Текст книги "Запасной выход"

Автор книги: Анна Малышева

– Зависть, – жестко сказала Юля.

Никто не возразил, но и не поддержал темы. Ко мне тоже больше не обращались. Я поняла, что моя принадлежность к Жене была никому особенно не интересна. И была уверена – они уже пожалели, что пригласили меня на дачу. Завезти меня туда было намного легче, чем отправить обратно. Я вспомнила, что в девять утра должна появиться на своей новой работе. И закрыла глаза, когда представила, как буду будить похмельного Артура и втолковывать ему, что надо садиться за руль…

* * *

Ключи были у рыжего парня в майке «Нирвана» – выходя из машины, он начал перетряхивать карманы своей потрепанной кожаной куртки. Я не спрашивала, почему он носил при себе ключи от чужой дачи. Было ясно, что все присутствующие привыкли воспринимать это место как некую общую собственность. Дом выглядел совершенно обычно – двухэтажный, беревенчатый, на вид еще крепкий. Участок был довольно просторный, но я его как следует не рассмотрела. Меня пригласили войти – на этот раз Юля. Она наконец почувствовала ко мне интерес.

– Сейчас напьются, – презрительно сказала она, оценив запасы, сложенные на кухне. Вход туда была сразу из застекленных сеней. – Начнут орать свои песни, потом плакаться на жизнь… Черт, и зачем я поехала!

– Ничего, – крикнул из соседней комнаты Артур, который расслышал ее последние слова. – Может быть, в последний раз собрались! Вот увидишь, первая жена предъявит свои права, и тогда хрен мы сюда еще раз завалим!

– Ну и прекрасно, что в последний раз! – крикнула в ответ Юля и кивнула мне на лестницу: – Идем наверх? Там самое интересное. А здесь внизу он оставил все, как было. Это их фамильный дом, Иван как-то говорил, что тут его дед родился.

Наверху была студия. Весь второй этаж занимала одна огромная комната, весьма скромно меблированная. Я сразу поняла, что здесь часто происходили гулянки – по углам поблескивали опустошенные пивные бутылки, и в воздухе стоял кисловатый, чуть сырой запах выкуренных здесь когда-то сигарет. Юля со вздохом опустилась на потрепанный диван:

– Здесь они и маялись дурью. Я же была, можно сказать, у истоков группы. У них было полно надежд, планов… Всякого дерьма! – неожиданно выругалась она и отпустила еще более крепкое словечко. – Если бы они не угробили все силы на эту дурость, теперь бы хоть что-то из себя представляли! Ну теперь поумнеют, надеюсь. Не будет студии, негде станет собираться и корчить из себя гениев.

Он говорила зло, с сердцем, но мне казалось, что эта злоба немного напускная. Как будто она бравирует передо мной. Я прошлась по комнате, отмечая, как четко отдаются под потолком мои шаги. Тишина, казалось, пряталась от меня по углам. Звуки снизу почти не долетали после того, как Юля закрыла ведущий на лестницу люк.

– Здесь классная акустика, – сказала она, заметив, что я поднимаю голову и прислушиваюсь. – Иван все заизолировал. А вообще, в деревянном доме музыка звучит совсем по-другому. Ты когда-нибудь слышала?

Я призналась, что никогда. Мне вообще редко приходилось бывать за городом. У моих родителей никогда не было дачи.

– Они записали здесь свой первый альбом. – Юля наклонилась и обхватила руками свои узкие колени. – А я все это время просидела тут на заднице и провосхищалась ими! Надо же, мол, какие молодцы! Ну а потом стала кое-что просекать. Сначала-то у них все пошло очень бойко. Иван вложил все свои бабки в эту студию, переоборудовал дом, чтобы он зимой не промерзал, купил инструменты, сам развозил по журналам и клубам кассеты, пытался устроить рекламу. Они участвовали в сборных концертах, пытались прижиться в одном клубе, но потом их оттуда попросили.

– Почему?

– Несовременно, неаппетитно, – отчеканила Юля. – Весь это нафталин уже никому не нужен! Мало ли что им хотелось играть свой классический рок-н-ролл! Кому хотелось его слушать, скажи на милость?! Кому надо – купят нормальную пластинку. «Роллингов» там или «Битлов», или «Лед Зеппелин». Тем более пиратский диск стоит копейки. Короче, сейчас не время и не место. А эти придурки до последнего на что-то надеялись.

Она вздохнула и потерла колени.

– Холодно, – заметила я.

– Сейчас протопят как следует, – Юля, не вставая, нагнулась к окну и пощупала радиатор. – А на что надеется твой друг, ты не знаешь?

– Понятия не имею, – ответила я. – К тому же мы с ним расстались.

– Из-за группы? – оживилась она.

– Да из-за всего. Так что его удачи и провалы меня уже не волнуют.

– Может, зря ты так? – спросила она. – Вдруг он прославится, денег заработает?

Я пожала плечами, продолжая рассматривать плакаты. Ими были украшены все стены студии. Мне было приятно, что я знаю практически все группы на этих плакатах, хотя… Какое это имело сейчас значение? Ведь Женя меня не экзаменовал. Я снова вспомнила эти наши смешные экзамены. И то, как он натаскивал меня в истории музыки. Как приносил домой новые и старые диски. И как мы лежали рядом на нашем раскладном диване, поставив рядом горящую свечу в рюмке, слушая музыку, сцепив руки. И чем все это кончилось.

– Ксения сказала, что твой приятель связался с какими-то крутыми товарищами, – заметила Юля, видя, что я не отвечаю. – Ты их сама-то видела?

– Да, в их собственной студии, – машинально ответила я.

– А когда это было?

– В тот вечер… – Я слегка запнулась, но вспомнила, что уж этого-то никто не просил скрывать. – Когда погиб Иван.

Юля внимательно на меня взглянула:

– А он тоже был в той студии, верно?

– Иван? Да. Тебе Ксения рассказала?

Она встала и, слегка приподняв крышку люка, прислушалась к тому, что творилось внизу. Оттуда доносились громкие голоса. Говорили все сразу, и понять ничего было нельзя. Девушка плотно закрыла крышку и повернулась ко мне:

– Ксения тут ни при чем. Скажи… Ты ведь не ее близкая подруга, нет?

Я покачала головой. Вопрос был странный, но взгляд, которым он сопровождался – еще непонятнее. Мне показалось, что Юля чего-то боится.

– Дашь слово, что ничего ей не скажешь? – почти шепотом спросила она.

– Хорошо, – в тон ей ответила я. – А что такое?

– Эта версия с проституткой на шоссе – полная фигня! – Юля подошла ко мне, и ее дыхание, пахнущее мятной жвачкой, обдало мне лицо. – Никакой проститутки он не снимал, потому что я ждала его здесь! Понимаешь? Ксении – ни слова! Мне, в общем, все равно, но будет неприятно, если она перестанет со мной здороваться!

Я кивнула, не сводя с нее глаз. Юля высказалась, но было видно, что это смелое признание не облегчило ей душу. Ее мучило что-то еще.

– Мы уже несколько дней назад договорились, что встретимся тут, – сказала она наконец. – Иван хотел позвонить Ксении прямо отсюда и сказать, что заночует у друга. Когда он звонит и предупреждает, она уже не волнуется. Я ждала его тут с половины одиннадцатого. Он так и не приехал, зато позвонил. Ровно в одиннадцать. Я давно уже была здесь и, конечно, разозлилась, что он так опаздывает. А Иван мне сказал, что задержится в студии. Я спросила, какая может быть студия в такое время? А он ответил, что не собирался задерживаться так надолго и даже уехал… А потом вернулся, потому что обдумал одно предложение.

– Предложение? – перебила я. – Чье именно? Ему сделали какое-то предложение в этой студии?

– Да, я так поняла, – кивнула Юля. – Он звонил мне прямо оттуда. Сказал, что приедет в полночь, не раньше. И что, если я не хочу ждать, то могу поступать, как мне угодно.

Она отвернулась и подошла к окну.

– У меня своя машина, – глухо продолжала она. – Конечно, я могла бы плюнуть на все это и вернуться домой. Но мне лень было садиться за руль. На улице был такой ветер, а дом уже прогрелся. Я сидела на кухне до часу ночи и ждала его. Он не приехал и больше не звонил. Потом я разозлилась и отправилась домой. Весь следующий день проспала как убитая. А вечером мне позвонили… Уж не помню, кто, Артур, кажется. И сказали, что он погиб на шоссе.

Она криво прикусила нижнюю губу и замолчала. Потом дернула плечом:

– Так что, какая уж там проститутка на шоссе!

– Почему же ты никому ничего не сказала? – не выдержала я.

– А зачем? – с вызовом спросила она. – Я же понимаю, что случилось на самом деле. Его убил кто-то другой. Может, попутчик. Он мог взять кого-то, чтобы подзаработать. Но попробуй, найди этого попутчика! А девка просто оказалась в нужное время, в нужном месте. Милиция как раз отлавливала их в ту ночь на шоссе. Кто бы его ни убил – Ивана уже не воскресить. А если бы я сказала правду…

Юля с треском распечатала пачку жевательной резинки и, сунув пластинку в рот, небрежно закончила:

– Ивана я уже и так потеряла, а если бы рассказала все, как есть, потеряла бы всех остальных друзей. И пользы от этого – никому. Так что лучше уж молчать.

Снизу донесся громкий голос, повторяющий наши имена. Юля резко повернулась ко мне и поднесла палец к губам:

– Никому, поняла?

– Никому… – скорее машинально повторила я.

В дверцу люка постучали, раздался окрик Артура:

– Вы что там делаете, девицы? Уже все готово, спускайтесь.

Юля открыла крышку, и я увидела руку, ухватившую ее за колено, обтянутое тонким чулком:

– Попалась, Голдэн Леди!

– Пошел ты! – Она тряхнула ногой, пытаясь избавиться от его хватки, но ее буквально утащили вниз. Я спустилась сама. Как я не свалилась на этой крутой лестнице – до сих пор не понимаю. Ступенек я, во всяком случае, под ногами не ощущала.

ГЛАВА 7

Я впервые присутствовала на таких своеобразных поминках, как те, что справлялись в этом бревенчатом доме, на краю поселка. Собственно, это были не настоящие поминки, ведь Ивана еще не похоронили… Но общий настрой застолья был именно таков.

Однако никто из ребят не плакал, не припоминал достоинств покойного. Здесь не было ни его жены, ни родственников. Только друзья – и они не собирались изображать безутешную скорбь. Я даже подумала, что они не так уж расстроены, но разве я могла об этом судить? Все вели себя так, будто Иван куда-то уехал, и они ждут его в этом доме, распивая бутылку за бутылкой, беспрестанно ставя диски, зажигая во дворе фейерверки. Артур не соврал – он действительно припас очень эффектные петарды и ракеты, и они оглушительно взрывались над садом. По свежим сугробам пробегали резкие синие тени, снег становился то желтым, то алым, то зеленоватым. Я стояла на крыльце, завернувшись в куртку, и смотрела, как в небе рассыпаются дрожащие огни. Юля больше не разговаривала со мной. Может быть, она уже пожалела о своем признании. Вряд ли ею владел какой-то рассчет, когда она его сделала. Скорее всего, ей просто невыносимо стало молчать, когда она снова оказалась в доме, где в ту ночь ждала Ивана. А я была почти посторонней, и она могла не опасаться, что я кому-то ее выдам. Но если она излила душу и ей стало легче, то мне, напротив, было очень тяжело.

Теперь, как мне казалось, я поняла все. Для Юли в ее рассказе самым важным моментом было, конечно, ее несостоявшееся свидание. Уж конечно, вовсе не какая-то студия, где почему-то задержался Иван. Но для меня… Иван, по ее словам, позвонил ей оттуда в одиннадцать вечера. То есть после того как он расстался со мной, парень снова туда вернулся. А уж потом отправился за город и где-то в дороге встретил свою смерть.

Я вспомнила, как мы с ним встретились в переулке. В студии мне сказали, что Иван давно оттуда ушел. Но тем не менее он никуда не уехал, а сидел в машине, явно чего-то ожидая. Или что-то обдумывая? Какое-то предложение, которое ему сделали в студии? Может быть, он бы никуда и не уехал, а поднялся туда, но мое появление нарушило его планы. Он подвез меня до дома, а затем отправился в обратный путь. Иван явно колебался, как ему поступить.

Но если он туда возвращался, Женя это знал. И он очень боялся, что я тоже знаю это. Вот откуда все эти расспросы. Вот откуда угрозы, которые пришлось выслушать Ксении. Они хотели убедиться, что никто не знал о возвращении Ивана на студию! Однако они не знали о Юле. К ее счастью, наверное…

Последний фейерверк, который взорвал Артур, взлетел криво и с шипением упал в сугроб. Юля, стоявшая на протоптанной дорожке, вздернула плечи и презрительно заметила:

– Ты уже хорош, больше не пей.

Он попросил ее оставить свои замечания при себе. Все вернулись в дом и продолжили пирушку. Я ничего, кроме чая, не пила и, может, поэтому чувствовала себя не в своей тарелке. Зато Юля, которая в гостях у Ксении не притрагивалась к водке, теперь дала себе волю. Уже через час, напившись, она принялась вытирать слезы. Рыжий парень обнял ее за плечи:

– Перестань, помнишь, что говорил Иван?

Она оттолкнула его и всхлипнула:

– Вам, разумеется, все равно! Что я, поплакать права не имею?!

– Наплачешься на похоронах. – Артур потянул к себе очередную бутылку и принялся свинчивать крышку. – А лучше всего, и там не надо. Иван же просил – если нам придется его хоронить, не устраивать никаких панихид. Кстати, нужно будет кое-что обсудить с Ксенией.

Из дальнейшего разговора выяснилось, что как-то раз, когда вся группа пребывала в депрессии, парни разговорились о своих будущих похоронах. Эта тема возникла спонтанно, и каждый высказался о том, как бы ему хотелось быть похороненным. Это были своеобразные инструкции друг для друга. Марш Шопена ненавидели все поголовно, и никто не желал, чтобы именно эта мелодия сопровождала их в загробный мир. И все ребята заранее заказали себе музыку к похоронам. Иван, например, заявил, что желает услышать композицию «Криденс» – «Кто остановит дождь?». Именно с этой мелодии когда-то началось его увлечение роком, и с этими звуками он желал уйти в мир иной. Кстати, он просил, чтобы его сожгли.

Юля твердила, что Ксения ни за что не даст согласие, чтобы в крематории поставили «Криденс».

– Они и жили не по-людски, – зло возражала она, – так что я думаю, что хотя бы похоронить его Ксения захочет нормально!

– Значит, траурный марш звучит более по-людски? – возмущался Артем. – Да ты рехнулась, мать! Никогда не думал, что ты такая затхлая особа!

– Я говорю не о своих вкусах, а о Ксении!

– Ксения сама за себя скажет! – отрезал он, и Юля, вскочив из-за стола, стала взбираться вверх по лестнице, в студию. Она явно обиделась, а может, больше не было сил сидеть за столом. Я заколебалась – до рассвета оставалось еще немало времени, но если все перепьются, кто же доставит меня домой?

– Артур, – выждав минуту, обратилась я к нему. – Мне к девяти на работу. Не хотелось бы тебя затруднять, но…

– Никаких проблем, – сонно ответил он. Глаза у него были красные, взгляд усталый. – Ложись, если хочешь, наверху, а в семь я тебя разбужу.

– А ты сможешь меня отвезти? – осторожно спросила я.

По-моему, он даже не понял моих сомнений. Видно, тут было принято гонять по дорогам в пьяном виде. Что ж, дареному водителю в зубы не смотрят. Я пошла наверх и устроилась там рядом с Юлей на диване. Он оказался достаточно широким, чтобы там поместились двое, но сон ко мне не шел. Снизу доносились глухие голоса. Они то поднимались до крика, то падали до еле различимого шелеста. Потом я услышала, что внизу кто-то играет на гитаре. Юля, которую я считала спящей, вдруг резко повернулась и громко сказала:

– Ты правда считаешь, что я должна все рассказать в милиции?

– Я уже не знаю, – тихо ответила я. – Может быть, ты права, что молчишь.

– А я уже не уверена, что права. Понимаешь, что я подумала… Вдруг его убил вовсе не случайный попутчик? – неожиданно спросила Юля. – Вдруг это было преднамеренное убийство? Понимаю, звучит глупо, с него нечего было взять. Разве что бывшая жена чем-то поживится, но на нее никак не подумаешь… Черт, ну не верится мне в случайность! Ни в проститутку, ни в попутчика! Он бы справился, если бы на него напали, он бы так просто не поддался! Вдруг это было обдумано заранее? Как ты считаешь?

Я приподнялась, опираясь на локоть, и попыталась разглядеть ее лицо. Но здесь, наверху, было темно, только с улицы проникал слабый снежный свет. Я видела только смутное пятно ее лица, с глубокими провалами глаз.

– Почему ты вдруг об этом подумала? – спросила я.

– Не знаю, – прошептала она. – В последнее время он как-то тревожился… Конечно, причин у него было полно. Например, вечно не хватало денег, он залез в долги, с группой был полный завал… А играть ему очень хотелось. Но мне казалось, что в последний месяц Иван стал какой-то странный. Нервный, задумчивый. И особенно нервничал, ты уж прости, когда разговор заходил о твоем Жене.

Она рассказала мне о той вечеринке на даче, на которую мы с Женей так и не приехали. Юля очень хорошо запомнила, как удивился и даже расстроился Иван, когда позвонил Женя и неожиданно отменил наш визит.

– Он тогда сказал, что твой парень, видно, сам не знает, чего хочет. Ведь здесь был представитель одного продюсера, а Женя очень хотел с кем-нибудь познакомиться. Зато потом Иван мне рассказал, что твой парень выпросил у него телефон этого самого продюсера. Понимаешь, Иван решил, что Женя хочет действовать через его голову, чтобы не быть ему обязанным… Ну это было что-то вроде ревности…

– А зачем этот продюсер сюда приезжал? – спросила я. – У него с Иваном были какие-то планы?

– Черт его знает, я не интересовалась. Вряд ли он собирался взять группу под свое крыло. – Юля вздохнула. – Ребята совсем безнадежны, только они сами думают, что еще на что-то годятся. Ну ладно, спи. Раз ты разбежалась со своим парнем, тебя все это уже не касается.

Через некоторое время я услышала ее ровное дыхание и позавидовала ей. Какие бы мысли ее ни мучили, она все-таки уснула. А я лежала в темноте, глядя на серый квадрат окна, и ни разу не смогла отключиться. Время от времени я чиркала зажигалкой и рассматривала циферблат своих часов. И производила в уме кое-какие вычисления.

В одиннадцать вечера Иван позвонил на дачу и сообщил Юле, что задержится до полуночи, а то и дольше. Но уже в начале двенадцатого (какая оперативность!) Женя вызвал на автобусную остановку несчастного Митю, чтобы сделать внушение насчет его аморального поведения. Попутно он выяснил очень важную подробность – мы с Митей расстались сразу после презентации. Значит, Митя не провожал меня до студии, не видел Ивана… Теперь я понимала, что ревность была тут ни при чем. Напрасно я обольщалась на свой счет! Это была еще одна проверка возможного свидетеля. И это лишало меня даже слабой надежды на невиновность Жени. Иван был еще жив, а они уже вычисляли, кто сможет свидетельствовать против них. Юля не побоялась произнести слова «преднамеренное убийство», потому что ее это никак не касалось. А я… Я даже про себя пыталась избежать этих слов.

В семь я, так и не сомкнув глаз, встала и спустилась вниз. Все выглядело так, как я и предполагала. Парни без задних ног спали, кто где придется. Я с трудом отыскала среди этих неподвижных тел бесчувственного Артура и долго трясла его за плечо. Наконец он подал голос, проворчал, что уже давно не спит, и попросил чаю. Мы выехали из поселка только в начале девятого. В результате, на работу я, конечно, опоздала.

* * *

Но жалеть об этом не пришлось. Где-то, на окраине Москвы Артур остановил машину, чтобы купить в киоске пива. Пиво было ему просто необходимо – опустошив банку, он заметно посвежел и наконец смог говорить. До этого у меня было такое ощущение, что его рот забит ватой.

– Где же ты работаешь? – спросил он, очумело поглядывая на часы.

– На радио, – я сказала название радиостанции. Артур одобрительно кивнул, и я впервые почувствовала некий интерес к своей персоне.

– Неплохая станция, – признался он. – Но ты ведь не ди-джей, нет?

Я скромно ответила, что собираюсь им стать. Артур присвистнул:

– Вперед, сестрица! Когда на самом деле станешь, не забывай старых друзей. Кстати, ты слышала, что мы играли? На концерте была?

Я ответила, что последний раз я была на недавнем концерте «Мановар», и чуть Богу душу не отдала – так здорово было то, что происходило на сцене, и так жутко – то, что творилось в зале. Артур тоже там побывал и согласился, что эта группа заслуживает лучшей публики, и выстоять в первых рядах танцевального партера может либо обкурившийся до агонии наркоман, либо дипломированный боксер. После чего вставил в магнитолу какую-то кассету и предложил послушать.

Это и был первый и единственный альбом, записанный группой Ивана. Я не считаю себя таким уж специалистом, но все же могу сказать, что их неуспех был вполне закономерен. Весь акцент был сделан на тексты, а не на музыку, а ведь известно, сколько групп это уже погубило. К тому же тексты были остро социальные, иногда напоминающие какую-то пропаганду. Но одна песня мне запомнилась.

 
Мой дед уцелел на большой войне,
А теперь оказался в чужой стране,
Он говорил, что знал, зачем жил,
А по-моему, это давно забыл!
Мать когда-то дала мне кровь,
Важнее денег, ясно, любовь,
Говорит, что ради меня живет,
А по-моему, мама просто мне врет!
Меня отмазали от Чечни,
Живу под крылышком у родни,
Сыт, одет и хожу в кино,
По-моему, это все г…но!
 

Н-да. По-моему, текст был приблизительно такой. Когда кассета закончилась, я вежливо сказала Артуру, что с удовольствием бы посетила их концерт. Он невесело улыбнулся:

– Будешь посещать концерты своего Жени.

Я промолчала.

На работе мне даже выговора не сделали – все были с тяжелого похмелья, и я незаметно проскользнула за свой стол. Начальство меня заметило только после полудня. К этому времени я уже успела выяснить, что Толя подал заявление об уходе – по собственному желанию. Услышала разговор двух сотрудниц – краем уха. А потом в коридоре, отправляясь на лестницу покурить, встретила его самого.

– Какими судьбами? – сонно спросил Толя.

Я объяснила.

– А я вот, наверное, делаю глупость, – пожаловался он. – Но не могу я тут больше сидеть. Понимаешь, на том радио мне сразу дают весь музыкальный отдел.

Оказалось, что он собирается уходить на только что созданную радиостанцию. Зарплата пока была маленькая, зато перспективы роста – серьезные. Толя дружески похлопал меня по плечу и сказал, чтобы я выжала из своей новой работы все, что смогу.

– А когда выжмешь, переходи к нам, – заявил он. Тон у него уже был начальственный. Я поблагодарила и уже собиралась попрощаться, когда он спросил, как дела у моего знакомого, который создал группу.

– Я с ним больше не вижусь, – ответила я.

– Ну и зря, – заметил Толя, продолжая нервно позевывать. Еще ни разу я не видела его абсолютно выспавшимся. – Кто знает, что его ждет? Вдруг он добьется успеха? Кстати, ты не узнала, кто занимается его раскруткой?

И тогда я назвала адрес, где проходило прослушивание. Толя перестал зевать и внимательно вы-слушал меня. Я сообщила только самые общие сведения – адрес, этаж, где располагалась студия, да припомнила кое-что о внешности людей, которых там встретила. Он страшно оживился:

– Говоришь, там был маленький блондин, в очках, полный? Говорит как-то странно, шепелявит?

Я подтвердила. Он пришел в возбуждение и как-то странно на меня взглянул. А потом вдруг заулыбался:

– Слушай, твой друг… Он, часом, не «голубой»?

Я онемела. А он весело продолжал:

– Да я нормально к ним отношусь, милые ребята, без предрассудков. Только этот продюсер – такого цвета, ничего дурного тут нет, конечно.

У меня едва хватило сил, чтобы открыть рот и сказать что-то невразумительное. Что-то вроде «конечно, ничего дурного…», Толя попросил у меня зажигалку, закурил и, попрощавшись, стал легко перепрыгивать через ступеньки. Он побежал вниз. А я, постояв на площадке еще минуту, вернулась в свой кабинет. Черт знает что творилось у меня на душе. Я ведь, кажется, уже дала себе слово не принимать близко к сердцу подвиги своего бывшего жениха. Но что толку давать слово, если у тебя нет сил его держать. И все время, которе я провела за компьютером, разбираясь в «наследстве» ушедшей в декрет сотрудницы, я вспоминала один эпизод. Мне он казался смешным. Но это было раньше.

В этом году, в конце августа, я зашла к Жене в магазин. В это время наступает оживление в торговле. А летом, как правило, в магазин заходит намного меньше покупателей, чем обычно. Люди находятся в отпусках, а приезжие больше времени проводят на рынках или в культурных центрах столицы. Так или иначе, Женя скучал у себя за прилавком, перелистывая какой-то потрепанный журнал. Я подошла, он поцеловал меня в щеку и сообщил, что с утра продал всего два диска. И те – постоянным клиентам. Мы поболтали немного, обсудили страшную жару, и я уже собралась было сбегать на улицу, купить нам по банке газированной воды, когда к прилавку подошел покупатель. Чтобы не мешать Жене работать, я слегка отодвинулась. Но не ушла – мы еще не обсудили, что будем пить.

Этот мужчина был похож на солидного отца семейства. Род его занятий я бы определила с трудом. Но что-то, явно не связанное с искусством. Скорее, банковский служащий или мелкий чиновник. Брюшко, обтянутое свежей белой рубашкой, хорошие брюки, сотовый телефон в нагрудном кармане, красноватое от загара лицо. Свежий запах одеколона. Женя с улыбкой обратился к нему и предложил помочь. Тот попросил показать диски какой-то старой группы – уж не помню, какой именно. Я запомнила другое – его взгляд, когда Женя отвернулся и присел на корточки, чтобы отыскать требуемый товар на нижних полках. Мужчина смотрел ему в затылок с каким-то странным, оценивающим выражением. Потом принялся рассматривать его бедра, спину, обнаженные руки.

Женя по случаю страшной жары надел майку без рукавов. Когда на прилавок были выложены все требуемые диски, мужчина с улыбкой завел разговор об этой группе. Ну, наконец, вспомнила! Он просил «Смоки».

Я отошла к прилавку с журналами – там были новые поступления. Время от времени я оборачивалась и видела, что мужчина все еще стоит у прилавка. Разговор был довольно оживленный, но Жене он удовольствия не доставлял. Я видела, что он отводит глаза, и удивлялась про себя – конечно, «Смоки» никогда не были в числе его фаворитов, но к чему столь явно выражать свое отношение к этой группе? Наконец разговор завершился – Женя покачал головой и застыл над прилавком, вызывающе опершись о стекло руками. Я видела на его лице выражение странного, беспощадного упрямства. И еще насмешку, очень явную. Мужчина заколебался, я видела это по его спине, она как-то странно изогнулась. Потом он открыл кошелек, достал деньги. Женя подчеркнуто резко выбил ему чек, записал покупку в журнал и придвинул ему купленный диск. Мужчина спрятал его в багетку и, не прощаясь, ушел.

– Какая мерзость, – без выражения произнес Женя, когда я подошла к прилавку.

Я спросила, что произошло. Он дернул плечом (наплевать!) и ответил, что этот тип только что выяснял, не согласится ли Женя провести с ним вечер в одном ночном клубе? Дескать, он не против помочь молодому симпатичному парню. И эта помощь (материальная) намного превзойдет все самые смелые ожидания этого самого парня. Последовало еще одно пренебрежительное движение плечом. Да, это здорово разозлило Женю.

Помню, я тогда утешала его. Говорила, что он, во всяком случае, не виноват, что его внешность слишком бросается в глаза. Женя переживал, что его часто принимают за гомосексуалиста. Я возражала, говоря, что если бы каждый парень с тонкими чертами лица и длинными ресницами был «голубым», человечество давно бы выродилось в популяцию низкорослых крепышей. Помню, что в конце концов он успокоился. Но этот тип здорово его разозлил. И что же выясняется теперь?!

Пока что выяснилось одно – я ежедневно обязана являться на работу ровно в девять утра. Выходной день у меня был один – воскресенье, как и у всех добрых людей. Я поняла, что как ни старайся, а завтра мне вряд ли удастся прийти на похороны Ивана. Я знала, что церемония обычно совершается утром, а с работы меня не отпустят – даже по такой уважительной причине. Наверное, нужно было позвонить Ксении. Наверное… Но я не сделала этого. Прежде всего потому, что очень хорошо помнила ее просьбу – вспомнить то, из-за чего нам с ней угрожали. Я вспомнила. Вернее, поняла. Но что я могла ей сказать? Что мой бывший жених заодно с убийцами ее мужа? Что ее подруга встречалась с Иваном, и далеко не затем, чтобы обсудить последние музыкальные новости?! Я решила, что горя у нее и без этого достаточно. И если в тот рабочий день я снимала телефонную трубку, то исключительно для того, чтобы ответить на деловой звонок.

А в шесть, когда мне разрешили уходить, я отправилась по уже знакомому адресу – в ту самую студию, где проходило прослушивание. Другого способа встретиться с Женей я просто не знала. А встреча была необходима. После всего случившегося я решила, что терять мне уже нечего. И хотела хотя бы знать. Точно знать – виновен он или нет. Чтобы с полной уверенностью поставить на нем крест.

На этот раз здание показалось мне более населенным. На лестнице несколько раз встретились люди, преимущественно молодежь. По обрывкам разговоров я поняла, что это студенты. Они обсуждали какую-то консультацию перед экзаменом. Да и все заведение стало, наконец, похоже на то, чем оно и являлось – на институт. Однако на четвертом этаже по-прежнему было малолюдно. А когда я попыталась открыть дверь под номером 411, мне не удалось повернуть ручку. Замок был заперт. Я сделала еще несколько попыток, потом стала стучаться. Мне никто не ответил, и, простояв несколько минут, приложив ухо к двери, я не услышала внутри ни звука.

– Кого ищете? – услышала я и обернулась. Женщина лет сорока, в деловом костюме и очках, оглядывала меня со спокойным недоброжелательством. Именно так я определила выражение ее лица.

– Студия закрыта? – ответила я вопросом на вопрос.

Дама не стала любезней. Она смерила меня взглядом, а затем спросила, что именно мне нужно в студии.

– Я ищу Евгения Зотова, он был здесь двадцать девятого декабря.

– Возможно, – ответила она. – Здесь многие появляются.

– А вы не могли бы дать телефон, чтобы с ним связаться?

Дама еще раз оглядела меня – на этот раз задумчиво. Я выдержала ее взгляд, хотя ее поведение стало меня всерьез раздражать. Похоже, у представителей этой студии была общая манера – смотреть на людей как на пустое место.

– Девушка, я не уполномочена раздавать чьи-то телефоны, – наконец, заявила она. – Если вам что-то нужно – найдите другую возможность с ним встретиться. Или оставьте записку. Если я его увижу, то передам.

Я согласилась на этот компромисс, и дама повела меня в свой кабинет – это была следующая дверь по коридору. Там она выдала мне ручку и лист бумаги. Я присела к столу, написала несколько слов и тут же все зачеркнула. То, о чем я хотела спросить, нельзя было доверять ни бумаге, ни этой женщине. Она заметила мои колебания и поинтересовалась:

– Вы вообще-то с ним знакомы?