Текст книги "Божественный яд"

Автор книги: Антон Чижъ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

«О Сома-Пушан, помоги мне! Да победим мы во всех сражениях вместе с тобой! Во славу Сомы! Вашат!»

Профессор поднес бокал к губам, сделал большой глоток и сразу передал Марии. Она повторила: «Во славу Сомы! Вашат!», отпила и передала кубок мне. Я, как полагается, произнесла торжественные слова и уже хотела глотнуть, как вдруг увидела, что профессор затрясся. Его тело буквально сотрясали конвульсии. Он дико зарычал, сорвал с себя простыню и закричал:

«Я вижу его! Молодой бог на солнечной колеснице! Как ты прекрасен Сома!»

В этот момент в углу испуганно замычала корова. Профессор безумно захохотал:

«О да, повелитель! Я принесу в жертву быка!»

Голый Серебряков схватил топор, бросился в угол, туда, где стояла корова, и с невероятной силой ударил ее. Кровь фонтаном окатила профессора. Животное упало. Профессор бросил топор и закричал:

«О Сома! Бог вошел в меня! Он – во мне! Я сам стал богом! Я способен видеть сквозь космос и время! Я умею летать! Я могу один сразить орды врагов! Как ты прекрасен, великий бог радости!»

В ужасе я держала в руках недопитый бокал. А рядом со мной на полу билась в конвульсиях Мария. Она тоже сорвала с себя простыню, и я увидела ее тайну. Это было ужасно! Она дико смеялась и размахивала руками.

А сам профессор, схватив факел, стал бегать по комнате, подпрыгивать, танцевать и зачем-то срывать занавески. При этом он тыкал в стены огнем и вопил звериным голосом. Я увидела, что его мужское естество пришло в возбужденное состояние. Профессор подбежал к нам, швырнул факел в костер и набросился на Марию. Он попытался овладеть ею, но девушка сама уже кричала от приступа сладкой боли. Серебряков облегчился прямо на ее грудь. Я не знала, что мне делать, и просто вылила смесь в огонь.

Они бесновались не меньше четверти часа. Но постепенно силы стали их оставлять, и они оба упали без чувств. Я потрогала тело профессора – оно горело. Видимо, у него была очень высокая температура. Жар был и у Марии. Боясь, что они все же замерзнут, я нашла вещи и одела их, как маленьких детей.

Когда профессор и Мария проснулись, они ничего не помнили. Я сказала, что тоже выпила сомы. Серебряков и Ланге чувствовали себя очень плохо и еле могли разговаривать, они были совершенно беспомощны. Я пошла за извозчиком и отвезла их на квартиру профессора.

Вечером этого же дня я снова приехала к профессору, проведать его. Оказалось, что он очень плох. Он не мог есть. Его лицо осунулось, он жаловался на тошноту и головокружение. Я предложила позвать доктора, но Александр Владимирович отказался.

Он спросил, как я себя чувствую. Я ответила, что прекрасно. Сома – чудесный напиток. Серебряков сказал, что лунный бог, видимо, любит меня, потому что Марии тоже весь день было плохо. Я спросила, чем могу ему помочь? Не вставая с кабинетного кресла, он вытащил хрустальный пузырек с зеленой жидкостью и попросил меня смешать ее с молоком и медом. Я сделала все, как он сказал, и подала сому в маленькой рюмочке.

Профессор выпил смесь и сразу преобразился. Он вскочил, глаза его горели. Он стал бегать по кабинету, петь, подпрыгивать и кричать. Безумие продолжалось не более десяти минут. После профессор упал на пол и затих. Я была в отчаянии, ведь поднять грузное тело у меня бы не хватило сил.

Я сказала: «Профессор, вы меня слышите?» Неожиданно он ответил: «Слышу». Я спросила: «Вы можете встать?» Он сказал: «Могу». Я попросила: «Встаньте!» И тут он, как сомнамбула, встал. Глаза были открыты, но он меня не видел. Мне стало интересно, будет ли он выполнять все мои команды. Я приказала ему поднять правую руку. Он поднял. Потом я приказала поднять левую ногу. Он поднял. Я сказала, чтобы он сел за стол, и профессор подчинился.

Я сразу оценила возможности напитка. Я приказала достать мне сомы. Профессор открыл дверку рабочего стола и выставил два флакончика зеленой жидкости. Я спрятала их в ридикюль. Потом я приказала дать мне денег. Профессор безропотно выложил на стол пачку ассигнаций. Я взяла деньги и покинула квартиру.

На следующий день утром я приехала к профессору. Он был также плох. Александр Владимирович плотно закрыл дверь кабинета и шепотом сказал, что у него пропали деньги. Я спросила, помнит ли он, что было вчера после приема сомы. Профессор сказал, что не может ничего вспомнить. Но он был уверен, что деньги вчера оставались на месте. Тогда я сказала, что видела, как кухарка тайком пересчитывала деньги. Профессор взбесился, бросился из кабинета и, страшно крича на глухонемую, выгнал ее из дома. Я поняла, что сома обладает способностью не только подчинять человека, но и стирать его память.

С каждым днем Серебрякову становилось все хуже и хуже. Он пил сому и бесновался по вечерам. А потом произошла необъяснимая смерть Маши.

ВОПРОС: Где и когда вы познакомились с Серебряковым?

В начале декабря я пришла на его воскресную общедоступную лекцию в Соляном городке. Я решила представиться почитательницей арийских мифов. Но случай решил по-другому. На лекции оказались двое пьяных приказчиков, которые устроили скандал. Я напугала их выстрелом браунинга. Профессор подошел поблагодарить, и наше знакомство началось.

ВОПРОС: Когда была сделана фотография?

Утром 20 декабря, накануне причащения сомой. Профессор сказал, что этот исторический день должен быть запечатлен. Когда мы пришли в ателье, фотограф предложил нам самую тривиальную «семейную» фотографию. И тогда Серебряков попросил меня и Марию поставить пальцы в виде лучей пентакля. Мы сделали все, как он сказал. А Фаину положили в основание магической фигуры».

7

Ванзаров спрятал помятую фотокарточку, которая спасла жизнь его семье, во внутренний карман пиджака. Родион Георгиевич решил держать ее при себе как талисман.

– Откуда у вас снимок? – с некоторым удивлением спросила Валевска. – Его же забрали из ателье?

– Так это Фаина была той дамой в вуали? – с подчеркнутой наивностью ответил Ванзаров вопросом на вопрос. Он прекрасно помнил: вчера в том же призналась Уварова – Бронштейн.

– Вы угадали! – Валевска посмотрела Ванзарову прямо в глаза.

– А расписка от имени полиции, оставленная в «Сан-Ремо», тоже ее рук дело?

Валевска молча кивнула.

Сыщик насторожился. Обе барышни рассказывали о соме все, что знали, и начинали врать по каким-то мелочам. Зачем? Или история про лунного бога и ритуал посвящения – это одна большая ложь? Почему Фаина отрицала виновность Хелены, а полька открыто обвиняет подругу? Безусловно, они говорят только часть правды. Но какую? Они наверняка договорились, в случае ареста, запутать следствие. При этом каждая из них почему-то не признается в убийстве Серебрякова и Ланге.

– Спасибо за честность, пани Валевска! – проговорил Родион Георгиевич.

– Не стоит благодарности…

– Позволите задать вам еще один вопрос?

– Попробуйте.

– Кто решил отравить Дэниса Брауна?

Валевска как-то странно посмотрела на сыщика.

– Никто… – с заметным напряжением в голосе произнесла она.

– Но вы же заставляли его привозить в «Сан-Ремо» молодых и богатых мужчин? – мягко напомнил Ванзаров.

Валевска пристально посмотрела ему в глаза.

– Ах вот что, – с явной издевкой сказала она. – Вы ошибаетесь!

– Ошибаюсь? Позвольте! Но ведь именно вы напоили Брауна ликером с сомой. Именно вы шантажировали его некой бумагой. И вы заставили подписать Эдуарда Севиера чек на пятьдесят тысяч. Надеюсь, вам известно, что Севиер умер пять дней назад?

– Вы не понимаете… – тихо проговорила Хелена.

– Что именно? – жестко спросил Ванзаров.

– Ваши обвинения не по адресу.

– Неужели? – деланно удивился сыщик. – А кому же мне их направить? Очень хотелось бы знать?

– Вы не понимаете простых вещей…

– Так просветите! Кто же этот загадочный «гений злодейства», если не вы… госпожа Савская?

Валевска о чем-то на мгновение задумалась и вдруг сказала:

– А могу я надеяться на откровенность с вашей стороны?

Ванзаров обещал ничего не скрывать.

– Как вы узнали, что я приду именно в этот банк? – резко спросила полька.

Такого вопроса Родион Георгиевич не ожидал. Конечно, он мог признаться, что Браун успел вовремя предупредить полицию. Но сыщик не стал раскрывать карты. Ванзаров изложил вполне резонное объяснение: после случая в Сибирском банке во все банки столицы было разослано предупреждение: не выдавать крупные суммы на предъявителя без тщательной проверки. Особенно, если предъявитель – дама. И сразу сообщать в полицию.

Импровизация Родиону Георгиевичу явно не удалась. Под внимательным взглядом Валевской он излагал свои доводы без должного «огонька» правдивости. И кажется, Хелена это почувствовала и не поверила ему.

– Ну, что ж… откровенность за откровенность, – тихо произнесла она. – Вы хотите знать, кто был рядом со мной? Так я скажу вам: я никогда никого не предавала. Даже когда работала на «охранку». А уж тем более сейчас… Родион Георгиевич понял, что допрос зашел в тупик. Или он что-то неправильно рассчитал, или действительно не заметил простой истины, на которую сейчас намекала Хелена.

– А что, пани Валевска, вы все-таки попробовали сому? – неожиданно спросил Ванзаров.

– Нет. Я не смогла.

– А Фаина?

– Не знаю… – Хелена явно смутилась. – Последние дни она сильно изменилась…

– А как вы собирались осуществить план профессора по пришествию сомы к народу?

У Валевской вдруг сузились глаза, взгляд стал жестким и колючим.

– На все воля Божья! – сказала она и перекрестилась по-католически.

Увидев, как резко изменилась Хелена, Джуранский придвинулся поближе.

– Зачем вы трижды телефонировали мне с угрозами? – в упор спросил сыщик.

– Когда? – Хелена явно растерялась.

– Первый раз четвертого января. Последний – вчера.

– Хотите поймать меня в ловушку? – усмехнулась Валевска. – Не выйдет! Вы от меня ничего не добьетесь!

«А ведь ты и так все сказала, красавица! И даже больше, чем хотела», – подумал сыщик, но не подал виду, что поймал за хвост ускользающую тень.

Ванзаров поднялся и пошел было к телефонному аппарату, но остановился у рабочего стола:

– Можно один личный вопрос, пани Валевска?

– Извольте! – с усмешкой ответила она.

– Неужели за свободу вашей любимой Польши мои ни в чем не повинные дочки должны были заплатить своей жизнью?

Валевска насупилась.

– Это мой личный расчет с петербургской полицией за арест пять лет назад! – решительно заявила полька.

Родион Георгиевич удовлетворенно кивнул, но не поверил.

Он покрутил ручку телефонного аппарата и назвал барышне на коммутаторе номер Герасимова.

Полковник обещал доехать с Мойки за пять минут.

– Мечислав Николаевич, будьте добры надеть нашей гостье наручники… – Ванзаров сел в свое рабочее кресло. – Клиенты господина начальника Охранного отделения должны выглядеть в надлежащем виде.

Ротмистр без всяких колебаний защелкнул на запястьях Валевской потертые браслеты.

8

Герасимов приехал через десять минут с двумя жандармскими офицерами. Он сразу приказал отвести арестованную в тюремную карету.

Когда Валевску взяли под руки два дюжих жандарма, она решительно плюнула прямо в лицо полковнику. Но промахнулась.

– Hex жие Польска! – успела она крикнуть в дверях.

– Да, крепкий орешек! – пробормотал Герасимов. – Ну, ничего, даст бог, расколем.

Ванзаров вынужден был рассказать, что при задержании Ланская ранила трех агентов. Родион Георгиевич вручил полковнику ридикюль и браунинг.

– Прошу вас также передать мне дело профессора Серебрякова! – холодно сказал Герасимов.

– А у меня его нет! – как ни в чем не бывало, заявил Ванзаров.

– То есть, как?

– Видите ли, Александр Васильевич, к смерти профессора Серебрякова проявил особый интерес Особый отдел полиции и лично его заведующий господин Макаров. – Сыщик стряхнул невидимую пылинку с лацкана своего сюртука. – Вчера Николай Александрович лично изъял у меня дело, дав приказ прекратить по нему любые следственные действия.

Родион Георгиевич с огромным удовольствием наблюдал, как лицо Герасимова побагровело.

– Что было в деле? – раздраженно спросил полковник.

– Прошу простить, господин полковник, не имею права раскрывать обстоятельства, – Ванзаров вытянул руки по швам. – На этот счет имею строгий приказ от вышестоящего начальства. Я привык четко выполнять все распоряжения.

Герасимов недобро посмотрел в глаза сыщику, но сделать ничего не мог. Ванзаров строго следовал букве служебных инструкций Департамента полиции. И начальник Охранного отделения при всей своей власти не мог отменить приказа Особого отдела.

– Ладно, Родион Георгиевич, я ценю вашу порядочность, – неожиданно мирно сказал полковник. – Но хоть два словечка о том, что вам удалось узнать о роли моего агента в этом деле.

– Удалось установить, что Ланская часто общалась с профессором. Но никаких улик ее виновности в смерти Серебрякова я не нашел, – сказал Ванзаров и тяжело вздохнул. – А допрашивать вы запретили.

Герасимов забрал фотографию бывшего агента и сухо попрощался.

Джуранский дождался, когда за ним закрылась дверь, и кашлянул, вежливо напоминая о своем присутствии.

– Я так понимаю, Родион Георгиевич, дело Марии Ланге теперь тоже закончено и закрыто? – неуверенно спросил ротмистр.

– Вовсе нет! – Ванзаров улыбнулся и довольно потер руки. – Все только начинается. Давайте, Мечислав Николаевич, пройдемся по морозцу!

9

Ванзаров с Джуранским вышли на Екатерининский канал и направились к Театральной площади медленным прогулочным шагом. Родион Георгиевич заложил руки за спину и смотрел себе под ноги. Ротмистр напряженно ждал начала беседы. В душе он был польщен, что начальник выбрал именно его для своих размышлений вслух.

– Итак, уважаемый Мечислав Николаевич, займемся с вами майевтикой! – произнес Ванзаров, сосредоточенно изучая заснеженный тротуар.

– Чем, простите?

– Так сказать, повивальным искусством, с помощью которого мы поможем родиться истине! – Ванзаров посмотрел на своего помощника, старающегося осмыслить новое для него понятие, и улыбнулся. – Дорогой ротмистр, за неимением собственной мудрости, как говорил Сократ, я буду задавать вопросы, а вы отвечать. Таким образом мы попробуем найти истину. Согласны?

Джуранский не возражал. Напротив, ему стало очень интересно.

– Только прошу вас, на простые вопросы должны быть простые ответы.

И с этим ротмистр немедленно согласился.

– Итак, дорогой друг, знаем ли мы, как была убита Мария Ланге?

– Думаю, да, – неуверенно ответил Джуранский.

– И как же?

– Она приняла большую дозу сомы.

– Согласен! – Ванзаров засунул руки в карманы пальто. – Допустим, Марию убила Валевска, дав ей смертельную дозу. Но если Валевска убийца, то у нее должен быть на это существенный резон?

– Конечно!

– К примеру, ради чего она опоила сомой двух несчастных англичан?

– Ради денег… ради больших денег!

– Вот! Это понятный и вразумительный повод! – Ванзаров остановился. – Деньги ей нужны для революции или на шляпки. А какой повод был отравить меня и мою семью?

– Она боялась, что вы поймаете ее! – воскликнул Джуранский.

– Правильно! А теперь скажите: зачем Валевской понадобилось убивать безобидного гермафродита?

– Не знаю…

– Нет, Мечислав Николаевич, отвечайте точно!

– Возможно, Мария что-то видела, или слышала, или подозревала.

– А конкретнее?

– Она могла понять, что Валевска не пила сому.

– И что из этого следует?

– Ну, Ланге могла пожаловаться профессору, он бы отказал Валевской… выгнал бы ее… да мало ли что…

– Допустим, это так, – Ванзаров взял Джуранского под руку. – Но как вы считаете, о чем может думать человек в том состоянии, в котором были профессор и Мария?

– Только о новой порции сомы.

– Вот именно! Будет ли Марии дело до какой-то Ольги Ланской и так далее?

– Наверное, нет.

– И какой у нас остается повод убийства госпожи Ланге госпожой Валевской?

– Никакого! – признал Джуранский.

– Пойдем дальше. Что узнала Валевска о результатах воздействия сомы, наблюдая за Серебряковым и Ланге?

– Сома полностью подчиняет волю человека.

– А как было совершено покушение на профессора?

– Его заставили идти к проруби! – ответил Джуранский, словно прилежный ученик.

– И какой мы можем сделать вывод? – мягко спросил Ванзаров.

– Что Ланская, то есть Валевска, и отправила Серебрякова в прорубь! – торжественно заявил ротмистр.

– Значит, мы делаем вывод, что Валевска и есть убийца. Тем более, она наглядно показала, что готова, не задумываясь, применить оружие.

– Согласен! – кивнул ротмистр.

– А позвольте спросить: кем был профессор для нашей пламенной революционерки?

– Дойной кобылой… то есть коровой… нет… – Джуранский запнулся. – Я хотел сказать: курицей, несущей золотые яйца.

– Конечно! Ведь с помощью сомы Валевска могла заработать в Петербурге и в любом крупном городе России и даже Европы колоссальные деньги. Другой вопрос – сколько из них пошло бы на революцию. К началу января сома у Валевской заканчивалась. Не зря они с Фаиной ездили на дачу. Они могли искать только одно – скрытый профессором запас сомы!

Ротмистр кивнул.

– Получается, что Валевска была заинтересована в соме, но уничтожила профессора – единственного «поставщика» этого напитка. Может такое быть?

– Никогда! – твердо сказал Джуранский.

– И какой мы делаем вывод?

– Она не причастна к смерти профессора!

– Заметьте, не я это сказал! – хмыкнул Ванзаров. – А что позволило нам думать о виновности Надежды Уваровой, то есть Фаины Бронштейн?

– Во-первых, она явилась в участок убедиться в смерти профессора, во-вторых…

– Стоп, коллега! По порядку. С чего вы взяли, что Фаина хотела убедиться в смерти Серебрякова?

– Ну, как же! Я сам видел! – возмутился Джуранский.

– Что вы видели?

– Она вбежала с криками «Помогите!», потом увидела профессора, оттолкнула городовых и тут же выскочила! – рассказывал ротмистр с жаром.

– А в чем тут ее вина? – спокойно спросил Ванзаров.

– Да хотя бы… – начал Джуранский и вдруг замолчал.

– Так что же, Мечислав Николаевич? – настаивал сыщик.

– Вы меня запутали… – признался помощник.

– И не думал! Ведь если Фаина сама столкнула профессора в прорубь, зачем убийце было так рисковать и лезть в пасть волку, то есть в полицейский участок?

– Она хотела убедиться, что профессор мертв…

– Допустим. А могла она за то кратчайшее время, почти секунды, понять, мертв Серебряков или нет?

– Честно говоря, она ничего не могла понять. – Джуранский вздохнул.

– Что можно увидеть за несколько секунд?

– Лицо!

– А зачем Фаине надо было увидеть его лицо?

– Чтобы узнать, что это – профессор!

– То есть она не была уверена, кого притащили Щипачев и городовой? – не отступал сыщик.

– Выходит, так…

– Почему Фаина была не уверена, что это – Серебряков?!

– Этого я не пойму, – грустно проговорил Джуранский.

– Но ведь это очевидно! Мечислав Николаевич, голубчик, смелее…

– Только одно: Бронштейн не убивала профессора… – нехотя произнес ротмистр.

– Конечно! Она увидела на льду мужчину, похожего на Серебрякова, испугалась и решила проверить, что не ошиблась. Вот и все! Был ли у Фаины какой-нибудь иной, чем у Валевской, повод убить Марию Ланге и профессора?

– Думаю, нет. Ведь ей тоже были нужны деньги для революции.

– Конечно! А на чем держалась уверенность Серебрякова, что Марию убила Фаина?

– Она осталось с Ланге в ночь убийства.

– А вы помните утверждение профессора, что он якобы был на новогоднем балу Бестужевских курсов?

– Само собой! Я сам проверял! – с гордостью сказал Джуранский.

– Почему он соврал?

Ротмистр резко остановился:

– Да ведь профессор, как пить дать, был под сомой, и ему могло и не такое примерещиться!

– И что из этого следует? – вкрадчиво спросил Ванзаров.

– У нас нет ни мотивов, ни улик против Бронштейн! – выдал пораженный Джуранский.

– Браво, ротмистр! – без всякой иронии сказал Ванзаров. – Бронштейн, как и Валевска, пошла против своих опекунов из Особого отдела, и все ради того, чтобы убить профессора?! Это – абсурд! Следовательно, мы полагаем, что ни Хелена, ни Фаина не совершали – ни вместе, ни по отдельности – двух убийств. Что из этого следует?

– Что профессор сам убил Марию в беспамятстве, а потом наложил на себя руки. Других вариантов нет.

– И при этом вынес из квартиры все личные вещи и фотографии, но оставил на самом видном месте улику – скатерть-домотканку?

– Да, как-то странно… – согласился Джуранский.

– Значит, и эта идея не годится. Кто же тогда является настоящим преступником?

– Кто-то четвертый! – неожиданно сказал Джуранский.

– Вот именно! – обрадовался Ванзаров. – Я это окончательно понял во время допроса Валевской. Она наговаривала на Бронштейн и пугала следы, только ради того, чтобы мы не догадались о еще одном, скрытом от нас, участнике этих событий. Как, впрочем, поступила и Фаина.

– А ведь и правда… – задумчиво проговорил ротмистр.

– Все указывает на это! – очень серьезно сказал Ванзаров. – Во-первых, исчезновение ключа из кармана Марии Ланге. Ни Фаине, ни Валевской он был не нужен. Ключ взял тот, кто планировал скрытно пробраться в квартиру профессора. Во-вторых, тело Ланге было брошено возле дома. Преступник явно рассчитывал на быстрое обнаружение трупа. Это сразу бросало бы тень на профессора. Кроме того, нанесло ему тяжелую моральную рану. Мы видели, как искренне Серебряков был привязан к Ланге. Что скажете, ротмистр?

– Железная логика, – согласился Джуранский.

– Это далеко не все! В ночь первого убийства дворник Пережигин был беспробудно пьян. В ночь второго – спал как младенец. Совпадение?

– Не похоже…

– Конечно! А вы можете представить, что Бронштейн или Валевска будут общаться с дворником и подпаивать его?

– Да он их на дух не переносил! – с удовольствием подтвердил ротмистр. – Филеры сообщали, что Степан непечатно обзывал барышень…

– Еще вопрос: зачем преступник вынес все вещи профессора?

– Он хотел что-то скрыть…

– Не что-то, а след, который мог вывести на сому! Именно поэтому из блокнота профессора были вырваны важнейшие страницы, а сам Серебряков должен был исчезнуть в Неве! Преступник сделал все, чтобы никто не приблизился к соме! Не зря ведь он дважды пытался поджечь дачу Серебрякова! А кто трижды телефонировал мне с угрозами?

– Наверняка этот неизвестный! – поддержал ротмистр.

– Конечно! Ведь Фаина и Хелена сильно удивились, когда я их об этом спрашивал. А кто напоил сомой саму Бронштейн?

– Точно – не Валевска!

– Следовательно, неизвестный не только уничтожил по заранее продуманному плану Ланге и профессора, но и держал в своих руках дам-революционерок. Не было никакой случайности и путаницы. Не было никакой мистической мести бога Сомы людям, посмевшим разбудить его. Все заранее спланировано! Включая угрозы мне! А теперь самое главное… – Ванзаров выдержал короткую паузу.

– Кто убийца? – быстро вставил ротмистр.

– Поначалу я думал, что все это творение рук господ Макарова или Герасимова, – тихо признался Ванзаров. – Уж очень похож почерк: устроить провокацию и самим ее раскрыть. Но, пообщавшись с этими господами лично, я понял: они не имеют никакого представления о соме. Узнав о таинственном изобретении профессора, но не догадываясь, в чем его суть, они, на всякий случай, внедрили к Серебрякову агентов. Однако кто-то их опередил. Поэтому для нас самый важный вопрос – что этот «кто-то» собирается сделать с сомой?

– Не знаю, – честно признался Джуранский.

– А я знаю! – Ванзаров резко остановился и посмотрел на помощника. – Истинный убийца хорошо был знаком с идеей Серебрякова о создании нового мира и сам решил создать его. Только без всякой романтической чуши.

– Вы думаете, неизвестный нам преступник хочет получить легендарную силу бога Сомы? – тревожно спросил Джуранский.

– Я думаю, он хочет устроить нечто большее. Когда спорынья попадает в хлеб… – Ванзаров вдруг запнулся и уставился на рекламную тумбу на углу Театральной площади, до которой они незаметно дошли. Он не мог оторваться от рекламного плаката: русская красавица в кокошнике предлагала с подноса бутылочки пива «Калинкин».

– Мечислав Николаевич, а кто производит больше всего пива в Петербурге? – напряженно спросил Родион Георгиевич.

– Калинкинский завод, само собой! – ротмистр явно удивился.

– Быстро в Управление! – крикнул Ванзаров. – Бегом! Только сейчас сыщик окончательно понял, почему до сих пор был жив третий господин, который посещал дам в номере меблированных комнат «Сан-Ремо».

10

Прибежав в кабинет, Родион Георгиевич обнаружил свежие новости. На его стол легло донесение о кончине одного из агентов, раненных в утренней перестрелке в банке. К счастью, жизни Курочкина ничего не угрожало. Пуля прошла навылет.

Во второй записке, оставленной дежурным чиновником Управления, сообщалось о смерти секретаря английского посольства Дэниса Брауна. В сыскную полицию телефонировал его камердинер и попросил сообщить об этом лично господину Ванзарову.

А еще сыщик прочитал телеграмму из Озерков. Околоточный Заблоцкий сообщил, что сегодня ночью дотла сгорела дача профессора Серебрякова. Постовые никого из посторонних не видели, а когда заметили столб огня над крышей, было уже поздно.

Пока Ванзаров проглядывал срочные депеши, Лебедев терпеливо ждал, прохаживаясь по кабинету. Но как только сыщик отложил последний листок, эксперт вежливо кашлянул:

– Родион Георгиевич, голубчик, уделите мне пару минут.

– У вас что-то срочное? – бросил ему Ванзаров, накручивая ручку телефонного аппарата.

– Ну, как сказать, я нашел кое-какие интересные данные по гермафродитам…

– Аполлон Григорьевич, это очень интересно, но сейчас, ей богу, мне не до лекций! – Ванзаров назвал номер, и его немедленно связали с председателем «Калинкинского пивомедоваренного товарищества» господином Эбсвортом. Сыщик попросил принять его по срочному делу. Пивовар согласился, и Ванзаров сообщил, что немедля выезжает.

– Может, послушаете? – обиженно спросил Лебедев.

– После, дорогой мой! – Ванзаров выбежал из-за стола. – Все, что связано с Ланге, меня уже интересует мало. Дорога каждая минута!

– Ну, как хотите! – пробормотал эксперт, огорченно разводя руками.

11

В этот день у полковника Герасимова дел было выше головы.

Во-первых, требовалось срочно завершить расследование происшествия 6 января, когда по нелепой случайности чуть было не погиб император и его семья. Николай возглавил процессию к крещенской проруби у Зимнего дворца, которая после освящения считалась святой Иорданью. Ровно в полдень был дан залп салюта из батареи на стрелке Васильевского острова. Одна из пушек оказалась заряжена боевой картечью. Заряд ударил поверх толпы сановных гостей и выбил стекла дворца. Царь не пострадал, но был смертельно ранен городовой Романов.

Александр Васильевич лично вел допросы подозреваемых в халатности или преступном умысле.

А во-вторых, обстановка в городе становилась угрожающей. Бастовало сто семь тысяч рабочих, но власти не предпринимали решительных мер.

Герасимов вчера предложил арестовать священника Гапона и тем самым обезглавить рабочее движение. Как агент этот поп не выполнил стоящих перед ним задач и явно начал свою игру. Но оказалось, что Гапону удалось получить честное «солдатское» слово градоначальника Фуллона, что его не арестуют. Александр Васильевич злился на такую непростительную слепоту высших чиновников, но поделать ничего не мог.

А еще полковника сильно беспокоила Ланская.

Герасимов поручил заниматься этой особо опасной преступницей двум самым проверенным офицерам жандармского корпуса: ротмистрам Илье Дукальскому и Михаилу фон Котену.

Опытным в допросах ротмистрам полковник поставил следующие задачи: выяснить, что за вещество изобрел профессор Серебряков на самом деле и каким образом этим веществом можно отравить городское население.

Также он потребовал получить четкие показания, что его предшественник – подполковник Кременецкий – был завербован Ланской и работал на революционное подполье. Кроме того, ротмистрам было приказано проверить, не проводил ли господин Ванзаров неразрешенных допросов и не получил ли он информацию о загадочном составе Серебрякова.

Подчиненные пообещали, что не пройдет и часа, как на стол господина полковника лягут признательные показания.

Герасимов несколько успокоился и окунулся в неотложные дела.

12

Удобно устроившись в санях, Джуранский долго крепился, но не выдержал и наконец спросил, отчего такая срочность.

– Мечислав Николаевич, а вы помните того молодого человека, который как бы ошибся комнатой, когда вы проводили обыск в «Сан-Ремо»? – Ванзаров наклонился к ротмистру, чтобы ненароком извозчик не услышал ничего лишнего.

– Хорошо помню, – уверенно ответил тот.

– Прекрасно! Я думаю, молодым денди был Ричард Эбсворт, сын председателя правления «Калинкина». Понимаете? – Ванзаров ожидал, что его помощник на лету схватит простую мысль. Но Джуранский смущенно молчал.

Родион Георгиевич понял, что поставил ротмистра в неловкое положение.

– Как вы думаете, почему барышни Бронштейн и Валевска не напоили юного Эбсворта сомой и оставили в живых?

– Может, влюбились? – на полном серьезе пробормотал Джуранский.

– Если они не взяли его деньги, то, значит, им нужно было другое! – с легким раздражением на медленную сообразительность помощника сказал Ванзаров. – Им нужен был человек, который беспрепятственно может войти в пивные цеха и вылить в чаны сому! Сын председателя правления – вне подозрений. Это же очевидно!

– Ах ты! – вырвалось у Джуранского.

– Истина всегда перед вами! – убежденно сказал Ванзаров. – Надо только ее увидеть!

13

В восемь вечера Герасимов вспомнил, что от подчиненных нет ни слуху, ни духу. А между тем прошло уже больше пяти часов, как всерьез занялись Ланской.

Александр Васильевич потерял всякое терпение и сам спустился в тюремные подвалы, которые располагались прямо в здании «охранки», на Мойке, 12. Камеры были устроены для временного содержания арестованных и тех, кого часто вызывали на допросы по текущим делам.

Дежурный унтер-офицер тюремного блока открыл дверь камеры номер 5. Когда полковник переступил порог, ротмистр фон Котен вылил ведро ледяной воды на арестантку. Она охнула и застонала. Герасимов увидел, что помощники поработали от души.

На Ланской просто не осталось живого места. Ей связали руки, губы разбили в кровавое месиво. На полу валялась шахматная доска с обрывками кожи и кровавыми разводами. Видимо, ломали пальцы между створок. Платье с женщины сорвали до пояса. На груди горели пятна от прижигания сигаретами. Тело пересекали следы плеточных ударов.

Оба ротмистра сильно упарились. В холодном подвале они скинули мундиры, оставшись в одних сорочках с закатанными рукавами. Дукальский, примериваясь, помахивал кожаной грушей, наполненной песком. При виде начальника офицеры смутились и приняли стойку «смирно».

Герасимов молча подошел к столу, на котором стояла пишущая машинка с вставленным листом. За все это время на нем появились только заглавие проводимого допроса с датой и ответ на первый вопрос. Полковник с удивлением прочитал, что барышню зовут Хелена Валевска.