Текст книги "Рыбаки (очерки)"

Автор книги: Аннамухамед Клычев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

Рыболовство на Челекене

В водах Каспия, омывающих Челекен, в изобилии водилась рыба, которая была промыслом значительной части населения полуострова. Центром рыбных промыслов на острове был аул Кара-Гель. Название ему дано от одноимённого озера, у которого он располагался. Озеро было очень глубоким и выглядело не синим, каким было море, а чёрным. Кара-Гель в переводе – Чёрное озеро.

Пока постепенно не обмельчало, озеро Кара-Гель не одно столетие служило удобным местом стоянок для судов. Карагельцы славились как отличные моряки. Заветной целью каждого жителя аула было иметь собственное судно, которое, кстати, либо строилось тут же, на месте, либо покупалось в Гасан-Кули. Владельцы суден занимались перевозкой соли, нефти, запасы которых на острове были богатейшими, в порты Ирана, в Баку, Астрахань.

Большинство же населения, не имевшее суден, нанималось к судовладельцам в команду, если не желало заниматься промыслами нефти, соли и других полезных ископаемых, известных далеко за пределами Челекена.

Заметным подспорьем в жизни кара-гельцев и всех жителей Челекена было рыболовство. Спокойные юго-восточные бухты у острова благоприятствовали этому. Более того, в конце XIX века известная часть жителей занималась на своих лодках исключительно рыболовством. Здесь ловилась белуга, осётр, севрюга, частиковая рыба. Поэтому все, кто умел управлять кулазами, в период путины занимались рыбным ловом.

Наиболее известными рыбаками на Челекене были Эвелек Аман Хаджи-оглы, Анжик-Гыр, Эсен оглы и другие. Они занимались исключительно ловом и продажей свежей рыбы для жителей аула.

У карагельцев был хороший обычай. Выезжавшие на охоту, всегда делились своей добычей с односельчанами, занимавшимися рыболовством, а те, в свою очередь, делились с ними уловом рыбы. Существовал у челекенцев и другой, очень гуманный обычай: в тяжёлые полуголодные годы, каким бы ни был плохим улов, он распределялся среди жителей поровну, а беременным и кормящим женщинам порция выделялась вдвое больше.

Несмотря на благоприятные условия жизни на острове, челекенцам жилось не легче, чем их сородичам других мест побережья.

Во второй половине XIX века сюда проникли русские промышленники. Они прибрали к своим рукам все промыслы – и нефтяные, и промыслы соли, и рыбные. Начались притеснения местных жителей. На рыбаков накладывались различные запреты и делались ограничения в ловле рыбы. В 1905 году местным рыбакам было запрещено заниматься рыболовством теми снастями, которыми они ранее пользовались, была повышена стоимость билетов на право ловли и т. д. Эти распоряжения и законы русских властей давили на челекенцев, вынуждали их бросать занятие рыболовством, в прошении на имя Туркестанского генерал-губернатора 12 июля 1912 года жители Челекена, Айдака, и Дар-джи просят его отменить постановление 3457 о запрещении ловить рыбу с 15 июня по 1 августа – самый рыболовный сезон. Постановление отменено не _;было.

Прогремела очистительная гроза Великой Октябрьской социалистической революции. Дошла она и до Челекена. Только тогда рыбаки вздохнули с облегчением. Все частные промыслы были национализированы, организованы рыболовецкие артели, выросшие впоследствии в колхозы.

В 1931 году на Челекене был организован рыболовецкий колхоз «Большевик», в который вошли в основном беднейшие слои трудящихся аула. Этот колхоз многие годы был одним из лучших в Красноводском районе. Колхозники-рыболовы получали богатые уловы.

Но Каспийское море постепенно мельчало, всё дальше и дальше отходило от посёлков, и заниматься рыбным промыслом челекенцам стало несподручно. С другой стороны, бурно развивающаяся нефтяная и химическая промышленность на Челекене стала остро нуждаться в рабочей силе, и большинство жителей прибрежных аулов начало перекочёвывать ближе к нефтяным и химическим предприятиям. Здесь они приобрели промышленные профессии, которые дали им обеспеченную жизнь.

Оставшееся небольшое число рыбаков было передано в другие рыболовецкие колхозы района.

Ныне Челекен превратился в крупный промышленный район, и на нём вырос прекрасный город туркменских нефтяников и химиков – Челекен.

Рыбные промыслы в Кизыл-Су

Кизыл-Су, что в переводе на русский язык означает «красная вода», расположен в южной оконечности Красноводской косы в Красноводском уезде. Окаймлённая косами с севера на юг и, таким образом, защищённая от ветров и штормов, эта бухта является очень удобным местом для стоянки судов круглый год. Посёлок Кизыл-Су расположен в самой бухте. В своё время, благодаря её удобств, здесь высадилась экспедиция князя Бековича-Черкасского, где им была построена военная крепость, разрушенная впоследствии наводнением. Кизыл-Су был крупным рыболовным пунктом на всём восточном побережье Каспийского моря и по добыче рыбы занимал второе место после Гасан-Кули. Для занятия этим промыслом в Кизыл-Су естественно-природные условия были значительно благоприятнее, нежели в других, и потому здесь сосредоточены наилучшие промыслы. Объектом промысла в этом районе являлись белуга, осётр, севрюга, изредка шип – из красной рыбы; из частиковой – морской судак, сельдь, иногда лосось. Летом и осенью в бухте ловились в небольшом количестве вобла, рыбец и лещ.

Жизнь и быт рыбаков Кизыл-Су ничем не отличалась от жизни остальных жителей северо-восточного побережья Каспия.

Находившиеся в Кизыл-Су ватаги крупных рыбопромышленников Морозова, Дильдарова, Погосова извлекали огромные доходы от эксплуатации дешёвого труда рыбацкого населения. И рыбаки Кизыл-Су так же, как и их братья-туркмены других местностей писали прошения в уездные, областные канцелярии об улучшении условий труда и жизни. Но царское правительство ничем не помогало народу.

Лишь после прихода Советской власти рыбаки Кизыл-Су вздохнули легче. В тридцатые годы здесь были развёрнуты большие работы по строительству новых и расширению существующих рыбопромысловых объектов. Ныне в Кизыл-Су имеются: ремонтная техническая станция, где производится ремонт рыболовных судов, рыболовецкий колхоз «Каспий», рыбоприёмный пункт Красноводского рыбокомбината и другие рыбопромысловые объекты.

В посёлке в настоящее время живёт более двух тысяч рыбаков. Для них и их детей имеется школа, больницы, детские учреждения. С открытием судоходного канала Красноводск – Баку Кизыл-Су оказался отрезанным от суши и сейчас обслуживается только морским путём. Но это не значит, что жители изолированы от жизни на большой земле. Из города Красноводска в Кизыл-Су ходит морское пассажирское судно «Алмаз». Оно ежедневно доставляет туда пассажиров, свежие газеты, журналы, кинофильмы. Кроме этого, между Кизыл-Су и Красноводском курсируют рыболовецкие сейнеры. Они возят из посёлка рыбные продукты на Красноводский рыбкомбинат для переработки.

В Кизыл-Су немало людей, снискавших всеобщее уважение народа. В колхозе «Каспий» трудится известный ветеран рыбной промышленности Туркмении – один из уча-стников таймунного перехода Красноводск – Москва Ораз Таганов. Этот отважный рыбак более тридцати пяти лет ловит рыбу. Ныне он – капитан рыболовецкого сейнера «Кизыл-Су». Из года в год успешно справляется с государственным заданием.

Как жилось рыбакам Мангышлакского уезда до Октября

Мангышлакский уезд, располагавшийся на полуострове того же названия, был рыболовным центром северной части восточного побережья Каспия. В него входили прибрежные селения Тюб-Кара-ганской бухты и станица Николаевская, к югу от Тюб-Караганского залива – Урлюк, Аралды, Кизыл-Узен, Александр-Бай, Киндерли, Бек-Даш и другие. К северу от Тюб-Караганского залива – Сары-Таш, острова Малый Долгий, Большой Долгий, Орлов и другие.

Для рельефа Мангышлакского полуострова характерны пространные плато, впадины, чинки и участки барханных песков. В водах близ Мангышлака водятся все породы рыб, которые обитают в Каспийском море.

На побережье Каспия, южнее города Форт-Шевченко, проходит чинк. Между чинком и морем тянется неширокая прибрежная полоса, часто песчаная. Вода здесь чистая и прозрачная. На мелководье несчётными косяками жирует кефаль, сельдь. Поэтому в Мангышлакском уезде рыболовство было основным занятием его жителей.

Когда здесь начался рыбный промысел, неизвестно. Однако вполне вероятно, что он возник одновременно с развитием рыболовства в Астрахани, так как на островах, находящихся близ Мангышлакского полуострова, уже в начале XVIII века имелись поселения астраханских рыбопромышленников. Проникновение последних в Мангышлак было толчком к созданию там рыбных промыслов туркменами, киргизами и поселенцами из других губерний.

Задолго до русского влияния на эти края лов рыбы здесь вёлся самостоятельно каждым рыбаком. В конце XVIII и начале XIX веков сюда проникли русские рыбопромышленники. Они втянули рыбаков в ватаги. Ватажники снабжали их снастями и другими орудиями рыбного лова, давали задаток под ожидаемый улов, а последние за это должны были весь улов сдавать на ватаги по ценам более дешёвым, нежели существовали на рынках. На первых порах туркмен-рыболовов это устраивало, потому что не нужно было беспокоиться о рынке сбыта.

До проникновения на Мангышлак русских рыбопромышленников весь улов продавался скупщикам, приезжавшим на определённые места торга. Такими местами были Тюб-Караганская бухта и станица Николаевская. К югу от Тюб-Караганского залива – Урлек, Аралды, Кизыл-Узен, Аленсандр-Бай, Кызык, Киндерли, Суя, Бек-Даш, к северу от Тюб-Караганского залива – Тюб-Караганский мыс, остров Кулалы, Караган, Джигалтан, Сарыташ и многие другие. В крупные торговые пункты, например в Астрахань, возможности доставлять рыбные товары у них не было. Они не имели для этого соответствующих судов.

Другим дополнительным видом промысла была охота на птиц.

Горы Кара-Тау, тянущиеся вдоль плато с юга на северо-восток, и Каспийское море оказывают заметное влияние и на климат, и на развитие животного мира Мангышлака. Здесь малоснежная зима, и потому фауна очень богата различными породами птиц. Севернее города Форт-Шевченко в мелководном Мангышлакском заливе в период зимовки можно было наблюдать огромные стаи белых фламинго. Вдоль кромки воды постоянно снуют юркие кулики. Ранее здесь водилось множество уток, гусей, лебедей. Кстати, лебединый промысел организовывался довольно просто. Завидя издали стаю плавающих лебедей, охотники садились в очень лёгкие будары и, построясь в ряд или дугой, старались постепенно загнать их в какое-нибудь известное им глухое место, не имеющее протока. Затем одна партия охотников, оставаясь на лодках, заграждала птицам обратный путь, а другая, выскочив, нападала на них. Однако, загнанные в тупик, смышленные лебеди не всегда ловились этим средством: завидя охотников, они рассыпались врозь и старались уплыть от преследователей в открытое море.

Зимой мангышлакцы занимались и тюленьим промыслом. Этот промысел тоже сравнительно прост, хотя и требовал определённой сноровки и знания поведения животного. Животных били из ружей, когда они плавали на льдинах, весной – баграми на островах, когда они выходят вылёживаться. Ныне лебеди здесь встречаются редко. Бороздящие во всех направлениях моторные рыболовные и транспортные суда отпугивают их, и они теперь улетают в более глухие уголки. Однако на побережье сохранились места, где лебеди собираются на линьку. Основной же профессией мангышлакцев было рыболовство.

Но заниматься мирным трудом и торговлей с соседями свободолюбивым жителям этого побережья, как и их южным сородичам, не давали персидский шах и хивинский хан.

Сделавшие туркмен объектом своих набегов, – они не теряли надежды поработить их.

Чтобы избежать влияния Персии и Хивы, измученные преследованиями туркмены Мангышлакского побережья тоже решили прибегнуть к покровительству сильной державы – России, начавшей устанавливать в то время торговые связи с ними. В великой державе они видели надёжную экономическую опору, а в русском царе – своего покровителя. Но дать им положительный ответ на их неоднократные обращения о принятии их в русское подданство, царское правительство не решалось. Русский царь не видел в этом выгоды.

Не выдержав претеснений местной феодально-родовой знати, в 1813 году коренные жители Мангышлака туркмены-абдалы самовольно переселились в Астраханскую губернию. В 1814 году из Мангышлака в Астраханскую губернию откочёвывает другая группа туркмен, предводительствуемая старшиной Балты-Ниязом. Особенно велико было стремление перейти в подданство России среди туркменской бедноты, на которую ложилась вся тяжесть гнёта феодальных властителей.

В 1812 году в Астрахань прибыли представители крупного туркменского племени – човдуров с заявлением от двух тысяч трёхсот семей о желании принять русское подданство и переселиться в Россию. В 1813 году в Астрахань прибыла другая делегация туркмен с просьбой присоединить их к России. Особенно стремились принять подданство России неимущие слои населения. «Означенные депутаты, – говорится об этой делегации, – есть беднейшее состояние и не имеет никаких средств снискать себе пропитания».

Наконец в мае 1813 года русское правительство приказало командующему Каспийской флотилией подготовить суда для перевозки човдуров на русский берег Каспия. Пока шли эти приготовления, «означенные депутаты, – как доложил генерал Ртищев в Петербург в начале 1813 года, когда он возвратился в Астрахань, – ему объявили, что не только все туркмены того рода к переселению готовы, а что присоединились к ним ещё три тысячи шестьсот семей родов: кохдавлиева, игдырова и иогфриева, так что всех составилось пять тысяч девятьсот семей». Не имея возможности перевезти такое количество людей сразу, власти приказали Ртищеву переправить на военных судах сначала две тысячи триста семей из рода човдура; остальные три тысячи шестьсот семей из других родов предполагалось переправить позже. Оставшаяся часть човдуров в 1814 году тоже обратилась к астраханскому генерал-губернатору с просьбой переселить их в пределы русского государства.

После принятия русского подданства прибрежные туркмены Мангышлака хотя и избавились от нашествия поработителей, но жили по-прежнему в постоянной нужде.

С начала 80-х годов прошлого столетия в Мангышлакский уезд проникли астраханские рыбопромышленники. Сложившаяся на Мангышлаке, как и в других районах побережья Каспия, система взаимоотношений между рыбопромышленниками и рыбаками превратилась в открытую форму жестокой эксплуатации. По всему восточному побережью Мангышлака от Форт-Александровска до Киндерли рыбопромышленники, имея возможность нанимать рабочих со стороны и располагая соответствующими орудиями лова и судами, производили массовый лов сельди неводами. При этом они не учитывали того, что неводы разбивают сельдь косяками, и она уходит в глубь моря. Этим самым они лишали добычи бедных рыбаков, которые могли ловить сельдь только ставными сетями близ побережья.

Очень плохим был улов, например, и в 1888 году. Это сильно отразилось на материальном положении жителей станицы Николаевской, для которых рыбный промысел был единственным источником существования. Понеся большие потери во время урагана весной того года, они впали в долги, а плохой улов в 1889 году их положение ещё более ухудшил. В их порт изредка заходили купеческие суда с продовольствием и другими товарами, но покупать даже необходимое население не могло: было не на что. В 1901 году на участке Киндер ли весь берег был загромождён шалашами с чанами для соления сельди – здесь занимались ловлей неводами двадцать пять промышленников.

В 1901 году не имели совсем улова сельди по той же причине поселяне местечка Урулю-Николаевка. В их водах тоже были расставлены неводы промышленников. Жители протестовали против такого произвола, просили местные власти навести порядок в этом жизненно важном для них деле. «Лов сельдей неводами, – писали начальнику Мангышлакского уезда в своём прошении от 17 августа 1901 года жители Форт-Александровска и Киндерли, – приносит пользу только людям богатым, а мы, поселяне, народ бедный и неводами ловить не можем».

С другой стороны их притесняли жёсткие правила и условия, которые царское правительство выработало якобы с целью упорядочения лова рыбы. По этим условиям, начиная с 1874 года, каждый ловец обязан был брать билет на право лова рыбы в течение всего года. Стоимость билета зависела от класса лодки. Если лодка служила для прибрежного лова, то билет стоил пять – десять рублей. Если рыбацкая лодка могла выходить в открытое море под парусом, то рыболов должен иметь билет стоимостью двадцать пять рублей. Но и это не было пределом. Под тем или иным предлогом билет постоянно дорожал. В 1902 году его стоимость дошла до пятидесяти двух рублей пятидесяти копеек, что, несомненно, для населения было новым тяжёлым бременем. Кроме сборов на право лова, рыбаки платили другие налоги, и потому даже в лучшие годы, когда улов был более или менее хорошим, они еле сводили концы с концами.

Лов рыбы каждого вида разрешался только в определённые сроки; запрещалась ловля наживными снастями в местах, даже если иной способ лова применить было нельзя.

С 1 января 1901 года был запрещён бой тюленей (с 15 декабря по 15 февраля – лучшее время для этого вида промысла). Ранее до введения этого запрета промысловики на тюленей старались добраться до отдалённых мест, где залегал тюлень, в первых числах января, потому что промысловая путина начиналась в феврале и в начале марта. Установленный же запретный период тюленьего убоя отнимал у промысловиков целый месяц, ограничивая время боя всего двумя неделями.

С 1902 года было запрещено пользование двадцатипятиверстным участком, принадлежавшим по льготе селению Николаевскому, а ведь бесплатный лов на этом участке был единственным источником существования местных рыбаков.

Запрет лова на двадцатипятиверстном участке влёк за собой и запрет лова красной рыбы с 15 июня по 1 августа – лучшее время путины.

С 1 января 1902 года пятирублёвый билетный сбор за прибрежный лов рыбы с подчалок и бударок был заменён билетами двадцатирублёвой стоимости.

Запрещён был плавной лов, являвшийся источником существования рыбацких семей, живущих поблизости от этих вод.

Интересы рыбаков Мангышлакского уезда, промышлявших вдоль побережья Каспийского моря между Тюб-Караганским заливом и Кара-Богазским проливом, тоже коренным образом были ущемлены.

Новыми правилами в море разрешалось употреблять только ставные сети и крючковую снасть, то есть те орудия, которые неприменимы в местных условиях и потому туркменами совершенно не употреблялись. И, наоборот, все способы лова (этликами, ултами, сандовой для лова красной рыбы и волокушами для лова сельдей), применяемые туркменами испокон веков, новыми правилами были запрещены. Не имея других средств лова и не зная их, туркмены Мангышлакского уезда, промышлявшие вдоль побережья Каспия между Тюб-Караганским заливом и Кара-Богазским проливом, вынуждены были лов рыбы прекратить совершенно.

Кроме того, время запрета на лов красной рыбы, согласно новым правилам, совпадало с самыми богатыми месяцами промысла – сандовым боем на туркменском побережье, потому этот запрет тоже сильно обессилел рыболовов.

Пятирублёвый билетный сбор здесь также был заменён двадцатирублёвым. Но малочисленное и крайне бедное туркменское население Мангышлака было вынуждено бросить промысел, которым занимались и отцы, и деды, и прадеды, и потому русское правительство от реализации удорожённых двадцатирублёвых билетов дохода не имело.

Таким образом, новые правила в некоторых районах рыбный промысел фактически совершенно запрещали, а в других он так или иначе должен был быть прекращён. Эти правила были настолько непродуманными, что распространялись и на те районы, которым, с целью развития промысла, в своё время были предоставлены некоторые льготы.

Такими районами были: селение Николаевское и туркменские кочевья на Мангышлакском побережье. Так, жители Николаевского ранее производили лов рыбы английской наживной снастью. Это дешёвое и удобное по местным условиям орудие лова, получившее распространение только в конце XIX – начале XX веков, рыбакам давало хорошие уловы. Запрещение лова английской наживной снастью, конечно, сильно отразилось на интересах местных жителей.

Не видя выхода из создавшегося положения, рыбаки порой доходили до отчаяния.

В «Обзорных записках» за тот период русские чиновники не один раз писали о тяжёлом материальном положении жителей Мангышлака и, порой сочувствуя им, просили вышестоящие власти оказать бедствующему населению хоть какую-нибудь помощь. Русский царь иногда делал незначительные жесты. Чаще же он ещё более притеснял и ущемлял их интересы. Протокол совещания представителей от населения туркменского побережья Каспийского моря говорит об этом.

ПРОТОКОЛ

Собранное по приказанию Мангышлакского уездного начальника совещание из представителей населения Туркменской волости по обсуждению вопроса о тяжёлом положении ловецкого населения туркменского побережья Каспийского моря, в связи с запрещением ловли наживными снастями и угрожающей ему голодовке, пришло к следующим заключениям:

1. Запрещение ловли рыбы наживными снастями для всего ловецкого населения туркменского побережья равносильно прекращению рыбного промысла, единственно возможною для населения по местным условиям промысла и лишению населения средств к существованию.

2. В том случае, если отмена запрещения не последует или не будет дано новой отсрочки, необходимо или дать населению средства к пропитанию, или переселить его на удобные земли, где бы оно могло заниматься земледелием.

Занятие скотоводством населению недоступно по неимению скота и колодцев. Население с незапамятных времён занималось рыболовством, почему переход к другим занятиям был бы для него труден.

3. Так как ввиду запрещения ловли наживными снастями ватаговладельцы прекратили выдачу обычных ссуд хлебом, деньгами и товаром под будущий улов, население Туркменской волости и киргизы-рыболовы остаются на зиму без хлеба и необходимых продуктов.

Значительное большинство рыбачьего населения побережья не в состоянии прокормиться даже в течение месяца и вынуждено голодать.

Необходимо безотлагательно снабдить его хлебом хотя бы на пять месяцев, то есть до начала лова, если таковой будет разрешён, если же нет, то и для дальнейшего прокормления.

4. Так как вопрос о разрешении лова наживными снастями есть вопрос существования всего рыбачьего населения туркменского побережья, просим ходатайствовать о разрешении теперь же, не дожидаясь разрешения этого вопроса, послать депутацию в Петербург для принесения просьбы на Высочайшее имя, так как при представлении таковой же депутации государю императору четыре года тому назад его величество лично соизволило обещать депутатам удовлетворить их просьбу о разрешении лова наживными снастями.

Управитель Туркменской волости прапорщик Хаджа-Назаров

Старшины аулов (подписи)

Ответ пришёл быстро. 30 октября 1906 года управляющий Каспийско-Волжскими рыбными промыслами писал в канцелярию Туркестанского генерал-губернатора: «…Разрешить употребление наживной снасти никоим образом нельзя, так как она является орудием хищническим…», и далее: «По вопросу о разрешении жителям Мангышлакского и Красноводского уездов ловли рыбы в запретное время по всему побережью для собственного продовольствия совещание высказалось за необходимость не отступать от основных положений правил…»

Не удовлетворено ходатайство мангышлакцев и о выдаче пятирублёвых билетов, как «частью не имеющее особого значения».

Не один раз народ посылал своих представителей к царю. Ещё в 1887 году Хаджа-Назаров, один из влиятельных и уважаемых людей Мангышлака, и с ним аксакалы из других племён: Далмухамед Ходжатаганов, Джумагали Ахмедов, Джафар Кузбакарев и другие добились разрешения астраханского генерал-губернатора поехать в Санкт-Петербург на приём к Александру III, чтобы рассказать лично о тяжёлом положении рыбаков. Они просили русского царя помочь постоянно голодающему населению кредитом, продуктами питания, выделить орудия лова и, главное, снизить налоги. Царь сделал тогда жест. Он распорядился ассигновать незначительный долгосрочный кредит и приказал выделить для них небольшое количество рыболовных снастей. Но эта помощь была каплей в море. Народ продолжал голодать и бедствовать.

Не удивительно, что масса рыбаков находилась постоянно в долговой кабале, и многие из них в поисках лучшей жизни бросали обжитые места и перекочёвывали на новые.

Царские власти, предчувствуя недовольство народа, под видом изучения положения дел в Туркменской волости, направило представителей для обследования настроения и принятия на местах соответствующих мер. В Мангышлак с этой целью был послан есаул Ливкин. В своей записке «О нуждах рыбачьего населения Закаспийской области» от 4 марта 1906 года он признаёт, что население Мангышлакского уезда действительно «живёт бедно и не имеет никаких возможностей для улучшения своих условий жизни». В конце записки Ливкин указывал, что крайняя бедность населения требует для жителей туркменского берега Мангышлакского уезда разрешения употреблять этлики, улты, сандовы и английскую наживную снасть для лова красной рыбы и волокуши для лова сельди. Но русское правительство отменить новые правила не нашло возможным. Тогда население стало ловить рыбу с побережья для собственных нужд самовольно. Это было первым своеобразным протестом рыболовов против существовавшего строя.

Чтобы заглушить недовольство населения уезда, с одной стороны, а с другой – надеясь привлечь с целью развития рыбных промыслов русских и рыболовов других национальностей в эти места, царское правительство жителям Мангышлакского побережья снова представило некоторые незначительные льготы. Однако эти льготы народу большого облегчения не принесли.

Туркмены побережья, видя, что присоединение к России не оправдало их надежд, стали искать новые пути к улучшению своей жизни. В начале девятисотых годов аксакалы Мангышлака обратились к хивинскому хану с просьбой, чтобы он выделил для них земли, на которых можно было бы заниматься хозяйством. Хан сначала категорически отказал, но потом предложил им район на берегу Каспия – Барса-Гельмез. Мангышлакцы отказались от предложенных земель, потому что это были совершенно необжитые и бесплодные районы солончаков. Просили мангышлакцы приютить их и братьев-туркмен, проживающих в Персии – в Кумыш-Тёпе, Гергене и в Ставропольской губернии. Обращались с той же просьбой к астраханским туркменам, но безуспешно.

Прогремела разрушительная первая мировая война, а вскоре над Россией взошёл луч солнца – свершилась Великая Октябрьская социалистическая революция, освободившая народы царской России от гнёта и эксплуатации капиталистов и помещиков. Дошла эта весть и до рыбаков Мангышлака, и в марте 1919 года делегация от Мангышлакского полуострова в составе шести человек во главе с Хаджи-Назаровым приехала в город Асхабад с ходатайством к Асхабадскому революционному комитету о переселении туркмен-мангышлакцев ближе к экономическим центрам Туркмении, где они могли бы заниматься каким-либо промыслом. Революционный Совет пошёл навстречу жителям Мангышлака и переселил их в Красноводск и окрестные районы. В мае 1919 года мангышлакцы из города Шевченко прибыли со специально выделенным для этой цели пароходом. Часть их обосновалась в самом городе, а часть – в посёлке Джебел Красноводского района.

Ныне большинство переселенцев работает на заводах, нефтепромыслах, в колхозах и совхозах, на железнодорожном транспорте в городах Красноводске, Небит-Даге, Ашхабаде и в других районах Туркменской ССР. Часть же, около ста пятидесяти хозяйств, осела на станции Джебел и до сих пор живёт там. Там же остался со своей семьёй и сын мангышлакского рыбака Айтаков Недирбай – первый председатель Президиума ЦИК ТССР и СССР.

Ныне Мангышлак не называют мёртвым краем. Здесь геологи нашли нефть, и полуостров превращается в край индустрии. Его жители уже больше не бедствуют. Те, кто занимается рыболовством, объединены в колхозы, оснащённые современными орудиями лова и транспортом. На берегу Каспийского моря вырос прекрасный современный социалистический город Шевченко, с широкими улицами, благоустроенными домами, большой сетью школ, больниц и детских учреждений.

Это и есть великое счастье, рождённое Великим Октябрём.