Текст книги "Научите меня стрелять"

Автор книги: Анна Яковлева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Не уговаривай, не останусь я здесь, мне этот город не понравился. Здесь стреляют. Все, пока, – простилась я с Егоровым и развернула «Оку» по примеру майора Прясникова по двойной сплошной.

Опять мелькнул указатель «Краснодар – 30 км», и я поверила в судьбу.

Назад мы ехали, погруженные каждая в свои мысли.

«Во что мы ввязываемся? – спрашивала я себя. – А главное – зачем?» Ответ напрашивался такой, что я себя стыдилась.

Подъехав к домику, который вчера стал собственностью Элеоноры, я подумала, как хорошо иметь недвижимость в разных городах: вот так приедешь, когда захотел, и ты дома.

Открыв дверь веранды, мы прошли в комнату и остановились как вкопанные. Все, что еще недавно было мебелью, стало кучей дров. За то время, что нас не было, кто-то успел покрошить стол, стулья, диван и шкаф в мелкую крошку.

– Ой, – вырвалось у Эли, – как же мы теперь дом продадим?

И мы принялись за уборку.

Когда из-под мусора наконец показался пол, я окинула комнату взглядом и сказала:

– Знаешь, так даже лучше.

– Слушай, а где Никифоров? Как ты думаешь, ему удалось спастись, или он тоже был в этой куче?

– Эля, он все-таки не муха, чтобы после себя оставить только мокрое место. Нашел себе еще какую-нибудь одинокую, тоскующую по мужскому плечу женщину. Не беспокойся, скоро объявится.

И действительно, не успела я договорить, как на веранде послышались шаги, дверь в комнату отворилась, и на пороге появился Гоша. В руке у него была початая бутылка пива. Нам он обрадовался как самым близким людям:

– Девочки! Вы же вроде как уехали? – Георгий Петрович был слегка навеселе.

– Мы не можем с тобой расстаться, тянет, и все тут.

Никифоров огляделся и удивленно спросил:

– А куда тут все подевалось?

– Это мы уборку сделали.

– Мне нравится, – похвалил нас Гоша.

– Рада за нас. Слушай, Георгий Петрович, надо позвонить покупателю удобрений, этому грузину.

– И что я ему скажу?

– Скажешь, что он получит свои удобрения.

– Я их забрать не могу, у меня на хвосте сидит Прясников и еще одни… эти… – Гоша замялся.

– Прясникова мы берем на себя. Он знает, где удобрение, но забрать сам не может, беспокоится за свою карьеру. Ему нужна команда, и он выбрал нас. Выручим майора? Он готов пригнать технику, нам надо только перегрузить бочки.

Гоша запрокинул голову и забулькал пивом.

– Так вы из-за этого вернулись? – поинтересовался он, утолив жажду.

– Да. Можно сказать, он нас завербовал.

Никифоров уселся на подоконник и повесил свой длинный нос.

– Майор вас сделает, – пообещал он нам.

– Посмотрим. Сколько дает твой винодел за удобрение?

– Десять лимонов. – Тут Гошу потянуло на откровенность. – Прясников – мой шурин, двоюродный брат супруги. – Гошка покосился на Элю.

– Мы уже в курсе, не стесняйся, – подбодрила я его, – продолжай.

– И моя крыша… Но он столько берет за свои услуги, что ну его на фиг. Надо самим как-то все провернуть.

– Теперь понятно, почему в тебя стреляли. Я не хочу иметь с тобой никаких дел. Лучше с Прясниковым.

– Так он же моему покупателю будет впаривать эти бочки, понимаешь? Обидно как-то. Я и без него могу это сделать.

– Ага, я видела, как ты можешь. Не смеши. Мы с майором договорились.

– За сколько?

– За полцены.

– С какой стати? Девчонки, зачем нам половина, если мы можем получить все? Вот я подумал тут… Короче, их надо стравить между собой.

– Кого?

– Прясникова, покупателя и продавца.

Я вспомнила усатого добродушного Шалву и отчего-то пожалела его.

– Несчастного винодела стравить с этой стаей?

– Да при чем здесь винодел? Он потом появился. Сначала я предложил селитру одному своему школьному приятелю. Но приятель решил меня оставить ни с чем, я тогда обратился к одним людям… Короче, винодел получит удобрение, а Прясникову с этим моим приятелем мы всучим какие-нибудь другие бочки, это я еще не продумал до конца. Понятно? Приятель решит, что его кинул Прясников, Прясников будет подозревать моего приятеля. Пока они будут гоняться друг за другом, им будет не до нас, и мы спокойно отвезем удобрение в порт.

– Никифоров, – осторожно напомнила я, – а ты не забыл, что, во-первых, Прясников твой родственник, а во-вторых, он майор ФСБ?

– Он-то об этом забыл, почему я должен помнить? – урезонил меня Гоша.

И мы устроили круглый стол по теме «Как сделать Прясникова».

Нам хватило пятнадцати минут, чтобы свалить на Никифорова основную часть работы, оставив за собой финансовый контроль.

Гоша считал, что доставить селитру в порт и погрузить на судно – это самое простое действие в задаче, и брал его на себя.

По нашим расчетам, через сутки мы становились богатыми и свободными, потому что грузинский винодел обещал заплатить сразу, как только удобрение окажется на судне. Нам с Элей, по сути, и напрягаться было не надо.

Когда совещание подошло к концу, Никифоров открыл меню телефона, поискал номер и нажал соединение.

– Здравствуй, – вежливо начал он, замолчал и закрыл трубку.

– Что? – дружно спросили мы с Элей.

– Сказал, что перезвонит. Шифруется, конспиратор, – хмыкнул Гошка.

Звонок раздался через минуту.

Никифоров сообщил майору, что мы принимаем его условия и все сделаем, как он скажет. Майор предложил встретиться через час в каком-то кафе. Город мы с Элей не знали, и Никифоров вызвался нас проводить.

Кафе было дешевым и не очень чистым, поэтому переговоры не затянулись.

Мы согласились встретить на станции КамАЗ и кран, погрузить бочки и отвезти на склад, где их будет встречать майор. Здесь наступал самый щекотливый момент.

– А деньги когда мы получим?

– Приедете с бочками на склад и получите бабки.

– Нет, мы хотим получить деньги сразу после погрузки, на станции, – заявила я. – На этом мы с вами прощаемся, ваше общество меня тяготит.

Прясников понюхал воздух, покрутил головой и пообещал подумать.

– Думайте быстрее, нам домой уезжать пора, – напомнила я майору на прощание.

Устав от мозгового штурма, мы с удовольствием занялись бытовым проблемами, съездили в универмаг и купили надувные матрасы.

Каждый сам выбирал себе место в домике, в результате оказалось, что Никифоров положил свой матрас возле матраса Элеоноры. Подруга вышла из душа и велела:

– Убирай мебель.

Гоша тяжело вздохнул, обнял матрас и удалился с ним в кухню.

Думал Прясников весь следующий день. Я уже решила, что мы теряем время зря, но он позвонил Гошке и сказал, что согласен на наши условия. И мы еще раз встретились, чтобы обсудить все в деталях.

Распределял обязанности майор. Мне он поручил отвечать за погрузку и доставку товара. На Элеонору возлагалась почетная обязанность отвлекать грузинского винодела, который возле вагона разбил лагерь. Майор считал, что отвлекать грузина нужно вином. То есть, по мнению Прясникова, надо пригласить винодела в ресторан и напоить.

– Почему я? – уперлась подруга, не соглашаясь принести себя в жертву общему делу.

– Хорошо, скажи, что ты будешь делать?

Я подмигивала ей, но она не понимала моих знаков и сердилась на меня:

– Что угодно, только не это. О чем я буду с ним разговаривать? Я не умею отвлекать. Я умею стричь. Еще умею стрелять.

– Подожди, дойдет и до этого, – ляпнула я, испугалась и трижды сплюнула через плечо.

Никифоров все это время сидел задумчивый и безучастный. Майор обратил на это внимание и заинтересовался:

– А ты, Георгий, что сидишь как посторонний, или ты денег не хочешь?

– Хочу. Но за мной следят, может, мне лучше не соваться в это, чтобы не привести хвост?

– Кто следит? – насторожился Прясников.

– Откуда же я знаю кто? Может, бывшая подруга, может, кто-нибудь из вашего ведомства.

– Выясним.

– Валяйте, – лениво разрешил Никифоров.

В целом переговоры прошли гладко, даже было странно, что майор держал нас за таких лохов. Но я не обиделась, скорее наоборот.

Когда мы остались одни в нашем пустом домике, мы еще раз обсудили все подробности операции. Все было почти так же, как в плане Прясникова. Гошка осуществлял техническую его часть, я – организационную. Если с селитрой все было более-менее ясно, то на вопрос, чем ее заменить, Гошка ответа не дал. Это вносило в операцию некоторую нервозность, в результате я уже не видела причин, по которым мы ввязались в эту аферу.

Только для Элеоноры ничего не менялось: гость с Северного Кавказа оставался на ее попечении.

* * *

На следующий день Никифоров развил сумасшедшую деятельность, нанял технику, выгрузил из вагона бочки с селитрой и нашел им замену – десять совершенно других бочек, от которых за версту несло нефтепродуктами.

Я принюхалась и сказала, что он недооценивает противника, за что мы все можем поплатиться.

Никифоров отогнал машину с нефтяными бочками на мойку, их вымыли, запах перестал валить с ног, и Гоша загрузил эту липу в вагон.

С документами у Гошки все было в ажуре, не подкопаешься, в них значилось, что в бочках селитра.

Я записала номер вагона и хорошенько изучила место стоянки, проверив все возможные отходы к станционному тупику.

– Георгий, – спросила я нашего бригадира перед отправкой в Новороссийск, – а сколько это – пять лимонов?

– Не понял? – Никифоров уставился на меня.

– Во что они помещаются, – объяснила я, изображая руками объем.

– А, ты вот о чем. Смотря, какими купюрами. Если десятирублевыми, то полтонны, если пятитысячными, то всего килограмм.

– Ты уже поинтересовался?

– Да чего там интересоваться, и так знаю.

– Ну ты и крендель.

Вечером мы проводили Никифорова с удобрением в порт, и как только он уехал, мне стало страшно.

Я представила, что будет, когда Прясников поймет, что его провели. Очень хотелось на этот случай себя обезопасить. «Нужно снять на видео всю возню с бочками, погрузкой и майором ФСБ, – решила я, – сделать это может только один человек – Миша». И я тут же набрала его номер.

– Здравствуйте, – удивился моему звонку Михаил, – я думал, вы давно уже дома.

– Дела не отпускают нас из вашего города. Вы нам с Элей очень нужны.

И я пригласила Михаила поужинать с нами в кафе.

Элеонора кинулась в ванную, долго жужжала феном и вышла настоящей красавицей.

В течение ужина участия в разговоре она не принимала, не к месту улыбалась и вообще вела себя странно.

Мне это здорово действовало на нервы, но с задачей я справилась и толково объяснила милиции, что мы собираемся испортить игру майору ФСБ, украсть у террористов десять бочек аммиачной селитры, чтобы продать ее виноделу из Грузии. Миша обалдело уставился на меня. Прошло не меньше минуты, прежде чем он заговорил:

– А Егоров в курсе, чем вы тут занимаетесь? Или он все еще считает, что вы разыскиваете неплательщика алиментов?

– Какая разница, что считает Егоров? – пожала плечами я.

– Он мой друг, – искренне возмутился Белый, – я жив благодаря ему и обязан поставить его в известность.

– Стоп, стоп, стоп, – я даже постучала по столу ладонью, – это никакого отношения не имеет к вашей дружбе. Я даже не жена Егорову.

– Любимая женщина, – проникновенно сообщил Михаил, а Эля глубоко вздохнула.

– Это он вам так сказал? – не поверила я.

– Да, он меня предупредил, чтобы я глаз с вас не спускал и берег как зеницу ока, потому что ему без вас жизнь не в радость.

Для меня это было новостью, мне Пашка ничего подобного ни разу не удосужился сказать, даже не намекал. Скорее всего, Егоров бесится из-за Никифорова.

Я заерзала:

– Михаил, вы женаты?

– Разведен.

– А любимая у вас есть?

– Нет. Пока что нет.

Оставалось последнее средство.

– Миша, а как же долг перед родиной? Или вы, как майор Прясников, хотите, чтобы и волки были целы, и овцы сыты и чтобы за это вам деньги платили?

– Нет, я не как майор, – отверг подозрение Белый.

Он бросил быстрый взгляд на Элеонору, от которого она покачнулась.

– Ну нет, так нет, извините, что побеспокоили вас.

При этих словах я посмотрела на него с нескрываемым разочарованием. Миша колебался. Элеонора слизнула с губы несуществующую крошку, он проследил за движением ее язычка и покраснел. Но если Эля заливалась краской как-то художественно, то Миша стал пунцовым. Покраснели шея и уши, на красном лице смешно торчали пшеничного цвета брови.

Я поднялась со стула и взялась за сумочку.

– Присядьте, – попросил Михаил.

Я быстро села на место:

– Миша, я не хочу, чтобы аммиачная селитра попала в руки террористов. Лучше помочь грузинам растить виноград. Вы согласны?

– Лучше, – кивнул он.

Элеонора боялась поднять на Михаила глаза, а ему необходимо было ее одобрение, и поэтому он спросил:

– А вы, Элеонора, как считаете?

Элеонора никак не считала. Она смотрела на меня, явно рассчитывая на подсказку. Пришлось выручать подругу.

– Ну что за вопрос, Эля тоже на стороне виноделов Грузии, правда, дорогая? – Я толкнула ее коленом под столом, и Эля кивнула.

«Хороша у нас невеста, только ножку приволакивает и животом скорбная», – вспомнила я что-то похожее из классики.

Капитан сдался при условии, что он сразу после дела позвонит Егорову.

– Конечно, конечно, – заверила я Михаила, – мы с вами вместе ему позвоним и объясним, что действовали по обстоятельствам, что любой честный человек на нашем месте сделал бы то же самое… – начала было я, но Миша посмотрел на Элю, а она наконец посмотрела на него. Взгляды их встретились, и они обо мне забыли.

Мы с Элеонорой уже минут сорок бродили по строительной площадке и собирали в пакеты строительный мусор.

– Может, хватит уже? – устало распрямляя спину, спросила Матюшина.

– Да, пожалуй.

Я окинула взглядом приготовленные мешки разных размеров. Их предстояло еще взвесить.

После того, как мешки с мусором были рассортированы по весу, мы с Матюшиной поехали на рынок покупать сумки: большую, среднюю, и кейс. Пока мы выбирали сумки, телефон у меня раскалился.

Сначала мы координировали наши действия с майором Прясниковым, потом с Белым, потом я выясняла, как идут дела в Новороссийске у Гошки, потом на связь вышел Егоров, а в завершение позвонил итальянец, и я с ужасом вспомнила, что меня зовут Екатерина Меркулова, что я риелтор и работаю в агентстве «Гешефт».

После того как мы разложили пакеты с мусором по сумкам, у меня оставалось еще полчаса на макияж и переодевание.

Когда я была готова, Элеонора окинула меня оценивающим взглядом и одобрительно кивнула:

– Все у нас получится.

Уже опустились сумерки, когда я припарковала машину возле станционного домика.

Оставив Элю в «Оке», я еще раз прошлась по своему маршруту.

Когда машина и кран, обещанные Прясниковым, наконец приехали, было уже совсем темно. К этому моменту меня била нервная дрожь.

Я знала, что где-то ведет съемку Михаил Белый, но я его не видела и отдавала себе отчет в том, что, если что-то произойдет, он не успеет к нам на помощь.

Водитель подал мне сумку с деньгами, я попробовала ее на вес и передала Элеоноре. «Больше килограмма», – шепнула я ей. Это означало, что нам понадобится пакет с мусором средних размеров.

Двери «Оки» были открыты, подруга села в машину, поставила сумку на колени и открыла молнию. Пока она проверяла содержимое, я расстегнула меховую курточку и подошла к мужчинам. Эксцентрично размахивая руками так, что полы курточки все время распахивались, открывая декольте критических размеров, я стала показывать, в какую сторону нам нужно ехать, объяснять, как найти наш вагон, и совать им под нос бумажку с его номером. Крановщик и водитель неотрывно пялились на мою грудь.

Элеонора вернула сумку водителю, с улыбкой сказала: «Все в порядке», а я застегнула куртку и полезла в кабину КамАЗа. Представление было окончено.

Как только КамАЗ остановился у разбитого списанного вагона, я выпрыгнула из кабины.

Пятясь назад, скрылась за вагоном, проползла под колесами соседнего состава, вынырнула на другой стороне и побежала.

Обежав старенькое здание товарной станции, где стояла «Ока», я упада на сиденье и завела двигатель.

Я выжала из своей окульки все, на что она была способна, и через полчаса входила в ресторан, где в компании Элеоноры напивался грузинский винодел Шалва Гургенович Гегошвили.

Эля показала мне глазами на кейс. Я удовлетворенно кивнула. Тут у меня зазвонил мобильник – на связи был Никифоров.

– Молодцы, девчонки! – похвалил он нас с Матюшиной. – Мне уже Прясников звонил. Крыл вас на чем свет стоит, но пока еще ничего не понял.

– Заглотил, значит, майор наживку?

– Ага, все нормально, я сказал – неудивительно, что вы струсили. Завтра вторая часть. Не подведите.

– О себе беспокойся, – напутствовала я его.

* * *

Пока я говорила с Гошкой, в ресторане появился Белый.

Михаил, к неудовольствию Шалвы Гургеновича, втиснул свой стул между ним и Элеонорой, присел к столику, перегнулся через Шалву и рассказал, как Прясников встретил КамАЗ и рассчитался с водителем. Потом вместе с хозяином склада Прясников вошел внутрь, пробыл несколько минут и уехал домой. И все.

Тут совершенно некстати Шалва Гургенович попытался положить руку на плечо Матюшиной. Белый попросил гостя не приставать к его девушке. Эля стала пунцовой, винодел расстроился и заморгал затуманенными то ли вином, то ли близостью Элеоноры глазами:

– А где мой девушка?

– Ну, я думаю, ты еще найдешь себе девушку, – пообещал ему Белый.

– Искать? – не поверил винодел. – А разве он потерялся? Э-э, биджо, я никто не терял.

И переключился на меня.

Я старалась отвлечь Шалву разговором о завтрашней поездке в Новороссийск, но он не отвлекался. Он хватал меня за колени, гладил мою руку, пытался делать комплименты моему бюсту, в общем, делал все, чтобы я вышла из себя. Выручать меня было некому, потому что Михаил с Элей опять смотрели друг на друга и ничего вокруг не видели.

Винодел обновил заказ, на столе появились мхали, хинкали, хачапури, белый соус и вино. Увидев все это, я ощутила острый приступ голода и беспокойства одновременно: винодел швырял деньгами как перед концом света. В очередной раз сняв с себя его руку, я спросила:

– На селитру-то деньги останутся?

– Зачем обидеть хочешь, гогония? – надулся гость и стал шарить по карманам. Нашарив, он вынул пластиковую банковскую карту и приосанился: – Этот карточка много денег.

Я мигнула.

Гость наклонился ко мне и, щекоча усами, зашептал:

– Не обижу, будь мой девушка, – и закрепил предложение звучным поцелуем в щеку.

Михаил оторвался от созерцания Элиной неземной красоты.

– Эй, – окликнул он Шалву Гургеновича, – генацвали, это девушка моего лучшего друга.

Однако Шалва Гургенович отмахнулся от капитана милиции:

– Слушай, ты что голову морочишь? Этот девушка твой, этот – твой друг! Где твой друг? Нет твой друг! Я тут, понимаешь?

Михаил затвердел лицом и стал медленно подниматься с места. Мужчины все-таки странные существа. Эти двое, не обращая на меня внимания, вели спор о моей принадлежности.

Дальше началось что-то невообразимое: Михаил потянул Шалву за ворот пиджака, Шалва, пытаясь оторвать от себя руки Михаила, толкнул капитана, Михаил налетел на стол и вляпался в белый соус. На наших глазах Белый изменился в лице, схватил металлический стул за спинку, с легкостью размахнулся и вмазал бы Шалве Гургеновичу по лысому черепу, если бы Эля, взвизгнув, не повисла у него на руке, а я не оттолкнула винодела. Напольная плитка брызнула осколками, стул сплющился от удара, ввязалась охрана, приехал милицейский наряд. Я задвинула ногой кейс с деньгами под стол и каждую минуту ждала разоблачения.

Михаил, выпустив пар, достал из кармана удостоверение, его отпустили, нас он забрал с собой, а Шалву Гургеновича вызволять отказался.

– Миша, он же нам нужен, – заступилась я за гостя, как только кейс оказался у меня в руке, но только испортила все своим заступничеством.

Повернувшись к коллегам, Белый заявил:

– Пакуйте его, не знаю, кто такой. Может, террорист какой-нибудь.

– Друг, дэвушк, – взывал к нам Шалва Гургенович, пока на него надевали браслеты и тащили к выходу, – какой террорист? Где ты видишь террорист?

– Миша, не сходи с ума! Эля, скажи ему, – металась я, но Элеонора неожиданно встала на сторону Белого.

– Миша сам знает, что делать.

Только когда Шалву Гургеновича уже грузили в УАЗ, Мишка дрогнул, неторопливо вышел на крыльцо ресторана и махнул рукой:

– Мужики, стойте, я пошутил, он был с нами.

Шалва тут же забыл обиду, предложил это отметить и потащил Михаила в бар, а мы с Элеонорой поехали домой.

Я всю дорогу возмущенно фыркала и неуважительно отзывалась о мужчинах, а Эля второй раз за четверть часа со мной не согласилась.

– Миша хороший, – сдержанно возразила она.

Я покосилась на нее, ожидая продолжения, продолжения не последовало.

– Конечно, – сказала я, – только горячий, точно грузин. Кстати, может, Шалву забрать с собой, чтобы завтра без хлопот выехать в Новороссийск? А то ввяжется во что-нибудь…

Я развернула «Оку» и опять подкатила к ресторану.

Открыв дверь заведения, я уловила странный звук, похожий на низкий гудок речного теплоходика. Звук доносился из отдаленной кабинки. Не найдя глазами мужскую часть нашей компании, я пошла на звук, вблизи оказавшийся трехголосным мужским хором.

Шалва, Михаил и парень из охраны исполняли грузинскую народную песню «Сулико» и уже собрали вокруг себя некоторое число ценителей хорового пения. Испортив мужчинам обедню, мы запихнули винодела в мою «Оку», от чего она застонала и просела до угрожающего уровня, ниже ватерлинии, и отчалили от ступенек ресторана.

Разумеется, Михаил не захотел оставлять нас наедине с Шалвой Гургеновичем и увязался следом.

Парочка оказалась очень беспокойной. Приехав домой, капитан милиции с виноделом то спорили о международном положении, то пели песни, а мы с Элеонорой зевали, с тоской следили за стрелками часов и вздыхали.

Когда Михаил с Шалвой выдохлись и улеглись на Гошкином матрасе, была глубокая ночь. Но и от спящих от них не было никакого покоя, теперь они храпели на два голоса.

Заснула я уже под утро, когда совсем выбилась из сил.

Сквозь пересвист и похрюкивание, разливавшиеся по домику, в сонном сознании проплывали Пашка, Бильбо и кот Степан.

Утром, узнав, что мы отправляемся в Новороссийск, Михаил заявил, что поедет с нами. Отказываться от такого сопровождения было глупо. После недолгих обсуждений я перенесла в «жигули» Белого кейс с деньгами, и мы покинули Краснодар.

Машин на трассе было немного. Белый чаще смотрел на Элеонору, чем на дорогу, несмотря на это, мы через три часа увидели трубы Новороссийского цементного завода и въехали в город-герой.

Гоша вышел на связь, сказал, что все идет по плану, и мы ехали в полной уверенности, что часа через два отпустим с миром нашего винодела домой в солнечную Грузию.

Не знаю, что насторожило капитана Белого, только он стал внимательно смотреть в зеркало заднего вида. Я оглянулась: за нами шли две машины: какая-то старая иномарка и «жигули».

– По-моему, эти машины я видел утром возле вашего дома, – с опозданием вспомнил Михаил.

– За нами следят? – не подумав, спросила я.

– Как следят? Зачем следят? – закрутил лысой головой Шалва Гургенович.

– Скоро все узнаем, – отозвался Миша.

Шалва Гургенович продолжал беспокоиться.

– Почему следят? Что делать будешь? – приставал он к Белому.

– По обстоятельствам, – неопределенно ответил Михаил.

Дорога пошла под уклон, внизу чернела бухта, виднелись башенные краны, буксиры, пакгаузы и причалы, а на горизонте белели корабли.

Наши преследователи, если это были они, отстали и потерялись.

Гошка ждал нас в порту. Вместо приветствия он сказал, что сегодня бочки с удобрением будут на судне.

– А где они сейчас? – решила прояснить обстановку я.

– Стоят в очереди на погрузку.

Никифоров был само спокойствие, так что никому и в голову не пришло, что именно сейчас Гошка приводит в исполнение вероломный, как убийство австрийского эрцгерцога, план. Мне, кстати, тоже было невдомек, насколько вероломным этот план окажется.

Обстановка была мирной: водители травили анекдоты и байки, играли в карты, баловались чаем и кофе. Охотники на привале – да и только.

Михаилу позвонили, он ответил на звонок и отошел в сторону, Элеонора с Шалвой отлучились на поиски туалета, а я взглянула на Гошу и неожиданно поняла, что он нервничает, что внешнее спокойствие дается ему с трудом. Никифоров грыз ногти и бросал косые взгляды на борцовского вида мужика в гангстерской кепочке, который играл в карты на ящике у забора.

Теперь я не сводила с Гошки глаз.

Брачный аферист последний раз переглянулся с гангстером. Мужик поднялся с места, и они с Никифоровым куда-то направились. Что-то происходило.

Здоровяк свернул за угол административного здания, Никифоров шмыгнул за ним. Мне ничего не оставалось, как последовать за мужчинами.

За углом обнаружился потрепанный «ауди». Я с беспокойством узнала машину, которая ехала за нами из Краснодара.

Здоровяк устроился на водительском месте, Гошка исчез в салоне.

Никифоров и так не вызывал у меня доверия, а теперь я просто обязана была проконтролировать ситуацию. Поэтому, нисколько не задумываясь о последствиях, я легкой походкой подошла к машине, дернула на себя дверцу и опустилась по соседству с Гошкой.

В машине находился третий пассажир. Он сидел впереди. Мое внимание привлекла рука с документами – она была холеной. Печатка на мизинце и часы, вопиюще дорогие, костюм еще дороже часов. «Странный выбор для поездки в порт, да еще в такой машине», – успела подумать я.

Мужчина равнодушно оглянулся и мазнул по мне ленивым взглядом. Хватило секунды, чтобы я съежилась и почувствовала острое желание бежать без оглядки, но ноги отказывались слушаться.

Не замечая моего состояния, Гошка недовольным тоном объяснил:

– Это Денис Олегович. Денис Олегович интересуется селитрой.

Денису Олеговичу было лет тридцать пять. Я рассматривала короткую стрижку, раннюю седину, острый нос, очки, между прочим в золотой оправе, а сама шарила по двери, в надежде нащупать ручку. Пальцы натыкались на пепельницу, на оконные кнопки, на приборы неясного назначения.

Пассажир между тем открыл кейс, лежавший у него на коленях. Моя рука, так и не нашедшая дверного замка, застыла, я завороженно уставилась на содержимое: в кейсе плотно, пачка к пачке, лежали доллары в банковской упаковке.

– А что ты предложишь Шалве Гургеновичу? – просипела я. Оказалось, что голос мне тоже отказал.

Гошка состроил зверскую физиономию, чтобы я заткнулась, и не ответил.

Спрятав в кейс документы, мужчина снова оглянулся через плечо.

Никифоров засуетился, все мимические мышцы на его роже пришли в движение, источая приторную доброжелательность.

– Все в порядке, все в полном порядке, Денис Олегович, разве я подводил тебя когда-нибудь?

– Попробовал бы ты подвести, – с неприкрытым презрением отозвался очкарик.

Встреча была окончена, мы с Никифоровым выбрались из «ауди» с одинаковым чувством облегчения.

Отойдя от чужой иномарки, я начала соображать и поделилась догадкой:

– Гошка, ты решил свести счеты с жизнью?

– Кто не рискует, тот не пьет шампанского.

– Смотрю я на тебя и не могу понять: что бабы в тебе находят?

– Просто я не в твоем вкусе, – признал суровую действительность Никифоров.

– Ну это-то само собой. Но ты же редкий неудачник. Объясни, с чего ты взял, что эти люди, – я кивнула в сторону «ауди», – что-то тебе заплатят? Ты ничего не получишь, еще и должен останешься. Ты хоть понимаешь, что тебя кинут?

– Я допускаю такую мысль.

– Уже хорошо. И как ты подстраховался?

– Видишь машину? – Никифоров кивнул в сторону КамАЗа.

– Допустим.

– Это для них.

– А где селитра винодела?

– Ждет погрузку на другом причале.

– А эти не заметят разницу?

– Нет, потому что по бумагам это аммиачная селитра. Бумаги они видели.

– Гоша, это тебе не глупых одиноких баб охмурять, эти люди мигом тебя на фарш пустят. Ты взял аванс?

– Обижаешь. Конечно.

– Отнесешь Элеоноре.

– А че опять Элеоноре? – попытался возмутиться последователь Остапа Бендера.

– Объясняю: ты разбил ей сердце, и теперь ты ее вечный должник.

– Мне дешевле склеить ее разбитое сердце.

– Это вряд ли. Ее сердцем уже занят другой человек – хороший, порядочный и надежный, – втолковывала я Никифорову незнакомые ему слова.

Он раздул ноздри и стал сверлить меня взглядом:

– Это кто ж такой?

– Не твое дело.

– Все равно она меня любит.

– Уже нет, – ответила Элеонора, неслышно подойдя к нам, – не люблю.

Гошка нахмурился, полез в карман куртки и вынул несколько пачек долларов:

– Это тебе.

Эля посмотрела на деньги, потом на меня:

– Я не хочу с ним связываться, Кать.

– А мы и не связываемся, мы просто берем деньги, – успокоила я подругу.

Эля спрятала доллары в сумку.

– Если мы не погрузим селитру сегодня, – доверительно сообщил мне Гошка, – завтра мне хана.

– Почему?

– Потому что меня порвут.

– Кто, Гоша? Те, что в «ауди», или этот? – Я кивнула на представителя Северного Кавказа.

– Прясников, – разозлился почему-то на меня Никифоров. – Мне нужно отсюда валить, шкурой чувствую, что он сейчас здесь объявится. Может, ваш мент займется этим делом, чтобы мне не отсвечивать? Пусть помашет корочкой, отправит нашу селитру в Батуми.

– Ты уверен, что это селитра? Мне кажется, ты уже сам запутался, что, кому, куда поедет.

– Нет, в КамАЗе трансформаторное масло. А вон видишь, бортовой ЗИЛ с контейнером? Удобрение в контейнере. Это нашему другу Шалве.

– Георгий Петрович, тебе придется сменить внешность, паспорт, спилить подушечки пальцев, поменять город и даже страну. Когда они получат вместо селитры трансформаторное масло, они придут к Прясникову, а тот сразу пустит их по твоему следу…

– Денег хватит на все, что ты сказала, – беспечно отозвался Никифоров. – Так что, я могу уехать?

Отпускать его мне не хотелось.

– Гоша, давай ты осуществишь авторский надзор за своей идеей, а потом делай, что хочешь, – попросила я его.

В общем, пока я вникала в тонкости Гошиной аферы, КамАЗ с трансформаторным маслом въехал на причал и встал под стрелу крана. Масло должно было плыть в Турцию. Может, этим, в «ауди», повезет, и там такое масло дефицит?

На другом причале началась погрузка на корабль в Батуми. Контейнер Шалвы Гургеновича благополучно приземлился на палубу.

Мне пришло в голову, что Шалва не захочет отдавать деньги, потому что не видел, как грузили его удобрение, но я тут же отогнала эту неприятную мысль.

Никифоров пригласил Шалву в «жигули», я пристроилась к мужчинам и опять оказалась свидетелем.

– Шалва, – обратился Гоша к виноделу, – я все сделал, вон твой контейнер, вот документы, встречай бочки в Батуми и расти виноград.

– Где бочки? – не понял винодел.

– На корабле. Все погрузили уже. Только не шуми, хорошо? Я тебе обещал, что все сделаю, я все сделал. Давай деньги.

– Нет, так дела не делают, – подтверждая мои опасения, ответил Шалва Гургенович, – я не видел, что в контейнер.

– Вот, – Гоша ткнул пальцем в документ, – здесь написано, что в контейнере находятся твои бочки с удобрением. У меня есть другие покупатели, я сейчас свистну крановщику, он снимет с палубы твою селитру, и я отдам ее вон тем ребятам в «ауди». Они и так обиделись, потому что я продал удобрение тебе, а не им.