Текст книги "Война за "Любезное наследство" (СИ)"

Автор книги: Аноним Панцершиффе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Панцершиффе
Война за «Любезное наследство».

Война за «Любезное наследство».

Холодает, стылый ветер дерёт с сухих веток последние хрусткие листья, ноют к дождю старые раны. Осень. Тоска. Старость. Глаза толком не видят. Уж и при масляной лампе буковки в рукописном трактате не различаю, по вечерам читать не могу. Спать бы надо залечь, ан не спится, только и остаётся, что прошлое ворошить. Из тьмы забвения появляются лица, пути-дороги, битвы прошлого.

Снова на ум приходит война "За любезное наследство". Вспомнилось как Бирюков мы побили, как отняли у них половину всего что было, как забрали зброй и оружие, да и погнали с дороги торной как псов шелудивых. Помню, как истомленный до невозможности, спать рухнул, повелев напоследок лагерь разбить. Только поспать долго не пришлось, батюшка во сне привиделся, суровый такой. Треснул он меня стимулом гибким промеж глаз, как бывало, да и сказал наставительно:-"Если Илагон-яростный улыбнулся тебе, то не медли, садись на коня и скачи что есть мочи, а не то та улыбка гримасой обратиться может!". Сказал, да и пошёл на конюшню старшего брата пороть, который опять дворовую девку обрюхатил, почем зря. Подскочил я, как требюшетом подкинутый, все своё воинство на ноги поднял да и распорядиться изволил: войско делить на две части. Первая, которую поведем мы с Твердило Отвердовичем будет из одиннадцати рыцарских копий и шести полусотен литвинов. Вторую ведет ле Хитт, который Череп и дядька-пестун и были там все оставшиеся, большей частью язвленные и обоз наш, безмерно разросшийся. Вот таким манером, как змей двухголовый мы до дороги прямоезжей и доберёмся. Согласно чертежу из тубуса, первая часть быстрее, а вторая на день попозже.

Мудрость батюшки, впору нам пришлась, головной разъезд прислал весточку, по дороге прямоезжей караван идет, по всему видать к герцогине вдовствующей. Как вестник сказывал, он таких караванов не видал еще, словно род литвинский откочевывает. Там телег и возов идет несчитано, да охрана больно добрая. Вот добраться еще не успели, а Илагон-глумливый опять во весь щербатый рот щерится, добыча уже в руки плывет, только взять ее надо с ловкостью. Если темноты подождать, то они возы кругом поставят, а механикус только завтра к вечеру объявится. Подождать с утра, и ловить их пока на дорогу вытягиваются, то они насторожены будут, да и мало ли что за ночь послучается. Лучше бить сейчас, когда солнышко к закату близится, караульщики за день намаялись и все думки у них не о страже зоркой, а о каше жирной. Хоть и наши кони притомленные, пересесть с заводных да на боевых, все ж свежее они. Если крепко ударим, то бой не затянется ведь караульщики послабей одоспешены и нашим коняшкам сил хватит вполне.

Твердило Отвердович, в железах орочьих, неодолимых (все ж одел подарочек, не побрезговал) взялся хвост колонне рубить, я зайду в голову, две полусотни легкие пусть вдоль возов проносятся и всех стрелами поистыкают. Сказано– сделано, когда солнце за деревья зашло, караван был наш, а охраннички частью битые, частью мертвые, частью на милость сдавшиеся. Их не так много оказалось, всего четыре полусотни, все без рыцарей. Для нас сейчас на один понюх, то совсем не Бирюки в ярости.

Купчин собралось, не приведи Илагон-сумрачный, как мух на ослиной туше, три дня на земле провалявшейся. Все орут, все кричат, плачут, волосы на себе рвут, детками малыми клянутся. Голова кругом. Вроде порубить всех, да и дело с концом, ан тоже нельзя, куда нам такую гору товаров деть? Да и герцог, буде прознает про такой выверт, тоже по головке не погладит, герцогство оно не только землей, но и торговлей богатеет, а если я их всех порублю, то кто товары возить будет? Нет, рубить то не дело, тут умственно надо. Ясно одно, те товары к супративникам пускать нельзя, а вообще, что за товары они везут? Та-ак, вот с этого и начну, пока наш обоз не приедет, а пока...

– Твердило Отвердович, давай-ка пока суд да дело, к ночевке готовиться будем, да разошли во все стороны дозоры, а то неровен час уже не караван, а войско подойдет, а мы как слепцы и возьмут нас тепленькими.

Все как всегда, уже привычно поставили возы в круг, свои и торговые, назначили караульщиков. Мне разбили купеческий шатер посреди лагеря и взялся я за труд непосильный. Начал списки товаров смотреть, если где непонятность была, то пажей посылал проверить и все думку гадал как с елки слезть и в прибытке остаться.

К утру стало немного понятней, часть товаров действительно шла в соседнее герцогство, то в основном оружие и зброй разный, при чем за все торговый дом задаток дал. Часть товаров, вот слово хитрое, негациантское – транзитом, к нам на ярмарку. Часть вообще какая-то дурная, где попало продать, потом что попало купить и опять куда-то везти. Была еще часть – диковины разные, вроде как наш механикус ингредиенты для огня искал, то под заказ, среди тех заказов и от нашей герцогинюшки были. Хорош бы я оказался, если б тех купчин порубил. Герцогинюшка она конечно лебедушка, но если ей кто по недоразумению на хвост наступит, тот и трех терций не проживет, бывали случаи, к некоторым и ваш покорный слуга отношение имел, не-е, оборони меня Эйбрен-заступница. Как разобрался я во всем, так и решение появилось. Возьму со всех купчин выкуп, согласно возов которые у них есть и той стоимости, что возы те везут, да и направлю их по тракту к нам, пусть эльф Сарториус разбирается. Только охрану мы частью побили, частью покалечили, а из своих кого дать не выходит, не выходит, а надо. Мужи торговые все ушлые, отправлю их, они дня три пройдут по другой дороге, да и завернут обратно, то-то государь возрадуется – пятерки возов с оружием для ополчения вдовицы.

Чего же с людьми делать? Может охранников под свой баннер поставить? Одоспешить, да по копьям и полусотням раскидать? Надо с Твердилой, рыцарями и дядькой посоветоваться. Все одно вперед идти нельзя, пока наш обоз не подойдет. За этими думами я и уснул, прямо за столом сидючи.

Разбудил меня Отвердович.

– Просыпайся барон, скоро замятня начнется, нарочный из дозора прискакал, в нашу сторону отряд идет.

– Давай гонца.

– Да здесь он уже, сейчас введу.

Дозорный, из молодых литвинов, толком сказал одно:

– Одоспешены добре, но не по нашему, гербов не имеют, всего их семнадцать да еще людишки их, тех много, может тридцать пять, может тридцать семь, да еще телеги странные, на двух больших колесах. Идут не торопясь, сюда появятся как солнце на полдень встанет.

Мы с Твердилой Отвердовичем переглянулись.

– Что-то я не слыхал в наших краях о двухколесных телегах.

– Я тоже. Двухколесные бывали колесницы, про то трактаты пишут, а вот про телеги такие и я не слыхал. Ты ничего не путаешь?

Гонец посмотрел на свою растопыренную ладонь, пошевелил губами и уверенно сказал.

– Точно, на двух.

– Ну ступай пока, подожди там.

– Барон, оно как и побить бы их надо, да вдруг зря, давай засаду устроим, но прежде чем бить, я к ним выеду да поговорю. В моих железах они мне все одно ничего не сделают, а ежели враги они, так мы их без твоей куртуазности поубиваем.

– Хорошо, только не обессудь, но и я с вами, да четыре рыцарских копья, дорогу перехватим и спереди и сзади, а твои по бокам с луками. Так оно наверняка и пораненых у нас не будет. В лагере оставим четыре полусотни, так всем спокойней будет.

Как только молодой литвин о таком не сказал? Кони у них были даже лучше тех, которых мы у Бирюков отобрали. Чудо, а не кони, небольшие, поджарые с маленькой головкой и сухими ногами, расцветки тоже необычной, в большие яблоки. Великолепные кони. Твердило стоял на четыре корпуса впереди нас и молчал, наверное тоже на коней залюбовался. Всадники остановились и беспокойства не выражали, стояли себе и ждали, легкий ветерок трепал лошадиные хвосты на коротких копьях. Зато их люди, по виду оборванцы ярмарочные в разноцветных хламидах, но тоже на таких лошадках, что не зазорно человеку благородному в свет выехать, споро повыхватывали маленькие, причудливо изогнутые луки и косились в близкие кусты, где особо не скрываясь возились кметы. Телег, за плотно сбившимися всадниками видно не было. Наконец воевода опомнился и собрав все свое вежество спросил:

– Вы кто есть такие и куда путь держите?

От группы причудливо одетых иноземцев отделился один и подъехал к полутысячнику. Был он темен лицом, носил красную бороду и говорил смешно, но вполне понятно.

– Мы миигит, люди говорят здесь война и дают хороший таньга, вот мы и приехали. Я зовусь Ки Олты, а это мои люди. Ты кто? Зачем на дороге стоишь? Ты будешь таньга давать?

Для Твердилы разом столько вопросов было многовато и он слегка растерялся. Стрелять из лука и рубить вроде рано, а чего отвечать – непонятно. Он поелозил в седле, попробовал почесаться, но наткнулся на броню панциря и наконец оглянулся. Барон с интересом смотрел на него и на помощь приходить не спешил. Молчание затягивалось, надо было что-то сказать.

– Я Твердило Отвердович, деньги давать не буду – и замолчал. Ки Олты терпеливо ждал продолжения. Так они и стояли разглядывая друг друга, потом воевода потеребив бороду, махнул рукой, мол "поехали" и подвел собеседника к барону.

– Твоя милость, вот иноземцы – помолчал – воевать хотят, а за кого не знают, можа нам сгодятся?

Я отсалютовал лэнсом и насколько мог изобразил куртуазный поклон, краснобородый прижал правую руку куда-то к животу и тоже поклонился.

– Я зовусь Ки Олты, это мои люди, мы воюем за таньга.

– Барон Лонгобрад. Мне нужны люди, я могу платить если твои вои хороши и клятву нерушимую на время похода дать готовы.

– Мои миигит самый лучший, сам посмотри.– И крикнул что-то по своему. Ряды всадников расступились и к нам подъехал... Человек-гора. Ростом он наверное был на голову выше меня, а чтобы посмотреть сначала на левое плечо, а потом на правое, надо было эту голову поворачивать. Поперёк чудовищного седла лежал шестопёр на аршинной рукоятке, а из под шлема, типа нашего барбюта, торчала огромная чёрная борода, с вплетенными крупными жемчужными зёрнами. В трактах о таких пишут, что это амбал или палван, с далёкой восточной земли. Большая редкость. Конь под ним... не бывает таких коней, эльхи лесные такие бывают, но те с рогами, а это конь, только о-очень большой. Бурушка подо мной аж затанцевал, он тоже такого никогда не видел и ему не терпелось вцепиться зубами в холку чуды-юды.

– Хороший миигит, много воевали, на всей земле, если у тебя таньга хватит, за тебя воевать будем. – Сказал краснобородый, довольный произведённым впечатлением.

– Э-э-э, поехали в лагерь, там решать будем, возьму вас или нет.

К вечеру наконец подтянулись наши во главе с пестуном и Черепом, стали совет держать. Полночи рядились да умствовали, а на рассвете огромный табор стронулся с места и пошёл по плохонькому тракту что ведёт в герцогство Максимилиана Просвещённого, чтобы жить ему до ста двадцати лет. Во главе и в хвосте скрипели наши возы, а посерёдке – купеческие, так оно надежней будет, ни у кого дурных мыслей не появится свернуть в сторонку и продолжить путь к вдовице воинственной. В охрану поставили сборную полусотню язвленных литвинов, да четырёх рыцарей с дюжиной жандармов, тоже все хворые да увечные. Старшим пошёл баронет Свиненыш, ну это его так про меж своих называли, у батюшки евойного вепрь на гербе значится, а третий сын пока ещё до такой зверюги не дорос, вот и откликается на поросячье прозвище. Злится, но откликается. Ничего, если обоз без убытка доведёт до замшелого пня, эльфа Сарториуса, то назовётся баронет – Кабанчиком.

Остались мы с двумя пятидесятками телег набитых припасами, да тюками синей ткани (один купчишка, на беду свою вёз, теперь налегке остался, пергамент с моей запиской к Сарториусу не много весит), как до города доберёмся, на всю хоругвь котт нашьём. Доспехи тоже частично разобрали, довооружили кметов и бывших охранников, которые клятву принесли и под мой баннер встали. Миигит конечно наняли, вои они отменные оказались, хоть и бьются немного не по нашему, но бьются крепко. Проводили мы табор, да и неспешной рысью пошли дорогой прямоезжей на столицу провинции, городок Парадиз-Ринал.

Тесаные камни старой имперской дороги ложились под копыта коней, а вокруг буйствовало начало лета и сочная луговая зелень радовала глаз. По сторонам на пологих холмах то и дело попадались пейзанские хибары окружённые яблочными садами и зарослями крыжовника, иногда к самой дороге подступало редколесье, при нужде хорошее место для засады. Лепота. Скачи и радуйся, тем паче, что засады можно не опасаться, вперёд на один переход ушёл рыцарь ле Манн со своими новиками, несколькими миигит и полусотней литвинов, с боков фуражируются два полесских бо ярых, это те которые в хоругвь последними влились, а в арьергарде ещё одна полусотня плетётся. Хорошо. Покойно. Колонне, коия вместе с обозом растянулась на две тысячи шагов ничего не угрожает, корму лошадям и людям хватает вполне, в сундуках звенит злато-серебро, а впереди ждёт-не дождётся добыча жирная, да славная. Дай боги здоровья и процветания герцогу Максимилиану и герцогинюшке-лебёдушке за то, что в такое славное полюдье северян отправили.

Ближе к вечеру повстречались "маяки", место для ночевки присмотрено, только чуток в сторону от дороги прямоезжей взять. Место и впрямь доброе: холмик, рощица да пруд, молодец ле Манн, вот что значит рыцарь опытный да разумный, а вот и он, собственной персоной.

– Хорошее место, ночевать без опаски будем и всего в достатке. Ты чего такой смурной, али добычи маловато взял?

– Добычи много не бывает, сколько не возьми все мало, но в сём походе грех жаловаться, пока в прибытке идём. А смурной от того, что незадача случалась, миигиты с литвинами поцапались, бирюками друг на друга смотрят, того и гляди в горло друг-другу вцепятся.

– Что так? Делить им пока что нечего.

– Да с пустяка все началось, удалью молодецкой похваляться стали, кто с луком ловчей управляется да глаз зорче имеет. Ну и как это бывает, слово за слово, чуть до мечей дело не дошло, еле унял. Теперь друг на друга косятся и зубы скалят. Не дело это.

– Не дело. Замирить их надо, а то в сечу идти без приязни к сотоварищу, бедой обернуться может. Езжай пока, а я покумекаю как дурь им из башки выбить.

Как только обустроились, приказал пажу трубить в трубу серебряную, что у Бирюков вместе с другой рухлядью отняли. Запела труба, чисто да звонко, рыцари да люди на звук собираться стали, тут другой паж, что герольдом поставлен был, объявил громогласно:

– Его милость, барон Лонгобрад, хорунжий наш, турнир стрелковый открыть изволит! Три приза ценных, со своего плеча выставляет! Братину полуведерную, золотую всю, да с лалами, тому кто издальше всех на скаку стрелой кольчугу двойного плетения насквозь проткнет! Панцирь чудный, работы южной тому кто с коня стрелку дальше всех закинет! Зброй полный для коня лихого тому кто больше всех стрел в воздухе держать сможет, да не просто так, а на скаку борзом!

Засуетились все, забегали. Многие побежали коней боевых засёдлывать, турнир, даже такой походный, это и прибыток и авторитет немалый. На лужку мои жандармы уже болвана из соломы скрученного в кольчугу обряжали, да на кол усаживали. Судьи собрались: три рыцаря из тех что родовитей всех и опытней, самый старый из полусотников литвинских, да палван Нанук от миигит. Помогать и присматривать я своих пажей отправил. Тут и стрелки пожаловали, турнир начать спешили, пока солнышко не закатилось.

Первыми выехали те, кто кольчугу с восьмидесяти шагов мнили проткнуть. Таких собралось немало: литвинов восемь человек, миигит пятеро и рыцарь один, молодой Дохлая Рыба решил счастья спытать. Разбили их всех по парам и со ста пятидесяти шагов выпускать стали. Всадники мчались на болвана наметом и стрелу пускали поравнявшись с пажем, что малый баннер держал. Паж следил чтоб пускали честно, без заезда за мерную линию. Так одному литвину выстрел и не засчитали, бо стрелу он пустил уже за баннером. Из четырнадцати стрел одна промазала (Дохлая Рыба, покраснев как омар вареный, ушёл восвояси), одну не засчитали, а пять кольчугу пробили. Три литвиновских и две миигитов. Отнесли баннер на сто шагов, теперь кольчугу две продырявили, обе литвиновские. Со ста десяти шагов только одна стрела, да и та с наконечником на шило кованным, да жиром смазанным кольца раздвинула и на полпальца в солому ушла. Вот так братину полуведерную зрелый литвин по прозвищу Прыня себе забрал. После того на дальность пускать начали, тоже конями сначала разгон взяв. Здесь лучше всех миигит оказался по имени Тэпсел-Джан, так он стрелку лёгкую на пятьсот семьдесят шагов закинул, лучший из литвинов только на четыреста двадцать сподобился. Уехал тот Тэпсел в обнимку с панцирем. В окончании стрелы в воздухе держали. Ругани и ссор произошло, не приведи Илагон-склочный! Все никак судьи определить не могли, когда первая стрела в землю воткнулась, сразу стрелок пускать перестаёт или ещё одну успевает, на скаку не уследить. Пришлось пажам рядом скакать и по сигналу рыцаря стрелка останавливать. Лучшим тут опять миигит оказался, прозвище его Ки Етты, младший родственник их старшего Ки Олты, так он умудрился девятнадцать стрел в небо кинуть до того как первая в землю воткнулась. Правда литвин по имени Плат Микулович от него на чуть отстал, вполне может где и пажи обмишулились, пришлось и ему приз давать, утешительный. Кинжал дивной работы, железа белого, нержавеющего. Я тот кинжал у купца одного за выкуп взял, но за такое мастерство в стрельбе ничего не жалко. Вот так миигиты с литвинами зло на друг-друга держать перестали, а напротив уважением к сотоварищам прониклись.

Солнце давно за деревья ушло и последний приз я уже вручал по серости, как слышу за спиной шушукаются, да не просто так, а с подрыкиванием. Обернулся, Твердило стоит, насупившись.

– Ты барон своего механикуса уйми, виданное ли дело, посеред лагеря демонов приваживать, да в костреце с ними забавляться. Не уймёшь, сам его на голову укорочу, лихоимца.

– Каких демонов?

– Бес их знает, каких. Мелких вестимо.

– Не надо его на голову коротить, лучше поедем и безобразие то прекратим.

Вагенбург встречал гомоном и запахом кулеша упревшего, в том же углу где механикус обретался, напротив, пахло углём древесным и молотки в походной кузне постукивали. Сам пропоица сидел у костерка малого и следил как в огне демоненок ярится, шипит и вертится. Вокруг уже толпа собралась и опасливо за теми игрищами наблюдала.

– Эй, механикус! Почто непотребство устраиваешь? Почто нечистого в лагерь притащил? Прекрати занятие богам противное, а не то без башки своей глупой останешься!

Пиитух с трудом оторвал взгляд от костра и с недоумением уставился на барона.

– Какого нечистого?

– Да вот этого, который в огне вертится. Демон мелкий да вертлявый.

Тут механикус заржал, чисто конь над кобылой, хохоча он завалился на спину и задрыгал обутыми в чоботы ногами в воздухе. Пришлось его огреть литвинской нагайкой, чтобы в разум пришел. Подействовало. Мастеровой подскочил и поклонился в пояс.

– Твоя милость, не дерись и не лайся, сейчас все объясню. Тут демонов нету, одна лишь игра разума человеческого. Смотри. – Пропоица вытянул рукавицы из-за пояса и сунув обутые руки прямо в огонь, вытащил оттуда демона, тот не замедлил шариком медным обернуться и только паром пофыркивал. – Вот смотри, шарик полый внутри, да две трубочки гнутые, аккуратно припаяны. Внутрь воды наливаю и в огонь сую на двух спицах бронзовых, чтобы он крутиться мог беспрепятственно. Вода внутри закипает, ну как в котелке обычном и пар образованный из трубочек свистит да шарик крутиться заставляет. Безделица. Токмо показывает, что единение сил первичных – огня и воды нечто третье производит – движение. А вот это как раз и загадка есть над которой я и размышляю.

Тут Твердило влез:

– Значит он огнём водяного бесит, изгаляется. Дай барон я его мечом рубану, да и дело с концом, а не то на ближайшей переправе дядька-водяной с нас виру возьмёт людьми али лошадьми. Он таких штук не прощает никогда, как о том не размышляй. Про то все знают.

Стоявшие позади кметы одобрительно загудели, только один полусотник рассудительно сказал, что мол мечом уже не поможет, топить надо, прямо здесь, в пруду, а иначе водяной не успокоится. До механикуса стало медленно доходить, что шутки кончились и его кажется сейчас живота лишать будут, за колдовство злокозненное. Бахнулся он на колени и запричитал голосом жалостливым:

– Ой, не губите люди добрые, не со зла я, а по недомыслию! Водяному сам виру заплачу, богатую. Прямо завтра на рассвете, в том пруду, что рядом находится!

Повопил он так, да повалялся на земле какое-то время и затих. Люди, а что люди? Люди у нас отходчивые, видят что человек раскаялся, водяного в костерке уже не крутит, виру заплатит. Чего ещё надо? Не душегубцы какие, погудели благожелательно, да и пошли кулеш есть, пока не простыло. А мастеровой с коленок встал, как ни в чем не бывало, отряхнулся и сказал тихим голосом, буд-то и не блажил только что:

– Твоя милость, доспех южный, черненый матово, на тебя готов. Подогнали. Идем, примерять будем.

Твердило Отвердович только головой покрутил от такого лицемерия, но сказать было нечего и потопал он восвояси, удивляясь натуре человеческой.

Вот кто бы что не рассказывал, а лучшие конные ратоборцы во всем Илаале это эльфы. В том Лонгобрад убедился самолично увидав как шестеро закованных в золоченую броню ушастых расшвыряли копьё барона Вепря и понеслись дальше по полю сечи сея вокруг ужас. Их надо было остановить, тем паче, что откуда-то вывернулись ещё четверо и пошли на соединение со своими.

– В галоп! Смерть им!!! – Рыцарь ле Манн притиснулся сбоку, пажи привычно сформировали крылья, а новики сбившись двумя плотными ватажками вырвались вперёд, обтекая короткую шеренгу латников. Эльфы это заметили и развернулись встреч, превратившись в блестящую стену и наклонив свои необычно длинные пики с цветастыми флажками. От истребления бароново копьё спасли конные арбалетчики. За мгновение до сшибки захлопали тетивы и с семерыми людьми столкнулись лишь трое беловолосых, ещё трое были вышиблены из седел тяжёлыми болтами. Впрочем и трое эльфов в стихии конного боя это очень много, ле Манн и двое пажей были сбиты с лошадей, а все ушастые, оставшись невредимыми, уже схватились за тяжёлые кривые мечи. Тут повезло Лонгобраду, один из эльфов оказался к нему боком и не увидел как лэнс бьет его в подмышку поднятой в замахе руки. Только поторжествовать не получилось, вторая "камера" из четверки золоченых всадников наконец доскакала до свалки и один из них грудью своего коня свалил Бурого вместе с бароном. От удара о землю вышибло дух и перед глазами всё стало черно, а звуки пропали. Потом кто-то поднял забрало и в маленькое оконце сунулась встревоженная физиономия одного из пажей:

– Твоя милость, живой?

– Вроде живой, помоги подняться. Что с конём?

– Да что ему сделается, вон стоит.

Бурый действительно стоял на трясущихся ногах и ошеломлённо мотал башкой. Хороший коняга, крепкий. А вокруг бесновались миигиты, без пощады добивая последнего эльфа, знать кровную месть совершали. Тут бы надо по порядку вспоминать.

Вчера, уже за полдень, от передового отряда примчался гонец.

– Войско идёт, в силе тяжкой. Мы столкнулись с их дозорными, нескольких литвинов посекли, те наутёк, да и погоню на новиков навели, хорошо что рыцарь ле Манн успел за меч схватиться. Двоих зарубил, а одного кметы арканом словили, правда и у нас двое молодых к Илагонову престолу путь пошли искать, да ещё двое пораненых. Господин рыцарь весь отряд в кулак собрал и за рощу увёл, а меня к вам отправил с пленником полонённым.

Вот так мы встретились с войском графа ле Ресепет, младшего наследника бездонных сундуков торговой компании, которой его семья (конечно через подставных лиц) владела. Уразумев се, я отдал распоряжения, коих по счёту было ровно три. Во первых. Дядьке-пестуну обоз скоро разворачивать и идти на место последней ночевки, там вагенбургом встать и к обороне готовиться. Как дядька сладит все, пусть ко мне спешит чтоб совет держать. В других. Войску заглавному назад податься, за гряду холмов, тех, которые мы только что проехали, там и схорониться. И последнее. Ле Манну, рыцарю храброму да разумному, свой отряд завесой развернуть да пятиться, боя с ворогами не принимая.

Распорядившись так, сел с пленником разговаривать. Вот здесь то и открылась мне гиенна смрадная, "большой политик" прозываемая.

Полонённый наш оказался дворянином, много лет в имперских конных егерях прослужившим, навроде тех, что у Бирюков обретались. По его словам выходило, что Император Порфироносный с большой приязнью ле Ресепета принял и дал право ему невозбранно охотников в имперских землях нанимать. Той граф, в средствах совсем не стесненный, быстро под свой баннер двести лэнсов поставил, среди которых и отряд эльфов-извергов. Багрянородный к той дружине немалой, от щедрот своих ещё полусотню егерей добавил, на время их от имперской службы отставив. Только видать сего мало ему показалось и решил он ещё помочь герцогине вдовствующей, отрядив своего тысячника, по южному – маршалом прозываемым. Той маршал зовётся ле Броманс и сил ему дали ни как не меньше регулярной роты рейтаров и пехотной баталии с обозами и помогальщиками всякими.

Как услышал я такую весть, закручинился, захотелось мне зелена вина, что из местного крыжовника делают. Вот сходили в полюдье называется, пейзан да сервов для своего хозяйства набрать. Как сейчас вся эта силища даванёт, так от нас только мокрое место останется. Только пьянкой горю не помочь и стал я того дворянина ещё спрашивать, тут как ясно солнышко в день пасмурный, прозвучала благая весть. Имперский тысячник в бой не торопится и от войска графского дней на дюжину в пути отстал, значит то, что супратив нас сейчас дружина сильная, но в бою вполне одолимая. Полегчало мне, но не надолго, сам себе вопросец задал да и сам на него ответ нашёл. Отчего это император делами нашими северными пристально столь интересуется? Да ведь просто все, сейчас граф с семьей да с сподвижниками нашего герцога в бою победит, а победивши на вдовице женится. После этого вместе с маршалом альянс то и нарушит, отказав знатным фамилиям в выделении уделов самостоятельных, а сам наместником императорским станет, имперской силой поддерживаемый.

Так Багрянородный Север потихоньку к рукам прибирать начнёт, а в движении том наша очередь будет следующая. Вот почему маршал не торопится, ему в главной баталии участвовать не с руки, сил для победы и так достаточно, а вот после, пока все станут раны зализывать он со своим войском сильнейшим будет и никто и вякнуть против не посмеет. Вроде и просто все, но хитро, как партия в шалранг кою мастер играет. Только мы тут по серёдке встряли и все хитрые планы нарушили, но про то ведь никто не ведает. Поразмыслив так, написал письмо к пню трухлявому, эльфу Сальмиррал-Сарториусу, да вместе с полонённым дворянином и отправил, отрядив в гонцы пажа своего и пятерку кметов. Тут уж вечер настал и пора совет держать как нам графа Ресепета верней побить.

На совете, нарядившись в лучшие одежды и исполнены важности заседали два рыцаря: бароны по прозвищу Вепрь и Череп. Были ещё: полутысячник Твердило Отвердович, старший над миигит Ки Олты, дядька мой пестун, да я, многогрешный.

Доложил я честной компании, что от дворянина пленного узнал и спросил совета разумного, как нам войско супротивное разбить и убытку в людях не претерпеть большого. Первый слово Ки Олты взял, только вся речь его была за эльфов-извергов. Получалось по речи той, что враги они эльфам заклятые, потому что живут по соседству с Эльфландом и терпят обиды страшные. Эльфы постоянно к ним в полюдье ходят, с земель сгоняют и частенько при том всех под корень изводят, не щадя даже деток малых. Так вот и род Ки своих земель лишился и теперь по свету странствует, отсылая мечом взятое, чадам своим и домочадцам, кои где попало обретаются. Изверги – те кто в Эльфланде пребывать не могут по причинам разным, чаще всего из-за преступлений или борьбы кланов и в войске графа их много быть не может – либо десять, либо двадцать. Они всегда на копья по десятке делятся, так и воюют. Внутри десятки их две группы – "камеры", шесть и четыре особи. Для миигит это большая удача, поймать малый отряд нелюдей и поэтому Ки Олты просит в бою поставить их так, чтоб можно было совершить месть кровную.

Следом бароны высказались в духе том, что битва будет славная и сто тридцать северных лэнсов разорвут изнеженных южан как тряпошных, ведь тех всего-то двести или чуть поболее.

Полутысячник покряхтел слегка, помялся, покосился хитро на пестуна моего, да и сказал что он человек не знатный, на советах речь держать не обученный, как его милость скажет так воевать и будет.

Дядька помолчал, да и вдруг пустился в воспоминания, как один раз Полесский князь разбил наголову герцога нашего, говорит, а сам на меня поглядывает, значительно так. Тут то меня и торкнуло, стало ясно все как белый день! Знаю я теперь чем одолеть ворогов!

– Правильно все сказали бароны многомудрые, в боях познавшие радость побед, слабо южанам против мышцы северной. Только ведь нет у них ни чести, ни совести и будут кидаться они на каждого витязя нашего вдвоём и более. Вот, чтобы битва была равная сделаем мы следующее: построимся в три линии. Первая – шестнадцать рыцарских копий, в центре барон Череп, он и поведёт линию. Вторая – девять копий, ведёт барон Вепрь, а на флангах у них миигит, те кто добре одоспешены. Третья – я с пажами своими, ле Манн и новики. Стоим здесь поперёк дороги, за холмами схоронившись.– Твердило заёрзал, в той диспозиции его кметы не упоминались совсем. Как? Такая битва и без него?

– Э-э-э, твоя милость, а мы? Мы то куда?

– У вас будет дело самое важное. Берёшь пять полусотен и до рассвета вперёд уходишь, на лигу или чуть далее. Строишься там поперёк дороги и ждёшь когда на тебя всей силой граф Ресепет вдарит, но прямого боя не принимаешь, а засыпая их стрелами назад скачешь. Они в погоне за тобой кишкой вытянутся и лигу наметом пронесутся, коней утомляя. Перед холмами ты в стороны порскнешь, давая рыцарям место для удара, а сам по бокам растянешься и стрелами ворогов с боков избивать начнёшь. А оставшиеся две полусотни и миигит-лучники, тоже до рассвета уйдут на поллиги вперёд и в стороны, да там в рощах и схоронятся. Как основная масса врагов мимо них проскочит, клещами сожмутся и дорогу им в тылу перехватят. Да так крепко, чтоб ни один не ушёл. Если Илагон-кровавый с нами пребудет, то завтрашний закат в их лагере встретим и пленников в жертву Невесте Воинов принесём.