Текст книги "Архипелаг Кергелен (СИ)"
Автор книги: Аноним Тидеманн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
– Нам не надо, нас и так пропустят, – сплюнул Саня в набежавшую волну.
– Что не надо? – поморщился Росс.
– Пропуск. Сразу иди к госпоже Сэн-Витт и говори, что ты с ОУ.
– А ты?
– Подожду внизу. Я по протекции.
– По какой протекции.
– По твоей. Ты же замолвишь за меня словечко?
– Это уж не сомневайся.
Причалили.
– Уважаемый, – грозно крикнул Саня охраннику. – Ты че, не видишь, комиссар из ОУ.
Из-за камня показался приземистый человечек, кутающийся в кошачий тулуп.
– Пожалуйста, госпожа Сэн-Витт ждет Вас.
– Кого ждет? – поинтересовался Росс.
– Вас.
– А что, ей уже доложили?
– Так ведь вот только что.
– Кто?
– Коллега Ваш.
Охранник дрожащей от холода рукой показал на Саню.
– Как же она может ждать меня, когда вы ей еще не доложили? – допытывался Росс.
– Не валяй дурака, комиссар, – шепнул Саня. – Для людей из ОУ она всегда в режиме ожидания.
Росс понимающе кивнул. В сопровождении охранника он поднялся на скалистый берег.
– Придется немного подождать, – извинился охранник простуженным голосом.
– Я уже понял.
Росс с недоумением оглядывал кишащее людьми плато. Все были заняты работой: одни вслушивались в бой чечетки на противоположном берегу, другие точными движениями дырявили листья кергеленской капусты, третьи привязывали их к лапам бакланов, четвертые носились между сотрудниками и плотной дамой, вращавшейся вокруг своей оси между сложенными пятиугольником трофейными столами.
Росс ждал уже более часа, а его все не звали. Он успел позавтракать бутербродом с пингвинятиной, сходил в туалет, пытался даже поспать, а его все не звали и не звали. Наконец, он двинулся к столоначальнице.
– Заморозку направо, охлажденку налево, – командовала Данс Сэн-Витт, ядреная брюнетка с жесткими курчавыми волосами и клипсами из мидий в ушах. – Товар с Кап Мариньи доставлен по назначению? Хорошо. Отгрузить 8 на Пор Жан Д"Арк. Я сказала 8. Нет, этот контракт мы подписывать не будем. Надо порешать вопросы с доставкой на Лонг. Да, я в курсе ситуации на Рен. На Пор Курьё слишком высокие издержки. Нет, нет, это не рентабельно. На Мак Мюрдо слишком высока волатильность рынка. Я не против фьючерсного контракта с Ове, но меня не устраивает леверидж. А почему бы вам не воспользоваться депозитарной распиской с Иль Фош? Что, векселя? Это вчерашний день. Нет, там ничего не понятно, пусть сначала разберутся с хеджированием инвестиций на Сен-Лан Грамон. Что с Иль Лейг, разобрались? Нужно проанализировать всю цепочку деривативов. Кто, где, когда? Нет. А на Иль-Клюни есть склад? Меня не устраивает такая инфраструктура. Ну так пусть увеличат производительную эмиссию! Понимаю, они не хотят шевелиться, но если они не подсуетятся, то проиграют тендер поставщикам с Иль дю Роланд.
– На позитиве? – крикнул Росс, уловив момент, когда Данс Сэн-Витт повернулась к нему.
– На позитиве.
– Меня зовут Федор Росс.
– Вы с Иль-Душа по поводу агентства ритуальных услуг на Иль дю Семетьер? Вынуждена Вас огорчить, строительство крематория задерживается подрядчиками Преск-иль дю Принс де Галле.
– Я с острова Уэст.
– С острова Уэст? – госпожа Сэн-Витт на мгновение выпала из своего кипучего оцепенения. – Я Вас слушаю.
– Меня зовут Федор Росс, я – комиссар по тотемизации населения.
При этих словах лицо Данс Сэн-Витт заметно скисло.
– Это меня не интересует. Я занимаюсь конкретными делами. Понимаете, конкретными. Тотемизация, пингвинизация... Этот идиотизм не для меня.
– Как Вы сказали? – сердце Росса радостно забилось. – Идиотизм?
– Да, Вы не ослышались. Идиотизм. Но что Вас привело ко мне?
– Идиотизм, госпожа Сэн-Витт.
– Пожалуйста, поконкретней выражайтесь. У меня мало времени. Мне нужно работать.
– Зачем работать на идиотизм? Идиотизм нужно сломать, а идиотов лечить, если это возможно.
– Господин Росс, у меня мало времени. Что конкретно Вы хотите предложить?
– Прежде чем я предложу что-то конкретное, позвольте спросить: Вы идиотизмом считаете только пингвинизацию и тотемизацию или вообще весь здешний образ жизни?
– Поконкретнее, пожалуйста. Факты, факты. Мне нужны факты, а не эмоции.
– Факты? Любой аспект жизни архипелага. Люди мнимо превращаются в пингвинов, борются за права пингвинов, которых едят, расплачиваются пингвиньими перьями, которые ничего не стоят, присваивают себе привилегии, которые ни на чем не основаны. Одни психи мучают и убивают других психов, потому что у них не совпадают диагнозы, борются за право рисовать лицо на заднице, которое считают проявлением свободы...
– Вы перечисляете симптомы массового психического расстройства. Да, наше общество больно, люди страдают тяжелыми психическими заболеваниями, находятся в состоянии хронического бреда, все это ясно, Вы не сообщили мне ничего нового.
– Как, Вы все это понимаете и ничего не делаете?
– Я-то как раз делаю, – возмутилась Сэн-Витт. – На мне держится вся логистика архипелага.
– В том-то и дело! – вскипел Росс. – Вся логистика архипелага! И у Вас ни разу не возникло желание найти хотя бы еще одного вменяемого человека и исправить ситуацию? Взять архипелаг под свой контроль, чтобы помочь себе и этим несчастным?
– Вы идеалист, господин Росс, а мне дело надо делать. Если я начну искать единомышленников, нарушится логистика, архипелаг не сможет жить. Да, все очень несовершенно, мне не нравятся эти правила, но такова жизнь. Чтобы делать дело, нужно приспосабливаться к существующим условиям. От меня зависят сотни, если не тысячи людей, которым нужно как-то жить.
– Но они ведь не живут! Они бредят и грезят! Грезят и бредят! Все это бред! Вся эта жизнь – бред!
– Вы революционер, а я человек дела. У Вас есть ко мне какое-нибудь дело?
– Нет.
– Тогда, до свидания.
– Впрочем, забыл. Есть дело.
– Конкретное дело?
– Конкретней некуда.
– Деловое дело?
– Деловитей некуда.
– Слушаю.
Росс свистнул Сане. Он вмиг взбежал на скалу с грузом. По два мешка он держал в каждой руке и еще один в зубах.
– Хочу представить Вам делового человека. Александр с острова Безутешности. Заготавливает пингвинятину.
– Заморозка справа, охлажденка слева, – отрапортовал Саня сквозь стиснутые зубы, которыми держал котомку с ПП, получившими аффирмацию Росса.
– Это то, что мне сейчас как раз нужно! – всплеснула руками Данс Сэн-Витт. -Большое спасибо, господин Росс. Сейчас прибудут еще несколько партнеров, и мы проведем переговоры по условиям контракта. Но по секрету скажу сразу, что это перспективное направление. Александр, а Вы поставляете только мясо пингвинов или также клювы?
– Клювы тоже заготавливаем, – сообщил осчастливленный Саня. – Но есть проблемы со сбытом.
– Ну что, сделка потянет минимум на миллион ПП в квартал. Белыми!
– Вы тут побеседуйте, – предложил Росс, – а я пойду прогуляюсь. Осмотрю достопримечательности острова Габи, так сказать.
– Разумеется, господин Росс. Мы ждем Вас на деловой бранч сегодня вечером.
Через час Федор Росс доковылял до южной оконечности острова. Тут совсем не было людей. Только бакланы и чайки клубились между скалами.
Росс достал бутылку, извлек этикетку, вынул из сумки чернила и перо. Недолго думая, он вывел подрагивающей рукой: "Спасите. Тут все сумасшедшие. Даже вменяемые. Архипелаг Кергелен". Запечатал и швырнул. К летящей бутылке метнулась пара чаек, но, увидев, что это не рыба, отпряла к скале.
Ветер усиливался. Росс ускорил шаг.
– Спасите! Э! – услышал он знакомый голос.
Росс побежал к берегу. Внизу под скалой барахтался в ледяной воде Саня, пытаясь спасти тонувшие мешки с пингвинятиной.
– Брось мешок, Саня! Брось! – заорал Росс.
– Не могу, Федя! Я ведь только поднялся. Я в деле! Я реально поднялся!
– Саня, брось! На тебя идет акула!
Но было поздно. В течение нескольких минут товар и курьер стали добычей полярной акулы Уитли, вознаградившей себя обильным бранчем за рискованную командировку к берегам архипелага Кергелен. Так закончилась жизнь Сани Алекса.
Из делового центра острова Габи до слуха Федора Росса доносилось скандирование, посредством которого сотрудники компании укрепляли командный дух в конце и начале каждого рабочего дня:
На позитиве – Я!
на позитиве – ТЫ!
на позитиве – МЫ!
на позитиве – ОНИ!
на позитиве – Э!
на позитиве – У!
на позитиве – Ы!
А, Э, И, О, У, Ы!
Четвертая бутылка
– Я говорю, что эта работа стоит 3 ПП черными, а он хочет за нее 4 ПП белыми! Грабеж!
– Да ты попробуй поработать на таком ветру, тогда узнаешь, белыми или черными!
– Мы договорились за 3 черными!
– Ветра не было, когда договаривались.
– Прекратить бессмысленные споры! – приказал Росс, вынырнув из-за угла. – Что это за рецидивы? Какие еще ПП? Мы же договорились: никаких больше ПП? Вылететь хотите из лагеря?
– Никак нет! – в ужасе выкрикнули юноши. – Мы больше не будем. Забыли. Впали в старое. Осознали. Больше не будем.
– Из-за чего спор? – Росс жег взглядом то одного, то другого воспитанника.
– Я говорю, что эта работа стоит 4 ПП белыми... – начал было светловолосый крепыш.
– Билли, никаких ПП нет. Зачем тебе ПП?
– Я просто не знал, как измерить стоимость моего труда, комиссар Росс.
– Что ты хочешь получить от Вилли за свой труд?
– Я хочу половину пингвиньего окорока
– Так причем тут ПП, я вас спрашиваю? – Росс испытующе посмотрел на провинившихся. – Ты готов выполнить эту работу за половину пингвиньего окорока, Билли?
– Конечно.
– Ты согласен отдать половину окорока за эту работу, Вилли?
– Если он не будет халтурить, согласен, – помялся долговязый брюнет.
– Он не будет халтурить. Я лично прослежу, чтобы работа была сделана как следует.
– Я согласен, комиссар Росс.
– Я тоже.
– Хорошо, идите. И чтобы больше никаких мне ПП. Реальные вещи, только реальные! Никаких ПП, тотемов, ток-шоу и прочего бреда!
– Так точно, комиссар Росс.
Мальчуганы убежали, а Федор отвернулся, чтобы ненароком не выдать довольную улыбку. В который раз он поразился тому, до чего же все-таки пластичен мозг. Все шло как надо. Лагерь делал свое дело. Еще немного, и актив будет готов. Да он уже готов. Полгода назад, когда Росс затевал это дело, он не чувствовал ничего, кроме порожденного отчаянием тупого упрямства. Потому и действовал с самоубийственной решительностью, используя свое положение, связи, ресурсы. Он добился у руководства ОУ разрешения создать лагерь по тотемизации молодежи вдалеке от метрополии, в Пор Жан д"Арк, мотивировав свое решение необходимостью распространять уэстские ценности среди населения архипелага. Он отремонтировал оставшиеся от французов домики, наладил через Данс де Витт поставку лучших продуктов питания, которые оплачивал пингвиньими перьями, собиравшимися под его личную ответственность особо приближенными учениками. Когда слух о вип-кормежке и топ-жилье разлетелся по архипелагу, перед лагерем в Пор Жан д"Арк выстроились бескрайние очереди родителей, жаждавших устроить своих чад к комиссару Россу с острова Уэст. Росс проводил собеседование лично. С утра до вечера он отбирал кандидатов, неустанно инспектируя группы. Система отбора была многоступенчатой. Зная, как ловко душевнобольные могут притворяться, Росс подолгу держал испытуемых в кружках предварительной проверки, наблюдая за симптоматикой. И лишь после того, как молодые люди не оставляли сомнений в возможности излечения и перевоспитания, он зачислял их в лагерь. План его был гениально прост. После неудач с Саней и Данс де Витт Росс решил, что единомышленников нужно не искать, а создавать. Взрослое население архипелага было совершенно безнадежно, по крайней мере, для его лечения нужно сначала подготовить персонал и создать необходимые условия. Росс сосредоточился на молодежи, считая, что какое-то количество юношей и девушек можно вылечить, опять-таки поместив их в подобающие условия. Здоровое питание, физический труд, развитие логики, дисциплина, отсутствие всего лишнего, надуманного, и, не в последнюю очередь, проводимые Россом уроки – вот рецепт обыкновенного чуда. Росс начал с того, что заставил каждого воспитанника выучить Десять правил:
1.Человек – это человек, пингвин – это пингвин.
2.Человек не может стать пингвином.
3. Пингвин не может стать человеком.
4. Пингвин не может быть членом семьи.
5. Человек имеет право убить и съесть пингвина.
6. Пингвиньи перья не обладают никакой ценностью кроме их полезных свойств.
7. Ценностью обладают только полезные предметы и действия.
8. Разговор – это разговор, а не ток-шоу. Не нужно сопровождать разговор декорациями в виде экранов, студий и т.п.
9. Лицо – это лицо, а задница – это задница.
10. Не гримируй лицо под задницу и задницу под лицо.
В начале и в конце каждого дня, на рассвете и на закате, ученики повторяли Десять правил, а звеньевые истолковывали их, поясняя примерами. Лагерь, официальная цель которого состояла в тотемизации молодежи, в действительности выбивал из юного мозга уэстские ценности. И мозг этот оказался на удивление пластичным.
Как это и бывает в исторических романах, великий день наступил совершенно неожиданно. Кумачовый закат тревожно реял на ветру. Вершина Мон-Росс искрилась загадочным рубином. Федор Росс готовился к ежедневному приему посетителей. Их было немного. На собеседование записались трое звеньевых: Вилли, Билли и их подруга – курносая Марайке. Шум ветра и волн заглушал все непреднамеренные звуки, и Федор Росс не услышал шагов. Его вывел из задумчивости оптимистический стук в дверь, возвестивший о приходе воспитанников. Росс поднялся со стула и открыл дверь.
– Пингвин, твою мать! – хором приветствовали звеньевые.
– Гвинпин, мать твою! – ответил начальник лагеря, и удивленно посмотрел на ребят. Вид их был непривычно торжественным, лица сосредоточены, особенно Марайке светилась какой-то обреченной решимостью. Сели. Помолчали.
– Чаю хотите? – спросил Росс, чтобы столкнуть разговор с мертвой точки.
– Никак нет, – поблагодарил Вилли.
– Говорить будет Марайке, – объявил Билли.
– Ну что ж, – одобрительно кивнул Росс, – я слушаю.
– Комиссар! – начала курносая девушка, глядя перед собой. – Вы многому научили нас.
– Научили, – подтвердили Вилли и Билли.
– Вы открыли нам глаза, – Марайке зажмурилась от нахлынувших чувств.
– Открыли глаза, – вторили ей Вилли и Билли.
– Вы вылечили нас.
– Да, вылечили.
– Кем были мы до лагеря? Душевнобольными.
– Да, душевнобольными.
– Что знали мы о жизни? Одну только ложь.
– Да, ложь.
– Мы Вам очень благодарны за все, что Вы сделали для нас, за то, что Вы изменили нашу жизнь, но мы не можем не думать о наших родителях, родственниках и друзьях там, в этом пропащем мире, в этом архипелаге психов! – взволнованно декламировала Марайке.
– Да, это так, – снова отозвался речитатив Вилли и Билли.
– Мы не можем сидеть просто так. Нужно идти к ним, нужно вырвать их из этого безумия, нужно вылечить их! – произнесла Марайке, счастливая, что сумела сказать самое главное.
– Нужно взять власть на архипелаге! – закричал Вилли и стукнул кулаком по столу.
– Пора брать власть! – топнул ногой Билли.
Росс помолчал немного, задумчиво глядя на раскрасневшихся звеньевых. Встал со стула, обнял по очереди каждого из них и поцеловал в макушку, стараясь не замочить навернувшейся слезой.
– Спасибо, друзья, – прошептал он. – Спасибо вам. Я так рад. Вы даже представить себе не можете, какую радость вы мне доставили.
Он отвернулся к окну и постоял немного, сложив за спиной руки, покачиваясь на носках и пятках, словно флагшток на ветру.
– Но, скажите, друзья, – спросил он окрепшим голосом, – многие ли в лагере разделяют ваши чувства?
– Все, комиссар Росс, – поспешила Марайке. – Все до единого.
– Только об этом и говорят, – подтвердил Вилли.
– Не могли смелости набраться, чтобы сказать Вам об этом, – вторил Билли. – Ведь Вам лучше знать, что, где и когда.
– В таком случае, – Росс решительно повернулся к звеньевым, так что они даже отпряли от неожиданности, – За дело! Вменяемость – Просвещение – Перемены!
– Вменяемость – Просвещение – Перемены!
Закипела работа. Распределили обязанности, определили сроки. План был дерзок, но вполне реалистичен. Предполагалось захватить власть на острове Уэст. Возглавит правительство, разумеется, Росс, который от имени самого влиятельного государства архипелага Кергелен призовет всех жителей переселиться с острова Безутешности на близлежащие острова, где будут организованы лагеря подобные Пор Жан д"Арк. Всему населению архипелага будут обещаны и обеспечены условия жизни как в Пор Жан д" Арк. Остров безутешности, сердце архипелага, будет безраздельно принадлежать молодежи Росса, которая организует заготовку и поставку продуктов на остальные острова. С острова Безутешности активисты легко смогут попасть во все лагеря, тогда как пациенты не смогут покидать острова без разрешения начальства. Все население будет распределено по диагнозам. Самые тяжелые отправятся на остров Ролан, пациенты с легкими диагнозами на остров Пор. Пациенты с положительной динамикой будут переводиться в соответствующий лагерь. Надлежит организовать многоступенчатую систую лечения и профилактики. Лишь полностью излечившиеся получат возможность переселиться на остров Безутешности и вольются в ряды активистов.
На рассвете условленного дня передовые отряды, возглавляемые Вилли, Билли и Марайк, двинулись морем в сторону острова Уэст. Под прикрытием тумана три трофейные лодки отчалили от берега Пор Жан д"Арк и прошли между островами Альтазен и Габи. При попутном ветре они проследовали вдоль южного берега архипелага в направлении мыса Бурбон, достигнув которого должны были повернуть на север к острову Уэст.
"Только бы ветер не разыгрался", – подумал Росс, провожая глазами экспедицию. Когда лодки потонули в тумане, он начал собираться в путь. Росс должен добраться до острова Уэст по суше, загримированный под пингвина. Важно не опоздать к моменту, когда власть окажется в руках его эмиссаров. Ребята могут растеряться, почувствовав свою малочисленность. Да и мало ли какие неожиданности поджидают их на Уэсте.
Чем дальше продвигался Росс в глубь острова Безутешности, тем спокойнее становился. Он вспоминал, как шел по этой тропе с Саней, как преодолевал отчаяние героическим усилием воли, устремляя взор к сияющей вершине Мон-Росс, его вершине. До чего же все изменилось с той поры! Казалось, между нынешним Россом и тем человечишкой пролегла вечность. И лишь вершина Мон-Росс была такая же величественная и бесстрастная, возвышающаяся надо всем и всеми.
"Ничего не знаю лучше Мон-Росс, – подумал Федор. – Готов смотреть на нее каждый день. Изумительная, нечеловеческая красота".
И, усмехнувшись, он добавил про себя невесело: "Но часто смотреть на горы не могу, действует на нервы, хочется милые глупости говорить и гладить по головкам психов и пингвинов, которые, живя в грязном аду, могут вместе с тобой наслаждаться такой красотой. А сегодня гладить по головке никого нельзя – руку откусят, и надобно бить по головкам, бить безжалостно, хотя я, в идеале, против всякого насилия над психами и пингвинами. Гм-м, – должность адски трудная".
На узком перешейке между озерами Эрманс и Антрег у Росса появилось какое-то неприятное чувство. Не тревога, не страх и не сомнение, а что-то такое маленькое, гаденькое и неуместное, наподобие мухи в паутине, которую проглядел, убирая жилище накануне. Росс посмотрел на свое отражение в воде – грим безупречен, взгляд уверен, походка тверда. В чем же дело?
В устье речушки, впадавшей в озеро Антрег, Росс наткнулся на голову пингвина. Обезглавленная туша лежала в нескольких шагах, не разделанная, даже не ощипанная.
"Может, выронил кто?" – предположил Росс.
Находка эта была редкой и весьма необычной. Что могло заставить обитателя архипелага бросить драгоценный груз? Даже не нащипав валютных перьев? Росс не мог припомнить ни одного подобного случая.
Он слегка изменил направление и пошел вверх по течению реки. Шагов через двести русло расширялось и разветвлялось, образуя замысловатый рисунок зыбких островков. Ледяная вода несла навстречу Россу две пингвиньи туши. Затем еще три. Потом пять. Все они были без голов и без признаков охотничьего резона. Объятый тревогой, Федор осторожно шел вперед. В месте сужения русла, на островке, омываемым пенным, боровшимся с порогами потоком, он увидел груду пингвиньих туш, между которыми копошился перемазанный кровью и вывалянный в перьях длинноволосый старик. Росс сразу узнал его. Это был Курт с озера Марвиль, весьма оригинальный сумасшедший в деревянной оправе для очков и деланными под старину манерами.
– Курт! – позвал Росс, перекрикивая шум воды. – Господин де Марвиль! Это я, Федор Росс! Вы узнали меня?
– А, Федор Кузьмич, – отозвался старик, стоя на четвереньках и криво улыбаясь сквозь окровавленные перья. – Как же, как же. Конечно, узнал.
– Вы не ранены? С Вами все в порядке?
– Я? Нет, я не ранен. Но вряд ли можно это назвать порядком-с. Да-с.
Перескакивая с камня на камень, Росс по порогам добрался до места побоища. Вблизи ему открылись новые подробности. Груда обезглавленных пингвиньих туш была сложена пирамидой, отрубленные же головы окаймляли островок, будучи разложены по берегу на одинаковом расстоянии. Сцена напоминала языческое капище после кровавого ритуала.
– Что это такое? – спросил Росс, обводя островок подрагивающей рукой.
– Это? Вменяемость. Просвещение. Перемены-с.
– Как? Как Вы сказали, господин де Марвиль?
– Я говорю, вменяемость, просвещение, перемены. Так, во всяком случае, утверждают устроители-с. Вот, извольте видеть, – Курт выплюнул перо. – Вываляли в перьях-с. Наказание такое-с.
– Кто вывалял? – у Федора защемило в груди. – За что наказание?
– Ну, как кто? Устроители-с. Вероятно, за невменяемость, темноту и консерватизм-с. Я, знаете ли, дорогой Федор Кузьмич, – при этих словах Курт как-то необычно посмотрел на Росса, – люблю пингвинчиков-с. Нравятся мне эти милые существа-с. А ныне не положено-с. Потому как вменяемость-с. Просвещение, понимаете, перемены-с, и все такое. Вот и покарали меня устроители-с. Ваши-с.
– Мои? Почему мои? – Росс почувствовал дурноту, он даже поморгал в надежде, что морок рассеется, но он не рассеялся.
– А то чьи же? – захохотал Курт, потряхивая лохматой головой. – Это же Вы их подучили, Федор Кузьмич! Вы!
– Где они? – в бешенстве закричал Росс, дрожа всем телом.
– Да вон там! – Курт махнул космами в сторону озера Марьо. – Учреждают-с.
Обжигая ноги ледяной водой, Росс помчался на гору, располагавшуюся между озерами Антрег и Марьо. Улики становились все более страшными. Он увидел человечью голову, загримированную под ягодицы, а через несколько шагов ягодицы, на которых были нарисованы глаза, рот и нос. Листьями кергеленской капусты была выведена надпить: "Так будет с каждым, кто раскрашивает лицо под задницу и задницу под лицо".
Росс почувствовал приступ удушья. Если бы не надежда остановить расправу, он потерял бы сознание прямо тут. Он сделал несколько глубоких вдохов и стал подниматься на гору. Со скалы доносились триумфальные звуки, слов различить было невозможно. Время от времени речь оратора перебивал победоносный рев.
Сцена открылась как-то внезапно и целиком. У скальной стены дрожали раздетые донага люди, прикрывавшие руками лица и ягодицы. За ними цепью располагались бойцы из лагеря Росса, готовые в любой момент привести приговор в исполнении. На самой вершине, на груде пингвиньих тел стояли Вилли, Билли и Марайке.
– Слушайте, слушайте, и не говорите, что вы не слышали! – вещал Вилли.
– Во имя Вменяемости, Просвещения и Перемен! – провозгласил Билли.
– Правила великого Комиссара Росса, да будет славно имя его в веках! – визжала Марайке.
Федор замер от изумления. Он попытался сделать шаг, но ноги не слушались. Он открыл рот, пытаясь крикнуть, но голос пропал.
А Марайке продолжала:
– Правила с первого по пятое: Человек – это человек, пингвин – это пингвин. Человек не может стать пингвином. Пингвин не может стать человеком. Пингвин не может быть членом семьи. Человек имеет право убить и съесть пингвина. А потому всякий человек, объявивший себя пингвином, и всякий пингвин, уподобившийся человеку, да будут преданны смерти.
– Правило шестое, – кричал Вилли. – Пингвиньи перья не обладают никакой ценностью кроме их полезных свойств. А потому отныне разрешается обменивать только товар на товар, товар на труд и труд на товар. Всякий, расплачивающийся ПП, лишается правой руки.
– Правила седьмое и восьмое, – подхватил Билли. – Ценностью обладают только полезные предметы и действия. Разговор – это разговор, а не ток-шоу. Запрещается сопровождать разговор декорациями в виде экранов, студий и т.п. А потому всякий, кто будет говорить о тотемизации, пингвинизации, ток-шоу и прочем мракобесии, лишится правого глаза.
– Да будет так!
– Правила девятое и десятое, – торжественно закончила Марайке. – Лицо – это лицо, а задница – это задница. Не гримируй лицо под задницу и задницу под лицо. Предписывается гримировать лицо под лицо, а задницу под задницу. Кто же нарушит, лишится головы и задницы.
– Прекратить! – заорал Росс так, что все вздрогнули. – Прекратить безобразие! Убью мерзавцев! Вы что наделали! Вы что наделали, я вас спрашиваю?
– Кто ты такой, чтобы так разговаривать с нами? – проговорила Марайке, обдав своего наставника холодным взглядом.
– Я? Ты спрашиваешь, кто я, Марайке? Я – комиссар Росс! А вот ты кто, а? Ты кто теперь?
– Ты не комиссар Росс, – ответила девушка невозмутимым голосом. – Ты – самозванец. Ты – жалкий пингвин. Посмотри на себя.
– Что-о-о-о? Что ты сказала? Вы слышали это? – Росс обвел взглядом ряды бойцов. – Вы слышали это?
– Взять его! – скомандовала Марайке.
Вилли и Билли начали спускаться к Россу, захватив с собой подкрепление.
– Вы что, совсем спятили? – изумился Федор, глядя на приближающийся отряд.
Его слова не произвели никакого впечатления на воспитанников. Он огляделся. Посиневшие от холода арестанты по-прежнему дрожали, прикрывая раскрашенные лица и ягодицы. Обезображенные тела пингвинов и людей соединялись в какие-то ужасно нелепые и несчастные существа. Росс почувствовал, что погиб, пропал, что это конец. Им овладела паника. Он повернулся и бросился бежать со всех ног.
От преследователей Федор оторвался у озера Гильвинек, а в безопасности почувствовал себя лишь на следующий день, добравшись до берега залива Бэ дю Морбиан. По дороге ему встречались стайки перепуганных или озлобленных беженцев. До его слуха долетали обрывки речей, произносимых ораторами перед группами энтузиастов:
– Вот до чего доводит отказ от принципов пингвинизма! – стращали одни.
– Пора объединиться в борьбе за истинные ценности. Долой спишизизм! – призывали другие.
– Пингвин снова должен занять достойное место в умах людей. В каждом из нас живет пингвин, нужно только прислушаться к себе, не заглушать повседневной суетой этот нежный зов пингвина в нас, – увещевали третьи.
Росс вспомнил про бутылку. Это был красивый сосуд синего стекла из-под белого вина "Либфраумильх". Он долго разглаживал этикетку, пытался попасть в нее заточенным пером, но рука дрожала, разбрасывая капли пингвиньих чернил по клейкому глянцу. С большим трудом он написал почерком первоклассника: "Схожу с ума. Архипелаг Кергелен". Когда Федор опускал в воды залива свое послание, течение пронесло мимо него набитую пингвиньим пером подушку со знакомой головой. Думая, что он уже сошел с ума, Федор Росс театрально констатировал:
– Так закончилась жизнь Данс Сэн-Витт.
Он сел на камень, обхватил голову руками и завыл, чтобы заглушить доносившиеся с острова От звуки гимна, который исполнял сводный хор юношей по случаю принятия присяги добровольцами Объединенных пингвинических сил восточного Кергелена:
На позитиве – Я!
на позитиве – ТЫ!
на позитиве – МЫ!
на позитиве – ОНИ!
на позитиве – Э!
на позитиве – У!
на позитиве – Ы!
А, Э, И, О, У, Ы!
Пятая бутылка
Федор Росс не сошел с ума, как надеялся. Более того, он отправился в единственно безопасное место на всем архипелаге, куда никогда не ступала нога ни одного безумца. Если читатель думает, что это какая-то зловещая пещера, наполненная стаями хищных котов, или открытая всем ветрам скала с острыми как лезвие осыпающимися краями, то он ошибается. Как раз наоборот, это было самое уютное, или, как сейчас принято говорить, «комфортное», местечко, где собственно и жили люди до прибытия на Кергелен Федор Росса и его подопечных.
В бывшем административном центре архипелага Порт-о-Франсэ существовали асфальтированные улочки, металлические ангары, уютные двухэтажные коттеджи и даже некогда самая южная церковь Франции – Нотр-Дам де Ван. На полпути к церкви возвышалась статуя Богоматери Ветров: Мадонна кутала в трепещущий на ледяном ветру плащ простоволосого Иисуса, поджидая у берега редкого гостя, чтобы без единого слова, одним видом своим, уговорить его зайти в храм хотя бы на минутку. Церковь эта, спроектированная архитектором Андре Богэ и построенная между 1957 г. и 1961 г. представляла собой сакральный вагон из белоснежного бетона с похожей на антенну РЛС колокольней. Именно это причудливое здание и стало источником суеверной неприязни обитателей архипелага к базе Порт-о-Франсэ. Гражданином какого бы острова не был человек, какие бы политические воззрения он не исповедовал – а охватившая архипелаг война между пингвинистами и гвинпинистами поначалу не меняла их отношения к Порт-о-Франсэ – он боялся приблизиться к церкви Богоматери Ветров даже на расстояние прямой видимости, чтобы не сойти с ума. Ничто и никто не мог поколебать жителей архипелага во мнении, будто одного взгляда на церковь и статую достаточно, чтобы навсегда обезуметь, погрузиться в религиозный дурман, заблудиться в потустороннем, потерять вкус к зарабатыванию ПП, личному успеху, производству и воспитанию детей по линии тотемизации и пингвинизма, одним словом, ко всему, что составляет жизнь Человека кергеленского. Всякий, рискнувший приблизиться к Порт-о-Франсэ, терял связь с обществом, от него шарахались как от маньяка.
Федор Росс, не разделяя представлений сограждан о жизни, тем не менее, относился к религии, особенно к христианству, почти также как и они. В юности ему случилось увлечься религиозными исканиями, причем настолько, что из-за тяжелой депрессии он, дотоле жизнерадостный и полный энергии юноша, вынужден был обратиться за помощью в психоневрологический диспансер. Психиатр посмотрел на него, послушал, затем достал из шкафа бутылку коньяка "Старый Кёнигсберг", две рюмки и две шоколадные конфеты.
– С тобой все в порядке, Федя, – постановил специалист после спиртного, распитого на рабочем месте. – Ты просто нормальный человек, а не праведник. Медикаментозное лечение тебе не нужно. Терапевтические мероприятия будут состоять в следующем: 1) Прочти заложенные страницы в этой книжонке, и 2) позвони по телефончику на закладочке.
