Текст книги "Единственный чеченец и другие рассказы"

Автор книги: Антон Блажко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

Кинжальные очереди вдруг начали отдаляться, в грунт и хворост кругом вонзились два или три подствольных заряда, взметнув щебнистый чернозем, вороха палок и прочей дряни, осыпавшей его сверху. Оглушенный Федорин бросил оружие и вжался в хрящеватое ложе, прикрыв руками голову и пытаясь заполнить собой малейшую вмятинку. Чудом его не тронуло, зависла томительная пауза. Придя в себя и решившись поднять лицо, он не сразу понял, что вокруг тихо. На всякий случай вновь припав к автоматному ложу, долго пытался сообразить, что к чему. Когда пискнула наконец птаха и зашуршало в траве, а пороховая гарь рассеялась в лесном воздухе, трудно сознающий окружающее и не верящий в спасение помнач РИО чужим голосом крикнул:

– Эй, есть кто?

–

Быстро собрав людей и поставив задачу, Паляница наискось по склону двинул к следующей вершине, чтобы сократить время. По заросшей тропке скатились к плешивому подъему, который венчали скальные выходы. Связист пытался докричаться спецназа, который шел примерно навстречу, отбиваясь от кусавших с боков "душар". У избушки-складика витязи разделились, пока группа с сапером взрывала ее, часть углубилась в лес и наткнулась на противника. Мужики пытались дать бой и даже погнать его, вряд ли превосходившего силой, но с самого начала оказались в невыгодном положении, на дне лощины. Перекрестный огонь с высот кругом вспыхнул разом, точно их ждали. Сразу появились раненые, и бойцы начали постепенный отход, вызывая оставшихся у схрона. Те тоже попали под мелкий обстрел, но не стали ввязываться и пошли своим путем, стараясь координироваться на ходу. Враги использовали превосходство хозяев, скача по верхам, как черти, встречая залпами в неожиданных местах и принуждая идти то заваленным глыбами ручьем, то крутыми оврагами. Оказались количеством они больше, чем могла вместить темная полуземлянка, или мобильнее, но что было всего хуже – видимо, прослушивали связь.

Одолев штурмом горб, комбат повел свои войска в максимальном темпе под углом к следующей гриве, чтобы траверсом взойти на нее и огнем поддержать отряд. Барановских солдат во главе с командиром оставил на полпути по краю зелени, обеспечивать тыл – подвигов майор не жаждал, выполнить задачу скорей и грести отсюда с минимальными потерями, а лучше совсем без них. Со стрелковым оружием и парой гранатометов в войну не играют, тем паче здесь, кто придумал идиотское шоу, ставшее в малую пока кровь...

Прапорщик Шалев нервничал у федоринского БТРа, когда началась суета выступления. В любую минуту Стекольников мог затребовать командира, что тогда говорить – до кустиков отлучился? Это не прикрыть офицерскую пьянку или самоезд в село. Обратился снова к бойцу:

– Куда они пошли?

– Туда, – махнул воин лапой.

– Зачем?

– Проверыть. Снайпыра засекли, чи што...

– Какого еще снайпера... черт возьми? – крепких слов он не употреблял.

– Та я шо, тащ прапоршык...

–

Солдат трясся, лежа на подвернутой ноге.

– Чего не ушел?

Парень молчал. С бледного под грязью лица тек пот, кругом валялись расстрелянные гильзы. Федорин поднял брошенный автомат, проверил магазин пуст. В пальцах бедолага сжимал гранату, к счастью, с невыдернутой чекой.

– Размораживайся, пока вроде живы. Цел?

Форма бойца, как и его собственная, была измарана настолько, что он не сразу заметил на левой штанине ниже колена бурое пятно. От прикосновения боец дернулся.

– Встать можешь? Идти?

Глядя на ротного расширенными глазами, пацан словно проглотил язык. С трудом Федорин разорвал штыком крепкую ткань; рана оказалась сквозной, а задела что или нет, как знать. Почему они его бросили? Небось бежал последним, ткнуло, и все. Переждав, когда чуть успокоились трясущиеся руки, всадил ему иглу пластиковой ампулы из своей аптечки – первогодок если не сам истратил промедол на кайф, то забрали давно старшие, у солдат в шприцах плескалась обычно вода. Вынув из нарукавного кармана парня, где носили перевязку, серый индпакет с ватной подушечкой и бинтом, вскрыл его и замотал как мог голень. Марля быстро начала промокать. Ноги не держали, кое-как нашел две ровных палки и стал прикручивать остатком бинта к поврежденной конечности на манер шины, вдруг тронуло кость. Хлопец морщился, но не издал звука.

Следовало перетянуть еще где-то артерию и даже сунуть записку со временем. Вот оно, отсутствие военно-полевых навыков... Размотав с приклада жгут, остановился в нерешительности. Операция на деле являлась не простой, как-то на выезде войска баловались и прострелили "годку" плечо, инструктор отсутствовал, раздев, дружно пытались зажать вены, кровь хлынула струей, сняли все к черту и помчались в часть. Оформили как выстрел снайпера, боец даже в отпуск съездил. Так что завяжешь не там, и конец. Но спрашивать было не у кого, поэтому наложил красную медицинскую резину чуть ниже колена, как сумел. Хуже вроде не стало. Глянул на часы: половина первого. Надо ж, шли.

– Поднимайся, не потащу. Идти нужно, понимаешь? Ну что как оглоблей контуженный, твою мать!..

Затравленно таращась, тот не отвечал. Терпение Федорина начало истощаться:

– В плен хочешь или сдохнуть, если нас не подберут? Неизвестно, что еще там творится, как доложат про все. Меня в павшие уже точно занесли, а ты без вести будешь, радости дома – ... Вставай, ну!

Подыскав дрючок с развилкой на роль костыля, повесил на себя автоматы и собрал на всякий случай рожки. Взяв парня по мышки, с трудом поставил на ноги, тот выворачивался и стонал. Обозлясь, Федорин крепко тряхнул его:

– Да оживай ты, елы, а то как звездану сейчас!..

Боец вдруг заплакал, одергивая что-то сзади рукой. Там ниже бронежилета измазанные штаны расплывались темно-влажным.

– Что, и сюда тоже? – Солдат помотал головой, и Федорин понял. Трам-татам, я уж думал!.. Брось, не до этого. Хотя постой малость, я сейчас...

С неодолимой ясностью он вдруг ощутил, что конфуз может повториться...

–

Первыми на барановцев вышли спецы основной группы, потерявшие незадолго перед тем связь. Осколок ли пробил их главную станцию, выданный для операции зеленый армейский ящик, село питание или древний агрегат не выдержал болтанки, собственные же их карманные устройства работали на другой волне. Естественно, побратимов едва не встретили огнем. Витязи отходили молодцами, сказывались подготовка и спаянность, двух раненых тащили бегом на брезентовых носилках, одного для скорости, у него было задето бедро. Из заметных трофеев наличествовали сломанная видеокамера и двухкассетный магнитофон, левое оружие и припасы в богатом оснащении не выделялись. С Паляницей они не пересеклись, те вышли в район схватки левее и завязали перестрелку с быстро обнаружившими их "чехами", в результате оттянувшимися от спецназа. Понимая обстановку, противник едва ли развернул бы настоящее сражение, и все же где-то за хребтом шел сейчас бой. Баранов взял рацию, но комбат, видимо, его не слышал. Вновь получалась ерунда: теперь следовало поддержать войска, выдвинувшиеся на помощь отряду.

"Щиты" готовы были повернуть назад, отправив раненых, пополнив огневой запас и разжившись дальней связью. Вместо этого Баранов предложил сменить его на позиции, условившись, что как только выйдет вторая их группа, витязи сформируют кулак и по мере сил обеспечат выход армейцам. Сориентировавшись по переданной ему карте, он разбил людей по тройкам и рванул вперед.

Перемахнув облесенную гриву, вскоре услышали первые выстрелы из низины. Помчались еще быстрее, выйдя из радиотени и перекрикиваясь уже напрямую с двигавшимися навстречу товарищами. На бегу толком не разобрали, но связист, находившийся при ротном, понял – кто-то ранен. За взгорком навстречу попалась группа под командованием взмыленного сверхсрочника, бойцы волокли почти по земле на распяленном бронежилете Паляницу, поддерживая ноги. Крови на его сбитой вверх форме почти не было, и только серое лицо с опавшими веками свидетельствовало о тяжелом состоянии.

– Куда его? – Баранов схватил комбата за безжизненную ладонь.

– В живот, грудь. Нога тоже... – "сверчок", командовавший невольными санитарами, смотрел подавленно, словно чувствуя вину. Отерев пот с лица, залепленного древесной трухой и паутиной, отхаркался в сторону.

– С остальными что? Где связист, почему отвечает через раз?

– Не знаю, там все, – солдат показал автоматом в направлении, откуда неслась частая пальба.

– Ладно, несите быстрее, меняйтесь чаще, но не стойте. Там спецы остались, сразу на бэтэр и вниз. Готовой отвечаешь, пошел!

Заворачивая и сбивая на ходу в кучу встречных бойцов, отрывочно выяснили: майор разделил своих, чтобы зайти "чехам" в тыл, охватить и при взаимодействии с отрядом шугнуть до ледников, а выйдет – раздавить под корень. Но связи не получилось, первая рота во главе с комбатом обнаружила "духов" раньше, чем планировалось, те хитро бегали кругом, маневрируя и, по всей видимости, слыша переговоры. Внезапно открытый с гребня огонь срезал Паляницу, шедшего впереди. Командир первой роты, молодой лейтенант, приказал спасать комбата, заняв оборону с оставшимися людьми. Вторая группа тем временем беспрепятственно вышла в намеченный район, ударив по "чехам", но подверглась обстрелу скорее всего той их частью, что раньше молотилась со "щитами". Противник обнаружил немалую силу и умение воевать, в горной местности партизаны могут и побеждать регулярную армию. Спецназ не отвечал на вызовы, положение осложнялось неясностью, выбрался ли он и нужно думать о себе либо отстреливается и вот-вот может возникнуть рядом. Барахлящая дезорганизованная связь, проклятие кампании, мешала координировать действия и получать сообщения от остальных.

Вмешательство барановской роты наконец решило исход.

–

Различая далекую стрельбу, ковыляли потихоньку своей дорогой, в представлении Федорина к заветной седловине с бронетехникой. Маршрут получался так себе, боец не мог преодолевать склоны, пошли низинами, над ручьем, где хватало бурелома и глыб. Федорина уже заботило больше всего как оправдываться, вернувшись. Вляпался крепко, по его вине ранен солдат, дай Бог один, это шишкам за тысячные потери только чины с крестами дают ... Задела мысль, что не дойти лично ему было б проще, ну и война-служба, где собственного начальства страшишься больше врага. Правда, вина непростительна, но наказан по самые гланды; а парень за что? Гадостно было неимоверно...

Пацан ступал тяжело, поджимая ногу и прыгая на здоровой, вскоре сломал импровизированный костыль и рухнул, ударив локоть. С трудом выталкивая слова, попросил ослабить жгут – туго, а кровь все равно шла. Матерясь, Федорин размотал измазанную резину и запихал в боковой карман. Взяв у парня брючный ремень, перетянул ногу, но когда тот встал, штаны свалились до колен, форма была размера на три-четыре больше нужного. Отстегнув собственные подтяжки, вытянул из-под куртки и закрутил вокруг многострадальной голени. Снял с бойца всю лишнюю сбрую, которую пришлось взвалить на себя, нашел ему для левой руки дрын и сунул в правую автомат стволом вниз:

– Хромай так, а то к вечеру не доберемся.

Сам он надеялся, что их выдвинутся искать, как только бойцы достигнут позиции на плато, и опасался разминуться со своими в зеленке. Тандем их силы не представлял и в случае нового столкновения однозначно был бы уничтожен. Путь он старался выбирать примерно тот, каким приперлись, во избежание очередных неожиданностей, хотя выходило приблизительно. Паскудство и началось тем, что заблудились, но ничего лучше в голову не шло.

Кепи где-то потерял, напялил бойцовскую каску, броник наливался тяжестью с каждым шагом, приходилось тащиться сзади раненого, в трудных местах подставляя ему плечо. От штанов парня ощутимо пованивало, спустились к самой воде обмыться. Федорин отошел, чтобы не смущать. Вблизи любая война – грязь, кровь да вот это, тем более такая дурацкая, как все государственные начинания последних лет... Разделся до пояса и чуть поплескался сам, осколочные царапины саднил пот и терла одежда.

Взобраться на косогор парень не смог, поплелись дальше в обход холма. За скальным выступом борта раздались в стороны, открылась настоящая пойма с сочной травой. К руслу выходили три распадка с собственными водотоками, почва чавкала под ногами. Следовало лезть вверх или их просто не найдут, и так отклонились уже дальше возможного.

– Слышь, потерпи, надо подняться, а там сядем и будем ждать. Должны уже нас искать, не могут же просто бросить, так его растак...

–

Забрав вправо для обхода противника, Баранов попал на вторую роту первого бата, пробивавшуюся к своим. О командовании не пришлось заикаться, измазанный расцарапанный прапорщик, и.о. взводного, готов был к любым четким распоряжениям. Плюнув на связь, больше помогавшую "чехам", скучили огонь, истратили почти все гранаты, но ударно перевалили через высотку без потерь, оказавшись в прямой видимости полуокруженных товарищей. "Чичи" палили ожесточенно и не без толку, но сдали назад.

К остатку первой роты прорвались вовремя, ей приходилось туго. На командира, старшего лейтенанта, прикрывавшего с горсткой бойцов основную часть, страшно было глядеть. Близкий взрыв мелкими осколками, точно лезвиями, располосовал ему шмотье и обтяжку бронежилета, сорвал с головы каску, посек руки и лицо. Кровь текла из многочисленных порезов, заливала глаза, оглушенный контузией, он смахивал с бровей красные сгустки и невнятно что-то мычал. Баранов заставил его первым идти в тыл, собрав других раненых, развернул подкрепление и скомандовал общий отход.

Фактическое безвластие, в котором отряд подчинялся сам себе, а Паляница плюнул на трусливое временное командование, обернулось наконец пользой. Как только первые бойцы дотащили майора до лужка, где лежал спецназ, тот, узнав состояние дел, попер на помощь. Выходила чехарда, бег друг за другом, но гладко операции проходят только на планах. При поддержке "Щита" Баранов даже перешел в короткое наступление, отогнав "чехов" за хребтик, и те отстали. Успех не стали развивать, хватит на сегодня, шарахнули напоследок гранатометный залп и почесали назад, к технике.

–

Стекольников потребовал к рации комроты. Прапорщицкое "на связи!" его не удовлетворило:

– "Двести третий" где?

Это был позывной Федорина.

– Я за него.

– Тебя спрашивают – где он?

Наушники помолчали.

– Вызвали куда-то... Участвует в операции.

– Кто приказал?

– Не могу знать.

– Связь с ним имеешь?

– Никак нет.

Обругавшись, подполковник затребовал:

– Ищи где хочешь, разворачивай две "коробки" и держи наготове – наши с "трехсотыми" идут.

Честя всех подряд, Стекольников продул беломорину, обмял гильзу и сунул в рот. Огниво затерялось где-то под сбруей, связист услужливо протянул свое. Пустил едкий дым, он подытожил:

– Вечный дурдом! Командиров до хренища, одни командиры кругом, а бардак как двадцать лет назад был, так и остался... Хотя такого, правда, все же не было!

–

От движения помочи ослабли и распустились, пришлось их заново перемотать. При ходьбе кровь сочилась из раны постоянно, бинт и штанина промокли насквозь, в ботинке у солдата хлюпало. Федорин перевязал его марлей из своего пакета поверх старой и взглянул на часы. Стекло подернулось сеткой трещин, исчезли циферки с кварцевого табло – где-то стукнул. Остыв на вершине, почувствовали голод. Хлебнули по очереди из фляги, наполненной по дороге внизу.

– Тебя как зовут?

– Рядовой Воронов.

– А по имени?

– Александр.

– Попали мы с тобой, Александр... Ладно, прорвемся. Сам откуда?

Оба сидели, привалившись спиной к стволам.

– Из Тверской области.

– Сколько отслужил?

– Полгода. Если день за два будет, в октябре домой...

– Вернемся – поваляешься в госпитале, в Махач отправят, а то и Ростов, отдохнешь, потом в отпуск съездишь. Дырка у тебя пустяковая, зато медаль какую-нибудь дадут, сейчас вроде за ранение всех представляют. Где вот только наши запропастились?

Обе свои ракеты, зеленую и красную, Федорин уже выпустил, пока безответно. Прикинуть время точно не получалось, оно словно разорвалось после стычки, но солнце явно клонилось на закат.

– Надо идти, Александр. Что-то не так, хотя черт его знает...

Стрелять вверх не хотелось, дважды чудо сомнительно, противник любой численности означал бы для них конец. Ремень на вороновском автомате он отпустил так, чтобы боец сунул в него ботинок, но не касался раненой ногой земли, после чего они вновь обнялись и похромали вниз.

–

Когда авангард прикрытия достиг зоны видимости основных сил, начались очередные беспорядок и суета из лучших побуждений. Для вывоза раненых приготовили машины, отправив часть личного состава вниз пешком, санинструкторов выслали навстречу с носилками и под прикрытием свежего взвода. Майора с поверженными витязями и еще двух солдат, поймавших небольшие осколки, вывезли первыми, стихший полкан от своего имени приказал запросить в ущелье вертолет. Баранов последовательно задержался на собственной недавней позиции, затем последнем взгорке уже в виду БТРов, чтобы пересчитать народ и собрать отставших, зная, какие случаются накладки. Однако торопили все – нижнее, оно же верхнее начальство, Стекольников, "щиты", полагавшие свою задачу выполненной, сверить личный состав полностью не удавалось: кто-то убыл первым с ранеными, другие скатывались к дороге по склону, в ходе маневров подразделения частью перемешались. Витязи сначала искали отставшую группу, подрывавшую несчастный схрон, требовали развернуть войска для прочесывания леса и хватались за стволы, пока не выяснилось, что те давно внизу и успели даже поесть. Мордатый старший лейтенант генеральского возраста (поздно вышел в офицеры, наверно) ухитрился кружным путем вывести их прямо на командный пункт, где поджидал всех нервничавший полковник. Найдя друг друга, спецы заспешили больше всех, не имея почему-то собственного транспорта и предвидя ночь на перекладных. Стекольников подгонял:

– Быстрее, быстрее! Посчитали людей? Ладно, там проверимся, по машинам!

Сгреблись в конце концов, как есть, облепили технику и вереницей потянулись вниз. В хвосте полз, развернув назад башню, приданный танк. Увешанное брикетами взрывчатки, которая при попадании детонирует и отбрасывает заряд, железо производит странное впечатление покрытых наростами чудовищ, вкупе с ним колонна напоминала какой-то табор цыган войны.

Уже на пути следования батальонов из привершинной рощи неожиданно выбежала группка бойцов. Одного, виснущего мешком, волокли под руки. Их могли не заметить, но хлопцы пустили вверх пару очередей, заставив многих пригнуться и вскинуть оружие. Крайняя машина притормозила и, дождавшись бедолаг, дала газ.

Шалееву в сумятице так и не удалось найти ротного. Дорогой, когда остановились из-за буксовавшего транспортера, к нему запрыгнул посланный на розыски боец и сквозь рев двигателя сообщил, что видел замкар первого взвода Сомова, с которым командир уходил. Прапорщик несколько успокоился – значит, и тот где-нибудь поблизости. Офицеры хреновы, без году неделя, а уже ворочу, как хочу. Наберут в армию от пивного ларя...

–

Федорин думал уже не о том, что "чехи" могут настигнуть их в любой момент, гнело другое: окапываться и драться насмерть либо наступать до снежных вершин никто не собирался, представление изначально намечалось показательным, на один день. И если побывавший нынче в бою сводный полк – не полк ждет их сейчас, выстроившись в походную колонну, а пара рот брошена на поиск, выходило скверно. Но где же они, товарищи по оружию? Воин Красной Армии, спаси!

Боец выдохся прыгать вверх-вниз и не мог ползти к дальней гриве, чтобы топать затем по верхам. К тому же Федорин не узнавал мест, хотя молчал об этом. Высокие скалистые пики передового хребта, по которым можно было ориентироваться, не просматривались из низин, а окрестные носы и пирамиды, затянутые лесом на пологих северных склонах, повсюду выглядели незнакомо-однообразно. Подступала тревога – да как бы не... Бросали на произвол судьбы и верную смерть целые части, ОМОНы, СОБРы, два каких-то человека вовсе не шли в счет, тем паче живых ли, нет ли.

Поразмыслив, Федорин принял стратегическое решение идти вниз по ручьям. Сливаясь, они должны были привести к речке, бурлившей в долине, откуда вся сегодняшняя эпопея началась. Ничего больше, собственно, и не оставалось.

–

– ...Как – нету?

Прапорщик молчал.

– В Бога душу мать, как, я спрашиваю?!

Сомов честно рассказал о случившемся, но выкладывать командованию всю правду Шалеев не стал. Ротный двинулся по чьему-то приказу в район боевых действий, не ставя лично его в известность, позже выяснилось, что в лесу он попал в засаду и остался прикрыть отход с бойцом. Обоих скорее всего уже не было на свете или попали в плен, что в общем-то равнозначно, а как дело повернется, следовало еще посмотреть.

– Где это случилось? – у Стекольникова даже сел голос.

– Правее заварухи спецназовцев, как воины говорят. Не по карте ведь шли...

Кому она нужна, правда – лишняя морока, в первую очередь ему: докладывать, отчитываться, писать, а затем его же первого выдолбят по полной программе, что да как, почему допустили. Выберется старлей – отплюется сам, а если худшее, так война не без этого, все спишет. Для родных пал смертью храбрых лучше сгинувшего по глупости, награда, пенсия; его же в сложившейся ситуации задергают, верно, один черт – куда смотрел ты, настоящий солдат, которому доверили этого партизана-пластилинщика?..

–

Больше парень идти не мог.

– Саня, посиди тут, а я сбегаю на ту горку. Может, наши уже рядом где.

Глаза Воронова налились мольбой:

– Товарищ старший лейтенант, не бросайте меня!..

– Что говоришь-то? Просто мы как иголка в сене, до утра ведь искать не станут, и каюк нам. Сообразил?

Подозрения на самом деле переходили в уверенность – похоже, их впрямь потеряли с вытекающими последствиями, но озвучивать приговор не хотелось. Боец уцепился за форму:

– Товарищ стар... пожалуйста! Я взорву себя, я ...

В глазах его стояли слезы. Отчасти он был прав, и без шкурных намерений плутануть здесь – раз плюнуть, умение ориентироваться Федорин уже доказал. Потерять местоположение солдата и бегать потом вокруг, крича и зазывая на себя "духов"? Может, они и так шастают поблизости, за следующим поворотом столкнется нос к носу, как тогда... От воспоминаний передернуло.

– Накроемся мы с тобой тут скоро оба медным тазом... Какого ты вообще не ушел со всеми, подставился "чехам"?

Злость все-таки прорвалась, боец понял это и выпустил куртку. Если б не он, может, ротный давно трясся бы уже на броне, отлучку б не заметил никто... Хотя что там, парень сам вряд ли помнил, как удар в ногу сбил наземь. Орал убегавшим, а те не слышали за страхом и шумом боя, не хотели слышать...

– Военник при тебе? С пакетом?

– Да.

Бойцы заматывали документы в полиэтиленки, чтобы меньше размывали вода и пот.

– Давай тогда ксивы в берцы пихать, на случай, если нас потом обнаружат. Может, "чехи" на рвань нашу не польстятся. А номерки – в другой говнодав, под стельку.

Сказал бы кто, что однажды так буднично придется готовится к смерти... Воронову тоже приходилось впервые, хотя по сроку службы должен был участвовать в зимних боях. Документы и личные номера чечены старались забирать как доказательства подвигов, совали потом в объективы камер, а неопознанные трупы свозили в железнодорожные рефрижераторы под Грозный и в другие места. Они же будут тут валяться до истлевания, шинкованные полуметровыми ножами или раздербаненные в куски, гранаты оставались, чтобы не попасть живьем в плен. Домашним будет суждена мучительная неизвестность...

Пособив Воронову с обуванием больной ноги, заставил встать:

– Не хочешь оставаться – пошли.

–

– Товарищ полковник, во втором батальоне отсутствуют исполняющий обязанности командира роты старший лейтенант Федорин и один рядовой.

– Что значит – отсутствуют? Причина, где могут быть?

– Неизвестно. Предположительно не вышли из района боя.

– Предположительно-о... – раздражаясь, передразнил сводный командир. Выяснили хоть что-нибудь? Кто видел последним?

– Бойцы его группы. Прикрыл отход, когда попали в окружение.

Стекольников был сам ошарашен случившимся. Почему Федорин оказался в круговерти стычки, хотя должен был торчать бдительно на указанном рубеже, докапываться не стал, всякое случается в армейской неразберихе, узнаешь слишком много – после отвечай, почему не доложил. Разговор с командиром шел практически с глазу на глаз, представитель штаба оперативной зоны отбыл с первыми ранеными, чтобы успеть в вертак и оказаться поскорей дома.

– Искали?

– Еще не успели, сейчас только выяснили, что нет.

Несколько секунд полкан размышлял, барабаня ногтем по клапану генеральской полевой сумки. Наконец решил:

– У нас не осталось времени. После разберемся, сейчас по машинам.

– Товарищ полковник!..

Аспидные глаза на дрябловатом, нездорово смуглом лице изливали желчь.

– Приказ не ясен? Хотите новых потерь или неделю здесь ошиваться? Ваши подчиненные – в любом случае прямой ваш недосмотр, а за партизанщину ответят все, это я обещаю!

Стекольников чужие грехи расхлебывать не собирался, но промолчал.

– Вам известно, что майор, как там его, самовольно двинувший подразделение и помешавший выполнять задачи спецназу, скончался на пути следования к авиатранспорту? Понимаете теперь, какое разбирательство ждет? Сегодняшних бесчинств я так не оставлю, разбойничья шайка, а не армия, обо всем будет доложено в округ! Если отказываетесь подчиняться, я вас отстраняю от должности. Вопросы есть? Тогда идите командуйте.

Развернувшись без "есть", Стекольников зашагал вдоль колонны к своим войскам.

–

Осознав, что видит впереди желанную седловину с другого направления, Федорин обрадовался так, что ослабевшие ноги подкосились, и он плюхнулся на зад. Дошли; вскочив, скинул тяжелую амуницию рядом с каликой Вороновым и побежал на вершину бугра, словно глотнул живительный эликсир. Метров через тридцать подъема запал иссяк, дальше карабкался носом в землю, опираясь на автомат и хватаясь за стволы. Холм оказался высоким, за перегибом вместо неба открылся следующий участок постепенно крутеющего склона. Обогнув скальный выступ, Федорин влез на него с пологой стороны и попытался высмотреть, что там, на заветной гряде, потом плюнул, дал очередь и замер, поджидая ответ.

Расстреляв остаток рожка и наоравшись до хрипоты, он сел на камень, опустив ствол. Не услышать вряд ли могли, седловина находилась в прямой видимости уступа, даже если разглядеть простым глазом что-то было трудно. Неужели?.. Собравшись с духом, поднялся – их жизнь, похоже, находилась в собственных руках, ногах вернее. Вниз бежал слаломистскими зигзагами, чтобы не полететь кубарем через голову, несколько раз все же упал. С Вороновым пришлось аукаться, тот забился под корягу и боялся отвечать, уже плохо соображая, а Федорин на спуске немного промахнулся. Будь они прокляты, эти горы, даст Бог выбраться – на картинках не станет смотреть...

Парень вопросов не задал, кое-как встал, обнял его за шею и запрыгал рядом тяжелым увечным кузнечиком, дергая Федорина при каждом броске. Спустились вновь к ручью, который стал полноводнее, шире руслом, что путь не облегчало. Через шаг громоздились здоровые обточенные течением валуны, рухнувшие стволы и притащенный в дожди потоком древолом застревали меж них, образую целые плотины, дальше стопы проваливались меж скользких камней, ежеминутно грозя хрустнуть. Где случалось ровнее, хлюпали по воде, отпечатывая следы на редких плесах, крупные завалы обходили, выбираясь на берег к кустистой пойме. Наконец оба свалились без сил.

– Скину я эту броню, – решился наконец Федорин, – не дороже головы. Будем живы – разберемся, нет – чего тогда...

Вороновский панцирь с каской и пустые рожки сунул в яму, под корни вывороченного бука, завалив глиноземом с травой и палыми листьями. Для порядку Федорин попытался запомнить место и даже выбил штыком зарубку на бревне. С которой попытки удалось бы продырявить им врага, даже новенькие, в смазке клинки тупее консервных ножей для патронных цинков... Пошли чуть быстрее, но скоро выдохлись опять – боец постанывал, норовил запасть в обморок и вис мешком, еле волоча простреленную конечность. Рана была серьезнее, чем казалось, или сильно вытекла кровь, да и парень геракловым здоровьем не отличался. Выбравшись в лощину пошире, где уже целая речушка петляла меж зеленых бортов, рухнули в рост среди высокого остролиста, долго отдыхивались, не замечая налетевших вмиг комаров и слепней.

Действие лекарства заканчивалось, парня ощутимо жгла боль. Страдальчески морщась, вдруг зачастил:

– Товарищ старший лейтенант, оставьте меня пожалуйста, больше не могу. Оба из-за меня погибнем, идите, очень прошу, только оставьте гранату. Возьмите билет, там земляки есть, домой напишут...

И он потянулся торопливо к берцу.

Накрыв трясущуюся кисть парня своей, Федорин закрыл глаза. Саднили ноги, растертые долгой ходьбой в мокрой обуви. Тени удлинялись, солнце почти коснулось пильчатого хребта, опоясанные снегом зубцы которого грозно очерчивались в синеве. Было странно вспомнить, как утром выезжали с базы, ни о чем подобном не думая, и на тебе... Судьба, хоть сам в ней виноват, дернул черт. Выбраться бы, станет все иначе, новая жизнь, где ценен каждый миг. Только перенеся встряску, начинаешь что-то понимать. Дойти, только дойти...

Кое-как перевалили пологий ближний скат и поплелись снова в обход, над речкой по открытому месту, сдвоенная малоподвижная мишень с любой возвышенности. Уже было плевать, от них зависело разве что не сдаться в последнем, брести вперед, к долине, где разместился командный пункт. В спасение верилось все меньше, но ковыляли через силу, подгоняемые федоринскими уверениями, что если до темна вылезти на дорогу, там будет кто-нибудь ждать. Правда, даже навскидку выйти они должны были в ущелье повыше, но вдруг ищут все же или оставили специально взвод-другой...

Взрезанные речкой отроги сблизились, тащиться снова пришлось в теснине, выбирая галечные отмели с косами буро-серого песка или спотыкаясь на булыжниках. Ступни до бесчувствия мерзли в ледяной воде, измочаленные размокшие документы вытащили из ботинок обратно, вдруг еще пригодятся. Начинало смеркаться. Когда за поворотом каньона открылся заветный распадок, Федорин не сразу это понял, затем припустил, едва не пиная солдата, почти бегом. Грунтовка оказалась пуста, но и место выглядело незнакомым, хотя Федорин вряд ли смог бы опознать даже то дерево, под которым сидел полкан. Устроив Воронова при обочине, помчался изо всех сил к подрезанному дорогой выступу, который огибало полотно. Ноги легче несли под уклон, хотя уже сам хромал; пролетев мыс, еле затормозил, готовый орать: "Вот мы!" Участок был тот, вон пологая седловина с восходящей прорезью старой колеи, помнилась даже лента травы меж колеями, а здесь бэтэры начинали разворот на подъем. Дорога просматривалась метров на триста, и даже орблачка выхли не клубилось над ней. Тишину нарушало лишь прерывистое федоринское дыхание да бурчанье речки на камнях. Не верилось, что это – все...