Текст книги "1 (СИ)"

Автор книги: Аноним кулаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Annotation

кулаков

кулаков

1

Когда обычный смерд-крестьянин просыпается еще до утренней зари в своей избе-полуземлянке, это, как правило, мало кого интересует. Разве что – его жену, которой приходится вставать еще раньше, чтобы успеть обиходить мужа и детей?..

– Государь?

Совсем другое дело, если свою постель собирается покинуть родовитый магнат или боярин – тут уж слугам приходится немного побегать. Согреть господские одеяния на специальных крюках у печки; набить рдеющими угольками парочку медных жаровен – чтобы хозяин не морозил тело свое белое, покуда его будут облачать; приуготовить сбитень и (на всякий случай!) чего-нибудь перекусить на скорую руку. Блюд пять, не больше – только-только червячка заморить.

– Кхе-кха?..

Однако все эти хлопоты смотрелись незначительной суетой в сравнении с трудами слуг, причастных к такому событию как переход от сна к бодрствованию Великого князя Литовского и государя-наследника Московского Димитрия Иоанновича!.. Заранее нагреть несколько бочек воды и подготовить большую дубовую лохань – правитель может пожелать совершить утреннее омовение. Наготовить кушаний и яств на дюжину едоков – Великий князь иногда баловал своих ближников совместной утренней трапезой. Доставить из Полотняной казны три набора великокняжеских облачений – хозяин Большого Дворца частенько одевался, что называется, "под настроение". Кстати, тем самым сильно облегчая жизнь всем придворным и любым просителям-челобитчикам: если он появлялся на заутренней молитве в кафтане, жупане или бекеше неярких благородно-темных или светлых цветов, то сразу становилось понятно – ныне повелитель пребывает в привычном всем ровно-хорошем состоянии духа. Если одеяния были более ярких и сочных оттенков, то сведущие в таких тонкостях родовитые литвины уже говорили об умеренно-дурном настроении Великого князя. Каковое, впрочем, любой умный вельможа вполне мог если и не избежать, то без каких-либо последствий благополучно пережить.

– Гхм?..

Если же длинноволосый властитель облачался в полностью черный или (не дай Бог!) белый наряд... Казнить он, положим, никого не казнил, да и опалу не накладывал, но находиться близ него становилось откровенно трудновато.

– Ой!..

Присевшая на ложе в Опочивальне верховая челядинка Леонила открыла свой хорошенький ротик для очередного призыва вставать – как вдруг обнаружила, что уже не сидит, а лежит. Да и говорить что-то стало крайне затруднительно, по причине крайней занятости губ и языка в продолжительно-сладком поцелуе.

– М-мм?..

Почувствовав мужскую руку на своем бедре (причем оная рука была уже под юбкой), рыжеволосая девушка чуть-чуть извернулась и глянула на входную дверь. К счастью, закрытую. После чего расслабилась, и послужила Великому князю со всем своим пылом и немалой страстностью: поначалу лежа на спине, а затем оседлав его бедра – и в который уже раз успешно доказав повелителю, что она прекрасная... Гм, наездница.

– Государь мой. Ох!

Отдышавшись после любовных утех и немного понежившись на великокняжеском ложе, рыжеволоска сноровисто вернулась в свое платье. Поправила прическу, стараясь согнать с безупречно-белой кожи шеи и лица предательский румянец – и с мягким придыханием вопросила:

– Государь мой. Приуготовить ли все для твоего омовения?

Дмитрий, пребывающий в самом благодушном настроении, лениво шевельнулся на измятой и скомканной их общими стараниями простыне.

– Малую лохань и пару ведер теплой воды.

Легко поклонившись, верховая челядинка тут же выскользнула за дверь.

"Завалиться потом на ложе с книгой, или уже встать и поесть? Нелегкий выбор. Эх, тяжела ты доля государьская!.. Хе-хе, молока, что ли, за вредность попить? С медом? Или вообще устроить себе небольшой внеплановый выходной?".

Ближняя челядь, притащившая в Опочивальню все необходимое для ежеутренних гигиенических процедур (каковые сами по себе служили для шляхты неиссякаемым поводом для сплетен и осторожных шуток), исчезла так же тихо и незаметно, как и появилась. Недолгий плеск воды, звяканье фарфоровой крышки на баночке с зубным порошком (очередная великокняжеская придурь, ага), ловкие руки Леонилы, бережно вытирающие капельки влаги на мускулистом теле своего господина...

"Так, сегодня у нас пятница? В субботу у меня с обеда и до позднего вечера плановые танцульки у Радзивиллов. Воскресение начнется в четыре часа утра со службы в храме, с последующим исцелением заранее отобранных паломников и кольценосцев. Гм, как это еще никто не догадался подделывать столь эксклюзивный продукт?".

Стоило завершиться гигиеническим процедурам, как в Опочивальню на утреннюю молитву припожаловал духовник Мелетий. Впрочем, он своего подопечного надолго не задержал.

– Государь мой.

"А может мне прямо с субботнего вечера завалиться в храм на тренировку и медитацию?".

– В какие одеяния ты повелишь себя облачить?

"Хорошава прямо душу вкладывает в каждое свое действо. Ну как же, достигла вершины карьеры... Нет, определенно – у меня сегодня выходной!".

– Черные.

И без того неприметная ближняя челядь разом стала похожа на живых големов – а за стенами Опочивальни пошел из уст в уста тихий шепоток: "Сегодня гневен!".

– Государь мой, повелишь ли ты подать утреннюю трапезу?

Единственной, на кого не подействовал траурный цвет великокняжеских одежд, была личная служанка правителя Леонила – просто-таки порхающая вокруг своего господина. Обиходить гриву серебряных волос, поправить украшенный черными турмалинами и агатами пояс, снять пробу со всех яств на небольшом столике... Последнее она проделала под неприязненным взглядом юного подстолия княжича Вишневецкого, усматривающего в действиях пусть и верховой, но все же челядинки наглое покушение на свои законные привилегии. Ведь это его, и только его право – беречь жизнь Великого князя от происков возможных отравителей!..

– Господи, Иисусе Христе, Боже наш, благослави нам пищу и питие молитвами Пречистые Твоея Матере и всех святых Твоих, яко благославлен во веки веков. Аминь.

Сотворив привычно-обязательное сканирование яств на предмет разных неполезных добавок, Дмитрий страдальчески поморщился. Про себя, разумеется – так-то на его лице отразился лишь умеренный интерес к содержимому полудюжины блюд и мисок.

"Утренняя выпечка нынче пресновата... А нет, пирожки с вишней все же неплохи. Зато с остальным все как обычно: крохотная капелька кантареллы во фруктовом отваре и щепотка сулемы в омлете. И после этого придворные еще удивляются, что у меня плохой аппетит!".

Сытно, хотя и несколько однообразно позавтракав (уж очень специфичным было его меню в последнее время), Великий князь Литовский слегка "подобрел" – что, разумеется, не осталось незамеченным стольниками. А через них и остальным придворным людом.

– Долгих лет тебе, государь.

Надо сказать, что занимаемая должность давала князю Острожскому немало привилегий и возможностей, и в обычные дни (коих было подавляющее большинство) он был весьма доволен своим положением. Но временами, очень редко, пан Константин все же жалел о своем выборе – вот как сейчас, незаметно ежась от тяжелого взгляда молодого правителя.

– И тебе того же, князь.

Глухо кашлянув, родовитый литвин вытянул из широкого рукава небольшую грамотку, развернул ее и для вида вчитался:

– Купцы Риги, Полоцка и Смоленска нижайше просят снизойти до их нужд и оказать великую милость.

Сделав паузу и уловив поощрительный жест, мужчина продолжил:

– Желают по примеру московских негоциантов Суровского ряда соединиться в товарищество по торговле зерном. Будут просить устав для своего начинания, а так же защиты и привилегий.

"Хм, первые ростки литовской буржуазии?.. Занятно".

– Следующий вторник.

Слегка поклонившись в знак того, что организует аудиенцию в самом лучшем виде, секретарь продолжил:

– Надежные люди донесли, что в Вильну направляются выборные от казачьей старшины Запорожья.

Вообще, Константину Острожскому как маршалку земли Волынской, старосте Владимирскому и воеводе Киевскому много чего доносили. Но в Кабинете его "вести от надежных людей" означали прежде всего – "я трижды все перепроверил, и лично ручаюсь за их достоверность"!..

– Зачем?

Кашлянув и вернув грамотку в рукав, мужчина решил, что в данном случае обычных коротких пояснений будет явно недостаточно:

– Еще король Сигизмунд Старый вел переговоры с казачеством Низа Поднепровья – о том, чтобы нанять часть из них для охраны южного порубежья, записав в особый реестр как служилых людей...

Пропустив мимо ушей замаскированную лесть и небольшие отступления от основной темы, Дмитрий получил следующее: если часть (сравнительно небольшая) рядового казачества желала служить правителю Литвы ради воинской славы и регулярного жалования, то казачья старшина в первую очередь лелеяла надежду обрести права и статус служилого дворянства. А во вторую – чтобы оный статус вместе с землей наследовали и их дети, влившись таким образом в ряды младшей аристократии Великого княжества Литовского.

"Н-да, рыба ищет, где глубже, а человек где лучше. Что же, нет препятствий патриотам!".

– Это хорошие вести, и их определенно стоит обсудить с Пан-Радой. В среду.

Приложив правую руку к сердцу, обратным движением князь ловко вытянул слегка помявшуюся грамотку из рукава. Совсем немного развернул (так, чисто символически), и ровным голосом напомнил:

– Дарование Жалованной грамоты городам Могилев, Витебск и Полоцк, по прошению духовенства и жителей. Все бумаги подготовлены.

Глава рода Острожских был очень скромен, и не стал упоминать о своей небольшой помощи челобитчикам в осуществлении их давнишней мечты. Во-первых, примерный христианин собратьям по вере и без того должен помогать! А во-вторых, подарки пану Константину от благодарных горожан и в самом деле были небольшими. Ну, почти. Разумеется, мир не без добрых людей, и восемнадцатилетнему властителю все подробно доложили – кто, что, в каком количестве... Причем несколько раз, ибо врагов или просто недоброжелателей у секретаря хватало с преизрядным запасом. Однако Дмитрий совсем не рассердился – он вообще был склонен прощать своим приближенным их маленькие недостатки. Разумеется, пока вред от них не перевешивал приносимую придворным пользу. Что поделаешь, если своекорыстие заложено в саму природу человека? Только и остается, что использовать это обстоятельство уже к своей пользе.

– Вторник, после купцов.

Собственно, дарование литовским городам Жалованных грамот было выгодно прежде всего самому государю-наследнику Московскому. Налоги с таких городов шли в великокняжескую казну, опять же, при любом конфликте со шляхтой и магнатерией горожане были его естественными союзниками... В общем, он был совсем не в обиде на своего излишне сребролюбивого подданного.

– Слушаюсь, государь.

Запихав многострадальную грамотку в рукав, секретарь почтительно поклонился и выскользнул за дверь. Чтобы всего через пару минут вернутся обратно – с вестью о том, что митрополит Киевский, Галицкий и всея Руси просит аудиенции по неотложному делу.

"Та-ак, чувствую, накрывается мой выходной одним местом!".

– Пригласить.

Припомнив несколько сочных идиом и выражений (если бы он вдруг вздумал огласить их при архипастыре Ионе, то обычной епитимьей было бы не отделаться), венценосный покровитель всех православных христиан Литвы изобразил на лице умеренную радость.

– Доброго здравия тебе, владыко.

Проговорив все положенные слова приветствия, и осторожно откинувшись на ужасно неудобную спинку "челобитного" стульца (сделанного как раз с тем расчетом, чтобы просители надолго на нем не задерживались), седовласый иерарх прислонил к столу свой посох и привычно огладил наперсный крест.

– Государь мой. Избрание твое Вальным сеймом на трон Великого княжества было для меня великой радостью. Когда чело твое увенчала Гедиминова шапка, сердце мое пело осанну – ибо кончилось темное время гонений и утеснений наших...

Дмитрий уже привык, что архипастырь Иона приходит к нему с самыми разными просьбами – Римская курия действительно изрядно постаралась, ослабляя и "загоняя в стойло" Киевскую митрополию. Но сейчас, слушая непривычно-многословное вступление седовласого старца, и попутно удивляясь бурлящему внутри него противоречивому клубку эмоций, он начал подозревать нехорошее. Например – что у него сейчас попросят "вернуть" митрополии монастырь, который ей никогда не принадлежал. Или срочно поддержать литовское православие тонной-другой серебра, оформленного в новенькие московские копийки.

– Узнал я, что епископ Виленский собирается отстроить в стольном граде училище для отроков знатных родов. С твоего на то, государь, дозволения.

Пошевелив кустистыми бровями, церковник вопросительно замолчал.

– Все так, отче. Однако прежде устроения первого в Великом княжестве университета, Валериан обязался за счет своего епископата отстроить богадельню и приют для сирот-подкидышей.

Увы, но из всех объяснений предстоятель услышал лишь отдельные слова:

– Уже, значит, Валериан... А ведаешь ли ты, государь!

Сжав наперсный крест так, что на морщинистой руке проступили синие венки, Иона постарался успокоиться.

– Что епископ, коего ты по имени величаешь, еще в прошлом году в Вильне дом купил, и пятерых монахов-папистов в него заселил? А ныне собирается их в наставники университетские определить, о чем верные люди доподлинно мне доносили!!!

"Вообще-то, он еще полтора десятка иезуитов себе на подмогу в Обществе Иисуса выписал, но тебе это пока знать не следует. А то еще удар хватит и привет – выборы нового митрополита всея Юго-Западной Руси".

– Он же в своем университете отроков неразумных с пути верного сбивать будет, государь! Разум им туманить речами сладкими, в веру папскую склонять, непотребщине и бесовщине учить!..

Задохнувшись от переизбытка чувств, церковник закашлялся и трижды осенил себя крестным знамением – каковое хозяин Кабинета тут же и отзеркалил. Затем он ненадолго покинул своего пожилого собеседника, вернувшись с небольшим хрустальным кубком и таким же кувшинчиком простой воды. Налил, небрежно перекрестил и пододвинул к митрополиту.

– Отче.

Отпив глоток драгоценной влаги, старик моментально порозовел и ожил.

– В упреках своих – помнишь ли ты, как звучала клятва, данная мной перед церемонией возвышения мечом?

В ответ на это митрополит вцепился в кубок еще сильнее и нахмурился.

– Помню, государь. Защищать и оберегать веру христианскую...

Вообще-то, клятва много чего оговаривала, но общая ее идея была весьма четкой и прозрачной – Великий князь должен был править в полном соответствии с Литовским Статутом. Никаких гонений на католиков или служилых татар-мусульман, конфискаций костелов в пользу Киевской метрополии и тому подобных мероприятий с религиозной окраской. Даже изгнать евреев по примеру многих просвещенных европейских монархов, и то было проблематично, ибо – "равно и милостиво относясь ко всем своим подданным, да буду я прибежищем справедливости".

– Так чего же ты от меня хочешь? Щедрое предложение епископа Виленского, будучи воплощено, послужит лишь к вящей славе и пользе всей моей державы.

Нахохлившись старым вороном, предстоятель вдобавок отгородился от Дмитрия гладким хрусталем на тонкой витой ножке. Помолчал, затем пожевал губами и тихо спросил, не рассчитывая на внятный ответ:

– Как же тогда, государь?

Откинувшись на удобную спинку Малого трона, молодой Рюрикович с философскими нотками в голосе напомнил:

– Человек может предполагать сколько угодно, но располагает один лишь Господь. Пусть епископ Виленский отстроит все, что обещал – а там уже и посмотрим, чему и как будут учить в стенах моего университета.

Несколько успокоившись, пастырь душ человеческих осторожно, буквально парой намеков прощупал венценосного собеседника насчет устроения в Полоцке нового православного храма. Большого, красивого, высокого, и желательно – на месте кальвинистской кирхи, недавно заложенной Николаем Радзивиллом. Увы, но все слова остались демонстративно "не понятыми".

– Обсудим лучше иное, отче. Скажи, почему я до сих пор не услышал от тебя ни одной ПРАВИЛЬНОЙ просьбы?

– Э-ээ?.. Прости, государь, разум мой с годами все чаще меня подводит. О чем ты?

Оглядев митрополита Киевского, Галицкого и вроде как всея Руси с ясно видимым неудовольствием, Великий князь положил руки на подлокотники трона:

– Странно мне слушать о слабости твоего разума, отче.

Затянутые в черные перчатки пальцы крепко сжались на резных головах львов.

– Некогда вся Литва, от князей и бояр до самого последнего пахаря, была едина в православии – но стараниями Ягеллонов и Римской курии прежнее единство было расколото, и ныне лишь народ пребывает в вере отцов и дедов. Родовитые же... Впрочем, ты и сам все это прекрасно знаешь.

Повинуясь требовательному взгляду, иерарх смиренно кивнул – по-прежнему не понимая причин великокняжеского недовольства.

– Ведомо мне все это, государь.

– Тогда почему Киевская метрополия ничего не делает для исправления того неисчислимого вреда, что понесла наша земля от проклятых папистов? Этих еретиков, ради власти и золота извративших заветы Господа, сотворивших бесчисленное множество бед нашей родной земле!..

Побагровев от праведного гнева, властитель позволил себе немного возвысить голос и метнуть из глаз (образно говоря, конечно) пару молний, убедительно показывая, сколь велик захлестнувший его гнев.

"Не переборщить бы? А, нет, скушал".

И точно: умный и многоопытный, но совсем неготовый к столь явной вспышке чувств иерарх поневоле растерялся, попросту не понимая. В чем его винят-то?!..

– Да... Как же не делаем, государь?..

Неужели, в небрежении долгом и недостаточном усердии?

– Епископ Валериан ВДРУГ озаботился воспитанием и обучением родовитых отроков – настолько, что предложил Трону возвести лучший в Европе университет. Самый высокий и просторный, большой и красивый – но что самое главное, построенный лишь за счет добровольных пожертвований магнатов-католиков и денег епископства. Разумеется, я принял это предложение.

При этих словах Иона не удержался и покривил лицом.

– Что же должно поступить в таком случае тебе, владыко? НАВЕРНОЕ, тоже подумать об том, чтобы устроить в каждом, даже самом малом приходе по небольшой школе для юниц и отроков. Принимать ВСЕХ детей с шести-семи лет, учить началам письма и чтения, счетной цифири и Закону Божию. Все учебники – на родном языке, все обучение на нем же, никакой латынщины и иноземщины.

Поглядев на собеседника, Великий князь остался доволен – кажется, его посыл начали понимать!..

– Ежели сделать так, то вера православная повсеместно укрепится и непременно расцветет. Со временем же, если Господь будет милостив, и шляхта вспомнит о своих духовных корнях.

"Ну давай уже, соображай, пенек старый!"

Не смотря на почтенный возраст старца, разум у него работал по-прежнему отлично. Так что всего через пару минут в Кабинете уже звучала пусть и короткая, но весьма прочувствованная челобитная – что называется, "плач на заданную тему".

– Вот и славно.

Ласково улыбнувшись архипастырю Литовскому, Дмитрий перешел к конкретным указаниям – и довольно скоро выяснилось, что у ближников государя Московского иногда бывают довольно-таки странные причуды. Например, княжич Скопин-Шуйский на досуге очень точно подсчитал все потребное для открытия и содержания церковно-приходских школ – причем по всей Литве. И не просто исчислил, но и оформил все результаты в виде довольно толстой книжицы! Боярич Морозов от нечего делать придумал и составил учебники и Букварь на кириллице – правда, с заметным влиянием новой московской скорописи. Княжич Мстиславский, явно услышавший что-то о забавах дружков-приятелей, по их примеру расписал, как бы он устроил обучение в начальных школах – причем очень подробно и крайне доходчиво. Так, чтобы и до самого последнего дурня дошло! Но всех переплюнул удельный князь Старицкий, готовый пожертвовать на богоугодное дело столько, сколько потребуется. Прямо так и сказал – ему для Господа ну ничего не жалко!..

– Хорошее дело ты замыслил, государь.

Говоря так, Иона ни в чем не покривил душой – ибо, чем дальше, тем больше нравилась ему великокняжеская придумка. Конечно, придется изрядно потрудиться. Да и завершения всего дела он наверняка не увидит – с его возрастом дай-то бог самое начало застать! Зато, когда великий (по-настоящему державный!) замысел воплотится в жизнь, и все надежды, многолетние старания и хитроумные интриги Папского престола пойдут прахом... Как жаль, что он не увидит морды кардиналов Римской курии в тот момент, когда они это осознают!..

– Не я, владыко. Ты, и только ты озаботился тем, чтобы развеять Тьму невежества и ложных ересей Светом истинной веры! Выносил драгоценный замысел в сердце и разуме своем, преодолел сомнения долгими молитвами и глубокими размышлениями, втайне ото всех исчеркал многие свитки пергамента...

Глаза старца затуманились, словно он и в самом деле вспоминал бессонные ночи, заполненные тяжелыми раздумьями. Или скрип очиненного пера, зажатого в непослушных от старости пальцах и собственную досаду от нечаянного пятна чернил на столе. Разговоры полунамеками с собственными соратниками, разочарование от их равнодушия и непонимания – и неожиданную помощь от государевых ближников. Последнее было очень кстати, потому что сам он даже и не знал, как подступиться к расчетам – а без них и толково составленной Росписи всего потребного просить что-то у Великого князя...

– Кхм!

Вздрогнув, иерарх вернулся в реальность, досадуя на свою старческую рассеянность. Наверняка ведь уже что-то важное пропустил!

– Значит, ждать мне твоей челобитной об устроении приходских школ через две седьмицы от сего дня?..

Облегченно вздохнув, архипастырь энергично кивнул и перекрестился:

– Да, государь!..

Посчитав, что сказанного и услышанного более чем достаточно, митрополит Киевский и Галицкий подобрал под себя ноги, готовясь встать – но тут же передумал, услышав, как властитель намекающее кашлянул.

– Раз уж у нас с тобой случился такой разговор, и мы обрели взаимопонимание... Отец мой, Великий государь всея Руси, давно уже помышляет о строительстве Духовной академии – где юноши и мужи, что пожелали отринуть мирскую суету и посвятить себя служению Богу, могли бы получить должные знания и наставления от вероучителей. Скажи, владыко. Одобряешь ли ты эти помыслы?

Новость была неоднозначная. Нет, для простого священника – просто-таки отличная!.. А вот для главы Киевской митрополии скорее настораживающая. Никак первая попытка нагнуть их под Москву?

– Гм. Радостно, что Великий государь Иоанн Васильевич в своих державных заботах не забывает и о нуждах православной церкви.

– Местом для устроения академии скорее всего будет избран город...

Иона аж дыхание затаил.

– Город Владимир, бывший стольный град Владимиро-Суздальского княжества – церквей и храмов там много, да и места удобного хватает.

Даже не успев облегченно выдохнуть, предстоятель уже приготовился осторожно возмутиться. Но не успел.

– Так же отец мой желает открыть в Москве малое училище для священства – как часть Духовной академии. А я, следуя примеру отеческому, отстрою такое же в Киеве.

Сделав маленькую паузу, синеглазый Рюрикович внимательно поглядел на митрополита.

– Только вот покамест непонятно нам с батюшкой, как и кем будет управляться академия и два училища. Где наставников взять, какие божественные книги печатать, нужно ли просить Патриарха Константинопольского прислать твердого в вере иерарха в ректоры, или своими силами обойтись. Ведь не может того быть, чтобы в Киевской и Московской митрополиях не нашлось никого, способного и достойного встать во главе единой на весь русский православный мир Духовной академии?

"Вроде хорошо я его загрузил? Да, определенно – столько новостей, поручений и намеков разом, Иона за всю свою жизнь не получал. Ну что же... Начало подковерной грызне между церковными иерархами положено? Заодно потренируются перед будущими выборами Патриарха всея Руси".

Стоило впавшему в глубокую задумчивость митрополиту покинуть Кабинет (одним своим видом разогнав из Приемной оставшихся в ней придворных), как правитель быстро прогнал в памяти состоявшийся разговор еще раз. Поискал ошибки и откровенно слабые места, не нашел – и довольно улыбнулся. Еще один его план, причем очень важный, запущен в действие!

– Эх-х, хорошо!..

Причем исполняться он будет в основном силами литовского православного священничества, а основные выгоды получит он – и как Великий князь Литовский, и как государь Московский. К примеру, прежде чем устраивать церковно-приходские школы по всему Русскому царству, было очень желательно наработать хоть какой-то опыт, набить первые шишки и пережить неизбежные неудачи. Не было бы Литвы и архипастыря Ионы, пришлось бы ставить ограниченный эксперимент где-нибудь в Твери, параллельно уговаривая (или ломая через колено) своих, исконно-посконных и уже изрядно закостеневших в догмах церковных иерархов. А так... Как только Киевская митрополия достигнет хоть сколько-нибудь заметных результатов, их московские коллеги сами возбудятся насчет "догнать и перегнать". Если не раньше.

– Государь мой?

Покосившись на Хорошаву, готовую к любым услугам (хотя бы и прямо на столе), правитель немного посомневался. Вздохнул, вспоминая все предыдущие попытки служанки исполнить конкретно ЭТО его желание, и решил дать ей еще один шанс:

– Кофе.

Второй его выгодой был повсеместный и сравнительно безболезненный переход от старого письма и цифири, записываемой буквами, на новую "московскую" грамоту. Попробуй Великий князь пропихнуть такое новаторство в будущем университете (или того хуже – в Духовной академии), вой бы поднялся до небес – как же, покушение на основы, отцами-дедами заповеданные! А в церковно-приходских школах наоборот, самое оно. Особенно, с точки зрения шляхты и магнатерии: детям крестьян-арендаторов и частнособственнических хлопов всякие мудрствования ни к чему – следовательно, им и алфавит покороче, и письмо с цифирью попроще. Чтобы полученных знаний как раз хватало на то, чтобы записи в кабальной или заемной грамотке кое-как прочитать, да свою подпись-закорючку внизу накарябать. И помнить, что "Всяка душа властям предержащим да повинуется: несть бо власти аще не от Бога, сущие же власти от Бога учинены суть!".

"Гм. Интересно, с повышением общей грамотности – насколько увеличится количество доносов на панов-арендодателей земли?".

Третьей великокняжеской выгодой было использование в школах учебников, написанных лично Дмитрием. Правильно составленный пример-объяснение в одном месте, интересная задачка в другом, красивая иллюстрация в третьем, небольшая вставочка-рассказик в четвертом... По отдельности все это вроде как мелочи несерьезные, но все вместе неизбежно формируют у отрока или юницы ПРАВИЛЬНЫЕ убеждения – а так же способствуют осознанной любви к Родине и своему государю. Ну и легкому презрению вкупе с недоверием к чужеземцам любой национальности. Причем в учебниках тех ни единого слова лжи (Боже упаси!) или перевирания фактов. Европейцы чистоту телесную блюдут без должного усердия, слова своего перед русскими не держат, и обмануть норовят? Так оно и есть, с целой кучей наглядных примеров. В римско-католической церкви посты и священнические чины за деньги покупают? И это правда. Людей другой веры в Великом княжестве не режут , детей и взрослых за бродяжничество не вешают? Опять-таки, печатные буквицы и тут не лгут.

"Сменится три или четыре поколения юных учеников – и европейцев на Руси начнут считать немытыми варварами. Хорошо это или плохо? Время покажет...".

Четвертая выгода была, пожалуй, наиважнейшей из всех: церковно-приходские школы должны были стать ценнейшим инструментом формирования единого культурного и духовного пространства двух прежде соперничающих держав. Благо, начинать предстояло не с пустого места: еще не позабыты литвинами и русскими их общие предки, не выветрились из памяти и славные деяния пращуров, все еще едина речь и весьма схожи обычаи... Вера? Да, многие родовитые Литвы переметнулись в католичество (а самые шустрые уже и в нем разочаровались), но все же далеко не все. Так что перспективы на "склеивание" двух наследниц Киевской Руси в одно мощное государство были весьма неплохие.

– Одна вера, один народ, один государь. Прекрасная формула – чеканная и весьма доступная для понимания... Разве что с первой частью будут трудности. М-да. Может, заменить на – один язык?

Вздохнув, Дмитрий покинул свое рабочее место и проследовал в Опочивальню – но не на ложе, а за маленький столик у дальнего окна, на котором его внимания дожидались купленные в далекой Персии старинные труды арабских (и не только) мыслителей и летописцев. Завернутые в бархат рукописи приехали из Казвина в Москву вместе с Великим посольством, немного отлежались в доме торгового гостя Тимофея Викентьева – а затем с подходящей оказией отправились в Вильну.

– Книга стран? Прямо удивительно, до чего нетипично короткое название. Никак почтенному аль Хамадани приходилось сильно экономить чернила...

Отложив в сторону ветхий (зато полный!) список "Китаб-аль-Булдан" за авторством малоизвестного арабского географа, страстный коллекционер нежно огладил высокую стопку из восьми рукописей. Все они и вышли из-под каляма одного и того же автора (хотя по их внешнему виду и разному размеру это трудно было заподозрить), причем семь трактатов из восьми давно уже считались неимоверно редкими – а лет этак через двести их и вовсе запишут в безвозвратно утраченные. Восьмая же, составленная начальником почт северной Персии Ибн Хордадбехом для наследника трона династии Аббасидов, была особенно ценна – тем, что появилась на свет во времена молодости легендарного ныне Рюрика.

– Оригинал "Китаб ал-масалик ва-л-мамалик". Долго же я за тобой охотился, Книга путей и стран!

Однако сладостное пиршество чтения государь Московский начал не с нее – а с десяти рукописей в некогда дорогой обложке. Остатки позолоты на обрезах велени , зияющие пустотой погнутые и исцарапанные оправы драгоценных камней, застежки и уголки из полированной бронзы, местами замененные на дешевую медь... Впрочем, не смотря на свой довольно-таки невзрачный вид, полное собрание "ал-А"лак ан-нафиса" обошлось торговому гостю Тимофею Викентьеву в треть своего немалого веса серебром. И это после долгого и на диво упорного торга!

– Книга драгоценных ожерелий. Или все же правильнее – Дорогие ценности?

Бережно раскрыв первый том древней энциклопедии, написанной шесть веков назад ученым и философом Абу-Али Ахмед ибн-Омаром, новый хозяин осторожно потянул носом воздух. Мало ли? Страницы некоторых трактатов содержали не только выцветшие от времени чернила, но и яд. Как правило, уже выдохнувшийся и разложившийся – но пару раз были и вполне рабочие составы. Так же периодически попадались труды, написанные на листах из отменно выделанной человеческой кожи и дающие при сканировании весьма и весьма специфический отклик трупной мертвечины. Брр!.. Хуже этого были только рукописи, напитанные эманациями боли и насильственной смерти – или отмеченные тенью морового поветрия... Впрочем, большинство древних научных трудов все же имело вполне приятный или просто нейтральный "привкус".