Текст книги "Под чёрным крылом Архау (СИ)"

Автор книги: Аноним Арста

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Annotation

Будущее казалось предопределённым на сто лет вперёд. Её ждали успешная учёная карьера в Доме Целителей и рождение ребёнка от партнёра, одобренного Советом по наследию. И надо же было ей заглянуть в бар "Чёрное крыло мотылька"... Предупреждение: героиня взрослая, вменяемая, вежливая.

Арста

Арста

Под чёрным крылом Архау

1

В маленьком баре с длинным названием 'Крыло чёрного мотылька' было почти пусто. Только в углу шушукалась о чём-то молодая парочка, да хихикали, мешая коктейли со сплетнями, три девицы у окна. За стойкой скучал бармен, круглолицый веснушчатый парнишка с иссиня-чёрным ирокезом на гладко выбритой голове. Завидев меня, он оживился и спросил, чуть склонив голову:

– Чего желает красавица?

Ирокез качнулся, но не так, как можно было бы ожидать от уложенных волос. На мгновение мне показалось, что взмахнуло крыло, давшее название заведению. Я на мгновение замешкалась, отдавая дань мастерству делирия [Примечание: Делирий-маг, специализирующийся на иллюзиях], поработавшего над причёской молодого человека, и потому не сразу ответила на его вопрос. Очевидно, такая реакция была обычной для видевших иллюзию в первый раз, и юноша довольно подмигнул мне.

– Красавица желает, – в тон ему ответила я, – часок одиночества на людях... И чего-нибудь не слишком крепкого в придачу.

– Всё так плохо? – спросил бармен, задумчиво глядя на меня.

– Нет, ещё хуже, – вздохнула я.

Парнишка ненадолго задумался, словно инс[Примечание: Инс – 'озаритель', обладающей спонтанно проявляющейся способностью к предвидению, а также к ощущению правильности поступков, своих и чужих.] в поисках озарения, а затем просиял:

– О, я знаю, что тебе нужно.

И, обведя бутылки на полках взглядом полководца перед битвой, принялся за дело. Я с любопытством смотрела, как мелькают его руки, как по лезвию ножа льются в бокал разноцветные струи... Уже только ради этого представления, устроенного без единой капли магии, стоило зайти сюда. Никогда не думала, что обычный человек способен поразить моё воображение... Я сосредоточилась, внутренним взглядом проверяя вигор [Примечание: Вигор – совокупность энергетических потоков живого существа] бармена, и залюбовалась. Сияющие нити потоков, которые я различала так же чётко, как струи ликёров, пульсировали на нежно-зеленом фоне удовольствия, испытываемого от занятия любимым делом. Мне привычнее было видеть грязно-коричневые разводы боли, осеннюю серость тоски и безысходности, лиловые потеки раздражения, багровые всполохи гнева... Всё то, с чем люди приходят в Дом Целителей.

И потому на вигор юноши я готова была смотреть весь вечер. Но не прошло и двух минут, как он торжественно объявил:

– Готово!

И водрузил на стойку передо мной бокал с шоколадно-золотистым великолепием, от одного вида которого у меня начало подниматься настроение.

– Что это? – с любопытством спросила я.

– 'Утоление всех печалей', – ответил с гордостью парнишка. – Ты не смотри, попробуй.

Я послушно пригубила. Первый же глоток заставил меня если и не улыбнуться, то почувствовать, как становится легче дышать, как проблема, ещё пару часов назад казавшаяся почти неразрешимой, съёживается, уменьшается до размеров житейской неприятности, с которой можно и нужно справиться.

– Спасибо, – улыбнулась я. И положила на стойку лиловую монету. – Сдачи не надо.

– Столько за коктейль не давали даже в 'Петухе', – присвистнул он. – Благодарствую за щедрость, красавица.

'Рыжий петух' был одним из самых дорогих человеческих заведений, но я не жалела о приступе мотовства. Зато тут же пожалела о другом.

– Скоро ты будешь брать не лиловыми даже, а пурпурными, – брякнула я прежде, чем успела понять, что делаю.

– Шутишь? – покраснел юноша.

– Да тут инсом быть не надо, – улыбнулась я, скрывая за шуткой некстати пришедшее озарение. – Ты ведь недавно здесь?

– Третий месяц уже, – ответил он. – Раньше отцу помогал в 'Рыжем петухе'.

– Третий месяц... Поверь мне, – подмигнула я, – ещё месяца через три 'Крыло' не сможет вмещать всех желающих утолить свои печали.

– Эх, твоими бы устами, – сказал парнишка, не скрывая загоревшегося взора. – А то скучновато мне здесь.

– Ты ещё будешь жалеть об этой скуке, – снова подмигнула я ему и, подхватив бокал, отправилась к облюбованному столику в нише у стены. Удобно устроившись на белом табурете за столиком из до блеска отполированного чёрного камня, глядя на белоснежную стену, хаотично испещренную чёрными пятнами, отдалённо напоминающими по форме крыло бабочки, и то и дело подбадривая себя глотками 'утоления', я принялась вспоминать события сегодняшнего дня.

2

Утро моё началось с явившейся в кабинет Литы, дежурной хозяйки приемного покоя. Выглядела она, словно сошла со страниц журнала то ли мод, то ли 'специально для мужчин': длинные, тщательно уложенные рыжие волосы ровными волнами ниспадали на плечи, пышная грудь, пикантно выглядывала из голубого форменного халата, застегнутого на одну пуговицу меньше, чем положено. Лицо её украшала сладкая улыбка, но вигор – я не поленилась посмотреть – полыхал яростью.

– Доброе утро, Лита, – поздоровалась я, недоумевая, чем вызвано её появление.

– Доброе утро, ак-Кая, – проворковала она. – Говорят, вас можно поздравить.

– С чем поздравить? – не поняла я.

– Ну как же, – её улыбка стала просто приторной, – с выбором ар-Текельта.

– И какое отношение это имеет ко мне? – с холодным недоумением спросила я.

– Как какое? – теперь уже недоумение мелькнуло в глазах Литы. – Он же вас выбрал!

– Меня? – Изумилась я. Ар-Текельт по прозвищу 'Красавчик Теке' давно морочил голову многочисленным подружкам, обещая выбрать одну из них матерью своего наследника. Но я в число его поклонниц не входила. Да и видела-то его лишь однажды, мельком.

– Лита, – строго сказала я, поднимаясь из-за стола. – Это какое-то недоразумение. Будьте добры вернуться на своё рабочее место и прекратить распускать ложные слухи. В противном случае я буду вынуждена принять меры.

– Как вам угодно, ак-Кая, – ответила, вспыхнув, она и вышла из моего кабинета так же стремительно, как и появилась.

И я, и Лита прекрасно знали, что заменить хозяйку приёмного покоя – красотку с почти нулевым магическим резервом – куда проще, чем опытную и сильную вигорту [Примечание: Вигорта – маг, работающий с вигором] . И стоило бы мне пожаловаться, как наглую девицу тут же выставили бы из Дома Целителей. Однако вигор её свидетельствовал, что она ушла не в страхе, а с облегчением. Неужели хозяйки приемного покоя тоже принадлежала к армии поклонниц Теке?

Известие о нелепых слухах возмутило меня настолько, что пришлось помедитировать прежде, чем присоединиться к акк-Маан на обходе страждущих. Но к обходу я была уже абсолютно спокойна, чего, к моему удивлению, нельзя было сказать о почтенной Главе Дома. Нет, выглядела она, как всегда, безупречно, как всегда, на добрую сотню лет моложе своих ста тридцати лет. Как всегда, ласково улыбалась страждущим, как всегда, была строга с персоналом, как всегда... Но вигор её заливало бежево-серое беспокойство такой интенсивности, какой я давно уже у неё не видела.

– Кая, зайди ко мне, – попросила она, когда обход был закончен.

Теперь забеспокоилась уже я. Глава Дома Целителей приглашала к себе нечасто, предпочитая общаться с целителями в общих комнатах, которых в Доме было достаточно. И до сих пор мне не доводилось бывать в её покоях. В другой раз я бы непременно оценила бы и шелковистость альхасского ковра ручной работы, и ажурную резьбу, покрывавшую мебель драгоценного красного дерева, и расписной шёлк обивки кресел и пуфов... Сейчас же я видела не изысканную роскошь и изящество интерьера, свидетельствовавшего о тонком вкусе хозяйки, а руны-обереги, скрытые в орнаменте ковра, в завитушках резьбы, в арабесках рисунка обивки – свидетельство её почти параноидальной заботы о безопасности. И при мысли о том, что акк-Маан сочла нужным обсудить со мной нечто конфиденциальное, очевидно, являющееся источником её беспокойства, мне стало неуютно.

– Напомни, Кая, – сказала она, тяжело опускаясь в глубокое кресло и указывая мне на такое же, стоящее напротив, – сколько осталось до твоего материнского года?

Я тяжело вздохнула.

Тысяча безмозглых! Как это несправедливо! Выбрать путь служения магии и идти по нему год за годом, глядя с презрением и сочувствием на сверстниц, отказывающихся от серьёзных занятий магией ради так называемой 'личной жизни', готовиться до изнеможения и с отличием сдать Совету магов экзамены по теории, пройти сложнейшие практические испытания, получить право добавить к имени приставку 'ак'... И с разбегу уткнуться в стену закона о продолжении рода.

Двести лет назад арр-Фроа доказал, что архимаги и просто маги с высоким магическим резервом рождаются именно у 'ак' в возрасте от тридцати до тридцати пяти лет. И тогда же, двести лет назад был принят закон, по которому под угрозой лишения заветной приставки бездетная 'ак', достигшая тридцатитрёхлетнего возраста, должна была исполнить материнский долг. Не могу отделаться от мысли, что арр протолкнул этот закон из желания затащить в постель одну из своих коллег. Увы, но моё мнение по этому поводу никого не волнует.

– Около трех недель.

– У тебя уже есть кандидат на роль отца? – поинтересовалась акк-Маан.

– Да, – ответила я. – Ар-Риан. Приличный магический резерв, относительная молодость и покладистый характер...

– Что ж, – сказала акк-Маан с улыбкой, не сулящей мне ничего хорошего, – неплохой был выбор.

– Был? – переспросила я. – Как 'был' ?! Он же вчера вечером обещал мне подать заявку на отцовство в Совет по наследию уже на следующей неделе.

Акк-Маан презрительно улыбнулась.

– А сегодня утром этот достойный ар уведомил меня, что покидает Дом на неопределённое время, и отбыл в неизвестном направлении.

– Но почему?! – ошарашенно спросила я.

– Причины он не назвал, – ответила акк-Маан. – Но я полагаю, что это как-то связано с заявкой, поданной вчера в Совет по наследию.

– Какой заявкой? – машинально переспросила я. Известие о бегстве ар-Риана выбило мен из колеи.

– Заявкой на отцовство, – так, словно речь шла о чём-то само собой разумеющемся, пояснила акк-Маан. – Поданной на твоё имя небезызвестным ар-Текельтом.

– Но это же мезальянс! – возмутилась я. – У него только наглость выдающаяся, а резерв чуть выше среднего!

– Зато, – сухо заметила акк-Маан, – он использует свой средненький резерв так, что с ним не решаются выйти на Арену даже маги с высоким резервом.

Это было правдой. Теке был неплохим альтером [Примечание: Альтер – маг, изменяющий материю и её свойства] и, по слухам, виртуозно использовал свои способности на Арене. Кроме того, опять же по слухам, от него можно было ожидать любой подлости.

– Судя по выражению твоего лица, Кая, – заметила моя собеседница, – кандидатура красавчика Теке тебя не слишком устраивает.

Я молча кивнула.

Акк-Маан поднялась из кресла, прошлась по комнате, и снова остановилась передо мной.

– Вот что, девочка, – сказала она. – Изменить закон не в моих силах. Но я могу дать тебе две недели отпуска.

– Две недели? – переспросила я.

– Две недели и ни днем больше, – жёстко сказала акк-Маан. – За это время ты должна решить свою проблему.

И, сделав паузу, добавила, снимая с пальца кольцо:

– Возьми. Думаю, тебе пригодится.

– Дуал! – не удержалась я от восклицания, восхищённо разглядывая два тонких серебряных ободка, соединённых большим полупрозрачным камнем тёмно-медового цвета, мягко святящимся изнутри. Подарок был более, чем щедрым.

– Пользоваться умеешь? – спросила акк-Маан.

– Да, – кивнула я.

– Точка возврата – эта комната. Точку назначения выберешь сама.

– Да, акк.

– Тогда ступай, – приказала она. – И, если кто спросит, мы обсуждали твои исследования в области визуализации вигора.

– Спасибо, акк, – я поклонилась и быстро вышла из комнаты, сжимая в руке дуал – устройство двустороннего перехода.

3

Название столицы истронов – Машкуп – переводится как 'город, устремлённый ввысь'. В этих словах альфа и омега местной архитектуры. Дома – высокие, с острыми крышами и непременными башенками – кажутся тянущимися к небу. Но архитектурные изыски не мешают местным жителям крепко стоять на земле, заботясь о хлебе насущном куда больше, чем о душе. И потому первые этажи заняты, в большинстве своём, лавочками и магазинчиками, кафе и барами.

Я люблю этот город, и дома, и лавочки, и кафе... В его многолюдье легко затеряться. Да и не будет никто искать меня тут. Не зря же я намекнула Лите, будто собираюсь провести следующие пару недель в уединённой лаборатории в горах.

Я не стала прибегать к услугам делирия: для мага даже средней руки 'заглянуть' под иллюзию проще простого. Достаточно сменить строгую униформу 'ак' на легкомысленный сарафанчик, распустить волосы, обычно стянутые в кичку, добавить каплю косметики. И вуаля! Кто узнает в беспечной туристке, бабочкой порхающей по Машкупу, сухую и чопорную ак-Каю?

С каждым глотком 'утоления печалей', приготовленного весёлым барменом, идея провести 'отпуск' в Машкупе казалась мне более правильной. И когда в бокале осталось не больше трети восхитительного коктейля, я уже полностью уверилась в этом. Жизнь показалась мне не такой уж плохой, а проблемы – не такими уж глобальными. В конце концов, Риан был не единственным магом с высоким резервом, а просто магом с высоким резервом, оказавшимся под рукой. И мне следовало бы поблагодарить Теке за то, что он заставил меня серьёзней подойти к вопросу отцовства.

На этом месте размышления были прерваны колокольчиком у входа, возвестившем появление нового посетителя. В бар, чуть пригнувшись, чтобы не задеть головой притолоку, вошёл высокий смуглый мужчина. Одет он был в коричневый шёлковый халат, чёрные кудри выбивались из-под высокого войлочного колпака с отворотами, а из-под широких шаровар выглядывали кожаные сапоги. Кажется, бару оказал честь своим присутствием чужестранец, шеклен – редкий гость в этих краях. Причем не купец, а, судя по цвету халата, воин. Но халат расшит мелким жемчугом, пояс, в несколько рядов обвивающий талию, украшен золотом и драгоценными камнями, отвороты колпака опушены рыжим мехом пустынного кота – оммака... Не наёмник – те одеваются проще, но и не князь – княжеский цвет песчаный. Любопытно...

Подойдя к бармену, посетитель заговорил с ним на певуче-гортанном языке восточников.

– Простите, я вас не понимаю, – немного растерянно ответил ему парнишка.

– Незнакомец желает щедрого неба над крышей этого дома и благодатной земли у его порога, – машинально произнесла вслух я.

Языки давались мне легко, и в отличие от большинства сокурсниц, ограничившихся одним обязательным языком, я выучила языки истронов и кутов, мгабенов и гефорсов... Короче, всех человеческих государств, соседствовавших с Ферратом – долиной магов. А ещё выучила язык восточников – просто потому, что каждый дополнительно изученный язык увеличивал мой шанс на получение заветного 'ак' к имени.

– Ты понимаешь его, красавица! – обрадовался бармен. – Ты ведь поможешь нам договориться?

– Разумеется!

Обычно общение вне Дома Целителей я стараюсь свести к минимуму, но сегодня меня, что называется 'понесло'. Виноват ли был в этом коктейль, смешанный весёлым барменом, или стресс выпустил на волю ту часть меня, что обычно пряталась от посторонних глаз, не знаю. Но настроение у меня было легкомысленно-хулиганское. Оставив на столе бокал, я подошла к стойке и обратилась к шеклену:

– Чужестранец, сей достойный юноша не знает языка Востока. Дозволено ли мне будет стать твоими устами?

– Сколь отрадно встретить в городе этом деву, знакомую с языком Востока! – воскликнул он. – Спроси же у него, дивная, есть ли у него, чем освежить пересохшее горло усталому путнику.

– Выпить он хочет, парень, – перевела я бармену. – Сделай ему что-нибудь покрепче!

Парнишка на мгновение задумался, а затем решительно снял с полки две бутылки с яркими этикетками. Взял широкий низкий стакан и щедрой рукой всыпал в него колотый лёд. Потом налил из пузатой бутылки тягучий коричневый ликёр, а затем тоненькой струйкой влил прозрачную жидкость.

– Вот, – сказал бармен, ставя стакан перед шекленом, – то, что он хотел. С него десять зелёненьких.

– В этом стакане, чужестранец, – перевела я, – исполнение твоих желаний. Сей достойный юноша просит тебя одарить его взамен десятью зелёными монетами.

– Десять зелёных за исполнение желаний?! – возмутился шеклен. – Желания Эль-Фарха не могут стоят дешевле пурпура!

Он запустил руку в кожаный кошель и бросил на прилавок перед парнишкой пурпурную монету. Бармен ошеломлённо посмотрел на монету, потом на меня, потом снова на монету, и почтительно поклонился посетителю.

– Ну, красавица, – восхищённо проговорил он, – ты и впрямь инс! С меня причитается!

– Достойный юноша поблагодарил тебя, чужеземец, – перевела я. – И сказал, что я принесла ему удачу.

– Ты, дева, принесла удачу и мне, – воскликнул шеклен. – Ибо предсказано было, что на западе ждёт меня исполнение желаний. Того ради проделал я долгий путь и не чаял уже обрести искомое ...

– Не будет ли дерзостью с моей стороны спросить, откуда идёшь ты, чужеземец? – спросила я.

– О, я с радостью поведаю о том, – вежливо коснувшись рукой груди, ответил мой собеседник. – Не будет ли дерзостью с моей стороны спросить, как зовут приносящую удачу?

– Ка..., – я запнулась, подумав о том, что настоящее имя называть сейчас не стоит, и продолжила, – ...ритэ.

– Каритэ?! – удивился он. – Плод кактуса с колючей скорлупкой и сладостной мякотью? Странное имя для столь любезной красавицы.

Я улыбнулась, подумав, что это самое подходящее имя для ак-Кайи. По крайней мере, большинство моих коллег с 'колючей скорлупкой' сталкивались каждый день.

Эль-Фарх взял свой стакан, и через минуту мы уже сидели за моим столиком. Эль-Фарх рассказывал о Карт'д'Аире – Сердце пустыни, и пяти ветрах, что стерегут его покой, о широкой Буфаре, в водах которой отражается величественный Мелальт, о храме Всех Печалей на семи холмах в предгорьях Веньпоаро и о серебристых волках, наводящих ужас на обитателей Туразкина... Я слушала шеклена, наслаждаясь мастерством рассказчика, не скрывая своего интереса – не каждый день можно услышать о чудесах света из первых уст. Но интерес к повествованию нисколько не мешал мне рассматривать собеседника из-под полуопущенных ресниц. Смуглокожий, с чуть грубоватыми чертами лица, росчерк шрама у левого виска, родинка над правой бровью, три глубоких морщины на лбу. Короткая бородка – чёрная, с пробивающейся сединой, колючая даже с виду, небольшие усики – такие же чёрнопроседные, обветренные губы, мощный – иначе не скажешь – нос с лёгкой горбинкой, и глаза... Я лишь раз взглянула ему в глаза – тёмно-карие, на два тона темнее его халата, и покраснела. Чтобы справиться со смущением, я переключилась на вигор Эль-Фарха. Там было на что посмотреть: зелень удовольствия, оранжевые всполохи охотничьего азарта (нетрудно догадаться, на кого объявлена охота), муаровые переливы тёмно-синего, отражавшего то, что моя наставница акк-Леата называла, чуть краснея при этих словах, 'мужским интересом'. А ещё я рассмотрела маленькое перламутровое пятнышко 'бездарности' в части вигора – верный признак чистокровного человека.

'Бомм!' прогудел колокол на городской башне. 'Бамм!' поддакнул ему колокол на башне Мишкупского банка. 'Бим! Бом! Дили-бом' на все голоса подхватили колокола окрестных домов и домишек.

– Что это? – удивлённо спросил Эль-Фарх, прервав рассказ о подвесных мостах в ущелье Дрёджеса.

– Что это? – переспросила я у бармена.

– Час Змея, – пояснил парнишка, ставя на стойку очередной вытертый до блеска бокал.

Однако! Ну, мы и засиделись!

– Колокола звонят начало ночи, – пояснила я шеклену. – Боюсь, что мне надо идти.

– Тебя кто-то ждёт, Каритэ? – спросил он чуть разочарованно, и его вигор плеснул аспидно-серой ревностью.

– Нет, – покачала головой я. – Как раз никто не ждёт. Я приехала сегодня днём и отправилась бродить по городу, не позаботившись о гостинице. Так что, если не потороплюсь, то мне негде будет преклонить голову.

– К чему искать какую-то гостиницу, когда есть целый дом ?! – воскликнул Эль-Фарх. – Не побрезгуй моим скромным жилищем, прекрасная дева, раздели со мной кров!

По-хорошему, мне следовало бы отказаться. Ак-Кайя наверняка так и сделала бы. Но беспечная Каритэ, захмелевшая то ли от голоса мужчины, то ли от бокала 'утоления печалей', согласилась с лёгкостью.

Мы вышли из бара и колокольчик на двери прощально тренькнул за спиной.

– А где твои вещи, Каритэ? – спросил Эль-Фарх.

– Здесь, – улыбнулась я, указывая на небольшую сумку, висевшую на плече.

Мой спутник окинул сумку оценивающим взглядом.

– И это всё? – недоверчиво спросил он.

– Всё необходимое здесь.

– А нужное? – уточнил шеклен.

– Нужное я куплю завтра.

– И ненужное тоже, – подмигнул Эль-Фарх. – А то я не знаю, как женщины по магазинам ходят.

– Кажущееся ненужным сейчас может оказаться нужным в другое время и в другом месте, – ответила я.

И мысленно добавила: 'Или я не инс?'

4

'Скромное жилище' оказалось трёхэтажным особняком, надменно взиравшим на двухэтажных соседей из-под треуголки высоко поднятой крыши. Мощная дубовая дверь, избавленная от яркой вывески или таблички, с солидным видом намекала, что первый этаж дома принадлежит хозяевам, а не отдан под какую-нибудь лавочку или кафе.

Эль-Фарх поднялся на крыльцо и прикоснулся перстнем с чёрным камнем к бронзовой собачьей морде дверного кольца. Дверь тотчас же отворилась перед ним, отворилась с достоинством, без малейшего намека на подобострастие и торопливость, свойственные обычным дверям.

– Прошу, будь моей гостьей, – сказал Эль-Фарх.

– Милостивого неба над крышей этого дома, – ответила я, пытаясь повторить приветствие, с которым шеклен вошёл в бар. – Благополучия хозяину...

– И радости гостям, – продолжил шеклен.

Я вошла в дом вслед за ним. Он хлопнул в ладоши и светильники на стенах вспыхнули, ярко освещая прихожую.

– Живых слуг здесь нет,– сказал Эль-Фарх, – только артефакты.

– Ого! – не сдержалась я.

Мода на дома 'без слуг', как я слышала, охватила самых богатых мишкупцев, подражавших в этом ферам.

– Оказалось проще уговорить почтенного господина Кирана уступить мне на недельку один из его домов, в котором он живёт– пояснил тот, – чем найти слуг, хотя бы сносно понимающих язык мудрых.

Я кивнула. Язык восточников, редко добиравшихся до Мишкупа, да и вообще до Истрона, был здесь уделом книжников. Но почему шеклен не пригласил переводчиком одного из них, если уж смог уговорить одного из богатейших жителей страны уступить на неделю особняк?!

Мне казалось, что дома 'без слуг' должны выглядеть как-то странно и нелепо. Но этот... Я с любопытством огляделась по сторонам: стены затянуты дымчато-белой тканью, пол расквадрачен чёрным и белым мрамором, маленькие радуги сверкают в бесчисленных хрусталиках массивной люстры, а зеркала на стенах превращают просторную прихожую в нечто бесконечное... Остальные комнаты, через которые мы проходили, были выдержаны в том же чёрно-бело-зеркальном стиле.

И я вздохнула с некоторым облегчением, когда Эль-Фарх привёл меня в комнату на третьем этаже, выдержанную в стиле восточников. Яркие краски ковров, лежавших на полу и висевших на стенах, буквально обжигали глаз, замороженный монохромностью первых этажей. Птицеголовые светильники на стенах, зажегшиеся по хлопку Эль-Фарха, источали мягкий ласковый свет, а от бронзовых курильниц потянуло сладковатым ароматом благовоний. Низенький столик с ножками в виде львиных лап, стоял у огромного, во всю стену, окна. Большое зеркало в резной деревянной раме, потемневшей от времени, отражало столик, окно, сквозь которое в комнату с любопытством заглядывала ночь, и нас, стоявших слишком близко друг к другу.

– Прошу, Каритэ, устраивайся поудобнее, – предложил шеклен, указывая на пёстрые подушки, лежавшие рядом со столиком.

– На подушках? – чуть растерянно спросила я, озираясь по сторонам в поисках стула.

– Прости, прекрасная, – отозвался Эль-Фарх. – Ты так легко говоришь на языке мудрых, что я совершенно забыл...

Шеклен сделал жест рукой и, повинуясь ему, несколько подушек подползли друг к другу поближе, превратившись внезапно в подобие низенького дивана.

– Благодарю, – сказала я и устроилась на диванчике, забравшись на него с ногами. – Восхитительно. Настоящая работа фера!

– О, это сущие пустяки, Каритэ, – ответил с улыбкой Эль-Фарх. – И похвалы заслуживает мастер, создавший эти подушки – одно из чудес этого дома. А вот и другое, – он указал на столик, – не менее удивительное.

– Настоящий шедевр, – кивнула я, разглядывая фигурную резьбу, обрамлявшую столешницу.

– Позволь угостить тебя, Каритэ, – произнёс Эль-Фарх. – Чего бы тебе хотелось?

– Мороженого! – сорвался с моих губ ответ прежде, чем я успела подумать.

В закрытой школе для талантливых девочек имени акк-Велы учениц не морили голодом, но кормили исключительно здоровой, полезной пищей. И только по праздникам нас баловали конфетами и пирожными, а раз в год – на праздник середины лета – мороженым.

Шеклен посмотрел на меня с лёгким удивлением, но переспрашивать не стал, а сделал ещё один пасс руками. И на столике передо мной возникла хрустальная креманка с тремя шариками мороженного – судя по цвету, сливочного, шоколадного и ванильного.

Я непроизвольно облизнулась и смутилась, почувствовав, как к моим губам метнулся взгляд шеклена, обжигающий, как песок его родины – пустыни Шдаир.

– Спасиибо, – почти прошептала я, с вожделением хватаясь за возникшую рядом с креманкой серебряную ложку.

Ммм... Что тут сказать. Такого мороженного, я, наверное, никогда не ела. Эль-Фарх, кажется, пытался рассказывать что-то об артефактах, встроенных в мебель, и в другой раз я не упустила бы не слова, но сейчас...На мгновение забыв обо всём на свете, я наслаждалась мороженным, смакуя каждую ложечку. И не сразу обратила внимание, что голос рассказчика зазвучал глуше, в нём прорезался хрип, словно от внезапной простуды, и опомнилась только тогда, когда он внезапно осёкся.

Я оторвалась от мороженного и взглянула на мужчину, сидевшего напротив меня. Вигор его полыхал сапфировой синевой желания, и я растерялась.

– Эль-Фарх, не хочешь мороженого? – пробормотала, краснея. – Оно воистину волшебное.

И слизнула капельку с нижней губы.

Похоже, капелька эта оказалась последней, по легенде, переполнившей океан и вызвавшей потоп. Мужчина одним плавным движением поднялся с подушек, отодвинул столик и опустился на колени перед диванчиком. Лицо его оказалось на одном уровне с моим.

– Я хочу не мороженного, Каритэ,– выдохнул он, глядя мне прямо в глаза.

И, перехватил мою руку, сжимавшую ложечку, обжёг поцелуем запястье. Ложечка с мягким стуком упала на ковёр и стыдливо закатилась под столик, а Эль-Фарх поцеловал раскрывшуюся ладонь и осторожно, давая мне время на отступление, поднёс мою руку к своему лицу. Ошарашенная внезапностью атаки, я не поощряла происходящее, но и не сопротивлялась, позволив шеклену распоряжаться рукой. А он провёл моей ладонью по своей щеке, раз, другой... И пальцы мои, откликаясь на высказанную без слов просьбу, заскользили по сухой, обветренной коже щеки, опасливо коснулись ёжистости бороды. Эль-Фарх замер передо мной неподвижно, только тяжёлое дыхание выдавало, как сильно волновала его эта невинная ласка. Но когда я подушечкой указательного пальца принялась обводить контуры его рта, выдержка изменила мужчине, и палец был захвачен в плен горячими губами.

От этого прикосновения меня захлестнула волна, нет, шквал желания. И, на последних остатках разума поставив креманку на стол дрожащей рукой, я запустила руку в жёсткие кудри Эль-Фарха, и сама потянулась к его губам.

5

– Не знаю, кто учил этот столик готовить, – заявил Эль-Фарх, – но настоящий шадр умеют заваривать только сыны мудрых.

И потому столику заварку не доверил, а занялся ею сам. В исполнении шеклена процесс заварки, занимавший у меня по утрам не больше полутора минут, превратился в полноценный ритуал.

Мы с ним устроились на террасе дома, выходившей во внутренний дворик. Точнее, устроилась я, забравшись с ногами в плетёное кресло и подставив лицо полуденному солнцу, а Эль-Фарх хлопотал у плетёного столика над большим чайником из чёрной глины. И, казалось, что серебряные змеи, которыми расписан чайник, вот-вот зашипят от нетерпения. На лице мужчины застыло выражение отрешённой сосредоточенности, которое скорее пристало бы проводящему эксперимент феру. А вигор его пульсировал зеленью, совсем как у вчерашнего бармена.

Надо сказать, что на сегодняшний день я знала о шеклене столько же, сколько при первом знакомстве – за исключением его тела, тщательно изученного мною за прошедшую ночь. Во время разговора он искусно избегал упоминаний о себе, и сменял тему, стоило мне вступить на скользкую почву расспросов. Будь он фером, я постаралась бы утолить своё любопытство, однако он был человеком. Всего лишь человеком. А у людей и феров, хотя внешне мы практически не отличаемся, не бывает детей. Так что через неделю мы расстанемся навсегда. И пусть все секреты и тайны Эль-Фарха останутся при нём.

От маленькой чашечки, протянутой мне Эль-Фархом, исходил умопомрачительный запах.

– Ммм, – после первого глотка у меня не нашлось слов. После второго тоже. И лишь после третьего я смогла оторваться от дегустации и произнести, – с тем, что я пробовала раньше, это не имеет ничего общего. Кроме названия.

Ответом мне был короткий смешок шеклена.

– Изумительно, – пробормотала я после ещё трех глотков, – лучшие повара Истрона и Мгаба отдали бы по полжизни за рецепт этого напитка.

– Увы, моя сладостная, – рассмеялся Эль-Фарх, – они были бы жестоко разочарованы, потом что никакого рецепта нет.

– Как нет?

– Так же, как нет рецепта у восхода или заката.

– Но ведь шадр...

– Шадр – не просто кора ша, которую здесь обдают кипятком, а потом заливают мёдом, пытаясь забить её природную горечь.

Сказано это таким тоном, что я едва удержалась от улыбки. Больше всего можно узнать о человеке, когда он садится на своего любимого конька. И потому я подлила масла в огонь, заявив:

– А некоторые невежи ещё и молоком разбавляют!

Но Эль-Фарх на мою подначку не повёлся. Вместо этого он подмигнул мне и весело сказал:

– Не стоит быть такой самокритичной, Каритэ.

И поцеловал меня в нос. Как маленькую.

– На самом деле, сладостная моя, – сказал шеклен, усаживаясь в кресло напротив, – в шадр можно добавлять и молоко, и мёд, и любые специи. Главное, чтобы всё добавленное сочеталось с временем года, временем суток, и, что особенно важно, с твоим настроением.