Текст книги "Кикимора болотная (СИ)"

Автор книги: Аноним Марэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– Утро доброе, княжна, – поклонился лесовик в ответ.

– Батюшка леший, ты пошто решил, что я княжна? – Левзея попыталась прикинуться дурочкой, авось прокатит.

– Да вот разглядел на солнышке твои нежные щечки узорчатые, – усмехнулся лесовик. – Ты что ж, девица, не знаешь, что сюда вашему люду ход закрыт? Осерчает стража-то, внутрь не пустит. Негоже, ежели обидят такую красоту.

– Знаю я, батюшка, про вражду, да только надо мне туда попасть по делу, на торжище. Не заметит меня стража, если ты меня не выдашь.

– То-то я смотрю, люди глаза отводят, не таращатся на тебя, как на диво какое. Болотники и в других местах – редкость, а тут и подавно. – Леший задумчиво почесал в затылке и переглянулся с молоденьким лесовиком. – Вот что, девица, мы с внучком, стало быть, не выдадим тебя. Садись к нам на телегу, довезем тебя до самого торга.

Левзея лукаво взглянула на лесовиков, прежде чем принять предложение, спросила:

– Что хотите взамен?

– Ох, девонька, умна не по годам, – хмыкнул старший лесовик. Младший смущенно отвел глаза. – Ты, часом, не сама ли княжна-толмач, правая рука болотного князя Омутника?

Левзея покачала головой, не спеша сознаваться. Лешие – народ хитрый, во всем выгоду ищут, а по части интриг – первые в лесу.

– А если и так, то что?

– Да не помешало бы нам связи торговые расширить, богатство наше приумножить, а то дела как-то ни шатко, ни валко идут, да только Омутник – знатный затворник, без протекции к нему не попадешь. Вот поможем мы тебе, красавица, а ты бы за нас батюшке слово замолвила.

Левзея рассмеялась журчащим смехом.

– Быть по-твоему, батюшка-леший, – кикимора неловко распутала завязки плаща, скинула его на возок и запрыгнула сама.

Ворота отворились со страшным скрипом, музыкой прозвучавшей в сердце болотницы. Сколько раз на рассвете она слушала этот звук, а потом появлялся ее ненаглядный. Народ медленно потянулся внутрь. Сегодня на входе дежурили два суровых, пожилых вояки. Они зорко следили, чтоб никто не проскользнул, не заплатив входную пошлину. Лесовиков, державшихся за борта телеги, на которой восседала Левзея, даже не заметили.

– Ох и добрые чары у тебя, княжна, – подал голос молоденький леший, едва они миновали ворота даром и зашагали в сторону пустыря на берегу Пежмы. – Еще и торговля не началась, а мы уже не в накладе.

Левзея только пожала плечами, довольная, что так легко прошла самую трудную часть пути. Сердце ее радостно билось в предвкушении чудес. Кто знает, вдруг она сможет увидать своего ненаглядного стражника. Порасспросить бы о нем, да так она ведь даже имени его не знала. Недосуг тогда спрашивать было, когда от казни его спасала. Впрочем, не беда, коли не встретятся. Левзея давно мечтала поглядеть на торжище, попробовать кушанья человечьи, да раздобыть себе и любимой сестре чеканные браслеты, у болотников таких не водилось.

– Ну, приехали, – лешие остановились. Левзея спрыгнула на землю и огляделась. Вокруг простирались ряды разноцветных шатров, повозок, крытых полотном от солнца, лотков и развалов. Лешие расположились недалеко от вытоптанной, пыльной площади. Посреди торчали несколько столбов с тележными колесами наверху. К спицам крепились прочные канаты с петлей внизу. Болотница уставилась на эту странную конструкцию с удивлением, открыла было рот, спросить для чего это, но не успела. Подлетела ватага ребят, толкая и ссорясь, самые шустрые влезли в петли и принялись раскручивать колесо, делая громадные шаги. Левзея поняла, что это такая забава.

– Мы к ночи в корчму поедем, "Три Плотвы" называется, там привечают таких как мы, нелюдей. Хочешь, приходи, как свечереет. Плату с тебя не возьмем, – предложил молодой леший кикиморе. Она вежливо кивнула, мол, поняла, и попрощалась. Союзы леших и болотников не были редки, дети от таких союзов звались лесавками. По части проказ они превосходили всех вокруг: заманивали путников в трясины, водили по лесу до изнеможения. Внешностью же удавались кто во что горазд – то ли леший, то ли болотник. Левзея подозревала, что внук лешего как раз из таких. Уж очень маслянно поблескивали у него глазки, когда он бросал взгляды на нее всю дорогу. Небось, уже просчитывал, как женится на княжеской дочке. Кикимора фыркнула себе под нос. Её сиятельный батюшка – князь Омутник – дочерям даже думать не позволял о таком. Слыханное ли дело – княжеские внуки – полукровки. Ромашка, влюбленная в лешего, не смела перечить отцу, смиренно терпела бесконечные смотрины и вереницу женихов. Князь, давно смирившийся со странностями старшей дочери, и нашедший ей применение, все никак не мог взять в толк, почему женихи вдруг иссякли и у младшей. Обе его девки слыли красавицами среди болотников. Ему и невдомек было, что Левзея строила женихам козни, подговаривала, а то и подкупала кикимор, чтобы рассказывали про сестер всякие страсти. Например, последнего жениха Ромашки она отпугнула задушевным признанием, что на самом деле ее сестра – страхолюдина бесноватая, а на смотринах князь показывает незнатную кикимору из челяди. А невесту выдадут ему в жаркий полдень, когда солнце слепит, под покровом, завернутую до глаз, и поздно плакать потом будет. На чем женился – с тем и живи.

Ромашка, узнав об этом, смеялась до колик в животе, обнимала сестру, а потом ревела от страха – вдруг отец прознает.

Левзея шла между рядами, улыбаясь своим мыслям, но не забывая поглядывать по сторонам. Несмотря на раннее утро, торговля шла бойко. Народ толпился у скоморошьих шатров. Это диво кикимора видала и у себя в родных топях. Среди бродячих музыкантов и скоморохов попадались не только люди, но и разная нечисть. Такие заглядывали и к ним на болота. Князь не противился, позволял показывать представления вечерами, да только выпроваживали их, едва веселье закончится, расплатившись, конечно.

Кикимора остановилась поглазеть на представление. Дюжий мужик водил заставлял плясать медведя на цепи. Рядом тренькал на балалайке мальчонка в замызганной рубахе, босой и косоглазый. Медведь, худой и грязный, остервенело дергал головой, звеня цепью, но послушно приседал и кланялся под свист и улюлюканье публики. Рядом с шатрами стояли лотки со всякой снедью – рыбой, дичью, ранними овощами и соленьями-копченьями. В толпе сновал лоточник с большим подносом на лямке через плечо. В воздухе плыл аромат сдобных кренделей, пирожков с начинкой, шанег со сметаной. Чары работали безотказно – люди не понимали, что перед ними болотница, скользили взглядами мимо и тут же забывали о ней. Левзея, пользуясь суматохой, утянула крендель с лотка и рискнула попробовать. Непривычный вкус поразил ее. Она долго жевала кусочек, до сладковатой, клейкой массы и проглотила с явным наслаждением. Левзея неторопливо шла дальше, увлекаемая потоком людей, вертела головой по сторонам и впитывала новые звуки, запахи, краски и лица. Впереди показалась утоптанная ровная площадка. Вокруг столпился народ и за спинам не было видно, что происходит внутри кольца. Кикимора медленно пробралась ближе, замирая всякий раз, стоило кому-то задержать на ней взгляд подольше.

Внутри бились на кулаках два бойца. Обнаженные по пояс, босые, они с обманчивой легкостью двигались друг против друга, то вдруг ныряя, то бросаясь ужом на соперника. Левзея пригляделась и обомлела от восторга и ужаса. Одним из бойцов был тот самый светловолосый страж врат. Он двигался крадучись, с ленцой, гибкий и поджарый, словно кот, небрежная улыбочка поигрывала на его губах, когда он жестами подначивал соперника. Его противник был выше и крупнее него, с рыжими, коротко стриженными волосами, широкоплечий и статный.

Рыжий нападал, норовя попасть кулаком в голову, а светлый проворно уходил в сторону, несильно тыча противника кулаком под ребра, тем самым раззадоривая публику. Мужики возбужденно галдели, бабы охали, девки хихикали, мальчишки смотрели во все глаза и впитывали каждое движение, а ну как в свалке-сцеплялке пригодится. Левзея молчала, впитывая происходящее всей душой. Очередной рывок-бросок рыжего, и светловолосый поставил ему подножку, свалил на землю. Народ зашумел, боец обвел публику насмешливым взглядом. Левзея окаменела, встретившись глазами со стражником. Он замер, улыбка сделалась неуверенной, взгляд метнулся в сторону, и вновь вернулся к ней. Рыжий к тому времени поднялся, и, воспользовавшись замешательством соперника, нанес резкий, жесткий удар кулаком тому в душу. Светловолосый согнулся пополам, задохнулся и повалился кулем на землю. Рыжий вскинул кулаки вверх и заревел. Толпа вторила ему. Левзея стояла ни жива, ни мертва, не зная, что предпринять – то ли броситься к нему у всех на виду, то ли бежать подальше, ведь он увидел ее, несмотря на чары отвода глаз. Между тем, Рыжий поднял побежденного и помог ему выйти из круга и затеряться в толпе. В кругу уже готовились к бою другие кулачники.

Левзея протолкалась наружу, встала посреди улицы, и огляделась. Как бы ни хотелось ей увидеть своего стража, осторожность взяла верх над любопытством. Кикимора неторопливо пошла по улице прочь, чтобы не привлекать лишнее внимание. Пора отыскать лоток с украшениями и выбираться отсюда. Ей еще предстоит выйти из города, а это ничуть не проще, чем войти. Болотница начала уставать. Солнце обливало торжище ярким светом и жаром. От пыли и запаха множества тел вокруг свербело в носу, глаза щипало, дышать стало трудно. Левзея огляделась по сторонам, нашла тенистый угол между лотками с тканями и плетеными корзинами, забилась внутрь и тяжело осела на землю.

Ветер с трудом отдышался. Рыж вылил ему на голову жбан ледяной воды и похлопал по плечу.

– Что-то ты сдал, брат, – хохотнул он. – Давненько я тебя так легко не побеждал. На кого загляделся-то хоть? Может, пойдем, поищем ее в толпе? Приголубит тебя, битого.

– Я ее видел... – Ветер фыркал, как большой кот и тряс головой, пропуская мимо ушей подначки, – кикимору, что меня спасла.

Рыж нахмурился, огляделся, нет ли кого поблизости, и участливо спросил:

– Тебе голову напекло или я тебе так вдарил, что мозги вышибло? Откуда ей тут взяться?! Ты забыл про войну с болотниками? Твоя кикимора чай не царьгородская девица, спрятать не получится.

Ветер молча пожал плечами, утерся рубахой и натянул ее на себя. А ну, как и правда померещилось. Уж больно часто он стал вспоминать ее в последние дни. Друзья шагали прочь с ярмарки, Ветер нет-нет, да поглядывал по сторонам. Рыж недовольно скривился, язвительное замечание так и просилось на язык, но озвучить он его не успел. Ветер остановился как вкопанный, с изумлением глядя куда-то между ярмарочными палатками. Там, в тени, стоял большой пес и грозно рычал на кучу тряпья, из которой доносились слабые протесты. Стражник решительно зашагал к палаткам.

– Ой, да ладно тебе, – рассерженно взвыл Рыж, – не на службе же сейчас!

Ветер его будто и не слышал, он шуганул пса и рванул вверх копошащуюся под плащом кикимору. Та беспомощным кулем повисла в его руках. Понева с рубахой задралась до колен, обнажив гусиные лапы. Болотница задушено пискнула и спрятала лицо в ладонях. Подоспевший к тому времени, Рыж удивленно таращился на сие диво.

– Хм...– откашлялся корчемный страж, первым приходя в себя, – не показалось, значит. Да поставь ты ее уже на землю, придушишь.

Ветер бережно опустил кикимору, та отняла ладони от лица, покачнулась и плюхнулась на пятую точку. Стражи оторопело взирали, как она тщетно пытается одернуть подол и скрыть ноги. Губы Левзеи запеклись от жары, кожа посерела, а золотистые узоры поблекли, движения стали замедленными, неловкими.

– Она пьяная что ли? – Громким шепотом спросил Рыж, толкая друга в бок.

– Жарко, – прошелестела кикимора, подняла осунувшееся лицо вверх, силясь улыбнуться. Улыбка вышла кривая и виноватая. Да уж, вот так встреча. Видок у неё сказочный, упыри и те краше. Ветер отмер, протянул руку болотнице.

– Идти сможешь?

Та руку не взяла и покачала головой. Не то, что идти, она уже ни стоять, ни говорить не могла. Для водяного народа полдня на жаре и воздухе – верная гибель. Ветер подхватил ее на руки словно ребенка, укутал поплотнее ноги и понёс прочь. Рыж поспешил за ними.

– Что ты задумал? – спросил он набегу.

– Ей нужна вода, – бросил Ветер.

– И как много воды ей нужно?

Ветер только досадливо дернул подбородком. Он понимал, что если кто увидит под одежками болотницу, начнется переполох. Он и знать не знал про отводящую взгляд магию, а Левзея все думала, как же он нашел её, как увидел сквозь чары. Мысли скользили как ужи, скрывались под поверхностью, мелькали бликами в угасающем сознании кикиморы до тех пор, пока она окончательно не уплыла в глубину небытия.

Ветер размашисто шагал к реке. Крутой берег у торжища сменялся пологим, Пежма здесь мелела и разбегалась двумя рукавами, обнимая островок посередке. Летом тут купалась ребятня, сейчас же вода еще не прогрелась, и островок пустовал. Ветер перешел вброд реку, чуть не выронив враз потяжелевшую кикимору из рук, вытряхнул ее из плаща и опустил в воду в зарослях рогоза. Рыж, с шумом и плеском шлепавший за ними, уселся на берегу.

– У нее и правда ноги как у гусыни, у твоей зазнобы или мне почудилось? – Рыж приподнял густую бровь, озорно скалясь на друга, ему и в голову не пришло, что кикимора может умереть. Ветер стоял с непроницаемым лицом в воде, рядом с недвижимой болотницей, и молча уговаривал то ли ее, то ли себя: "Ну, давай же, дыши!". Его руки, со вздувшимися венами повисли как плети, только пальцы подрагивали, будто перебирали невидимые струны. Песчинки времени сыпались мучительно медленно. Кикимора вздохнула, выгнулась и молча забилась в воде, путаясь в одёже. Рыж взволнованно привстал, не ожидая подобного исхода, смачно выругался с досады. Ветер замер на мгновение, не понимая, как помочь, а потом выхватил нож из-за голенища и принялся резать намокшую ткань. Левзея билась в судорогах, силясь вдохнуть, набухшая одежда облепила все тело словно кокон.

– Помоги, – рыкнул Ветер. Рыж отмер и бросился в воду на помощь, подхватил кикимору подмышки, удерживая, будто норовистого сома. Ветер рвал и кромсал понёву и рубаху под ней, пока не разодрал до ворота. Ткань разошлась, и стражи увидели, как под тонкой кожей кикиморы по бокам, там, где у людей нижние дуги ребер, трепещут жабры. Оба зачарованно смотрели, как оживает болотница, сливается цветом кожи с зеленоватой водой речки. Рыж выпустил из рук плечи кикиморы, та извернулась и нырнула поглубже. Стражники выбрались на берег, мокрые по пояс, вылили воду из сапог и растянулись на траве на небольшом пригорке, где посуше.

– Маленькая, а сильная тварюшка, – Рыж отплевывался от набившейся в рот тины. – Титьки красивые. Понятно теперь, почему ты уходить от них не хотел.

Ветер выпрямился было, собираясь врезать другу подзатыльник, передумал. Они переглянулись и расхохотались от облегчения.

– Дубина ты неотесанная, – отсмеявшись, Ветер беззлобно ткнул названого брата кулаком в плечо. – Девка задыхалась, а ты на титьки смотрел.

– Да я чуть в штаны не наложил со страху, пока она барахталась там. Думал, помрет еще, так ты окончательно сбрендишь, – Рыж посерьезнел. – Я ж думал, ты привираешь... ну так, чтобы любо послушать было. Добрая байка вышла про твое чудесное спасение вражиной болотной, а оно вон как, взаправду все обернулось... Как думаешь, вернётся она?

Ответить Ветер не успел. Кикимора вынырнула у самого берега, поднялась во весь рост и замерла в зарослях рогоза. На ней ни лоскутка не осталось, искромсанное одеяние уплыло по течению, и плащ, скинутый второпях, тоже куда-то задевался. Ветер стащил с себя рубаху, жестом поманил болотницу, та неловко подковыляла к ним ближе и оделась. Рубаха оказалась ей до середины бедра.

– Так-то лучше, весь срам прикрыла, – хмыкнул Рыж. Кикимора сверкнула глазами, но смолчала.– Что делать-то будем теперь?

– Тебя как зовут? – вопрос этот вертелся у Ветра на языке много лет, а высказанный вслух прозвучал резковато.

– Левзея, – ответила кикимора, зачарованно протянула руку и коснулась камешка с дыркой, болтающегося на груди у стражника. Ветру показалось, будто её голос, словно серебряный дождик, звенит, именно так, как он и запомнил. Он перехватил ее пальцы, сгреб в горсть и дернул к себе.

– Ты как на торжище попала? Как через стражу на воротах прошла? А по улицам как шла неузнанной? – допрашивал Ветер, грозно сдвинув брови. – Зачем сюда явилась-то?

– А имени твоего тогда не спросила, – кикимора заглядывала ему в лицо снизу вверх, – дай, думаю, зайду, выспрошу. Ни есть, ни спать не могу, счет выставить, а кому – не знаю.

Левзея и Ветер сердито уставились друг на друга.

Рыж согнулся пополам от хохота. Отсмеявшись, он хлопнул себя ладонями по коленям и с восхищением сказал:

– У твоей зазнобы не только титьки да ножки хороши! Ох, языкастая девка, за словом в карман не лезешь.

– У меня и карманов нет, – с досадой дернула плечом кикимора, рубаха при этом свалилась, обнажая ключицу и грудь. Ветер стремительно натянул ткань обратно ей на плечи и закатил глаза.

– Ну и что мне делать с тобой теперь? В городе тебе нельзя оставаться...

– На мне чары для отвода глаз. Я так и прошла мимо стражей врат, и на торжище осталась неузнанной. Видит меня только тот, кто знает, ЧТО он перед собой видит, остальные скользят взглядом и тут же забывают. Люди не могут меня заметить... – Левзея осеклась, и после паузы удивленно добавила, – кроме тебя, почему-то.

Рыж с Ветром опять переглянулись, и Ветер остервенело резанул по воздуху возле шеи, красноречиво показывая, что ждет друга, если он сейчас откроет рот.

– Чары, говоришь? – Рыж почесал в затылке. – Даже если ты в таком виде пойдешь по улице, не узнает никто?

– Не знаю, – насупилась Левзея, – не проверяла. Может, они и вовсе не работают уже, раз вы меня увидели...

Ветер лежал на берегу, в траве, закинув руки за голову и щурясь на проплывающие в выцветшей синеве неба облака. Рядом сидела кикимора, молча и неподвижно, как истукан, взгляд пустой, словно смотрела она внутрь себя. Страж остро ощущал её присутствие, обнаженные руки и плечи то и дело покрывались гусиной кожей. Рыжа отправили раздобыть женское платье для Левзеи, Ветер наотрез отказался рисковать, и проверять работают ли отводящие чары, пока она не вернет ему рубаху.

– Расскажи мне про свою магию, – попросил Ветер нарочито небрежно. Левзея встрепенулась, шумно вздохнула и посмотрела на него.

– О чем именно ты спрашиваешь? – в ее голосе сквозила усталость. Стражник ощутил укол совести: её день лёгким не назовешь, а он пристает с расспросами.

– Я помню, как ты кровь заговаривала. Потом ты сказала, что умеешь глаза отводить, а давеча со мной очень странный дождь приключился, – Ветер прищурился с улыбкой глядя на кикимору. – Ты и такое умеешь?

– Умею, – усмехнулась Левзея, – водой управлять, боль и кровь заговаривать, глаза людям отводить. И всё.

– Почему только людям?

– У нас сказывают, что в стародавние времена болотников было гораздо больше. Они играючи управлялись со стихиями воды и воздуха. Дружили крепко со всеми родичами: русалками, водяными, лешими и даже с людьми. Только стали люди селиться повсюду, никого не спрашивая, болота сушить под пашни, выкорчевывать лес, запруживать реки. Все бы ничего, да мало этого показалось людям. Сочиняли они сказки, что волшебный народ зловредный: младенцев утаскивает, девок крадет, молодцев топит. Пугали сами себя, да и нас всех заодно так долго, что сами в это поверили. Дружба врозь пошла. Воевали все со всеми. Стали болотники думать, как защитить себя. Жил в те времена князь Тина, собрал он самых даровитых стихийников, призвали они великие силы колдовские да наделили свой народ умением скрываться от любых живых существ. Много веков мы жили скрытно. Понемногу распри между волшебным народом поутихли, скрываться от леших, да водяных нет надобности уже, хотя былая дружба все ж не вернулась. Да и колдуны среди нас повыродились за ненадобностью. Так и осталось умение только людям головы морочить, да глаза отводить.

– Ладно сказываешь, – восхитился Ветер, – тебе бы в корчме под гусли... – Он осекся, осознав, что перед ним не человек. Болотница равнодушно пожала плечами.

– Мне запросто, но люди таких как я не любят, особенно в здешних местах.

– Что правда, то правда. Мне вот что не понятно, когда вражда пошла между нашими народами, люди в детинце заперлись, всех болотников погнали, почему вы не вошли скрытно и не перебили всех? Спалили бы все тут, да свои земли отвоевали. Или отводить глаза не все болотники умеют?

– Все умеют, кто-то лучше, кто-то хуже, – Левзея помолчала и добавила, – почему не сожгли детинец, не знаю. Я всего лишь толмач у батюшки. На совет меня не зовут.

– Так ты княжеская дочка? – изумился и насторожился Ветер. Болотница хмуро кивнула, под ее рукой травинки свивались в причудливый узор. – Зачем же ты на самом деле пришла, ведь знала, что тут опасно? Соглядатаем?

Кикимора отшатнулась, будто от удара и вскинула на него свои дивные глаза, пытаясь понять, взаправду спрашивает или шутит. Ветер не шутил, по-новому, холодно и оценивающе разглядывая её. Левзея выдержала взгляд, но узоры на её лице вспыхнули ярче от сдерживаемого разочарования.

– Я тебя искала, – ответила она, – да вижу, зря... Мне пора. – Левзея поднялась, стянула через голову рубаху и швырнула стражнику. Он подхватил влажный комок ткани, а кикимора тем временем заковыляла к воде. Ветер догнал ее в один прыжок, схватил за руку и дернул на себя.

Левзея ахнула и со всего маху ткнулась носом ему в грудь, вскинула подбородок, сердито сверкая глазами.

– Отпусти меня, – свистящим шепотом потребовала она, – я не следить приходила, да и не приду никогда больше.

– Откуда мне знать, что не соврешь? Ты уже пробралась сюда, по торжищу разгуливала неузнанная. Может, вас тут таких много, только мы зазеваемся, нас во сне всех перережут, – насмешливо спросил Ветер.

Левзея недоверчиво уставилась на стражника, приоткрыла от возмущения рот, будто собралась выбранить его, и передумала. Он ей не доверял. Мысль ужалила болью, разлилась по всему телу, на глаза навернулись слезы. Он же не знает, что она годами приходила под стены детинца, рискуя быть пойманной и убитой, наблюдала за ним. Не знает, как долгими, летними днями, спасаясь от жара солнечных лучей на дне болот, лежала она и грезила о нём. Совсем иначе виделась ей эта встреча. В мечтах её человек улыбался и радовался, расспрашивал про неё саму, смотрела восхищенно-влюбленным взглядом, и нежно брал за руку. То было в мечтах, да долгих зимних снах подо льдом. Наяву сильный, высокий гридень крепко стискивал ее локоть жёсткими пальцами и сверлил сердитым взглядом. Кикимора опустила голову, пряча навернувшиеся слёзы.

– Я тебя спасла там, в Топях, не для того, чтобы предать, – едва слышно прошептала она. Жгучий стыд жаркой волной окатил все тело. – Я с тех пор приходила в рощу каждый день, как только снег сходил и до нового снега. Я думала, вдруг узнаешь меня, или в рощу войдешь, звать станешь. Гадала, помнишь ли меня... Отпусти, прошу...

Ветер разжал пальцы и выпустил кикимору из рук, та отступила на шажок, потом еще, а потом повернулась и бросилась бежать к воде. Гридень опомнился, нагнал и вновь схватил за руку.

– Да стой же ты, дуреха, – он развернул ее к себе и приподнял ее лицо за подбородок. – Думаешь, такое можно забыть? Я в каждом ливне слышал твой шепот, думал, с ума схожу. Ни на одну девку смотреть не мог, некрасивые они мне казались. – Ветер коснулся громового камня на шнурке. – Сколько раз порывался снять вот это и выбросить, да так и не смог. Ты просишь тебя отпустить? Сначала, сними свои чары!

Левзея нахмурилась, между бровями и по лбу разбежались морщинки.

– Какие такие чары? – И задохнулась от внезапной догадки. – Постой, ты думаешь, я тебя приворожила?!

Ветер кивнул, а кикимора снова попятилась, выставив руки ладошками вперед, и замотала головой.

– Нет у меня такого дара! Я тебе что, ведунья деревенская?

– Чем это вы тут заняты? – Рыж появился с другой стороны островка, помахивая небольшим тючком, и с интересом уставился на происходящее. Ветер шагнул в сторону и равнодушно пожал плечами, мол, ничего такого. Кикимора сделала неловкое движение в сторону воды, но страж предостерегающе наставил на нее палец.

– Даже не думай! – он сорвал громовой камень с шеи и кинул в траву. – На вот, свой подарок, назад забери.

– Что я пропустил? – Рыж снова подал голос.

– Да ничего. Платье принес? – Рыкнул Ветер и дернул подбородком в сторону кикиморы. – Переоденется, пойдем в "Веселый Лис". Пересидим до вечера, а как стемнеет – проводим через ворота. Там, кажись, дядька Некрас в ночном дозоре. Надо медовухи не забыть.

– Я здесь корчму знаю, где нелюдей не гонят, меня лешие туда звали. Они утром назад едут, я с ними пойду, – робко предложила болотница.

Рыж с Ветром переглянулись. Кажется, игра в гляделки уже становилась привычной.

– А что, может и к лучшему там переждать до вечера. Вдруг её чары и не работают больше? Ты представляешь, сколько сегодня народу будет у Полеля, где там ее прятать? – Рыж выжидающе смотрел на друга. – Ну, Ветер, решай.

– Ветер, – эхом откликнулась кикимора, услышав, наконец, имя стражника и впервые искренне заулыбалась, точно солнышко заиграло на её лице, – вот ,точно – ветер.

– Знаю я это место. Будь по-твоему, – мрачно кивнул княжий гридень. – Надевай платье, идем уже.

Кикимора быстро натянула рубаху через голову, а с сарафаном пришлось повозиться. Под веселые замечания Рыжа, она кое-как справилась с задачей, и решительно устремилась к броду. Ветер последовал за ней, а Рыж замешкался, шаря в траве.

– Догоняй уже! – окликнул его названый брат.

– Иду, – Рыж нашел, наконец, то, что искал: кожаный шнурок с дырявым камешком на нём и, усмехаясь, спрятал его в кулак.

Корчма «Три плотвы» стояла на самом берегу Пежмы, на отшибе. Публика тут собиралась весьма сомнительная. Каждый в округе знал, как и в случае с «Веселым Лисом», где всегда можно было разжиться контрабандным пойлом, что если ты хочешь провернуть темное дельце, прибегнуть к помощи нелюдей или разжиться колдовскими вещичками посильнее травяных настоев бабки-вещуньи, то милости просим. Хозяйка-лесавка – озорная баба без возраста – в зеленом заморском платье с рукавами-крыльями, расшитом золотой и серебряной нитью, общалась с посетителями, переходя от стола к столу и перекидываясь парой слов. К кому-то подсаживалась поболтать подольше, смеялась, сверкая ослепительно-белыми, острыми зубками или шушукалась. Левзея загляделась на её наряд: такого, наверное, у самой княгини не было. Нездешнее, искусное вышитое узорочье так и хотелось потрогать. Кикимора представила себя в таком платье, как она идет между скамьями, да взмахивает рукавом-крылом, и смутилась. Лесавка была стройная, рослая и крутобедрая с крепкой, высокой грудью и копной каштановых волос, заплетенных на иноземный манер во множество мелких косиц с цветной ниткой в каждой. Хозяйка корчмы показалась Левзее сказочной красавицей. Куда ей, с ее утиными лапами да мелким ростом да в таком одеянии – смех, да и только.

На столе перед кикиморой стояло блюдо с тушеными лягушачьими лапками в сметане с диким луком и травами, россыпь хрустящих, сушеных цветов и плошка с медом на сладкое.

Ветер с Рыжем пробовать лягушатину отказались, заказали вместо этого дичь и пиво. Наконец, хозяйка присела на лавку возле их стола. С минуту молча разглядывала троицу, а потом тихо сказала: "В моем заведении невежливо спрашивать, что здесь делает гость, поэтому я спрошу о другом. Ты знаешь законы здешних мест, девочка?"

Левзея кивнула и бросила осторожный взгляд на Ветра.

– Тогда берегись. В этом месте твои чары отвода глаз не действуют, любой может видеть тебя, будь то человек или нет. Болотники – ценный и редкий товар. – Ветер беспокойно шевельнулся, но лесавка предупреждающе подняла руку. – Успокойся, Зрящий, я не трону твою подругу... или невесту? – Хозяйка весело прищурилась, заметив смущение Левзеи и Ветра.

– Мне нравится это заведение. Пожалуй, стоит заглядывать сюда почаще, – Рыж хохотнул и хлопнул ладонями по столу, забавляясь происходящим.

– Милости прошу, стражник, – засмеялась лесавка, – гостям, у которых водится монета, всегда рады. Меня Рябиной зовут, кстати.

–Как ты меня назвала? – торопливо спросил Ветер, когда хозяйка поднялась уходить, та удивленно воззрилась на него.

– Так ты не знаешь? – она вновь опустилась на скамью, стрельнула глазами в сторону кухни. Почти тотчас прибежал мальчишка-лешачонок с подносом, на котором высился жбан пива и кружка. Лесавка кивнула мальчику, забрала поднос и водрузила на стол. Рыж заинтересованно покрутил носом, учуяв аромат пива в жбане. Хозяйка приглашающим жестом указала на кружки.

Пока корчемный страж разливал пиво, она пристально разглядывала Ветра.

– Давным-давно это селение, а потом и детинец, выросший вокруг, защищал не только князь со своими гриднями. Был у старого князя в дружине воин, да не простой. Не скажу, как звали, много воды с тех пор утекло, да только все его называли Зрящим. Был у него большой и очень редкий для человека дар – видеть любую волшбу и любых существ по ту и эту сторону Яви. В ту пору как раз случилась война между болотниками и людьми. У Зрящего было два сына и дочь, унаследовавших дар отца. Ежели б не они, нипочем бы не выстояли люди перед болотниками. Те окружили стены, навели отводящие взгляд чары, да незамеченными войти так и не смогли. Много народу тогда полегло с обеих сторон, погибли и сыновья Зрящего. Свара-то, известно, чем закончилась: каждый при своем остался. Люди за стенами укрылись, болотники – в Топях. По сыновьям колдун как ни печалился – пали в бою, в славе и почете, – да благодаря своему дару, продолжал он их видеть и слышать даже после смерти. А вот дочь пропала без следа после той битвы. Ни среди живых, ни среди мертвых найти ее Зрящий не мог. Вскоре от тоски он зачах и умер, а может, дар его измотал. Шутка ли, видеть и слышать сразу и лицо, и изнанку. Хоронили Зрящего с княжескими почестями, дым от погребального костра в Ирии чуяли, не иначе. Дочь колдуна так никто и не видел больше.

– А почему Ветер – Зрящий? И причем тут эта история? – Левзея непонимающе нахмурилась.

– Почти век не рождались такие колдуны в здешних местах, – ответила Рябина, – думали, прервался род, а с ним и дар. Вижу, что все не так. Кто бы мог подумать, что из такого крикуна вырастет такой молчун.

– Что это значит? – Оторопел Ветер. – Ты знаешь, откуда я родом?

–Засиделась я с вами что-то, гости ждут, – заторопилась хозяйка. – Вверни-ка ему поскорее, что подобрал, – Лесавка тронула Рыжа за плечо, тот выложил на стол шнурок с громовым камнем. Ветер и Левзея одновременно протянули к нему руки, встретились взглядами. Кикимора отдернула пальцы, а Ветер сгрёб в горсть её давний подарок и неловко надел на шею.