Текст книги "ПРЕВЕД победителю"

Автор книги: Анна Козлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

4

«Я трахал ее всего восемь раз в жизни,» – подумал Кульберг за завтраком. Его жена, похожая на маленького безрадостного аиста пила зеленый чай.

Кульберг нервно воспроизводил в памяти последнюю встречу с Анжелой, у него дома. Жена уезжала на выходные к матери, в Старицу.

Они встретились у метро, утром. В 11:30. Анжелка зачесала волосы назад и выглядела по-новому – юной и беззащитной.

– Еле вырвалась, привет, – бросила она, целуя Колю в щеку, – веди.

Дома у Коли Анжела попросила пить. Он принес ей стакан томатного сока. Она выпила залпом, сходила в ванную, вернулась в одних трусах.

Кульберг быстро разделся и, отодвинув ее трусы в сторону, стал лизать, погружаясь в нее языком. Она пахла ландышевым мылом, которое лежало в ванной.

Когда он лизал быстрее, она всхрапывала, как сильная молодая лошадь. Что-то шептала, перекатывалась головой по подушке. Кончала Анжела всегда как-то внезапно, сжимая его голову напряженными ляжками, и Кульберг ложился на нее, обхватывал ладонями ее безумное в такие моменты лицо, и бился в ней, пока не кончал сам. С ней это у него быстро получалось.

– А я так не хочу умирать, – вдруг сказала Анжела, словно бы продолжая давно начатый разговор.

Кульберг все еще лежал на ней, сладостно опадая.

– Почему? – спросил он.

– Мне страшно это представить – ничего. Лучше бы, как у индусов, переродиться. Хочу быть зверем, тигром или львом, а ты?

– Я в это не верю, – сказал Кульберг.

– Ну и дурак, – Анжела поцеловала его в подбородок.

Кульберг подумал о предстоящей, сегодняшней их встрече. Придется трахаться стоя, в ресторанном сортире. Ему бы это и в голову не пришло, но Анжела спокойно проделывала такие вещи. Из восьми раз пять случились в заведениях общепита, еще два раза – у Кульберга дома и один – у Анжелиной распущенной подруги, Даши.

Тогда Анжела еще раз попросила соку. Они пили, соприкасаясь плечами, из одного стакана. Коля снова наполнялся желанием, целовал ее ухо, посасывал теплую золотую сережку. Потом они спали, он чувствовал, что влюбился, горячо и больно, как будто упал и разбил коленки. Анжела ушла в 17:00, ландышевое мыло еще два дня напоминало о ней. Потом ощущения стерлись, с этим ничего не поделаешь.

Кульберг приоделся: коричневая шелковая рубашка с отливом, кашемировая желтая безрукавка, джинсы и двухцветные желто-коричневые ботинки. День был холодноватый. Жена неодобрительно следила за Колей. Она была из простой семьи, до поступления на журфак МГУ жила с матерью и отчимом в деревянной избушке под Тверью. Измены мужа своей жене представлялись в ее среде чем-то настолько естественным и само собой разумеющимся, о чем и говорить не стоит. Она не была полностью уверена, что Кульберг изменяет, потому и не подозревала, просто ей не нравилось, когда он наряжался, как клоун.

Ей необходимо было сказать ему нечто очень для них обоих важное.

– Коль, а Коль, – она настигла мужа в прихожей, где он, выпятив подбородок, рассматривал в зеркале результаты бритья.

– А, – сказал он, не глядя на нее.

– А ты куда?

– На работу, – коротко ответил Кульберг.

– Так поздно?

– Сегодня круглый стол с писателями.

– Ясненько. – жена завертелась вокруг Коли, как ужаленная под хвост собачонка. – Мне надо с тобой поговорить, Коль.

– О чем?

Она растерялась:

– Ну, о будущем.

– Давай, потом. Я побежал.

Дверь у них закрывалась автоматически. С глухим, равнодушным щелчком.

5

Осторожно ступая, неся голову, как каменный сосуд с болью, Анжела приковыляла в ванную. В аптечке отыскала анальгин и выпила две таблетки. Лицо было непотребно опухшим, руки подрагивали. Анжела включила воду и принялась оттирать с руки надпись: «18:00 Плакат».

Она попыталась позавтракать, но ее вырвало.

Постанывая, Анжела вернулась в постель. В спальне парил нестерпимый дух перегара, она со злостью распахнула окно.

– Ты чего это, а? – спросил муж, появляясь в дверях.

– Не знаю, – прошептала она.

– Давай, опохмелись, моя булочка, – он исчез и вернулся с двумя стаканами и бутылкой французского вина.

– А ты? – удивилась Анжела. – Ты не идешь на работу?

– Нет, сегодня решил побыть с тобой.

– Мне вечером надо уйти… На круглый стол.

Муж неопределенно пожал плечами.

Ловко орудуя штопором, откупорил бутылку, разлил вино по стаканам.

– За нас.

– За нас, – повторила Анжела.

Муж редко пьянел, пил обычно запоем. По неделе, по две. Размеренно, с утра начинал вливать в себя спирт, куда-то пьяно уходил, возвращался, спал, опять пил. В эти периоды Анжела старалась поменьше бывать дома, а спальню запирала на ключ. Он ломился, угрожал ей, упрашивал, но, в конечном счете, уходил спать на диван в гостиную.

Она в два глотка выпила вино. Тело приятно потеплело, головная боль улетучилась, даже мысли как-то прояснились.

– Это, что, опять начинается? – строго поинтересовалась Анжела у мужа.

– Что начинается? – он якобы не понял вопрос.

– Ну, понятно. Черт с тобой, делай, как знаешь.

Муж, ухмыльнувшись, скоренько подлил ей еще.

«Только не трахаться, – в отчаянии подумала Анжела, – я этого не вынесу».

Они опустошили бутылку, вяло переругиваясь.

– Пойдем в душ? – предложил муж.

Это означало, что Анжела будет мастурбировать под струей воды, а он наблюдать.

«Черт с тобой, – снова подумала Анжела, – может отвяжешься…»

Когда-то она очень любила мужа, ей льстила его необузданность, напор, даже некоторая сексуальная жестокость, но теперь все эти пустые понятия отпали, обнажив банальную грубость и эгоизм. Он никогда не целовал Анжелу в губы, не ласкал языком ее соски, максимум на что он решался – просунуть руку ей в трусы и шершавыми сухими пальцами помять клитор.

Всеми вышеперечисленными удовольствиями щедро одаривал Коля Кульберг.

«Значит, я не люблю мужа, а люблю Колю!» – решила Анжела, устраиваясь в ванной. «Ведь любовь – это и есть секс» – завершила она свою мысль. Дело принимало вполне привычный для Анжелы оборот: в ее романах героини всю первую часть изнемогали под гнетом нелюбимого тирана, отвлекаясь лишь на пьянку и наркоту, а всю вторую часть изнемогали в постели с обожаемым «простым парнем» – без денег, без особых талантов, в жизни у таких обычно имеется семья.

Муж излился Анжеле в лицо. Это выглядело подавляюще, но Анжела успокоила себя тем, что сперма очень полезна для кожи. «И маску не надо делать!» – оптимистично подумала она.

Он ушел. Послышался звон стаканов – муж лез в бар.

Анжела с достоинством смыла сперму, вытянула волосы «утюжком» и накрасилась. Было всего три часа, но находиться дома она больше не могла. Джинсы, сандалии, водолазка и черный кожаный пиджачок «Thiery Mugler» – купила мама, но ей он оказался мал.

– Я пошла! – крикнула она от двери и быстро закрыла ее за собой.

Сидеть три часа в кафе Анжеле не хотелось. Логичнее было бы навестить Дашу, благо та жила в доме напротив.

Даша, как в сказке, обнаружилась дома, мужик ее работал. Анжела перешла на четную сторону Кутузовского и нырнула в магазин с идиотским названием «Ежик». Она купила бутылку вина, сырную нарезку и торт.

С Дашей Анжела дружила со школы, они сидели за одной партой, одинаково причесывались, вдвоем впервые напились и даже трахнулись с парнями одним и тем же летом между восьмым и девятым классом.

После школы Анжела поступила на филфак, а Даша провалила экзамены в Первый МЕД. Пришлось нести документы в 13-е медучилище на Пироговку, в народе почему-то прозванное Му-му.

Уже два года Даша работала детским массажистом и вроде бы неплохо зарабатывала. Три дня в неделю с 9 до 14:00 она сидела в районной поликлинике, а остальное время разъезжала по богатым хачовским семьям, где дети никогда не переводились. У Даши был симпатичный, купленный в кредит пежо.

Она и впрямь, как в преувеличенных красках отметила Анжела, похудела на сельдерее, но зачем-то сразу залпом съела два куска торта.

– В жопу все, – прокомментировала Даша, – одна радость в жизни осталась – жратва.

Анжела, безвольная с похмелья, жадно глотала крем.

– Сегодня с Колей встречаюсь, – поделилась Анжела, опуская подробности круглого стола молодых авторов.

– Ну, и на хрен тебе? – поинтересовалась Даша, отхлебывая вино.

– Кажется, я в него влюбилась! – сладостно хихикнула Анжела.

– А муж?

– В запое.

– Тогда у тебя – уважительная причина.

Сама Даша жила с реаниматологом Женей. По выходным он жарил ведра восхитительных нежных беляшей. Больше сказать о нем было нечего, потому что в присутствии Анжелы реаниматолог всегда молчал. Также у Даши в доме присутствовала жирная коричневая кошка, по кличке Шуба, которая все время вопила и каталась по полу, требуя кота.

– Трахаться будете? – по-деловому спросила Даша, отпихивая кошку ногой.

Даша не раз в этих целях предоставляла подруге свое жилье.

– Да, – ответила Анжела, – в туалете, наверное, придется.

– Если что, заваливайтесь, Женек сегодня в ночную дежурит, – пригласила Даша.

Без пяти шесть Анжела вошла в здание, где на чердачном этаже гнездился журнал «Плакат».

У лифта она наткнулась на Олега Свечкина, мрачно вперившегося в неподвижные серебристые двери лифта.

– Привет, Олег! – сказала Анжела.

Она пребывала под приятным винным хмельком, и, казалось, ничто не может испоганить ей настроение.

– Привет, – отозвался Свечкин.

– Как жизнь?

– Херово, – ответил Свечкин, – настолько херово, что если мне предложат бутылку водки за убийство, я мигом убью.

– Вот как? – Анжеле очень захотелось, чтобы лифт поскорее приехал. – Там, наверное, будет выпивка, и убивать никого не придется.

По ходу круглого стола всем приглашенным авторам стало ясно, что Анжела спит с Кульбергом. В сущности, вопросы он задавал только ей. Она двусмысленно улыбалась, пила вино и задерживалась длинным взглядом на Колиной ширинке. Остальным, скорее всего, было просто скучно. Под конец, окончательно распустившись, Кульберг закурил и сидел, подмигивая Анжеле, выпуская в лица молодых писателей ментоловый дым.

Улизнув из «Плаката», как им казалось, незаметно, хотя все прекрасно все поняли, Анжела с Кульбергом направились в японский ресторан.

– Ты потрясающе выглядишь, – сказал Коля, сжимая Анжелино запястье.

– Я тебя так люблю! – ответила она, улыбаясь.

Вино окрасило ей зубы, но Кульбергу было все равно.

– Я тебя люблю, – повторил он.

– Хочешь, я с мужем разведусь? – удивила Анжела.

– Да, – сказал Кульберг.

Потом были бешеные хмельные толчки в японском туалете. Расплатившись, они вышли в темноту, и, купив у метро по коктейлю, медленно пошли по главной московской улице. Расстались у метро «Охотный ряд», Анжела плохо держалась на ногах и поймала машину.

Коля Кульберг поехал до станции «Университет», глупо улыбаясь. Около дома купил шоколад с орехами. Жена смотрела передачу «К барьеру!» – самый конец.

– Ты хотела поговорить о будущем, – начал Кульберг, почему-то заикаясь и не чувствуя ни малейшего раскаяния перед женой.

– Да, Коль, – сказала она с блаженной улыбкой, – сегодня все подтвердилось, я жду малыша.

6

Мила Свечкина так и не оправилась после вторых родов. Правда, об эффекте, который производит ее тело, запахнутое в короткий фланелевый халатик (еще покойной мамы), она не задумывалась.

– Знаешь, Свечкин, – сказала Мила за завтраком, – пойду-ка я на режиссерские курсы.

Свечкин поднял лицо от гречки и тускло посмотрел на жену.

– Да, я все уже рассчитала, это будет стоить половину денег, которые присылает Рекс. В первый месяц и в последний. Учеба длится полтора года…

– Заткнись ты, коза! – вдруг грубо оборвал Свечкин. – Какие, на хуй, курсы тебе, дура! Старуха!..

Ошарашенная Мила несколько секунд оставалась за столом, а потом, подхватив захныкавшую Маринку, убежала.

Мила была на десять лет старше Свечкина. Теперь, когда его природный жестокий цинизм настоялся до нужного градуса в дубовой бочке нищеты и лишений, он понял, что с Милкой пора завязывать.

Приехав в Москву из жуткого пьяно-морозного Абакана, Свечкин ухватился за нее – пускай с ребенком, но зато со своей квартирой – не век же Свечкину ютиться в литинститутовской общаге. Возможно, на какое-то время он даже увлекся Милой, но со временем ее оптимизм, переходящий в дебилизм, начал Олега Свечкина угнетать.

Сам-то он полагал, что ничего хорошего, как, впрочем, и плохого в этом мире нет, да и сами люди – не хорошие, не плохие, а просто куски мяса. Наслаждение и боль – вот и все, что нам дается жизнью. Главная же несправедливость заключена в том, что две эти вещи распределены среди людей крайне неравномерно. У Свечкина, к примеру, только тоска и мучения, у других же – секс, хороший алкоголь, машины, деньги.

Полгода назад Мила снова залетела и радостно сообщила Свечкину, что будет рожать. Он запретил. Ругался, даже ударил ее пару раз. Представляя, что вскоре опять предстоит бессонный год, мерзкий надрывный ор, ранние подъемы в поликлинику, пеленки в говне и моче – Свечкин скрежетал зубами.

Жена сделала аборт (еще двести долларов), но с тех пор что-то у них разладилось. Свечкин часто ловил на себе ее укоряющие взгляды. Она, конечно, считала его извергом и человеконенавистником, да он и был таким.

Пока она ныла в маленькой комнате, Свечкин доел омерзительный завтрак, запил стаканом кипяченой воды. Осталась всего одна пачка сигарет, зарплата – в конце недели. Разозлившись, он все же вскрыл мягкую, с голубым кружком «Яву», пошел покурить на лестницу.

Дым отдавал чем-то сладким, нижние зубы сводило.

«Я не хочу так жить, не хочу курить это дерьмо, – думал Свечкин, – почему же всю жизнь одно и то же?.. Да, я мало работаю, но я много пишу, я отлично пишу, да и не показатель это вовсе! Что, все люди, которые хорошо живут, работают? Да ни хрена! Может, Анжелка работает? Или Кульберг? Откуда, интересно, у Кульберга денежки, чтобы вести эту суку в ресторан? В ресторан он ее повел, мудила. Да она и так бы дала, после двух стаканов…»

У Свечкина вдруг возникла неожиданная мысль пригрозить Анжелке обнародованием ее связи с Кульбергом перед мужем. Пошантажировать.

Что для нее тысяча баксов? Она туфли себе дороже покупает! А Свечкину эти средства откроют новые перспективы.

Посасывая сплющенный окурок, он размечтался, как снимет недорогую комнатку сразу на несколько месяцев, может, на полгода. Зарплаты ему одному вполне хватит, можно будет даже купить новую одежду, а то он ходит в одних штанах по три года. О ботинках и вспоминать не хочется.

Дверь Свечкинской квартиры приоткрылась, выпустив лицо жены с опухшими глазами и надутой губой:

– Тебя к телефону, – процедила она.

Олег Свечкин затоптал бычок тапком и пошел домой.

В трубке зазвучал взволнованный голос Анжелы.

«Сама пришла, – довольно подумал Свечкин, – сука».

– Олег? – говорила Анжела. – Олег, мне надо с тобой поговорить. Помнишь, ты вчера сказал… ну, что, тебе очень нужны деньги, и ты готов… как бы… на все?

Сердце Свечкина гулко забилось об ребра.

– Да, – произнес он.

– У меня, вернее… Есть одно предложение, встретимся?

– Где? – спросил Свечкин.

– На Киевском вокзале, под птицами, через два часа.

– Приеду. – Свечкин тихо опустил трубку на рычаг.

7

Адвокатом оказалась рыжая девчонка лет двадцати пяти, в твидовой брючной паре. Ее лицо было густо, как будто грязью, забрызгано крупными коричневыми веснушками. Ольгу Юрьевну всю передергивало от этой идиотки – надо же, как может не повезти! Мало того, что морда, как обкаканный памперс, так еще и работенка досталась – таскаться по жаре в твиде.

Сама она вольготно раскинулась под кондиционером в собственной гостиной. Из коридора доносился мерный гул пылесоса – орудовала домработница.

– Ваш муж, Ольга Юрьевна, – трендела адвокатишка, – предлагает разделить имущество полюбовно, без суда…

– Без суда, говоришь? – Ольга Юрьевна надменно взглянула на девушку. – Это все эти бумажки ты мне притащила, чтобы, значит, без суда? Может, еще и подпись поставить? А? Знаешь, что муж сделал с Жасмин из-за таких бумажек?

Девушка вздохнула.

– Здесь опись совместно нажитого имущества…

– Ну, ну.

– Квартиру муж оставляет вам, отказывается от имущественных прав на нее и выписывается…

– А дача?! – заорала Ольга Юрьевна. – Мой коттедж!

Адвокатша перелистнула несколько страниц:

– В отношении дачи Алексей Иванович предлагает вам соглашение… Вы и ваша общая дочь можете находиться там три месяца в году, заранее с ним условившись…

Ольга Юрьевна разбушевалась. Она крыла матом мужа, адвокатскую контору, где работала рыжая, российские законы и все требовала подытожить долг мужа перед ней – в расчете из двенадцати тысяч долларов в месяц.

– Дочь ваша давно достигла совершеннолетнего возраста, следовательно никаких алиментных выплат закон в вашем случае не предусматривает. – перекрывая матерщину, закончила девушка.

Когда она выходила из комнаты, клиентка запустила ей в спину тапком. Тапок больно ударил между лопаток. Но девушка не обиделась – бракоразводный процесс, еще и не такое бывает.

Сбывались худшие опасения Ольги Юрьевны. Муж, ставший в одночасье ненавистным до судорог, оставлял ей квартиру. Больше – ничего. Водить машину она не умела, торчать, как выразилась эта пизда, три месяца на даче, интеллигентно обходя пожитки его новой шлюхи, она не собиралась. Можно, конечно, смириться, жить на проценты с банковского счета, кое-что продать, но Ольгой Юрьевной овладело неистовое желание отомстить.

«Как он смеет так со мной обращаться?!» – шептала она в льющиеся струи воды (чтобы не позориться перед домработницей, рыдать она ушла в ванную) – «Какой ублюдок! Какой мудак!»

Вдоволь нарыдавшись, Ольга Юрьевна выбралась из ванной, откупорила бутылочку «Апсны» и отпустила домработницу.

Подумав, пригласила на совет Галку. Потом позвонила Анжеле.

– Все гораздо хуже, чем я предполагала, – произнесла она трагическим шепотом, – он не остановится ни перед чем, он пойдет по нашим трупам.

– Куда? – спросила Анжела.

Ольга Юрьевна молчала.

– Мам, может, мне приехать?

Вскоре они втроем скорбно окружили обеденный стол на кухне Ольги Юрьевны. На столе стояла миска фруктового салата.

– Я пить не буду, – испуганно предупредила Анжела.

Ольга Юрьевна с некоторым презрением заварила ей каркадэ.

Галка была, в сущности, неотличима от своих сестры и племянницы. Аналогичная фигура, задок сердечком и блондинистое каре. Лицо выглядело даже несколько более худым, чем у Ольги Юрьевны, поскольку задних зубов у Галки не было, а вставлять она патологически боялась из-за аллергии на новокаин.

Эта аллергия десяток лет назад сыграла с Анжелиной тетей злую и неприличную шутку: в поезде или каком-то еще малопочтенном месте Галка повстречала откинувшегося уголовника, которого незамедлительно пригласила домой (благо была разведена и бездетна).

Дабы поразить новую знакомую своей приапической мощью уголовник сделал тайно, в туалете укол новокаина в член.

Через полчаса Галка стала задыхаться, еще через пять минут потеряла сознание. По логике жизни пареньку следовало бы обворовать ее и исчезнуть, но он благородно вызвал скорую. Их роман длился целый год – историю с новокаином Галка с некоторой даже гордостью потом рассказывала Анжеле по телефону.

Сестры бодро разлили «Апсны».

– Ой, не знаю, Оль, – сказала Галка, – влипнешь ты с этим киллером по самое не могу. Начнет потом деньги тянуть, братву натравит, – роман с криминальным новокаинщиком позволял Галке рассуждать о «братве» по-свойски.

– Он мне карточку заблокировал, мам, – пожаловалась Анжела, – я позвонила, а он говорит: «Тебе сколько лет?».

– А ты? – оживилась мама.

– Трубку повесила.

– Во урод! – всплеснула руками Галка.

– Да быть такого не может! – взорвалась после секундного молчания Ольга Юрьевна. – У нас не такая страна, как Америка! У нас за бутылку водки убивают, миллионы сидят, а ты говоришь, я не могу заказать какого-то козла!

При упоминании бутылки водки у Анжелы словно бы щелкнуло в мозгах.

– Есть один парень! – радостно крикнула она.

На нее мгновенно уставились две пары одинаковых злобненьких глаз.

– Кто? – спросила мама.

– Свечкин, писатель, да, по правде сказать, какой он, на хрен, писатель, так – дерьмо. В нищете, с психичкой-женой, он на все готов.

– А он в ментуру не побежит, если ты ему… ну, это, предложишь? – опасливо спросила Галка.

– Сто процентов – нет.

Анжела вышла в коридор и соединилась с Олегом Свечкиным. Договорившись о встрече, постояло немного у картины, изображавшей приукрашенную Ольгу Юрьевну с таксочкой на коленях.

Набрала Кульберга.

– Привет, Анжела, – грустно отозвался Коля.

– Как дела? – у Анжелы сладко сдавило низ живота.

Кульберг молчал.

– Что-то случилось? – беспокойно допытывалась Анжела.

– Она беременна, – ответил Кульберг.

– Твоя жена, да?

– Да, дружок, беременна.

– И… что мы будем делать?

Кульберг тяжело, с присвистом вздохнул:

– Что-нибудь придумаем.

– Придумаем? – Анжела вдруг взбесилась. – Интересно, что же? Будем, наверное, ебаться теперь в подъездах?

Кульберг потерянно сопел в трубку.

– Жизнь одна, Колечка! – визжала Анжела, полностью забыв о конспирации, маме и Галке, сидящих на кухне. – Что из того, что твоя ебаная жена беременна? Разве это повод делать меня несчастной?! Мало ли детей растут без отцов? Может, она вообще все врет, может, она догадалась про нас с тобой?

– Я не знаю, Анжела, – бубнил Кульберг, – не волнуйся так, дружок, я тебя очень, очень люблю…

– Любишь – разводись! – вскрикнула Анжела. – И не звони мне больше никогда, сволочь, чтоб ты сдох!

Отключившись, она жалобно, словно наступила на гвоздь, завыла.

Прибежала мама, обняла, увлекла на кухню.

– Ты, что, Анжела? – бормотала мама, шокированно рассматривая Анжелино лицо. – У тебя есть любовник? Женатый?

Галка подвинула вино.

– Ублюдок, сукин сын! Он просто, просто попользовался!.. – всхлипывала Анжела. – Что мне делать, что мне делать? Может, его тоже убить? – истерично захохотала.