Текст книги "Завеса (СИ)"

Автор книги: Анна Леснова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Леснова Анна Владимировна
Завеса

Глава 1. Нежданные встречи.

     Солнце вставало над полем, и под его лучами туман начинал стекать с дорог в ложбины. Травы и кустарник в них тонули в белом молоке.

     Я пронеслась по тропе так, словно по пятам гнался шатун. Перемахнула через ручей, продралась сквозь ветви и остановилась уже почти у самой опушки.

    Однокурсники ждали меня, по меньшей мере, полчаса – если судить по лицу Коли, который был уже раздраженным, но еще не злым.

     – Ахметова, пунктуальность – для королей, верно? – ядовито бросил он мне, поворачиваясь в сторону ставки и выпуская с ладони огненного змея.

     – Прости пожалуйста, – я оперлась о колени, пытаясь отдышаться. Вскинула голову – и встретилась со взглядом пронзительно-зеленых глаз. Эльф стоял буквально в тридцати метрах, не скрываясь.

     Я растерянно огляделась – на него никто не обращал внимания, все были заняты подготовкой к обряду. Ника протянула мне посох, поправила бретельки топика и хрустнула пальцами.

     – Ну что, поджаримся?

     – Ник, а ты его не видишь?

     – Кого?

     Вместо ответа я ткнула пальцем в непрошеного наблюдателя. Она посмотрела в ту сторону.

     – А, этот? Он здесь уже часа три стоит. Колян сказал, чтоб мы не парились, они иногда приходят посмотреть, получится ли границу возобновить. Нет – сразу хлынут, прикинь?

     Она чавкнула жвачкой, и меня продрал озноб. Это что ж получается, там за кустами целый эльфийский десант наготове?

     Эльф, который, без сомнений, слышал весь наш разговор, вновь посмотрел мне в глаза и вежливо склонил голову.

     – Ахметова!

     Ладно, десант десантом, а граница не лопнет. Можно себе представить, что это просто такое стекло между нами... суперчистое...

     – Ахметова!

     Коля, вот теперь сердитый по-настоящему, показал мне кулак. За его спиной над ставкой поднялся в небо темно-синий дым. Наизготовку!

     Ника встала за спиной и положила мне на плечи руки. Маникюр на ее пальчиках был теперь ядовито-желтым.

     – Как же меня это достало, – пробурчала она, и тут же над нами пролетел протяжный гудок. Началось!

     Руки Ники раскалились так, что их почти невозможно было терпеть. Жар хлынул по локтям, дошел до сердца, я вся моментально вспотела; потом я закрыла глаза, преобразовала цензер третьего порядка в форму Канверро и выговорила заклятие. Жар превратился в огонь и прожег руки насквозь до посоха; тот тоненько взвизгнул, и энергия хлынула в землю.

     Граница прямо перед нами засияла бледно-желтым.

     Сквозь слезы я различила, как свечение смыкается с соседними пятнами, и перед нами сгущается волшебная дымка; туман все рос, рос, выше головы, выше деревьев... и как всегда, в тот момент, когда, казалось, уже нет мочи терпеть и посох вот-вот вылетит из рук, раздался тихий звон и все закончилось.

     Колени подогнулись, и я тихо осела на землю. За спиною послышался виртуозный и проникновенный Никин мат. Что ж так всегда-то... тяжко?

     С соседней точки до нас доковылял парень-генератор. Протянул мне бутылку с водой. Я возблагодарила его так, будто он был моей феей-крестной – после этих ритуалов полцарства за глоток отдашь, а я свою в лагере забыла... Драгоценная влага, прозрачная, сладкая, прохладная!

     Над ставкой теперь мирно поднимались зеленоватые струйки. Прижав бутылку с водой ко лбу, я посмотрела по сторонам – обряд прошел на "отлично", и выжатые, как лимон, люди теперь отдыхали. Кто курил, кто сидел или лежал на земле, кое-кто даже разделся и остывал на прохладном ветру. Тоже бы так... нужно было, как Ника, майку и шорты надевать.

     Неугомонный и несгибаемый Коля, которого даже перекачивание сил не брало, прошелся вдоль нашего ряда и заставил каждого расписаться в отчете. Потом заставил Нику собрать посохи, зачем-то проверил магическую завесу и – лично мне напомнив, что завтрак через три часа – велел бригаде собираться.

     – Катя, ты идешь?

     Я вяло помахала рукой. В таком состоянии и пяти метров не пройти.

     – Посижу еще, Ник, оклемаюсь малость.

     Она ничего не ответила. Забрала свои вещи и отправилась – с сумкой в одной руке и с посохами под мышкой – в сторону ставки. Остальные медленно, как черепахи, собрались и тоже ушли. Я осталась одна, не считая кузнечиков, далеких птичьих голосов и тихого-тихого – на грани слышимости – шипения тающей дымки.

     Тишина-а-а... сладость-то какая.

     Прохладный ветерок забрался под рубашку и холодил мокрую спину. Я слила себе на ладонь из бутылки, протерла лицо и вздохнула. В чем преимущество быть трансформатором – как быстро силы иссякают, так же быстро и пополняются. Вот Ника теперь неделю будет пластом лежать... хотя будто из стали сделана. А я ничего, полчаса посижу и как огурчик... потный и вонючий огурчик, да.

     Завеса потихоньку истончалась, уже можно было различить лес за ней, только мутно, словно что-то случилось со зрением. Неприятное чувство. Лимонный цвет потускнел, стал почти что серым. Линия границы погасла.

     И вдруг прямо напротив меня эта дымка стала свиваться в туманные кольца и завихрения. Сердце пропустило удар. Это что? Кое-где появились дыры и принялись расползаться, как будто завеса рвалась под чьими-то руками. Я вскочила на ноги.

     Несколько дыр объединились в одну, и сквозь это большое окно на меня посмотрели знакомые глаза.

     – Здравствуй, человек, – спокойно произнес эльф.

     Сказать, что я перепугалась – это ничего не сказать. Он протянул руку, и я была готова то ли кинуться на него, то ли броситься прочь, но сквозь дырку рука не прошла. Тонкая и длинная, как у пианиста, ладонь легла на воздух, как на стекло. Эльф усмехнулся.

     – Видишь? Ты можешь стоять спокойно. Мне нужно только поговорить с тобою.

     За его спиной шумел тот же вековечный лес, но теперь казалось, что из-под каждого листика в меня целятся из лука.

     – О чем нам с тобой разговаривать? – нервно поинтересовалась я у него.

     Интересно, а стрелы дырка тоже не пропустит?

     Он улыбнулся.

     – Ты знаешь, человек.

     Ой, нет. Не знаю, знать не хочу и выяснять не собираюсь. Я повернулась спиной, хотела было бежать в сторону ставки – но вдруг что-то охватило коленки и уронило меня прямо в сыроватую траву. Запахло озоном.

     – Ты начала беседовать со мной, – произнес за спиной нелюдь. – Разве можно закончить разговор, не прощаясь?

      Я мысленно взвыла. Так глупо попасться! Сама же десять раз на уроках детям объясняла правила общения с магическими сущностями! Не иначе как от неожиданности все мозги отшибло.

      Так, Катя, соберись! Вдох... Выдох... Вдох... Выдох... Вспоминай остальное, раз на первом поскользнулась. Завеса на месте? На месте. Просто дымка растаяла странно, но раз он сам пройти не может, значит, и стрел, камней, веток и прочей дряни можно не опасаться. Амулет на месте? На месте. Значит, принудить к чему-то можно ровно настолько, насколько большое право я сама ему дам. А пока я дала только право не отпускать себя, пока он со мной не наговорится. Значит, я жива, ничего плохого пока не случилось. А дальше нужно просто... как там... "не называть своего имени", "ничего не утверждать", "ничему не верить", "ничего не обещать"... и еще... еще...

     Ха-ха. Начинаю переживать за своих учеников.

     Я еще чуть-чуть полежала на земле, перевернувшись на спину. Облака висели в воздухе, как огромные, белоснежные, небесные острова. Шумели кроны эльфийского леса, шелестели травы. Прямо рядом с носом качались красные маки. Красота... и погода хорошая. Весь мир словно отказывался замечать, что конкретно сейчас в его маленьком кусочке происходило вселенское свинство.

     Эльф был недвижим, как статуя. Только глаза пристально следили за каждым моим движением, да ветер трепал светлые волосы. Вот что ему надо?

     Я с тоскою поднялась, отряхнула юбку, оттягивая неизбежное – со ставки никто сюда возвращаться не собирался – и подошла ближе.

     – О чем ты хотел меня спросить?

     – Разве ты не догадываешься, колдунья?

     Самое сложное в теоретических знаниях – применять их на практике. На уроках чувствуешь себя очень подкованно, дети смотрят на тебя, как на ректора столичной Академии... а потом оказываешься в подобной ситуации и понимаешь, что все твои умения – одна иллюзия. Вот сейчас, например, что ему отвечать?

     Я неопределенно повела плечами.

     – О границе?

     – Можно сказать и так, – по-птичьи склонил он голову набок. – Я долго наблюдал за тобой, колдунья. Твой род с севера?

     – С какого севера?

     – У тебя белые волосы и кожа.

     Я невольно коснулась рукой своего лица.

     – Я всегда жила в Приморье... насколько знаю.

     – Но твои родичи обитали на севере, не так ли? В Норване?

     Чего-о? Это где вообще?

     – Не в курсе, – растерялась я.

     Эльф помолчал. Поглядел наверх – граница совсем растаяла, теперь и рамки "окна", сквозь которое он со мной заговорил, не было видно.

     – Едва ли людская память сохранила это, – заметил он.

     Мы еще помолчали. Я беспокойно переступила с ноги на ногу. Разговор больше походил на бред или сон. К чему он вообще клонит?

     – Ты не видишь того, что вижу я, – произнес эльф. – Ты знаешь, колдунья, что может сломать эту стену?

     – Ничего не может... насколько знаю.

     Он как-то зловеще улыбнулся.

     – Для вас, людей, древнее кажется бессмертным, не так ли? Есть ключ, который я знаю, есть дверца, которой открывается этот ключ. Каждая стена рассыпается со временем. Разве тебе не интересно узнать, где ключ и что за дверца?

     – Нет, – быстро выпалила я, и эльф тихо рассмеялся.

     – Ты лжешь, колдунья. А хочешь ли узнать, где он лежит?

     "Ничему не верить".

     – Ты меня обманываешь, – напряженно ответила я. – И зачем вообще ты мне это рассказываешь?

     – Этот ключ у тебя, колдунья, – пожал он плечами. – Я хочу, чтобы ты мне его отдала.

     Чего-о?

     Я вытаращилась на него. Может быть, он просто сумасшедший? Чокнулся в своем лесу, пока за белками гонялся?

     – Ты очень забавная, человек, – хмыкнул он. – Я не лишен рассудка и говорю правду.

     – Хочешь, чтобы я поверила, будто могу выключить всю нашу Завесу? Ты меня за дуру-то не держи!

     Порыв ветра, вдруг налетевший со стороны леса, залепил мне лицо волосами. Пока я отплевывалась, эльф извлек что-то из поясной сумки.

     – Я знал, что ты мне не поверишь, – снова усмехнулся он. – Но тебе под силу убедиться в этом самой, колдунья. Если придешь сюда через два дня ночью, ключ сам найдет тебя.

     Ага, счаз! Разбежался! Да ноги моей здесь еще месяц не будет, с твоей подачи-то!

     Он покачал головой.

    – Я хочу, чтобы ты отдала этот ключ мне. И вот залог будущего торга между нами, человек. Храни его бережно.

    Эльф швырнул мне в руки что-то сверкающее; я поймала машинально, опустила взгляд и оторопела: в ладонях переливался золотым тяжелый перстень-змея. Что-о?

     Я вскинула голову и вздрогнула: лесной посланник смотрел на меня яростно и пристально, навалившись на невидимую преграду так, что, казалось, вот-вот упадет.

     – А-а... что это? как ты... – тут пришло осознание, что перстень был с той стороны. О небо. О небо-небо-небо... как это вообще может быть?!

     Эльф перетек в вертикальное положение, злоба на его лице исчезла, словно мираж. Он снова стал похож на спокойную скалу.

     – Я рад, что ты приняла этот дар, колдунья, – промолвил он. – И платой за него будет молчание: не говори о нашем разговоре ни единой живой душе. Я буду ждать нашей новой встречи.

     Он коснулся ладонью своего лба, еще раз сверкнул глазами и, развернувшись, скрылся за деревьями.

     Я оцепенело смотрела ему вслед, и в голове вертелась единственная мысль: пятое правило.

Я нарушила пятое правило.

     "Ничего от них не принимать."

     ***

     В корпус общаги мы вернулись, когда небо начало смеркаться. До обеда ходили купаться на речку, потом ездили в город за шашлыками. Генераторы в веселье не участвовали, но еды накупили и на них: казенно-внеурочных выходных, которые полагались после подпитки Завесы, никто никого лишать не хотел.

     Все это время я честно пыталась выбросить из голову странную встречу. Я и рассказать ее пыталась – но горло пережимало всякий раз, стоило мне заговорить о произошедшем с кем-то из друзей. Надо сказать, что это едва ли не сильнее остального напоминало, что встреча действительно была. И бесило страшно: неприятно понимать, что ты самому себе не хозяин.

     Под конец я, отчаявшись, решила поехать после шашлыков в Нижний, в библиотеку. Таня повертела пальцем у виска, но согласилась взять меня с собой – ей все равно нужно было уезжать раньше. Однако остальные искренне возмутились:

     – Катька, ты что? – возмущенно кричала Лариса. – Кто обещал меня танцу живота научить?

     – Да что ты там будешь делать-то, – проникновенно вторила ей Ириша. – Там на улице плюс пятьдесят в тени, ты просто к асфальту приклеишься и засохнешь.

     Джейк, краса и гордость нашей компании, загадочно и печально сверлил меня глазами, но не подходил. Он с Татьяной поссорился и теперь демонстративно, стараясь попадаться ей на глаза, дарил мне цветы, говорил комплименты, – в общем, вел себя противно, а от откровенного разговора увиливал. Вот плюс во всей ситуации: уеду из этой санта-барбары на несколько дней...

     Загадочный эльфийский залог я завернула в несколько слоев салфеток, положила в полиэтиленовый пакет и упихала на дно сумки. Не хотелось, пока в голове не сложится более-менее ясная картинка, объяснять жестами, что это за перстень и откуда он у меня взялся. Имею же право на день отсрочки? А кроме того, голос в глубине души подсказывал: чем меньше к этой штуке прикасаться, тем лучше нам всем будет. Волшебные вещи – как бомба, а разобрать, зачаровано кольцо или нет, я не могла.

     Мы выехали из лагеря рано утром, когда небо еще переливалось желтым и алым. Протарахтели по грунтовке до раздолбанной дороги, по ней выехали на гладкое, резкое шоссе, и Таня нажала на газ.

     Лес сменялся полями, те – снова перелесками, мы проносились сквозь поселки, сгоняя с пути более медленные и сонные машины; коллега включила музыку и молчала. Я держала сумку на коленях и думала, думала, думала...

     Под конец в голове родился осмысленный план, но для него все же требовалось кого-то в историю посвятить.

     – Тань, слушай, а ты помнишь магию слова?

     – В смысле?

     – Ну, теорию проклятий, заклятий, обетов, все такое?

      Она пожала плечами и скрутила громкость проигрывателя. Гитары теперь перезванивались тихо, не мешая нам слышать друг друга.

     – Смотря что нужно.

     – Как обойти запрет что-либо сделать?

      Татьяна бросила в мою сторону косой взгляд.

      – Вообще-то этому целый семестр был посвящен. И есть целый пласт литературы. Смотря какой запрет, как и кем был наложен, в каких обстоятельствах... кое-где, помнится, даже время суток роль играет.

       У меня опять пережало горло от желания все рассказать. Я досадливо его потерла и какое-то время рассматривала пейзаж за окном. Ух, заклятье...

       – Если запрет – плата за дар от магической сущности?

       – Это ты абстрактно спрашиваешь или для себя? – проницательно спросила Таня. И тут же наступила расплата.

      Воздуха вдруг перестало хватать. Я делала глубокий вдох – а казалось, что ничего не набираю. Меня охватила паника, и я, захрипев, вцепилась коллеге в руку. Она что-то воскликнула, машина вильнула вбок. Все тело колотило, руки занемели, кружилась голова – я схватила себя за горло, оттягивая кожу, будто это могло пустить кислород в легкие – и вдруг все закончилось также внезапно, как и началось.

      Я обвисла на ремне, чувствуя, как по щекам начинают бежать слезы.

      Мы стояли на обочине. Мигал аварийный значок. Татьяна смотрела на меня дикими глазами.

      – Катя... Катя, твою мать! Это что сейчас было?! Что это было?

       В бардачке нашлась бутылка с соком. Я сделала несколько больших глотков. Руки дрожали.

       – Тань, к лешему... я думала, сдохну. Не спрашивай ни о чем.

       Она достала из пачки сигарету и закурила. Сделав паузу, коллега обернулась ко мне и резко заговорила:

      – Вот это – классический пример отката при нарушении запрета. Судя по тому, что приступ начался после моего вопроса, триггер завязан не на слова, а на смысл. Такие заклятия теоретически можно обходить in astutia, если самовнушением убедить себя, что не нарушаешь условия. Может сработать. А может – и нет.

       Она сделала еще одну затяжку и выпустила дым на этот раз в салон. В горле снова запершило.

       – Вообще такие вопросы лучше решать со специалистом. Вернемся в alma mater – иди на кафедру к Зиновскому. – Таня выкинула окурок в окно и снова завела машину. – Я не буду интересоваться, как тебя угораздило, но – подумай о том, чтобы прервать практику досрочно.

        Мы выехали на трассу. Меня все еще потряхивало. Теперь мысль о том, чтобы пытаться кому-то что-то объяснить намеками, потеряла всякую привлекательность. Еще раз пережить такое? Ну уж нет, спасибо. Проклятые эльфы!

        До самого города коллега хранила злое молчание. Увеличила громкость магнитолы настолько, что удары барабанов отзывались в груди. Грохоча, машина свернула с центрального проспекта на боковые улочки и затормозила перед неказистым входом в старое серое здание. На дверью висела потускневшая табличка: "Главная Городская Библиотека г.Нижний Хивик".

        Татьяна сухо распрощалась, напоследок еще раз посоветовав ехать в столицу, не откладывая, я неловко поблагодарила, взяла сумку и вылезла из машины. В городе царило летнее пекло. Пахло раскаленной пылью, бензином, какими-то цветами из соседней цветочной лавки; прохожие, разодетые по городской моде, шли мимо, искоса меня оглядывая. Отражение в темном стекле машины объяснило, в чем дело: тушь потекла. И как я не заметила этого в боковом зеркале? И Таня тоже хороша, не сказала ничего.

      Ее машина отъехала от тротуара. Я помахала вслед рукой и впервые обратила внимание, какой у нее номерной знак – "ХА 01-06 ЧС". Почему-то это показалась символичным: более нелепого и чрезвычайного первого июля в моей жизни еще не было.

     Вздохнув, все еще чувствуя холодок от пережитого испуга, я начала подниматься по крыльцу. Попробуем обратиться за советом к книгам... они же не относятся к категории "живых душ", верно?

     ***

     В библиотеке было прохладно. Приятно пахло книгами и деревом. Доброжелательная женщина быстро записала меня в картотеку и, поняв, что я собираюсь перелопатить целую кипу книг, журналов и монографий, разрешила на бланках заявок писать только шифры.

     – Я сама их заполню потом, – сообщила она. Кажется, ей было довольно скучно.

     Посетителей было мало. В читальном зале, кроме меня, сидела буквально пара человек; я выбрала удобное место в закутке, включила старую лампу в металлическом зеленом абажуре и открыла первую страницу тонкой тетрадки, лежащей на самом верху стопки.

     На титульном листе значилось: "Сравнительная классификация устных запретов, основные характеристики проявлений и магические последствия. Осуществленный и неосуществленный запрет на примере случая спора между Илоной Балской и Радимиром Хворым".

     Дальше шли длинные таблицы, снабженные разными схемами и сносками; язык был ужасно занудным, почти юридическим (впрочем, вообще, как известно, юриспруденция – одно из направлений магии слова);  я продиралась сквозь параграфы, как первопроходец сквозь джунгли. Устные запреты с прикладом, устные запреты без приклада, с условием возможности, с условием невозможности...

     Наконец глаза наткнулись на разворот, где синей краской была изображена ваза, в которой стояло несколько полураспустившихся ирисов, и рядом было крупно напечатано: "

Глава 7. Особенности запретов, наложенных магическими сущностями".

    О! Неужели?!

    Я поскорее перевернула страницу.

    "К характерным чертам устных запретов магических сущностей относятся: обратимость реакций; высокая лабильность результативного эффекта; двух– и более точечная замкнутость словесного контура; широкий диапазон значений векторов условий (порядка 10^3 мерлинов); отсутствие лимитированности по времени действия."

     Ниже шли расшифровки. Я потерла переносицу. Другими словами, проклятие тебя может настигнуть внезапно, в любой момент, и погореть ты можешь ни за что ни про что. Ничего нового здесь не говорилось, за исключением... этой замкнутости.

     Книжка послушно изложила:

     "Пункт 3. Двух– и более точечная замкнутость словесного контура.

Особенностью накладывания устных запретов магическими существами является привязывание формулировки к накладывающему, объекту наложения, а также в некоторых случаях к третьим лицам с образованием единого контура словесных условий..."

     На переваривание небольшого текста ушло полчаса, но в итоге усвоилось одно важное замечание: непостижимым образом эльф меня к себе и к своему запрету привязал так,что я могла условия запрета изменить. И даже на лесного знакомца их наложить, чтобы он тоже хрипел и кашлял, если решит кому-то что-то рассказать. Теоретически.

     – Повязаны мы теперь с тобою, друже, – пробормотала я мрачно, отодвигая книжку в сторону.

     Циферблат над дверью сообщил, что до закрытия библиотеки осталось четыре часа. Я поднялась, размяла плечи и, взяв сумку, вышла в коридор.

    – Уже уходите? – выглянула библиотекарша из-за стойки.

    – А, нет-нет... Проголодалась, пойду куплю еды какой-нибудь.

    – Вы же знаете, что в библиотеке есть нельзя? – подняла она брови.

    Я умоляюще взглянула на нее.

    – А можно я тогда у вас чаю попью? Куплю пирожных на двоих! У меня нет времени кафе искать, каждая минута на счету. Очень вас прошу!

     Она поджала губы.

    – Куда это вы так торопитесь?

    – Обратно на практику, мы из Академии Магии приехали, Завесу заряжали. Отпустили на день только.

     Волшебство и академический престиж сотворили чудеса: библиотекарь ахнула и сразу же пошла навстречу нахальной просьбе. Все-таки ей действительно было скучно... Я сбегала до ближайшего магазина, насквозь пропотев, принесла вчерашние эклеры, печенье и подозрительного вида оливье в коробке, и библиотекарь – Антонина Васильевна – усадила меня пить чай в какой-то подсобке.

     – Ой, какая все-таки у нас с вами неожиданная встреча! – покачала она головой, наливая кипяток в щербатую керамическую кружку. – Я только накануне читала в газете репортаж о том, как проходит Её подзарядка. А правда, что год назад один стажер погиб, потому что Завеса все его силы всосала?

     О! Узнаю знакомые вопросы. Пятерка самых популярных в этом сезоне, номер один, в студию!

    – Это был несчастный случай, – и, как говорит Коля, наглядный пример, почему тяжкое похмелье и наша работа несовместимы. – Он себя плохо чувствовал и никому ничего не сказал. Если бы сообщил – его б просто заменили, у нас в бригаде всегда запасные есть.

    – Такой молоденький был, – скорбно вздохнула Антонина Васильевна и подперла щеку рукой. – На моего внука похож, я даже всплакнула, как его фотографию увидела. Ну а они пытаются на вас напасть?

    – Они – в смысле "эльфы"? – на всякий случай уточнила я, вытаскивая пакетик. Заварка поднялась со дна кружки коричневым облаком, и чай в очередной раз вышел слишком крепким. – Антонина Васильевна, а сахар у вас можно попросить?

    Библиотекарь засуетилась, полезла куда-то в шкаф и выставила старую жестяную банку. Я с изумлением уставилась на крышку: на бумаге – обычной бумаге, которую наклеили прямо поверх заводской этикетки – гуашью изображался человек в зеленом, размахивающий красно-белым флагом революции. У человека были вытянутые, почти что беличьи уши, огненная шевелюра и одухотворенно-мрачное выражение лица. Ноги его попирали пластиковые бутылки, ружья и каких-то противных толстяков. И в целом картина производила впечатление, скорее, неприятное. Странный выбор для украшения банки...

    Хозяйка, ничтоже сумняшеся, свинтила крышку и пододвинула сахарницу-самоделку ко мне.

    – Вот, угощайтесь! Я сама-то без сахара пью, отвыкла уже... Так что, этих-то вы видали?

    – Ну, да. Но все пару раз, эльфы из леса не выходят... – не считая вчерашнего, мелькнула мысль. – Ни разговоров, ни нападений. Что ж они, идиоты, что ли, головой о стенку биться?

     Кажется, мой ответ Антонину Васильевну разочаровал. Она открыла рот, чтобы спросить еще что-то, но я ее перебила:

     – Антонина Васильевна, а что это за рисунок странный на крышке?

     – Где? А, это... – она взяла жестянку в руки и нежно улыбнулась. – Это внучка моя нарисовала, Маша. Только тринадцать лет ей, правда, талантливая?

     – А изображен кто? Герой революции?

      Библиотекарь фыркнула и отхлебнула чаю.

     – Да какое там... это она увлекалась "Борцами за свободу эльфов" и иллюстрацию нарисовала. Или из головы придумала, я не очень поняла. Знаете, все эти идеи, что Завеса – резервация, что эльфы – несправедливо угнетенные, что люди погубят планету... Мне Маруська на день рождения подарила. Она еще китов спасает, такая умница!

       Я невнятно что-то промычала. Антонина Васильевна, поддерживающая ксенофилов, настолько выбивалась из образа, который у меня о ней сложился, что все заготовленные ответы выветрились из головы.

     – Вы не подумайте, я эти идеи не разделяю... но все-таки здравое зерно в их рассуждениях присутствует, – вздохнула она и поправила очки. – А вам, милая, сколько лет, кстати?

     – Двадцать три.

     – Такая молодая! А кавалер-то есть на примете?

     И-и-и вопрос номер три атакует по левому флангу! Какой неожиданный бросок!

     – Пока еще нет, – заулыбалась я легкомысленно. – Жду принца на белом лимузине!

     Библиотекарша удостоила меня самого серьезного взгляда.

     – Только не будьте особо переборчивой, Катерина. Вы красивая, но жизнь-то быстро идет! До тридцати, как известно, мы выбираем, потом нас выбирают... не желаю вам оказаться во втором ряду.

     – Постараюсь-постараюсь, – иронию в голосе я заела пирожным.

     Она начала рассказывать о жизни своей сестры. Чай потихоньку уходил, сладости были невкусными, стрелки на часах неумолимо сдвигались к трем часам дня... как за оставшееся время найти то, что мне нужно? И что мне, собственно, нужно? Найти способ кому-то рассказать о том, что со мной произошло – раз. Узнать, существует ли действительно этот пресловутый "ключ" – два. Понять, что за перстень мне всучили – три. Успею ли я все перелопатить до закрытия? Нет, не успею. Такую кипу-то... Эх, вот если б можно было библиотеку с собой в кармане утащить!

     Подумав, я забила на идею разбираться в свойствах Завесы. В памяти еще были свежи лекции Бессеребко: чудовищные графики, всякие формулы, многоэтажные выкладки и седой преподаватель, вдохновенно трясущий указкой и повторяющий: "Это гениально, вы понимаете? Гениально! Шедевр магического искусства и технологии! Загадка древних, над которой бьются лучшие умы человечества!"

    Я себя к лучшим умам человечества никак не относила, предмет сдала с огромным трудом, да и то с третьей попытки, и забыла обо всем, как о страшном сне. Если уж тогда было непонятно, то разобраться сейчас, возможен ли ключ... возможно ли невозможное... ну нет. Проще спросить у эльфа.

    Вернее, проще было бы спросить у эльфа, если б я к нему собралась идти. Но я не собираюсь.

    Вот вопрос запрета... опять-таки, зачем я полезла в теорию? Нужно искать что-то практическое.

    – Антонина Васильевна, – обратилась я к библиотекарю, которая уже перешла на сплетни о звездах эстрады, – извините, вы не могли бы мне кое-что посоветовать? Я ищу информацию о... заколдованных людях, на которых эльфы запрет наложили. Вернее, о том, как они от этих запретов избавлялись. С теорией у меня все хорошо, не хватает реальных историй, – подумав, я добавила, – по работе нужно.

     Антонина Васильевна наморщила лоб.

     – Истории... вам же настоящие нужны?

     – Ну, да. Выдумки не подойдут.

    Она покачала головой.

    – Да... Понимаете ли, Катерина, у нас библиотека городская, научная секция плохо представлена... вам за этим надо бы в Горьковку, у них отдел гораздо шире... разве что историческом посмотреть... – подумав, библиотекарь вздохнула. – А легенды вам не подойдут?

     А почему бы и нет? Магические закономерности в легендах обычно искажены не так сильно.

     – Подойдут, – великодушно решила я.

     – Ну, в хранилище я вас не пущу, – посмотрела она обвиняюще на открытые эклеры, – но подождите, сейчас принесу что-нибудь. Бланки потом заполните. Вы идите в читальный зал, милая, я быстро. Вы же не забудете вымыть чашку и руки?

     – Само собой, Антонина Васильевна! Спасибо! – мне почему-то стало смешно.

     Мы быстро прибрались; потом библиотекарша указала мне, где сполоснуть посуду и где читальный зал, заперла дверь каморки и удалилась в сторону хранилища. Я отправилась в указанном ей направлении, нашла туалет и дернула ручку.

     В туалете мыл руки Георгий.

***

     – Нет, вы понимаете, Катенька, какое совпадение! Кто бы мог подумать, что вы решите посетить сию обитель знаний именно тогда, когда я приеду навестить этот город! Боже мой, как тесен мир!

     – Да-а... места в нем явно не хватает... – кисло согласилась я.

     – Ну что вы, надолго ли в городе? Как ваша практика? Не правда ли, Завеса впечатляет? "В её сияньи цитадель стояла, и нежный свет на камень мрачный лился, как вода..." Да, поэты знают толк в красоте!

     Георгий шёл со мной по коридору, и никакие силы на свете не могли прекратить это словоизвержение. Публицисту даже не требовались мои реплики: монолог в качестве разговора его прекрасно устраивал.

      Надежда на спасение  окончательно умерла, когда мы вырулили за угол, наткнулись на библиотекаря, а та, вместо того чтобы говоруна приструнить за нарушение тишины, широко заулыбалась и воскликнула:

     – Катерина! Гляжу, вы уже познакомились с Георгием Викторовичем?

     – А мы уже знакомы, дорогая Антонина Васильевна, уже знакомы! Учились вместе на одном потоке! Катенька себя прекрасно зарекомендовала, её даже определили на стажировку в Министерство, к самой Завесе! Крайне талантливая девушка. Представляете, встретились у вас совершенно случайно...

     Он словно невзначай положил руку мне на плечи. Я не выдержала и сделала шаг вперед.

     – Антонина Васильевна, Вам удалось найти какие-то книги?

     – А о каких книгах идет речь? – немедленно встрял он.