Текст книги "Смерть мужьям!"

Автор книги: Антон Чижъ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)

14

Не зря Антон Сергеевич слыл модным адвокатом. Его проницательный ум помог уже нескольким мерзавцам спастись от неповоротливого правосудия. И сейчас сослужил добрую службу. Господин Грановский прекрасно понял, что за люди оккупировали его дом, и даже полноватый юнец с букетом, пяливший на него темные зенки, не мог сокрыть полицейский дух. Разум понимал, но остальное естество адвоката упорно не желало ничего знать, предпочитая оставаться в спасительном неведении. Не будем сильно порицать его. Ведь каждый из нас, хоть раз в неделю, испытывает подобное затруднение. И что же? Помогает это нам не верить в чудо, а в разум? Конечно, нет. Что поделать: в обмане всегда кроется надежда, хоть абсурдная. В правде – только печаль истины. Ну да ладно...

Грановский решительно требовал объяснений. Так решительно, что чиновник Редер, составлявший протокол счел за лучшее переместиться в дальнюю комнату. Только Родион, как одинокий дуб, сносил ураган угроз, жалоб и заявлений о нарушении неприкосновенности жилища. Антон Сергеевич распалялся не на шутку, помянув именины жены, которые теперь испорчены окончательно, растоптанные законы, поруганную честь и прочие высокие материи, так любимые адвокатами. Из чего Ванзаров сделал единственный вывод: господин решил, что полиция делает у него обыск по какому-то темному судебному делу. И был недалек от истины. Наконец, улучив паузу среди тирад, он быстро спросил:

– Что вы делаете здесь?

Грановский даже осел от такой неслыханной наглости.

– А вы как думаете?

Действительно, что может делать честный человек у себя дома в обеденный перерыв? Боже, какой сложнейший вопрос для нашей полиции! Ну, постарайтесь, напрягите свои извилины, если они у вас есть, что я могу делать здесь?

Удивительное свойство, которое недавно открыл в себе Родион, заключалось в том, что чем больше на него орали и угрожали, тем спокойнее и увереннее он становился. Очень полезное качество для сыщика. Вот если бы еще не падать сердцем при виде хорошенькой барышни, тогда бы совсем не человек – кремень. Не будем о грустном.

Ванзаров премило улыбнулся:

– Каждый день дома обедаете? Или сегодня так вышло?

Это было уже слишком! Грановский демонстративно сложил руки и гордо замолчал. Жаль, что не мог он потребовать себе адвоката. Ладно-ладно, этот неоперившийся гаденыш еще узнает, что такое месть великого Грановского.

– Отчего не спрашиваете «где моя жена»?

И этот вопрос был проигнорирован. Пусть говорит, что хочет, ему же потом будет хуже.

– Или надо сделать вывод: уже знаете, что она убита?

Грановскому показалось, что ослышался, и он дал слабину: переспросил. Ванзаров немедленно воспользовался ошибкой, вылив на несчастного мужа ушат ледяной воды. Мозг вынес холодный вердикт: «это правда», но чувства опять взяли верх. Антон Сергеевич стал кричать, и еще раз кричать, бегать по комнатам и, наконец, прорвался в спальню, откуда вышел притихшим и, словно, побитая мышь. Играть в праведного защитника закона и оскорбленную невинность больше ни к чему. Он присел к столу, опустив лоб на сомкнутые замком пальцы.

Дав клиенту дозреть, Ванзаров сказал:

– На горничную посмотреть не желаете?

– А с Зиной что случилось? – еле слышно спросил адвокат.

– Она на кухонном полу. Если любопытно...

Грановский мотнул головой, словно отгонял надоедливого слепня:

– Чудовищно...

– Я тоже так думаю. И жду от вас помощи.

– Да, помилуйте, в чем?

Устроившись напротив, так что чтобы свет из окна падал на лицо адвоката, Родион сказал:

– Не стану пугать вас арестом, не хуже меня законы знаете. Но вы также знаете, что если захочу, то за милую душу засуну вас на пару деньков в «сибирку», до выяснения обстоятельств, так сказать. Надо ли такое пятно вашей репутации?

– Что вы хотите? – спросил Грановский сразу посеревшим голосом.

– Только одно, Антон Сергеевич, найти убийцу вашей жены и кухарки.

– Хорошо, спрашивайте, что угодно.

– Благодарю, – Ванзаров был искренним. – У вас счастливый брак?

– У нас очень счастливая семья... Была. Я любил Аврору, и она отвечала мне взаимностью. Родила мне двух чудесных детей, как хорошо, что они на даче. После успеха моей карьеры, жена уже ни в чем не нуждалась, у нее было все, что может пожелать женщина ее положения. Да, вы сами видите...

– Достаток – это не все. Каковы ваши личные отношения?

– Как у мужа с женой, проживших более пяти лет. Конечно, были ссоры, недомолвки, обиды, но теперь это все кажется такой мелочью...

– В котором часу ушли сегодня из дома?

– Как обычно, около девяти.

– Где находились?

– Сначала несколько деловых встреч, потом заехал в суд, вы можете проверить.

– Обязательно. Что подарили на именины?

– Небольшое колечко с брильянтом.

Действительно, на трюмо в спальне дожидалась бархатная коробочка и скромное колечко в пять-шесть месячных жалований коллежского секретаря. Все-таки в профессии адвоката есть свои приятные моменты, не то, что у сыщиков. Но не станем отвлекаться в такой момент.

Родион изобразил на лице глубокую задумчивость, даже подбородок помассировал, и, наконец, спросил:

– Хорошо знаете вкусы супруги?

– Конечно.

– Позвольте проверить. Какие конфеты она предпочитает?

Грановский не скрыл удивления, но ответил:

– «Итальянскую ночь».

– Когда последний раз их покупали?

– Кажется, в начале недели... Что за странный вопрос?

– Антон Сергеевич, вы обещали помогать...

– Да-да, конечно...

– Это ваша коробка?

С некоторым колебанием, осмотрев жестянку с пастушками и буколическим пейзажем, адвокат не смог ответить определенно: сорт верный, но его ли коробка – не известно. Аврора их очень любила и поглощала не стесняясь.

– Кто мог подарить эту коробку?

– Да кто угодно, это же конфеты, – удивился Грановский. – Почему они вас так интересуют?

– Почему не спросили, как погибла ваша жена?

Вопрос поставил в тупик, но профессиональная сноровка выручила: Антон Сергеевич пояснил, что от горя плохо стал соображать. И только теперь хочет уточнить: как?

– Отравили при помощи этих конфет, – сказал Ванзаров. – Синильная кислота. Бедняжка умерла быстро и без мучений. Не то, что горничная.

Грановского невольно передернуло:

– Так и думал, что этим кончится.

– Почему?

– Аврора последнее время стала интересоваться ядами, выспрашивала про судебные случаи, каждое утро письма какие-то отправляла...

– У нее на трюмо – набор отрав. Вам известно?

– Не имею привычки копаться в вещах жены, – с проснувшейся гордостью сообщил Грановский.

– У вашей жены был любовник?

– Насколько знаю – нет.

– Уверены?

– Кто может быть в этом уверен? Впрочем, вам не понять: не женаты...

– А конфеты кем могли быть присланы?

Антон Сергеевич выдержал взгляд чиновника полиции и сказал:

– Если бы я знал... – и вдруг добавил: – В последнее время был слишком занят. Мало уделяя время ей и семье. Теперь буду корить себя. Каюсь, замечал, что Аврора изменилась, но не придавал этому значения.

– Была какая-то причина?

– Она стала ходить на приемы к доктору Карсавину, это крупный специалист по нервным болезням, у него огромная практика и очень громкое имя. И берет далеко не всех пациентов. Нам понадобилась протекция.

Ванзаров протянул визитку левой рукой:

– Этот?

Грановский принял ее правой, глянул и сразу подтвердил: тот самый, держит кабинет на Фонтанке. Карточки «Хомякова», «Хомяков» и «Делье» он взял, как правша, и без запинки назвал адреса. А вот с «Твоя М.Г.» вышла заминка: адвокат не знал, от кого прислан букет. Родион уже собрался отпустить вдовца, сдавшего коварный экзамен, как вдруг заметил на левой руке скромное колечко со змейкой, кусающей свой хвост.

– Масонский знак носите? – наивным тоном спросил он.

Грановский смутился, прикрыв ладонь, и быстро ответил:

– Это не масонское... Так, дружеский подарок...

Ложь, какой бы искусной ни была, оставляет на лице врущего отчетливые следы. Надо только уметь их правильно читать. Грановский не обладал счастливым даром, а чиновник полиции – в полной мере. Но сейчас Ванзаров не стал тянуть за эту ниточку. Еще не известно, куда она может привести, а дергать опасно – вдруг оборвется.

Грановский вдруг принюхался, неподражаемая сигарка еще давала о себе знать:

– Позвольте, чем так дом провонял?

Не собираясь вступать в объяснения, будущий великий сыщик встал, солидно оправив сюртук, и сказал:

– Проводилась криминалистическая экспертиза... Вынужден напомнить, что на данный момент основным подозреваемым являетесь вы. Попрошу не покидать Петербург без моего согласия.

Чиновник полиции оставил адвоката заниматься приемом санитарной кареты и прочими малоприятными хлопотами в глубоком сомнении чувств.

15

Откуда же у юного Ванзарова взялось столько хитрости и ловкости, чтобы устраивать ловушки, и вообще вести себя, как заправскому сыщику? Пора признаться – есть в этот некоторая тайна. Приблизимся к ее разгадке.

Как ни странно, во всей безбрежной империи не было даже завалящего курса, на котором обучали бы господ, принимаемых в полицию, премудростям ведения допросов и тому подобному. Чиновник, претендуя на место, должен был сдать письменный экзамен, после которого считался годным к полицейской службе. Знания добывались только опытом, помноженным на ошибки и нераскрытые преступления. Самородки, типа Путилина, встречались, как золотой самородок – один на горы руды.

Юный чиновник Ванзаров по всем статьям не мог обладать столь изощренным опытом. Однако обладал. Конечно, главная причина – природный талант. Но не только. Рискнем высказать дерзкое суждение: своей психологической ловкостью Ванзаров был обязан... образованию. Глубокое знание греческих классиков, которые досконально препарировали человеческую природу, оказалось неоценимы подспорьем для сыщика. Характеры, привычки, слабости, подлость, ложь и само зло, вовсе не изменилось с древних времен. Люди, как были, так и остались во многом дурны, и лишь в редком благородны. Все развитие человечества, которым так гордились просветители и голодные студенты, свелось к ухудшению и без того шатких моральных качеств. Чтобы не случилось окончательного раздрая, требовались все более жесткие обручи социальных правил. А потому на современную хитрость, залезшую на постамент прогресса, хватало простоты древних философов. Один Сократ уличил бы больше жуликов, чем все приставы столицы. Поступив на полицейскую службу, Родион вывел для себя простую формулу раскрытия любого подозреваемого: логика – все, психология – остальное. Ну, и природный талант, конечно, помогал импровизировать. Куда же без него. Да, что-то мы отвлеклись...

Между тем, Ванзаров занялся обязательными, но заранее бесполезными делами. А именно: допросом дворника и посещением конфетного магазина. Игнат, напуганный появлением санитарной кареты, полиции и прочим, трясся за свое место, как осиновый лист, а потому готов был присягнуть, что никого не видел и ничего не слышал, хотя весь день стоял на посту как штык. Добиться от него: кто, и в каком часу приносил коробку конфет, было невозможно. В самом же заведении «Жорж Борман» ни приказчики, ни управляющий не посылали в дом на Малой Конюшенной никаких посыльных. «Итальянской ночи» за час уходит штуки три, сорт популярный, дамы любят. Концов не найти. Коробку мог купить, когда угодно.

Не заходя в участок, где ничего хорошего, кроме стонов пристава не ожидало, Родион отправился прямиком на Фонтанку. На указанном доме вывески, что здесь принимает великий доктор нервных болезней, не оказалось. Не было ее и на двери квартиры. Лишь скромная бронзовая табличка с фамилией. Видимо, так знаменит, что в лишней рекламе не нуждался.

После двукратного накручивания звонка, дверь приоткрыл молодой человек строгого вида и осведомился, нагловато глядя сквозь пенсне, что угодно. Родион сказал, что ему нужен доктор Карсавин. Его спросили, записан ли он предварительно на визит. Незваным гостям здесь были не рады.

– Полиция... – сказал Ванзаров, протискиваясь мимо мрачного секретаря. Но прыткий господин опередил и скрылся за дубовой дверью, охранявшей покой знаменитости.

Родион еще только примеривался, как войти: постучать или решительно ворваться, как створка распахнулась, пропуская величественную фигуру в халате.

– Ну, сколько можно! – закричало медицинское светило довольно высоким голоском. – Да оставите вы меня в покое или нет? Я буду жаловать губернатору, так и знайте!

– Позвольте... – только и выдавил сметенный чиновник.

Но ему не позволили. Господин продолжал на тех же оборотах:

– Какое бесстыдство! Это тирания! Прямой деспотизм! Велосипед отобрали – вам мало? Как будто других дел у полиции нет. Посмел, видите ли, проехать по Невскому без какой-то бумажки! Экое преступление... Может, в тюрьму за это отправите? Что вы хотите?

Не надо знать греческих философов, чтобы определить причину бешенства: у господина остался неизгладимый след от общения с чиновниками участка. Родион постарался, как мог нежно, загладить живейшее впечатление от полиции.

– Да на кой мне сдался ваш велосипед? – крикнул он. – Я вообще из сыскной полиции. Мы велосипеды не отбираем.

Крик пронял. Господин Карсавин, что уж тут скрывать – это был он, затих и пригляделся к гостю. Молодой человек выглядел несколько более упитанным, чем должно в его возрасте, намечалось легкое искривление позвоночника, недостаточное занятие спортом возмещалось бычьим здоровьем, а черты интеллекта ясно проступали на физиономии. Вполне добродушной, несмотря на напускную строгость.

Юный чиновник не остался в долгу, составив мгновенный портрет доктора: высок, крепок, чрезвычайно умен и, возможно, скрытен, лицо несколько вытянутое книзу, аккуратная бородка вокруг рта, прямой нос, поднятый вихор, золотое пенсне на шнурке, никаких украшений – ни перстней, ни даже булавки в галстуке. И удивительный взгляд – печальный, как будто проникающий в самую душу. Как и должен быть у хорошего доктора за сорок лет. Чем-то напоминал он модного литератора, писавшего забавные фельетоны, а нынче принявшегося за драматургию.

Дуэль взглядов окончилась без жертв, противники оценили друг друга, и пошли на мировую. Ванзаров представился, как полагается вежливому чиновнику полиции.

– Какое же у вас дело, Родион Георгиевич? – почти ласково осведомился Карсавин.

– В связи с одной из ваших пациенток.

– У меня их много.

– Госпожа Грановская.

Издав неопределенно-мычащий звук, доктор сказал:

– Какое совпадение... Но вы же понимаете, я связан врачебной тайной.

– Понимаю, развязывать не станем. Так, пару общих вопросов.

То ли обаяние юного чиновника подействовало, или по какой иной причине, но Ванзаров получил приглашение в кабинет.

Рабочее гнездышко мэтра нервных болезней полнилось скромной роскошью: просторная дубовая мебель, резные дубовые пластины на стенах и даже наборный дубовый потолок в стиле поздней готики, внушали неисчерпаемый кредит доверия. Повсюду развешаны фотографии с видами Европы и, что любопытно, разнообразных моделей велосипедов. Осматривая величественный антураж, Родион невольно спросил:

– Сколько берете за прием?

– Двадцать пять рублей, – скромно ответили ему.

Это было неслыханно. Просто чудовищно. Если самый жадный доктор столицы требовал за визит червонец – считалось дерзостью. А тут... Ясно, что с улицы сюда не попадают.

Незаметно сменив халат на пиджак, Карсавин устроился за приемным столом и наблюдал за юношей с явно профессиональным интересом.

– Так, что могу рассказать об Авроре Евгеньевне? – напомнил он.

– Все, что не покрыто врачебной тайной, – ответил Родион, не в силах отвести глаз от початой коробки «Итальянской ночи» на письменном столе.

– Ко мне приходят очень состоятельные люди, которые не могут справиться со своими сугубо личными проблемами. Я не прописываю им таблеток, процедур или поездки на воды. Я предлагаю изменить их образ жизни. Многие беды человека возникают, как ни странно, от избытка и достатка. И с этим приходится бороться. Грановская не была исключением. Пожалуй, на этом все.

– Вы послали ей сегодня букет?

– Да, отвез с утра пораньше.

– Зачем?

– Какой странный вопрос, Родион Георгиевич. В моем деле надо не только уметь лечить пациентов, но и поддерживать светские приличия. У Авроры Евгеньевны сегодня именины, я не могу быть приглашен официально, как вы понимаете. Но почему же не сделать приятное женщине, которая столько платит?

– Что-нибудь еще подарили?

– Милую безделушку: письменную принадлежность.

Карсавин источал спокойствие и уверенность. За которыми могло скрываться что угодно. Родион испробовал лобовой таран.

– Госпожа Грановская умерла. Вернее – была убита.

– Вот как? – только и спросил доктор, словно эта новость ничуть не удивила, и даже съел шоколадную конфетку.

Редкое хладнокровие. Утром дарить цветы, а днем узнать, что женщина мертва, и при этом бровью не повести – не каждый сможет. Как будто заранее был готов.

– Что вы делали в это время?

– В какое?

– Между полуднем и часом дня, – нехотя уточнил Ванзаров.

– Сидел в участке под арестом.

– В котором часу были у нее?

– У Грановской? Кажется, около десяти.

– Отменим врачебную тайну по причине насильственной смерти пациентки...

– Только под пыткой. С дыбой и раскаленной кочергой обращаться умеете?

Такого скользкого и бесполезного допроса, Родиону еще не доставалось. Противник явно превосходил его на голову, уворачивался от детских ловушек, раскусывал хитрости, а внутри, наверно, потешался, над глупым полицейским. Остался последний способ.

– Аврора Евгеньевна рассказывала о своем любовнике? – спросил Ванзаров.

– Она завела его по моему настоянию.

– Назовите имя.

– Понятия не имею, кто он. – Карсавин легкомысленно отмахнулся и покусился на следующую сладость, отчего стал причмокивать. – Конкретный персонаж... а также их количество... меня не интересует... Аврора имела право менять их хоть каждый день.

– Вы предложили замужней даме изменить мужу. И это называется лечение?

– Часть лечения...

– То есть совратили честную женщину?

Владимир Симонович широко улыбнулся:

– Молодой человек, вам еще рано рассуждать об изменах и совращениях, пока сами через это не прошли. Не так ли?

Железная воля будущего великого сыщика остудила щеки и не дала румянцу предательски выскочить наружу. Родион перевел дух, чувствуя, что как раз в такой непринужденной беседе начинает закипать, и спросил:

– Стало быть, проповедуете свободу нравов?

– Я ничего не проповедую, я помогаю больным людям, – довольно жестко парировал Карсавин. – И пусть со стороны кажется, что они здоровы и счастливы, но только в этом кабинете, скрытом от посторонних глаз, открывается, подчас, такая правда, о которой даже ваша проницательность представления не имеет.

– Так просветите. Мне как раз надо набираться опыта...

Юного чиновника одарили покровительственной улыбкой.

– Так и быть, потрачу на вас мое драгоценное время. Пусть это будет вторая бесплатная консультация в моей практике... Вам предстоит работать с множеством людей, и будет полезно знать маленький секрет. За внешним благополучием и умиротворенность, могут скрываться чудовищные желания. Общество заставляет давить их глубоко в сердце, но они никуда не деваются. Человек, живя внешне добропорядочной жизнью, в душе совершает ужасные поступки. Эта болезнь особо мучительно протекает у женщин, а у счастливых супруг, да еще с любящим мужем и выводком детей – в тяжкой форме. Ад – душа женщины. В каждой домохозяйке дремлет хищник. Человеческая природа никак не улучшилась, человек был и остался зверем. Чтобы его выпустить, чтобы не дать разодрать душу изнутри, требуется лечение. Многие ищут его, где ни попадя, пока не приходят ко мне.

– Не любите вы своих коллег, доктор...

– Они-то как раз безобидны. Хуже, когда за лечение берутся откровенные шарлатаны, например мадам Гильотон. Слышали? Очень рад за вас. Эта барышня выдает себя за сомнамбулистку, вещает что-то в трансе, с духами советуется, возбуждает астральные энергии, и тому подобное, а на самом деле – дурит голову. Чистая мерзость с точки зрения науки. Представляете, что происходит с больным после подобных сеансов?

– Чем же вы их исцеляете?

– Я не лечу, а помогаю стать собой, не нарушая законов общества. Я помогаю им стать самими собой. Понимаете? Пациентам вручаю один волшебный предмет... – Карсавин вынул из стола круглое зеркальце в золоченой оправе на крохотной цепочке. – Чтобы смотрелись в него и нашли исцеление в себе. В остальном моя задача сводиться к тому, чтобы тщательно наблюдать за изменениями в их жизни, это одно непременное условие. Я достаточно ясно выразился?

Поняв намек, как мог, Ванзаров поднялся:

– Что же увидела Аврора Грановская в своем зеркальце?

Взгляд Карсавина затуманился на мгновение, облачко исчезло, и он сказал:

– Этого мы никогда не узнаем.

– Зато точно известно, что после ваших сеансов Грановская стала интересоваться ядами и случаями отравления.

– Вот как? – равнодушно спросил доктор. – Ничего подобного я ей не советовал. Следует понимать: мое лечение – психологическая терапия. Ничего больше.

– Видимо, лечение не пошло на пользу.

– Как знать, быть может, она умерла счастливой... Ну, а я всегда к вашим услугам. Обращайтесь, если что, напрямик. Отныне вам рекомендации не нужны.

Ну, вот и Ванзарова оценили на предмет сумасшествия. Ох уж эти лекари, так и норовят вылечить, кого ни попадя любой ценой. Обычно – не малой.

На жарком ветерке набережной реки Фонтанки Родион осознал, что его провели как щенка. Мудрый доктор, обожающий шоколадные конфетки, не сказал и десятой части того, что знает. Но все же засчитать юному чиновнику полиции чистое фиаско было нельзя. Ванзаров не столько понял, сколько ухватил интуицией, что знаток нервов нарочно или случайно проговорился, и сказал нечто важное. Быть может, неоценимо важное. Схитрил эскулап отчаянно: показал темную, наглухо закрытую шкатулку, в которой хранится бесценный секрет, а ключик – утаил. Придется искать.