Текст книги "Средневековые города и возрождение торговли"
Автор книги: Анри Пиренн
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)
Были сделаны попытки приписать Карлу Великому политико-экономическую проницательность. Это значит отнести на его счет идеи, которые, как бы ни был велик, по нашему предположению, его гений, невозможно было ему иметь. Никто не может допустить с некоторым вероятием истины, чтобы дело, которое он начал в 793 году, соединение Редница с Альтмюлем, могло иметь какую-нибудь другую цель, кроме транспорта войск, или чтобы войны против варваров были вызваны желанием проложить торговый путь к Константинополю. В других отношениях несогласованные пункты капитуляриев, касающиеся монет, веса, мер, рыночных пошлин и рынков, были внутренне связаны с общей системой регулировки и контроля, типичной для Каролингского законодательства. То же самое верно в отношении мероприятий, направленных против лихоимства и запрещения членам клира вступать в сделки. Целью этих мероприятий была борьба с обманом, беспорядком и отсутствием дисциплины и прививка христианской морали народу. Только предубежденная точка зрения может видеть в них попытку усилить экономическое развитие империи.
Мы привыкли считать царствование Карла эпохой оживления, эпохой одинакового прогресса во всех сферах. К несчастью, что верно в отношении духовной культуры, церкви и государства, обычаев, институтов и дипломатии, то неверно относительно торговых сношений. Каждое крупное дело, которое совершил Карл Великий, было совершено или его военной силой, или благодаря его союзу с церковью. Однако ни церковь, ни армия не могли победить обстоятельств, в силу которых франкская империя оказалась лишенной внешних рынков. Она была вынуждена фактически приспособляться к положению, которое было неизбежно предопределено. История должна признать, что, как бы ни был блестящ в других отношениях период Карла Великого, он был периодом упадка с экономической точки зрения. Финансовая организация франкской империи подтверждает это наблюдение; она была очень проста. Таможенные пошлины, которые Меровинги сохранили в подражание Риму, более не существовали.[38]38
38 Waitz. Deutsche Verfassungsgeschichte 2 ed. 1885. IV, 112.
[Закрыть] Ресурсы суверена заключались только в доходах с его доменов, в податях, наложенных на завоеванные страны, в военной добыче. Рыночные пошлины не служили больше для пополнения казны, знаменуя тем самым экономический упадок той эпохи. Они были ничем иным, как простым вымогательством, грубо применявшимся к редким товарам при перевозе их через реки или на проезжих дорогах.[39]39
39 Ibid. IV, 54.
[Закрыть] Жалкие доходы, которые должны были служить для поддержания мостов, доков и дорог, поглощались сборщиками этих доходов» Государственные ревизоры (missi dominici), созданные для надзора за администрацией, были бессильны уничтожить злоупотребления, которые должны были существовать, так как государство, неспособное оплачивать своих агентов, было так-же неспособно подчинить их своему авторитету. Оно было вынуждено обратиться к аристократии, которая, в силу своего социального положения, тогда могла оказывать бесплатные услуги. Но тем самым государство было вынуждено, ввиду отсутствия денежных средств, выбирать орудия власти среди той группы людей, очевидный интерес которых был в уменьшении этой власти. Набор государственных чиновников среди аристократии был основным пороком Франкской империи и существенной причиной ее распада, который наступил быстро после смерти Карла Великого. Конечно, ничего не было более хрупкого, чем это государство, суверен которого, только властный в теории, был зависим фактически от верности его независимых агентов.
Феодальная система зарождалась в такой противоречивой обстановке. Каролингская империя была бы способна задержать укоренение феодальной системы, если бы она владела, подобно Византийской империи или империи халифов, системой налогов, финансовым контролем, централизованным фиском, казной, необходимой для обеспечения чиновников, для государственных предприятий, для поддержки армии и флота. Финансовое бессилие, которое вело империю к падению, ясно свидетельствовало о невозможности бороться за сохранение политической структуры на экономической базе, которая не могла выдержать эту тяжесть.
Экономической базой государства, как общества, был с того времени земельный собственник. Поскольку Каролингская империя была континентальным государством без внешних рынков, постольку она была в сущности аграрным государством. Следы торговли, которые там можно отыскать, были незначительны. Здесь не было другой собственности, чем земельная собственность, и не было другого вида хозяйства, чем земледелие. Как уже выше было установлено, это преобладание земледелия не было новым фактом. Оно существовало в резко выраженной форме в Римскую эпоху, оно продолжало усиливаться в Меровингскую. С падением античности, вся западная Европа была покрыта громадными доменами, принадлежавшими аристократии, члены которой носили титул сенаторов (senatores). Все больше и больше собственность превращалась в наследственные держания, в то время как старые свободные арендаторы превращались в колонов (coloni), прикрепленных к земле наследственно, вслед за отцом сын. Германские вторжения не изменили заметно этого положения вещей. Мы определенно отказались от мысли представлять германские племена в виде крестьянской демократии, в виде равных друг другу людей. Социальные различия были очень большими среди них, когда они вторгались в империю. Они состояли в меньшинстве из богатых, в большинстве из бедных. Число рабов и полу свободных (liti) было значительно.[40]40
40 Wittich. Die Grundherrschaft in Nordwestdeutschland. L. 1896. H. Pirenne. Liberte et propriete en Flandre du IX au XII siecle. Bulletin de l'Academie Royale de Belgique. Classe des lettres, 1906; H. van Werveke, Grands proprietaires ers Flandre au VII et au VIII siecle; Revue belge de philologie et d'histoire 1923; II, 32 L
[Закрыть]
«Приход германцев в римские провинции не приносил с собой падения существующего порядка. Пришельцы, приспособляясь сами, сохранили то положение вещей, которое они нашли уже существующим. Многие из них получили от короля или приобрели силой, браком или иначе громадные домены, которые делали их равными сенаторам. Земельная аристократия не только не исчезла, наоборот, подкрепилась новыми элементами.
Исчезновение мелких свободных собственников продолжалось. Кажется, действительно, в начале Каролингской эпохи только очень малое число их осталось в Галлии. Карл Великий тщетно принимал меры сохранить тех, которые еще оставались.[41]41
41 Capitularia regum Francorum ed. Boretius I, 125.
[Закрыть] Нужда в покровительстве неизбежно заставляла их обращаться к более сильным, патронату которых они отдавали и свою личность и свои владения.
Крупные имения оставались, становясь все больше и больше после периода вторжений. Покровительство, которое короли оказывали церкви, было добавочным фактором в этом развитии, а религиозное усердие аристократии имело тот же самый эффект. Монастыри, число которых возрастало с такой замечательной быстротой после VII века, получали обильные дарения землей. Всюду церковные домены и светские домены перемешивались, объединяя в себе не только культурные земли, но и леса, кустарники и пустыри.
Организация этих доменов совпадала во Франкской Галлии с организацией, которая была там при римлянах. Ясно, что и не могло быть иначе. Германские племена не имели оснований и не были способны заменить существующую сложную организацию. Она состояла, в сущности, в разделении всей земли на две части, подчиненные двум различным формам управления. Первая, менее экстенсивная, была непосредственно эксплоатируема собственником; вторая разделялась, под формой держаний, между крестьянами. Каждая вилла, владение которой было сложно, состояла из барской земли (terra dominicata) и чиншевой, разделенной на отдельные хозяйства (mansus); ими владели на основе наследственного права держатели или вилланы (manentes, villani), которые платили за это натуральный или денежный оброк и несли барщину.[42]42
42 Перечень рент аббата Ирминона – главный источник наших знаний об этой организации. См. Gareis Capitulare de villis. Die Landguterordnung Karls des Grossen. Berlin, 1895; также Bloch. L'origine et la date du Capitulare de villis. Revue historique 1923. v. CXLIII, 40.
[Закрыть] пока процветала городская и торговая жизнь, крупный домен имел рынок для сбыта своих продуктов. Не может быть сомнения, что в Меровингскую эпоху городское население снабжалось продовольствием через рынок, при посредстве купцов. Но это не могло так оставаться, когда торговля исчезла, а вместе с ней купеческий класс и городское население. Громадные домены испытали ту же самую судьбу, что и Франкская империя. Подобно ей, они потеряли свои рынки. Возможность продажи на сторону не существовала более, вследствие отсутствия покупателей, и было бесполезно производить больше, чем необходимый минимум для существования людей, собственников и держателей, живущих на данной земле. Хозяйство для обмена было заменено хозяйством для потребления. Каждый домен, вместо того, чтобы продолжать иметь дело с внешним миром, с этого времени составлял малый самодовлеющий мирок. Он жил сам по себе и для самого себя, в традиционной неподвижности патриархальной формы правления. IX век – золотой век замкнутого домашнего хозяйства, которое мы можем более точно назвать хозяйством не для рынка.[43]43
43 Некоторые авторы верили, что продукты домена были предназначены для продажи. См., например, F. Keutgen Amter und Zunfte, 1903; 58. Действительно, в некоторых исключительных случаях и, например, во время голода… продажа имела место. Но как общее правило здесь, конечно, продажи не было. Тексты показывают, что противоположные примеры слишком малочисленны и двусмысленны, чтобы быть убедительными. Очевидно, все хозяйство вотчинной системы более позднего средневековья находится в вопиющем противоречии с этой идеей выгоды.
[Закрыть]
Это хозяйство, в котором производство не имеет другой цели, кроме собственного потребления в пределах домена и которое вследствие этого было абсолютно чуждо идее выгоды, не может быть рассматриваемо, как естественное и самопроизвольное явление. Оно было, наоборот, только результатом эволюции, которая принуждала его принять эту характерную форму. Крупные собственники не отказались добровольно продавать продукты своей земли. Они так сделали потому, что не могли сделать иначе. Конечно, если бы торговля продолжала обеспечивать им регулярный сбыт продуктов на сторону, то они не пренебрегли бы извлечением из этого выгоды. Они не продавали потому, что не могли продать, они не покупали потому, что рынки были пусты. Замкнутая домениальная организация, которая появилась в начале IX века, была явлением, обязанным своим существованием насилию. Это может быть доказано сравнением картины, которую представляет Каролингская Европа, с картиной южной России того же периода.[44]44
44 По этому вопросу можно обратиться: N. Rostovtzeff, Iranians and Greeks. In South Russia. Oxford, 1922. Thomsen. The Relations between Ancient Russia and Scandinavia and the Origine of the Russian State Oxford, 1877. Ключевский. Русская история, I. Кулишер. История русской торговли. 1923.
[Закрыть]
Мы знаем, что дружины мореплавателей норманов, т. е. скандинавов, установили свое господство над славянами Днепровского бассейна в течение IX века. Эти завоеватели, которых покоренные называли русскими, естественно собирались в дружины, чтобы обеспечить свою жизнь среди населения, которое они подчинили.
Для этой цели они строили укрепленные поселения, называемые городами на славянском языке, где эти дружины размещались вместе с своими князьями и с изображениями своих богов. Большинство древних русских городов обязано своим происхождением этим укрепленным стоянкам. Такие стоянки были в Смоленске, Суздале и Новгороде; самая же главная и всего более связанная с внешней культурой стоянка была в Киеве, ее князь выдавался из всех других князей. Существование норманов обеспечивалось данью, собираемой с туземного населения.
Русские могли жить ресурсами своей страны без того, чтобы искать извне этих ресурсов, которые страна давала им в изобилии. Они так бы и делали, без сомнения, и довольствовались бы получением натуральных оброков со своих подданных, если бы они находили невозможным, подобно их современникам в западной Европе, сообщение с внешним миром. Но занимаемое ими положение должно было рано заставить их обратиться к меновому хозяйству.
Южная Россия помещалась среди двух областей высокой культуры. На востоке, за Каспийским морем, простирался Багдадский халифат; на юге Черное море омывало берега Византийской империи и пролагало путь к Константинополю. Русские сразу почувствовали действие этих двух сильных центров притяжения. Несомненно они были в высшей степени энергичны, предприимчивы и отважны, но их природные качества только послужили к тому, чтобы наилучшим образом использовать окружающие обстоятельства. Арабские купцы, евреи и греки уже часто посещали славянские страны, когда норманы овладели ими, и показали им путь, которым можно было воспользоваться. Последние не колеблясь кинулись к этому пути, гонимые жаждой наживы, совершенно естественной у первобытного человека, как и у цивилизованного.
Страны, которые они занимали, ставили в их распоряжение продукты, особенно пригодные для торговли с богатыми империями, привыкшими к тонкостям жизни. Громадные леса снабжали их в изобилии медом, ценным в то время, когда не был еще известен сахар, и мехами, необходимой принадлежностью даже в южных странах, для роскошной одежды и экипировки.
Рабов довольно легко было доставать и, благодаря мусульманским гаремам и крупным домам или византийским мастерским, имелся верный и прибыльный сбыт. Таким образом так рано, как в IX веке, когда империя Карла Великого была изолирована после закрытия для нее Средиземного моря, южная Россия, наоборот, была поощряема продавать свои продукты на два больших рынка, которые притягивали ее к себе. Язычество скандинавов, расселившихся по Днепру, делало свободными их от религиозных сдержек, которые мешали христианам Запада торговать с мусульманами. Не принадлежа ни к религии Христа, ни к религии Магомета, они только интересовались прибылью, имея беспристрастные деловые сношения с адептами той и другой религии.
Важность торговли, какую они вели с арабами и греками, выясняется из чрезвычайного обилия арабских и византийских монет, найденных в России, и которые, как светящаяся компасная стрелка, обеспечивают направление торговых дорог. В Киевской земле монетные клады идут на юг по течению Днепра, на восток по Волге и на север в направлении Западной Двины или озер, которые доходят до Ботнического залива. Сообщения еврейских и арабских путешественников и византийских авторов счастливо пополняют даты археологических реестров. Здесь будет достаточно дать краткое резюме того, что сообщает в IX веке Константин Порфирородный.[45]45
45 De administrando imperio (написано около 950 г.). Для этого источника превосходный комментарий дает Thomsen. op. с.
[Закрыть] Он рисует, как русские собирают свои лодки ежегодно после ледохода к Киеву. Их флотилия медленно опускается по Днепру, многочисленные пороги которого представляют препятствия, которых избегали тем, что тащили лодки вдоль берегов. Достигнув моря, они плыли на парусах вдоль берегов по направлению к Константинополю, высшей цели их длинного и опасного пути. Там русские купцы имели специальную квартиру, заключали торговые договоры, самый древний из которых относится к IX веку. Эти договоры, регулировали их отношения с населением. Многие из русских, соблазненные прелестями Константинополя, оседали здесь и поступали на службу в императорскую гвардию, как это делали прежде германцы, вступая в легионы Рима.
Город императоров, Царь-град, имел для русских обаяние, продолжавшееся столетиями. Оно началось со времени принятия ими христианства (957—1015). Они заимствовали оттуда искусство, письменность, монету и большую часть своих административных учреждений. Нет необходимости доказывать роль, которую играла византийская торговля в социальной жизни славян. Она занимала такое важное место, что без нее их культура оставалась бы необъяснимой. Конечно, формы, в которые она выливалась, были очень примитивны, но важны не формы этой торговли, важен эффект, который она давала.
В России в период, соответствующий позднему средневековью, торговля действительно определяла строение общества. Поразительный контраст с европейцами Каролингской эпохи – русские не только не знают важности, но и самой идеи настоящего государства. Их понятие о благе охватывало только личную собственность, среди которой рабы составляли наибольшую ценность. Они не были заинтересованы в земле, исключая того, чтобы, благодаря своему контролю над ней, быть способными приобретать ее плоды. Если это понятие было свойственно классу воинов-завоевателей, то нет сомнения, что оно держалось долго, так как эти воины были в то же самое время купцами. Мы можем добавить, что концентрация русских в городах, вызванная вначале военной необходимостью, оказывалась удивительно приспособленной к их торговым потребностям. Организация, созданная варварами с целью удержать завоеванное население под игом, была хорошо приноровлена к образу жизни, усвоенному ими, после того, как они подпали под экономическое влияние Византии и Багдада. Их пример показывает, что общество не имеет необходимости пройти через сельскохозяйственную фазу прежде чем перейти к торговле. Если это так, то это потому, что русские, вместо того, чтобы быть изолированными от внешнего мира, подобно западной Европе, наоборот, вошли или, лучше сказать, были вовлечены в соприкосновение с внешним миром с самого начала. Отсюда происходит тот резкий контраст, который обнаруживается при сравнении их социального состава с составом Каролингской империи: вместо земельной аристократии – торговая; вместо крепостных, крепких земле – рабы, рассматриваемые, как орудия производства; вместо деревенского населения – население, собранное в городах; вместо, наконец, простого потребительского хозяйства – меновое, регулярная и постоянная торговая деятельность.
История ясно показывает, что эти поразительные контрасты были результатом обстоятельств, которые дали России рынки, в то же время лишили этих рынков Каролингскую империю. Русская торговля сохраняла свою силу только до тех пор, как оставались открытыми перед ней дороги к Константинополю и Багдаду. Она не была в состоянии сопротивляться кризису, который вызвали печенеги в XI веке. Вторжение этих варваров вдоль берегов Каспийского и Черного морей несло те же самые последствия, какие принесло Западной Европе вторжение арабов на Средиземное море в VIII веке.
Как последнее вторжение перерезало сообщение между Галлией и Востоком, так первое перерезало сообщение между Россией, и ее внешним рынком. В обоих случаях результаты перерыва совпадают с удивительной точностью. В России и Галлии, когда общение с внешним миром исчезло, города опустели и население было вынуждено находить средства существования в земледелии, период денежного хозяйства уступил место периоду натурального. Если отвлечься от различия в деталях, то и там и тут получается одна и та же картина. Южные страны, разоренные варварами, уступили по значению место северным странам. Киев пришел в упадок, как и Марсель; центр русского государства переместился в Москву, как центр Франкской империи, вместе с Каролингской династией, переместился за Рейн. И, чтобы закончить сравнение, скажем в заключение, что в России, как и в Галлии, поднялась земледельческая аристократия, создался вотчинный строй, при котором невозможность вывоза или продажи заставляла ограничивать производство потребностями вотчинника и его крестьян.
Таким образом, в обоих случаях одинаковые причины дали этот эффект в одно и то же время. Россия жила торговлей в то время, когда Каролингская империя знала только вотчинный строй, и Россия, наоборот, ввела эту форму правления, когда западная Европа, получив новые рынки, порвала с ней. Мы должны выяснить далее, как этот разрыв произошел. Достаточно была на этот раз доказана, на примере России, теория, что хозяйство Каролингской эпохи не было результатом внутренней эволюции, а должно быть объяснено закрытием арабами Средиземного моря.
Глава III. Происхождение городов
Самый интересный вопрос: существовали или нет города среди той, в сущности, аграрной культуры, которая была уделом западной Европы IX века? Ответ зависит от того, что мы понимаем под словом город. Ответ будет отрицательный, если под городом разуметь поселение, жители которого занимаются торговлей, вместо того чтобы заниматься земледелием. Ответ также будет отрицательный, если мы понимаем под городом общину, являющуюся юридическим лицом, обладающую особыми, ей свойственными, законами и учреждениями. Но, с другой стороны, если мы под городом будем понимать центр администрации, крепость, то ясно, что Каролингская эпоха знала почти столь же много городов, как и столетия, которые следовали потом. Иначе сказать, города, которые тогда были основаны, были лишены двух основных атрибутов городов средневековья и новейшего времени – среднего класса общества и коммунальной организации.
Всякое устойчивое общество, хотя бы оно находилось на низкой ступени развития, испытывает потребность обеспечить своих членов местами, удобными для собраний. Исполнение религиозных обрядов, наличие рынков, политических и судебных собраний – все это неизбежно приводит к определению мест, в которых должны или могут собираться участники этих
собраний.
Военная необходимость давала особенно положительный результат. Население должно было заготовить убежища, где бы оно могло укрыться от врагов, в случае их вторжения.
Война так же стара, как и человечество, а постройка укреплений также стара, как война. Первые сооружения, воздвигнутые людьми, были, кажется, действительно защитные стены. И теперь едва ли существует какое-либо дикое племя, у которого нельзя было бы найти эту тенденцию, и, насколько далеко можно проникнуть в прошлое, положение остается то же самое. Акрополи у греков, oppida у этруссков, латинян и галлов, бурги у германцев, города у славян, краалы у негров южной Африки были вначале не более, чем местами собраний и, особенно, убежищами. Их план и их постройка зависели естественно от формы поверхности и от строительных материалов, имевшихся под рукой. Но общие черты всюду одинаковые. Город состоит из пространства, квадратного или круглого, опоясанного укреплениями, сделанными из древесных стволов, или глины, или каменных плит, защищаемого рвом; причем вход идет через особые ворота. Короче – это огороженное место. И интересно, что два слова, которые на современном английском и современном русском языках (town и город) обозначают город, именно обозначали какое-либо огороженное место.
В обыкновенное время эти огороженные места оставались пустыми. Народ посещал их только по случаю религиозных или гражданских церемоний, или когда война заставляла их искать убежища здесь со своими стадами. Но мало-помалу с ростом культуры, из временных эти поселения делаются постоянными. Тут поднимались храмы; представители власти старейшины – основывали там свои резиденции; купцы и ремесленники стекались туда, чтобы там прочно осесть. Что сначала было только случайным центром для собраний, обращалось в город, административный, религиозный, политический и экономический центр для всей территории племени, имя которого он обыкновенно получал.
В этом лежит объяснение того, почему во многих обществах и особенно в эпоху античности политическая жизнь городов не ограничивалась пространством, заключенным в их стенах. Город, действительно, строился для племени, и каждый человек в городе, укрепленном или не укрепленном, был гражданином. Ни Греция, ни Рим не знали ничего подобного строго местной и партикуляристической буржуазии средневековья. Городской закон был, как и сама религия города, общ всему; столицей для народа был город; он и народ составляли вместе особую автономную республику.
Муниципальный строй тогда в античном мире совпадал с конституционным строем. Когда Рим расширил свои владения на весь средиземноморской мир, он сделал муниципальный строй базисом всей административной системы империи. Эта система выдержала в западной Европе германские вторжения[46]46
46 Об этом см. главу I.
[Закрыть]. Совершенно определенные остатки ее можно найти в Галлии, Испании, Африке и в Италии долго спустя после V века. Однако мало-помалу растущая слабость социальной организации стерла большую часть ее характерных особенностей. В VIII веке не существовало больше ни decuriones, ни gesta nrunicipalia, ни defensor civitatis.
В то же самое время напор арабов в Средиземном море делал невозможной торговлю, которая поддерживала жизнь городов, и осуждал последние на неизбежный упадок. Но этот упадок не был их смертью. Хотя они были обескровлены и обессилены, они выжили. Их социальная функция не совсем исчезла. При аграрном общественном быте того времени они сохранили, вопреки всему, важное значение. Необходимо дать полный отчет в роли, которую они сыграли, чтобы понять, что произошло с ними позднее.
Как выше было указано, церковь приспособила границы своих civitatum к границам римских городских общин[47]47
47 Об этом см. главу I.
[Закрыть]. Поддерживаемая в этом отношении варварами, она продолжала хранить, после занятия варварами провинций империи, муниципальную систему, на которой она базировалась. Замирание торговли и исчезновение иностранных купцов не имело влияния на церковную организацию. Города, где были резиденции каноников, становились беднее и менее населенными без того, чтобы сами епископы почувствовали это явление. Наоборот, чем больше падало общее благополучие, тем больше шансов утвердиться имела их власть и влияние. Владея престижем тем большим, чем больше государство слабело, получая поддержку от своих конгрегаций, являясь соучастниками Карслингов в управлении обществом, они заняли командующую позицию в силу одновременно своего морального авторитета, своей экономической мощи и своей политической деятельности.
Когда империя Каролингов была подорвана, положение епископов не только не пошатнулось, но стало еще более прочным. Феодалы, которые разрушали власть монарха, не трогали церкви, так как ее божественное происхождение защищало ее от их посягательств. Они боялись епископов, которые могли наложить на них страшное по своим последствиям отлучение. Они уважали их, как сверхъестественных стражей порядка и справедливости. Среди анархии X и XI века власть церкви оставалась не умаленной, и, казалось, она заслуживает этого счастливого жребия. Для борьбы с бичом человечества, частыми войнами, с которыми государство не было способно справиться, епископы организовали в своих eivitates институт «божьего мира».[48]48
48 L. Huberti. Studien zur Rechtsgeschichte der Gottesfrieden und Landfrieden; Ansbach. 1892.
[Закрыть]
Этот престиж епископов естественно придавал их резиденциям, т. е. римским городам, особое значение. В высшей степени вероятно, что это было как раз то, что спасало их. В экономической действительности IX века они не имели иного оправдания для своего существования. Перестав быть торговым центром, они должны были, совершенно очевидно., утратить большую часть своего населения. Купцы, которые посещали города или жили в них, исчезли, а вместе с ними исчез городской характер, который сохранялся там в течение Меровингской эпохи. Светское общество не нуждалось больше в городах. Кругом них большие домены жили своей собственной жизнью. Здесь не видно, чтобы государство, базировавшееся на чисто сельскохозяйственных основах, имело какую-либо причину вмешиваться в Судьбы городов. Очень характерно и очень знаменательно, что „palatia" Каролингов не встречаются в городах, Они находились все без исключения в деревенской округе, в доменах династии: в Геристале, в Жупилле, в Мерсене (долина Мааса), в Ингельгейме (долина Рейна), в Аттиньи (долина Сены) и так далее.
Слава Э-ла-Шапель не оставляет никакой иллюзии относительно характера действительности. Блеск, которым славилось временно при Карле Великом Э-ла-Шапель, был обязан его счастью быть любимой резиденцией императора. После правления Людовика Благочестивого оно снова – пропадает в неизвестности; оно становится опять настоящим городом лишь четыре столетия позднее.
Государство, со своей стороны, организацией административной власти никоим образом не может содействовать продолжению существования римских городов. Графства, составлявшие административные округа империи, были без главных городов, как сама империя была без столицы. Графы, которым вверялся надзор за округами, не жили в каком-либо определенном пункте. Они постоянно ездили по своим округам, чтобы председательствовать в судебных собраниях, собирать налоги и ополчения. Центром их администрации было не их местожительство, а их личность. Вот почему мало имело значения, имели ли они или нет свое пристанище в городах. Принадлежа к крупным собственникам страны, они привыкли жить в своих имениях. Их замки, как palatia императоров, обыкновенно лежали в деревенских округах[49]49
49 Это особенно верно для северной Европы. В южной Франции и Италии, наоборот, где римская муниципальная организация лучше сохранилась, графы обыкновенно жили в городах. /
[Закрыть].
Наоборот, неподвижность, которую церковная дисциплина налагала на епископа, постоянно удерживала его в городе, где была кафедра его диоцеза. Хотя города утратили свои функции в гражданской администрации, однако они продолжали служить центром церковного управления. Каждый диоцез состоял из территории около города, имевшего кафедру епископа и находившегося в постоянном общении с диоцезом. Перемена в значении слова civitas с начала IX века бросает интересный свет на этот вопрос. Оно стало синонимом со словом „епископство" и епископский город. Слова „civitas Parisiensis" обозначали диоцез Парижа, где жил епископ. Таким образом, под этим двойным смыслом хранилась память об античной муниципальной системе, усвоенной церковью для своих собственных целей.
Если кратко выразить все это, то можно сказать: то, что случилось в обедневших и лишившихся населения городах Каролингской эпохи, параллельно вполне тому, что, на гораздо более важной сцене, случилось с самим Римом, когда, в течение IV века, этот вечный город перестал быть столицей мира. Покидая его для Равенны, а потом для Константинополя, императоры предоставили его папе. Перестав играть роль в государственном управлении, Рим продолжал ее играть в церковном.
Это особенно относится к северной Европе. В южной Франции и Италии, где римские муниципальные организации не исчезли вполне, графы обычно жили в городах.
Город императоров стал городом понтифексов. Его исторический престиж возвеличил престиж преемника св. Петра. Покинутый, он казался значительнее; в то же время он стад могущественнее. Люди теперь знали только его; при отсутствии старых правителей, люди теперь повиновались только ему. Продолжая пребывать в Риме, папа сделал его своим Римом, как всякий епископ делал своим город, где он жил.
В последнюю пору поздней империи и даже в Меровингскую эпоху, власть епископов над городским населением последовательно вырастала. Они использовали растущую дезорганизацию гражданского общества, чтобы получить или захватить себе авторитет, который жители не думали оспаривать у них, в котором государство не имело ни интереса ни средств отказывать им. Привилегии, которыми клир начал пользоваться с V века в делах судебных и податных, укрепляли их положение; факт, выступавший особенно ясно через пожалование иммунитетных хартий, которые франкские короли давали в их пользу. В силу этого епископы освобождались от вмешательства графов в дела церковных доменов. С этого времени – VIII столетие – они были обделены полной властью над своим народом и территорией. К церковной юрисдикции над клиром, которую епископы имели, была добавлена светская юрисдикция, вверенная трибуналу, созданному ими. Главным местом заседаний трибунала был, естественно, город, где они имели резиденцию.
Когда прекращение торговли в IX веке стерло последние следы городской жизни и положило конец тому, что оставалось от городского населения, влияние епископов, уже ставшее таким обширным, сделалось бесспорным. С этого времени города перешли всецело под контроль епископов. В городах можно было, действительно, только встретить жителей, зависимых более или менее прямо от церкви.
