Текст книги "Ответы на засыпку"

Автор книги: Анна Устинова

Соавторы: Антон Иванов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Глава VII. НАШЛА!

Мы с Бесиком, даже не дожидаясь лифта, выбежали на улицу, и он потянул меня вперед по переулку. Дождь, моросивший с утра, давно кончился, и возвратилась поистине летняя солнечная погода. Будто осень еще и не наступила. Даже деревья были совсем зеленые. Бесик все тянул меня куда-то дальше и дальше от дома, а я двигалась за ним совершенно автоматически. Неизвестно, кто кого прогуливал. Я просто шла и шла, и мне сегодня было совершенно все равно – куда. Привело меня в себя громкое восклицание:

– Агата! Бесик! Что-то вас давно не видно?

Я остановилась и увидела перед собой улыбающуюся соседку с третьего этажа, тетю Инну, а с ней – двух ее замечательных такс Каську и Таську. Вообще-то, Таська – мать, а Каська – ее дочь. Однако они похожи друг на друга не меньше, чем Кругловские близнецы. Но если Климовы предки Мишку и Гришку хоть как-то различают, то хозяева Каськи и Таськи постоянно их путают. А уж я и подавно. Может, правда, Бесик их как-то распознает? Хотя трудно сказать. Относится он к ним совершенно одинаково. Ему и Каська нравится, и Таська.

Вот и сейчас они немедленно принялись играть.

– Как Бесик у вас хорошо выглядит, – улыбнулась тетя Инна.

– Стараемся, – я с удовольствием отвлеклась от неприятных мыслей.

– Молодцы, – похвалила тетя Инна. – Чем меньше собачка, тем строже нужно держать ее в форме. Мы вот с мужем и сыном своих тоже недавно водили притравливать.

– Их? Притравливать? – переспросила я, ибо всегда считала обеих такс очень мирными существами.

– А как же, – изумилась хозяйка. – Это ведь норные собаки. Они же породистые. И прирожденные охотники. Без тренировки никак нельзя.

– Бесик тоже охотничьей породы, – внезапно задели меня за живое ее слова. – Для левреток теперь даже специальные бега устраивают. За механическим зайцем. Знаете, как они быстро носятся. Просто мы этим как-то не занимались.

– И, между прочим, очень зря, – покачала головой тетя Инна. – Раз у Бесика такая порода, его организм требует тренировки. Советую вам серьезно задуматься.

– Да, наверное, уже поздно, – ответила я. – Староват уже наш Бесик для этого. Он у нас – мужчина зрелого возраста.

– Так вот, мы, значит, наших девчонок, – перевела тетя Инна взгляд на Каську и Таську, – недавно возили в специальное хозяйство под Москвой. Ну, что-то вроде тренировочного лагеря для собак. Там для каждой породы – целый комплекс своих упражнений. Мы в этот раз своих притравливали на барсука.

– На дикого? – поинтересовалась я. – А это не опасно? Вдруг он оказался бы бешеным?

– Что ты, – замахала руками тетя Инна. – Там все на высшем уровне. И барсук у них дрессированный и привитый.

Тут мне уже сделалось жалко барсука:

– А они не кусают его? Ему не больно?

– Агата, я же тебе говорю: он специально дрессированный, – кажется, хозяйку такс несколько раздосадовала моя тупость. – Ты лучше слушай, что произошло дальше. Запустили мы Таську. Прошла она положенный ей маршрут, выполнила все как полагается и, между прочим, заработала высший балл. И такая, знаешь, была довольная, гордая. Ну, мы запускаем следующую – Каську. А она упирается, не хочет. В общем, еле-еле совместными усилиями в нору ее затолкали. А тренер возмущается: «Молодая собака и такая вялая. Наверное, господа, вы неправильно ее кормите». А кормим мы, что одну, что другую, совершенно одинаково. И они у нас обе такие живенькие, подвижные. Я начала волноваться: может, Касенька заболела? А она как раз из норы вылезает, полуживая. «Ну, – думаю, – все. Сейчас прямо отсюда к ветеринару поедем. А сын мой, Витя, взял ее на руки и как расхохочется: «Ма, а это ведь не Каська, это Таська. Мы ее второй раз на маршрут запустили. То-то она так выдохлась!» Представляешь, Агата, смех!

Я тоже засмеялась. А потом спросила:

– Но Каська-то справилась?

– Справилась. Тоже на высший бал, – с гордостью ответила тетя Инна. – Зато Таська весь следующий день отсыпалась. Ну, ладно, Агаточка, нам пора. Девочки, прощайтесь с Бесиком!

– Да мы, пожалуй, тоже пойдем, – решила я.

– Вот и славно. В компании веселей! – сказала тетя Инна.

Бесик был просто счастлив. Тетя Инна, по-моему, тоже. Весь путь до нашего дома она, не переставая, рассказывала мне самые разнообразные истории из жизни своих собак. И, когда мы расстались, у меня уже было почти совсем хорошее настроение.

Не успела я открыть дверь в квартиру, раздался телефонный звонок. Я подняла трубку, и меня немедленно оглушил Зойкин громкий голос:

– Где ты пропадаешь?

– С Бесиком гуляла.

– Она с Бесиком гуляла, а я обзвонилась, – таким тоном произнесла моя подруга, будто я сделала что-то очень плохое.

– Ну, откуда же мне знать, что ты будешь звонить? – ответила я.

– Я, между прочим, предупреждала, – с еще большим возмущением проговорила Зойка.

– Но Бесику нужно было погулять, – объяснила я. – И вообще, что за срочность?

– Дуй ко мне, услышишь сама, – выпалила она.

– Неужели есть? – даже не верилось мне.

– Да, именно есть, – от волнения перешла на бешеную скороговорку Зойка. – И именно то, что нам надо.

– И он действительно там ее ругает? – задала новый вопрос я.

– Приходи, – сама услышишь. Жду.

И Зойка бросила трубку.

Я отделила Бесика от поводка:

– Посиди. Я скоро вернусь.

Пес обиженно заскулил. Он ненавидит оставаться один в квартире.

– Ничего, ничего, – почесала я его за ухом. – Скоро бабушка придет.

Бесик тяжело вздохнул и понуро двинулся в бабушкину комнату – ждать. Я, нацарапав записку, положила ее на кухонный стол. Тут бабушка наверняка ее заметит. Взгляд мой упал на плиту. Там остался нетронутый обед. Ладно. Приду и поем.

К Зойке я неслась почти бегом. А она, как выяснилось, ждала меня у самой двери. Не успела я нажать на кнопку видеодомофона, как металлическая дверь широко распахнулась:

– Давай же, давай, входи. Что ты так долго?

– Да ты понимаешь, я летать пока не умею, – ответила я.

– Ладно, ладно. Идем, – и она потащила меня в комнату.

Как только я уселась на диван, Зойка нажала кнопку магнитофона. Из колонок послышался дружный смех, затем Зойкин голос: «Дурак ты, Сидоров!» Вслед затем комнату огласили стук и пыхтение. Зойка явно удирала от Тимки. А Клим крикнул: «Да прекратите вы!» На что Тимка сердито произнес: «Это пусть она прекратит. А то все Мити́чкина, Мити́чкина. Да ты, Адаскина, еще хуже Мити́чкиной! Хотя Мити́чкина, конечно, тоже дура». Зойка, естественно, не осталась в долгу: «А ты, Сидоров дикий, тупой и невоспитанный!»

– Ну, – поставила на «паузу» магнитофон Зойка. – Как тебе?

– Да, по-моему, не очень впечатляет, – откликнулась я. – Во-первых, маловато, а во-вторых, тут кажется, больше ругают тебя, чем Таньку.

– М-м, – задумчиво протянула моя подруга. – Но все-таки про Таньку он тут ясно сказал, что она дура. И, вообще, слушай дальше.

Она опять запустила магнитофон. Зойка с Тимкой уже отругались, и теперь шел вполне обычный мирный разговор, который то и дело прерывали смешки, стук чашек о блюдца, из чего можно было заключить: мы, как всегда, когда собирались у Адаскиной, пили чай с чем-то вкусным. Несколько раз, правда, не без подачи Зойки, Сидоров и впрямь снова прошелся по адресу Мити́чкиной. Оказывается, его веселило, что в его театральной фотолетописи она получается хуже всех на снимках. «Другие нормальные, а эта, с какой точки ни ловлю, выходит неизменно кикиморой». И, конечно же, Зойка немедленно подхватила: «Это все, Тимурчик, потому, что она актриса из погорелого театра».

– Слышала, слышала? – подскочила на диване Зойка. – Сидоров обозвал ее кикиморой!

– По-моему, ты ее куда хуже обозвала, – опять вынуждена была возразить я.

– А мы после все, что от меня, уберем, – ничуть не смутилась она. – А перлы Сидорова запишем на чистую кассету. Вот и получится, так сказать, сплошной его монолог о Мити́чкиной.

– Но монолог пока очень маленький, – возразила я.

– Вот именно, пока, – сделала ударение на последнем слове Зойка. – И вообще, не отвлекайся. Тимурчик там еще кое-что про нее говорит.

– Это ты постоянно меня отвлекаешь, – уточнила я.

– Ладно. Молчу, молчу, – примиряюще отозвалась Зойка.

Если в записи и должно было еще что-то последовать по поводу Мити́чкиной, то отнюдь не сразу. А пока Тимка говорил, что ему хотелось бы как-нибудь снять всех наших скрытой камерой, и тогда получится очень смешная серия фоток. Но для этого нужен специальный аппарат, которого у него нет. По сему поводу тут же возник бурный спор. Клим принялся доказывать, что такого можно добиться и с вполне обычным аппаратом, просто тот, кого снимают, не должен ничего замечать. Тимка, естественно, с ходу завелся. Мол, у него больше опыта в фотографии, он вообще в этом деле уже практически профессионал, и ему гораздо виднее, чем Климу, как надо снимать то, что он, Тимка, задумал. Зойка, конечно, не упустила шанса подколоть Сидора и сладеньким голоском произнесла: «А я, Тимурчик, всегда была уверена, что как раз настоящий профессионал может всего достигнуть самыми простыми средствами». Тимка, забыв о споре с Климом, немедленно переключился на Зойку, и, надо сказать, что длинная его речь была совсем для нее нелестной. Однако до крупной ссоры у них все-таки дело не дошло.

Слушая это, я поневоле задумалась, что вот всего несколько месяцев назад мы собирались вместе, и с Климом у меня были замечательные отношения, и даже Зойка и Тимур хоть и своеобразно, но сосуществовали в одной компании. А теперь мы с Зойкой вроде остались только вдвоем. То есть, конечно, и год назад, и полгода у нас с Климом случались ссоры. Однако ведь потом мы мирились и снова все шло по-прежнему. И теперь кажется, что по сравнению с настоящим это прошлое, кусок которого записан на Зойкиной кассете, было замечательным. А, может, это потому, что о прошлом уже все знаешь, а настоящее – темный лес, в котором бредешь наугад, и невесть куда тебя занесет?

– Эй, ты чего? Заснула? – вернул меня к действительности Зойкин окрик. – Слышала, что он про эту мымру сказал?

– Нет. Я... отвлеклась.

– Вечно ты отвлекаешься, когда не надо, – сердито бросила она и начала отматывать ленту назад. – Вот. По-моему, здесь.

Зойка снова включила запись, и я услыхала, как Клим и Тимка вновь стали спорить по поводу фотографий.

«Если ты такой мастер своего дела, как говоришь, – с явной издевкой произнес Клим, – почему у тебя Мити́чкина на всех снимках такой уродиной получается?»

А Тимка ответил:

«Ну, ты, Круглый, прямо пальма в тундре. Неужели не понимаешь: какая фактура, такие и снимки».

Заявление его было немедленно встречено довольным Зойкиным хихиканьем. А собственного голоса я почему-то не услышала. Неужели я почти все время молчала? Странно: мне всегда казалось, что на наших сборищах я очень много говорю. И я осведомилась у Зойки:

– Слушай, а я вообще там присутствовала?

– Без вариантов, – энергично кивнула она.

– А почему я молчу? – задала новый вопрос я.

– Потому что всю дорогу сидела и улыбалась.

Это я как сейчас помню, – объяснила Зойка. – Но ты, по-моему, опять самое главное пропустила.

– И впрямь пропустила, – вынуждена признать я.

– Потому что думаешь не о том, – назидательно произнесла Зойка, и ей опять пришлось отматывать пленку.

Сперва раздалось Тимкино заявление касательно Мити́чкиной и ее «фактуры». Затем Клим произнес:

«Насчет фактуры поспорить не могу».

– Чего уж тут спорить, – с азартом вмешалась Зойка. – Результат у Мити́чкиной, как говорится, на лице.

Тут я наконец услышала свой голос:

«Да бросьте вы, ребята, нормальное у нее лицо».

«Не, – проорал Тимка. – Рожа у Мити́чкиной нефотогеничная!»

«Ох! – с явно притворным негодованием воскликнула Зойка. – Хорошо, что с нами нет Будченко. Он бы с ума сошел, услышав такое про свою разлюбезную Таньку».

«Да с чего ему сходить? – откликнулся Тимур. – По-моему, Будка родился, удивился, так и остался».

«Кажется, Тимурчик, это тот редкий случай, когда ты совершенно прав. Иначе бы он не смотрел постоянно на Мити́чкину коровьими глазами», – снова вмешалась с комментариями Зойка.

«Адаскина, – заржал Сидоров. – Будка – не корова. Он это самое... мужского рода».

«Какая разница», – по Зойкиной интонации я почти наяву увидела, как она полушутливо-полудосадливо отмахивается от Сидорова.

«Ну, ни фига себе! – громче прежнего заржал тот. – Значит, ты, Адаскина, сейчас в нашем присутствии официально заявляешь, что Будка смотрит на Мити́чкину, как корова женского рода. Можно ему будет завтра передать это от твоего имени?»

Из колонок послышался оглушительный хохот. Затем Клим с трудом произнес:

«Сидор, а ты видел хоть раз корову мужского рода?»

«Видел, – почему-то очень серьезно и даже мрачно ответил Сидоров. И с восточным акцентом добавил: – Эта Бик!»

Из колонок вновь донесся здоровый детский смех. Я слушала и удивлялась. Вроде бы ничего особенного остроумного Тимка не сказал, а мы тем не менее просто впали в истерику. Наверное, в таких случаях важнее не сами слова, а общее настроение. Именно потому часто не удается рассказать постороннему человеку, почему тебе в какой-то ситуации было очень весело.

Тем временем на пленке Сидоров под постоянно раздающиеся смешки продолжал философствовать:

«Корова и бык – это просто. А вот некоторые животные существуют только в одном роде, – например, сова».

«Сова – это, Тимурчик, не животное, а птица», – немедленно перебила его Зойка.

«Вот и серость дремучая ты, Адаскина, – высокомерно изрек Сидоров. – Птицы – это класс позвоночных животных. Следовательно, сова – тоже животное».

«Ну, ты, Тимка, даешь!» донеслось до меня из колонок собственное изумленное восклицание.

«Да я эту тему Приветовне пять раз пересдавал», – объяснил Тимка.

«Фу-у, успокоил, – выдохнула Зойка. – А я уж решила, что у тебя, Сидоров, шарики за ролики заехали и ты на старости лет нормально учиться начал».

«Не бухти, Адаскина! – рявкнул Тимур. – Лучше скажи мне, как будет мужская сова?»

– Сыч! – мигом нашлась моя подруга.

«Мимо! – с торжеством проорал Тимка. – Сыч – это просто отдельный вид сов. И обратный пример, потому что сыч, как и сова, существует и мужского, и женского рода».

«Тимочка, ты про сычей тоже сдавал Приветовне?» – съязвила Зойка.

«Ага, – откликнулся он. – И еще она поручила мне выучить тему: «Хищный зверь Адаскина».

«Она перепутала, – мигом нашлась Зойка. – Тема на самом деле называется: «Хищный зверь Мити́чкина».

«Слушайте! – воскликнул Клим. – А при чем тут Будка? Мы ведь вроде с него начали».

«При том при самом, – ответила Зойка. – Он у нас такой оригинал, что запал на Мити́чкину».

«Не Будка, а просто верблюд в Заполярье, – неожиданно поддержал ее Тимур. – Вон Мити́чкину даже фотопленка не выдерживает».

Я снова задумалась: «Вот мы беседовали, хохотали, нам было очень весело. Однако, когда слушаешь со стороны, вроде бы получается и не особо смешно, а временами даже и неприятно. Во всяком случае, не хотелось бы мне, чтоб кто-нибудь таким образом обсуждал меня. Собственно, я сегодня именно в такую ситуацию и попала. Услышала много хорошего о себе из уст Таньки и Гальки. И Зойке, кстати, досталось. Правда, она-то, к счастью для себя, ничего не слышала».

– Ну, все, подруга, – наконец выключила магнитофон Зойка. – По-моему, здесь вполне достаточно данных для симпатичного послания Мити́чкиной.

Я мысленно прикинула.

– Пожалуй. Конечно, больше всего высказываний твоих, и они нам ничего, кроме неприятностей, не принесут. Однако, если мы твой голос уберем, все равно кое-что останется.

–И, между прочим, Климушка тоже хорошо сказал про Мити́чкину, – с довольным видом потерла руки моя подруга.

– Я бы лично человека, который так высказался, на свой день рождения не пригласила, – откликнулась я. – Вот, например, Мити́чкину я теперь точно никогда в жизни на день рождения не приглашу.

– Можно подумать, – хмыкнула Зойка, – ты ее раньше на каждый день рождения звала.

– Не звала и не буду! – воскликнула я.

– Слушай, ты куда-то не туда заехала, – покачала головой Зойка. – При чем тут твой день рождения? Нам ведь требуется, чтобы она отменила свой.

– Я бы, например, после такого отменила, – у меня не было сомнений.

– Я тоже, – согласилась моя подруга. – Но ты, Агата, не забывай: мы имеем дело с как это?.. А! Хищным зверем Мити́чкиной.

– Ну, знаешь ли, – заспорила я. – Какой бы она ни была, все равно, услышав такое...

И, не договорив, я покосилась на магнитофон.

– Будем надеяться, – Зойка достала с полки чистую кассету.

Мы принялись за работу. Скомпилировать запись оказалось не столь уж простой задачей. Нам приходилось постоянно останавливать то одну кассету, то другую. А несколькими «ценными изречениями» Тимура вовсе пришлось пожертвовать, потому что одновременно слышался Зойкин голос, а она подставляться совершенно не хотела.

– Мне, конечно, плевать, как Мити́чкина ко мне относится, – объяснила свою позицию она. – И я даже была бы рада еще сильнее ее позлить. Но ведь тогда станет ясен организатор.

«А, может, как раз наоборот? – подумалось мне. – Если там будет откровенно звучать Зойкин голос, никто не заподозрит в ней организатора». Я немедленно поделилась своими соображениями. Однако Зойка стояла насмерть.

– Ни за что! Поверь уж моей интуиции: из-за меня обязательно все сорвется.

В общем, запись на чистой кассете получилась очень коротенькая. Однако в выразительности ей нельзя было отказать. Представьте, что вы получаете звучащий текст, где вас называют кикиморой, говорят, что у вас плохая фактура, и все прочее в том же духе. По-моему, вполне достаточно, чтобы не захотелось праздника с такими милыми гостями.

– Годится, – внимательно послушав, одобрила, в свою очередь, Зойка. – Кстати, Агата, нам теперь и Будка в союзники не требуется. Заклеим кассету в конвертик, напишем: «Мити́чкиной Татьяне (лично)» – и опустим в почтовый ящик.

– Нет. Лучше в школе, – не согласилась я.

– Почему это лучше? – удивленно уставилась на меня подруга.

– А ты представляешь, если конверт из ящика вытащит не сама Танька, а кто-нибудь из ее родителей? – объяснила я. – А еще хуже, попадет наше письмо в руки ее старшего братца Башлыка. Он, естественно, проведет самостоятельное расследование, и Климу с Тимуром придется лихо.

– А ты считаешь, для нас это плохо? – выразительно глянула на меня Зойка.

– Знаешь, все хорошо до определенного предела, – решительно возразила я. – А Башлык наверняка устроит беспредел.

– Естественно, – согласилась Зойка. – Он ведь тоже Мити́чкин. Ладно. Уговорила. Давай действительно в школе. Подсунем Мити́чкиной на какой-нибудь перемене в сумку. Только бы она потом это нашла.

– Значит, надо положить на самое видное место, – я не видела в данном случае никаких проблем.

– Решено, – подвела итог Зойка.

Глава VIII. ПРИВЕТОВНА

Первым, кого я наутро увидела возле школы, был Клим.

– Привет, Агата, – остановился он возле меня.

– Привет, – холодно откликнулась я.

– Как мы с тобой сегодня рано, – он продолжал таким тоном, словно между нами вообще ничего не произошло.

Мне даже на мгновение показалось, будто все предыдущие дни были просто навязчивым кошмаром, а теперь вот я проснулась и передо мной стоит прежний Клим. «И вообще, – вдруг мелькнула у меня совершенно дикая мысль. – Может, Зойка все наврала и Клим вообще не идет ни на какой день рождения? А она сочинила эту историю, чтобы с моей помощью сделать гадость Мити́чкиной?» Однако я тут же спохватилась: «Почему же тогда Галька и Танька так злобно прошлись вчера по моему адресу? И потом, я ведь Клима звала погулять в эту субботу, а он отказался. Нет, к сожалению, это не кошмар, а реальность».

– Агата, ты что? – как-то странно взглянул он на меня.

Видно, опять сработало мое проклятое свойство. Зойка давно уже мне говорит, что все мои мысли немедленно отражаются на моем лице, и с этим надо решительно бороться. Наверное, действительно надо, но у меня пока не получается.

– A-а? – с деланным равнодушием протянула я. – Что ты имеешь в виду?

– Да нет, ничего, – замялся Клим. – Просто, наверное, мне показалось.

– В жизни вообще много чего кажется и даже мерещится, – вырвалось у меня.

Глаза у Клима забегали. Он опустил голову. Нет. Это все-таки был совсем не прежний Клим.

– Знаешь... я тут хотел... – так и не поднимая головы, медленно начал он.

Я молчала.

– Ну, видишь ли, Агата... Вот... тут... так...

Он явно подбирал слова, но я не собиралась ему помогать. Да, в общем, и не могла бы при всем желании, ибо не понимала, куда он клонит и зачем после всего затеял этот странный разговор.

– Круглый! Агата! Привет! – как джинн из бутылки, возник у Клима за спиной Тимур, очень оживленный. – Ну, чего? Пошли?

– Да, да, – Клим испытал явное облегчение и, почему-то бросив мне: – Созвонимся! – спешно последовал за Сидоровым.

Я, совершенно ошарашенная, посмотрела им вслед. Ну, ничего не понимаю! То ли все вокруг сошли с ума, то ли я спятила?

– Агата! Ты уже здесь! – подбежала ко мне запыхавшаяся Зойка.

– Как видишь, – вздохнула я.

– А почему вид такой смурной и глаза на мокром месте? – осведомилась моя подруга.

– Совсем не на мокром.

Мне не хотелось рассказывать ей о разговоре с Климом, и уж тем более я совсем не собиралась рыдать посреди школьного двора. То-то был бы хороший подарочек Мити́чкиной в преддверии дня рождения!

Однако обмануть проницательную Зойку – дело достаточно непростое. Особенно, когда она, как сейчас, впадает в раж, преследуя врага.

– Нет, подруга, – с уверенностью проговорила она. – Признавайся, что с тобой случилось, пока мы не виделись. Вчера ты уходила от меня совсем в другом настроении.

– Но это было вчера, – пыталась я отделаться общими фразами. – А сегодня...

– А сегодня все обстоит еще лучше, – явно, на мое счастье, не терпелось сообщить Зойке, поэтому о моем состоянии она больше не заговаривала.

– Почему лучше? – с удовольствием перевела разговор я.

– Потому что, – кинула она на меня ехидный взгляд, – пока некоторые занимались вечером у себя дома всякой ерундой вроде уроков, я довела нашу кассету до совершенства.

– Каким образом? – не поняла я.

– Удалось убрать мой голос с еще одного милого высказывания о Мити́чкиной, – перешла на шепот Зойка. – Вот я и добавила его. Как говорится, Таньке на радость, и нам приятно.

И подруга моя с довольным видом хихикнула.

– Кстати, Агата, дай сюда геометрию. Придется мне у тебя сдуть.

Мне это очень кого-то напомнило, о чем я и сказала ей.

– Чушь, – схватив мою тетрадь, отрезала она. – Сидоров постоянно списывает, не говоря уже о Будке. А у меня сегодня особые обстоятельства. Так что сравнения твои неуместны.

Спорить с Зойкой бесполезно. Она все равно в результате окажется права. Но я и не собиралась.

– Чего стоишь? Времени мало.

И она решительно потянула меня ко входу в нашу родную Школу у Сретенских ворот. Сразу за турникетом мы оказались свидетелями впечатляющей сцены. Взъерошенный и набыченный Тимка стоял перед Приветовной, а она, тыча ему в плечо острым, ярко накрашенным ногтем, вещала на весь вестибюль:

– Сидоров, это же вопиющее безобразие! Как ты смел налететь на меня? Я едва не свалилась.

– Нет, Варвара Приветовна... – начал Тимур и тут же осекся. – То есть, извините, Привета Варваровна. То есть Варвара... Эта... Аветовна, – наконец ему с трудом удалось выехать на правильную дорогу.

Нас с Зойкой душил смех. Биологичка покраснела до самых корней крашеных волос. И Сидоров, тоже красный и мрачный, взирал на нее сверху вниз.

– Попался Тимурчик, – прыснула Зойка.

– Что, что? – захлебнулась от возмущения Приветовна. – Как ты меня назвал, Сидоров?

– Нормально назвал, – пробасил Тимка. – А чего такого? Варвара Приветовна, – очень четко произнес он. – Варвара Приветовна.

– Все. Заело Сидорова, – с удовольствием констатировала Зойка. – Компьютер в башке завис.

Я уже отвечать не могла. Как у Тимки, так и у биологички был одинаково потрясенный вид. И они таращили глаза друг на друга, будто первый раз в жизни увиделись.

– Сидоров! – наконец прорвало ее. – Как ты себя ведешь? Ты что, надо мной издеваешься? Думаешь, очень умный? Учебный год, между прочим, только начинается!

– Извините, Варвара Приветовна, я знаю, – с покаянным видом пробасил Тимка.

– Ну, окончательно переклинило парня, – Зойка упивалась его жалким видом.

Аветовна тем временем уже лезла на стенку. Ей, видимо, показалось, что Сидоров и впрямь нарочно над ней издевается, стремясь развеселить публику. А публики собралось, между прочим, достаточно. В нашем вестибюле наступил самый час «пик», и, естественно, каждый из вновь прибывших с большим восторгом присоединялся к толпе зрителей.

– Ты у меня сейчас пойдешь к Николаю Ивановичу! – метала громы и молнии Варвара Аветовна, и ее остро отточенный ноготь все чаще вонзался в плечо несчастного Тимки. – Уж он научит тебя разговаривать с преподавателями! И родителей в школу вызовем!

Услыхав про родителей, Сидоров, кажется, потерял последние остатки разума. Чем иначе объяснить, что он, вместо покаянного молчания или, в крайнем случае, лепета: «Извините, извините», – вдруг гордо и четко заявил:

– Да чего вы вообще ко мне привязались? Подумаешь, оговорился!

Приветовна уже тоже к этому времени была явно не в себе, потому что, забыв о плотной толпе, окружившей их, истошно заверещала:

– Ты не оговорился, Сидоров! И сначала хотел нарочно сбить меня с ног, а потом еще обозвал... – Голос у биологички было сорвался, но после короткой паузы она громко выкрикнула: – Приветовной!

В вестибюле повисла гробовая тишина. Теперь уже никому не хотелось смеяться. Все с ужасом ждали развязки. Даже Зойка присмирела. Я по личному опыту давно знаю: вслед за подобным затишьем всегда разражается буря. И она действительно разразилась. Правда, с совершенно неожиданной стороны.

– Смотри, смотри, – вдруг привлекла мое внимание Зойка.

Я проследила за ее взглядом. В дверь школы торжественно вошли Макарка В.В., Ника и еще несколько оживленно болтающих по-английски людей. Мне стало все ясно: в нашу образцовую школу нагрянула очередная иностранная делегация.

Однако Аветовну, кажется, переклинило не хуже, чем Сидорова. По-моему, она заметила только вошедшее начальство и кинулась навстречу с жутким воплем:

– Виктор Владимирович! Николай Иванович! Этот Сидоров совсем дошел! Он...

– О Сидорове потом, – сухо процедил в ответ Макарка В.В. И, не дав Приветовне больше произнести ни слова, громким голосом добавил: – Вот познакомьтесь, пожалуйста, господа преподаватели из Стратфорда-он-Эйвона.

– Так сказать, с родины Шекспира, – зачем-то уточнил Ника.

– Интересуются нашей школой, – Макарка В.В. не сводил пытливых и строгих глаз с Приветовны. – Кстати, среди них есть ваш коллега. Преподает естественные науки. Уверен, вам будет о чем побеседовать.

Приветовна, зардевшись, зачем-то сделала книксен и с отнюдь не стратфордским акцентом произнесла:

– Вери плиз то мит ю!

Господа из Стратфорда-он-Эйвона почему-то пришли в бурный восторг, а самый молодой из них представился:

– Иен Доббсон. Преподаватель естественных наук.

Он сказал это, конечно, по-английски. Приветовна вновь сделала книксен и ответила:

– Май нэйм из Варвара Приветовна.

У Ники челюсть отвисла. Но Макарка ничего, держался. А мистер Доббсон осведомился:

– Варвара? Барбара?

– Иес, иес, – часто-часто закивал головой уже очухавшийся Ника, и все они удалились в директорский кабинет.

Тимка по-прежнему столбом стоял там, где его покинула биологичка.

– Сидорову теперь не жить, – злорадно шепнула мне на ухо Зойка. – Может, даже до Танькиного дня рождения не дотянет.

– Типун тебе на язык, – откликнулась я. – Пусть живет.

– Конечно, лучше бы это случилось с Мити́чкиной, – снова заговорила Зойка. – Но Тимурчику тоже так и надо. Он заслужил.

Тем временем Клим, стремясь вывести Тимку из ступора, усиленно тряс его за плечи:

– Пошли, пошли, Сидор, от греха подальше.

Тот, словно очнувшись от летаргического сна, вдруг сердито пробасил:

– Она сама виновата. Не я на нее налетел. Это она на меня налетела.

– Теперь уже неважно, – методично толкал его в сторону лестницы Клим.

Тут к ним с хохотом подбежал Винокур:

– Ну, Тимка, ты даешь.

– Отстань, – Сидорова явно не обрадовало его появление.

– Да брось расстраиваться! – с добродушным видом хлопнул его по плечу Серега. – Нормальный затык мозгов. У нас однажды на баскетболе у одного мужика то же случилось. Перепутал свою корзину с чужой и всю дорогу своей команде мячи забрасывал. Мы говорим ему: «Беги туда». А он кивает и по-прежнему по своим лупит. Ну, конечно, потом мы ему наваляли. Теперь больше никогда не ошибается.

– Святые слова, – сказала мне Зойка. – Приветовна теперь тоже Тимчику наваляет. Боюсь, ему придется все темы по анатомии в конце года сдавать. Ой! – спохватилась она. – А геометрию-то я так и не переписала.

– Где уж там было, – слушая звонок, отозвалась я.

– Это все Сидоров виноват! – со свойственной ей несокрушимой логикой констатировала моя подруга, и мы побежали на математику.

К счастью для Зойки, наша Предводительница то ли забыла, то ли не захотела собрать тетради с домашкой. Хотя на прошлом уроке грозилась именно так и сделать. Поэтому все обошлось, и Мария стала объяснять новую тему.

Едва урок вошел в нормальную колею, Зойка подсунула мне зеленую тетрадь. Там было написано:

«Ты помнишь, что нам сегодня нужно решить сверхзадачу с сумкой Мити́чкиной?»

«Помню», – перепасовала я тетрадь на другую половину парты.

«И когда намечаем операцию?» – немедленно последовал новый вопрос.

«Когда получится, – написала я. – А то наметишь, а Танька куда-нибудь смоется. Или сумка ее окажется вне зоны нашей досягаемости».

Тетрадь мигом снова переехала ко мне:

«Согласна. Кстати, Сидоров, по-моему, так еще и не оправился».

«Ну и что?» – ответила я.

«Да так, – написала моя подруга. – Просто, как говорится, к слову пришлось».

Прежде чем предложить письменный обмен мнениями, я украдкой посмотрела на Тимура и Клима. Впрочем, видно мне было совсем немного: два затылка с ушами. Зойке наверняка с ее места открывалось не больше. И трудно было понять, на каком основании она пришла к выводу, что Сидоров еще не оправился от шока. О чем я и спросила ее.

«Мне его лица и видеть не надо. – Я тут же ознакомилась с ее ответом. – Посмотри: у него вся спина напряженная. И ухо горит».

Я проверила. Спина вроде как спина. Но ухо и впрямь горело. Зойка, вновь потянув к себе тетрадь, начала строчить что-то более пространное. А я пока на всякий пожарный преданными глазами взирала на доску, где Мария Владимировна вычерчивала геометрические фигуры.

Несильный тычок в бок ознаменовал возвращение тетради на мою половину:

«Что-то у них сегодня общение заглохло!!! К чему бы это? Полагаю, к дождю. А если повезет, и к грозе. В общем, подруга, пусть сильнее грянет буря!»