брюммер, слушая новые доклады от воздушной разведки.

– Держимся, – Буденный пока не собирался отступать.

В отличие от штабиста он следил еще и за боевым духом врага. В самом начале он дал пехоте отстать от броневиков, и теперь та, видя поражение своих машин, невольно медлила. Будь они рядом, то эти же солдаты уже рванули бы вперед, а так… Терялись, дрожали и, главное, в глубине души не верили, что могут победить. И если он, Буденный, сейчас отступит, приняв это бесконечно верное и разумное решение, то этим же он подарит врагу веру в себя. То самое главное, чего японцам сейчас так не хватало.

Еще десять минут боя.

– Отвести броневики на вторую линию, – вот теперь можно было отдать этот приказ.

Враг подобрался слишком близко да еще и пристрелялся по ним. Несмотря на общее решение продолжать бой, с этим нужно было что-то делать. А учитывая выучку экипажей, смена позиций – это то, что доктор прописал. Позволит выиграть расстояние, даст так необходимые мгновения, чтобы стволы пушек хоть немного остыли, ну и подарит несколько минут, когда наши уже пристреляются, а враг еще будет судорожно подбирать дистанцию и возвышение ствола.

Первое отступление, второе – на поле боя начали замирать первые подбитые русские броневики. Еще и пехота японцев все-таки подтянулась, начав поддерживать своих огнем из винтовок, горных пушек, а при удаче и гранатами.

– Что говорит разведка? – Буденный не показывал, но внутри него все ходило волнами от тревоги. Хорошо, что с утра не хватило времени поесть, а то бы стошнило… Такая битва, такая ответственность. И на этот раз рядом никого нет, все зависит только от него!

– Уже около батальона скопилось на первой линии. Все за укрытиями, чтобы броневики не достали. Может, пора? – спросил Брюммер.

– Пора, – согласился Семен и стукнул по плечу командира своего броневика.

Пришло время вводить в бой последние резервы. Двенадцать машин, заревев моторами, отправились в обход. Двадцать семь минут, чтобы выйти на позицию. Сквозь треск помех долетело подтверждение из штаба, что их сигнал получен, а потом поле и сам воздух вокруг закопавшихся в землю японцев взорвались. Прячась от броневиков, они толпами забились в таких очевидно безопасных складках местности. В каждой балке, в каждом овраге колыхалось живое море, ожидая приказа наконец-то рвануть вперед.

Вот только они не успели. Приданная 3-му броневому полку русская пехота уже давно навела на них минометы. Ровно восемьдесят стволов, по двадцать сорокакилограммовых снарядов на каждый. Приказ. И поле к югу от Йончона превратилось в ад, а в этот ад ворвались последние двенадцать машин Буденного.

Возможно, это было и не нужно, но Семен вел своих вперед, рассекая позиции японцев и прикрывая свои застрявшие и потерявшие ход экипажи. Одновременно с этим сидевшие в самой деревне части полковника Шатилова взорвались криками и тоже пошли в атаку. Всего пара тысяч человек из целой дивизии. Все, кто мог стоять на ногах! Они кричали, они сжимали побелевшими пальцами винтовки и шли вперед.

Токио, район Тиёда, 21 января 1905 года

Император Мацухито стоял у окна, смотрел на внутренний двор бывшего замка Эдо и невольно думал, а к чему он привел Японию.

Когда его советники и друзья предлагали принять помощь Британии и Северо-Американских Штатов все было таким очевидным. Русские показали оружие нового века, они же в ответ создали его в разы больше и уже тем вырвались вперед. Более того, Мацухито не стал полагаться полностью на чужие слова и планы, добавив к ним свою решительность. Миллионы иен и самые нескромные обещания – император сделал все, чтобы увеличить шансы своих генералов.

Именно благодаря его энергии все получилось так быстро. Сотни кораблей из самых разных уголков мира потянулись к берегам Японии, чтобы привезти все необходимое. Не только целые машины, но и узлы, из которых их можно было собирать. Он дал своим людям возможность не просто использовать чужую силу, а сделать ее своей. Они учились строить броневики, улучшать… Если бы им дали время, то они смогли бы обогнать в понимании и мощи этих машин весь мир! Но времени не было, а проблемы вылезали как побеги бамбука после дождя.

Ломались моторы, сбоили пушки, не хватало топлива, а главное, люди… Его подданные, которые должны были умереть, но не подвести своего императора, оказались просто не готовы к тому, чтобы обернуться единым целым с громыхающими стальными монстрами. Две трети! Две трети команд, что должны были стать экипажами первых броневиков, пришлось в итоге отчислять и набирать новые. Но даже так они собрали Великую Армаду – тысяча четыреста броневиков, которые уже переправлены на континент. Много? Еще недавно Мацухито считал именно так. А когда представлял, что они будут довозить по двести машин каждую неделю, то последние сомнения исчезали как дым.

Увы, перед наступлением, когда он ждал сладких вестей о формировании очередных броневых рот, ему прислали отчет о том, что их на самом деле стало меньше. Кажется, невероятно: они привезли двести броневиков, а рот стало меньше. Еще до боя! На эти деньги можно было бы купить пару крейсеров, ну или десяток миноносцев, а они сгорели без всякой пользы просто по пути к полю боя. И ладно бы все это окупилось. Но сражение началось, а эти ломучие броневики даже при поддержке артиллерии и воздушной разведки совершенно ничего не могли сделать.

Русские машины могли – император вспомнил доклады о раздражающем отряде, работавшем против их основных сил. Он вылетал там, где его не ждали, расстреливал боезапас и уходил. Словно дикая собака, которая рвет врага на куски и не дает себя коснуться. Маршал Ояма уверял, что все это не будет иметь смысла, когда 1-я армия Куроки и броневая дивизия Хасэгавы обойдут русские позиции. И император поверил.

Решил, что вот она сила машин, которые вогнали Японию в долги на десятки лет вперед. Они могут маневрировать, они могут атаковать врага там, где им это удобно, и… Сегодня пришел доклад, что Хасэгаву встретили. И остановили! Сначала обычная пехотная дивизия, а потом уже и русские машины. Макаров, демоны его дери, сумел перебросить броневой полк на сотню километров и, более того, разбить в четыре раза превосходящие его силы.

Как? Почему? Генералы не могли ничего ответить и отводили взгляды. А Мацухито все чаще вспоминал слова молодого Иноуэ, записанные во время допроса и которые он перечитывал последние несколько вечеров. Мы повторяем за русскими один ход, но они знают их тысячи… Они не рождены для войны, но война, словно любовница, раз за разом привечает их, прижимая к груди и отталкивая тех, кто на самом деле должен быть рядом.

– Ненавижу! – выдохнул император вслух, а потом, словно ничего не случилось, повернулся к стоящему у двери офицеру из ставки Оямы. – Так что мы будем делать дальше?

– Маршал предлагает воспользоваться тактикой русских. До этого они держали наш удар, чтобы нанести свой в ответ и рассечь нашу армию на части. Теперь это сделаем мы! Русские идут вперед, но у нас достаточно пушек. За нами воздух! Мы выстоим, а тем временем в тылу будут сформированы новые броневые части. Это битва еще не окончена.

Император благосклонно кивнул, поддерживая энтузиазм офицера. Про себя же он опять вспоминал Иноуэ, который опять же оказался прав. Они повторяли, они снова будут повторять, в очередной раз оставляя русских на шаг впереди! Можно ли так в принципе победить?.. Мацухито махнул пальцами, отпуская офицера, а сам задумался. Позвать этого Иноуэ и поговорить с ним лично? Или же пригласить Клода Макдональда? Тот ведь тоже говорил, что русские могут вывернуться, и что Британия все равно не оставит своего союзника. Что же выбрать…