Текст книги "Мастер Путей"

Автор книги: Анна Виор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Алиния не была красива, но и уродливой ее не назовешь, и конечно же она еще не стара.

– Когда я не забеременела и после пяти лет совместной жизни, он даже обрадовался и охотно прекратил попытки. Последние годы я уж и не знаю, как выглядит королевская постель, зато это хорошо известно дочкам Палстора: смазливые, но при этом подлые, как и их папаша. Если бы у нас с Мило был ребенок, все стало бы намного серьезнее – законный наследник… А так… Король спит и видит, как бы от меня избавиться. Спит и видит… И конечно же он не станет просить за меня у Одаренных. К тому же… то, что происходит сегодня… При Атосаале никто бы не смел и головы поднять, крамольный шепот, что был при нем, превратился в наглый крик при Фаэле. Все понимают, что Вирд – мальчишка, ослабленный к тому же отступничеством почти трети Одаренных Тарии. Мальчишка, который ничего не знает о политике. Слух о том, что Древнему де́ла нет до королей и их власти, и что свою войну он ведет только против Мастеров Силы, не покорившихся ему, становится все более популярным. И, похоже, Мило начинает верить… увы.

– Но король поддержал восстание… – недоумевала Фенэ. Как ни крути, а Тария – удивительно непонятная страна.

– Да… Но больше потому, что ненавидел Атосааля. Мило горяч, не любит раздумывать, планировать… Теперь власть сменилась, но Король-Наместник как был, так и остается цепным псом Одаренных. При этом Палстор и подобные ему стали говорить чаще и настойчивее о возможности изменить порядок вещей. Такая возможность в будущем, вероятно, уже и не представится. День и ночь Мило внушают, что действовать нужно сейчас, пока Фаэль еще очень юн и отягощен неразберихой в стране. Подозреваю, что наушничают не одному Мило, подогревают недовольство дворянства и простого люда. Засуха? Фаэль виноват! Почему он не послал погодников, которых, как известно, пруд пруди? Эпидемия? Снова нерасторопность Фаэля! Где Целители? Древний уничтожает целые поселения? Как ты думаешь, кого обвинят? В провинциях тоже давно возмущены существующим положением: когда каждый городской Глава под присмотром Одаренного городского Советника… Графы и князья хотят властвовать, а им позволяют лишь вести скромное хозяйство… Никто не верит, что у мальчишки поднимется рука придушить восстание своего же народа, если такое вспыхнет. А не вспыхнуло лишь потому, что зачинщики еще побаиваются Кодонака. Уж тот не сплохует. Но если начнется война, и Кодонак будет занят…

Алиния замолчала надолго, она встала с кресла, подошла к окну, выходящему в сад: створки были распахнуты, и ветер вносил в комнату вечернее благоухание весенних цветов. Опершись о подоконник, королева задумчиво вглядывалась в синий сумрак, заполнивший сад в преддверии ночи, обещающей быть ясной и звездной.

Фенэ тоже задумалась. От откровений королевы ей стало не по себе. Нет, она не боялась интриг и понимала, что при любом дворе их больше чем достаточно, и если бы тарийские придворные не занимались их плетением, она бы очень удивилась, – скорее пауки оставят извечный свой труд. Но здесь все далеко зашло и плохо пахнет. К тому же в опасности человек, которого она считает Каэ-Массом… исцеливший ее. Она обязана ему своим счастьем, будущим своего рода, исполнением мечты ее отца – иметь внука, в чьих жилах будет течь кровь великих воителей. Благородная не должна оставаться в долгу. Если сейчас она не предупредит Вирда Фаэля о грозящей ему беде, то сын ее, родившись и повзрослев, никогда не простит матери невыплаченного долга, притом что возможность такая была. Араец бы не простил…

Гани Наэль

– Эй, Музыкант! Еще балладу! – кричал захмелевший Мило Второй, обращаясь к Гани, будто к уличному скомороху, а Палстор при этом кривил в гадкой усмешке свой почти безгубый рот.

Гани едва заметно скрипнул зубами, учтиво улыбнулся и медленно склонил голову:

– О чем хотел бы услышать мой король?

– Давай «Обманутого короля»! – Мило пьяно рассмеялся и даже, кажется, хрюкнул.

Руки Гани привычно заскользили по струнам: он помнил слова так хорошо, что во время пения мог размышлять о происходящем. Охота превратилась в попойку, и способствовал тому конечно же граф Палстор. За последнее время Гани уже многое понял в том, что творится при тарийском дворе. Главный паук, плетущий паутину, – Палстор, а неуравновешенный, горячий и не очень умный Мило – муха, попавшая в эту сеть. Но Мастер Музыкант уже видел слабое место графа – излишняя уверенность в своих силах, а отсюда наглость и потеря осторожности: он не считает нужным особо скрываться, хотя и думает, что Гани – человек Фаэля. Палстора кто-то поддерживает среди высокопоставленных Одаренных. Ему что-то обещали… Ему гарантировали безопасность… Вирда Фаэля он не боится. А должен бы. Вирд – мальчишка, но не простой: кто, как ни Гани Наэль, знает это! Все-таки – Мастер Путей, и Палстору не по зубам, даже если тому кто-то помогает! Возможно, граф держит связь с кем-то из отступников, не зря эти разговоры о «доброте» Древнего к простым людям. А может, все хуже, и Вирд недостаточно хорошо вычистил Советы: Большой и… Малый.

– Выпей, Музыкант! За «обманутого короля»! – Мило лично протянул Гани кубок, полный до краев, и Музыкант опустошил с улыбкой. Гани пил наравне с королем, в отличие от Палстора, который, как он заметил, выливал бо́льшую часть на землю рядом с подстеленным ковром, на котором возлежал.

Пить-то он пил, но ни разу в жизни Гани Наэлю еще не удалось напиться: иной раз он думал, что это его проклятие, особенно тогда, когда горе хотелось залить вином. Поэтому, как обычно, руки его твердо перебирают струны, язык не заплетается, а голос звонок; он бы и по канату сейчас прошел с легкостью. Но Палстор не знает об этой его особенности. Может, притвориться? Пусть граф думает, что один трезв из всей собравшейся компании. На охоту с Мило отправились еще с дюжину придворных, не считая Палстора и Гани, женщин среди них не было. Гончие погоняли немного зайцев по рощицам на берегах озера Сон, и Мило Второй после неоднократно озвученных жалоб о том, что настоящая охота – только в Тарийском лесу, а до него неделя пути, с подачи графа решил сделать привал, и обильными возлияниями «отпраздновать» неудавшуюся охоту.

Вся дюжина молодцов, что опустошают сейчас кубок за кубком, – люди Палстора, доверенные лица, к тому же не отличающиеся умом и благородством. В их обществе Гани было очень неуютно, уж лучше отбиваться от провокаций королевы и принцессы. Но Мило сто́ит вытянуть из этой паутины, он не злой и не подлый человек, но легко попадает под влияние.

За время пира, организованного прямо на расстеленных на земле коврах, Мило несколько раз требовал, чтобы Гани подсаживался к нему поближе, и теперь король уже орет ему в самое ухо, заказывая новые и новые песни.

– Спишь с королевой?.. – спрашивает вдруг Мило серьезным, тихим и почти трезвым голосом, наклонившись к Гани. Тот нахмурился, не переставая играть, посмотрел на короля. – Ничего… Кто только с ней не спит… Но если дотронешься до Агаи!.. Я шкуру с тебя спущу и не посмотрю на то, что ты человек Верховного!..

– Ваше величество ввели в заблуждение, я не осквернял вашего супружеского ложа, и Агая для меня под запретом. Но то, что она, по ливадскому обычаю, ищет себе подходящего мужчину для первой ночи – для меня не секрет, и вашему величеству стоит поговорить с ней об этом.

Мило не так пьян, как хочет казаться… а значит, он не так прост, как выставляет себя… Король скрипнул зубами, затем заорал во всю глотку так, что у Гани заложило уши:

– Вижу, вы не пьете! И ты, Палстор, наливай полный кубок! И пей, чтобы я видел! До дна! До дна – я сказал! – Этот кубок графу по-настоящему пришлось выпить – король внимательно наблюдал.

– Так Алиния еще не затащила тебя в постель? – обратился к нему Мило вновь тихим и трезвым голосом, никто их разговора не слышал. – Клянешься?

– Клянусь.

Мило хмыкнул, усмехнулся:

– Я не ревную… Но все же приятно, что хотя бы с тобой она мне не изменила… Так Агая, говоришь, ищет себе мужчину?

– Возможно, это была лишь шутка, ваше величество. Королева Алиния любит подшутить над придворными, и я не исключение.

– Думаю… не шутка. Эти ливадки… не знают стыда! А Агая очень уж привязалась к моей дорогой женушке.

– Опять не пьешь?! – вдруг орет король громче прежнего, оборачиваясь к навострившему уши Палстору, и поднимает кубок: – За Тарию!

– Скажи мне, Музыкант, что за человек этот Вирд Фаэль? – склоняется к нему король, вновь трезвея волшебным образом. – Как давно ты служишь ему? И кому служит он?

– Ваше величество не верит, что я сказал правду о том, как познакомился с Вирдом Фаэлем? Что ж… в это действительно сложно поверить… Но я не утаил ничего, хотя стоило бы: многим не по нраву, что Верховный провел десять лет в арайском рабстве. Одно я могу сказать: Вирд-А-Нэйс Фаэль вам не враг.

Мило Второй фыркнул, сделал большой глоток из кубка, окинул взором своих попутчиков. Бароны Дейко и Хаон уже засыпали, приклонив головы друг к другу; они пошатывались и почти заваливаясь на землю, оба разом вздрагивали, вновь выпрямлялись и продолжали невероятным образом комично удерживать равновесие. Рыцари Инше, Лавли и Тамбей орали в три глотки только что завершенную Гани песню, повторяя раз за разом куплет:

 
Опутала сердце плетеньем слов, на грудь накинула сеть,
и встать не мог великий король – осталось ему умереть.
 

Лавли так проникся, что не сдержал пьяных слез. Прочие охотники вгрызались в прихваченные с королевской кухни окорока, налегали на сыры и рябчиков, но больше пили… Сейчас только три часа пополудни, до заката еще далеко, но к вечеру тут не останется ни одного способного стоять на ногах, кроме, конечно, Гани Наэля, а может, и… короля. Что до хитрого Палстора, то пить он не умел, и после того как Мило вынудил его опустошить три или четыре кубка, не пролив при этом ни капли, он уже икал и смотрел косо.

– Охота – лишь предлог… – вздохнул Мило. – На самом деле мы едем в гости к Икрусу… Эффов граф!.. Два года я избегал этой встречи…

Гани не понимал, о чем ведет речь король, но то, что монарх лишь притворяется опьяневшим, ясно, как день. Они едут к Палстору? Что за встреча?

– Ну что, Икрус? Ждут меня в твоем поместье?.. – спросил Мило и захохотал.

– Ждут… ваше вели…вечили…ство… – еле ворочая языком, ответил Палстор. – Вы будете сча…стливы… будете, как только глянете… Глаза, потухни мой огонь… короля Брая… А смелость… ва-а-аша! Ни искры, ни пламени… Раздери меня Древний… если вру!.. А второй… – Палстор сделал паузу, уставился мутными глазами на пустое блюдо перед собой, будто бы забыл, о чем говорил, но затем мысль милостиво вернулась в его затуманенную вином голову, и он продолжил: – Второй… тариец… светлые глаза… темные волосы… тариец… клянусь! Потухни мой огонь! Клянусь!..

Мило усмехнулся, сам налил и протянул Палстору новую порцию хмельного напитка. Тот уже и не сопротивлялся, осушил кубок и рухнул обессиленно на ковер, голова его запрокинулась за пределы подстилки, и лысина погрузилась в лужу весенней грязи…

– Алиния хороша – не считает нужным хранить мне верность, но я тоже не без греха… Мои сыновья… Мои бастарды… Один – от старшей, Малисинии, второй – от младшей, Баглисаи… Я их ни разу еще не видел, хотя Палстор день и ночь напоминает… Не дает мне покоя. Эта охота должна была завершиться в его поместье на берегу Сон. Там мне бы представили двухлетнего Брая… даже имя выбрал, как у моего отца… и годовалого Мило… тоже ничего имечко… Ты не находишь?

Так вот почему графа так заботит порядок наследования – у него есть подходящие кандидатуры…

– И тебя он не зря с нами потащил…

– Я-то ему зачем? – искренне удивился Гани.

– А вот пройдет время… погибну, к примеру, я… случится что-нибудь с… Агаей… – последние слова королю дались тяжело, он произнес их хриплым и непослушным голосом, – и станет вопрос о том, кто следующий Король-Наместник; тут и заявит Палстор, что есть уже Брай Второй, а если Брай не нравится – так, пожалуйста: Мило Третий. А ты подтвердишь: мол, был с королем, когда он держал на руках сыновей, роняя слезу умиления; видел, как трепал он их за пухлые щечки; слышал, как признавал своими…

– Но я же могу по-разному себя повести, почему Палстор так уверен в том, что я соглашусь подтвердить?..

– А какой тебе резон упрямиться, Музыкант? Палстор знает, что Фаэлю до короля нет никакого дела, и исчезни вдруг с лица земли Король-Наместник со всем двором, да и с Дворцом в придачу, – он и не заметит! Верховный только спасибо скажет графу, за то, что избавил его от головной боли – искать наследника. Нашелся – и хорошо! Алинию – в Ливад! Палстора – править до совершеннолетия Брая или Мило!..

– Граф угрожает вашей безопасности и безопасности Агаи?

– Моей безопасности? – усмехнулся Мило. – Нет… Он больше верит в то, что я долго не протяну… Говорят, что при моем рождении отец – король Брай, обратился к Одаренному Пророку, и тот предсказал, что я умру молодым. Палстор лично слышал это предсказание… вот он и уверен, что час мой близок. Что до Агаи… Бывали случаи, когда в вопросе наследования предпочтение отдавали незаконнорожденному сыну, а не дочери или сестре. Но я думаю, что Палстор предпочтет устранить Агаю с дороги.

– А разве законный наследник не решил бы проблему? – Гани мельком поочередно глянул на храпящего графа, на продолжающих бурную попойку охотников, на Мило, задумчиво вперившегося в свой кубок.

– От Алинии?.. Да, может, и так. Ты хочешь спросить, почему ее до сих пор не исцелили?

Гани кивнул. И в самом деле почему?

– Ее гордыня… мое упрямство… Я не хотел наследника от этой ливадки. Она не беременела, а я и рад… Она больше мужчина, чем женщина, видел бы ты, Музыкант, как она скачет на коне! А как стреляет из лука! Да что лук – копье в ее руке – это… – Мило вздохнул. – Я ее даже побаивался. С подобной охоты она бы не вернулась без крупной дичи. Вначале королева Пая забрасывала меня посланиями, намекала, не прислать ли ей ливадского лекаря-травника, раз уж хваленые тарийские Мастера Силы не могут разрешить нашу маленькую проблему. Потом все прекратилось, уж не знаю почему. Я успокоился, думал, пусть все идет, как идет… Потом я стал королем, а она королевой. Мне бы тогда обратиться к Атосаалю, но его я терпеть не мог с детства. И признаюсь тебе, Наэль, еще и боялся до потных ладоней и дрожащих колен… Я вот раздумываю над тем, что Атосааль и сам должен был догадаться о необходимости помочь Алинии; он или кто-нибудь из Совета. Но отчего-то всезнающие и всеведущие Одаренные вдруг стали слепы и глухи. Может, прежний Верховный и вовсе хотел устранить мою власть? Да какая там власть… так – кукла на троне, чтоб неодаренным было не так обидно… – Мило тряхнул головой, откидывая темные в крупных кудрях волосы назад; вино его не опьянило, но язык изрядно развязало. – Впрочем, суть скорее в другом – они так заняты своими делами, что обращают на меня и мой двор внимания меньше, чем я – на гончих в псарнях. И теперь ничего не изменилось. Фаэлю твоему также нет до меня дела. И я просить не стану…

Недолгое молчание Мило сопровождалось пьяными голосами его попутчиков, спорящих об охоте в Тарийском лесу, и храпом Палстора.

– Потом незаметно мы с Алинией и забыли, что женаты… Палстор подсунул мне вначале свою златокудрую Малисинию, а когда она забеременела, сменил ее пышногрудой Баглисаей, чтобы я не смотрел по сторонам. Я ведь не сразу понял, что он задумал, а когда понял… не знал, что делать. У меня сыновья… А я… не хочу видеть их. Я бы не беспокоился, Музыкант, – какая разница, та или другая женщина родит моего наследника, я знаю, что Пророк тот был прав – долго я не проживу. Но вот… сестра… Агая мне дорога. И я не допущу ее гибели. Так что, пока не поздно, Музыкант, передай своему Верховному, что я… хочу… прошу, чтобы Алинию исцелили. Я даже верну ее в супружеское ложе. Передай Фаэлю… пусть найдет минуту для своего неодаренного пса… а то останется без породистых щенков.

Гани кивнул, недоуменно глядя на короля. Он непременно доложит обо всем Вирду.

– А почему ты не пьянеешь, Наэль? – спросил вдруг Мило. – Ты ведь не пропустил ни одного кубка – я видел…

– То же самое можно спросить у вашего величества, не так ли? – ухмыльнулся Гани.

Глава 13
Работа для Атаятана

Идай Маизан

Арташанэй говорил. Слова лились волшебной музыкой, обволакивали теплом и обдавали приятной прохладой, проникали глубоко-глубоко в мысли, в сердце, в душу. Каждое слово – как удар клинка, но боли никто не чувствует, а лишь безграничное счастье… Шепот любви в его словах, бездна мудрости; его устами отверзается пропасть сладостной боли и желанного отчаяния. Кровь в жилах пропитывается его голосом, кости чувствуют вибрации его тихого шепота… Погибель найдет того, кто слушает и не закрывает уши. Смерть, нежно обнимающая…

Идай и сам заслушался, а Правители Эйчи так и вовсе очарованы. Что такого в его словах? Но от них мурашки ползут по спине даже у связанных с Атаятаном. Воистину великий дар!

– К чему следовать за Верховным и его марионеткой Королем-Наместником? Зачем поддерживать слабый и глупый Совет? Ты, Мастер Штаун, – Одаренный. Ты мог бы иметь весь мир, лишь пожелай того. Ты – Целитель, а Дар этот разве не дает людям жизнь? А что взамен получаешь ты? Возможность бескорыстно пожертвовать собой в служении Тарии? Жизнь почти в изгнании? Эйчи – не Город Огней! Чем ты заслужил такое обращение к себе? А ты, Мастер Тайкл? Ты получил браслет и стал гражданином, но что толку, когда большая часть твоей жизни прошла в этом забытом Мастером Судеб городке? Кто помог тебе, когда ты взывал к Верховному Фаэлю? Кто пришел к тебе на помощь?

– Советник Абвэн! Как же ты прав! – Глаза Тайкла светятся обожанием: Штаун подошел и, схватив руку Арташанэя, припал к его пальцам губами.

Арташанэй обращает взор к собравшимся у Здания Правления жителям Эйчи, он открывает уста и… слова – не важны. Слова его – сеть, тенета для глупых птиц, что сегодня прекратят свой полет.

– Мастер Абвэн! – кричат в экстазе столпившиеся вокруг него люди – простые горожане.

Многие из них станут сегодня пищей для смаргов, которых еще очень мало, а Атаятану нужна великая армия. Сегодня последний день, когда можно брать тарийцев, если, конечно, Архитектор согласится на сделку. Кормить смаргов дальше будет сложнее.

Арташанэй улыбается, глаза его стали темными с того дня, как он получил новое имя, а лицо еще красивее, чем было.

– Идемте со мной, жители Эйчи! – зовет Абвэн… и они идут. Женщины, мужчины, старики и даже дети, рыдая от счастья и пытаясь дотронуться до него, тянут руки к его каму и волосам. Хватают за полы, падая на колени.

Но Абвэн исчезал с того места, где скапливались люди, заграждая ему проход, и появлялся чуть дальше, а они бежали, устремившись к нему, восхваляли, восклицали, толкали друг друга, лишь бы дотронуться до него…

Даже Правители, ослепленные его словом, готовы драться друг с другом, лишь бы оказаться рядом с Абвэном.

– Следуйте за мной! – весенним ветром поет его голос, и они следуют.

Они минули городскую площадь, прошли по главной улице, освещаемой неверным светом масляных фонарей, свернули в переулок, что изогнутой лентой спускается с холма к выходу из города.

Сотни и сотни желтых глаз фосфоресцируют в темноте звездной тарийской ночи. Смарги взвыли… с жутким этим звуком не сравнится ни волчий вой, ни хохот гиен из Утариса, ни душераздирающий крик птицы Таго из пустыни Листан… Идай сбавил шаг, переместился чуть в сторону и смотрел, как за Арташанэем следуют тысячи городских жителей… как овцы на бойню.

Порождения Древнего одного за другим утаскивают во тьму выходящих из городских врат жителей. Те не кричат, умирая молча, а новые и новые люди становятся на их место.

В сполохе факела в руке Арташанэя Идай заметил Ужвина Хайшо, со взмокшим от пота одутловатым лицом. Сегодня у Потфара много работы. Хайшо обмолвился парой слов с Абвэном и исчез. А через мгновение рядом с Идаем стояли Атосааль, Титой и сам Увлекающий словом, шепчущий во тьме…

– Неужто для этой мясницкой работы нельзя найти кого-нибудь другого? – раздраженно, без музыки в голосе говорит Абвэн. – Какой уже по счету город? Так в Тарии никого не останется…

– Не злись, Карей, скоро заключим перемирие и пойдем в Ливад.

– Продолжать делать то же самое? Знаешь, Атосааль, с тех пор, как я связан, я чувствую – у меня больше проблем, чем преимуществ!..

– Все изменится, – с хладнокровным достоинством отвечал Атосааль. – Нам предстоит война, но после нее ты забудешь о своих проблемах на долгие сотни лет.

Абвэн шумно выдохнул, стараясь успокоиться:

– Надеюсь, нам предстоит воевать только с Фаэлем, а та Древняя, которую вы пробудили, не станет посягать на территорию Атаятана?

– Эт’ифэйна? Разве для этого Атаятан ее пробуждал? – пожал плечами Эбонадо.

– Атаятан сам себе на уме! Он вполне мог приказать вам пробудить ее лишь для того, чтобы поразвлечься, веками ведя войну с достойным противником. Он мается от скуки!

Атосааль в ответ лишь пожал плечами.

– Так ты Пророк или нет? Можешь сказать, придется ли нам драться с Эт’ифэйной? Или ты не видишь ее, как Фаэля?

– Раньше, Карей, ты не стал бы говорить со мной таким тоном, – холодно произнес Атосааль. – Ты думаешь, у тебя есть преимущество из-за того, что ты делаешь с этими людьми? – Он кивает в сторону, на все еще продолжавших выходить из города прямо на встречу со смертью жителей.

– То раньше, а теперь – кто ты? Эльфил? Что означает это имя? Не Червь ли во прахе?..

Атосааль стиснул челюсти.

– Я – Пророк… – зашипел он, – был им и буду! Фаэля я не вижу лишь потому, что будущего у него нет!..

– Тем не менее он появляется каждый раз, когда ты заявляешь, что с ним покончено, и ведет себя совсем не как мертвый! Как ты допустил, что он прочел Итара?..

Атосааль не отвечал, он пронзительно смотрел в глаза Арташанэя. Как бы темен и мрачен ни был сейчас взгляд последнего, но с тяжестью взора бывшего Верховного не мог сравниться.

– Я видел твою смерть, Карей, – сказал он, и Идай Маизан, имеющий во Втором Круге Пророка – не очень яркого, но все же… почувствовал Силу в его словах.

Страх. Да – это страх в глазах Абвэна. Сила коснулась его. Пророчество верно.

– Смерть Кодонака ты тоже видел… – хмыкнул Арташанэй.

– Не смерть – неизлечимую рану, растерзанное тело. Так и было.

Абвэн не стал дальше слушать его, он покрылся туманом перемещения и сказал, уходя:

– В последнее время, твой Дар… родной Дар, Эбонадо, работает, как сломанный часовой механизм – никак! Пойди лучше посмотри на свою собственную смерть!

– Вернемся в Здание Правления, – предложил Титой, который все это время как завороженный смотрел на мелкого, ростом с ребенка, смарга, пожирающего невдалеке от них молодого мужчину. Тварь очень скоро вырастет до восьми футов ростом и станет еще одним солдатом Древнего.

Привыкшие к темноте глаза Идая разглядели кровь на зубастой ощеренной морде, а уши расслышали урчание и чавканье.

Не отвечая, все переместились в город, оставив Потфара «ковать» жуткие орудия войны Даром Целителя.

Вирд-А-Нэйс Фаэль

Вирд осмотрел недостроенное Итином здание, монументальными громадами возвышающееся над самыми высокими деревьями близлежащего хвойного леса. Здесь же неподалеку складировался не использованный пока материал – блоки белоснежного мрамора, привезенного еще тогда Атосаалем из западных месторождений.

Архитектор чуть заметно поморщился, глядя на начатое свое строение: оно было ему не по душе. Да и Вирду не очень-то хотелось творить в угоду Атаятану, но оставлять Итина наедине с этим дрянным делом…

– Итин, – обратился к нему Вирд, ободряюще положив тому руку на плечо, – строй это для Тарии. Я обещаю тебе, что Атаятан если и будет здесь жить, то недолго. Недолго даже для неодаренного, а для Древнего – так и вовсе одно мгновение. Ты понимаешь?

Итин со вздохом кивнул белокурой головой, он понимал, но не верил… А верил ли Вирд?

То, что Атаятан-Сионото-Лос пришел, Вирд почувствовал раньше, чем увидел его высокую стройную, безупречную в совершенной красоте фигуру. Он выглядел точно так, как являлся Вирду в пророческих видениях о прошлом или настоящем. Иной одежды, кроме золотых ожерелья, наручей и пластинчатой юбки, он не признавал, и особо прятать под тканями свое неуязвимое тело, которое не страдало ни от холода, ни от жары, – не стремился. Его волосы, тяжелые, не развеваемые ветром, ровные, будто только что из-под гребня, прикрывали иссиня-черным плащом его спину. На нечеловечески красивом лице – прозрачные бесцветные глаза – ледяная бездна сумрака, а где-то глубоко в ней – озера кипящей крови. От него исходил ужас, как запах исходит от цветка, как тепло от огня, как звук от музыкального орудия в руках играющего. Ужас липкими пальцами вцепился в Вирда, пытаясь просочиться в дыхание и кровь. Вирд видел этот ужас (не зная благодаря какому Пути Дара) – бесформенный темный зверь, шипящий и жаждущий впиться в душу. Вирд возвел перед этим ужасом невидимую стену, отрезав от себя, и только тогда смог трезво и твердо смотреть в глаза Атаятану.

Жаль, он не мог сделать того же для Итина, который стоял замерев и съежившись, бледный, как полотно.

Древний был не один, рядом с ним Атосааль, Абвэн, Маизан, проклятый Создателем … впрочем, как и все остальные предатели… здесь же Элий Итар и еще десять Мастеров Перемещений. Титоя, Хайшо и Динорады нет. Как ужас, исходящий от Атаятана, так и гнев, что исходил от Итара, мог видеть Вирд. Гнев этот оскалившимся диким волком бросился к нему, нашел в Вирде свое отражение и отпрянул. Брат… Как ни горько…

– Кто ты? – спросил Древний, и в его глазах Вирд, свободный от ужаса, прочел удивление. Неужели он не знает? – Ты можешь строить?

– Могу строить, могу не строить, – усмехнулся Вирд, не отводя взгляда, краем глаза замечая, как нервничает Атосааль.

– Кто он такой? – Музыка голоса Атаятана чуть дрогнула – Древний удивлен Даром Вирда?.. Вопрос был обращен к Пророку. – Он Огненосец?

– Нет… – прохрипел Атосааль, сглатывая.

– Я знаю, что ты солгал мне о Повелителях Огня, Эльфил, один из них еще жив, но он – не тот! Хотя огонь здесь сильнее, чем в любом из Огненосцев! Кто он – скажи, Маленький Пророк!

– Он Мастер Путей…

– Весь цвет Создателя в нем… Почему я никогда не встречался с подобным ему?

Неосведомленности Атаятана Вирд удивлялся все больше и больше. Он ощутил укол досады – не стоило открываться врагу: Древний не знал, что существуют Мастера Путей, и у Вирда было преимущество, но кто мог предположить, что Древний, живущий многие тысячи лет, никогда не сталкивался с подобным ему, или что Атосааль не рассказал о Мастере Путей.

Вирд видел, как мечется ужас за возведенной им прозрачной стеной, стелится туманом, стараясь просочиться понизу, взмывает ввысь ночной призрачной птицей, пытаясь перелететь поверху, таранит в лоб, щупальцами разрастается в бока, тарабанит ядовитым дождем… но стена крепка, а Вирд спокоен.

– Это Вирд-А-Нэйс Фаэль – ныне Верховный Тарии, – обреченно продолжал Атосааль.

Вирд ожидал, что Древний разгневается на Пророка за недостаток сведений, за ложь о Мастерах Огней… Зачем солгал Атосааль?.. Но, по-видимому, это существо – Древний – если и гневалось, то не показывало своего гнева, а может, оно мыслит совсем иначе… не так, как человек, и гнев его можно вызвать не умалчиванием или ложью, а чем-то другим…

– Это ты?

– Да, – ответил Вирд.

– Ты будешь служить мне! – Это был не вопрос.

– Нет! – отрезал Вирд. Атаятан лишь улыбался. – Тебе нужен дворец, мне нужно перемирие. Я буду строить вместе с Архитектором, и мы завершим дело быстрее. Ты же, и твои люди, или смарги, или иные существа, о которых мне не известно, не тронут ни одного тарийца ровно один год. Ты не станешь убивать, даже применяя Путь Тени. Не станешь связывать с собою Одаренных!..

– Добровольно, Вирд-А-Нэйс; связать я могу лишь добровольно согласившихся, а разве ты имеешь право запретить Одаренному его выбор?

Вирд скрипнул зубами:

– Добровольно, но не через шантаж или угрозы! И похищать людей я тоже не позволю!

– Хорошо. Лишь свободная воля. Я согласен на твои условия, Верховный, тарийца я не трону на территории Тарии, я знаю ее границы. Более того, не трону и иноземца, которого ты захочешь взять под защиту, если он будет на твоей земле. Но если кто-нибудь из тарийцев пойдет войной против меня или будет угрожать жизни моих связанных или смаргов, я – убью, и дам своим воинам право убивать. Кровь моих людей или моих созданий, пролитая на земле Тарии твоими людьми, будет означать окончание перемирия. Все сражения за пределами Тарии – не в счет. Разве не справедливо?

– Справедливо, – признал Вирд. – Ровно год, начиная с этого дня. А следующей весной ты уснешь!

Атаятан рассмеялся:

– Ты нравишься мне, Вирд-А-Нэйс! Я дам тебе другое имя, и ты будешь служить мне!

Он обернулся к Мастеру Этаналю:

– Я обещал показать тебе, Архитектор, то, что было в древности, когда подобные тебе были ярче благодаря моей силе и строили лучше. Ты готов? Вирд-А-Нэйс, тоже посмотри!

Итин не ответил, его губы дрожали. Ужас охватил его и душил, как удав обвивает кольцами, а затем стискивает свою жертву.

Древний не стал дожидаться ответа, его ноготь-кинжал сверкнул серебром на солнце, и плавным взмахом он начертил в воздухе символ – овал, перечеркнутый по центру двумя параллельными друг другу линиями. «Будущее и прошлое пересекают настоящее», – понял Вирд значение знака.

Воздух был иным, но это место Вирд узнал: не по приметам – сердцем. Здесь сегодня стоит Город Семи Огней. Он смотрел с высоты птичьего полета: весь город – огромная композиция сооружений, которые составляют замысловатый рисунок-узор, невероятно симметричный, объемный, где строго соблюдены все пропорции. В центре возвышается храм, настолько прекрасный, что сердце восторженно трепещет… Вирд смотрел изнутри: резьба на колоннах и стенах: изображения цветов и листьев, животных и людей выполнены так искусно, что кажется, будто они живые. Между арками струится свет, цвета переливаются, оживляя белые стены. Из какого материала выполнен потолок? Даже прозрачное дерево Мицами не дает такого теплого уюта, притом величественного. Вирд шел по храму, любуясь залами и коридорами; каждый – произведение искусства, необычное, впитавшее в себя какую-то чуждую неземную красоту, но от того не менее восхитительное. Над центральным холлом – настоящее звездное небо. Такое и в пустыне не увидишь летней ночью. Даже с вершины «Песни горного ветра», в безоблачную погоду, Вирд не наблюдал подобного неба… Звезды не где-то высоко просматриваются в неизведанной неизмеримой дали – они окружают его со всех сторон, обнимают и… зовут. Вирд замер, задышал глубоко и осторожно, восхищенный… пораженный… слившийся вдруг со своим именем – Вирд-А-Нэйс… он парил среди звезд!..