Текст книги "Пылающая полночь"

Автор книги: Антон Демченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Очередной узкий проход меж двух куч щебня и обломков камней, когда-то бывших домами, позволил мне скрыться из виду преследующих меня тварей. Всего пять-десять секунд, но мне и этого хватит.

Недолго думая я взлетел вверх на осыпающуюся кручу, огляделся по сторонам и, нашарив в подсумке нужный фиал, скривившись, сделал глоток. Первый флакон, второй… третий я опрокинул в глотку, когда внизу уже раздалось негромкое рычание и цокот многочисленных когтей по древней брусчатке. По спине прошел мороз от накатывающего омерзения и страха, сопровождающего ночных кошаков на охоте. Справившись с эмоциями, я поднял арбалет и изготовился к стрельбе. Сейчас!

Алые пятна, какими из-за очков виделись мне преследующие твари, волной выметнулись из-за поворота, чтобы тут же нарваться на выстрел «ледянки». Понятное дело, что это их не остановит, но хотя бы притормозит, дав мне столь необходимые секунды. И ведь получилось! Красные пятна резко сбавили в свечении и почти замерли на месте, когда в их гуще взорвался керамический шарик ледяной бомбы – наконечника болта. В темноте не разглядеть подробностей, даже в таких очках, как у меня, но в этот момент «ледянка», затормозившая тварей и покрывшая изморозью круг диаметром в добрых двадцать шагов, словно осветила его синим светом, позволяя увидеть даже самые мелкие камушки под ногами примороженных искаженных. Красиво, но… честное слово, мне сейчас не до того. Взрыв холода не удержит тварей надолго, а значит, нужно поторопиться!

Укрепленный специально ради таких случаев арбалет натужно скрипел от моих движений, ставших под влиянием эликсиров деда слишком быстрыми и резкими, но справлялся со своей работой. Освященные в Ленбургском Доме болты с жалами из хладного железа один за другим врезались в тела тварей и взрывались, вырывая из них огромные куски. Одного такого выстрела хватало, чтобы уложить искаженного на месте. Да, это не жвальни, похлипче будут!

Уродливые, костлявые тела тварей разлетались, да так, что за поворотом, среди пока еще живых преследователей, уже началась натуральная свара за добычу.

Мне пришлось трижды использовать «ледянки», прежде чем внизу затихло последнее движение и смолк утробный мявк тварей. Спускаться туда не было никакого желания. Смрад, поднимавшийся от растерзанных болтами и клыками сородичей тел, только что наизнанку не выворачивал. Куда там бойне черных кабанов на поляне!

А ведь спускаться все равно придется. Во-первых, потому что иного пути отсюда нет, а во-вторых… нужно глянуть, может быть, среди этого месива найдутся целые трофеи, пригодные для продажи. На хвосты ночных кошаков, конечно, рассчитывать не приходится, но вот языки и глаза… и надо бы проверить эту возможность поскорее, пока к месту побоища не начали подходить другие обитатели руин. А в том, что такие найдутся, я не сомневался. Здешние твари – существа умные и на звуки боя ни за что не выйдут, но вот после… в общем, стоит поторопиться.

Маску на лицо, перчатки на руки – и вперед. Осторожно ступая по залитым кровью камням и мысленно прикидывая, в какую сумму выльется мне покупка у деда еще одного флакона очищающего эликсира взамен того, что я израсходую на чистку обуви, я добрался до наибольшего скопления тел. Как и ожидалось, рассчитывать на хвосты здесь не приходилось. От них одни клочки остались, за что стоит «поблагодарить» самих ночных кошаков, бешено терзавших своих собственных павших сородичей. Зато глаза и языки в большинстве своем остались целы, а значит, флакон в одну руку, засапожник в другую – и за работу.

Конечно, два десятка глаз и десяток языков – это несколько больше того, что заказал мне ленбургский зельевар, но в данном случае я предпочитаю принцип: лучше больше, чем меньше. Да и не думаю, что заказчик сильно расстроится из-за такого перебора. А если удастся раскидать трофеи в розницу, мм… внакладе я точно не останусь. Нужно только по возвращении не забыть разложить кошачьи глазки попарно по разным флаконам, чтобы не выуживать их из одной емкости при продаже. Иначе накроется моя идея розничной торговли медным тазом.

Смахнув тыльной стороной ладони выступивший на лбу пот, я перевернул очередную тушу ночного кошака и, порадовавшись уцелевшему хвосту, привычными движениями принялся извлекать из твари свои трофеи. Распотрошу еще парочку, и можно уходить. Точнее, нужно. Хотя и жаль оставлять такое количество добычи на поживу здешним тварям, но… как любит повторять сосед: «Жадность фраера сгубила». Не знаю, кто такой тот «фраер», но замечание жизненное. Сколько нашего брата-ходока полегло в Пустошах только из-за того, что кому-то было жаль расставаться с добычей? Несчитано!

Окинув напоследок взглядом поле боя, я покачал головой. Да, Граммона здесь полоскало бы долго и мощно. Я закупорил металлический флакон, набитый извлеченными у кошаков глазами, и бросил его в изолирующий мешок, где уже лежали вырезанные языки тварей и единственный уцелевший хвост – кусок мяса, больше похожий на хвост ящерицы… или дракона, увенчанный костяным жалом. Ну, для дракона он, конечно, маловат, но пара килограммов веса в нем имеется.

Взвесив в руке заполненный мешок, я вздохнул и бросил его в холщовую сумку, а ту закинул себе за спину и пристегнул ее специальным тренчиком к поясу, чтобы не болталась. Осталось только скинуть пришедшие в полную негодность перчатки, пройтись очищающим эликсиром по обуви, избавляясь от отвратительно воняющей крови тварей на ней, и ходу отсюда!

До нужного мне входа в подвалы огромного здания, когда-то занимавшего чуть ли не половину квартала, я добрался без приключений, но уставшим. Покосившись на черный, полузаваленный обломками камней провал арочного входа в подвал с ведущими к нему выщербленными ступенями, я вздохнул.

– Слева от входа обвалившаяся стена, за ней пустая площадка.

– Спасибо, сосед, – откликнулся я. – А там безопасно?

– Я откуда знаю? – удивленно фыркнул тот. – Нечисти там точно нет, но может ли она служить укрытием? Этот вопрос тебе придется прояснить самому.

Ну что ж, проясним. Я подошел к обваленной, покрытой широкими трещинами стене и, устало поведя плечами, начал подъем.

Площадка оказалась открытым всем ветрам вторым этажом, от стен которого уцелел лишь один из углов, да и то высота необвалившихся кусков стены здесь не превышала человеческого роста. Да и хрен с ним. В конце концов, я тут не лагерь разбивать собрался, а пару часов можно отдохнуть и в таких условиях.

Отряхнув ладони, уже начинающие зудеть от пыли, я расстелил на каменном полу свой плащ и, усевшись на него, привалился спиной к уцелевшему куску стены.

– Последишь за обстановкой? – попросил я духа.

– Куда же я денусь, – со смешком ответил тот. – Отдыхай. Перед рассветом я тебя подниму.

– Много. Мне пары часов хватит, – возразил я, на что дух только хмыкнул.

– Тебе еще по подвалам чер… хрен знает сколько ползать. В общем, спи давай, трудоголик, – вовремя поправившись, произнес дух, уже наученный обычаям ходоков и их суевериям. А уж запрет поминать нечистого в Пустошах даже суеверием назвать нельзя. Это ж надо быть совсем без головы, чтобы упоминать такую гадость в его же вотчине! Вот и дух потихоньку привыкает к этому правилу. Не всегда получается, но хотя бы обрывать подобные фразочки он уже научился, и то хлеб.

Лето летом, а ночью в Пустошах довольно прохладно и ветрено… Но место для отдыха, предложенное соседом, оказалось неплохо прикрыто от порывов ветра стоящей рядом одинокой, но высокой стеной, очевидно остатками бывшего флигеля. Так что, хоть я и не могу сказать, что во время сна мне было тепло, как под любимым одеялом, но и от холода я не задубел. Правда, это не отменяло того, что, проснувшись, я первым делом принялся за привычную по ленбургскому постоялому двору гимнастику. Все как дома…

Сполоснув лицо парой горстей воды из фляги и наконец окончательно проснувшись, я спустился с приютившей меня на остаток ночи площадки и, убедившись с помощью соседа в отсутствии поблизости искаженных тварей, подошел к провалу, ведущему в подвальные помещения.

Затянув кожаные ремешки, удерживающие очки, я пристегнул к куртке глубокий капюшон, призванный защитить мою голову и шею от возможных атак сверху, и осторожно шагнул в темноту… которая для меня таковой не являлась. Спасибо дедовым очкам.

Передвигаться по подвалу пришлось с осторожностью, стараясь не споткнуться и не загромыхать ржавым железом, прогнившими досками от бочек или еще каким мусором, в изобилии валяющимся на полу.

Первого паука я обнаружил спустя полчаса блужданий по верхнему уровню подвала. Очередная «ледянка» моментально отправила тварь в небытие, и моя сумка пополнилась первыми трофеями. Ядовитые железы в один мешок, лапы в другой, собранную со стены паутину в третий. Заморачиваться сейчас с ее очисткой я не стал. Времени нет да и смысла. Даже когда клей на ней оттает, он все равно не вернет своих клейких свойств, так зачем мучиться?

Хорошая все же вещь эта самая «черная благодать»! Без нее, боюсь, наши с Пиром приключения закончились бы еще у бредней, а нет – так и после ухода с места покушения на бароньего сына у нас было вполне достаточно удобных моментов, чтобы сыграть в ящик. А вот поди ж ты! Все еще живы и коптим небо. Да и по подвалам бродить, зная, что обитающие здесь твари не могут учуять моего местонахождения, куда приятнее. А существ, подобных ночным кошакам, сохранившим после искажения природный нюх, здесь нет, что тоже не может не радовать.

В общем, охота на пауков оказалась достаточно рутинным занятием. И даже присутствующие кое-где ловушки, которые сосед называет странным словом «аномалия», не разнообразили наш с ним досуг. Еще бы! Даже несмотря на довольно значительное ослабление возможностей духа в подземельях, да еще и в центре черного пятна, он чует ловушки, как и тварей, задолго до того, как они оказываются в поле нашего зрения. Так что единственная сложность в том, что некоторые из а-нома-лий полностью перекрывают единственный проход на пути моего движения. Но и здесь ничего особо неприятного… хотя, конечно, серебряных монет жаль. Они при попадании в ловушку не только ее разряжают, но и сами испаряются… или взрываются… или просто исчезают без следа. Хорошо еще, что подобные мешающие проходу аномалии встречаются здесь не так часто, иначе я рисковал бы разориться. И так уже потратил на них пять серебряных монет, и это не считая той, с помощью которой я демонстрировал Пиру всю опасность беспечного поведения в новорожденном черном пятне.

Как бы то ни было, к вечеру я выбрался из подвала, довольный выполнением основного заказа и нагруженный трофеями, как тот ослик. Холщовая сумка за спиной раздулась и изрядно потяжелела, и если бы только она! Из-за количества добычи пришлось обвешиваться изолирующими мешками, словно идущий на ярмарку безлошадный крестьянин. Ну да ничего, доберусь до Граммона – и избавлюсь как минимум от двух третей веса.

Кажется, Пир научился читать мои мысли. Иначе с чего бы еще при нашей встрече у него так вытянулось лицо от одного взгляда на мою ношу? Интересно, он что, думал, я шутил, когда назначал его помощником и носильщиком?

Глава 5

«Ритуал Трех Вздохов» – именно так однажды один язвительный дух назвал мое возвращение в Ленбург из Пустошей. И ведь не поспоришь. Хотя до его замечания я ни разу не обращал внимания на подобные мелочи, но, потрудившись вспомнить свои прежние возвращения из выходов, вынужден был согласиться с его словами.

Первый облегченный Вздох вырвался из моей груди, когда мы с наряженным для конспирации в маску и мои очки Пиром миновали ворота Ленбурга. Ну а как тут не расслабиться? Пустоши позади, и мы наконец в полной безопасности. По крайней мере, в городе не грозит неожиданное нападение тварей, а шаг за угол приведет не в какую-нибудь аномалию, а максимум в подворотню… Правда, там, особенно поздним вечером, тоже может поджидать опасность, но сравнивать работников ножа и дубины с искаженными тварями и проклятиями черных пятен… это даже не смешно.

Миновав ворота, я не стал терять времени и, как и договаривались с Пиром, сдал его на руки знакомому сержанту стражи, который клятвенно обещал доставить Граммона к моему деду и сделать это максимально незаметно. Скинув до времени эту проблему со своих плеч, я коротко попрощался со своим невольным помощником и, пообещав навестить его в доме деда сегодня же вечером, нырнул в толчею рынка, раскинувшегося прямо на площади у городских ворот.

Суета и гомон толпы на Привратном рынке оглушали. Вопли зазывал в Южных рядах сливались с ржанием лошадей, ревом ослов и криками всяческих тварей на Зверином конце, а брань наемников на Оружейном торге время от времени прерывалась истошными воплями обворованных крестьян с Хлебного ряда. В общем, жизнь в городе, как и всегда на склоне летнего дня, бурлит и бьет ключом.

Но шататься по рынку сразу после возвращения с выхода, с трофеями в заплечнике, я не собирался. А потому, прибавив ходу, скользнул краем Оружейного торга и, свернув на самую длинную улицу Ленбурга, идущую вдоль всей невысокой, но мощной городской стены, поспешил домой… точнее, на постоялый двор, где я уже полтора года снимаю комнату в мансарде. Впрочем, это ненадолго. С продажи нынешних трофеев я рассчитываю получить достаточно денег, чтобы оплатить житейский взнос^[4] и снять наконец приличную комнату в частном доме вместо нынешнего жилья.

Добравшись до постоялого двора, я оглядел пустой обеденный зал и, увидев выходящего из кухни Арса, устремился к нему. Обменявшись приветствиями с хозяином гостиницы, я не стал тянуть кота за хвост, тем более что и сам Арс не большой любитель пустой болтовни, и с ходу затребовал себе ключ от мастерской, в надежде что та сейчас свободна.

– Разумеется, свободна, – усмехнулся белобрысый хозяин постоялого двора и, потеребив аккуратную бородку-эспаньолку, насмешливо закончил: – Это только ты у нас такой резвый, что возвращаешься с выхода, когда большинство ходоков только начинают к нему готовиться. Держи свой ключ, торопыга.

М-да, как-то за всеми приключениями я и забыл о том, что на этот раз ушел в Пустоши сразу после Прилива.

– Спасибо, Арс. – Я забрал у хозяина гостиницы ключ и, поправив тяжелый заплечник с привязанными к нему сумками, отобранными у Граммона на воротах, потопал в подвал, где и находятся мастерские для разбора трофеев с Пустошей. Такие помещения есть в большинстве гостиниц Ленбурга, что как нельзя лучше характеризует наш город. И в плату за проживание на постоялом дворе всегда входят не только завтраки и ужины, но и право пользования такими мастерскими и их оснащением.

Второй Вздох, на этот раз усталый, я издал, закончив первичную обработку трофеев. Было от чего устать на самом деле. Пока рассортировал и сложил пучки трав, пока с превеликой осторожностью, чтобы случайно не раздавить, промыл и разложил по отдельным емкостям глаза ночных кошаков и их же языки… пока очистил от клея набранную в подвалах паутину бледных пауков и обработал остальные трофеи, времени прошло больше двух часов. Да еще и на капитальную очистку своей одежды и брони от серой пыли целый час убил. Зато теперь осталось лишь сдать трофеи заказчикам, и можно сказать, дело сделано!

Но перед тем как отправляться в обход по лавкам и мастерским алхимиков и зельеваров, я, как был в полотняной робе на голое тело, потащился через весь постоялый двор в свою комнату. Там, переодевшись в «городскую» одежду и освободив заплечник от взятых в выход вещей, а также разложив экипировку по местам, я переложил в него притащенные в сумках емкости и мешки с трофеями, после чего принялся за подсчет израсходованных материалов и боеприпасов. Аккуратно записав в отдельную тетрадь все понесенные расходы, я скривился от итоговой цифры в три золотых и три серебряных, и это не считая стоимости израсходованных эликсиров! А все из-за тех идиотских кабанов и жвальня… точнее, того ходока-охотника, из-за которого мне пришлось бросить вполне еще «живые» болты! Эх! Одно утешает: прибыль должна быть гораздо больше, чем потери.

– И вообще радоваться должен: в кои-то веки вернулся из Пустошей без единой царапины, – вставил свою пару медных мой сосед.

Тут он прав… Почему-то если в Пустоши идет команда, то даже при самой большой удаче хоть один ее участник, да отправляется по возвращении в госпитальный дом – закономерность, известная всем ходокам Ленбурга без исключения. А я, как ни крути, в этот раз был именно в командном выходе. И тот факт, что и я, и Пир вернулись в город без единой царапины, действительно должен радовать. Но фиг там, как говорит сосед. У меня это из ряда вон выходящее событие вызывает разве что удивление. Хотя возможно, что радость была просто съедена неопределенным беспокойством. Да, я беспокоюсь. Отчего и почему, не знаю, но моя пятая точка только что не ноет от странных и, прямо скажу, нехороших предчувствий, определенно связанных с моим недавним спутником. Ладно! С проблемами нужно разбираться по мере их поступления, вот и я подожду. А пока надо закончить дела трофейные.

Как же все-таки приятно работать по заранее утвержденному заказу! Никакого тебе торга и споров, никакой траты времени. Пришел, сдал заказ, подождал, пока получатель проверит его, забрал кошелек с денежкой… и все! Ну, если качество и первичная обработка трофеев устроит покупателя, конечно. В противном случае дело может затянуться. В общем, я рад, что моя добыча оказалась достаточно качественной, а обработка… ха! Зря, что ли, дед на меня время тратил, обучая началам зельеварения и алхимии?! Так что с этой стороны никаких проблем нет и быть не может. Как ни пытался Зюйт крутить своим длинным носом, как ни ковырял ногтем коконы искаженных муравьев, а деньги заплатил сполна, даже за «неучтенку» вроде тех же коконов. А вот находку Граммона я продавать не стал: пусть сам этим занимается. Тем более что необходимости в спешке нет, да и в изолирующем мешке коконы искаженных ящериц могут пролежать хоть год без каких-либо изменений, так что даже если по очевидным причинам Граммону придется залечь на дно, своих золотых он не потеряет. И вообще все по правилам ходоков: чья добыча, того и заботы. Кстати, нужно будет отдать ему «долю мула». Все-таки без помощи Пира я бы не смог закрыть все заказы за один выход, да и… нельзя иначе. Даже мальчишкам-первоходкам положена доля в добыче команды, пусть небольшая, но обязательная, хотя они зачастую только в сборе трав и участвуют. Если ходоки узнают, что я не заплатил своему помощнику, пусть и нечаянному, случайному, но прошедшему со мной весь выход от и до, житья в Ленбурге мне не будет. И не поможет даже то, что я его спас от смерти… точнее, этого просто не будут учитывать. Да я и сам перестану себя уважать, если оставлю Граммона без его доли. Нехорошо это, неправильно!

В дом деда я вошел уже на закате. Каменный особнячок в купеческой части города, лавку на первом этаже которого старый давно превратил в огромную мастерскую-лабораторию, утопал в зелени. Когда-то этот дом и сад вокруг него принадлежали известной в городе белошвейке, и до сих пор дом сохранил некую долю изящества, как бы дед ни боролся с ее проявлениями. И сад вокруг особняка был одной из таких примет прежней жизни. На него у старого просто не поднималась рука. Хотя всяческие купидоны и прочие легкомысленные украшения интерьера дома, призванные когда-то радовать глаз хозяйки и ее заказчиц, были безжалостно им уничтожены. С другой стороны, не могу не признать, что те же карнизы с вырезанными на них пухлыми младенцами с луками в лаборатории деда смотрелись крайне идиотски. Да и розовый цвет стен… м-да. В общем, ничего удивительного в том, что дед постарался избавиться от подобных изысков, нет и быть не может.

– Явился! – поприветствовал меня хозяин дома, когда его слуга, как всегда молчаливый и бесстрастный, открыл передо мной двери гостиной.

– Добрый вечер, дед. Твой заказ я отдал слуге, – отозвался я, на ходу кивнув сидящему в кресле у камина Пиру и, взяв протянутый старым бокал с крепким черным, с наслаждением втянул носом аромат старого вина. Такое можно попробовать только здесь… и, может быть, у бургомистра. Хотя вряд ли. Глава Ленбурга слишком рьяно борется с контрабандой, чтобы позволить себе держать дома бочонок с вином, которое иначе в империю не попадает вовсе.

Тягучий черный напиток мягко прокатился по горлу, и я, благодарно кивнув деду, устроился в одном из свободных кресел у камина.

– Шарни! – кликнул старый, щелкнув пальцами, и рядом тут же нарисовался слуга. Они обменялись с дедом короткими взглядами, Шарни чему-то резко кивнул, и дед мгновенно подобрел. В общем, ничего секретного или тайного в этих играх в гляделки не было. Таким образом старый просто поинтересовался у слуги качеством принесенных мною трофеев, Шарни ответил, что все в порядке, на этом их молчаливый диалог и завершился.

Довольный новостями, дед щелкнул ногтем по стоящему на каминной полке пустому графину, и слуга, абсолютно точно понявший безмолвный приказ хозяина дома, испарился из гостиной, чтобы через полминуты вернуться к нам с подносом в руках. Обозрев предъявленный ему натюрморт, состоящий из наполненного все тем же крепким черным графина, тарелки с сырами и пары мисок с орехами, дед довольно ухмыльнулся и жестом отослал Шарни прочь. Слуга поставил поднос на столик между мной и Пиром, подлил вина в наши опустевшие бокалы и исчез, как всегда, не проронив ни слова, бесшумно, словно тень. Я вообще давно подозреваю, что Шарни не человек… или не совсем человек. Вот и сосед уверен в том же. Иначе с чего бы ему так настороженно следить за каждым движением дедова слуги, когда тот оказывается поблизости?

Порадовавшись такому подарку, я довольно потер руки, но, опомнившись, выудил из кармана небольшой кошель и аккуратно положил его на резной дубовый подлокотник кресла Пира.

– Ваша доля, сударь Граммон.

– Просто Пир, сударь Дим, – поправил меня бараненок и, взвесив на ладони кошель, хмыкнул. – И что это?

– Ваша доля, – пожал я плечами. – Пусть наша встреча и сотрудничество были делом случая, но этот случай принес мне неплохой доход, позволив выполнить все набранные заказы за один выход. И ваша помощь была достаточно существенной, чтобы я мог считать ее недостойной оплаты.

– Если позволите поинтересоваться… – вкрадчиво произнес дед, поглядывая на явно не ожидавшего такого поворота дела Граммона. – Какова доля?

– Обычная оплата первоходки, – ответил я вместо своего нечаянного спутника. А что? Его спрашивать все равно бессмысленно, мы же не обговаривали, сколько ему будет причитаться с трофеев. Впрочем, зная деда, могу предположить, что его интересует несколько другая информация, а именно – сколько денег я выручил за этот выход. Ну что ж, мне не жалко, да и тайны здесь никакой нет. – Сударь Пир, в кошельке шестьдесят золотых. Это ваша доля, без учета коконов искаженных ящериц. Их я продавать не стал, поскольку не имею на то вашего разрешения.

– То есть за трофеи с этого выхода ты сумел выручить шестьсот золотых? – прищурился дед. – Неплохо. Совсем неплохо. В цех вступать не надумал?

– Пока нет. Сначала я планирую заплатить житейский взнос, подыскать приличное жилье и оплатить его найм хотя бы за один год, – ответил я, катая в ладонях бокал с вином. – Но ты ведь и сам все это прекрасно знаешь, да? Так давай оставим пустые разговоры.

– Ершистый, как отец, – вздохнул дед и, бросив короткий взгляд на Пира, усмехнулся. – Что ж, будь по-твоему. Поговорим о делах. Сударь Граммон уже рассказал мне вкратце о ваших приключениях и своих… злоключениях. Теперь я хотел бы выслушать твою версию событий. Можешь начинать, внучок. Я внимательно слушаю.

Глава 6

Каждый ходок по возвращении из Пустошей обязательно идет в купальни, и, только смыв с себя серую пыль и усталость, он может с полной уверенностью утверждать, что выход окончен. И не так важно, будет это в мыльне на постоялом дворе, в бане на заднем дворике собственного дома или в городских термах. Такова традиция… на которую идеально ложится мой Третий Вздох, по крайней мере, так утверждает сосед.

Когда я окончил свой рассказ, в небе уже вовсю горели звезды, а на Ленбург опустилась темная летняя ночь. Так что идти в термы было… ну, не поздно, конечно, но в это время туда ходят не столько для того, чтобы помыться и понежиться в теплой минеральной воде бассейна, сколько… за другими развлечениями, скажем так. А после выхода на них не особо тянет. Усталость дает о себе знать, да и вообще лучше отложить такое времяпрепровождение до похода в Дом. Вот заверят святые отцы, что тьма не коснулась тела, – тогда можно и в термы вечерком попозже заглянуть. А то ведь бывало и так, что веселым девкам после общения с вернувшимся с выхода ходоком становилось совсем невесело оттого, что тот, сам черноты в Пустошах черпанув, еще и с ними от души поделился. Оно конечно, святые отцы словом да епитимьей от гадости почистят, но ведь сами девки потом бойкот такому ходоку устроят, а то и ославят на весь город, так что ему нос из дому высунуть стыдно будет. Оно мне нужно так рисковать?

В общем, предложение деда затопить баню я принял с благодарностью. А вот Пир, прошу прощения, в городе он исключительно барон Граммон, или сударь Граммон… так вот, бараненок от бани отказался, удовольствовавшись горячей купелью, приготовленной для него Шарни. Ну как же! Барону же невместно поступать подобно черни. Конечно, вслух он этого не говорил, но здесь и без слов все понятно. Да и хрен с ним.

Дед не был бы самим собой, если бы и в строительстве бани не применил своих знаний и умений. А потому не прошло получаса с того момента, как Пир покинул нашу компанию, и вернувшийся в гостиную слуга сообщил о готовности бани, жестом предложив следовать за ним.

Третий, полный абсолютного довольства жизнью вздох вырвался из моей груди, когда я, распаренный и вымытый до скрипа, закутанный в льняную простыню, устроился на веранде и, отхлебнув пенного пива из тяжелой литровой кружки, поставил ее на стол, где громоздились тарелки с грудами закусок вроде копченой ряпушки, вареных раков, жаренных в масле вирровых ушей и паучьих лап, очевидно, из тех, что мы с Граммоном притащили из выхода. А в центре стола возвышался пузатый дубовый бочонок с предусмотрительно вбитым краником. Дед, с довольной усмешкой наблюдавший за моими действиями, отставил свою любимую двухлитровую кружку в сторону и, подцепив пальцами одну из жареных паучьих лап, с аппетитом ею захрустел.

– И что ты намерен делать с этим баронским сыночком? – поинтересовался старый.

– Я? Ровным счетом ничего, – пожав плечами, ответил я. – Узнаю, в городе ли его обидчица, и если ее здесь нет, то пусть Граммон идет куда хочет.

– А если она до сих пор в Ленбурге? – спросил дед.

– Ему решать, но я предложил бы закупиться необходимыми для путешествия вещами и, выбравшись из города под видом ходока, отправиться в столицу, как он и намеревался изначально… если не соврал, конечно.

– Стоящее уточнение, – усмехнулся старый и повернулся к неслышно возникшему на веранде Шарни. – Что случилось?

Разумеется, слуга, как всегда, промолчал и вместо ответа протянул деду какую-то записку. Прочитав ее, старый покивал.

– Передай мою благодарность лейтенанту. Кошель в прихожей на полке, – приказал он, и Шарни, кивнув, исчез из виду.

– Подкуп стражи, серьезно? – улыбнулся я. – Дед, как низко ты пал! А как же твои принципы? И что скажет бургомистр?

– Что бы ты понимал, мальчишка, – беззлобно проворчал в ответ старый, сжигая записку в пламени стоящей на столе лампы. – Это был не подкуп, а благодарность за услугу, которую лейтенант вовсе не обязан был оказывать. Можешь передать Граммону, что госпожа Расс и трое ее телохранителей покинули город через имперские ворота два дня тому назад.

– Хорошая новость для Пира… но если ты ждешь, что я прямо сейчас побегу сообщать ему эту новость, то сильно ошибаешься, – заметил я. – Пока на столе есть хоть какая-то еда, а в бочонке плещется пиво, я с места не сойду.

– Хех… приятно видеть, что моя учеба не прошла даром и ты правильно оцениваешь, что в жизни действительно важно, а что лишь ненужная суета, – глотнув из своей монструозной кружки и утерев с усов пену, усмехнулся дед, впрочем, довольно быстро улыбка сошла с его губ, и он заговорил серьезно: – А теперь по деталям вашего выхода…

– Я же уже все рассказал? – удивился я.

– Все, да не все, – погрозив мне пальцем, отрезал старый. – Сколько раз в этом выходе ты принимал ускоряющий набор, только честно?

– Что, так заметно? – поморщился я.

– Для посторонних – нет, – успокоил меня дед. – Но уж я-то всегда могу опознать последствия неумеренного приема моих эликсиров. Этот желтоватый тон кожи, знаешь ли, достаточно красноречив.

– Дважды за трое суток, – признался я. Старый прав, пытаться надурить его в этом вопросе можно считать делом совершенно бесполезным. Недаром же он считается одним из лучших алхимиков и зельеваров в городе, а следовательно, и в империи… если не во всех освоенных землях вообще.

– Значит, дважды… – задумчиво протянул дед. Щелчок пальцами, и рядом с ним материализовался слуга. – Второй набор, Шарни. Будь добр.

Я скривился. Эта фраза была мне хорошо знакома, даже слишком. А потому, когда ушедший слуга вернулся с небольшим добротным обтянутым кожей сундучком, снабженным удобной ручкой для переноски, я ничуть не удивился. Как и его содержимому.

Шарни моментально убрал со стола опустевшие тарелки, освободив место для работы, и, заработав тем самым благодарный кивок деда, вновь нас покинул. На столешницу опустилась небольшая горелка вроде той, что я таскаю на выходы, рядом с ней дед поставил реторту с узким горизонтальным носиком, пару низких стеклянных плошек и подставку с пятью плотно закрытыми пробирками с разноцветным содержимым. А вот и скальпель…

– Ты знаешь, что делать, – прогудел дед, поведя рукой в приглашающем жесте.

Вздохнув, я кивнул в ответ и, вытерев руки пропитанной обеззараживающим раствором тканью, решительно полоснул скальпелем по ладони. Кровь сначала закапала, а потом и побежала прямо в одну из плошек. Заполнив ее наполовину, я прижал ранку поданным старым тампоном из марли и высушенного мха, пропитанным одним из дедовых эликсиров. Кровотечение тут же прекратилось, и я буквально ощутил, как стянуло кожу под тампоном. Все же зелья у старого получаются совершенно сногсшибательные. Тампон отправился на решетку над уже зажженной, тихо гудящей горелкой и тут же исчез в яркой вспышке.

Треть крови из плошки отправилась в реторту, а еще одна ушла во вторую плошку. Я взял пробирку с ярко-синим экстрактом Римана и, с трудом вытащив добротно притертую пробку, капнул жидкость в плошку. Легкое шипение и белый пар, поднявшийся над ней, показали начало реакции. Не дожидаясь, пока реактив полностью прореагирует с кровью, я закрыл пробирку и взял следующую, с зеленым содержимым… вытяжкой из корня пустынного златоцвета, если быть точным. Его следовало налить во вторую плошку, разбавив кровь в пропорциях один к одному, что легко было определить по рискам, нанесенным на плошку. Как я и поступил. Здесь реакции не было. Более того, кровь и вытяжка даже не смешались, так что зеленая жидкость легла поверх алой. Убедившись, что реактивы не реагируют, я открыл третью пробирку и, набрав в заборную стеклянную трубку точно отмеренное количество суспензии серой пыли, подлил ее в плошку с кровью и вытяжкой златоцвета. Реакция была мгновенной! Кровь и вытяжка моментально перемешались, и получившаяся смесь пошла пеной. Не теряя времени, я выплеснул это непотребство в реторту, добавил туда же содержимое второй плошки и, закупорив, соединил ее носик с торчащей из четвертой пробирки трубкой. Сама пробирка, на дне которой плескалось небольшое количество ртути, была водружена на решетку горелки, и мы с дедом одновременно уставились на подсоединенную к ней реторту.