Текст книги "Мастер Путей"

Автор книги: Анна Виор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

– Верховный! Советник Кодонак! – воскликнул Миче, приближаясь и салютуя им. – У меня донесение.

Вирд устало положил руки на плечи Кодонака и Миче, чтобы перенести их в свой кабинет.

Обстановка здесь напоминала об Атосаале. Когда он садился на одно из роскошных кресел, в ушах звучали слова бывшего Верховного о недолгой жизни Вирда… о случайной искре… о том, что Пророк не видит ни его, ни его следов… Нужно будет поговорить с Абилем Сетом, и хотя Сет больше Толкователь, чем Пророк, все же можно спросить, видит ли тот его – Вирда?

– Что за донесение? – спросил Кодонак.

– Нашли человека на улице Мудрых… мертвого.

– Еще один Мастер Силы? – нахмурился Вирд.

– Нет, это неодаренный.

– Так что особенного в его смерти?

Миче поморщился:

– Он выглядит так… как Хатой.

Лучник Миче был с ними в тот день и видел, как умер прислужник Хатой: его кожа слезла… будто изъеденная кислотой.

– Кто он? – уточнил Вирд, стараясь не показать и без того озабоченному Мастеру Миче свою тревогу и страх.

– Это Лайс Полто – портной. Он шил одни из лучших камов в городе. К его услугам прибегали все члены Совета, да и Эбонадо Атосааль всегда заказывал у него свою одежду.

– С кем встречался он перед смертью? – «К кому мог приходить Атаятан-Сионото-Лос?»

– Пока точно не известно, но в том доме, где нашли Полто, жил Мастер Художник Олтэн Дорго. Говорят, он медлил с переселением в Здание Совета. Сейчас его разыскивают.

– У этого Мастера Дорго есть семья? – продолжал расспрашивать Вирд.

– Нет. Ему сорок семь лет. Он не был женат, родители его умерли, братьев или сестер тоже нет…

– Не знаю, важно ли это, – вмешался Хатин, – но Дорго был близок с Канной Хэт – Мастером Перемещений, которая оказалась связанной с Древним.

Возможно ли, что Атаятан приходил к Дорго? Зачем тот ему понадобился? Куда подевался Художник? Связано ли это с Канной Хэт?

Служанка Мастера Клата так и не смогла вспомнить, как оказалась в его постели, и Вирд видел, что она не врет. Все, что она помнила, это как замочила белье и стала оттирать въевшееся в кам пятно, а дальше – пустота. Похоже, что кто-то, воспользовавшись ее телом, убил Мастера Клата… Почему «кто-то»? Это мог быть только Атаятан! Но почему тогда одних он убивает, когда покидает их тело, а других оставляет в живых? Имеет ли значение, мужчина это или женщина? Вопросы… вопросы… одни вопросы. А он, Вирд, – слишком молод, слишком неопытен, слишком мало знает… Он даже не уверен, что не умрет, не погаснет, едва зажегшись, не уверен, что Атосааль был не прав, предрекая ему скорую смерть.

– Вирд… – неожиданно обратился к нему Кодонак, и он понял, что, пока размышлял, почти уснул – сидя и с открытыми глазами. – Вирд, если ты не поспишь, то не сможешь ничего придумать или предпринять. Отдыхай.

– Но уже утро… – вяло пробормотал Вирд. Он не только эту ночь не спал – предыдущая тоже была бессонной, а в ночь третьего дня ему удалось уделить сну лишь три часа, а затем он отправился в библиотеку, искать сведения…

– Я пока расспрошу всех свидетелей, – продолжал уговаривать его Кодонак, – узнаю, что и как. Когда проснешься, я уже буду здесь и все тебе доложу.

Вирд хотел было возразить из последних сил, но Кодонак решительно поднялся и направился к выходу вместе с Мастером Миче, на ходу говоря:

– Ни к чему нам сонный Верховный.

Вирд сдался.

Он добрел до спальни, стянул с себя кам и повалился на кровать, не расстилая ее.

– Верховный, к вам Иссима Донах. Пускать? – спрашивал Мастер Таш, ныне Мастер Золотого Корпуса, хотя волосы бывшего Тайного еще не отросли. Вирд заметил, что Таш чаще других дежурит у его двери.

Вирд только что проснулся, было уже далеко за полдень, и выспаться ему удалось, но особой бодрости он не чувствовал. Иссима? Чего она хочет? Обычно девушка передавала свои просьбы и пожелания через Элинаэль, с которой дружила. Если она пришла к нему лично, значит, что-то стряслось.

– Да, конечно, – ответил он Ташу, поспешно натягивая кам.

Она была одета в шелковое голубое платье, оттеняющие яркие глаза, ткань такая тонкая, что подчеркивает все изгибы фигуры. Золотые волосы до самых пят свободно рассыпались по плечам и спине. Нужно быть слепым, чтобы сказать, что она не красива. Но для него Элинаэль несравненно лучше.

– Здравствуй, Иссима. Присаживайся, – предложил Вирд, стараясь не смотреть на соблазнительную красавицу.

– Как странно видеть тебя здесь, вместо деда… – тихо проговорила она, усаживаясь в кресло перед камином.

Вирд убавил тарийское пламя, что было ему подвластно, до маленького огонька, так как пришла весна, и в Городе Семи Огней уже было достаточно тепло.

– Так, словно приходила всю жизнь под сень раскидистого огромного дуба, а однажды увидела, что его выкорчевали, а на его месте посадили какой-то кустик.

«Какой-то кустик?» Зачем она пытается его оскорбить?

– Тот дуб весь прогнил, – холодно ответил Вирд, – а из «кустика», может, что и вырастет.

– Если его не затопчут, – еще более холодно отозвалась девушка.

Она смотрела прямо в его глаза, и Вирд спросонья не мог понять, что в ее взгляде…

– Иссима, ты хотела меня видеть? Что-то случилось?

– Я нравлюсь тебе? – резко сменила она тему и тон.

Вирд был ошарашен вопросом. Она встала и подошла ближе к нему, сам Вирд еще не успел усесться в кресло.

– Я красивая? Как ты считаешь? – Это Иссима спросила, стоя достаточно близко, чтобы взволновать любого мужчину.

– Да. Ты красивая, – ответил он, делая шаг назад и заходя за спинку кресла.

– Так я нравлюсь тебе?

– К чему это все, Иссима? – Вирд начинал сердиться.

– Вирд – ты Верховный! – засмеялась девушка. – Тебе можно делать все, что ты захочешь! Ты еще не понял всех преимуществ? Тебе стоит пожелать – и любое твое желание будет исполнено. У тебя власти больше, чем у императора Ары, чем у Короля-Наместника, чем у королевы Ливада. Ты – Верховный! Ты ведь не давал Элинаэль клятву верности! Ты можешь быть и с ней и со мной. Вместо одной красивой девушки – две! Разве это слишком много для Верховного?

– Для меня – да! Это слишком много. Я люблю Элинаэль.

– Я же не заставляю тебя ее разлюбить!..

Она вновь нашла способ приблизиться к нему и буквально зажать в угол между камином и креслом. Иссима взяла его за руки, подняла к нему безупречное лицо.

– Любить можно по-разному, – говорила она сладким и мягким, как текущий мед, голосом, – Элинаэль – так, меня – иначе. Если ты пожелаешь, она ничего не узнает. Да пойми же ты, дурачок! Ты можешь иметь все! Тебе вся Тария принадлежит! Не одна девушка, а любая, на какую ты посмотришь!

Вирд попытался высвободить руки, но не слишком решительно – девушка держала его крепко, и он боялся причинить ей боль.

– Не отказывайся так сразу. Я же вижу, что ты хочешь этого. Попробуй… Один поцелуй – и всегда можешь остановиться. Быть Верховным – это не только ответственность, есть и приятные моменты.

Ее губы так близко…

– Ты же вырос в Аре. Я слышала, что там нравы касательно любви не такие строгие, как считается у нас. Ведь так?

Эти слова помогли. Он вспомнил Ару. Рабство. Насилующего Миху надсмотрщика. Вспомнил побег, эффа, свои сны… Затем вспомнил Хатоя, который смотрел на него глазами Атаятана, а потом упал и умер, и он не мог ему помочь. Вспомнил мертвый взгляд Мастера Клата, из которого выпили Дар… Вся Тария ему принадлежит?! Люди умирают в его стране, в то время как он – совершенно беспомощен, а какая-то избалованная девчонка пытается его соблазнить, толкуя что-то про абсолютную власть! Вирд рассердился, отстранил Иссиму и отошел в центр комнаты.

– Ступай, – негромко, но твердо сказал он. – Мне не до этого сейчас. Не трать на меня свои силы, Иссима. В Тарии найдется множество достойных мужчин, которых тебе не придется ни с кем делить.

В ответ она засмеялась. Села в кресло и спросила:

– Так ты не хочешь?

– Нет.

– Я не верю. Но ты прошел испытание.

– Испытание?! – «Она устраивает мне испытание?» – Вирд давно не бывал так зол. – Что это за игры?

– Я хотела проверить тебя. Ты прошел эту проверку.

– Иссима, ты в своем уме?! К чему твои проверки?

Лицо ее сделалось печальным, маска соблазнительницы спала, девушка опустила голову:

– Присядь, пожалуйста…

Вирд сел, но сердиться не перестал: «Это снова какие-то игры?»

– Ты мне нравишься… С тех самых пор, как я исцелила тебя… отсекла боль.

– Я благодарен тебе, но…

– Выслушай, Вирд! Когда я поняла, что ты с Элинаэль… Это произошло так быстро… Мне показалось, что просто так сложились обстоятельства. Она была рядом, а я далеко – на берегу залива…

– Она тоже была далеко – в цитадели Шай.

– Теперь я знаю. Но все равно, я думала, что ты ошибся. Просто она оказалась более ловкой – раньше, чем я, предложила тебе себя. Любой юноша в твоем возрасте легко загорается, только увидев хорошенькую девушку. И если бы причина была в этом, то я бы легко отбила тебя у нее. Мы бы сейчас не разговаривали, а занимались чем-то другим…

Вирд почувствовал, что краснеет.

– Но ты прошел проверку. И я уступаю. Но учти, если я увижу, что между вами все не так хорошо, я воспользуюсь своим шансом.

– Это угроза?

– Это предупреждение. Тебе предстоит еще одна проверка – временем.

– Времени у меня мало, – мрачно произнес он. – Может, и вовсе нет.

Глава 4
При дворе

Гани Наэль

Совсем недавно он был в самом низу – в прямом смысле слова: жил в подземелье и ночевал на дурно пахнущем матрасе, днями не видел белого света и готовил с величайшими стратегами Тарии планы по смещению Верховного и других приспешников Атаятана, облеченных властью, и вот он – на гребне волны. Для человека смелого буря иной раз – не погибель, а возможность. А Гани Наэль считал себя смелым человеком, почти как дед его, пират.

Роскошь королевского дворца, конечно, уступала убранству покоев Верховного Атосааля, который за более чем триста лет своей жизни пристрастился к дорогим и изысканным вещам (Вирд – этот ходячий вихрь, конечно же того не оценит, ему все равно – сидеть за столом из прозрачного Мицами или из наскоро сколоченных, едва оструганных досок), но королевский дворец, что ни говори, был красив. Неодаренным отпущен короткий век, а молодость их – дуновение ветра, поэтому нужно успеть – успеть насладиться всеми благами, что предлагает этот мир. Не стоит тратить свои дни попусту, огорчая взор бедностью, грязью и разрухой, лучше любоваться на стройные колонны и узорчатые арки, созданные рукою самого Тотиля, на картины, написанные кистью величайших Мастеров Художников, в том числе и Одаренных, вдыхать аромат роз, что растут в королевском саду, и духов, что используют придворные, сидеть в мягких креслах, пить лучшее вино, баловать свой вкус изысканнейшими блюдами, дарить улыбки и поцелуи прекрасным дамам.

Гани Наэль с каждым днем все больше и больше понимал – он просто создан, чтобы стать придворным, советником короля. Такой должности он удостоился, когда Мило Второй узнал о его роли в деле восстания. А когда королю стало известно, что именно Музыкант Наэль нашел в Аре и привел в Город Семи Огней их Верховного – Мастера Путей, то слава окружила его, сделав наиболее уважаемым человеком во дворце… после Короля-Наместника, конечно, – Гани скромен.

То жалованье, что полагалось королевскому советнику, Гани приятно удивило. Он теперь мог бы купить себе несколько домов на берегу озера Фаэлос, было бы время в них жить: придворные дела отнимали ужасно много сил, а здесь, во Дворце, он имел свои покои, обставленные почти так, как он и мечтал. Пару незначительных штрихов: арайский ковер, таширские фарфоровые вазы, годжийские сабли как украшения на стене и конечно же модель фрегата из Междуморья, – и жилище полностью удовлетворяет его вкусу.

Если бы не предстоящая Тарии война, Гани Наэль сказал бы, что жизнь его вполне удалась. В последнее время Вирда, Кодонака или Ото Эниля он почти не видел, да и не особо искал встречи, так как они были слишком озабочены и заняты сейчас. Вирд крутится, как белка в колесе, не высыпаясь и почти не улыбаясь из-за свалившихся на него обязанностей. А Кодонак, Эниль и прочие… вроде бы и мудрые, пожившие на свете люди, а додумались до такого – сделать мальчишку Верховным! Хотя… это Вирд – он поставит весь мир с ног на голову.

После того как Эбонадо Атосааль и его приспешники покинули Город, здесь воцарились мир и покой, и единственное, что отчаянной тревогой гложет каждого жителя, – возможность их возвращения во главе с Древним.

Став придворным, Гани пересмотрел свой гардероб, вернее – выбросил старый и приобрел новый. Он лично заказал лучшего шеалсонского шелка с росписью: алые соловьи на фоне вечернего неба. Служащим у короля больше года советникам тот жаловал титул графа и земли в западной Тарии. Когда Гани станет графом, на его гербе непременно будет алый соловей, если до того времени останутся еще Король-Наместник и Тария…

Из этого шелка ему сшили три кама, и еще несчетное количество – из парчи, шерсти, бархата: различных цветов и оттенков, украшенных вышивкой и отделанных золотом, с широкими, как крылья, и узкими по руке рукавами, с высоким воротом и большим вырезом. О туниках, штанах, поясах, туфлях, сапогах и говорить не стоит. Под гардероб у Гани теперь отведена целая комната, и ему не верилось, что совсем недавно все его перемены одежды вмещались в заплечный мешок.

С таким разнообразием не так-то просто выбрать поутру, что надеть к завтраку. Еще одно преимущество придворной жизни – завтрак тут начинался не спозаранку, а когда солнце было уже достаточно высоко, чтобы дать Гани время хорошо выспаться.

Он облачился в желтый кам и высокие, по дворцовой моде, сапоги самостоятельно, хотя по званию ему положены слуги. И таковые у него были… не слуги – одно название! Эй-Га и Харт конечно же не стали бы его одевать, а если бы они и выразили такое желание, то сам Музыкант не позволил бы этим немытым дикарям дотрагиваться до его новенькой одежды. Но они хотя бы годились в охранники, когда Гани нужно было пройтись вечером по Городу Огней в это неспокойное время. Еще у него была служанка – Ата. Но эту Дочь снегов он уж точно к себе близко не подпустит. Поначалу у него была наивная надежда, что приученная к физической работе северная женщина будет хорошо наводить порядок и стирать его одежду. Куда там! Хорошо она умела только поучать и командовать на свой дикарский лад. И еще пыталась лечить его от каких-то неведомых болячек путем окуривания и протыкания иглами, похожими на пыточные. Будто он – Гани Наэль, королевский советник, знакомый с самим Верховным, не мог получить помощи от лучших Целителей Силы. Да и не было у него никогда никаких болячек! Ни искры, ни пламени!

Почему вообще эта женщина, которая обещалась было, – он помнил, – следовать за Человеком с крыльями, то есть прилипнуть к Вирду, а не к Гани, до сих пор ошивается около него? Гани подозревал, что разгадка в том, что ей приглянулся Эй-Га. Маленьким женщинам часто нравятся очень высокие мужчины…

Так что его «прислуга» находилась сейчас где-то в крыле для слуг огромного дворца, Эй-Га и Харт играли в кости, слушали наставления Аты и не спешили, в отличие от товарищей по ремеслу, к своему господину. Гани непременно заведет парочку настоящих слуг. Лучше всего для этого наведаться в Шеалсон и переманить у Фенэ ее бывших рабов – те-то приучены к порядку! А можно подговорить какого-нибудь «прыгуна», переместиться в Ару, купить там несколько рабов, затем освободить здесь, в Городе Семи Огней, и они будут служить из одной только благодарности так, как не смог бы ни один горожанин даже за солидные деньги.

С Мило Вторым завтракала уйма народу: титулованные особы, двор, иностранные послы, советники и прочие, и прочие… но Гани было отведено почетное место – седьмым справа от короля.

Сегодня соизволила выйти к завтраку и ее величество Алиния, что бывало редко. Младшая дочь королевы Ливада (там трон передавался по женской линии, и ее сестра должна была стать следующей королевой) не отличалась особой красотой: жесткий властный взгляд, резкие черты лица, прямой, чуть загнутый на кончике нос, светлые волосы, брови и ресницы, тонкие поджатые губы, худощавая, почти тощая фигура. Но все же нечто привлекательное в ней было, больше не во внешности, а в уверенной манере держаться, умении пошутить и понять шутку, решительности и безупречном вкусе.

Гани часто замечал на себе взгляд Алинии и прекрасно понимал, на что намекают ее глаза: не зря королеве так нравится его музыка; но в ответ он лишь косился на Мило Второго – ни к чему лишний риск, когда дела только начали идти в гору. «По-крупному рискуют только те, у кого слишком много или у кого ничего нет», – учил его отец, а Гани не относится сейчас ни к тем, ни к другим.

Алиния и сегодня, едва усевшись, принялась сверлить голубыми глазами Гани, пока Мило Второй был занят беседой с сидящим рядом с ним «придворным Одаренным» – так называли Мастера Облаков Иниго Абодо, первого советника короля. Конечно же Мастера Силы не могли оставить без присмотра неодаренного тарийского правителя, впрочем, Король-Наместник – не так, как арайский император, – решал очень мало, а если что и решал, то лишь с позволения и одобрения Верховного или Совета Семи.

Напротив Гани сидела аппетитная брюнетка – баронесса Марфиа Лихлис. Гани вздохнул и уставился в свою тарелку – если не стоило сердить короля и отвечать на взгляды королевы, то и Алинию также нежелательно было злить, пялясь во все глаза на прелести Марфии.

– Слыхали ли вы, Мастер Наэль, – склонилась к нему его соседка справа – пожилая графиня Инстос; с ней можно было болтать без оглядки на королевскую ревность, – что портной Лайс Полто умер?

Гани удивленно уставился на нее. «Вот так новость!» Он видел Полто только вчера – забирал у того новый кам для торжеств, и портной выглядел довольно бодрым и здоровым.

– От чего он умер?

– Говорят, страшная болезнь. Как бы не было в Городе эпидемии… Кожа у него на лице и на руках вся слезла.

– Эпидемии? Для этого есть Целители. И если бы Полто был болен, то кто-нибудь из Мастеров Силы непременно позаботился бы о его исцелении – ведь он их одевал! Всесильные Мастера камов не шьют – портных, тем более таких, как Полто, нужно беречь!

– Может, вы и правы, Мастер Наэль. Но как тогда объяснить его смерть?

Гани помрачнел. Об еще одной подобной смерти он знал – прислужника Верховного Атосааля – Хатоя. И как эту смерть объяснить, увы, смутно догадывался.

– Не знаю, графиня, не знаю… – ответил он, отправляя в рот отрезанный кусочек отлично приготовленной телятины. Мясо было мягким и пряным, а вино, которым он его запил, и вовсе выше всяких похвал. Отличное вино – букет и аромат!

Графиня Инстос спешила поделиться с ним еще дюжиной новостей не столь значительных, но более объемных и содержательных в ее устах, и, в конце концов, она так забила ему голову, что Гани не сразу понял, о чем речь, когда Алиния решила втянуть его в какой-то спор о политике:

– А вы как считаете, Мастер Наэль: есть ли опасность вторжения Ташира в Ливад?

Гани не спеша поставил на стол бокал, который держал в руке, быстрым взглядом оценил, кто из гостей смотрит на него и как, а пока он собирался с мыслями, королева дала некоторые пояснения:

– Мой супруг утверждает, что Ташир не осмелится на столь решительные действия, пока союз Тарии и Ливада скреплен нашим браком. Я же опасаюсь, что прослышав о войне с Арой и перевороте в Городе Семи Огней, король Ташира Архон не преминет воспользоваться случаем и рискнет отхватить себе ливадские западные поля. Вот Мастер Абодо, например, со мною не согласен, и он, кажется, считает, что женщине о таких вещах лучше не задумываться, что наш удел – зеркала да наряды, балы да поцелуи, но не более. – Конечно же если Абодо так и считал, то вслух и при Алинии такого никогда не говорил – он сидел сейчас весь красный и не знал, куда девать глаза. Королева частенько подшучивала таким образом над своими подданными, особенно над замкнутыми тихонями, вроде «придворного Одаренного».

– Не зря же среди Мастеров Стратегов Силы почти никогда не бывает женщин, – продолжала она насмешливо.

– Моя королева, – Гани почтительно склонил голову, начиная речь, – насчет возможной войны Ливада и Ташира я, увы, мало что могу сказать. Я не политик и не стратег – я музыкант. А что до призвания хрупкого и прекрасного женского пола, то скажу так – мне выпала честь быть знакомым с одной арайской к’Хаиль, дочерью и вдовой военных лидеров Ары. Так вот, к ее рассуждениям о стратегии битвы прислушивался порой и сам Мастер… теперь Советник – Кодонак.

Королева заливисто рассмеялась:

– Непременно хочу познакомиться с женщиной, способной своим мнением касательно войны привлечь внимание самого Хатина Кодонака! Как ее зовут?

– Фенэ Агаят, – ответил Гани. – Вернее, к’Хаиль Фенэ Хай-Лид ди Агаят. Она совсем недавно вышла замуж за Мастера Агаята в Шеалсоне.

– Какие интересные у вас знакомства, – заметил граф Икрус Палстор, что сидел за столом ближе к королю, чем Гани. Этот лысеющий темноглазый мужчина лет сорока, с неприятным лицом, на котором резкими штрихами выделялись морщины у рта и острый подбородок, был хитер, подозрителен и опасен. А Гани Наэля он за что-то возненавидел с первого взгляда, а может, еще раньше – когда только услышал о приближенном к Верховному удачливом Музыканте. – Вы, случаем, не знакомы с императором Ары или с кем-то из чатанских Мудрецов?

– Такой возможности у меня не было, – ответил Гани, салютуя бокалом сверлящему его взглядом Палстору.

– Мастер Абодо, – повернулась королева к жертве, избранной ею сегодня для насмешек, – вам разве не интересно взглянуть на такую женщину? Может, вы поможете нам доставить ее сюда в столицу из Шеалсона? Я имею в виду Перемещение.

– Я Мастер Облаков, ваше величество, но никак не Мастер Перемещений. Но, если пожелаете, я могу обратиться за помощью к другим.

– Боюсь, сейчас не те времена, чтобы отвлекать Мастеров Силы на подобные глупости! – резко высказался Мило Второй. – Если тебе так уж угодно, Алиния, я пошлю гонца в Шеалсон, и эта твоя к’Хаиль получит наше приглашение и прибудет сюда. Обычным способом!

Завтрак хотя и был отменным на вкус, особого удовольствия Гани не принес: все утро его пытались втянуть в какие-то споры или просто (на первый взгляд) разговоры, имеющие тем не менее тысячи оттенков, переливов значений и намеков. Под конец Алиния вынудила его исполнить балладу «Обманутый король», которая совершенно некстати пришлась в присутствии Мило Второго… Песня рассказывала о том, как один король оставил свою королеву и, отправившись в дальние страны, полюбил там другую красавицу, которая потом и погубила его: «Опутала сердце плетеньем слов, на грудь накинула сеть, и встать не мог великий король – осталось ему умереть». Пока Гани играл, Алиния просто поедала его глазами, Марфиа томно ему улыбалась, сероглазая сестра Мило Второго – Агая, недвусмысленно водила точеным пальчиком по пухлым губкам, а граф Палстор все подмечал, составляя себе в уме план погибели Гани Наэля. Благо что Мило Второй ни на что не обращал внимания и был полностью погружен в какие-то тяжелые раздумья. Зачем Алиния играет в эти игры? Ей, скорее всего, невыносимо скучно, вот она и ищет себе развлечений, связанных с риском как для нее, так и для окружающих.

Из обеденного зала Гани выскочил, как пробка из бутылки игристого ноллилайского вина, но это не помешало проклятому Палстору его нагнать.

– Столько людей Верховного, присматривающих за королем – вам не кажется это перебором, Мастер Наэль?

Граф считает его человеком Вирда Фаэля, специально приставленным к королю, чтобы, подобно Абодо, следить за действиями коронованной особы. Гани сделал вид, что не понял вопроса.

– Ситуация противоречива и нестабильна, Мастер Наэль. Мило Второй не имеет наследника; конечно, они с королевой еще молоды, но со дня их свадьбы прошло уж более десяти лет. А тут – война. Если, не доведи Мастер Судеб, что-то случится с королем, то кому достанется корона? Оставит ли Верховный Фаэль на троне Агаю, или он, будучи человеком властным и любящим перемены, изменит порядок наследования? Ведь столько всего произошло и… среди Одаренных. Вековые традиции просто поставлены на колени перед Вирдом-А-Нэйсом Фаэлем.

«Ему не до твоей мышиной возни», – думал про себя Гани, вслух же сказал, прикидываясь простачком:

– Вы уж меня простите, граф, но откуда мне знать мысли Верховного? Его планы? Что до порядка наследования – будем молиться, чтобы Мило Второй прожил долгую и счастливую жизнь, оставив наследника.

– Вы слишком скрытны и сдержанны. Я, поверьте, не желаю вам зла.

«Охотно верю», – мысленно усмехнулся Гани.

– Меня, как одного из высокопоставленных лиц государства, а значит, и отягощенных большой ответственностью, беспокоит будущее Тарии. А вас – разве нет?

Жена короля по законам не могла наследовать трон, а у Мило Второго только сестра Агая, еще совсем юная, и множество очень дальних родственников. Интересно, граф Палстор – в их числе? То, что он интересуется вопросом наследования – неудивительно. А вот зачем пристает с подобными разговорами к Гани?..

– Сегодня в Тарии так много поводов для беспокойства, граф Палстор, что вопрос наследования, при живом молодом короле, отходит на второй план.

– Возможно, и так. – Палстор отставать от Гани не намеревался, он шел рядом, заложив руки за спину, и продолжал вести неспешную беседу. Не то чтобы Гани ждали срочные дела, но общество этого эффового графа – не самая приятная компания. – Но ведь не всегда так было и не всегда так будет. Почему в течение десяти лет ни Верховный, ни Советники ни разу не поинтересовались здоровьем королевы? Ведь Одаренные Мастера могли бы ей помочь.

– Вы считаете, что королеве нездоровится?

– О, Мастер Наэль, не прикидывайтесь – вы понимаете, о чем я. Может быть, у Правителя Тарии другие планы? Поговаривают, что Верховный желает упразднить должность Короля-Наместника. Конечно, это слухи, и слухов сейчас как никогда много. Находятся даже некоторые безумцы, утверждающие, будто восставший из могилы Древний опасен лишь для отмеченных Даром и не собирается свергать неодаренных правителей или менять власть обычных людей.

– Конечно же, – усмехнулся Гани, – Древний лишь разрушит Город Семи Огней до основания, перебьет половину населения Тарии, как уничтожил Детей Снегов, и заставит неодаренных правителей служить ему подставкой для ног. А свергать королей ему вовсе ни к чему.

– Вы иронизируете? Я же не утверждаю, что верю этим слухам. Слухи есть слухи. Мало ли о чем чешут языками? Как, например, о вас и особом внимании к вам ее величества.

Здесь Гани насторожился, изо всех сил сдерживая всякое внешнее проявление нервозности.

– Королева очень полюбила музыку и пение, хотя раньше больше интереса выказывала к охоте и войне, даже уговаривала Мило Второго взять ее в Доржену. Это неудивительно – зов крови. В Ливаде есть целые отряды солдат женского пола. Воительницы-ливадки известны всему миру. Не зря же там правит королева. Но вот музыка?..

– Музыка трогает любое сердце, – пожал плечами Гани.

– Конечно же настолько талантливый музыкант, как вы, может привить любовь к высокому искусству кому угодно. А слухи – пусть себе… Ветер дует, вода течет, бездельники болтают.

«Ни искры, ни пламени! Этот назойливый тип не желает оставлять меня в покое!» – думал Гани, поглядывая по сторонам в поисках способа от него отделаться.

Они давно покинули коридор, переход через галерею и вышли во внутренний сад, где весна уже начала окрашивать клумбы в ярко-зеленые тона и зажигать радужными огоньками первые цветы. Дамы и кавалеры прогуливались вдоль мощеных дорожек, переговариваясь, обмениваясь шутками, взглядами, прикосновениями…

Мастер Музыкант и граф кивали и улыбались проходившим мимо знакомым. Гани придумывал ответ Палстору и уж было придумал, когда принцесса Агая выскользнула откуда-то из-за обильно цветущего нежными голубоватыми цветами куста уфтанской вишни.

– Мастер Наэль, вы так трогательно исполняли сегодня «Обманутого короля» – я едва не расплакалась!..

Она повисла на его руке, и он решал, хорошо или плохо то, что она здесь. С одной стороны – Палстор заткнулся, а вскоре и испарился, а с другой – к нему тесно жмется сестра короля, наследница престола, которой всего-то шестнадцать и которая решила не отставать в любовных приключениях от старших дам. Но он ей здесь не помощник.

Принцесса тянула его прямиком в «яму со змеями»: у небольшого фонтана, где струилась изо рта златочешуйчатой рыбы лазурная вода, стояла королева Алиния, окруженная тремя фрейлинами. Одно шелковое одеяние по роскоши превосходило другое, но с почти скромным изяществом голубого расшитого серебром облегающего платья королевы вряд ли могло поспорить. Королева… гордо приподнятый подбородок, шаловливая усмешка на устах, чуть прищуренные, пылающие глаза. «Она снова что-то задумала, – кожей ощутил Гани, – и на этот раз жертвой выбран именно я…» С тех пор как он попал во дворец, его испытывали множество раз, проверяя на прочность, стойкость и способность выжить в среде придворных. Но если Гани остался цел и невредим в обществе Одаренных с их переворотами – то дворцовым интриганам он уж точно не по зубам. Да и когда это междуморец пасовал перед чьей-то хитростью?

– Ваше величество, – в очередной раз за сегодня поприветствовал он королеву наклоном головы и касанием браслета Мастера на левой руке.

– Мастер Музыкант! – улыбнулась Алиния улыбкой кошки, заметившей застрявшую в норе мышь. – Я так рада, что вы в этот раз не ускользнули сразу после завтрака. Нам определенно нечем заняться вплоть до самого обеда, а кому, как не Музыканту, развлечь первых дам государства, да еще и отчаянно скучающих?

– Буду рад сослужить вам службу, ваше величество, ваше высочество. Желаете послушать балладу? Или мелодию из Ары? А может, тарийский гимн? – Гани натянул на лицо самую учтивую из своих улыбок.

– Да, пожалуй, я была бы не против послушать какую-нибудь мелодию. Сыграйте нам.

Гани присел на скамейку перед фонтаном, покорно расчехлил инструмент, который практически всюду брал с собой – никогда не знаешь, где пригодится… Ведь Мастера Мечники носят при себе меч, лютня же – его оружие. Руки привычно перебирали струны, наигрывая «Весенний ветер, осенний дождь»: петь он не пел – дамы не просили, а ему не очень-то хотелось сейчас; вместо этого он прислушался к беседе, что вели женщины.

– Я предпочитаю, чтобы у мужчины был крепкие икры, налитые силой руки и мощный торс, – говорила кареглазая и темноволосая, очень молоденькая на вид фрейлина Юниа. – «Вот, значит, как!»