Текст книги "Корзина шишек (СИ)"

Автор книги: Анна Ворсова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Он поцеловал меня в висок. Вроде я была спокойной, но почему-то это прикосновение обожгло кожу. Я дернулась, чувствуя себя ненормальной. Повернулась к нему. И опять зеленые глаза. Спокойный взгляд обволакивал и… Ставил на место. Я не могла с ним спорить.

– Хорошо. Вот и договорились, – сказал Аркадий.

– Вон тот, белый дом с цветником, – сказала я.

– Сумку оставь. Все равно назад вернешься.

– Это чтоб я точно вернулась? – спросила я.

– А как иначе? Я недаром комнату громил весь день, – выходя из машины, ответил Аркадий.

Вот что сложного в том, чтоб забрать вещи? Ничего. Но при этом я чувствовала необъяснимый страх, как будто в чем-то провинилась. С каждой ступенькой мне казалось, что груз вины становится все сильнее. Кукушка, которая бросила детей и мужа, вот кем я становилась. Вместо того чтоб бороться, я покидала поле боя, зная, что мне не будет прощения за эту слабость. Вместе с виной я чувствовала облегчение, которое пришло с решением прервать этот эмоциональный ад. Усталость, которая копилась столько лет, прорвалась наружу. У меня хватало сил улыбаться, но я понимала, что за этой улыбкой прячется лишь пустота. Эта пустота лишала смысла всех трудов и энергетических затрат, она не позволяла подстраиваться под других.

– Явилась, гулена? – насмешливый голос Гриши донесся из кухни. Он не вышел оттуда, поэтому не заметил Аркадия. Павел сидел в комнате за компьютером. Рита лежала на диване в наушниках и смотрела ролики в Тик-Токе.

– Пойду с молодежью перетру, – шепнул Аркадий. Я хотела возразить, но было поздно. Он уже пошел в комнату. Решив, что раз представление началось, то я пошла на кухню.

Гриша сидел за столом и смотрел телевизор за большой кружкой с чаем. Невысокий, ниже меня на голову, с круглой лысиной, которая напоминала остров, полноватый и неприятным прищуром глаз – сейчас он мне казался чужим человеком, случайно забредшим в квартиру. Или это я перепутала дом?

– Я чего подумал, а с какого нам разводиться? Деваться тебе некуда. Я уходить не собираюсь. Не просто так я столько сил вложил в квартиру. Детей я тебе не отдам. Такой кукушке, как ты, это опасно доверять. Видеться ты с ними не будешь. Так на кой нам разводиться?

– Из-за этого, – я достала телефон и показала ему фотографию девицы, с которой он вчера ходил с детьми в пиццерию.

– Вот просил Риту не выкладывать фотографии, – поморщился Гриша. – Ну, допустим. Тебя же все равно дома не бывает. Чего мне остается? Я жить хочу!

– И живи. Я не против. В пятницу я подам заявление на развод. Разводиться придется через суд, так как у нас с тобой дети. Ты согласен или будем спорить и судиться?

– Из имущества ты ничего не получишь. Детей не увидишь. На алиментах разоришься. Я все для этого сделаю.

– Хорошо. Будем судиться, – ответила я.

– И как ты докажешь, что чего-то в этот дом купила? У тебя ни одного чека не сохранилось!

– Мне нужна только машина. Остальное все останется тебе. И квартира, и дети – все оставлю тебе.

Из комнаты донесся смех. Интересно. Хотелось посмотреть, что там происходит, но я не стала. Пошла в спальню. Гриша пошел за мной следом.

– Вер, а с чего ты решила, что в доме тебе чего-то принадлежит? Я тебе ничего не дам забрать. Как пришла без ничего, так и уйдешь отсюда.

– А ничего, что мы эту квартиру вместе купили, вложив в половину стоимость продажу дома моей бабушки и твои накопления? Ты меня с кем-то перепутал? – не выдержала я.

– Ты ничего из дома не заберешь. Нашляешь, а потом сама приползешь…

– Чего ты городишь, Гриш? – Я открыла шкаф. Наклонилась к полке, чтоб достать вещи. – Шлялся из нас двоих только ты.

Удар был неожиданный. В ухо. Меня откинуло в сторону. Гриша невозмутимо закрыл дверь.

– Ты чего творишь? – спросила я. Перед глазами поплыли мушки. Гриша медленно подошел ко мне.

– Я тебе говорил, чтоб ты меня не злила? Говорил. Одно дело, когда твоя дурость – это всего лишь слова, а другое, когда ты решила все воплотить. Правильно говорят, что надо бабу уму учить.

Он схватил меня за блузку. Я была в таком шоке, что не понимала чего происходит. Не понимала, почему он мне делает больно. Я попыталась закрыться от очередного удара. Рука частично смазала удар, но кулак попал в нос. От боли захотелось визжать.

– Прекрати!

– Почему это прекратить? Сейчас сразу голова на место встанет! Сразу думать начнешь.

Удар под дых. Перед глазами все плыло. Мир перестал существовать. В этом мире была только боль.

– Какие у вас интересные игры! А меня примете? Я тоже поиграть хочу!

Из-за слез почти ничего не было видно. Дышать было тяжело. Я протерла глаза. Попыталась встать. Теплые руки подняться.

– У вас всегда так весело? – спросил Аркадий, почему-то прижимая Гришу к стене.

– Первый раз такое, – ответил Павел. Он мне и помог подняться.

– Это что? Вы трусы с лифчиком не поделили? Нашли чего делить. Вер, оставь ему трусы. Чего ты? Новые не купишь? – спросил Аркадий.

– Ты кто такой? – крикнул Гриша, пытаясь выбраться из хватки Аркадия.

– Друг. Вер, так чего? Будем дальше тут кулаками махать или пойдем отсюда?

– Документы. Надо забрать.

– Где? Не рыпайся, чудо. Так где документы?

– Ничего я не дам! Пошел вон!

Гриша выбрался из хватки Аркадия. Или он его отпустил. Я попыталась пробраться к ящику, где лежала папка с документами, но почему-то упала на кровать.

– Пошли отсюда, пока я ему не врезал? – предложил Аркадий. Помог подняться. Чего-то кричала Рита. Опять в чем-то меня обвиняла. Гриша тоже кричал. Нужно было взять пальто. Надеть ботинки. Павел пихнул мне телефон, который я обронила.

– Идти можешь? – спросил Павел.

– Могу, – ответила я.

– Угу. Свалишься еще. А так свалимся вместе, – сказал Аркадий, поднимая меня на руки. – Вот как чувствовал, что надо было с тобой идти.

– Такого раньше не было. Я не понимаю, – прошептала я.

– Не думай об этом, – выходя на улицу, сказал Аркадий. – Дед, я даже пальцем никого не тронул. Чистый.

– Точно?

– Это отец чего-то с катушек слетел, – сказал Павел, который вышел вместе с нами.

– Так чего решил? С нами или тут останешься? – спросил Аркадий.

– Мне завтра в школу.

– И? – Аркадий явно не видел в этом аргумента. Я попыталась что-то сказать, но меня отвлек дед Леша, доставший аптечку. – Поехали. Потом разберемся с твоей школой. Сейчас снимем побои. А завтра поговорим на другом языке. Я правильно говорю?

– Правильно. Ты как? Пострадал? – спросил дед Леша.

– Получил по спине пару раз. Но я пас. Алкоголь в крови гуляет.

– Поехали. Остальное в дороге переговорим, – сказал дед Леша. К моему удивлению, но Паша поехал с нами.

– Там Рита…

– Рита без ума от Леры. Так что лагерь разделился на две части, – ответил Павел. – Я не в восторге от всего этого, но сейчас поведение отца не понял. Чего его за блоха укусила?

– Кто бы его ни кусал, он поступил паршиво, – сказал Аркадий.

– Да я сам ему чуть не врезал! Но… Отец как-никак.

Я молчала. Сжимала руку Аркадия и молчала. Было страшно. Я всегда думала, что сильная. Что могу постоять за себя. Один раз по молодости меня пытался мужик затащить в гаражи. Я его оттолкнула. Он упал, а мне удалось сбежать. Тогда меня это вдохновило. Дало уверенности, что я смогу выбраться из любой передряги. А теперь было страшно. Эта уверенность пропала. Я ведь могла дать отпор Грише, но вместо этого повела себя как последняя тряпка. Сжалась и терпела, пока он меня дубасил.

– Мы не можем все предвидеть. Ошибки же преподают жестокий урок, который приходится учить, чтоб потом не оказаться в неприятностях, – почти шепотом сказал Аркадий. – Не думай. Позволь себе немного отдохнуть. Я с удовольствием подумаю за тебя. Доверься.

– Один раз доверилась.

– Но он же не я.

Глава 3

Никогда не любила больницы. Мне всегда становилось не по себе в этих местах. В травмпункте было много народу. Пришлось отсидеть очередь, чтоб мне диагностировали многочисленные гематомы на лице, ушиб грудной клетки и трещину в ребрах. Хорошо, что обошлось без сотрясения и перелома носа. Но голова разваливалась.

И вот я выхожу из кабинета врача с бумагами в руках, а они меня ждут. Павел волнуется. По его лицу это видно. Дед Леша только вопросительно смотрит. Аркадий семечки грызет с довольной улыбкой.

– Ну, красавица, пошли домой? – спросил он, ссыпая остатки семечек в карман. Шелуху же он зажал в кулаке.

– Домой?

– Ага. Чего там тебе написали? – он забрал бумагу. Что-то я не была уверена, что он даже ее прочитал.

– Ничего интересного.

– Нет, Вер. Довольно интересно, – убирая мою бумагу, сказал дед Леша. – Завтра будем иначе с твоим мужем разговаривать.

– Не хочу я с ним разговаривать.

– А ты и не будешь. Все уладим.

– Ты деду верь. Он мужик умный и знает, что говорит, – сказал Аркадий. На выходе из больницы он подошел к урне, чтоб выкинуть шелуху. – Все. Думаю, на сегодня приключений хватит.

– Тебе еще с матерью разговаривать, – сказал дед Леша.

– Она сегодня ночует дома? – спросил Аркадий.

– Да. Люба звонила. Говорит, что Ира настроена на серьезный разговор.

– Я на него совсем не настроен, – поморщился Аркадий. – Может, удастся его отложить?

– Сам смотри. Я бы все решил сразу. Она ведь переживает. Глупостей наделает, – ответил дед Леша.

Не знаю о чем шла речь, но Аркадий напрягся. Он держал меня за руку, поэтому я чувствовала это напряжение.

– Почему все наваливается сразу в одно время? – спросил Аркадий.

– Слушай, я могу позвонить Нине…

– Рад, что у тебя есть такая подруга, к которой можно завалиться в любое время, – ответил Аркадий. – Но сегодня прошу остаться у меня.

– Если проблемы…

– Поэтому и прошу, – ответил Аркадий. Когда мы подходили к машине, то у него зазвенел телефон. – А у тебя чего случилось? Да, конечно. Приезжайте. Одним человеком больше, одним меньше… Какая разница?

– Чего еще случилось? – спросил дед Леша.

– Эдика мать выгнала. С девчонкой.

– С которой он никак не поженится?

– С ней самой. Им надо пару дней где-то перекантоваться пока квартиру не найдут.

– Звякни бабушке. Пусть хоть чего-то серьезного приготовит раз у нас сегодня столько гостей.

Пока Аркадий решал вопросы по размещению гостей, я начала отходить. Меня стало знобить. Холод проникал внутрь тела. Больно, холодно и страшно. Это как идти ночью вдоль шоссе, когда не знаешь чем закончится эта дорога.

– Замерзла? У тебя руки ледяные.

– Нет. Это так.

– Ты не Настенька из Морозко. Любите вы на себя ее роль примерять, – сказал Аркадий, снимая куртку.

– Не надо.

– Мне жарко, а ты мерзнешь. И не спорь, Насть. Тфьу, Вер. Вот. И не путай. Пальто у тебя тонкое.

– Так я в машине обычно езжу, – пропуская его оговорку, сказала я. – Зачем теплую куртку покупать?

– Вот погуляем с тобой и поймешь, – ответил он, отвечая на очередной звонок. При этом продолжая растирать руки. Какие темные дороги? Какие проблемы? Откуда такая неуверенность, когда рядом сидит человек, который решил не дать мне замерзнуть? Последнюю куртку снял. А я все еще продолжаю накручивать себя.

Я расплакалась. Не обращая на боль в носе. Не думая о других и не ища подходящего места.

– Мам, не надо, – начал Павел, но дед Леша его остановил.

– Пусть плачет, если душа того требует. Это ее право. Так в каком ты классе, говоришь, учишься?

– В девятом, – ответил Павел, не понимая, что его втягивают в разговор. Аркадий договорился еще увидится с кем-то и выключил телефон, убирая его в карман чехла переднего сиденья.

– Как-то сегодня все активизировались. Еще и Алик решил сегодня в гости заглянуть, – сказал Аркадий. – Дед, чего я такого не знаю? Она Николая Ивановича к нам привела?

– Нет. Мы решили, что если и будем общаться, то на нейтральной территории. Или без тебя.

– Хорошо. Тогда в чем подвох? Вспышки на солнце?

– Я не буду говорить, – ответил дед Леша.

– Его по условке выпустили? – спросил Аркадий. – Можешь не отвечать. Другого повода чтоб вся команда собралась, я не вижу.

– Завтра выпустят.

– Хорошо.

– Кеш, не стоит он того.

– Закрыли тему, – как-то резко сказал Аркадий. Я внутренне сжалась. Он наклонился почти к моему уху. – Не бойся. Это все ерунда.

– Мне страшно. Понимаешь, Гриша… Я от него этого не ожидала. Получается, что любой человек может…

– Может, но не значит, что сделает. Сама понимаешь, что в каждом человеке есть как ангел, так и демон. Мы следуем инстинктам, как животные, но одновременно у нас есть разум, который помогает остановиться в тот момент, когда клыки почти коснулись горла противника. А есть долг слова, который когда-то был дан и если его предать, то потеряешь себя. Но как быть со взятыми обязательствами? Все это смешивается в человеке, отличия его от животного и делая жизнь сложной.

– Но всегда может наступить момент слабости. Или может случится так, что наступит временное помешательство, затмение разума и останутся одни инстинкты.

– Не отпускать самку, потому что она самому нужна? – уточнил Аркадий. – Или месть станет центром жизни? Я думал об этом.

– И к какому выводу ты пришел? – спросила я.

– Я решил познакомиться с тобой, – ответил Аркадий.

– Не надо на меня вешать ответственность за твою жизнь, – тихо сказала я.

– Я и не вешаю, – сказал он. – Это всего лишь очередной крючок, на который я натяну паутинку. Укутаю тебя в нее от всех проблем.

– Так ведь привыкну к такому вниманию.

– Разве это плохо?

– А если ты поддашься инстинктам?

– Я постараюсь им не поддаваться, – сказал Аркадий. – Не хлюпай носом. Все будет хорошо. Я тебе обещаю.

Мы явно были в дурном состоянии. Я в шоке от мужа, Аркадий из-за своих жизненных поворотов, но в тот момент я ему поверила. Мне кажется, что он сам поверил в свои слова.

Машина подъехала к дому Аркадия, когда уже стемнело, но в окнах его квартиры горел свет.

– Проходим и не стесняемся, – сказал довольно громко Аркадий, открывая дверь.

– Приехали? – из кухни вышла миниатюрная женщина с короткой приятной стрижкой.

– Это Вера и ее сын Павел. Не Паша. Моя мама Ира. Без отчества и без «вы». Она этого терпеть не может.

Я посмотрела на Аркадия, потом на его маму. И сколько ему лет? Надо будет спросить.

– Что случилось?

– Ролевые игры. Э! Я тут не при чем! – уворачиваясь от полотенца, сказал Аркадий и прячась за спину черноволосому смуглому парню. Заодно и знакомя нас. – Это Алик. Друг детства. Это Вера и ее сын Павел.

– Пойдем отсюда, – сказала Ира, обращаясь ко мне, но тут опять вылез Аркадий. – Нет. Сначала надо переодеться. Хоть мы проиграли бой за трусы, но чего-нибудь найдем.

Он увел меня в комнату, где вдоль стены стояла раскуроченная детская кроватка. На полу лежали кучками вещи. Ножницы. Пакеты.

– Не обращай внимание, – сказал Аркадий. – Думал, что успею, но и ты вещей не привезла. Так что не будем на это обращать внимание.

– Я устала, – сказала я, присаживаясь на край кресла.

– Сам устал. Завтра что будешь делать?

– Позвоню начальству. Объясню ситуацию. Потом буду отлеживаться какое-то время.

– Согласен. Сегодня можешь побыть какое-то время со мной? Или сразу отдыхать будешь? Или у тебя в планах забраться в кровать и затопить все слезами?

– Последнее заманчиво звучит.

– Очень. Но они все будут тревожиться, если мы тут зависнем. Тебе помочь переодеться?

– Сама справлюсь, – ответила я, забирая вещи и уходя с ними в ванную.

А из коридора доносился смех. Там кипела жизнь. Я слышала эту жизнь сквозь дверь в ванную комнату и чувствовала себя лишней. Разговоры. Явно пришел еще один друг Аркадия. Женский голос мелодичный и приятный, строгий голос Иры и спокойный голос деда Леши. Павел чего-то отвечал. Опять смех.

Небольшая ванная комната отгораживала меня от них, как и от всего мира. И тут навалил страх, переходящий в панику. Я потерялась. Потерялась в этом большом мире, который был таким сложным и одновременно легким. Сложно было принять, что стоит мне исчезнуть, как ничего не изменится. Колесо вселенной не остановится. Люди продолжат вариться в проблемах и радостях, изредка вспоминая меня. Но существенно ничего не изменится.

Человек – это всего лишь песчинка, которая толком никому не нужна. И я была как раз этой песчинкой.

Смех казался кощунственным. Но и для слез нет повода. Почему они должны плакать, когда у них все нормально? Это у меня разрушилась жизнь, а почва ушла из-под ног. Это мне было тяжело, а не им.

Дверь открылась, но я помнила, что ее закрывала. Аркадий зашел в ванную комнату. Закрыл дверь на замок. Ни слово не говоря сел рядом со мной. Мы долго молчали. Говорить совсем не хотелось, а говорить что-то было нужно. Тишина пугала, но одновременно притягивала, в отличие от шума за дверью.

– Плакать не могу. Болит все и злит.

– Тебе страшно. Злостью тут не пахнет. Злость требует выхода, а страх заставляет прятаться. Можно тебя обнять?

– Обними, – прошептала я, слыша, как голос прозвучал грустно и виновато. – Я вроде как в гостях, а ты со мной возишься.

– Люди редко, когда делают что-то такое, чего им не нравится. Особенно когда есть возможность увильнуть и это не делать, – сказал Аркадий. – Я лучше буду с тобой сидеть, чем разговаривать с матерью.

– Из-за этого Николая? – спросила я.

– Он отец парня, который пьяным сел за руль и врезался в нас с Настей. Все ходил, чтоб его Лёнечку пожалели. Просил, чтоб я дал показания, что он оказал помощь, а не попытался сбежать. Лёнечка же вначале на дороге выл, а потом пополз в кусты. Его менты из канавы вытащили.

– Как же она…

– Любовь зла. Я это понимаю, но не хочу благословлять. Еще и Леня по условке выходит.

– Хочешь ему отомстить?

– Была такая мысль. Но какой в этом смысл? Настю не вернуть. Ребенок не воскреснет. А Леня… Я хочу, чтоб он жил и мучился. Чтоб понимал, что из-за него погибло двое, а за это он получил пять лет, из которых отсидел два с половиной года. Два с половиной года за две жизни. Как думаешь, это справедливо?

– Нет.

– Он сейчас может продолжить жить. Встретить девчонку. Создать с ней семью. По дому будут бегать девчонка с косичками и паренек, которого тот будет на велосипеде учиться кататься или в футбол гонять. Он будет жить, как будто ничего не случилось.

– А ты в этом так уверен? Уверен, что его не будут мучить демоны? – спросила я.

– Я не видел в нем раскаянья, – ответил Аркадий. – Браваду, но не раскаянье.

– Они боятся, что ты сорвешься?

– Да. Чего смеешься?

– Тогда мы с тобой расстанемся и больше не увидимся. Я тебя из тюрьмы ждать не буду. Зато не надо будет думать о нашей непонятной дружбе. Знаешь, это получается, что одной проблемой будет меньше. И я смогу забраться в кровать, чтоб утонуть в жалости к себе.

– Ты меня считаешь проблемой? Это как-то обидно слышать.

– Пока ты ей еще не стал. Но потом станешь. Когда я немного в себя приду.

– Я за тобой ухаживаю, а ты меня проблемой считаешь? Нет. Это реально обидно.

– Но ты не обиделся.

– Я возмущен до глубины души.

Я посмотрела в его сторону. Ни капли обиды или возмущение. Играет ведь. И плохо играет. Даже не старается.

– Не верю.

– Я знаю, что ты думаешь обо мне сейчас и знаю, что будешь думать потом. Пока у тебя минута слабости, передышка. Вот и позволяешь быть с тобой рядом. Когда ты вновь почувствуешь почву под ногами, то я тебе не буду нужен. Максимум, что мы с тобой будем дружить какое-то время. Ты решишь найти кого-то себе более статусного человека, с которым будет не стыдно появится рядом. Решишь, что мне нужна будет рядом глупая девочка. Но это все будет потом. Пока же мы какое-то время будем просто дружить, находя в проблемах друг друга нужность. Естественно, каждый из нас справиться с этими проблемами в одиночку. Разве ты не переживешь развод? Переживешь. Вер, ты сильная женщина, которая скорее обиделась, чем сломалась. Пару недель и ты опять будешь прорываться вперед. Или я не переживу, что моя мать спит с мужиком, которого я никогда не хочу видеть? Переживу. Живу я же все это время как-то. Пить почти бросил. Курить бросаю. ЗОЖ рулит и все такое.

– Но так хочется, чтоб кто-то понял и поддержал.

– Да. Чтоб кто-то пришел в этот мирок ванной комнаты и разделил его на двоих, прогоняя страх, что больше никогда не сможешь жить в том мире, который прячется за дверью, – сказал Аркадий.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю. Поэтому и подошел к тебе вчера.

Он переплел свои пальцы с моими. Его лапа почти полностью поглотила мою руку. От него исходила какая-то странная сила и уверенность, которая притягивала. Я осторожно прислонила голову к его груди. Под ухом билось сердце. Спокойный ритм, как часы, монотонный и давно забытый – я и забыла, как это просто сидеть рядом с мужчиной. Память откручивала назад моменты, когда мы с Гришей только начали встречаться. Я вспомнила дом бабушке, где мы сидели на терраске и встречали рассвет, понимая, что после этого рассвета расстанемся с ним до следующего лета. Это был летний роман, который перешел в половину жизни.

– Я никогда не думала, что разведусь с Гришей. Никогда не думала, что он поднимет когда-то на меня руку, – прошептала я. – Никогда. Это была любовь на всю жизнь.

– Чувства не могут длиться всю жизнь. Мы меняемся. Меняются и они. Я бы не стал полагаться на эмоции и чего-либо на них строить. Фундамент получается слишком непрочный.

– Кеш, а на чем тогда строить? На разуме?

– На общем интересе и взглядах. Любовь пройдет, а это останется. Как привычка, от которой сложно избавиться. Блин, я не могу, но хочу курить. Вот до невмоготу и дикого желания. Полгода не курил и не пил. А сегодня сорвался. Из-за этого тебя не уберег.

– Ты тут при чем? – спросила я.

– Как при чем? Если бы голова хорошо соображала, то ничего бы этого не случилось.

– Ты слишком много на себя берешь, – ответила я. – Снизь планку.

– Пойдем курить? – предложил он.

– Не курю.

– Мне-то хочется. Сходим? – предложил Аркадий.

– Ладно, – сдалась я.

– Знаю, что это вредные привычки. И от них надо избавляться. Я стараюсь. Надеюсь, что избавлюсь.

Он помог мне подняться. На кухне за столом сидели почти все. Павел о чем-то разговаривал с дедом Лешей. Мы же прошли в проходную комнату, откуда был выход на балкон. Аркадий откуда-то достал куртку, чтоб накинуть мне на плечи. Балкон был закрытый. Там же стоял табурет, пепельница и пачка сигарет.

– Садись. Точно не будешь сигарету?

– Не буду.

– Все нормально? – спросила Ира, заходя на балкон.

– Нормально, – сказал Аркадий, протягивая пачку с сигаретами. Ира закурила.

– Чего планируешь делать? – спросила Ира.

– А ты? Я уезжать никуда не планирую.

– Хорошо. Уеду я. Сам-то справишься?

– Вер, как ты думаешь, справимся? – насмешливо спросил Аркадий.

– Меня не приплетай.

– А никто и не приплетает. Я всего лишь спрашиваю твое мнение. Вот мать считает, что меня одного оставлять нельзя. Вдруг дурить начну.

– Она тебя лучше знает, чем я, – ответила я.

– Кеш, я серьезно, – сказала Ира.

– Давай так, я живу как хочу, а ты живешь, как хочешь. Но я не хочу ничего знать про твои отношения и новую семью. Ни про Николая, ни про Леню, – сказал Аркадий. – Я их не знаю. Любовь зла. Понимаю, принимаю и отхожу в сторону. Но и ты не гноби Веру.

– Жизнь твоя, – пожала плечами Ира. – Устраивает вас все – живите. Я палки ставить не буду. Помощь в уборке нужна?

– Нет. Сам справлюсь. Там все еще сложно.

– Эдик с Диной приехали. Алик завтра выходной.

– Я понял, но не стоило создавать проблемы. Мы и сами их создадим, – сказал Аркадий. – Но раз приехали, то выгонять не будем.

– Ты про Веру не говорил, а друзья всегда готовы прийти, когда они нужны.

Что-то было неправильное в этом разговоре, свидетельнице, которого я стала. Вот неправильное и все тут. И дело было не в том, что я изображала мебель. Меня беспокоило что-то другое, едва уловимое. Я ловила себя на желании встать и уйти. Перечеркнуть все. Хлопнуть дверью и больше не возвращаться в эту квартиру, где каждый угол приносил воспоминания. Квартира была наполнена этими воспоминаниями, как любая другая, где жило подряд несколько поколений одной семьи. Здесь сладкие моменты перемешивались с горькими. Я такое встречала в доме бабушки, куда приезжали в гости ее сестры и братья, мои двоюродные и троюродные родственники. Где поминки справляли в доме, а там же играли свадьбы. Где фотоальбом помнил тех, кого больше с нами не было. Воспоминания концентрировались, создавая неповторимую атмосферу.

Так было и в этой квартире. Здесь прошлое сталкивалось с настоящим. Надежда и горе задержались в комнатах, затормозив жизнь. Я понимала Иру. Она шла дальше. Насколько я поняла, после первого брака она искала того самого человека, с которым сможет встретить старость. Возможно, вначале она хотела найти Аркадию отца. Теперь встречалась для своего удовольствия. Она жила, не обращая внимание на горе и разочарование. Не сдавалась. Шла к цели.

Аркадий был не таким. Он споткнулся и стоял перед преградой. Для него жизнь остановилась в тот день. В том месте, когда закрылась дверь за Настей. Они не были женаты, но в мыслях я ее считала его женой. Они ушли и не вернулись. Он же остался их ждать, отгородившись от жизни. Только жизнь остановилась лишь у него. Другие продолжали куда-то торопиться, поднимались выше, падали, подходили к нему, чтоб рассказать о переменах в жизни, но он их не слышал. Хотел услышать, но не мог.

У каждого свой срок, чтоб пережить горе и найти место в новой жизни без близкого человека. В моей жизни я похоронила бабушку, которая была близким мне человеком. Но я ее отпустила. Да, я потеряла больше, чем близкого человека. Я потеряла того, кто принимал меня любой. Потеряла ту, кто ничего не спрашивал, но всегда поддерживал. Было тяжело осознать, что теперь я буду одна. Я это приняла как неизбежность, рок, фатум. Как в книге Гюго «Собор Парижской богоматери», где на стене было написано это пугающее слово. Пустота, которую не получится избежать. С ней остается только смириться и идти вперед. Я пошла вперед, как умела. Аркадий же остановился. Он все это время пытался осознать произошедшее. Как он мне сказал утром? Нужна пауза, чтоб все понять и решить, как жить дальше.

Но что же меня смущало? Что каждый теперь будет ему напоминать о прошлом? Каждый будет интересоваться его самочувствием как физическом, так и духовном? Интересоваться его планами, надеясь, что он передумал мстить? Пока он сам не решит, что отомстить надо, чтоб хотя бы прервать этот поток сочувствующих.

Я взяла сигарету. Закурила. Как же все было сложно и неправильно. Ощущение неправильности грызло душу. Но что неправильно? Что женщина хочет кусочек своего счастья и не хочет жертвовать этим счастьем на алтаре горя, пусть это горе и принадлежит ее сыну? Или что сын приводит в дом малознакомую женщину еще и с ребенком, говоря, что теперь она будет жить тут, а ты не мешай? Или вся проблема в том, что я пыталась сама встать на место Иры и Аркадия, при этом не понимала, как поступила бы сама? Скорее всего это. Я не знала правильного ответа на вопрос. Не знала, как поступить. И это пугало.

Ира настаивала, что надо сделать ремонт в комнате Аркадия. Когда он выкинет детскую кроватку, то можно будет там переклеить стены. Аркадий слушал ее молча, не перебивал. Она же понесла рассказывать новости про каких-то знакомых. Кто женился, кто родился, словно почувствовав благодатные уши. Она говорила и говорила. В итоге решила еще и фоточки какого-то розовощекого малыша показать.

– Хватит. Пойдемте ужинать, – прервала я. – Не знаю как вы, а я есть хочу. В другой раз поговорим о детях.

Ира пришла в себя. Убрала телефон. Зато меня нашел Павел.

– Мам, Рита звонит. Говорит, что с тобой поговорить хочет.

– Давай поговорим, – согласилась я.

– Все мам, ты доигралась. Папа на тебя завтра заявление пойдет писать. Что ты украла Павла, – с не скрываемым злорадством сказала Рита.

– Пусть. Что еще хочешь сказать?

– Что к нам Лера приедет. И с Лерой намного интереснее, чем с тобой.

– Хорошо. Общайтесь.

– Ты хочешь сказать, что вот так легко от нас отказываешься? – выпалила Рита.

– От кого я отказываюсь? От тебя? Нет. Но и драться с Лерой я не собираюсь. Если тебе с ней интересно, а папа разрешает тебе с ней общаться, то я тут при чем? Никто ни от кого не отказывается. Просто мы с твоим отцом расходимся. С кем жить – выбирайте сами. Я никого уговаривать и выгонять не буду.

– Вот ты всегда такая! – Она отключилась. Я же отдала телефон Павлу.

– Продуктивно поговорили, – сказала я.

– Мам, а ты все же решила, что не будешь с отцом мириться? – спросил Павел.

– Это я ему не прощу, – ответила я, показывая на лицо. Затушила сигарету. Ира ушла с балкона первой. Мы пошли следом. Баба Люба и дед Леша ушли с кухни. Зато там вовсю обосновались Алик, Эдик и Дина. Алик вольготно развалился на стуле. Высокий парень почти доходящий по росту до Аркадия, с наглым взглядом и такой же улыбкой. Эдик был мелким, светловолосым парнем, чуть старше Павлика. Мне еще показалось, что ему расти и расти, а не семью создавать. Дина была ему под стать. Молодая, симпатичная, с ухоженными волосами и длинными ногтями розового цвета. Живота у нее пока не было особо видно. Видимо срок был небольшой.

Когда мы зашли на кухню, то разговоры стихли. Аркадий невозмутимо достал тарелки, чтоб положить нам овощную запеканку.

– С Павликом, я думаю вы, познакомились. Это Вера. Это Эдик, друг по технарю и по жизни, и его невеста Дина, – представил нас Аркадий. – Рассказывайте, чего там у вас случилось.

– Выгнали их, – ответил Алик. – Короткий сказ.

– А у кого из знакомых можно за недорого квартиру снять? – спросил Аркадий.

– Вот думаем.

– Вроде Тошка занимается квартирами. Надо завтра ему звякнуть.

– Так он же в Москву подался, – сказал Алик.

– И чего он там забыл?

– Хрен его знает. Уехал бизнес делать.

– Вот и я думаю, что может в большой город податься? – спросил Эдик.

– С беременной и в будущем с маленьким ребенком? Я бы не стал, – ответил Аркадий.

– У нас там знакомых особо нет, – добавил Алик. – Пропадешь еще там.

– Или попадешь, – сказал Аркадий.

– Итог один: где мы там тебя искать будем? – сказал Алик.

Разговор крутился около больших городов. Я же ела запеканку, чувствуя, что сил остается все меньше.

– У меня есть знакомая, которая квартирами занимается в нашем Горске. У нее можно бюджетный вариант найти. Она общагами занимается. Сама думала там комнату снять.

– Это мы теперь в общаге снимать будем? – спросил Павел.

– А ты как хотел? Чтоб мы сразу квартиру купили? – рассмеялась я. – Ладно тебе. Начинали со съемной. Ничего плохого в этом не вижу.

– Не на улице же, – поддержала меня Ира.

– В любом случае за тобой остается квартира. Можешь и к отцу вернуться, – сказала я. – Там все привычно. И Лера есть.

– Эта Лера глупая, как пробка. И не потянет ее отец. Она же сразу ряд условий поставила, – сказал Павлик.

– И каких условий? – поинтересовалась я.