Текст книги "Страсти по Трансильвании (СИ)"

Автор книги: Аноним Кюнемес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

– Вас могла сбить с толку его набожность. А излишняя религиозность может легко перерасти в фанатизм, – объяснил Константин. – Как известно, в тихом омуте черти водятся.

– Вы хотите сказать, что я не разбираюсь в людях? – проговорил Имре с едва скрываемым раздражением.

– Я просто хочу сказать, что никто из нас не застрахован от ошибок. Возможно, все совсем не так просто, как кажется, – заметил Трифонеску.

XIII . ИОДИД АЗОТА

Игра, которую затеял Бирдян, только подогрела интерес инспектора. Он не считал, что обладает развитой интуицией, там, где ее недоставало, Имре предпочитал брать настойчивостью и упорством. Поэтому на следующий день Фазекаш вновь пошел к студенту-химику в расчете, что тот в азарте игрока проговорится о совершенном им преступлении.

Петру был в своей комнате. Рядом с ним сидел бледный худой юноша с лиловыми мешками под глазами.

– Добрый день, инспектор! Давно с вами не виделись, – язвительно сказал Бирдян. – Позвольте вам представить моего товарища Григоре Лупулеску. Григоре, это инспектор Фазекаш.

– Здравствуйте! – кивнул бледный юноша.

Петру стал что-то говорить Григоре по-румынски, посматривая на Имре. Фазекаш пожалел, что не взял с собой Трифонеску. Бирдян прочитал в глазах Имре досаду.

– Скажите, инспектор, вам не нужен литр серной кислоты? – поинтересовался Петру.

– Нет, – ответил Фазекаш. – А вам не кажется, что это незаконно?

– Я не знаю, законно это или нет, но подобный обмен между студентами-химиками – обычное дело, – снисходительно произнес Бирдян.

Он еще поговорил о чем-то с Лупулеску, затем пожал ему руку и проводил до двери. Петру остался наедине с Имре.

– Ну что, у вас появились доказательства, инспектор? – усмехнулся Бирдян. – Вижу, что нет. Насколько я понимаю, вы должны найти у меня пишущую машинку, на которой была набрана прокламация, или луч смерти. Кстати, вы можете поискать их у Лупулеску, он ведь мой товарищ, логично, что я мог спрятать улики у него в комнате... Если хотите, можете устроить у меня обыск. Я даже не спрашиваю, есть ли у вас ордер, потому что знаю, что его нет. Можете приступать...

Фазекаш молча стоял, не отводя пристального взгляда от студента. Казалось, Имре чего-то ждал.

– Вижу, вы сегодня не слишком разговорчивы... Ну же, инспектор, смелее!.. Можете начать с реактивов, – Петру подвинул в сторону Имре тяжелый ящик. – Только осторожнее, а то еще отравитесь какой-нибудь сулемой. Если меня, кроме убийства сорока с чем-то человек, обвинят еще и в покушении на убийство инспектора жандармерии – мне несдобровать...

Фазекаш по-прежнему молчал.

– Не хотите – не надо, – пожал плечами Бирдян, задвигая ящик с реактивами обратно в угол. – К слову, мы, химики, люди опасные. Мы, например, можем из совершенно безобидных вещей сделать взрывчатку. Не верите?.. Тогда смотрите.

Студент убрал со стола всю стеклянную посуду и достал из ящика с реактивами баночку с мелкими черными кристаллами.

– Это обыкновенный йод, – пояснил Петру.

Он взял из ящика стола маленькую фарфоровую ступку, отсыпал в нее несколько кристаллов йода и стал тщательно растирать их пестиком. Когда результат работы удовлетворил студента, он вернулся к ящику с реактивами и достал оттуда бутылочку с прозрачной жидкостью.

– Это водный раствор аммиака, – проговорил Бирдян, открывая пробку. – Чувствуете?

Инспектор поморщился от резкого запаха. Петру налил аммиачной воды в ступку с порошком йода и аккуратно перемешал полученную смесь.

– При взаимодействии кристаллов йода с гидратом аммиака образуется крайне неустойчивое соединение – иодид азота, – объяснил студент. – Сейчас я его отфильтрую и оставлю сушиться.

Бирдян вложил в лабораторный стакан бумажный фильтр и вылил в него содержимое ступки. Из скопившейся на фильтре черной жижи в стакан начал струиться бурый раствор. Когда жидкость перестала течь, Петру выгрузил влажный черный осадок на чистый бумажный фильтр, положенный на металлическую чернильницу. Вокруг кучки осадка стало медленно расплываться мокрое коричневое пятно. Студент отломал от стоявшего в углу комнаты веника прутик и осторожно потрогал им иодид азота – ничего.

– Еще не высох, – сказал Бирдян. – Нужно немного подождать.

Через две минуты он предпринял новую попытку. Стоило студенту слегка коснуться прутиком осадка, как раздался оглушительный, похожий на пистолетный выстрел взрыв. Продырявленный фильтр, кувыркаясь в клубах рыжего пара, отлетел в сторону.

– Ну, как вам? – спросил Петру с довольным видом.

– Впечатляюще, – кивнул Фазекаш. – А соседи не сбегутся к вам на звук взрыва?

– Они уже привыкли, – махнул рукой Бирдян. – Ведь я химик, и мои соседи тоже.

– Вот только я так и не понял, зачем вы показали мне этот опыт. Вы хотите напугать меня?

– Разве вас можно чем-то напугать, инспектор? – усмехнулся студент.

– Едва ли.

– Я могу показать вам еще что-нибудь интересное...

– Нет, спасибо.

– Или вы все-таки хотите обыскать мою комнату?.. Тогда начинайте...

У Имре вдруг появилась идея.

– Я не вижу в этом необходимости, – произнес он.

– Как?! – удивился Петру. – Вы снимаете с меня все подозрения?

– Совершенно верно. Ваша свободная манера поведения не дает мне оснований подозревать вас в совершении этого страшного преступления, – пояснил Фазекаш. – Больше я вас не побеспокою. До свидания!

– До свидания! – проговорил Бирдян, провожая инспектора недоверчивым взглядом.

Опасения студента-химика были небезосновательными. Вернувшись в участок, Имре поручил двум жандармам установить за Бирдяном круглосуточное наблюдение.

XIV . ВЕЧЕРНЕЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ

Прошел еще один день. Фазекаш, Трифонеску и судья Кукалан сидели в кабинете инспектора и пили чай. Стрелки часов на стене показывали уже восемь вечера, но никто не расходился, потому что словоохотливый судья очень любил рассказывать бесконечные истории из своей практики. Это был грузный семидесятилетний старик в овальных очках с двумя торчавшими по бокам от гладкой лысины клоками седых волос и загнутым вниз носом, отчего Кукалан был похож на филина. Вот и сейчас он вел свой нескончаемый монолог, прервать который не представлялось возможным. Имре, скучая, бросал исподлобья хмурые взгляды на циферблат часов: стрелки, как назло, ползли томительно медленно.

– ...нет, люди на самом деле бывают разные. Помню, когда я в молодости работал в суде в Аюде, в городе случилось страшное убийство, – рассказывал Кукалан. – Жил там когда-то один почтовый служащий, под старость стал сильно выпивать. Однажды утром он просыпается весь в крови, смотрит – рядом с ним тело его убитого сына. А отец ничего не помнит, что было накануне вечером, когда он выпивал с сыном, ну и решил, что это он его убил. Пошел в жандармерию, сознался в своем преступлении. А потом стали спрашивать соседей, оказалось, что они пили вечером не вдвоем, с ними был еще и третий. Оказалось, что как раз этот третий и убил сына почтового служащего. А отец, видите, хоть и пьяница, но пошел в жандармерию, значит, еще не всю совесть пропил, при том что он к этому убийству не имел никакого отношения.

Судья сделал шумный глоток чая, затем продолжил:

– Раз уж речь зашла о пьяницах, в моей практике был один совершенно уникальный случай. В одной деревне у матери было два сына. Младший сын стал много пить и часто требовал у матери денег на выпивку. Однажды старший сын вернулся домой с работы и видит – его мать убита топором, рядом лежит пустая шкатулка, а брат его лежит вусмерть пьяный. Старший сын решил, что его младший брат убил мать, чтобы завладеть деньгами в шкатулке, и напился. В ярости старший брат убивает младшего тем же топором и идет сдаваться жандармерии. Его взяли под стражу, уже скоро суд, как вдруг врачи выясняют, что, когда старший брат "убивал" младшего топором, тот уже два часа как был мертвым: перепил. Разумеется, суд полностью оправдал старшего брата. А если бы не врачи, сколько бы лет он отсидел в тюрьме, уверенный в том, что он убийца собственного брата?..

– Ну и истории у вас, господин судья, – одна другой краше, – мрачно заметил лейтенант.

Внезапно раздался пронзительный звонок телефона. Имре поднял трубку.

– Алло!

– Инспектор? – послышался на другом конце провода обеспокоенный голос.

– Да, я слушаю.

– Я звоню из интерната N1. Мы следим за Бирдяном.

– Что у вас случилось?

– У него в комнате горит свет, а минуту назад он открыл окно.

– Открыл окно?

– Да, настежь. Что нам делать?

Фазекаш лихорадочно соображал.

– Ждите. Мы сейчас будем, – решил он.

Положив трубку, инспектор, обрадованный тем, что у него наконец появился предлог для выпровождения Кукалана, громко произнес:

– Извините, господин судья, но у нас срочное дело.

– Конечно, инспектор, конечно... – кивнул Кукалан и, допив чай, тяжело поднялся со своего места, собираясь уходить. – Ну, спасибо вам! Удачи! До свидания!

– До свидания! – попрощались Имре и Константин с судьей.

– Кто это звонил? – спросил Трифонеску у инспектора.

– Из интерната. Кажется, наш студент-химик что-то задумал, – одеваясь, объяснил Фазекаш. – Вы едете со мной.

Через две минуты Имре, Константин и трое жандармов (Чуска уже ушел домой) неслись в автомобиле в университетский городок по темным улицам Карлсбурга. Вскоре они были на месте. Обе половины второго слева окна на третьем этаже интерната были распахнуты, и инспектору показалось, что на подоконнике возвышается что-то стеклянное.

– Быстрее! – громко прошептал Фазекаш жандармам, указывая на окно. – И постарайтесь не наделать шума!

Инспектор в сопровождении лейтенанта и троих жандармов бросился ко входу в интернат, где их поджидали два наблюдателя. Имре приказал им оставаться внизу. Затем группа из пятерых блюстителей порядка поднялась на третий этаж и бесшумно приблизилась к двери комнаты Бирдяна. Фазекаш подождал, пока отставшие подтянутся, после чего резко открыл дверь.

Заметив вошедших, склонившийся над столом студент выпрямился. Какое-то мгновение лицо Петру выражало удивление, но его остатки тут же стерла ядовитая усмешка. В руках Бирдян держал кусачки и моток медной проволоки.

– Добрый вечер, инспектор! – весело сказал студент. – Вы как раз вовремя. Я тут подумал, что в качестве источника энергии для луча смерти можно использовать какую-нибудь химическую реакцию. Например, сейчас я покажу вам реакцию взаимодействия меди с концентрированной азотной кислотой.

Петру отделил кусачками от мотка проволоки небольшую часть и сложил ее в несколько раз, затем взял баночку с кислотой и подошел к подоконнику, на котором стоял штатив с одинокой пробиркой. Точно рассчитанным движением Бирдян налил кислоты в пробирку, после чего осторожно опустил в нее кусок гнутой медной проволоки. Попав в кислоту, проволока стала быстро покрываться пузырьками, на дне пробирки образовался темно-зеленый раствор, а вверх стал подниматься бурый газ. Реакция шла все активнее, зеленоватая пена растворявшейся меди поднималась все выше, бурый газ уже не вмещался в пробирке и выползал из нее ядовитыми клубами, исчезавшими в темноте открытого окна.

– В результате химической реакции образуется водный раствор нитрата меди, который вы можете видеть внизу, и диоксид азота – ядовитый газ бурого цвета с резким запахом, – пояснил студент. – Обратите внимание, что со временем смесь в пробирке нагревается, и реакция начинает идти еще быстрее.

Вскоре проволока растворилась, пена опала, и в пробирке осталась только темно-зеленая жидкость, над которой расплывалось бурое марево.

– Вот и все. Вам понравилось, инспектор? – поинтересовался Петру с невинным выражением лица.

Фазекаш с досадой почесал усы. Он чувствовал: чтобы уйти с высоко поднятой головой, нужно сказать студенту что-нибудь в ответ. Но мозг инспектора был совершенно пуст, поэтому Имре развернулся и, сердито махнув рукой жандармам, проговорил:

– Пошли.

– Приходите еще! – кричал Бирдян вслед инспектору. – И коллег своих приводите. Будет интересно!..

Фазекаш вернулся домой совершенно уничтоженный.

– Что с тобой? – испугалась жена. – Неприятности на работе?

– Никак не могу поймать за руку одного студента. Этот мальчишка водит меня за нос!.. Я ему еще покажу!.. – Имре в глухом бешенстве погрозил пальцем в пустоту.

– Ну, не надо, милый! Успокойся. Ты обязательно его поймаешь, – заверила мужа Корнелия.

Она обняла инспектора и поцеловала его, потом ласково прошептала в ухо:

– Сейчас мы пойдем ужинать, а потом спать... Слышишь? Спать... Идет?

– Идет, – кивнул успокоившийся Фазекаш.

– Вот и славно! – заключила Корнелия.

XV . АПАТИЯ

Очередное хмурое зимнее утро не принесло инспектору облегчения. Когда Фазекаш шел на службу, в его голове проносились неприятные воспоминания о вчерашнем унижении. По дороге Имре то и дело встречались небольшие группы горожан, переговаривавшихся между собой и умолкавших при виде инспектора, и ему казалось, что все они обсуждают его постыдную неудачу.

Войдя к себе в кабинет, Имре машинально поздоровался с Трифонеску и, сев за стол, начал рассеянно оправлять перья на своей шляпе.

– Наверное, мне пора уходить на пенсию, – вздохнул Фазекаш.

– Что вы такое говорите? – решительно возразил лейтенант.

– Как я могу оставаться на службе после вчерашнего провала? Кажется, сегодня весь город обсуждает мой позор, – с досадой произнес инспектор.

– Поговорят и забудут. А вот мы без вас пропадем!

– Не пропадете...

– Хотите, я помогу вам с этим делом? – предложил Константин.

– Каким образом?

– Я схожу в университет и постараюсь что-нибудь разузнать о ваших студентах у преподавателей.

– Буду вам очень благодарен, – согласился Имре.

– Тогда я пойду, – поднялся со своего места Трифонеску. – Ждите меня вечером.

Когда лейтенант ушел, Фазекаш откинулся на спинку стула и стал задумчиво перебирать личные карточки студентов. Шандор Тимар, атлет, студент-физик. Теоретически он может быть изобретателем луча смерти, но он венгр, значит, у него нет мотива, к тому же он, помимо учебы, занят в своей секции... Карл Ауэрбёк, студент-биолог, родом из Карлсбурга, но почему-то живет в интернате, давно собирался купить новую пишущую машинку, но так и не купил, коллекционирует жуков... Разве жуки могли ему чем-нибудь помочь в создании луча смерти? Едва ли... Макс Гольдфарб, студент-юрист, родом из Девы, значит, хорошо знает город и его окрестности... Но он гуманитарий! Какой из него изобретатель?.. Иштван Сеп, студент-геолог, профессорский сынок, его хвалит ректор за способности к наукам... Теоретически он мог создать луч смерти, но опять же он венгр, и мотива нет... Василе Карча, студент-математик, наполовину румын, наполовину венгр, верующий католик, плохой лыжник, беден... Сложный случай... Пожалуй, он мог изобрести луч смерти, но его плохая физическая форма и отсутствие внятного мотива говорят против этого... Петру Бирдян, студент-химик, румынский националист, дерзок, смел, хитер... Он мог создать луч смерти, у него был для этого мотив, и черты его характера идеально подходят для преступника... Но он до сих пор ничем себя не выдал. Неужели это не он?..

Инспектор терялся в догадках. Он бросил карточки на стол и, подперев голову рукой, стал тоскливо ждать вечера.

К концу рабочего дня лейтенант вернулся в участок.

– К сожалению, инспектор, мне особо нечем вас порадовать, – хмуро проговорил Константин. – Все они хорошие студенты, и зацепиться совершенно не за что.

– Этого и следовало ожидать, – задумчиво сказал Имре.

– А вы смотрели их личные карточки?

– Конечно.

– Дайте мне посмотреть свежим взглядом, – попросил Трифонеску.

– Пожалуйста, – пожал плечами Фазекаш, передавая бланки лейтенанту. – Только вы все равно там ничего не найдете: я уже раз пять их перечитал.

Константин стал внимательно изучать личные карточки студентов. Неожиданно на его лице расплылась довольная улыбка.

– Вы что-то нашли? – нетерпеливо спросил инспектор.

– Конечно, это может быть простым совпадением... – неуверенно произнес Трифонеску. – Вы знаете, какая девичья фамилия у мачехи Иштвана Сепа?

– Не помню.

– Басараб.

– И что? – не понял Имре.

– Сразу видно, что вы плохо знаете историю Румынии, – покачал головой лейтенант. – Басарабы – это очень знатный род, который несколько веков с небольшими перерывами правил в Валахии. А один из представителей этой династии – Михай Храбрый – на несколько месяцев объединил под своей властью все румынские земли. И знаете, где он был коронован? В Карлсбурге!..

– И что дальше? – насторожился Фазекаш.

– А вы подумайте. Мачеха Иштвана Сепа молода?

– Да.

– Красива?

– Да.

– Пасынок ладит с ней?

– Ну, я не знаю... Каких-нибудь признаков напряженности между ними я не заметил. Наверное, у них хорошие отношения. Но знаете, лейтенант, если бы у меня была такая мачеха, я бы тоже с ней ладил.

– А теперь представьте себе, что они ладят друг с другом буквально... – усмехнулся Константин. – Представили?..

– Нет, – недоверчиво протянул инспектор. – Этого не может быть! У вас слишком бурная фантазия!

– Но тогда у Сепа есть мотив, – не сдавался Трифонеску. – Подумайте об этом.

– Хорошо, я подумаю, – после некоторого молчания согласился Имре.

XVI . ПРЕДАТЕЛЬСТВО

Профессор филологии Ференц Сеп, пятидесятилетний мужчина с короткими каштановыми волосами и плавно переходившими в усы бакенбардами, закрыл книгу и снял очки. Часы в его рабочем кабинете пробили пять, и каждый их удар отдавался в сердце профессора все нараставшей тревогой. Идти или не идти?.. Может, лучше оставить все как есть?.. Нет, лучше все узнать и не терзать себя напрасными сомнениями. Да, ему нужна определенность! В конце каждого предложения должна стоять точка.

Ференц неспешно оделся и вышел из кабинета. Профессор медленно спустился по парадной лестнице и покинул здание филологического факультета. До дома остается еще пятнадцать минут ходьбы. Но если он не будет торопиться, получится двадцать минут. Двадцать минут до его казни!..

Когда первая жена Ференца умерла при родах второго ребенка, вдовец на долгие годы погрузился в траур. Единственное, что заставляло профессора на время забыть свое горе, – это взросление его сына, который с каждым годом проявлял все больший интерес к наукам и радовал отца успехами в школе. А потом в жизни Ференца, словно яркая комета в ночном небе его души, появилась Сильвия. Профессор заметил милую девушку, которая ходила на каждую его лекцию и после ее окончания покидала аудиторию последней, бросая украдкой на Ференца смеющийся взгляд. И профессор влюбился в нее, как мальчишка. Его жизнь вновь наполнилась светом и заиграла всеми красками. Потом было объяснение, свадьба и год счастливой, безмятежной жизни. Если бы он знал, сколько ему придется заплатить за этот год абсолютного счастья!.. Сильвия вдруг охладела к нему. Она все так же мило улыбалась Ференцу, но он чувствовал ее неискренность, как музыкант точно улавливает взятую на полтона выше или ниже ноту. Месяц назад молодая жена стала избегать с ним близости, ссылаясь на боль, но обращаться к врачам не спешила. Профессор стал ее подозревать.

На улице смеркалось. Очертания домов и деревьев становились все более темными и размытыми. Подтаявший за день снег неприятно шелестел под ногами Ференца. Сумерки сгущались и в душе профессора. Он пытался вспомнить, когда его сын стал смотреть на мачеху не как на родственницу, а как на возлюбленную. Обычно любовное томление начинается с какой-нибудь мелочи: нечаянно брошенного взгляда, чувственной улыбки, жеста, прикосновения. Вероятно, у них все началось так же: роковая искра попала в кучу хвороста и запылала всепожирающим костром страсти. Сжигавшая грудь Ференца ревность услужливо рисовала в его голове разнузданные картины. Преодолевая приступ тошноты, он шумно глотнул. Ничего, конец уже близок. Утром перед уходом в университет он сказал жене, что вернется домой поздно, значит, он наверняка застанет их вместе.

Дом профессора неумолимо приближался. Ференц замедлил шаг, чувствуя, как сердце бешено стучит в его грудную клетку. Расстояние до дома стремительно сокращалось, уже видно, что в окнах не горит свет. Но они должны быть там! Вот его отделяет от дома всего лишь узкий палисадник. Нужно идти еще медленнее, чтобы отсрочить свой конец. Но вот он уже у двери. Осторожно поворачивает ручку – закрыто. Нет, это еще не все! Дрожащей рукой он достает из кармана ключ. На улице мороз, но его вспотевшая ладонь, кажется, ничего не ощущает. Он пытается попасть ключом в замочную скважину, но тот предательски скользит в мокрых пальцах, а их непрекращающаяся дрожь грозит выдать его, пока он неверными движениями выбивает ключом частую дробь по замку. Ничего не получается! Сердце дребезжит уже у самого горла. Он хватается левой рукой за запястье правой и снова пытается попасть ключом в скважину. Удалось! Он поворачивает ключ медленно, почти со скоростью секундной стрелки, но ему все равно кажется, что скрип и скрежет замка слышен на всю улицу. А может, это не замок, а его лихорадочно бьющееся сердце? Замок открыт. Он вытирает скользкие пальцы о пальто, страшным усилием вытягивает ключ из скважины и осторожно открывает дверь. Вот он уже в темной прихожей. Дверь бесшумно закрывается. Нужно подождать, пока глаза привыкнут к темноте. Он прислушивается. Кажется, из дальней комнаты доносится странное всхлипывание. Он медленно крадется, стараясь не выдать себя. Вот здесь скрипит половица, нужно обойти ее слева. Сердце гремит, как отбойный молоток, грозя разорвать его тело в клочья, лицо горит, руки стали скользкими, как мыло, ноги налились свинцом, ревность разъедает внутренности. Нет, ему не показалось! Из спальни доносятся тихие вздохи и шумное дыхание. Вот он у цели. Он осторожно высовывает из-за двери голову и чувствует, как от отчаяния она готова треснуть. На супружеском ложе распластанное тело его сына, а на нем движется, изогнувшись в порыве страсти, Сильвия. Вид этих двух сцепленных в единый механизм темных тел казался ему каким-то сюрреалистическим зрелищем, мерзким ночным кошмаром, от которого хочется поскорее избавиться.

– Моя королева!.. – тяжело дыша, простонал Иштван. – Княгиня Трансильвании!..

Ференц судорожно обхватил голову руками, словно пытаясь ее собрать, и с безумным видом, пошатываясь, пошел назад по коридору.

XVII . БЕГСТВО

Ранним утром инспектора разбудил настойчивый стук в дверь. Быстро натянув темные брюки и набросив на плечи зеленый мундир, Имре выбежал в прихожую. На пороге стоял Трифонеску, одетый в штатское. Не говоря ни слова, он с серьезным видом вошел внутрь и закрыл за собой дверь.

– Что случилось? – спросил удивленный Фазекаш.

– Румыны восстали, – хмуро ответил лейтенант.

– Значит, нужно срочно бежать в участок!

– Уже поздно! – покачал головой Константин. – Участок разгромлен, повстанцы захватили крепость.

– Жандармы не пострадали?

– Насколько я знаю, нет. Так, пара царапин.

– А кто поднял восстание?

– А вы как думаете? – мрачно усмехнулся Трифонеску. – Иштван Сеп. На завтра назначена коронация его мачехи.

– Чуть-чуть не успели, – посетовал Фазекаш.

– Я беспокоюсь за вас, инспектор, – проговорил лейтенант. – Я румын, меня, скорее всего, не тронут. Но вам оставаться в городе опасно.

– Что вы предлагаете?

– Собирайтесь. Через двадцать минут я к вам подъеду и отвезу к своим родственникам в деревню. Только переоденьтесь, – посоветовал Константин Имре. – А то в таком виде вас схватят на первой же улице.

Трифонеску убежал. К инспектору подошла слышавшая часть разговора Корнелия.

– Что произошло? – тревожно спросила она.

– Румыны подняли восстание, – пояснил Фазекаш. – Я поеду с Трифонеску к его родственникам в деревню.

– Я поеду с тобой.

– В этом нет необходимости. Ты румынка, тебя не должны тронуть. Но поскольку ты жена инспектора жандармерии, будет лучше, если ты побудешь пока у родителей. Мне так будет спокойнее.

– А как же ты?

– Я надеюсь, это безобразие скоро прекратится. Думаю, я вернусь не позже чем через неделю.

– Ах, Имре!.. – обняла инспектора жена.

Через двадцать минут лейтенант постучал в квартиру Имре. Переодетый в штатское Фазекаш открыл дверь и удивленно осмотрел Трифонеску с ног до головы. На Константине была надета серая овечья шуба и черная смушковая шапка.

– Ну что, я похож на румынского крестьянина? – поинтересовался лейтенант.

– Похожи, – кивнул инспектор. – Но крестьяне не носят такие усы.

– Это ничего, – махнул рукой Константин. – Надеюсь, меня не будут пристально рассматривать. Вы, главное, молчите; если кто-то будет что-нибудь спрашивать, отвечать буду я.

– Разумеется.

– Нам пора!

Имре поцеловал жену на прощание.

– Береги себя! – сказала Корнелия.

– И ты здесь не задерживайся, – напомнил ей Фазекаш. – Я скоро вернусь. Пока!

Выйдя на еще темную улицу, инспектор увидел светло-серую лошадь, запряженную в сани.

– Мы поедем на санях? – удивился Имре.

– Да, это не быстро, но маскировка что надо, – заметил Трифонеску.

– А куда мы едем?

– В Добру, это в тридцати километрах к западу от Девы.

– И за сколько мы туда доедем?

– Не беспокойтесь, инспектор, к ночи будем на месте.

Недоверчиво покачав головой, Фазекаш стал устраиваться в санях. Лейтенант сел впереди и взял в руки поводья. Сани, глухо скрипя по снегу, медленно двинулись вперед. Улицы города были пусты, только над спрятанной за домами крепостью поднималось малиновое марево пожара; время от времени оттуда доносились одиночные крики и выстрелы. Константин и Имре без происшествий выехали из Карлсбурга. Инспектор оцепенело смотрел на удалявшуюся бесформенную груду домов города, из которой торчала колокольня собора, пока глаза Имре не стали слипаться.

Фазекаш летел на дирижабле. Через наклонные окна прогулочной галереи виднелись освещенные луной заснеженные горы с покрытыми густым лесом склонами. Вдруг раздался страшный взрыв, дирижабль накренился, и инспектор буквально вылетел через окно. Оказавшись в морозном зимнем воздухе, Имре обернулся. Объятый пламенем дирижабль, опустив нос, стремительно падал на землю. Фазекаш посмотрел вниз: он летел в ярко освещенный огнями город. Вскоре инспектор различил под собой зубчатое колесо крепости и рельефный силуэт собора – это был Карлсбург. Черепичная крыша храма неумолимо приближалась, Имре зажмурился в ожидании столкновения... но удара не последовало. Открыв глаза, Фазекаш увидел себя парившим в залитом светом, переполненном людьми соборе. Василе Карча играл на органе Регера. В первом ряду инспектор заметил Иштвана Сепа и Петру Бирдяна. Перед алтарем склонилась Сильвия Басараб, облаченная в пурпурную мантию, подбитую горностаевым мехом, в то время как архиепископ возлагал на голову девушки корону. Лицо архиепископа показалось Имре знакомым. Он присмотрелся... Трифонеску!..

Фазекаш проснулся и стал в недоумении оглядываться вокруг. Мимо медленно проплывали голые деревья, полозья саней мягко шуршали по разбитому снегу.

– Ну вы здоровы спать! – обернулся лейтенант.

– А где мы сейчас? – спросил инспектор.

– Скоро будем в Деве.

– Мне такой глупый сон приснился... – потягиваясь, проговорил Имре. – Я вот все думаю: почему в ходе поисков создателя луча смерти я сразу вычеркнул всех венгров из списка подозреваемых? Как я мог забыть про Петёфи?

– Петёфи? – не понял Константин.

– Один из основоположников венгерской поэзии Шандор Петёфи по национальности был сербом, но он вошел в историю как выдающийся венгр и герой Венгерской революции 1848 года, – объяснил Фазекаш. – А венгр Иштван Сеп решил войти в историю как руководитель румынского восстания в Трансильвании... Это моя ошибка!.. Теперь все становится на свои места. Сеп, в отличие от большинства студентов, жил не в интернате, а у себя дома, поэтому мог ночью спокойно расклеить в городе прокламации. А во время похода Сеп ночевал в одной палатке с Гольдфарбом, поэтому ему не составило труда раздобыть снотворное.

– Но оно почему-то не подействовало на самого Гольдфарба, – заметил Трифонеску.

– Возможно, его организм привык к снотворному, и той дозы, которую дал ему Сеп, не хватило для продолжительного крепкого сна, – предположил инспектор.

– Тогда почему Гольдфарб не заметил отсутствия Сепа, когда выходил ночью из палатки? Вряд ли Сеп вернулся к тому времени из Девы.

– Наверное, просто не обратил внимания. К тому же Гольдфарб носит очки, так что он мог не увидеть, что Сепа нет в палатке.

Вечерело. Сани с мерным скрежетом разрезали синеватый снег, расходившийся сзади длинными косматыми грядами. Темные силуэты лесистых гор постепенно растворялись в наползавшем сумраке.

Вскоре Константин и Имре въехали в Деву. Улицы города выглядели спокойно: из окон зданий лился уютный желтый свет, редкие прохожие спешили по своим делам.

– Такое чувство, что здесь ничего не знают о румынском восстании, – вполголоса сказал Фазекаш.

– Тише! – испуганно прошипел Трифонеску. – Соблюдайте осторожность, инспектор!

– Может, мы где-нибудь остановимся перекусить? – прошептал Имре в ухо лейтенанту. – А то я утром только два бутерброда успел съесть.

– Хорошо, – кивнул Константин.

Проехав через весь город, они остановились на окраине Девы у трактира "Рыжий Шимон". Войдя внутрь, Фазекаш оказался в довольно просторном помещении с тяжелыми столами с приставленными к ним длинными лавками. В углу чернело старое пианино. За стойкой методично расставлял бутылки на полке рыжий еврей с круглым подвижным лицом. Посередине находился бильярдный стол; двое мужчин с сигаретами в зубах с сосредоточенным видом ударяли киями по шарам.

Инспектор сел у окна за самым дальним столом, на котором возвышался ворох газет. Трифонеску пошел заказывать похожее на гуляш местное жаркое. В ожидании еды Имре решил посмотреть сегодняшние газеты. На первой полосе венгерской газеты небольшая заметка кричала крупными буквами заголовка: "Дьюлафехервар захвачен румынскими повстанцами". В статье сообщалось о трех тысячах румын, захвативших рано утром крепость и разгромивших находившиеся там правительственные учреждения; в ходе столкновений румын с венграми погибли несколько человек с обеих сторон; повстанцы арестовали и удерживают в крепости два десятка венгерских чиновников. Под заметкой внизу страницы помещалось воззвание Иштвана Тисы к венгерскому народу: "Венгры! Дорогие мои сограждане! Вы знаете, что во времена, когда я занимал пост премьер-министра Венгрии, я был убежденным сторонником австро-венгерского соглашения, но также твердо отстаивал территориальную целостность Венгрии. Взошедший на престол император Франц II совместно с Поповичи решил провести федерализацию Австро-Венгрии, превратив ее в Остунгславию, и, не спросив позволения у нашего народа, отделил от Венгрии Хорватию и Славонию, лишив наше отечество выхода к морю. Увидев такое вероломство со стороны нового императора, я возглавил в девятнадцатом году венгерское восстание. Тогда мы потерпели поражение, но все-таки смогли отстоять за собой Словакию и Трансильванию. Прошли годы. Наша страна одержала непростую победу в Великой войне. И вдруг в окружении императора опять заговорили о необходимости создания автономии для словаков и румын. Каков же результат этих опасных разговоров? Сегодня румыны подняли восстание в Дьюлафехерваре, и оно рискует быстро распространиться на всю Трансильванию. В сложившихся обстоятельствах я призываю венгров возобновить вооруженное сопротивление произволу Франца II. Австро-венгерское соглашение больше не имеет смысла и несет в себе угрозу территориальной целостности Венгрии. Я призываю весь венгерский народ сплотиться и с помощью силы оружия добыть желанную независимость от Габсбургов, обрести полную самостоятельность в решении внешне– и внутриполитических задач. Только выход из состава Остунгславии сохранит венгров как сильную и процветающую нацию!"