Текст книги "Рыцарь старого кодекса (СИ)"

Автор книги: Аноним Fujin

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Во сне весь небольшой отряд спит, устроившись поближе к костру, хотя которую ночь ни один из стражников не может надолго сомкнуть глаз. От трех десятков людей, выехавших за ворота замка, осталось чуть меньше двух, и ночь больше сладостью не смыкает веки. Она тревожит драконьим рыком, и мурашки крадясь пробираются даже в сны.

Во сне есть только он и принцесса.

Принцесса мнит себя хитрой – Лидия с рыжими волосами – она не зовет, не спрашивает и больше не плачет, отчаявшись найти жалость в его грубом сердце.

У него есть сердце – ведь рыцарь всё еще жив.

Она танцует в всполохах пламени, взметая ногами искры, и её танец похож на огонь – жаркий и жалящий; злой, безжалостный и совершенно беззубый, если не трогать руками.

Рыцарь смотрит на принцессу устало. В нём не осталось похоти.

Лидия подходит ближе, замирает, и следы её тянутся от костра черными полосами угля – как следы драконьего пламени. Она смотрит с мольбой, и слова застывают между её потрескавшимися губами. Ей нужно его разрешение.

– Ну давай, расскажи и ты мне свою историю, – хмыкает рыцарь.

Она все равно не уйдет, пока за ней не придет дракон.

Принцесса садится рядом, взметнув снопы искр, и ноги её черны от золы и руки.

Как и должно быть, как было всегда.

Она не рассказывает, она заглядывает в его глаза с улыбкой, и рыцарь отводит взгляд.

Даже ему не стоит смотреть подолгу.

– Дай угадаю. Ты бедная принцесса, которую дракон украл в день свадьбы?

– Конечно, меня украл дракон, – воркует она снисходительно, всем известную истину. – Разве это не то, что делают драконы? Крадут принцесс.

Рыцарь знавал драконов.

– Не совсем, – отвечает он, и говорит с упреком. – Не совсем.

Она тянется к его щеке губами – не касаясь, но само дыхание её – ядовито.

Рыцарь не подается ласке, но и не пытается отстраниться. Он знает – нет ничего вернее, чем ждать. Может, она и хитра, но так молода – так молода, как кажется.

Она не выносит долго.

Принцесса наклоняется к рыцарю близко – так близко, как не положено ни одной из принцесс, и спрашивает – хотя голос её еще не привык к приказам.

– Как мне спастись от него?

– Никак, – пожимает плечами рыцарь. – Ты сама его позвала.

Девушка отдергивается, застигнутая врасплох, и на дне её глаз вспыхивает пламя. Страх сильный, как страх дракона – он утихает, когда становится ясно, что это не может её угрожать.

– Откуда ты знаешь?

Рыцарь не отвечает потому, что ответ не важен, а еще потому, что успел забыть.

Просто знает, очевидную истину, как узнает в ветре драконьи следы.

– Теперь его можно только убить, – говорит он невесело, как о старом, обезумевшем друге.

– Так убей его! Ты же рыцарь. За этим тебя взял с собой принц.

Принц спит у костра, и алые блики танцуют на его светлом лице. Лицо мальчишки, оно осунулось, раненое невзгодами, и рыцарь готов поспорить – он еще никогда не был в пути так долго. Успев найти принцессу и отправиться в путь, он еще не успел повзрослеть как следует.

Не стоило королю умирать.

Рыцарь смотрит на принца задумчиво, и тени вместе с отсветами пламени гаснут в его глазах – словно он уже успел пожалеть о выборе. Принцесса наклоняется, силясь разобрать решение, но не успевает. Её стерегут надежно, исполняя надуманный долг.

– Он здесь! – шипит принцесса, вскакивая,

И рыцарю приходится проснуться.

–

Дракон появляется сам, воочию, и рыцарь вспоминает блеск чешуи и скрежет когтей.

Рык звучит для него, как музыка – самой прекрасной из старых симфоний. Огромное тело заслоняет степные звезды, и крылья ветром мнут сухую траву. Пламя его обжигает, но не льется пожаром, и вместо звезд – ярче – рыцарь видит его глаза.

Стража пытается выстроиться кругом, как учил их рыцарь – выставив копья и закрыв щитами уязвимые части. Грег первым поднимает копье и первым защищает принца от удара. Битва длится недолго – потому что каждый предпочел бы её не вести.

Следуя негласному правилу, дракон забирает лишь одного, разбив ряд щитов, мечей и копий.

Он растворяется, как и пришел – во тьме, и рыцарь еще долго лежит,

Вспоминая звук его крыльев.

6.

Ночами дракон приходит из тьмы.

Его дыхание раскрывает небо, гася уцелевшие звезды, и каждый боится и ждет его пламени.

Копоть ожогами остается на сухой земле, и в выжженных узорах рыцарь видит грядущее.

Как и принц – многие из стражников мальчишки.

Для раненых сооружают носилки из плащей и копий, и тела их волочатся по серой траве. Лошадей не хватает, и стоны раненых вместо разговоров и песен едут с отрядом. Ночами стоны прекращаются, и рыцарь пока не придумал, как хоронить тех, кто с ними умрет.

Грег старается защищать принца, окружая его рядом копий, как зимами лошади прячут в табуне жеребят. То, что кажется разумным в присяге, выглядит иначе в бою, и даже принц не требует такой верности. Когда приходит дракон, Ханс берет в руки меч.

Вряд ли он умеет с ним обращаться.

Дракон чует принца, как чует принцесс – запахом высокородной добычи, и каждый стражник сжимает щит и копье, и у каждого дрожат ноги. Они слабеют с каждой ночью, и рыцарь знает – совсем скоро никто даже не попытается поднять копья.

Пожар бушует, и табун бежит в ужасе, оставляя в огне единственного жеребенка.

Рыцарь не пытается победить дракона.

Грега дракон откидывает в сторону неуклюжим, случайным движением крыла, и начальник стражи летит, как соломенное чучело, неслышно ударяясь о землю. Его стоны не слышны в панических лошадиных криках, в стонах людей и реве пламени. Никто из стражи не бросается перед драконом, грудью защищая мальчишку – нелепым выбором ставя жизнь выше прихотей принцев или принцесс. Перед драконом и принцем стоит только рыцарь, и он не отходит, но и не поднимает меча для удара.

Дракон смотрит на рыцаря, а рыцарь смотрит в дракона.

Дракон молод и стар, юн и опытен, жесток и полон сочувствия – всё сразу; одновременно, и рыцарь узнает дракона, видя впервые, как узнают истину, как знает путь. Они одной крови – безнадежно вышедшие из моды обрывки древних легенд. Они чувствуют это оба. Раскрыв пасть, дракон не кусает, подняв лапу – не наносит удара. Не щадя, ведь драконы не чувствуют жалости.

Время рыцаря еще не пришло.

Законом жанра, даже более сильным, чем законы природы – их схватка будет последней.

В ту ночь дракон утаскивает троих раненых и несколько лошадей.

– Почему ты не сражался с ним? – спрашивает потом Ханс с упреком.

Принц не испачкал штаны, но не выпустил из рук меч даже с рассветом.

Без раненых им будет проще дойти.

– Всё просто, – отвечает рыцарь. – Это бесполезно.

– Невозможно убить дракона? – спрашивает Грег, и ему больше принца нужны ответы.

Ни один из начальников стражи за последнее столетие не терял столько людей.

Левая рука его висит плетью, нога волочится за телом, но сила его не в руке и не в ударе.

Грег руководит сборами, укладывая выживших и перераспределяя коней. Лошадей осталось шесть, они нужны раненым и припасам, и с этого дня даже принц будет идти пешком.

Его слушаются – слушаются пока.

Рыцарь отвечает не ему – рыцарь отвечает принцу.

– Твоя принцесса ждет в башне. Дракон умрет только там.

Грег пытается ударить его – но рыцарь ждал и успевает перехватить его руку.

– Принц позвал меня, чтобы спасти принцессу. Как в сказках. Разве в сказках убивают дракона на полпути? – он усмехается, горько и жалко, как смеялся бы сумасшедший. – Я хорошо выполняю работу.

Живые стражники смотрят на рыцаря по-другому.

Они начинают ненавидеть его всерьез.

–

Последний конь падает в двух днях пути от башни.

Его измученное тело заваливается набок, погребенное под тяжестью оружия и припасов, и не может больше идти. Конь лежит, придавив поклажу, и тяжело дышит, глядя перед собой. В глазах его усталость и облегчение, и каждому стыдно смотреть.

Грег ковыляет до коня, подволакивая ногу, и сам перерезает ему горло.

Лошадиные ноги бьют по земле, взрывая сухую траву, и на многие мили вокруг слышен лишь этот хрип. Принц отворачивается, жмурясь, но когда конь умирает – он не велит повернуть назад.

Они уходят ночью, в его дозор – живые дезертиры, утаскивая раненых.

У них еще есть шансы выжить.

Рыцарь видит, но не пытается им помешать.

–

Даже Ханс не удивляется утром.

Грег резко ругается сквозь зубы, пиная затихшие угли, и зло бросает рыцарю:

– Это из-за тебя.

Нет, не из-за него; они оба знают.

Им оставили почти всё: десятки копий и щитов, припасы, одежду и бурдюки с вином.

Дракон не полетит за беглецами.

Грег перебирает оставленное, изредка ругаясь – и в его злости слышится облегчение.

– Нам тоже придется уйти, – говорит он без сожаления. – Вернуться. Взять с собой больше людей.

У ушедших более ценный груз, и они торопятся домой.

Ханс молчалив, и начальник стражи ждет его решения.

Рыцарь его уже знает.

– Нет. Я спасу её сам.

– Идея безумна, ваше высочество.

Оказывается, голос принца может быть жестким – жестким как камень, срамя тон отца.

– Ты можешь уйти, если хочешь. Я освобождаю тебя от клятв.

Ему легко говорить и бросаться словами; верность – то, что чувствуют дураки.

– Не в клятвах дело, – отвечает Грег.

Будь рыцарь моложе – ему было бы жаль вояку.

Жалость то, что только начинает просыпаться в нем за многие долгие зимы.

Драконы не чувствуют жалости.

– Оставь. Ему бессмысленно объяснять.

Иногда рыцарю кажется, начальник стражи понимает тоже – более глубокой, кровоточащей болью, как могут скорбеть по родным. Он не спрашивает, о чем речь, не делает удивленного взгляда, он молчит и никогда не считал принца дальновидным и хладнокровным.

Верны не за это.

– Что ты имеешь в виду? – взъедается Ханс, вскакивая.

Он ниже рыцаря почти на голову, и его кулакам, лишенным мозолям, трудно пугать.

– Ты поймешь сам, позже. Ты сам увидишь.

– Почему ты не хочешь объяснить мне? Думаешь, я мальчишка? Думаешь, я не смогу понять?

– Знаю.

На миг кажется, Ханс действительно ударит его – хлесткой, обиженной пощечиной девчонки или ребенка. Он не бьет, и это больше удара приближает его к мужчине.

Они собирают самое необходимое из того, что смогут унести – щиты, копья и бурдюки с водой. Еды съедают столько, сколько помещается в желудок, бросая остальное, и рыцарь лично взваливает на плечо несколько мехов вина. Грег больше не спорит с решением, и ему тоже бессмысленно говорить. Он ковыляет по степи медленно и упрямо.

До подножия башни они доходят втроем.

7.

У подножия башни трава выжжена до земли – черной, спекшейся и сухой настолько, что трещины раскрывают её, как свежие раны. В такой земле рождается только яд.

Сгущающаяся ночь обступает их плотным кольцом, предвещая беду, и нет ничего, что сгодится для факелов. Они разбивают лагерь у башни, и длинная тень её накрывает их и тянется до горизонта. Огонь костра силится разогнать тьму, но искры костра вспыхивают, взлетая, и гаснут.

Он сдастся к утру.

Грег валится на землю, едва добравшийся до стоянки. Левая сторона его тела с трудом слушается, превращая в подвиг каждое движение ноги – но он ковыляет, отказавшись от помощи. Может, он надеется задержать их, но Ханс не понимает маневра. Начальника стражи кладут поближе к огню, принц укрывает его своим плащом, и тот спит беспокойно, иногда судорогой извивая тело.

Как и огонь – он вряд ли доживет до утра.

Когда придет дракон, он не протянет долго, и рыцарь отдает ему последние часы спокойствия.

Ни один из них не протянет, и рыцарь смотрит на принца с сожалением.

Из него мог бы получиться не самый плохой король.

– Есть кое-что о твоей принцессе, – бросает рыцарь, и угли вторят ему шипением.

– Я знаю, – откликается принц.

Он вздыхает, расстегивает верхние пуговицы камзола и вытягивает медальон, висящий на шее. Рыцарь понимает – он действительно знает. Понимает еще до того, как Ханс раскрывает медальон – но он раскрывает, и Лидия действительно совсем не похожа на себя на картинке.

В медальоне лежит её яркий, огненный локон, и принц смотрит на него несколько долгих вздохов прежде, чем убрать обратно.

Смертоносней чумы и отравы, хуже любого проклятья и приворотного зелья.

Рыцарь осматривает Ханса неверяще, словно видит его впервые.

– Ты правда любишь её, – говорит он. – Глупее, чем я думал.

Принц с ним не спорит.

–

Дракон спускается к ним по камням, оживляя машину башни.

Он летит в них пылью от древней, рассыпающейся постройки, он рычит гулом и землетрясением волнует землю – дракон сила, мощная и дикая, как сила стихии. Его рев звучит ревом грома, его пламя жжется лесным пожаром. Трава мнется от взмахов крыльев, и дракон черный, как ночь, и тень его пожирает звезды.

Рыцарь ждал его и встает неспешно, приветствуя старого друга.

Чтобы держаться, Грегу приходится опираться на меч. Даже с мечом, он все равно падает, сметенный движением крыльев, и с трудом поднимается. Принц берет в руки копье, горящий решимостью, как герои древних легенд, и держит древко нелепо, вскинув к локтю.

Они не могут убить дракона.

Окружая, он бросается на них вместе с тьмой, и пламя костра взвивается выше, отзываясь на рев его пасти. Трещины под ногами дрожат и расходятся под его лапами, и всё в этом месте – земля, башня, само небо и пламя – не на их стороне. Дракон повсюду: он рвет плоть касаниями крыльев, как рвал бы ветер, он кусает и отпускает, как жалило бы солнце, и они на самом краю развязки.

В башню войдет тот, кто доживет до утра.

Рыцарь вскидывает щит, закрывая принца, и тот кидает копья слепо, часто и отчаянно, не зная направления удара. Грег машет мечом и падает с каждым взмахом. Бой длится долго, потому что они не заслужили сна, и трещины расступаются, ползут по башне и рушатся на них дождем щепок и камня. Негласным правилом – дракону нужен один. Рыцарь знает, кто это будет.

Отдавая должное Хансу – он бьет смело, яростно и глупо, как и должен тот, кто спасает принцесс.

Его смелость продлевает агонию и украшает глубокими рваными ранами – следами драконьих когтей, вспоровших даже мраморные камни. На боку, ведь рыцарь защищает его лицо и куда больше знает драконов. Принц падает на колени, кашляя, и рыцарь опускает щит.

Дракон хватает начальника стражи, и тот всаживает ему меч в грудь; но дракон, как и тень, даже не замечает удара. Не так убивают драконов, и Грег до последнего давит на рукоять.

Он рассеивается, как мог бы туман; как ломается ночь с рассветом.

От начальника стражи не остается крика.

Когда дракон уходит, рыцарь обрабатывает раны принца вином – потому что больше ничего не осталось; перевязывает его же рубашкой, накрывает плащами, разводит костер, пьет и ждет.

Башня дрожит над ними, и рыцарь знает,

Она не может не появиться.

–

Принцесса приходит к утру, и её тонкое тело пробивают лучи раннего солнца.

Нематериальной – она выглядит беспомощной, обманным впечатлением собственной силы; и она могла бы многое, сводящее с ума королей и принцев, но и правдиво впечатление тоже.

Она – могла бы, но – не может.

Лидия не говорит с ним первой, разрушая единственную традицию, сложившуюся ночами.

Она проходит мимо рыцаря, отводя взгляд, и опускается рядом с принцем. Её рваное платье ложится на черную землю, от земли тянет холодом, но рыцарь пьет и знает – сейчас она не чувствует ни тепла, ни ожогов. Лидия склоняется над Хансом, заглядывая в лицо, и рассматривает долго – словно видит впервые. У глаз её собираются мелкие, влажные морщинки, и волосы её жжет рассвет. Еще немного, и она сгорит в солнечном свете, как горят мертвые.

Принцесса слишком девчонка для того, чтобы быть ведьмой.

– Зачем тебе это? – спрашивает рыцарь.

Интерес просыпается в нем скорее от вина и скуки, и не то чтобы ему важен ответ, вовсе нет, но – он делает глоток дольше обычных и ждет ответа. Лидия вытирает лицо ладонью деревенским, недостойным леди жестом, и бережно отворачивает голову Ханса вбок, в сторону рассвета.

– Ты – часть старого мира, – объясняет она. – Я.

Рыцарь хмыкает этой мысли. Принцессе едва ли есть двадцать, что она может знать о старости.

– Они забыли о магии, но я верну её, – Лидия продолжает. – Верну, и они содрогнутся.

Голос её крепнет, брови сходятся, и её решимости не хватает на то, чтобы долго смотреть на принца, но хватает, чтобы сказать. В каждом слове её – вопрос, и ей как воздух нужны ответы.

– Я вернула дракона.

Рыцарь кивает, подтверждает давно очевидное; не произнесенным.

– Став королевой, я смогу приказать открыть старые гробницы. Собрать кости.

– Сможешь, – соглашается рыцарь.

Глаза её загораются надеждой, и она бросается к рыцарю, как и раньше, вороша угасшие угли.

Отравой ведьм – она просит магии больше спасения.

– Чего же ты медлишь? Ты должен помочь мне.

Рыцарь уж начал забывать, какими глупыми могут быть девицы.

– Ты отравила его отца, – он отвечает.

Принцесса не пытается отрицать, но хвалится слишком громко для того, кто действительно гордится содеянным. Она вскидывает голову, и голос её срывается от жажды.

– Мне нужен был мальчишка. Не мужчина

– Он еще станет мужчиной.

Лицо её идет гримасой, и принцесса дергается было – но не оборачивается к принцу.

Рыцарь и сам может на него посмотреть.

– Уже не станет.

Она исчезает, когда восходит солнце, без агоний и криков, тише мертвых и настойчивее живых.

– Уже не станет, – соглашается рыцарь.

Он повидал достаточно ран.

8.

Ханс приходит в себя, с трудом раскрывая глаза, когда рыцарь уже перестал ждать его взгляда.

Он бредит, и рыцарь поит его вином, потому что воды не осталось и потому, что вино топит горе.

– Спаси её, – говорит принц, и слова его скрежещут точильным камнем. – Я молю тебя, спаси её.

Не такой дурак, как кажется, и, всё же – еще больший. Принц не может приказывать, он может только просить, и он просит не о себе.

– Иначе всё было бессмысленно.

– Она того не стоит, – отзывается рыцарь, хотя предпочел бы не отвечать.

Принц улыбается его словам, как улыбался бы старым знакомым.

Он не спрашивает, что случилось с начальником стражи.

– Не говори так хотя бы сейчас.

Рыцарь отворачивается, раз ему нельзя говорить, и ждет.

Ждать не должно быть долго, и он мог бы бросить его уже сейчас – ожидание без интриги, с известным исходом, но не бросает и не может сомкнуть глаз. Подлым ударом он чувствует, как на его руку ложится холодная, слабая ладонь принца.

– Я знаю, – принц произносит. – Знаю, что это она.

Медальон с рыжим локоном висит на его груди, и, может, если сдернуть его, пустить кровь, окурить травами, вызвать лучших лекарей и пару подкупных ведьм – его отпустит наваждение, и он не узнает принцессу, даже коснувшись.

Не делать этого милосерднее.

Ведьм давно нет.

– Спаси её всё равно, – просит Ханс.

Так уж это работает.

Рыцарь хоронит его в подножии башни, засыпая тело камнями.

Камни выпадают из гниющих стен башни, добавляют трещин выжженной черной земле, и серая степная трава хрустит, скрипит и воет вместе с ветром. Закончив могильное дело, рыцарь садится, привалившись спиной к стене башни, и позволяет себе отдохнуть.

Больше никто не гонит его идти.

–

Разумно подняться наверх до заката, но рыцарь собирается с силами долго, и каждая кость в его теле ломит и противится движению. Каждый шаг дается с трудом – неохотой – тяжелее просто нелюбимого дела.

Дверь в башню заросла сорной травой; рыцарь находит её с трудом и мечом прорезает дорогу сквозь плющ и колючие ветки. Железо скрежещет о камни, и звук этот вплетается в свист ветра между камней, рождая музыку, похожую на орган или пение арфы.

Он добирается до трухлявых досок двери спустя часы – сорная трава, не тронутая веками.

Дверь заперта, и рыцарь ударами сапога разбивает хрупкие доски вместе с древесными жуками.

Башня полна паутиной и пылью.

Развалившаяся лестница ведет вверх, как вела бы на помост к палачу; осталось решить, кто палач, а кто – осужденный. Устав, рыцарь садится у первых ступеней лестницы и допивает последнюю флягу вина.

Когда солнце опускается низко, рыцарь вздыхает, оставляет пустую флягу и начинает подъем.

С каждым лестничным проходом шаги даются труднее, и ноги рыцаря уже давно не такие крепкие, как прежде, суставы скрипят от холода, а старое сердце чаще стучит.

Проникающий сквозь окна, бойницы и дыры в каменной кладке свет гаснет с шагами;

Но рыцарь не думает спешить.

Он хочет встретиться с ним в темноте; не пользуясь несправедливым преимуществом.

Ночь – время дракона.

Принцесса говорит с ним пауками и мухами в их паутинах, голосами камней и сорной травы, она шепчет ветром и требует звоном в ушах – всей своей силой – цепляясь за единственный шанс выжить. Голос зовет его, как звали моряков сирены – вот только у него нет корабля, и течение легко несет опухшее тело между скал. Утопленников приносит мертвыми.

– Я хотела вернуть древнюю магию. Драконов. Честь. Чудеса.

Раньше рыцарю было бы просто, азартно, правильно или яростно; не так бы болели колени, не сбивалось бы дыхание от долгого подъема, не схватывало бы в груди и хотелось бы выпить.

Раньше рыцарю было бы не наплевать.

– Она никуда не уходила, – говорит он, приваливаясь к стене.

Ей кажется – это шанс, минутная слабость, и она выходит из стены, как выходили из деревьев нимфы; вот только башня прогнила и дрожит от её шагов.

– Жаль мальчишку? Так отомсти за него.

Рыцарь осматривается, пытаясь найти что-нибудь похожее на воду или факел, но башня пуста и полна иной жизни. Не человеческой, со стражей, гобеленами, факелами и пирами, жизнью змеиного шепота, паучьих сетей и мелких жучков, спешащих между трещин. Когда он дойдет до вершины башни, луна уже взойдет и осветит ему путь.

Принцесса ловит его заминку, понимая по-своему, и тянется, заглядывая в глаза.

– Неужели ты не хочешь ощутить вкус мести?

– О, я знаю вкус мести, – соглашается рыцарь.

Глаза Лидии вспыхивают, и она ловит надежду так же яростно, как каждая из застрявших в паутине мух. Дракон куда страшнее.

– Ты убьешь его? – спрашивает она шепотом. – Убьешь дракона?

Рыцарь не отвечает, смакуя момент передышки, и собирается с силами, чтобы поднять меч.

Принцесса хмурится, растерянная, и повторяет – объясняя – поглупевшему, усталому оружию; надежде. Его меч нужен ей – единственный из оставшихся.

– Дракон убил твоего принца.

– Ты его убила, – рыцарь отвечает.

Она пугается – пугается всерьез, и начинающий ржаветь меч способен не только вспарывать брюхо драконам и стылую землю. Рыцарь переводит дыхание, отрывается от стены, и продолжает подъем. Мелкие камни башни выскальзывают из-под сапог и летят вниз, по многим, многим пролетам. Падение будет быстрым.

– Я иду, – обещает он. – Я приду скоро.

Рыцарь знает, что делать.

К сожалению, рыцарь знает.

9.

Он находит принцессу на самой вершине башни.

Живьем она выглядит иначе – измученнее и тоньше призрака; живее, и её когда-то яркие волосы покрыты пылью и паутиной. Красивее, настоящее, и она поднимается навстречу рыцарю, краем изодранного платья прикрывая исцарапанные ноги. Она смотрит за ним настороженно, недоверчиво, готовая броситься прочь; как научилась избегать дракона.

Рыцарь замирает и молчит, оперевшись о стену.

Ему нужно время, чтобы отдышаться после долгого подъема.

Страх в глазах принцессы похож на море, которого она никогда не видела.

Она говорила с ним ночами, выходя из костра, шептала ветром и шорохом листьев, но, как и всё в ней – настоящее лишь подобие призрака. Черты лица чуть грубее, глаза бледно-болотного, а не ярко-зеленого цвета – легкой дымкой, еще не освоенным мастерством обмана.

Рыцарю интересно, каким окажется её голос.

Он достает меч, откидывая в сторону ножны, и делает несколько шагов навстречу пленнице.

Без шагов, рыка и хруста под тяжелыми лапами, рыцарь знает – дракон не заставит ждать себя долго. Он ведь не принцесса. Рыцарь усмехается своим мыслям, и девчонка ловит в мельчайшем движении его лица и смерть, и надежду. Время настало, он дошел до финала истории, и или дракон, или принцесса больше никогда не покинут башню.

У рыцаря не такой большой выбор.

– Я ведьма! – вскрикивает она его поступи, вжимаясь в стену.

Голос её тоньше и мягче, чем голос призрака – совсем девчонки, и он срывается, выдавая истеричные нотки. Её можно понять, и она пятится, отступая перед его шагами.

– Я самая сильная ведьма этого века! – кричит она. – Я должна была вернуть магию!

"Ты дура, а не ведьма" – думает рыцарь, но не говорит ей.

Он знает её оправдания.

Рыцарь подходит к ней близко, и кончик меча касается рыжих волос, убирая их от лица.

Самая обычная девчонка, какую можно найти в любой из деревень к югу и северу от границы.

Усыпанное веснушками лицо с широким носом, серо-рыжие волосы, сбившиеся в паклю, и губы, потрескавшиеся от долгого плена и крика. В ней нет ничего особенного, кроме принца.

Она нелепа в сравнении с драконом, и рыцарь ждет.

Дракон накрывает их вместе с ночью.

Чудо и сама магия – он проникает в башню туманом, из воздуха и дымки становясь драконом. Из быстрого ветра сотканы его крылья – они скребут слишком узкую клетку башни, требуя воли, а не заточения. Жерло вулкана прячется в глубине его пасти, и рыцарь помнит – нутро дракона настолько горячее, что может расплавить сталь. В поступи его дрожь землетрясений, и старые камни трясутся и падают, дождем осыпаясь на землю. Башня может не пережить этой ночи.

Сквозь обвалившуюся крышу и давно пустые окна проникает свет звезд и луны.

Звезды светят ярко.

Дракон узнает его сразу, древнее создание – крошечного человека.

Чешуя его переливается в лунном свете, и в драконе куда больше красоты и силы, чем когда-нибудь сможет понять глупая девчонка. Она сделала нечто прекрасное.

"Вот же тварь",– думает рыцарь устало. – "Чтоб ты сдохла".

Он поднимает меч и разворачивается к дракону.

Потому что его кодекс велит ему убивать драконов и защищать принцесс.