Текст книги "Шоколадный папа"
Автор книги: Анна Йоргенсдоттер
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
В ожидании покоя
Андреа выписана, она в своей солнечной кухне с бумагой-ручкойи красками на столе. Обнаружила, что «Имован» высвобождает творческую энергию. Вот она и глотает его, высвобождая эту самую энергию и украдкой наслаждаясь собственным обществом.
Марлон на коленях у Андреа. Она пишет: « Если углубиться во что-нибудь, углубиться насколько возможно в нечто, не имеющее отношения к реальности, то остальное – то, что, возможно, более реально, то, что причиняет боль и вызывает слезы, – оно исчезает, вытесняется. В этом и есть смысл углубления, если это не углубление в самого себя».
Обжираться – это такой проект. И главное достоинство этого проекта – то, что ты не выбираешь его самостоятельно, что это скорее зов, которому ты не в силах противиться. Не совсем миссия, потому что результат, если смотреть со стороны, – это испорченные зубы, ссадины в глотке и пошатнувшийся бюджет. Но внутри – очищение, освобождение. По крайней мере во время. Но не после. Впрочем, такова природа вещей, от которых вставляет и накрывает. Как только проходит опьянение, наступает опустошение, но ты знаешь, что надо просто проделать все сначала – а потом еще и еще раз. « И наполниться, чтобы затем очистить себя собственными руками, – это дает ощущение власти».
Андреа покусывает ручку. Смотрит на стены, которым она даровала этот желтый цвет. Марлон мурлычет у нее на коленях. У нее есть он, есть Янна, Каролина и еще ее проект. У нее есть «Имован», «Золофт» и «Собрил» (последний по необходимости, но ведь понятие необходимости растяжимо, и таких мгновений становится все больше, необходимость все сильнее). У Андреа есть пиво, вино и водка. Множество различных способов наполнить себя без посторонней помощи – она почти счастлива. Например, Каспера Андреа запросто ликвидирует с помощью трех шоколадок, трех эскимо и, конечно же, неизбежной вальсирующей пары на обертке из фольги, которую она безжалостно срывает. Проглатывает содержимое, выпивает три стакана воды, затем три пальца в глотку – глубоко, глубже, глубже.
Это совсем не больно. Это наименее болезненное из всех занятий. Стоять в очереди перед кассой – хуже. Дело не в деньгах – она же ничего не покупает, кроме сладостей и вина (и еще супа в пакетике, цельнозернового хлеба, кофе и кошачьего корма). Нет, дело во взглядах, которые, как ей кажется, направлены в ее сторону. Дело не в том, что она чувствует себя вором, отправляя упаковки в корзину, а потом вынимая, чтобы затем снова положить в корзину. Нет, дело не в этом воровском чувстве – ведь от него тоже слегка вставляет. Дело в том, что они, возможно, знают, что она собирается делать. Они видят продукты, которые Андреа так тщательно выбирает, потом видят ее лицо, и она готова услышать: «Постой, эй ты, тебе нельзя!» Иногда ей и в самом деле хочется, чтобы кто-нибудь произнес эти слова.
Однажды Анита застала Андреа в палате, когда та пыталась… раскрасить мгновение. Бессмысленно было притворяться, что ее нет. Андреа сидела по-турецки, раскачиваясь всем телом, и в этом было что-то экстатическоеи, может быть, даже эротическое. Пришлось признать свое существование и отпереть дверь. Наворованное – под кроватью, сердце – па-бам, па-бам. Анита вытащила улики и обняла Андреа: «Пожалуйста, не делай с собой такого!» А потом они пошли играть в карты. Не притворяясь, будто ничего не произошло, но зная, что все должно быть как прежде, как всегда.
Впрочем, эти тетки, конечно же, ничего не понимают. Они приветливо улыбаются, и потеет Андреа совершенно напрасно. Они благодарят, когда она расплачивается: еще бы, продать Андреа столько дерьма! Такая прекрасная покупательница! Она испытывает и злость, и облегчение: можно просто идти, вернее, бежать с пакетом в руках, затем запереть за собой дверь – и с наслаждением впиться зубами в это жирное, сладкое, липкое.
Иногда Андреа мешает телефонный звонок. Это почти всегда Янна или Каролина, которые знают, что происходит, но не осуждают и не расстраиваются. Они все понимают – особенно Каролина, которая занимается тем же самым. Янна не одобряет их занятий, как и большинство людей, не имеющих представления о благодатном чувстве освобождения, но осознает ценность результата. Янна принимает еще больше таблеток, чем Андреа, и понимает, что это делается не просто так, а потому что надо, потому что… потому что…
– Янна, почему все так выходит, почему мы это делаем?
– Чтобы не просто держаться на плаву, а чувствовать, что мы есть, что у нас своя собственная жизнь.
Вот именно. Именно так. Но на этот раз звонила не Янна. Спустив воду и сполоснув рот освежителем, Андреа слушает запись на автоответчике:
– Привет, Андреа, это Каспер. Я просто хотел узнать… ну, может, встретимся, выпьем кофе? Позвони мне или я позвоню позже. Всего тебе самого-самого. Пока.
Каспер. Андреа поджимает губы: у него же есть девушка, стоит ли валять дурака и звонить этой невосприимчивойАндреа? У нее – жизненно важный проект и ни минутки времени для влюбленного в другую Каспера, а тем более для симпатизирующего ей Каспера (хотя такое предположение еще нелепее, чем сам звонок). Дрожь в коленках никого не красит, ее следовало бы запретить! Даешь спокойствие и уверенность!
Андреа принимает таблетку «Имована» и ждет Покоя и Уверенности. Позвонить или подождать? Она не выносит людей, которые чего-то от нее хотят, у которых в голосе звучит эта особая интимность. Исключение составляет Янна. Но у Янны голос нисколько не дрожит: они слишком хорошо знают друг друга, чтобы так кривляться. Настоящиесумасшедшие не трясутся друг перед другом. Они дрожат лишь внутри, чтобы никто не видел, чтобы никто их не трогал и не мешал воплощать в жизнь свои проекты.
Таблетка действует, Андреа погружается в мягкое спокойствие, в голове у нее – Касперов звонок.
Вскоре они решают встретиться тем же вечером и выпить по пиву. «Или по два», – тут же радостно добавляет Каспер. Так можно говорить до бесконечности. Или по три, или по две тысячи. Ха-ха-ха. Андреа прерывает разговор, сообщая, что ей нужно поесть. В последнее время такие слова производили впечатление на собеседников: ух ты, Андреа наконец-то начала есть. Они так невыносимо глупо радуются. Поэтому так хорошо, что в супе из пакетика, который Андреа скоро сварит, всего девяносто калорий. Без хлеба, ведь вскоре ей предстоит выпить по меньшей мере три кружки пива, причем относительно быстро, чтобы стать нормальным собеседником.
* * *
Спустя три часа она снова дома, в одиноком одиночестве своей квартиры. Но Марлон! Его мурлыканье! Она дает ему еду, он дарит ей поцелуи. Андреа принесла с собой шоколад и мороженое («М-м-м-марабу» и «М-м-м-магнум»). Она принесла с собой исцеленное лицо Каспера и любовь его маленьких коварных глаз. Любовь к не-Андреа. Осень уже начала опадать, и Андреа знает, что была скорее всего «слишком болтливой», «слишком рассеянной» и, возможно, «неискренней», но какое это имеет значение для того, кто до краев полон невообразимой страстью? Тошнотворная Ребекка, которая сейчас в отъезде, – иначе Касперу, разумеется, ни за что не пришло бы в голову тратить время на Андреа.
Он показывал Андреа фотографии этого Чуда (у нее и волосы, как у Ребекки Тернквист!), он так безумноскучает по ней, он пил и краснел (не покрываясь пятнами, а весьма симпатично), и улыбался, снова заказывая пиво. Они улыбались наперегонки, ведь у Андреа теперь тоже невероятно слаженная жизнь, в какой-то мере гораздо интереснее, чем прежде, но в какой мере, она рассказать не изволила. «Хорошо выглядишь», – сказал он, и она сразу поняла, что он имеет в виду: всю эту ее броню из Килограммов. Что может быть привлекательнее ширины, тяжести и неповоротливости! А впрочем, пиво гонит прочь такие настроения.
Почему же упрямый Каспер не желает покинуть ее жизнь и закрыть за собой дверь?
Андреа хочется хлопнуть этой дверью и прищемить ему ногу – так, чтобы пришлось накладывать гипс, но вместо этого она сидит с ним как дурочка и болтает о том, как все мило, о том, что мрак понемногу рассеивается, о чудодейственных таблетках, о Марлоне – как он обворожителен, ах, если бы он только был ее парнем! Красивый и здоровый парень, в которого можно понарошку влюбиться и носить с собой в бумажнике.
Она принимается за свое любимое занятие, единственное важное дело. С наслаждением есть, потом еще, потом пальцы в рот. Это просто, но тут требуются определенное изящество, ловкость рук и предельная внимательность. Это, Янна, Каролина и Марлон – вот и все, что нужно Андреа. И попрощавшись с Каспером, Андреа понимает, что никакого следующего раза, о котором он говорил, не будет, потому что к следующему разу она станет другим человеком, более настоящим. Она будет хотеть чего-то другого, а не Каспера с его жалким притворным счастьем и невыносимой любовью, ей не нужен будет собственный невыносимый смех и жалкие фальшивые пожелания всего наилучшего. Как здорово, что тебе теперь так хорошо! Да, она эгоистка, ну и что? По какому праву он влезает со своим приторным счастьем в ее несчастье, машет у нее перед носом фотографиями Изумительного Союза, когда Андреа в полной изоляции? Это жестоко, Каспер, это просто свинство! Все распухает, растет, течет через край, нужно контролировать, чтобы по крайней мере не было видно и слышно, чтобы никого не беспокоить. Какой еще эгоизм? Я просто не хочу любить тебя.
Пальцы ошибаются, по Фрейду; чертовы бабочки
(осень 1994)
Воздушные шары. Янна и Каролина надувают, а Андреа, которой не хватает воздуха в легких, натирает их о выкрашенные хной волосы и подбрасывает к потолку, чтобы шары прилипали к нему цветным ковром. ЦВЕТА. По комнате летают пробки от игристого вина – кругом бурлит жизнь!
У Янны день рождения. Андреа глотает «Имован» и запивает шампанским, и мир кажется таким совершенным. Янна живет у Андреа и спит на матрасе. БЛИЗОСТЬ. Янна – эльф, а Андреа – Сказочная Принцесса. На сегодня маленькое хрупкое тело Янны избавлено от вечного мрака. Каролина не прикасается к сырным палочкам и чипсам, но для нее есть овощи – их можно макать в низкокалорийные соусы. Марлон спрятался в платяном шкафу: не узнает сверкающую, смеющуюся Андреа. Ему не нравятся воздушные шары и люди.
Как только круглая беленькая начинает действовать, Андреа достает записную книжку. Палец легко бежит по страницам в поисках нужного номера, друга из прошлого, по которому Андреа скучает. Прямо над именем Каспера в красной телефонной книжке. Гудки в трубке: один, два, три…
– Каспер.
Чертовы пальцы: ошибка по Фрейду! Что теперь делать? Изменить голос, притвориться, что ошиблась номером. Но там же голос Каспера, САМЫЙ КРАСИВЫЙ, а таблетка исцеляет и ласкает…
– Привет, это Андреа.
– Ой, привет! – Голос вроде бы радостный. – Как дела?
Словно открытая дверь. «Входи, входи! – слышится ей. – Добро пожаловать!»
– Отлично. – И это правда. Андреа – будто пушечное ядро, самый красный и быстрый в мире шар. Не хочет никого ранить, просто летит к далекой цели. – У Янны сегодня день рождения, мы устроили маленькую вечеринку, и… было бы очень здорово, если бы ты пришел.
«Кто это?» На заднем плане – недовольная Ребекка, но Андреа чувствует превосходство. Ее радость побеждает. Каспер ничего не отвечает. Повисает молчание.
– Не знаю, – нарушает тишину тихий голос, – очень хотелось бы встретиться с тобой, но… – Последние слова шепотом: – Только, пожалуйста, не думай, что я не хочу.
Андреа понимает. Хотя не совсем. На этот раз в желудке нет тухлой рыбы, только противная рыба Ребекка в комнате. Если так, то вылови ее и брось обратно в море, в канал в Городе детства, где плавает прочий мусор. Иди сюда, пожалуйста, приходи!
Разговор окончен. Осталась еще бутылка игристого. Воспоминания об уютных ужинах за овальным столом в гостиной коттеджа. На Андреа футболка с надписью SuperGirl, Лина-Сага искоса смотрит на сестру и улыбается любящей улыбкой, а иногда гримасничает в камеру. Детское вино: Лина-Сага делает вид, что пьянеет, Андреа хихикает до колик, Лувиса искренне улыбается, и еще – Карл. Ведь он же был с ними в тот раз? Справа, и тоже смеялся, и держал под столом руку Лувисы? Любовь тайком. Когда это было? Запеченный картофель, а для Андреа и Лины-Саги – картофель фри. Мясо все ели одинаковое. Одинаково красное, сочное мясо – и все это казалось счастьем, ведь правда?
Но Карл – как тень. Лувиса – улыбка Чеширского кота. Иногда глаза – большие, будто распахнутые, – следят за детьми. А Карл – может быть, он все-таки был в Токио, Флориде, Италии, но все же казалось, что он с ними, что тепло его где-то рядом.
А сейчас – ВЕЧЕРИНКА. Чудная Андреа в платье – огненном, пламенно-оранжевом, как картины, которые она недавно начала рисовать и которыми теперь сплошь увешаны ее стены, в тон воздушным шарам и губам Каролины, и щекам Янны, и волосам Каспера, и шерсти Марлона. Андреа теперь со всем гармонирует, Лувиса! Лувисе придется позвонить в другой раз, потому что Андреа нашла свой стиль. Теперь ей не надо каждый день подходить к большому гардеробу в Фольхагене и думать о том, какой ее хотела бы видеть Лувиса. Андреа справится сама. Но даже разговоры отнимают силы, а голос Лувисы так легко проникает внутрь и сразу становится своего рода истиной – поэтому и разговаривают они нечасто. За твое здоровье, Лувиса!
Младший брат Янны хочет потанцевать с Андреа, и ей нравится его запах, но вдруг – звонок в дверь. Только бы не соседи с жалобами – впрочем, соседи у Андреа добрые. Один дяденька иногда угощает малиной и дает на время ключ от летнего домика с огородом. Пианист, у которого балкон по соседству: он так красиво играет, по вечерам выходит на пробежку и еще ведет с Андреа серьезные разговоры, а потом они вместе смеются надо всем подряд. Тетенька сверху: однажды, когда Андреа плакала и никак не могла остановиться (вскоре после того, как выбросила всю мебель, кроме одного матраса), эта тетенька вошла без стука. «Дитя мое, как ты себя чувствуешь?» На следующий день она помогла с доставкой кровати из секонд-хенда – кровати за десять крон. «Тебе надо спать на мягком, дитя мое». Ах эти ангелы – кто же из них звонит в дверь? Она не смеет открыть, боится разочароваться. В конце концов дверь отпирает Янна, у Андреа что-то в животе и ниже – это от любви, ЧЕРТ! Еще одна таблетка «Имована», прежде чем в ее комнате появляется ОН, КАСПЕР!
Пусть неуклюжий, пусть с нервным тиком – пусть.
– Я ненадолго. Хотел бы остаться подольше, но не могу.
– Я рада, что ты пришел.
Она сидит на кухонном столе, Марлон выбирается из платяного шкафа, нюхает ноги Каспера и снова исчезает. Мурашки по коже – нет, это не мурашки, а бабочки, они летят к солнцу, а солнце обжигает, что правда, то правда. Они сидят так близко – Андреа наедине с Каспером.
Желтые стены. Андреа рассказывает, что сама их выкрасила.
Каспер говорит, что вообще-то не любит желтый цвет, но этот оттенок ему нравится. А Андреа нравится желтый оттенок его волос. Почти рыжий. Как платье Андреа. Длинная желтая челка Каспера свисает на глаза, словно занавеска, – скрывает от посторонних взглядов. А у Андреа на окнах нет занавесок. Она избавилась от них вместе с мебелью. Рассказывает об этом Касперу: вот что она натворила. Но теперь ей хочется повесить новые занавески. «Пусть повсюду будут разные цвета», – говорит она, после чего повисает молчание.
– А лампу ты решила оставить? – Каспер кивает в сторону красного абажура под потолком.
– Она у меня с детства.
– Красивая, – произносит он, глядя на Андреа, сидящую на кухонном столе. Как хорошо, что они одни и что под мышками не течет пот.
Она чувствует, как по всему телу разливается «Имован». Чувствует, что эти минуты, когда они сидят вот так, – лучшие в ее жизни.
– Можно взять тебя за руку?
Как она только смеет? Можно. Рука Каспера в ее руке – или наоборот. По-прежнему тихо – ну и пусть. Каспер напевает какую-то песню. Она спрашивает разрешения прочитать один текст собственного сочинения – ну конечно, ему очень хочется послушать! Но Андреа произносит не те слова: видит, что написано, но все выходит неправильно «Слут» вместо «стул», «лето» вместо «тело» и не «цвет», а «втец». Стыдно, казалось бы, но ей не стыдно. Она показывает написанное Касперу, и он помогает ей читать рассказ о девочке, которая пытается нарисовать картину – такую, которая понравится ее маме не меньше, чем рисунки с принцессами, которые девочка рисовала в детстве. В конце эта взрослая девочка лежит под мольбертом и на нее капает черная краска, потому что она больше не умеет рисовать такие картинки. Касперу рассказ нравится. Ему нравится, что рассказ такой грустный, что рассказ смеет быть грустным – вот как он говорит. Говорить о серьезном – это смело. Андреа смеется, а Каспер нет.
– Мне нужно идти, Андреа.
Он пожимает ее руку и отпускает.
Потом он говорит что-то еще, кажется, что-то важное, но эти слова тут же растворяются в воздухе. Дело в таблетках. От «Имована» можно впасть в маразм. Андреа не говорит об этом Касперу, хотя он-то, наверное, понял бы, он бы не стал морщить лоб и делать удивленный вид. Она просит его записать свои слова.
Каспер с улыбкой берет бумагу-ручку и пишет: «Андреа. Мне ОЧЕНЬ нравится быть с тобой. Я ОЧЕНЬ радуюсь, когда ты звонишь, поверь. Так что звони когда захочешь».
Ей хочется спросить о Ребекке, но Ребекка сегодня не взаправду. Есть только Каспер, Андреа и…
Объятия!
Как не хочется отпускать. Никому из них не хочется отпускать. Но надо, и его глаза – кажется, они сияют? Откуда ей знать – у нее в голове туман, и все-таки она знает, хоть и не смеет, но хочет.
– До скорой встречи, Каспер.
– До скорой.
Отпустить и быть дальше. Бабочки вырываются из груди острыми стрелами, но Андреа не больно.
Магия
Как она здесь оказалась?
Одежда кричащих цветов, красно-рыжие волосы – еще ярче, чем прежде, глаза несколько раз обведены черным карандашом. Андреа и Янна пьют вино, смеются и поют песни из тетрадки. Летние песни, рождественские песни. Андреа поет хорошо и громко, особенно когда выпьет. « Thursday I don’ t care about you, it’ s Friday I’ m in love!» [9]9
В четверг мне нет до тебя дела, а в пятницу я тебя люблю! ( англ.)
[Закрыть] – подпевает она Роберту Смиту, глядя в зеркало и поливая волосы лаком, пока прическа не становится безукоризненно гладкой. Утром, довольно рано, позвонил Каспер и робко, почти шепотом спросил, не хочет ли она прийти к ним на концерт. Сегодня вечером. Андреа надела красный плюшевый джемпер и обтягивающие черные брюки. Она знает, что красива. Знает это сейчас, сию минуту, и это имеет значение. Ведь там будет Ребекка, и Андреа затмит ее своим блеском. И еще она сможет подобрать правильные слова (мало быть красивой, важно осознавать свою красоту).
Они выпили все вино, переслушали все пластинки The Cureи хиты восьмидесятых, передумали все ярко-розовые мысли и переговорили все неоново-желтые слова. Они вот-вот отправятся туда, и Андреа будет блистать, уж это точно.
– Ты влюблена в него? – спрашивает Янна по дороге.
– С ума сошла? Нет, конечно! Я просто пьяная. – Чувства легко перепутать. Легко поверить, что одно чувство – большая шоколадка с орехами, а другое – замороженный бутерброд с сыром. Андреа берет Янну под руку, и они бегут вприпрыжку.
Концерт вот-вот начнется. Подружки из психушки, Андреа и Янна, украшенные боа из перьев, с хихиканьем входят в маленький теплый зал, где приглушенно звучит музыка Дэвида Боуи. Андреа знает, кто это, но у нее нет его пластинок. Когда он отплясывал под свою музыку в восьмидесятые, то казался ей смешным. Белый костюм и дурацкие песни (хотя волосы желтые, как у Каспера!). Андреа слушала мальчиков пожестче. Твердокаменных мальчиков с хриплыми голосами, спутанными гривами и двусмысленными телодвижениями. Вот! Сейчас начнется! Мальчики в костюмах, с инструментами в руках. Она всегда мечтала встречаться со звездой (она позволяет себе такие смелые мысли, хотя Ребекка сидит в зале и держит в руках его любовь; Андреа смелая, потому что пьяная – королева танцпола). Эти парни, конечно, не совсем звезды, но вполне могут стать. Кто проводит грань? Кто наделен властью устанавливать различия, делить на категории? Раз Андреа пишет и рисует, то она писатель и художник, не так ли? А Янна любит детей – так почему бы не признать ее отличным воспитателем?
Первая нота. (Это начало?) Андреа впервые видит, как Каспер касается смычком своей огненной скрипки, вздрагивает. Они с Янной танцуют у сцены. Ребекка сидит подальше, вытянув шею. Ребекка сидит, а Андреа танцует. Обернувшись, она ловит взгляд. Какой знакомый взгляд – откуда? Конечно же, взгляд как у Пии и Мии, бандиток из Норсетрской компании, которые грозились побить ее, ставили подножки и шипели у нее за спиной, а порой и бросали прямо в лицо десяти-, одиннадцати-, двенадцатилетней Андреа: «Мразь, сука, уродина, гадина! Ты что о себе вообразила?» Но сегодня вечером Андреа вообразила о себе очень многое, она знает, кто она: делает что хочет и сама решает, кем ей быть, вот и все. «Ну подойди, ударь – я не упаду, я поймаю тебя за руку, прежде чем ты ударишь, и буду выворачивать, пока ты не заорешь. Теперь я круче, я выживу».
У нее под рукой пиво – топливо для эго, от которого улыбка становится шире, взгляд пронзительнее. Как просто! Андреа это иногда удивляет. Бутылка вина, потом еще и еще немного – и вот малое становится большим, гадкий утенок превращается в лебедя, робкий мальчик – в яркого казанову. Андреа так старается красиво танцевать, что почти не слышит музыки, но музыка хорошая. Особенно игра Каспера. Каспер играет лучше всех.
Концерт окончен. Андреа аплодирует дольше всех и высматривает Каспера под неровные удары сердца. Видит, как он поднимается на сцену и начинает отсоединять провода. Андреа встает из-за столика и идет к сцене. Она знает, что Ребекка ждет, когда ее пареньприлетит обратно в гнездышко. Но это совершенно не важно, Андреа должна довести дело до конца, и она забирается на сцену к Касперу.
– Вы потрясающе играли!
Он оборачивается. Держит что-то в руках, сияя улыбкой, волосы на лбу слиплись от пота. Андреа тянется к нему и целует прямо в губы. Затем спускается со сцены, в животе трепещут крылья бабочек. Магия пробирается, проникает сквозь пот и дым. Самая чистая магия – та, которую ищешь всю жизнь. Андреа уносит ее с собой в постель, где Марлон. Убаюкивает Янну красивой колыбельной: «Я рядом с тобой, не надо бояться ночи…» Гладит Марлона, напевает: «Ты станешь моим, Каспер». Что-то жуткое есть в этом припеве. Что-то старое липнет к губам. Чужой вкус. Хмель мгновенно улетучивается, и перед глазами – яснее ясного – Маддалена! Андреа стала Маддаленой. Или вот-вот станет. Она хищница, которая стремится разлучить влюбленных, она приносит несчастье, проносясь между ними с диким хохотом, – и мир меняет облик.