Текст книги "Такси заказывали"

Автор книги: Анна Дубчак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

Глава 7
ПРЕДНОВОГОДНИЕ СОВЫТИЯ

Утром следующего дня, проснувшись, Сергей долго не мог понять, приснилось ли ему все то, что произошло с ними вчера, или нет.

– Отца не было ночью, – войдя к нему в комнату, сказала мама. – Опять какие-то срочные дела. Но он звонил, просил передать тебе, что все идет по плану. Ты знаешь что-нибудь?

Сергей подумал о том, какая же она терпеливая, его мама. Всю ночь, наверное, прождала отца, сидя с вязанием в кресле и время от времени поглядывая на часы. На ужин к Пузыревым она, конечно же, не пришла. Знала, чувствовала, что не будет там ее Олега, что мотается он сейчас по ночному городу в поисках невидимых, но ощутимых преступников.

– Я? Да так, в общих чертах, – ответил он уклончиво, чтобы она не переживала теперь уже из-за Сергея. Ей и так несладко приходится.

– Еще звонила Маша, просила передать, что репетиция сегодня, несмотря на воскресенье, и чтобы ты захватил гофрированную красную и оранжевую бумагу для имитации камина. Звонила еще одна девочка, ты ей обещал какую-то компьютерную игру, она зайдет с минуты на минуту…

Сергей вспомнил, что на днях пообещал одной девчонке из параллельного класса, Женьке, фамилии которой он не знал, но которая играла в спектакле придворную даму, пару дисков с играми. В это время раздался звонок.

– Ну вот, наверное, она, эта девочка.

А ты еще не умывался… Быстро приводи себя в порядок, а то неудобно…

И мама пошла открывать. Сергей же, натянув джинсы и свитер, взял с полки два диска и вышел вслед за ней.

А, привет, – хмуро поприветствовал он ее. – Вот, бери. На неделю устроит?

Да я отдам тебе перед Новым годом… Знаешь, о чем еще хотела тебя спросить? – И Женя, маленькая, веснушчатая, с выбивающимися из-под красной вязаной шапочки ярко-рыжими волосами, покраснела.

Валяй, – разрешил Сергей. – Да ты проходи, чего в дверях-то стоишь?

Женя вошла и встала в уголочке, как бедная родственница.

Твой друг, Дронов, ходит с одной девчонкой, ее фамилия Конобеева?

Ну да, а что?

У нее отец – управляющий строительной фирмой?

Да, а вам что, надо сделать ремонт?

Нет… А чем занимается ее мама?

Понятия не имею. Кажется, ничем…

Так ты передай Свете, что люди не продаются, даже накануне Нового года. Вот, собственно, и все, что я хотела сказать… А насчет дисков ты не переживай, я поиграю и отдам.

Не успел Горностаев опомниться, как Жени уже и след простыл.

"Что за чертовщина? Какие еще люди не продаются? Что она имела в виду?"

– Сережа, тебя к телефону!

"Разорваться мне, что ли?!" – Сергей бросился в комнату и схватил трубку:

– Слушаю.

– Значит, так, молодой человек, – раздался глухой и далекий мужской голос, от которого повеяло холодом. – Вас вызывают повесткой в суд. (У Сергея упало сердце.) В милицию поступило заявление от гражданина… м-м… Белобородова. Предупредите своих родителей, чтобы они приготовили вам теплые вещи и мешок сухарей. Если повезет, то вы отделаетесь условным сроком и большим штрафом, но если только повезет… – И короткие гудки.

"Вот и доигрались. – Сергей аж вспотел от напряжения. – Не хватало только суда и, пусть даже условного, срока… Вот и ослепил Машу! До потери пульса!"

Он так разволновался, что не сразу услышал, как опять звонит телефон. Очнувшись, он судорожным движением схватил трубку.

Сергей, это Маша. Ну что, как дела? Твой отец забрал дискеты у Белобородова?

Отец еще не возвращался, я пока ничего не знаю… Маша, нам надо срочно встретиться. Разговор есть.

Да пожалуйста! Какие проблемы! Тебе мама говорила про гофрированную бумагу для камина?

Мне, если честно, сейчас не до камина. Ты приходи ко мне скорее, но если случится так, что когда ты придешь, меня уже не будет, то знай, я все взял на себя. Все, Маша, больше говорить не могу…

С тревожно бьющимся сердцем Сережа положил трубку и оглянулся. "Быть может, – подумал он, – я вижу эту комнату в последний раз". Но как, как Белобородов догадался, что в кондитерской были они с ребятами? Неужели ему все отец рассказал? Вот тоже правдолюбец нашелся!

В комнату заглянула мама

– Сынок, ты будешь гренки с сыром или блинчики с мясом?

Сергей как-то странно посмотрел на мать, словно мысленно уже прощаясь с ней. "Да уж, – снова подумал он про тюрьму, – уж там-то тебя, Горностай, блинчиками да гренками никто не покормит".

– Блинчики, – и, немного помолчав, добавил: – И гренки. Да побольше.

Когда снова зазвонил телефон, ему было уже все равно – он был готов к самому худшему.

– Добрый день, – прозвучал незнакомый мужской голос. – Это квартира Горностаевых?

Да, – убитым голосом ответил Сергей.

У вас дома масло имеется?

Чего? Какое еще масло?

Сливочное, какое же еще?! – возмутились на другом конце провода. – Так есть или нет?

Есть… – опешил Сергей. – А что?

Так намажьте его себе на голову! – захохотал в трубке веселый и громкий голос Пузырька. – Ты вещи теплые собрал? Сухари успел насушить?

– Никита, я тебя убью… – Горностаев бросил трубку и вытер мокрый лоб. – Прямо сейчас… Вот только шнурки поглажу.

Света Конобеева в то утро чувствовала себя ужасно. Ее затея с ужином, который должен был, как планировали, состояться двадцать девятого декабря в шикарном ресторане "Прага", сорвалась. Могилевский наотрез отказал ее отцу, Конобееву Михаилу Александровичу, поужинать с его женой, то есть со Светиной мамой. Он сказал, что готов выступить для них в какой-нибудь роли, пусть даже и Деда Мороза, но это будет очень дорого стоить. Он так и сказал: "В долларах это будет выглядеть так же, как если бы вы заказывали себе на Новый год Дастина Хоффмана или Жерара Депардье". Словом, народный артист Юрий Могилевский обиделся. Но Света Конобеева расстроилась, конечно же, не из-за Могилевского, а из-за своей мамы, которая, будучи уверенной, что ужин состоится, купила по этому поводу новое платье.

– Как, он отказался? – не поверила она сначала и рухнула в кресло как подкошенная, но мгновение спустя подскочила, поскольку села на свое новое платье. Подскочила как ужаленная и заметалась по спальне, где как раз собиралась примерить это самое платье и где ее застала неприятная новость.

Представляешь, Кларочка, – утешал Михаил Александрович, ее муж и папа Светы, – он так мне и заявил, что…

Хватит! Я все это уже слышала! – всхлипнула Клара и махнула рукой. – Мне только непонятно, почему он отказался. Ведь ему предлагалось всего лишь поужинать со мной, сделать мне приятное. Артисты для того и существуют, чтобы приносить людям радость. И что плохого в том, если бы мы с ним немного поговорили? Он бы, к примеру, рассказал мне про свою актерскую жизнь, про гастроли, поделился бы планами о своих новых ролях… А я бы, в свою очередь, рассказала, как еще совсем юной девушкой мечтала о нем, как таскалась на все его спектакли, простаивала под дождем и в лютый мороз возле служебного входа в театр в надежде получить автограф! Да что там – я же приготовила все его автографы, у меня их уже полная сумочка!.. – И она вновь заплакала. – Я знаю, знаю, – говорила она сквозь слезы, – ему нравятся совсем молоденькие девочки, а не такие, как я, зрелые женщины…

А вот и нет, – тихо произнесла Света, рискуя спровоцировать ее на новые рыдания, – ему вообще, похоже, никто не нравится. Машка вон как убивается по нему, дарит ему цветы охапками, словно она миллионерша, а он принимает это как должное и ни разу даже не улыбнулся ей, не то что назначил свидания…

Девочки вы мои хорошие, – ласково пропел Михаил Александрович, – да что же это вы так загрустили? Спрашивается, зачем я столько работаю и зачем мне так много денег, если я не могу вас сделать счастливыми? Ну, отказал он мне, положим, но ведь Филиппову-то не откажет!

А кто у нас Филиппов? – Слезы на мамином лице мгновенно высохли, а лицо приняло деловое выражение.

Банкир! Мой хороший друг. Вот он – всесильный человек. И если я его попрошу, он на самом деле может пригласить себе в банк на новогодний праздник вашего ненаглядного Могилевского. И заплатит он ему, как Дастину Хоффману, будьте уверены. Да только вряд ли Могилевский запросит с него так много, он же понимает, что загнул…

Миша, – вдруг опомнилась Клара, – послушай, и как это ты нас только терпишь, таких эгоисток?! Ты мой хороший, – она подошла к нему и чмокнула в щеку, – неужели ты нисколько меня не ревнуешь и действительно готов пойти к своему банкиру и попросить об этом одолжении?..

– Да видела бы ты, какой ремонт отгрохали мои ребята в его апартаментах?! Сказка получилась, а не квартира!

При упоминании фамилии банкира Света заволновалась. Она думала, сказать ли отцу о том, что Филиппову теперь не до Нового года, что голова его занята сейчас куда более серьезными проблемами, или нет, но тут вдруг услышала:

Вот только сначала надо бы выяснить, чем закончилась эта история с терактом…

Каким еще терактом? – не поняла мама.

– Дело в том, что его банк собирались взорвать. Филиппову уже были звонки, он даже однажды сам лично приехал на встречу со звонившим, который запросил с него кругленькую сумму за информацию о том, где именно будет заложена взрывчатка…

Я сейчас позвоню ему и спрошу, насколько все это серьезно.

Он ушел в свой кабинет звонить, а Клара Конобеева подошла к зеркалу, надела свое новое платье и уныло осмотрела себя с головы до ног. "Не понимаю все равно, почему он отказался… Ведь он даже не видел меня!" – вздохнула она и беспомощно развела руками.

Несмотря на воскресенье, вся школа гудела как улей. Вовсю шли приготовления к празднованию Нового года. В коридорах украшали стены, вешали под потолком нитки с ватой, изображавшей снег, и вырезанные из тонкой белой бумаги ажурные, прозрачные снежинки.

Вход в школу оформили сосновыми пушистыми ветками с красными шелковыми бантами и "снегом" из крошек пенопласта.

Больше всего ребят собралось в актовом зале, где посредине высилась пышная елка, вокруг которой стояли большие коробки с елочными игрушками, гирляндами, разноцветными флажками, бусами и хлопушками. Здесь же стояли две стремянки, стоя на которых, ребята и наряжали елку.

На сцене шла генеральная репетиция сказки "Золушка". Все артисты были одеты в костюмы эпохи французского короля Людовика IX и двигались среди декораций так уверенно и так вдохновенно при этом читали свой текст, как если бы они были не московскими школьниками, а настоящими придворными дамами и кавалерами, королями и королевами, волшебниками и карликами. Очень хороша была и Золушка, сначала в простой одежде и грубых башмаках, а потом уже в изящном бальном платье и "хрустальных" (Горностаев сам лично превратил туфли Машиной мамы из белых в подобие хрустальных, оклеив их серебряной фольгой) туфельках.

В моменты, когда за кулисами (а попросту за бархатной портьерой, за которой образовался закуток для переодевания) Золушка и Мачеха встречались в более доброжелательной атмосфере, Света уже в который раз обращала внимание Маши на рыжую девочку, довольно плохо игравшую роль придворной дамы. "Она так двигается, словно платье с обручами мешает ей, а ведь платье красивое, не то что у меня, – говорила Света. – Ты не знаешь, кто это такая?" – "Понятия не имею, – отвечала Маша, думая о своем и представляя себя настоящей артисткой, которой после репетиции предстоит еще один важный визит в театр. Она слушала Свету вполуха. – Кажется, она из параллельного класса и зовут ее Женей". – "Понимаешь, когда я только выхожу на сцену, она прямо-таки глаз с меня не сводит". – "Да брось ты, Света, все это тебе только кажется. Ну подумай сама, зачем ей на тебя смотреть? Если бы она была мальчиком, я еще понимаю… Все, сейчас мой выход". – И Маша, подхватывая подол платья, бежала на сцену.

Света же, глядя из-за кулис на стоящую в глубине сцены рыженькую и сильно напудренную Женю, пыталась вспомнить, откуда она ее знает. Лицо девочки казалось ей до боли знакомым, но вот причину ее колючего взгляда так для себя и не выяснила. "Наверное, мне действительно показалось, – решила она и стала готовиться уже к своему выходу. – Дочки, за мной!" – скомандовала она, обращаясь к своим дочерям по сказке, и тоже вышла на сцену.

Света понимала, что весь спектакль Саша Дронов, несмотря на свою любовь к ней (не далее, как вчера он шепнул ей на ухо слова любви: "Света, я тебя… …"), все же любовался красивой и талантливой Машей. Да и не только он один, еще и Горностаев со всей мужской половиной школы. Маша считалась первой красавицей, к тому же была свободна и легка в общении, чувствовала себя уверенно и ничего не боялась. Больше того, от нее постоянно исходила, чувствовалась какая-то тайна, что делало ее в глазах мальчишек еще более привлекательной. А что было бы, если бы в школе узнали про ее, пусть даже и односторонний и безответный, роман с Юрием Могилевским?..

Идея заманить Могилевского в ресторан "Прага", чтобы сфотографировать его там вместе со своей мамой, доказав тем самым Маше, что он прежде всего шут, которого можно купить за деньги, провалилась. Маша буквально пару часов назад, еще перед репетицией, успела обмолвиться о том, что ей сегодня надо будет срочно увидеть его. Конечно, она поедет в театр. Вот только что она задумала, Света не знала. А как было бы хорошо, если бы Маша разочаровалась в своем кумире. Тогда бы она вернулась к Горностаеву, а Дронов в присутствии друга не стал бы таращиться на Машу и время от времени оказывать ей знаки внимания, как это было до сих пор. Они оба увивались за Машей словно по инерции, и с этим Свете приходилось мириться и от этого же страдать. Вот если бы ее отцу удалось уговорить Филиппова пригласить к себе в банк на праздник красавца актера! Но Света так и не поняла, удалось ли отцу дозвониться до Филиппова и чем закончился их разговор.

После репетиции все возвращались домой усталые, но, не сговариваясь, вдруг дружной гурьбой ввалились в подъезд, где жил Горностаев, и поднялись в штаб.

– Устала, – говорила Маша, снимая шубку и бросая ее на диван. – Уф…

Хочешь, я сварю тебе кофе? – спросил Сергей, весь день не сводящий с нее восхищенных глаз и тайно наслаждавшийся тем, что Золушка – его девчонка и только он имеет на нее право. Но, предложив кофе, тотчас понял, что ведет себя глупо, и поправился: – Давайте все пить кофе!

Я помогу тебе, – сказала Света и пошла за Горностаевым на кухню.

Я тоже устал, хотя почти ничего не делал, – признался Никита, доставая платок и промокая вспотевшее лицо. – Подумаешь, станцевал пару менуэтов со своей дамой да помог повесить гирлянду.

Да ты ни минуты без дела не сидел, – сказал ему Дронов.

– У меня на сегодняшний вечер были другие планы, но я просто физически не могу сейчас двинуться с места… – глядя куда-то в пространство, сказала Маша, чем заинтриговала сидящего рядом с ней Дронова, хотя у него мелькнула мысль о том, что она собиралась в театр. – Кстати, что-то Горностаев ничего не говорит, чем закончилось дело с дискетами…

Во всяком случае, утром он еще ничего и сам не знал, – сказал Никита и расхохотался, вспомнив свой телефонный розыгрыш. – Да и вообще, у него голова была забита другим… он боялся ареста… – И мальчик в двух словах рассказал, как было дело.

Какой же ты жестокий, братец. – Маша дала ему легкий, но вполне педагогический подзатыльник и тут же нежно, по-сестрински, поцеловала в розовую щеку: – Хотя молодец, ничего не скажешь… Вот если бы мне такое сказали по телефону, я бы тоже испугалась и побежала собирать теплые вещички…

Зазвонил телефон. Маша взяла трубку.

– Света, это тебя, – позвала она Свету из кухни, а когда та пришла, добавила с лукавой улыбкой: – Мужчина… И у него довольно приятный голос…

Света взяла трубку – звонил ее отец, Михаил Александрович.

Зайка, – говорил он радостно, – я обо всем договорился! У Филиппова радость – террористов схватили, он сэкономил целых десять тысяч баксов, поэтому, как ты понимаешь, то есть на радостях, согласился пригласить Могилевского на роль Деда Мороза. Но самое главное, что и мы, наша семья тоже приглашена в банк, на празднование Нового года. И это будет уже завтра…

Но у меня завтра спектакль!

Ничего страшного, он же закончится в первой половине дня, в мы приглашены аж к семи вечера! Ты бы видела, как обрадовалась мама. Она сказала, что обязательно потанцует с Дедом Морозом. Я рад за нее, честное слово. А то она у нас, бедняжка, совсем затворницей стала, все дома да дома, только и делает, что обед варит да меня ублажает… Ну все, я тебя обрадовал?

Да, хорошо, что позвонил… – Света, с трудом скрывая свою радость, положила трубку.

И кто это был? – с любопытством уставилась на нее Маша. – Поклонник? Кому ты дала телефон штаба?

Не вредничай и не приставай к человеку, – одернул ее Никита. – Вечно во все нос суешь… Только без рук! – И он увернулся от сестры. – Помогите! Спасите!

В комнату вошел Горностаев с подносом, на котором стояли чашки с горячим кофе.

Сергей, ты бы позвонил отцу, спросил, как там наш кондитер, – сказала Маша. – Да и вообще, надо же узнать, что нас ждет и какой срок мы получим за съеденные пирожные и угон автомобиля…

Да! – спохватился Сергей и чуть не уронил поднос. – А про машину-то я отцу ничего не сказал, в смысле, где мы ее бросили… Ты права, что-то я заигрался совсем в этом спектакле и о самом главном забыл.

Он позвонил домой. Трубку взял отец, голос у него был сонный:

– Сережа? Все нормально, дискеты мы забрали, а этого парня отпустили. Я же обещал… Так что с вашей помощью нам удалось предотвратить аж четыре крупных террористических акта. Вы молодцы, но больше постарайтесь не встревать в подобные истории… Сережа, ты извини, но я очень устал, мне надо поспать. У меня для вас есть еще одна хорошая новость, но это потом, потом… – И он положил трубку.

– Ну что? Почему ты ничего не спросил и не сказал, где машина? Что-нибудь случилось?

– Да нет, все нормально… просто он очень устал, я разбудил его своим звонком.

Я вас поздравляю, господа! Дело закончилось в нашу пользу. Мы предотвратили четыре взрыва. Дискеты у отца, а твоего дядю Гришу отпустили на все четыре стороны…

Да уж, не повезло ему, – усмехнулась Маша, – бедный дядя Гриша! Упустил десять тысяч долларов! Правду люди говорят: чем богаче человек становится, тем жаднее. Но вопрос о машине всплывет все равно… Это "Рено", дорогая машина…

Тогда я съезжу к нему и скажу, где она находится, если ее, конечно, еще не эвакуировали на стоянку… – сказал Сергей.

А где ты будешь его искать?

В кондитерской, где же еще! Он же хозяин, а вы сами видели, сколько там бисквитов приготовлено, чтобы из них сделать торты… Ведь Новый год на носу, Белобородову нужно выручку делать… Могу поспорить хоть на эти десять тысяч долларов, что кофейня открыта, а в цехе кипит работа…

После такой напряженной репетиции было довольно волнительно оказаться в заснеженном и тихом Никольском переулке в воскресенье, да еще и поздним вечером. И как же ребята удивились, когда вместо ожидаемых темных витрин, едва приметной красно-желтой вывески и занесенного снегом крыльца они увидели совершенно другую картину: сверкающая новогодними огнями "Кофейня-кондитерская" с яркими елочными игрушками и Дедом Морозом в витринах, заполненных бутафорскими тортами и пирожными, затоптанное следами крыльцо…

Похоже, там кто-то есть, я имею в виду посетителей… – сказала Света, не веря своим глазам. – Когда же это он все успел?

Да чего только не сделаешь на радостях, – отозвался Горностаев. – А если там посетители, так нам это только на руку… Ну что, зайдем выпьем кофейку?

И вся пятерка поднялась на крыльцо. Распахнули дверь, и в лицо им хлынул вкусный и теплый кофейный дух. Кондитерскую было не узнать: за накрытыми зелеными скатертями столиками сидят посетители, звучит медленная спокойная музыка Моцарта, за стойкой красуется нарядно одетая в красную шляпку девушка-барменша. На стене надпись: "Поздравляем с Новым годом!"

– Вон он, я только что видела его… Он промелькнул возле стойки… – Маша двинулась навстречу дяде Грише. Окликнув его, она махнула ребятам, зовя за собой.

– А-а, Машенька? – Белобородов-нынешний очень сильно отличался от Белобородова-вчерашнего, напуганного до полу смерти и блеющего что-то про дискеты и террористов. Сегодня это был довольный жизнью и упивающийся своим успехом предприниматель, хозяин дорогой кондитерской, уверенный в себе человек. Разве что синяк на лбу слегка портил его внешность, да и то он был тщательно замазан крем-пудрой, как сразу же наметанным глазом определила Маша. – Это твои друзья? Присаживайтесь вон за тот столик, сейчас я распоряжусь, чтобы вас быстро обслужили. Угощение – за счет заведения! Машенька, тебе помочь снять шубку?..

Маша, бросив на Сергея недоумевающий и вместе с тем восхищенный взгляд, подмигнула ему. Если бы она только знала, каким счастливым он почувствовал себя в тот момент!

Ребята расселись вокруг столика, им тут же принесли блюдо с пирожными, кофе, молоко в кувшинчике.

– А когда будете уходить, я подарю каждому из вас по торту, – сказал, загадочноулыбаясь, Белобородое и как-то чересчур пристально посмотрел в глаза Маше. – Не возражаете?

Да нет, конечно, не возражаем… – густо покраснела она и подумала: "Неужели он меня узнал?"

Что будем делать? – спросил Горностаев, когда Белобородов наконец ушел, оставив их одних. – Как-то неловко теперь расплачиваться с ним за те пирожные, которые мы вчера съели, но, с другой стороны, мы же должны рассказать ему, где бросили машину…

Да я и сама не знаю, как быть.

Можно деньги вложить в конверт и оставить на столе или отнести барменше, – предложил Пузырек. – И там же оставить записку

Нет, он должен знать, с кем имеет дело, тем более что вопрос с машиной следует решать немедленно…

Кондитер возник рядом с их столиком неожиданно.

Ну, как вам у нас? – спросил он, по-птичьи склонив голову набок и продолжая загадочно улыбаться и разглядывать Машу.

Мы задолжали вам около пятисот рублей, за вчерашнее… – набрав в легкие побольше воздуха, выдохнула Маша. – Сережа, расплатись…

Но Белобородов остановил.

– Не стоит. За счет заведения, за счет заведения, – как заведенный повторял он, а лицо его просто-таки засветилось от счастья.

И Маша поняла: это было последнее звено в его страшной истории, и ему куда приятнее было услышать в подтверждение своих предположений, что вчера в его кондитерской орудовали простые дети, а не террористы.

Сергей назвал станцию метро, возле которой они бросили его "Рено".

– Все это пустяки, пустяки, хотите еще кофе? – и между прочим: – Так где находится моя машина? Отлично, отлично… А у тебя, Машенька, тяжелая рука, ничего не скажешь, – и кондитер вдруг дико захохотал, потирая свой лилово-розоватый синяк.