Текст книги "Красный пароход (СИ)"

Автор книги: Аноним Кюнемес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Annotation

Представители итальянского высшего общества отправляются в путь из Неаполя в Марсель на пароходе. Они и не подозревают, что ночью их пароход будет захвачен вооруженным отрядом, возглавляемым коммунистами...

Кюнемес

Кюнемес

Красный пароход

КРАСНЫЙ ПАРОХОД

К 100-летию Великой Октябрьской

социалистической революции

Утробно завыл гудок, из красных труб вырвались клубы черного дыма, и небольшой уютный пароход «Арриго Бойто» отплыл от дальнего причала неаполитанской гавани. Расположившиеся на палубе немногочисленные пассажиры парохода стояли вдоль леера, щурясь от яркого летнего солнца. Кто-то прощался с остававшимися на берегу родными и близкими, кто-то задумчиво наблюдал за тем, как медленно уменьшаются, удаляясь, белые дома, над которыми возвышалась темная громада Везувия. Вскоре пароход повернул к выходу из залива, и за левым бортом судна стали проплывать подернутые дымкой лесистые горы Сорренто и извилистый голубоватый силуэт острова Капри.

– Как красиво! – восхищенно воскликнула девочка тринадцати лет, любуясь открывшейся перед ней панорамой.

– Осторожно, Федерика! – спохватилась мать, одергивая дочь. – Упадешь!

– Не беспокойся, мама, все будет в порядке, – возразила та.

– Девушкам нашего круга, дорогая, неприлично так себя вести, – настаивала мать.

– Ну, ладно, – девочка неохотно спустила ноги с леера на палубу. – О чем думаешь, сестренка?

– Так... Ни о чем... – рассеянно ответила ей девушка лет семнадцати.

– Ты сегодня какая-то невеселая, – заметила Федерика.

– Зато ты сегодня слишком уж веселая! – парировала старшая сестра. – Видела бы тебя сейчас мисс Бронсон...

– А что? – удивилась девочка.

– Ты как будто не знаешь, куда и почему мы плывем!

– Конечно, знаю, Роза! Но это не причина все время сидеть с серьезным видом, как в церкви. Погода замечательная, я впервые плыву на пароходе – почему мне не радоваться?

– Все-таки все дети – эгоисты, – покачав головой, вздохнула старшая сестра.

– Я уже давно не ребенок, Роза! – обиделась Федерика.

– С трудом верится, – скептически сказала ее сестра.

– Здравствуйте, дамы! – поклонившись, произнес высокий, худой юноша лет двадцати. – Красивый вид, не правда ли?

– Очень! – согласилась Федерика. На ее лице снова засияла улыбка.

– Простите, с кем имею честь? – подошел к молодому человеку отец семейства, полный господин сорока пяти лет.

– Альберто Точе, – представился юноша.

– Барон Деффенди, – пожал ему руку господин. – Это моя супруга Анна, дочери Федерика и Роза.

– Очень приятно, – кивнул Точе.

– Мне кажется, я где-то слышала вашу фамилию. Ты не помнишь, дорогой? – поинтересовалась баронесса у мужа.

Деффенди неопределенно пожал плечами.

– Возможно, – загадочно улыбнулся юноша. – Вы плывете в Марсель?

– Да, – ответил барон.

– Я тоже, – с грустью в голосе проговорил Точе, но тут же приблизился к лееру и, повернувшись в сторону исчезавшего за кормой Везувия, картинно продекламировал: – Прощай, моя Италия! Прощай, Неаполь мой!..

– Вы говорите как поэт, – заметила Роза.

– Признаться, синьорина, иногда я балуюсь стишками, – просиял юноша.

– Вы так сказали, как будто больше не вернетесь в Италию. Вы в самом деле покидаете страну навсегда? – спросила баронесса.

– Как знать? – развел руками Точе. – Сейчас такое время... Никогда нельзя быть в чем-нибудь уверенным. Мы строим планы, а время разрушает их, как карточные домики.

– Это верно, – согласился барон.

К беседовавшим неспешно подошел человек лет пятидесяти в очках с короткими седеющими волосами.

– Добрый день, синьор Деффенди! – поприветствовал он барона. – Синьора Анна!.. Синьорина Роза!.. Синьорина Федерика!

– Здравствуйте, синьор Вискардини! – пожал руку старому знакомому отец семейства. – Очень рад вас видеть! Позвольте представить вам нашего попутчика синьора Точе. Синьор Точе, это синьор Вискардини, судья.

– Очень приятно!

– Взаимно!

– Вы тоже плывете в Марсель? – предположил Деффенди.

– Об этом нетрудно догадаться, синьор барон, – кивнул Вискардини.

– Как ваши дела?

– Не спрашивайте! Как и всюду.

Повисла неловкая пауза. Альберто и Роза медленно пошли вперед по палубе, о чем-то тихо беседуя. Федерика бросилась вслед за ними.

– Вы бывали на Капри? – поинтересовался Вискардини, задумчиво глядя на остров.

– Не доводилось, – признался Деффенди.

– А я был. Очень хорошее место для отдыха, особенно для семейного. Рекомендую.

– Я бы не советовал вам отдых на Капри: там скучно, – возразил подошедший к барону и судье господин сорока лет с длинными, узкими бакенбардами. – Впрочем, как раз вам это место может прийтись по вкусу.

– Здравствуйте, барон Бергамин! – оживился Деффенди при виде нового собеседника. – Очень рад...

– Только не говорите, что рады меня видеть, барон, – прищурившись, оборвал его на полуслове Бергамин. – Это звучит по меньшей мере нелепо.

– Позвольте!.. – попытался запротестовать Деффенди.

– Вы прекрасно знаете, что меня никто не рад видеть, – вполголоса продолжал Бергамин. – Не думаю, что вы составляете здесь исключение. Видите, синьор Вискардини потихоньку сбежал от меня. А с кем это там беседует синьорина Роза? Уж не с Точе ли?

– Да, – подтвердил Деффенди. – Вы его знаете?

– Я с ним знаком. Это модный нынче поэт.

– Ах, он поэт!..

– Ну, не то чтобы поэт... так, рифмоплет. Но в высшем свете он принят и обласкан, так что не совсем пропащий молодой человек.

– Он из дворян?

– Потомок какого-то разорившегося рода, кажется, из Домодоссолы. Но я бы на вашем месте не позволил ему гулять наедине с вашей дочерью.

– А что такое? Он волокита, может быть опасен?

– Я бы не сказал, что он волокита. Но вы сами подумайте, нужен вам такой зять или нет. Поэты – народ ветреный, ненадежный и, как правило, безденежный. Смотрите, заболтает девочку – и пиши пропало... Впрочем, это ваше дело, – равнодушно заключил Бергамин, покидая Деффенди.

С противоположного борта парохода открывался не менее красивый вид – гористый остров Искья и плоский остров Прочида, Флегрейские поля с крутыми стенками кальдер, однако находившихся на палубе пассажиров это нисколько не интересовало.

– Рынок потребительских товаров сильно просел, – говорил Клоккьятти, тридцатилетний мужчина с закрученными вверх черными усами и короткой эспаньолкой.

– А как же продовольствие? Ведь люди есть не перестанут, – усмехнувшись, быстро произнес Ромоли, господин сорока лет с живым подвижным лицом.

– Продовольствие не в счет, – с плохо скрываемой досадой сказал Клоккьятти.

– Позвольте, как это не в счет? – возразил граф Аосталли, человек пятидесяти лет с усами и пышной бородой.

– Ну, хорошо, господа! – согласился Клоккьятти. – Даже если принять во внимание продовольствие, то продажи многих наименований продуктов питания также пошли на спад. С этим фактом вы не поспорите!

– Вот здесь вы правы, – заметил, раскуривая сигару, Дзанелла, плотный господин сорока пяти лет с короткими усиками.

– Все-таки признайте, господа, что лучше всего сейчас дела идут у производителей оружия, – самодовольно произнес Пелос, шестидесятилетний старик с гладко выбритым лицом и остатками жидких седых волос на лысом черепе.

– Скромно! – засмеялся Ромоли.

– Да уж, – иронически скривил губы Клоккьятти.

– Оставим эти дурацкие условности! – продолжал Пелос. – Да, я отношусь к той касте промышленников, которые занимаются оружием. Не скрою, дела у меня идут хорошо. Только не надо мне читать мораль: каждый зарабатывает себе на жизнь так, как считает возможным.

– А вы что думаете по этому поводу, синьор Фаббро? – поинтересовался Ромоли у молодого человека двадцати пяти лет с тонкими усами, который во все время разговора загадочно улыбался, но не проронил ни слова.

– А что я?.. – растерялся Фаббро. – Я не разбираюсь в вопросах экономики, так что лучше помолчу.

Все засмеялись.

– Почему вы смеетесь? – вступился за Фаббро граф. – Молодой человек ведет себя разумно и взвешенно для своего возраста. Верно я говорю, синьор Клоккьятти?

– Верно, – смутился тот.

Дзанелла заметил одиноко стоявшего у леера светловолосого человека сорока лет, отделился от группы споривших пассажиров и подошел к нему.

– Здравствуйте, синьор Ланино! – поприветствовал его Дзанелла. – Давно вас не видел.

– Добрый день! Всего неделю назад приехал из Америки, – объяснил Ланино. – Вы в Марсель?

– Да, по делам банка. А вы?

– Я тоже плыву в Марсель. Нужно встретиться с представителем одной американской компании. Как дела у вас в банке?

– Хорошо.

– Хорошо или отлично?

– В наше время трудно найти человека, у которого дела идут отлично. Разве что у синьора Пелоса, – Дзанелла указал дымящейся сигарой в сторону промышленника. – Видите, собрал вокруг себя клуб почитателей. Ну а вы как съездили в Америку?

– Замечательно съездил. В Штатах сейчас настоящий промышленный бум. И знаете, я на своем опыте убедился, что это страна больших возможностей. Достаточно было приложить минимум усилий – и я совладелец нового совместного итало-американского предприятия.

– Поздравляю!

– Мне лестно слышать это от вас, синьор Дзанелла. Просто мы сидим себе здесь в Европе и не представляем всего размаха дел за океаном, американский капитализм оперирует совершенно другими масштабами.

– Хотите сказать, что сейчас лучше всего вкладываться в американские ценные бумаги?

– Разумеется! В то время как у нас на континенте экономика падает, акции американских компаний стабильно растут в цене. Я и сам держу в них часть своего состояния, – признался Ланино.

– Здравствуйте, господа! – поклонился подошедший официант. – Приглашаем вас в салон, скоро подадут ужин.

– Ну что, пойдем в салон? – спросил Ланино.

– Пошли, – согласился Дзанелла.

Салон "Арриго Бойто" был, пожалуй, самым роскошным помещением на пароходе. Извивающаяся мраморная лестница с изящными перилами вела в просторный зал, в центре которого на красном узорчатом ковре стояла массивная ваза с розами. Возле противоположной от входа стены, на которой висели перегруженные яствами натюрморты голландских живописцев XVII века, стоял широкий стол из мореного дуба. Вокруг стола и вдоль стен с круглыми иллюминаторами были расставлены уютные кремовые кресла с золотистыми подушками. По периметру зала стояли высокие бронзовые торшеры с белыми абажурами. На высоком зеркальном потолке висела огромная хрустальная люстра. На небольшом возвышении у лестницы притаился рояль, рядом четверо музыкантов настраивали свои инструменты.

– А здесь довольно мило, – удивленно заметил Ланино. – Мы что, первые?

– Сейчас другие подтянутся, – заверил его Дзанелла.

В подтверждение слов банкира на лестнице послышались неторопливые шаги, голоса и смех пассажиров.

– Ну и почему вы сдались? – улыбаясь, увещал Ромоли Клоккьятти. – А как же азарт, здоровый мужской интерес?..

– Зачем мне это нужно? – развел тот руками. – Согласитесь, с такой роковой женщиной трудно сладить.

– А вы попробуйте, – возразил Ромоли. – В этом ведь и заключается вся прелесть игры...

– Я не азартен, – холодно проговорил Клоккьятти.

– Вы лучше слушайте, что советуют вам более опытные люди, – назидательно сказал спускавшийся вслед за ними по лестнице Вискардини. Шедший рядом с ним Фаббро усмехнулся.

Через минуту на мраморных ступенях появилось семейство Деффенди. Впереди шел барон, держа под руку жену, за ними – Федерика в сопровождении гувернантки мисс Бронсон, затем – Роза и Альберто Точе.

– Вы совершенно лишены патриотизма, – упрекала поэта Роза. – Хвалите немецких романтиков, а как же наши итальянские поэты? Разве они хуже?

– У поэзии нет национальности, синьорина Роза, – пояснил Точе. – Впрочем, если хотите, Гейне достиг больших поэтических высот, чем Леопарди...

Затем на лестнице показались Пелос, барон Бергамин и граф Аосталли.

– Поверьте, господа, моя совесть молчит, – внушительно произнес оружейный промышленник.

– Охотно вам верим, – кивнул барон, – тем более что у некоторых людей ее нет.

– Синьор Бергамин!.. – возмутился граф.

– Все в порядке, синьор Аосталли, я не в обиде на барона, – спокойно проговорил Пелос. – Видите ли, совесть – это не орган, без которого невозможно жить, а я испытываю недоверие к существованию тех вещей, которые не могу увидеть и потрогать. Да и вообще что такое совесть?

– Мне кажется, совесть – это некое общее представление человека о рамках дозволенного, – рассуждал Аосталли. – Она формируется в процессе его воспитания и в дальнейшем почти не меняется...

В это время официанты стали заносить в салон блюда и сервировать стол. Ромоли заметно оживился и начал проводить инвентаризацию меню.

– Так, что тут у нас?.. Мидии? Отлично!.. Здесь тунец... Салат... Фрукты... А что будем пить? – он поднял бутылку вина, пробежал глазами этикетку. – Пойдет... Господа, присаживайтесь!

Пассажиры, переглядываясь, стали занимать места за столом. Когда скрип передвигаемых кресел утих, Ромоли обернулся к музыкантам.

– Господа! Сыграйте нам что-нибудь для поддержания аппетита! – попросил он.

Музыканты кивнули и, переговорив между собой, заиграли бодрое скерцо.

– Не слышал, синьор Ромоли, чтобы музыка вызывала аппетит, – иронически заметил Дзанелла. – Здесь для этой цели служат картины, – он кивнул головой на голландские натюрморты.

– Господа, кто знает, почему наш пароход называется "Арриго Бойто"? – поинтересовался Ланино.

– Очевидно, в честь умершего десять лет назад композитора и поэта, – снисходительно улыбнулся Клоккьятти.

– Одиннадцать лет назад, – поправил соседа Вискардини.

– Это понятно, – кивнул Ланино. – Но почему пароход назвали в его честь? Все-таки не самый известный композитор.

– Наверное, потому что владельцу судна очень нравилась его музыка, – предположил Клоккьятти.

В этот момент в салон вошла одетая в легкое вечернее платье женщина с затянутыми в узел темными, пышными волосами. Она мгновенно захватила внимание всех мужчин: Точе прервал оживленную беседу с Розой на полуслове, Пелос заинтересованно осмотрел вошедшую сверху вниз, даже барон Деффенди, сидевший рядом со своей супругой, рискнул бросить нежный взгляд на женщину. Та обворожительно улыбнулась с полным осознанием своего превосходства.

– Господа, прошу меня извинить за опоздание! – сказала она негромким бархатным голосом.

– С удовольствием! – ответил Ромоли, вскакивая со своего места. – Проходите сюда.

– Вот это женщина! – восхищенно проговорил Ланино. – Я ее не знаю. Кто такая?

– О, это мечта всей мужской половины нашего общества, – пояснил Дзанелла. – Графиня Марци, тридцать пять лет, вдова, детей нет. Но главное – очень богата!

– Да это не женщина, а клад! – вполголоса произнес Ланино, внимательно рассматривая графиню. – Она доступна?

– Я бы так не сказал, – покачал головой Дзанелла. – Скорее наоборот.

– Всякий раз, когда я слышу о недоступной вдове, я испытываю недоверие к своему собеседнику. Неужели она тоскует по умершему мужу?

– Это вряд ли. Муж ее был стар и, кажется, уже ни на что не годен.

– Так в чем же дело?

– Нет, слухи о ней ходят разные. Но я не берусь судить, насколько они соответствуют истине.

– Значит, у меня есть шанс.

– Я наслышан о ваших похождениях, синьор Ланино, не знаю, как вам это удается. Но мне кажется, что с графиней у вас ничего не выйдет, – скептически сказал Дзанелла.

– Это мы еще посмотрим, – возразил Ланино, допивая залпом бокал вина.

Ужин подходил к концу. Официанты стали убирать со стола. Музыканты заиграли вальяжный фокстрот. Альберто повел под руку Розу в середину зала. Баронесса Деффенди тоже потащила упиравшегося мужа танцевать. За графиню Марци развернулась ожесточенная борьба.

– Вы и так каждый раз со мной танцуете, – ласково выговаривала Марци Ромоли.

– Танцевать с вами – счастье для меня! – восклицал тот.

– В этом я не сомневаюсь. И вы, синьор Клоккьятти, тоже зря свой ус крутите.

– Чем же я вам не угодил? – нервно засмеялся он, пытаясь скрыть обиду.

– И не смотрите на меня так! Я обиженных не люблю.

– Здравствуйте, синьора! Позвольте пригласить вас на танец, – подскочил к графине Ланино.

– Я с вами не знакома, – лукаво улыбнулась Марци.

– Клаудио Ланино, – поклонился он. – А теперь пойдемте танцевать.

– Вы слишком самонадеянны, – усмехнулась графиня, но взялась за протянутую ей руку и последовала за Ланино.

Клоккьятти взглянул на Ромоли. Тот развел руками.

– Вы были не слишком убедительны, синьор учитель, – ехидно заметил Клоккьятти.

– Видите ли, мои методы не действуют на всех женщин одинаково, – объяснил Ромоли, отходя к разговаривавшим у стола мужчинам.

В это время Ланино плавно кружился в танце с графиней.

– Будто я не знаю, чего вы, мужчины, от меня хотите, – снисходительно проговорила Марци. – Вы ничем не отличаетесь от них.

– Ваши слова можно понимать двояко, – произнес Ланино.

– А именно?

– Если вы думаете, что всех мужчин интересуют только ваши деньги, знайте, что я человек не бедный, и еще неизвестно, кто из нас двоих богаче.

– Вот как? – удивилась графиня. – А во-вторых?

– А во-вторых, вашей красотой не может восхищаться только слепой, – Ланино пристально посмотрел ей в глаза.

– Вы мне льстите... как и все здесь.

– Я говорю это абсолютно искренне.

– Допустим, вы мне не врете. Тогда скажите, почему у мужчин бытует мнение, будто молодые вдовы очень легкомысленны.

– Я так не думаю.

– Я вам не верю, – сказала Марци и, воспользовавшись тем, что партнер низко склонился над ней, быстро прошептала: – Небось, тоже хотите затащить меня в постель.

Смутившись откровенным разговором, Ланино резко выпрямился.

– Кажется, я угадала! – усмехнулась графиня. – У вас на лице все написано.

– Не понимаю, что здесь может быть предосудительного, – попытался взять себя в руки Клаудио. – Это абсолютно естественная человеческая потребность, и, если вы хотите, я могу ее удовлетворить...

– Все-таки вы ничем от них не отличаетесь, – разочарованно вздохнула Марци. – Скучно...

Между тем начало смеркаться. Закат отгорел на горизонте, раскаленные алым солнечным диском облака остывали, покрываясь пеплом. По-южному быстро сгустились сумерки, и вскоре над морем царила почти кромешная темнота. Проступивший на небе узкий серп луны слабо серебрил мерно колеблющиеся волны.

В рубке парохода царила тишина, слышен был только глухой однообразный шум двигателей. Капитан стоял у нактоуза и, прищурившись, вглядывался в темноту.

– Держим курс на Бонифачо, – прервал он молчание.

– Есть! – ответил помощник.

– Скорость?

– Пятнадцать узлов.

– Так держать! – заключил капитан.

На море появился слабо мерцающий огонек. Он то становился ярче, то гас, как будто прячась в водную толщу. Капитан взял в руки бинокль и направил его на огонек.

– Какое-то непонятное судно, – задумчиво проговорил капитан. – Надеюсь, что наше.

– Синьор капитан! – крикнул ворвавшийся в рубку радист. – Это судно шлет в эфир сигнал SOS!

Капитан стал нервно тереть ладонями седеющие виски.

– Чего же вы ждете? – нетерпеливо произнес радист.

– У меня приказ идти через Тирренское море без остановок, – объяснил капитан. – Разве вы не понимаете, что это может быть опасно?

– К черту вашу опасность! – не выдержал помощник. – Там же люди!..

– У нас тоже люди...

– Мы просто обязаны прийти на помощь тонущему судну!

– Успокойся, Аугусто! Нам нужно дойти до Марселя без происшествий.

– Ну, хорошо! – в ярости воскликнул помощник, выхватив револьвер и направив его в капитана. – А сейчас?

По рубке прокатилась волна испуга.

– Спокойно, Аугусто, спокойно! – подняв руки, примирительно сказал капитан.

Трое офицеров обступили помощника.

– Не смей, Аугусто!

– Не делай глупостей!

– Не приближайтесь! – предупредил Аугусто, направляя револьвер то на одного, то на другого моряка. – У меня пуль на всех хватит! Учтите, я хорошо стреляю.

В этот момент капитан ловким движением достал пистолет. Прозвучал выстрел. Капитан, схватившись за сердце, рухнул вниз. Один из офицеров бросился к нему, но, увидев, что уже ничем не сможет помочь своему командиру, с досадой стукнул кулаком по полу:

– Черт тебя дери, Аугусто! Ты убил капитана!

Губы помощника искривила злобная усмешка. Он направил дымящийся револьвер на склонившегося над капитаном офицера, потом на второго, третьего.

– Ну, кто еще не хочет спасать людей с тонущего судна? – поинтересовался Аугусто. – Если вы не возражаете, мы меняем курс... Умберто!

Радист поднял голову. Аугусто бросил ему револьвер.

– Проследи, чтобы эти господа мне не мешали.

– Разумеется, – кивнул Умберто.

Через полчаса "Арриго Бойто" поравнялся с "тонущей" рыбацкой шхуной. Из нее на пароход высадились два десятка вооруженных винтовками людей. Первым в рубку вошел сорокалетний темноволосый мужчина с орлиным профилем.

– Здравствуйте, товарищи! – обрадованно сказал он, пожимая руки Аугусто и Умберто. – Молодцы! У нас все получилось!

– Только капитана пришлось убить, – с сожалением заметил радист.

– Ничего, Умберто! Ни одна революция не обходится без жертв. К тому же без капитана нам будет проще установить здесь порядок.

– А что делать с ними, Ферруччо? – спросил Аугусто, указывая револьвером на сидевших в рубке офицеров.

– Разоружить и арестовать! Закроем их в какой-нибудь каюте.

В это время на палубе появились встревоженные шумом пассажиры. Клоккьятти, Пелос и граф Аосталли в недоумении смотрели на быстро окруживших их вооруженных людей в шинелях цвета маренго.

– Стоять!

– Кто-нибудь объяснит нам, что здесь происходит? – сдавленным голосом произнес Клоккьятти, поднимая руки.

К группе пассажиров решительным шагом подошел Ферруччо.

– Ваш пароход захвачен. С этого момента вы подчиняетесь нам, представителям Коммунистической партии Италии, – твердым голосом объявил он. – Спускайтесь обратно в салон и сохраняйте спокойствие.

– Коммунисты?! – поморщился Пелос.

– Ваша ирония неуместна, гражданин! Идите в салон!

Пассажиры переглянулись и медленно направились в салон.

– Быстрее! – прикрикнул на них один из солдат и ткнул дулом "беретты" в спину графа, который, как ему показалось, шел медленнее всех.

– Серджо! – позвал Ферруччо. – Выведи из салона всех женщин и детей и отведи их в каюты. И смотри, чтобы все было тихо и спокойно, без эксцессов!

– Я, конечно, постараюсь, но знаете... мужчины будут сопротивляться.

– Скажи, что это нужно ради их безопасности.

– А музыканты?

– Музыканты?.. Их тоже нужно отвести в каюты.

Выполнив поручение, Серджо зашел в рубку. Там уже собрались Ферруччо, Аугусто, Умберто и еще несколько коммунистов.

– Отвел людей в каюты? – спросил Ферруччо.

– Да.

– А кто остался их охранять?

– Я поставил на ночь Освальдо. Утром его сменят.

– Освальдо? – усмехнулся Аугусто.

– По-моему, это правильное решение, – не смог сдержать улыбки Ферруччо. – По крайней мере, он не будет приставать к женщинам в каютах. Теренцио, ты проверил трюм?

– Да, все в порядке.

– Умберто, пошли радиограмму в Рим, что мы, итальянские коммунисты, захватили пароход "Арриго Бойто" с пассажирами и требуем в течение двадцати четырех часов выпустить наших товарищей из тюрем.

– Понял.

– Аугусто, нам нужно сойти с этого курса: здесь ходит слишком много кораблей. Знаешь какое-нибудь место потише?

– Да, – подумав, ответил Аугусто.

– Отойдем туда и станем, – решил Ферруччо.

Закрытые в салоне пассажиры пребывали в смятении.

– Зачем они увели женщин и детей? – растерянно спрашивал барон Деффенди. – Куда они повели моих девочек?

– В каюту, – хмуро проговорил граф Аосталли.

– Вы в это верите? – скептически сказал Ланино.

– Что будет с моими девочками? – с тревогой в голосе спросил Деффенди.

– Успокойтесь, барон! Никому не нужны ваши девочки, равно как и ваша супруга, – холодно произнес барон Бергамин.

– Что вы имеете в виду? – насторожился Деффенди.

– Неважно. Я больше беспокоюсь о графине.

– Бедная графиня! – покачал головой Ромоли.

– Так ей и надо, – пробормотал Ланино.

– Она отказала вам? – участливо поинтересовался Дзанелла. – А я предупреждал!

– Нас убьют? – крикнул смертельно бледный Точе.

– Если нас не убили сразу, значит, мы нужны им как заложники, – предположил Вискардини.

– Скорее всего, так и есть, – задумчиво проговорил Дзанелла.

– Впрочем, это еще не означает, что нас не убьют позже, синьор судья, – с издевательской ухмылкой заметил Бергамин.

Вискардини демонстративно отвернулся от него.

– Боже! И зачем я поплыл на этом проклятом корабле? – причитал Точе.

– Мне кажется, все не так уж плохо, – попытался успокоить поэта Клоккьятти. – Их главный сказал, чтобы мы сохраняли спокойствие.

– А что он еще скажет? – вставил Ланино.

– Ну, не знаю... – пожал плечами Клоккьятти. – Он показался мне человеком вежливым.

– Зато о его подчиненных этого не скажешь, – проворчал Аосталли, потирая ушибленную дулом винтовки спину.

– Господа, давайте сохранять оптимизм! – призвал Ромоли. – К счастью, мы пока все живы и здоровы.

– В том-то и дело, что пока! – возразил Ланино.

– Послушайте меня, господа! – громко произнес Пелос. – Я самый старший среди вас и знаю, о чем говорю...

– Ну-ну, – иронически бросил Дзанелла.

– Я уверен, – продолжал Пелос, – что захватившие нас коммунисты – остунгславские шпионы.

– Это утверждение невозможно проверить, – покачал головой Клоккьятти.

– Почему вы так решили? – поинтересовался Ромоли у старика.

– Все просто. Мы сейчас находимся в состоянии войны с Остунгславией, австрияки стоят у Венеции. Нам удалось их остановить, но наши силы на исходе. Но и Остунгславия сильно обескровлена, ей не хватает последнего усилия, чтобы сломить наше сопротивление. Поэтому австрияки решили подорвать нас изнутри с помощью продажных коммунистов, – объяснил Пелос.

– Что ж, это вполне возможно, – согласился Аосталли.

– Проклятые коммунисты! – проскрежетал зубами Ланино.

– Но что им нужно? – спросил Деффенди.

– Им нужна революция, барон, – ответил Бергамин. – Понимаете, что это означает?

– Нет.

– Если они придут к власти, наша с вами собственность перейдет в их руки.

– Вся наша собственность?!

– Все – дома, земли, деньги, ценные бумаги, драгоценности... Что еще у вас есть?..

– Но как же...

– В лучшем случае вам оставят маленькую квартирку в многоэтажном доме, в худшем – предоставят тюремную камеру с бесплатным трехразовым питанием.

– Но за что? – возмутился Деффенди.

– Не волнуйтесь, барон, – Бергамин похлопал его по плечу. – Они найдут, за что.

– Но что нам теперь делать? – осипшим голосом проговорил Точе.

– Господа, у кого-нибудь есть с собой оружие? – поинтересовался Пелос.

– У меня есть, – поднял руку Ромоли, доставая из кармана брюк маленький револьверчик.

– Да уж! – усмехнулся Клоккьятти. – Как будто дамский.

– Так и есть, – кивнул, смутившись, Ромоли.

– Нет, это несерьезно. У кого еще? – повторил вопрос Пелос.

Ланино несколько секунд размышлял, затем, скорчив гримасу, тоже поднял руку.

– Что у вас?

– Вот, – Клаудио показал пистолет. – К сожалению, заряжен холостыми.

– Все? Больше ни у кого нет при себе оружия? – удивился Пелос.

– Странно, что этот вопрос задает нам оружейный магнат, – ехидно заметил Ромоли. – Где же ваш пистолет, синьор Пелос?

– Остался в каюте, – с досадой ответил тот.

– И у меня, – сказал Дзанелла.

– У меня тоже, – вздохнул Клоккьятти.

– В таком случае нам остается только ждать, – развел руками Вискардини.

– В самом деле? – срываясь на фальцет, произнес Точе.

– Будем надеяться, правительство предпримет надлежащие меры для нашего освобождения, – заключил Пелос.

– В Тирренском море ходит довольно много судов. Думаю, наш пароход быстро найдут. Достаточно одного военного корабля, чтобы освободить нас, – задумчиво проговорил Клоккьятти.

– Но ведь мы у них в заложниках, – напомнил ему Аосталли.

– Тут бы на австрияков не нарваться, – закурил сигару Дзанелла. – Вот что меня беспокоит.

– Если синьор Пелос прав насчет остунгславских шпионов, австрияки нас не тронут, – сказал Клоккьятти.

– Но мне бы не хотелось встретиться с ними, чтобы узнать, правда ли это, – заметил Дзанелла.

– Господа, посмотрите туда! – указал Ромоли на стоявшее у стены салона кресло. На нем устраивался спать Фаббро. Повесив пиджак на спинку и сняв туфли, он в одной рубашке и брюках полулежал в кресле, закинув ноги на подлокотник и подперев голову подушкой.

– Браво! – зааплодировал Бергамин. – Вот с кого нам надо брать пример!

– Я совсем про него забыл, – улыбнувшись, хлопнул себя по лбу Вискардини.

– Судите сами: уже половина первого, сейчас мы уже все равно ничего не сделаем. Давайте спать! – предложил Фаббро.

– Отличная мысль! – воскликнул Деффенди. – Поддерживаю двумя руками!

– Я тоже, – устало произнес Клоккьятти.

– И я! – отозвался Ланино.

Пассажиры не спеша направились к креслам.

– Спать?! – вскричал Точе. – Вы в состоянии спать, когда наш пароход захвачен террористами?..

– Вас никто не заставляет спать, синьор поэт, – холодно проговорил Бергамин. – Может, как раз в эту тревожную ночь вас посетит вдохновение, и утром вы прочтете нам новую поэму.

– Издеваетесь?! Я сейчас в таком состоянии, что не смогу сочинить ни строчки!

– Ну, это уже ваше дело, – зевая, сказал барон.

Точе еще несколько минут недовольно прохаживался взад-вперед, но вскоре тоже отправился спать. В салоне наступила тишина, нарушаемая лишь сопением и храпом.

В конце коридора, ведущего к каютам, в кресле у стола, на котором возвышалась ваза с красными розами, сидел, задумчиво подперев голову руками, Освальдо, сутулившийся молодой человек двадцати двух лет с узким вытянутым лицом с тонкими чертами. Была глубокая ночь. Из расположенных за двумя рядами одинаковых ореховых дверей кают не доносилось ни звука. Вдруг ближайшая к Освальдо дверь слева тихо приоткрылась. Юноша быстро вскочил, схватив поставленную в угол винтовку.

– Кто здесь?

На пороге каюты стояла графиня Марци.

– Простите, мне не спится. Разрешите мне выйти на палубу, – она посмотрела умоляющим взглядом на Освальдо.

– Это исключено! – отрезал юноша.

– Почему?

– Вам приказано находиться в каюте в течение всей операции.

– Какой операции?

– Я ничего вам не скажу.

– Разве я могу представлять опасность для ваших товарищей?

– Это не мне решать. У меня приказ.

– Так и не пустите?

– Не пущу.

Графиня сделала несколько несмелых шагов в сторону выхода. Освальдо направил на нее винтовку.

– Стойте!

– Вы же меня не убьете? – усмехнулась Марци.

– Это почему же? – передернул затвор винтовки юноша.

– Я ведь женщина. Или вы не заметили? – обольстительно улыбнулась графиня.

– Вы же хотите равных прав с мужчинами? – парировал Освальдо. – Если я вас не застрелю, это будет несправедливо по отношению к вам.

– Вы как будто против равенства полов, – заметила Марци.

– Женщины – глупые, лживые существа с примитивной моделью поведения, – презрительно произнес юноша, с наслаждением выговаривая каждое слово.