Текст книги "Стальной скрежет Французской булки или Анти Vumo (СИ)"

Автор книги: Аноним Панцершиффе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Непенин не зря в бытность свою начальником службы связи Балтийского моря организовал эффективную авиационную разведку и службу перехвата и дешифровки германских радиосообщений (вроде как факт в РИ). О подготовке немецких сил ему стало известно никак не позднее 8 октября 1917 года.

Вызывает глобальное удивление тот факт, что и временное правительство и руководство большевиков было совершенно уверено – немецкий флот идет захватывать Петроград. Теперь мы можем только догадываться – а не приложил ли к этому свою длань Андриан Иванович? Как бы то ни было, но ужас перед высадкой железных кайзеровских полков на каменные набережные Петрограда сделал свое дело – захват города немцами совершенно не соответствовал ни интересам большевиков, ни интересам временного правительства. В суматохе как-то потерялся из виду факт, что менее всего высадка в Питере соответствовала интересам самих немцев – уж чего-чего, а душить революцию в России никак не входило в планы кайзера.  Но...то ли об этом никто не подумал, то ли уже не успевали проверить эти соображения по другим каналам... Поэтому и по линии большевиков и по линии временного правительства Непенин получил четкий приказ – всеми силами воспрепятствовать прорыву эскадр Хохзеефлотте в Финский залив!

(В нашей реальности, такой приказ безусловно пришёл от главковерха.)

Но зачем Непенину устраивать эту бурю в стакане воды? Вообще говоря боевитость адмирала не вызывает сомнений. Более того – есть подозрение что генеральное сражение с германским флотом стало навязчивой идеей во всех прочих отношениях трезвомыслящего и разумного вице-адмирала. Сразу после вступления в должность главкома Балтфлота, вместе со своими старыми соратниками по службе связи, он стал готовить фантастическую операцию, которая должна была стать ключевой в кампании 1917 года: вывести в море все главные силы флота, поднять в воздух все 108 «Муромцев», нанести удары по тыловым германским морским базам и высадить десант под Кенигсбергом (планы такой операции Непенин действительно прорабатывал в РИ)...И, как писал его биограф, напился до полного изумления, когда отречение Николая II свело надежды на проведение такой операции к нулю. Все это (и кое что еще) дает некоторые основания подозревать, что информация о планах немецкой высадки в Питере – это никакая не ошибка, а чудовищная дезинформация за авторством вице-адмирала. Но как мог Непенин рассчитывать на успех при столкновении весьма скромного Балтфлота с огромной германской эскадрой? Неужели он был сумасшедшим самоубийцей?

Нам удалось раскопать свидетельства (естественно, нигде не упоминаемые официальной историографией), что Непенин трагически недооценил масштабы вторжения – со слов очевидца (впоследствии эмигрировавшего во Францию в период ГВ), он упомянул за обедом  о: "нескольких дредноутах типа "Нассау"". Против таких сил четверка его "Севастополей" имела неплохие шансы... По всей видимости, Андриан Иванович совершенно не представлял, что поведет свою 1-ю бригаду линейных кораблей прямо в зубы девяти линкорам типов "Кениг" и "Кайзер" вкупе с новеньким "Байерном" и "Мольтке" в качестве довеска. Видимо  в силу революционного разгильдяйства служба разведки, пестуемая Непениным таки дала очевидный сбой и сильно дезинформировала вице-адмирала.  Если Непенин полагал, что его противником будут 3-5 немецких дредноутов первых серий, то его тягу к генеральному сражению еще можно понять... Но так ли это или нет – мы уже никогда не узнаем.

Непенин вывел  в море эскадру в составе новейших русских дредноутов "Петропавловск" (флагман) "Полтава", "Севастополь" и "Гангут". Их сопровождало 9 новиков  – "Гневный" и "Дерзкий" и семерка "Орфеев". К сожалению ,это было все, что оперативно смог собрать Андриан Иванович. Можно было, конечно, использовать старые крейсера или броненосцы – но Непенин не пожелал связывать свои главные силы, а экипажи прочих эсминцев были совсем ненадежны.

Германская эскадра в составе 10 линкоров, 1 линейного крейсера, 9 легких крейсеров, 58 эсминцев, 7 миноносцев, 6 подводных лодок, 27 тральщиков, 66 катеров-тральщиков, 4 прерывателя минных заграждений, 59 патрульных судов, 1 минного, 2 сетевых и 2 боновых заградителя, 5 плавучих баз, 32 транспортов и ряда других кораблей (в общей сложности 351 единица) под командованиям вице-адмирала Эрхарда Шмидта вышла в море 11 октября. Главные силы, шедшие впереди тем же вечером разделились на несколько отрядов. Линкоры "Фридрих дер Гроссе" и "Кениг Альберт" ушли для обстрела полуострова Сворбе. Линкор "Байерн" и крейсер "Эмден" стали у входа в пролив Соэлозунд для обстрела батарей у Тоффри и Памерорта. 7 линкоров должны были подавить батареи Хундва и Никаст.

Далее официальная историография описывает проницательность русского адмирала, сумевшего организовать разведку и вскрыть местоположение дредноутов Шмидта и грамотно организовать атаку, громя силы немецкого флота по частям Но позднейшая реконструкция событий неопровержимо доказывает – разведка совершенно не оправдала возложенных на нее ожиданий

При оценке действий эсминцев балтийского флота всегда следует помнить, что, хотя Непенин и смог сгладить многие противоречия во флоте, но судовых комитетов он отменить не мог и общую запуганность офицеров собственными экипажами мог лишь приуменьшить, но отнюдь не искоренить. Равно он никак не мог исправить и того, что матросы в общем-то были куда более склонны драть горло на митингах, нежели умирать за Родину. А еще нужно помнить и то, что многие офицеры по собственной инициативе покинули службу (термин "дезертирство" после матросских расправ в Гельсингфорсе следует считать несколько неуместным) И следовало понимать, что Андриан Иванович старался собрать надежные экипажи хотя бы на дредноуты, чтобы быть уверенным в надежности своего главного оружия, эсминцам же оставалось "постольку-поскольку"...

Вечером 11 октября для разведки было выделено 3 эсминца – "Гневный" отправился к Соэлозунду, "Орфей" должен был осмотреть Ирбенский пролив, а "Самсон" – дойти до Виндавы. На море опустился густой туман, который стал...ну, об этом чуть позже.

Официальная историография утверждает, что "Гневный" геройски погиб в бою,  выбросившись на камни после ожесточенного боя с основными силами – 8 дредноутами и линейным крейсером Шмидта. И вроде бы даже торпедный залп героического эсминца повредил новейший немецкий "Байерн"...Это не совсем так. Дело в том, что идя по счислению, в сгущающихся сумерках и тумане эсминец очень сильно ошибся в определении своего местоположения. Что, в общем, было неудивительно – злосчастный штурман, увы, оказался в числе той самой дюжины, которую спустили под лед во время бойни в Гельсингфорсе, а нового штурмана не было. В результате чего эсминец прошел мимо всех 7 линкоров Шмидта не заметив их и сам оставаясь незамеченным. Полагая, что "Гневный" все еще на траверзе  Хундвы (а на самом деле – будучи уже на входе в Соэлозунд) командир эсминца вдруг услышал неясный грохот по левому борту.

Как оказалось – в тумане (и откуда он только взялся глубоким вечером?) заблудился не только "Гневный". "Байерн" подошел к минному заграждению слишком близко – и хотя до минных заграждений оставалось еще достаточное количество кабельтовых, дредноут напоролся на никому неизвестную минную банку. Откуда она там взялась? Вроде бы ни русские ни немцы не ставили мин в том районе. Видимо не зря известный афоризм американского сапера по имени Мерфи гласит: "Когда Вы ставите много мин, будьте готовы к тому, что некоторое их количество окажется не совсем там, где Вы их ставили. Точнее – совсем не там, где вы их поставили". "Байерн" подорвался дважды. Тем не менее повреждения оказались вполне в пределах разумного и жизни корабля ничего не угрожало – правда линкор приобрел приличный дифферент на нос. Именно звуки подводных взрывов и услышали на "Гневном", который находился в непосредственной близости. Естественное желание командира эсминца, выполнявшего разведывательную миссию – идти НА источник шума было в корне пресечено представителями судового комитета, которым не понадобилось много времени чтобы решить, что "Гневный" наилучшим способом выполнит полагающиеся ему функции если отвернет ОТ шума и увеличит ход. Что и было выполнено. Но, поскольку эсминец был куда ближе к Соэлозунду, чем предполагал его экипаж, то спустя короткое время  раздался сильный удар – днище эсминца заскрежетало по камням острова Даго...на этом экипаж посчитал свою роль в сражении выполненной с честью и в полном составе эвакуировался, бросив эсминец на камнях.

Судовой комитет "Орфея" решил, что идти в одиночку в Ирбенский пролив слишком опасно. Поэтому команды "Самсона" и "Орфея" весьма быстро найдя общий язык решили, что лучше будет вместе прогуляться до Виндавы – и, не уведомляя о том адмирала, исполнили свое решение. Обнаружив легкие немецкие корабли на подходе к Виндаве (с немецких кораблей русские эсминцы никто не заметил) эсминцы отступили к основным силам – а поскольку "туман спишет все" то эти самые силы эсминцам найти "не удалось", и они благополучно вернулись в Финский залив, так и не выйдя на связь с флагманским "Петропавловском".

Для Непенина ситуация складывалась самым неприятным образом – треть имеющихся в его распоряжении эсминцев исчезла в тумане, причем совершенно безрезультатно. Однако положение спасла паническая радиограмма, данная наблюдателями с мыса Церель, увидевших в сумраке вечера сквозь неожиданный разрыв в тумане линкоры «Фридрих дер Гроссе» и «Кениг Альберт». «Всем, всем, всем ! 2 германских линкора у мыса....».  И первая бригада линейных кораблей Балтийского флота ложится на курс, с тем чтобы под утро выйти к полуострову Сворбе.

К утру видимость отнюдь не стала лучше. Солнце всходило, но сильнейший туман снова затянул все вокруг.

И вот здесь Андриан Иванович проявил таки талант флотоводца. Не желая и далее терять эсминцы в густом тумане он отказался от разведки, справедливо полагая что 48 305-мм орудий первой бригады линкоров Балтфлота вполне способны разобраться с любой поджидающей их неожиданностью. Зарядив и развернув орудия в сторону предполагаемого расположения неприятеля эскадра "Севастополей" восемнадцатиузловым ходом резала туман.

Все началось чрезвычайно неожиданно, а закончилось очень быстро. Под углом примерно в 45 град к курсу русских дредноутов клубы тумана сгустились... и извергли два гигантских приземистых силуэта не далее чем в 35 кабельтовых от головного "Петропавловска". Разумеется, "Фридрих дер Гроссе" и "Кениг Альберт" (а это были они) обладали недюжинной  и куда как превосходящей русские линкоры живучестью, но на такой дистанции их 350 мм бронепояс пробивался 305 мм русскими снарядами ничуть не хуже, чем русский 225 мм бронепояс – германскими. А самое главное –  линкоры кайзера не были готовы к бою, на них не была сыграна боевая тревога, орудия стояли не заряженными  и повернутыми "на ноль"...промахнуться с 35 кабельтов было чрезвычайно сложно, к тому же курс линкоров Непенина сокращал эту дистанцию все сильнее и сильнее. Вот так и случилось, что оба немецких дредноута оказались засыпаны снарядами еще до того, как смогли оказать серьезное сопротивление. И за каких-то двадцать минут все было кончено – оба немца получили не менее 40 попаданий каждый, превратившись в чудовищные факелы, щедро осыпающие мириадами расплавленных брызг осенние волны Балтики. На двадцать второй минуте последняя уцелевшая двенадцатидюймовая башня "Фридрих дер Гроссе" исчезла во вспышке взрыва – и линкор, словно бы нехотя завалился на левый борт, а затем, будто бы устав бороться за жизнь, быстро ушел на дно. "Кениг Альберт" тонуть не хотел, и его закопченный, озаренный пламенем многих пожаров остов медленно дрейфовал в сторону минного поля, (где он в итоге и затонул, подорвавшись на двух минах). Русские дредноуты фатальных повреждений не имели – два снаряда разворотили кормовую надстройку "Полтавы", еще два – уничтожили третью башню ГК но, к счастью, взрыва боекомплекта не произошло. Один снаряд пробил полубак навылет не взорвавшись, а еще один полноценно рванул вызвав обширные разрушения и незначительный пожар.  Седьмой снаряд пробив 225 мм бронепояс и скос за ним угодил в кочегарку – но, к счастью, не разорвался и ничего там не повредил.

Севастополю повезло не меньше. Один 305 мм снаряд угодил в самый центр второй трубы линкора, но труба устояла. Еще одним попаданием оказалась сбита грот мачта. Два снаряда, угодившие в корпус в районе первой трубы полноценно рванули, вызвав пожар на палубе противоминной артиллерии – от близких взрывов заклинило вторую башню ГК. И еще один снаряд разорвался на палубе между кормовой надстройкой и третьей башней ГК – взрыв разметал катера и шлюпки, палубу вдавило внутрь, но, тем не менее, к серьезным повреждениям не привело. Последний, шестой снаряд сделал аккуратную дырку в корме и улетел в далекую даль не разорвавшись.

Громкое "ура" рвалось из сотен луженых глоток перекатываясь с корабля на корабль. В этот миг классовая борьба оказалась забыта – зрелище быстрой кончины могучего врага горячило кровь и властно тянуло на новые подвиги.

Здесь нужно заметить, что советские историки многократно подчеркивают совместные и слаженные действия дредноутов Непенина и батареи Каруста. Утверждается, что Непенину сходу удалось установить радиосвязь с артиллеристами, распределить цели и наладить огневое взаимодействие... В результате чего береговые орудия внесли весомый вклад в победу над врагом. Многие советские авторы видят в этом бою зарождение концепции сосредоточенного удара, доминировавшей впоследствии во флоте РККА...

Следует заметить, что 4 120-мм орудия батареи действительно обнаружили дредноуты в туманной дымке и открыли по ним огонь. К сожалению, это были дредноуты самого Андриана Ивановича, находящиеся между берегом Эзеля и немецкими линкорами и тем самым оказавшимися куда ближе к батарее, нежели "Фридрих дер Гроссе" и "Кениг Альберт". Все попытки связаться с артиллеристами батареи были этими самыми артиллеристами проигнорированы – до радиограмм ли, когда вражеские линкоры под боком?! К счастью, два попадания 120-мм снарядов в бронепояс "Петропавловска" не причинили тому никакого ущерба и человеческих жертв не было. От ТАКИХ снарядов бронирование линкора все-таки защищало.

Итак, 1-я эскадра линкоров Балтийского флота одержала крупнейшую военно-морскую победу России со времен русско-турецких войн. Туман стремительно рассеивался и видимость улучшалась – при этом вокруг не наблюдалось никакого противника (несколько немецких миноносцев были отогнаны русскими эсминцами) И в полный рост встал вопрос – что же делать дальше.

Сейчас утверждается, что вице-адмирал принял решение идти к Соэлозунду, предполагая наличие там остальных кораблей немецкой эскадры. По дороге он дал бой основным силам Шмидта, которых, конечно, ввиду многочисленности неприятеля одолеть не мог, но все же дал хорошей острастки так, что Шмидт уже не рискнул идти в Финский залив.

Но скорее всего вице-адмирал уже понял, что радиоразведка его подвела и все далеко не так радужно, как он представлял себе ранее. Наличие двух дредноутов класса "Кайзер" выделенных в отдельный отряд предполагало наличие чрезвычайно мощных сил прикрытия, страхующих этот отряд от возможного выхода русских кораблей из Финского залива. Скорее всего, только жуткий вчерашний туман позволил проскочить сквозь эту завесу незамеченными, но теперь уже прилично развиднелось. И, если предчувствия не обманывали  Андриана Ивановича, то он оказался отрезанным от своих баз превосходящими силами неприятеля. Потому Непенин принимает решение – отступить к входу в Финский залив, произвести разведку побережья Даго и Эзеля, найти все-таки противника, определить его силу, а уж потом – действовать по обстоятельствам.

Но обстоятельства уже распорядились за Андриана Ивановича. Шмидт, взбешенный потерей двух первоклассных линкоров, о чем ему радировал легкий крейсер, незамеченный русскими в тумане у мыса Церель, уже выводил 7 своих дредноутов наперерез эскадре Непенина. Но не только боль за погибших беспокоила в этот момент Шмидта – более всего он корил себя, что ранним утром, задолго до боя у мыса Церель, он отправил "Байерн" обратно в Германию. Тогда это выглядело вполне разумным решением – линкор все же прилично пострадал, а особой нужды в его присутствии все таки не было. Теперь же курс одинокого линкора (сопровождавший его легкий крейсер "Эмден", естественно, не в счет) вполне мог  пересечься с эскадрой русских дредноутов... Трижды радист флагманского "Мольтке" повторил приказ Шмидта: "Байерну" – срочно полным ходом идти на соединение с основными силами !

Как это ни удивительно, но позднейшая прокладка курсов установила со всей точностью – это было огромной ошибкой Шмидта. «Байерну» ничего не угрожало – он давно уже пересек курс русской эскадры под углом едва ли не 90 градусов и сейчас удалялся от нее. Если бы на «Байерне» не получили радиограммы Шмидта и двигались бы в том же направлении с той же скоростью, то линкор безусловно и спокойно дошел бы до Германии разминувшись с русской эскадрой как минимум на 3 десятка миль. Но радиограмма была получена и «Байерн», развернувшись на 180 градусов пошел прямо наперерез дредноутам Непенина.

Когда на дистанции 6 миль вдруг нарисовался силуэт настолько крупного корабля, что им мог быть только дредноут, Непенин, по словам очевидцев как-то построжал и, как будто бы слегка напряженным голосом начал говорить речь, куда более уместную на палубе "Варяга" идущего в безнадежный бой против японской эскадры. Однако его прервало сообщение сигнальщика – никаких других кораблей противника поблизости нет ("Эмден" сумели разглядеть только минут через пять) Вице-адмирал премного удивился, утер пот и приказал идти на сближение с неизвестным линкором.

Но здесь, фортуна, до сего момента удивительно благосклонная к русским, внезапно переменила свои симпатии. Впрочем, у фортуны были на то самые весомые, можно даже сказать – веские основания – 750 кг снаряды главного калибра "Байерна".

Огонь русских оказался довольно точен – накрытие произошло четвертым залпом и дредноуты перешли на огонь на поражение. "Байерн" шел вдоль чудовищных водяных стен от падений русских снарядов, а ломающие его броню вспышки попаданий оттеняли смертный путь линкора кроваво-багровыми лепестками роз... Но на восьмом залпе взорвался "Севастополь". На "Байерне" выбрали его, так как дым непогашенного пожара на батарейной палубе делал "Севастополь" прекрасно видимой целью, великолепно контрастирующей с обрывками тумана. 750 килограммовый снаряд, наконец-то вырвавшийся из покоя боеукладки прохладных погребов и разогнанный до невероятных восьмисот метров в секунду молотом Тора ударил в барбет первой башни главного калибра. Боезапас немедленно детонировал и милосердная мгла укрыла последние секунды переворачивающегося на скорости 20 узлов корабля.

Столбняк, охвативший офицеров в боевой рубке "Петропавловска", в ужасе взирающих на гибель гигантского линкора был прерван исполненным неподдельной ярости адмиральским рыком. "Курс – лево 20! (на сближение с "Байерном", прим авт) Артиллерист, мать твою растак и разэтак (к сожалению, дословно воспроизвести слова вице-адмирала в печати нет решительно никакой возможности) – ЗАБИТЬ КОЗЛА!!!"

Но "Байерн" не захотел погибать без пользы. Несмотря на погребальный венок что плели ему цветами разрывов русские четырехсотсемидесятикилограммовые бронебойные снаряды, обреченный линкор гордо шел в свою Вальгаллу. И вновь чудовищный столб дыма и пламени разверз адские врата на месте где только что, ощетинившись орудиями и озаренный вспышками выстрелов резал волну "Гангут".

К этому моменту дистанция до полыхавшего слева "Байерна" сократилась до 45 кабельтовых. Но на уполовиненной бригаде русских линкоров видели, как справа остатки тумана раздвинулись, выпуская из себя первый линкор Шмидта.

– "Передайте на эсминцы" – донельзя усталым голосом произнес Непенин: "Торпедная атака"

"Байерн" был уже изувечен настолько, что лишь одно орудие кормовой башни могло еще вести огонь, но столь страшным казался этот изломанный и кренящийся на нос исполин,  только что сокрушивший два огромных русских линкора, что "Азард", который должен был лидировать шестерку оставшихся эсминцев немедленно поднял сигнал – "Не могу управляться". С "Петропавловска", матерясь сквозь зубы, флажками быстро объяснили, что если немедленно что-то не сделать с одиноким немецким линкором слева, то немецкие дредноуты справа приблизятся и перебьют всех.

Однако не все на эсминцах праздновали труса в тот день.  "Гром", "Забияка" и "Победитель" ринулись вперед как сорвавшиеся с поводка гончие.

И две 450 мм рыбины рванули борт изувеченного корабля. Этого оказалось слишком много даже для первоклассного линкора чистокровных немецких верфей. Два чудовищных столба воды и пара исторгли низкий, грозный рокот из чрева обреченного сверхдредноута – огонь с линкора прекратился окончательно, а потом серия внутренних взрывов предсмертной дрожью сотрясла его титанический корпус... уже оседая бортами "Байерн" все же  выровнялся – и гордо ушел под воду на ровном киле, не спустив  флага.

Но это случилось чуть позже, а пока "Гром", пораженный 150 мм снарядом в машинное отделение потерял ход и парил. Эсминец затопили несколькими выстрелами под ватерлинию, успев снять экипаж. Остатки русской эскадры, развив 24 узла, уходили из под молота 7 линкоров Шмидта.

Все же совсем без боя уйти не удалось – кратковременная перестрелка привела к тому, что передовой дредноут немцев окрасился вспышками разрывов, но и "Полтава" полыхнула выше труб.  Тем не менее скорость русские дредноуты не потеряли, Какое-то время русские корабли пытался преследовать "Мольтке" – но и он, получив несколько попаданий (и залепив 3 280-мм снаряда "Полтаве") в конце концов отстал. Так закончилась битва 12 октября 1917 года.

Однако же это было еще не все. На Полтаве не только никак не могли потушить пожары, что вплотную полыхали уже у самых погребов средних башен ГК, но и не могли справится с поступлением воды. В результате, во избежание взрыва,  погреба притопили – но тем самым еще ускорив затопление. Оба дредноута все же вошли на рейд Гельсингфорса, но тут стало окончательно ясно, что удержать "Полтаву" на плаву не удасться.  Пришлось садить дредноут носом на грунт, а пожары не могли потушить еще почти сутки...

  А что же с обороной Моонзунда, спросите Вы? А что с ней может быть...Все как в РИ.

Хороший рассказ, правда? А как бы все произошло в нашей реальности? Не взирая на то, что были бы эпические морские сражения или не были, операция «Альбион» все равно заканчивается безусловной победой Русского оружия. Ведь германец так и не вышел к Петрограду.

Экономика и финансы.

На пост министра финансов нового правительства был приглашён очень опытный человек – Управляющий Государственным банком Иван Павлович Шипов. А хозяйство ему досталось..... разоренное, как есть разоренное.

До войны налоги были основными статьями доходов и имели тенденцию к росту. Наиболее значимой в рамках прямого налогообложения Российской империи начала XX в. была система налоговых сборов с торговых и промышленных предприятий. Поступления от государственного промыслового налога в 1903-1912 гг. интенсивно росли: с 67,59 млн руб. в 1903 г. до 132,31 млн руб. в 1912 г., то есть на 95,7 %. Правда, часть этого роста объясняется повышением некоторых ставок налога по закону 2 января 1906 г., что дало приблизительно 31-33 млн руб. дополнительных доходов.

В структуре налоговых доходов российского бюджета до 80 % составляли косвенные налоги, включающие акцизы и пошлины. При этом надо отметить, что доходы казны от акцизного и таможенного обложения в предвоенное десятилетие неизменно возрастали.

Совершенно особый вид косвенного обложения представляла собой казенная винная монополия. Осенью 1913 г., когда составлялся бюджет 1914 г., Коковцов и его сотрудники исчислили возможный доход от обложения спиртных напитков и казенной монополии продажи водки (параграф 4 и параграф 21 доходной части государственной росписи) в размере 991 тыс. руб.

Только вот беда, с началом войны был объявлен "Сухой закон" и деньги перестали поступать в бюджет. Одновременно с большим сокращением доходов от казенной винной монополии произошло аналогичное уменьшение таможенных доходов, которые в среднем давали 10-11 % всех доходов бюджета. Война в корне изменила границы и количество портов, через которые ввозились в Россию иностранные товары. Резко сократился объем и характер ввозимых товаров. Все это привело к фактическому исчезновению таможенных доходов как бюджетного источника. Закрытие европейских границ и портов привело к потере почти 300 млн руб. таможенного дохода. Таким образом, только по двум бюджетным источникам возникал недобор в сумме около миллиарда рублей. Надо отметить, что и ряд других важных источников дохода стал давать меньше поступлений. Это, прежде всего, доходы от казенных железных дорог. Коммерческое движение на дорогах, обслуживающих театр военных действий, сократилось по сравнению с 1913 г. на две трети, а на остальных дорогах – на четверть.

Разрыв между реальными доходами и расходами (прежде всего военными) начали покрывать эмиссией бумажных денег. Положение Совета министров от 17 марта 1915 г. об увеличении права выпуска банкнот до 2,5 млрд руб.; Закон от 22 августа 1915 г., расширивший это право до 3,5 млрд руб.; Указ от 29 августа 1916 г., увеличивший право на эмиссию до 5,5 млрд руб.; Положение Совета министров от 27 декабря 1916 г., расширившее право на эмиссию до 6,5 млрд руб.

К февралю 1917 г. объем фактически необеспеченных кредиток достиг примерно 8,4 млрд руб.

Временное правительство успело издать три законодательных акта о расширении права Государственного банка на эмиссию:

– Указ от 4 марта 1917 г. – на 2 млрд руб., что довело официальную сумму необеспеченных золотом кредиток до 8,5 млрд руб.;

– Указ от 15 мая 1917 г. на 2 млрд руб. – до 10,5 млрд руб.;

– Указ от 11 июля 1917 г. на 2 млрд руб. – до 12,5 млрд руб.

Переход к бумажным деньгам также оказал серьезное влияние на изменение характера пассивных операций банка. Нарастание выпуска бумажных денег и переполнение ими каналов обращения вызвало все увеличивающийся приток денег на депозиты. К началу войны Государственный банк имел 27 млн. руб. на депозитах и 260 млн руб. – на текущих счетах своих клиентов. 23 августа 1917 г. на депозитах в Госбанке было 29 млн руб., а на текущих счетах – 2 492 млн руб.

Золотой запас тоже истощился. До войны было 1700 млн рублей или 1400 т металла. Потом золото продавалось и отдавалось в залог при получении кредитов, перемещаясь на территорию стран-кредиторов и к сентябрю 17-го золотой запас России составляет уже около 1100 т., 300 тонн усвистало за границу. И как теперь жить бедному Ивану Павловичу? Снова включать печатный станок и ...., ан нет Господа, увольте-с.

1 сентября 1917 года главковерхом и правительством было объявлены "Декрет о Вине" и "Декрет о Земле". По винному декрету объявлялось о безвозбранной торговле акцизным вином и выдачи обязательной винной порции в действующих войсках. По земельному объявлялось о раздаче 300 тысяч десятин увечным воинам с фронтов пришедшим, за счёт резервов Крестьянского земельного банка. По окончании войны землёй будут оделены все, кто провёл на фронте не менее месяца, либо совершил три боевых похода на корабле или судне. Земля раздавалась в пожизненное пользование, а если владелец хотел ее по наследству передать или к примеру в банк заложить, то тут уж не обессудьте граждане, денюжку заплатить придётся и чем быстрее заплатишь, тем дешевле встанет. Вот в такой форме начал исполняться лозунг: " Земля– солдатам". С значительно меньшей помпой было объявлено о введении повсеместной карточной системы и моратории на пользование депозитными вкладами. Изменялся государственный промысловый налог, теперь процентным от суммы реализованного товара , а не копейка-рубль с фунта-пуда. Самое же главное было прибережено на сладкое: объявлено о грядущей деноминации и произведён выпуск "Золотых бонов" с погашением в 24 году, как понятно из названия – золотом, на сумму 6 млрд рублей. Многоопытнейший Иван Павлович готовил страну к плаванию по свободным ценам без Гос регулирования. Хотя как не изгаляйся, денег все равно не хватало, особенно мелкой и средней монеты.

С началом войны в 1914 году сократились буровые работы и вывоз нефти, а с захватом польских губерний Россия лишилась около 500 млн пудов угля Домбровского бассейна. Единственным крупным источником оставался Донецкий бассейн. Положение в угольной промышленности усугублялось тем, что убыль рабочих рук в Донбассе была больше, чем в целом по стране (около 27 %).

Передача вагонов под военные перевозки создавала трудности с вывозом добытого топлива. Из-за нехватки кокса пришлось затушить доменные печи на некоторых южнорусских металлургических заводах. Госбанк вынужден был открывать ссуды под каменный уголь и кокс. Добыча угля в Донбассе уменьшилась с 912,6 млн пудов в январе 1914 г. до 790,3 млн пудов в январе 1915 г. . В свою очередь, тяжелое положение на железнодорожном транспорте препятствовало вывозу донецкого угля с месторождений, а потому удельный вес каменного угля в балансе топлива систематически снижался.

Добыча нефти в годы войны была в среднем выше, чем в 1913 году, но это не смогло смягчить топливного кризиса ввиду большого недовывоза нефтепродуктов.

Дефицит топлива сказался на работе черной металлургии. Из-за отсутствия топлива и железной руды в начале 1916 г. в Донбассе было потушено 17 домен. Выплавка чугуна снизилась с 283 млн пудов в 1913 г. до 231,9 млн пудов. В еще больших размерах упало производство стали – с 300,2 млн пудов до 205,4 млн пудов. Для покрытия острого дефицита в черных металлах был резко увеличен импорт стали – до 14,7 млн пудов в 1916 году, то есть в 7 раз больше, чем в 1913 г. Одновременно с этим были размещены заказы за границей на прокат, металлоизделия и другие материалы.

Чтобы удовлетворить нужды военной промышленности (80 % заводов России были переведены на военное производство), металла лишили все отрасли народного хозяйства, не связанные с выполнением военных заказов.

В металлургической промышленности производство чугуна в 1917 г. упало до 190,5 млн пудов против 282,9 млн пудов в 1913 г. Готового железа и стали было произведено в 1917 г. 155,5 млн пудов по сравнению с 246,5 млн пудов в 1913 г. Каменноугольная промышленность сократила производство своей продукции в 1917 г. до 1,74 млрд руб. против 2,2 млрд руб. в 1913 г. Добыча нефти упала до 422 млн пудов (в 1913 г. – 563 млн пудов).