Текст книги "След страсти"
Автор книги: Анна Дубчак
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)
– И что? – Внутри Риты все заледенело, ей стало холодно. Вот сейчас она узнает, что в этой квартире Можаров застал Амфиарая среди дюжины голых девушек. – Ты видел его?
– Нет. Но я разговаривал с хозяйкой, она вернула твои сто баксов, вот они, кстати... держи... еще помада, платок... И я так понял, что он жив и собирается даже в скором времени появиться там. А еще я узнал, что эта Тамара Петровна, хозяйка, принимает адресованные ему звонки... При мне кто-то позвонил и сказал что-то про «желтую каплю»... Но я, если честно, так и не понял, что это такое. Еще она сказала, что Амфиарай – ее постоянный жилец, она хвалила его, называла богатым человеком, с которым выгодно иметь дело.
– А... А про меня она ничего не говорила?
– Говорила. Когда она узнала, что я твой брат, то сразу же вернула деньги и просила передать тебе, что раскаивается в своем поступке, мол, бес попутал...
– Она не рассказывала, как уезжал Амфиарай? Как вел себя?
– Я так понял, что все произошло очень быстро. Он вернулся, взял только саквояж и исчез. Это все.
– И больше не появлялся?
– Да кто ее знает, она же может и соврать... Зачем ей портить отношения с человеком, за счет которого она живет?
– Саквояж... – проговорила Рита. – Мне понятно, почему он взял саквояж...
– Там был твой платиновый набор? – предположила Тая.
– Да, безусловно... И не только. Там было кое-что еще, и тоже очень дорогое... Там был кулон стоимостью двести пятьдесят тысяч...
– ...Долларов? – спросил Саша.
– Конечно... И все это предназначалось мне, к свадьбе... Он в ту ночь просил меня выйти за него...
– Не понимаю я этих мужиков, честное слово! – не выдержала Тая. – Дарят такие подарки, а потом исчезают... Слушай, а может, он узнал о тебе что-то такое, после чего расхотел на тебе жениться...
– Конечно, – вдруг расхохоталась нервным смехом Рита, – он узнал, что я не девственница, что у меня есть муж, с которым я прожила десять лет! Куда уж больше!
– Да ты успокойся... Может, вы с ним по религии не подошли друг другу?
– Но ведь он же на глазах Саши сидел в машине и ждал меня, а потом неожиданно сорвался с места и уехал. Саша подумал еще тогда, что он поехал на заправку или за сигаретами... Ведь так?
– Так... Ему даже никто не звонил, я видел бы, если бы он держал рядом с ухом мобильник...
– Меня сразу насторожил тот факт, что мы поехали в ювелирный поздно ночью. Я даже спросила об этом Амфиарая, почему, мол, нельзя было подождать до утра. И он мне ответил: значит, нельзя... Потом начал говорить о том, что ювелир знает его, что он покупал у него запонки и камни. Еще он произнес такую фразу, что камни, они и в Африке камни... И я так поняла, что он вкладывает деньги в камни... Конечно, можно было бы предположить, что он воспользовался мной, чтобы в моем присутствии купить эти драгоценности, но когда я спрашиваю себя: зачем? – то не нахожу ответа... Он мог так же спокойно в любое время дня и ночи купить все эти вещицы без меня...
– Но откуда же у него так много денег? – Этот вопрос, который в душе интересовал каждого из четверых, озвучил, конечно же, Саша. Непосредственный и прямолинейный, он ударил, что называется, не в бровь, а в глаз.
– Если бы знать... – усмехнулась Рита. – Но этого не знает никто. Хотя Оскар и сказал мне, когда я объявила ему, что выхожу замуж за Амфиарая, он – опасный человек и даже чуть ли не связанный с порнобизнесом... Но я уверена, что он делает деньги каким-то другим путем...
– Знаете... Я вдруг вспомнил... Ведь я не всегда смотрел в сторону этого грека, – вдруг сказал Саша. – Я отвлекался. Мне постоянно чудилось, что из подъезда выходит Рита. Было жарко, я сидел на самом солнцепеке и несколько раз видел, как мне казалось, Риту... Но на самом деле это была другая женщина. Она курила...
– Женщина? Я тоже столкнулась в подъезде с какой-то женщиной, когда вышла из лифта... Но у нас большой дом и женщин – сотни... К тому же к Оскару никогда на дом не приходили женщины. У него их хватало и на работе...
– А может, это была как раз его коллега по работе... То самое доверенное лицо! – предположила Тая. – А что? Доктор Арама, находясь в стрессовом состоянии, мог пропустить несколько дней и не появляться у себя в клинике... И одна из его коллег решила его навестить. Она поднялась, услышала крики, доносящиеся из вашей квартиры, и решила подождать, когда все утихнет...
– Но вежливый человек не стал бы даже после криков беспокоить человека... – сказал Можаров. – Я бы, во всяком случае, даже побоялся бы попасться под горячую руку...
– А вот этой женщине, к примеру, эта самая горячая рука была, простите за тавтологию, на руку.
– Но зачем коллеге убивать доктора Араму? За что?
– А что, – прошептала вдруг Рита, сама пугаясь своих мыслей, – если к нему приходила вовсе и не коллега, а пациентка?
– Пациентка? Ты хочешь сказать, что он мог, предположим, как-то неудачно сделать операцию, после чего женщина осталась бесплодной... Ты это имеешь в виду?
– Да мало ли что могло произойти между доктором и пациентом...
Раздался телефонный звонок. Рита встала из-за стола, взяла телефон и подошла с ним к окну – привычка, выработанная годами. Она всегда разговаривала по телефону, глядя в окно.
Никто из сидящих за столом не слышал, чтобы она проронила хотя бы слово. Но тот, кто позвонил ей, потратил всего несколько секунд, чтобы превратить Риту в сгусток дерзости и энергии. Она, швырнув телефон на стол, взглянула мутным взглядом на Сергея, Сашу, Таю, хотела, видимо, что-то сказать, но только судорожно схватила ртом воздух и замахала руками. Все увидели, что на глазах ее выступили слезы... И прошло всего несколько мгновений, прежде чем все успели опомниться, как она, набросив на себя плащ, выбежала из квартиры.
Можаров и Саша кинулись следом, но опоздали: выбежав во двор, они увидели лишь хвост удаляющейся на огромной скорости большой черной машины...
«Коко Банча»
Амфиарай остановился на соседней улице, заглушил мотор и схватил Риту в свои объятия. Он целовал ее, дрожащую, в губы, пытаясь согреть их своим огненным ртом. Его руки крепко прижимали ее к себе, словно прося прощения за столь долгое отсутствие. Он молчал, лишь постанывая и срывая наслаждение, ощупывая ладонями ее лицо, словно желая лишний раз убедиться, что оно такое же прекрасное, такое же любимое. Все это она чувствовала лишь своим телом, душа же ее молчала, словно уснула. А может, и умерла?
Наконец она нашла в себе силы отстраниться и посмотреть ему в глаза. Когда-то зеленые, сейчас в темноте они казались черными сгустками глубокой тайны, из которой соткан был весь образ этого странного человека.
– Я виноват перед тобой и никогда не найду слов, чтобы объяснить тебе, как я страдал без тебя...
– Что случилось, Амфиарай?
– Я игрок, я выиграл крупную партию и не поделился с одним человеком, и теперь он меня разыскивает...
– Ты играл в карты?
– Нет. Я играл в другие игры, приносящие большие деньги, не такие, как в карточной игре...
– Но что это за игры?
– Поедем ко мне, я тебе все расскажу... Ты – добрая. Я знаю, ты простишь меня... – Он снова привлек ее к себе и поцеловал. – Рита, я слышал о твоем горе. Я даже знаю, что он умер не своей смертью. У меня большие связи в криминальном мире – никто из тех, кого я знаю, не замешан в этом преступлении...
– Так ты знаешь, что Оскара убили?
– Да, знаю. Еще знаю, что ты лежала в больнице и к тебе приходили двое парней. Это я оплатил все твое лечение, но ты не говори этому... Можарову... Судя по всему, он хороший человек и наверняка уже успел влюбиться в тебя...
Но она его словно не слышала. Мысль о том, что, в то время как она лежала в больнице, он ни разу не пришел к ней, затмила все остальное. Обида затопила ее целиком, с головой.
– Но если ты был в Москве, то почему же сам не зашел? – Слезы мешали ей говорить. – Амфиарай, как же так?
– Да меня же здесь не было! Я был далеко, в Египте... просто у меня здесь свои люди, через которых я и вышел на заведующего клиникой...
– Где ты был? – она не верила своим ушам.
– В Египте. И я привез оттуда старую рухлядь, которая поможет нам с тобой выбраться насовсем из этой страны и поселиться, где только ты захочешь... В Швейцарии, Франции...
– Какая рухлядь? О чем ты говоришь? Амфиарай! Ущипни меня, или я подумаю, что ты мне снишься...
– Я не стану тебя щипать. Сейчас мы приедем ко мне, будем пить шампанское и танцевать. Если бы ты только знала, как же я устал прятаться ото всех!
– Расскажи мне все: чем ты занимаешься, откуда у тебя столько денег, кто охотится за тобой... Из-за тебя умер Оскар, я осталась совсем одна... Как же все это получается? И еще: скажи, зачем ты покупал мне все эти драгоценности? Это тоже все было сказкой? Мне все это приснилось, и тот ночной визит к ювелиру тоже был сном? Да не молчи же ты! – крикнула она и даже ударила его кулаком по руке.
– Тебе ничего не приснилось, и все то, что я подарил, принадлежит тебе и находится в той самой квартире...
– Квартире? – В ее голосе появилась злость. – Ты бросил меня посреди двора, рядом с домом, куда я уже не могла вернуться, потому что я навсегда рассталась с Оскаром, и даже не счел нужным оставить мне записку! Я пришла туда пешком, потому что у меня не было денег даже на метро, позвонила, и эта жирная свинья сунула мне под нос пустую сумку!
– Я никогда и никому не оставляю записок. Понимаешь, я думал, что успею заехать за тобой, вернее даже, я был уверен в этом, но обстоятельства сложились таким образом... Рита, ты должна верить мне. Если и ты не будешь верить мне, жизнь моя потеряет всякий смысл...
Как же ей хотелось в это верить. Голос Амфиарая и те слова, которые он говорил, ласкали слух и завораживали, превращали ее в кусок размягченного масла, готового вот-вот растопиться и принять предлагаемую ему форму. Как тогда, на вечеринке рядом с Оскаром, когда он, всем своим видом демонстрируя желание, обнимал ее, она представляла себе весь остаток вечера и ночи до мельчайших подробностей, так и сейчас она вдруг увидела толстый узорчатый ковер спальни, услышала пряный аромат курительных палочек и почувствовала приливающуюся к самому нёбу волну ледяного шипящего шампанского. Она верила в то, что прямо сейчас в доказательство того, что он не обманул ее и его подарки не были фарсом, Амфиарай заставит ее снова надеть все эти платиновые изящные вещицы и этот баснословно дорогой кулон... А что будет дальше? Несколько дней отупляющих и расслабляющих ласк, шампанское, какие-то тонкие папироски, от которых хочется птицей взлететь к потолку и покружиться над люстрой...
– Хотела тебя спросить... Те сигаретки или папироски, которыми ты предлагал мне затянуться, это были наркотики?
– Да, только самые слабые... Но ведь они тебе нравились...
– Я после них болела. Меня тошнило, у меня болел желудок.
– Это не от травки. Это от нервов. Ты, бедненькая, вся извелась: сначала нервничала перед разговором с Оскаром, затем из-за меня, потом тебя угораздило попасть под машину... Ты случайно не нарочно это сделала?
– Нет, я поругалась с матерью и выбежала на дорогу, ничего не видя перед собой... Ни я, ни Оскар – мы не самоубийцы. И если когда-нибудь ты найдешь меня с перерезанными венами, знай – кто-то очень сильно захотел моей смерти...
– Господи, что такое ты говоришь?! Перестань... Все, успокойся.
– Я не поеду в ту квартиру, – вдруг заявила она. – Я не хочу видеть тетку, которая так унизила меня. Ты знаешь, что она украла мои деньги, а свалила все на тебя?
– Что?.. – Лицо его изменилось, взгляд остановился в какой-то точке пространства, и он на мгновение задумался. – Но этого не может быть... Этой женщине я доверял, кроме того, я плачу ей хорошие деньги... Ты утверждаешь, что она свалила это на меня? Как будто я из твоей сумочки взял деньги? И сколько же?
– Сто долларов...
– Ты можешь мне дословно передать то, что она сказала, когда ты потребовала свои деньги?
– Да, конечно... Она словно фокусница достала откуда-то мою сумку, совершенно пустую, даже без помады, и сказала мне примерно так: извини, моя хорошая, но я ничего не брала. Вот те крест... И с этими словами захлопнула дверь перед моим носом...
– Жадность губит людей... – Он словно очнулся, и лицо его приняло более спокойное и умиротворенное выражение. – Я исполню твою просьбу, позвоню ей и скажу, чтобы она убиралась оттуда. А поужинаем мы с тобой в другом месте. Вот только заедем в какой-нибудь магазин, купим тебе платье и туфли, мне что-то не очень нравятся эти джинсы и свитер.
– Это вещи Оскара... – Она хотела рассказать ему о бритве, о призраке Оскара, но, подумав, решила, что это будет неэтично и просто-напросто даже глупо.
– Ты любила его?
– Я и сейчас его люблю, – ответила она с вызовом, давая ему прочувствовать, что Оскар занимал не последнее место в ее жизни и что он, Амфиарай, пусть и косвенно, но все равно был виноват в его смерти. Ведь даже если его и убили, то убийца хорошо был осведомлен о его душевном состоянии, поэтому и представил все как самоубийство.
– Покойников нельзя любить. Их можно только помнить...
– Это мое дело – любить или помнить. Я и тебя не люблю, Амфиарай... Меня влечет к тебе, но это, я думаю, не любовь. Ведь если бы я тебя по-настоящему любила, то не злилась бы на твое долгое отсутствие. Я бы нашла тысячу оправданий каждому твоему неблаговидному поступку...
– Но ты еще полюбишь меня, я в этом уверен... Но все равно, спасибо за откровенность. Ни одна женщина не была со мной столь честна. Тем более если чувствовала, что ей с неба может свалиться несколько тысяч долларов. По большей своей части женщины – продажные существа. И я рад, что не ошибся в тебе...
Но она-то видела, что его больно задели ее слова. Я не должна была так говорить. А что, если я люблю его? Что, если этими словами я пытаюсь сама себе внушить нелюбовь к нему? Это инстинкт самосохранения движет мною?
– Так ты не против хотя бы поужинать со мной?
– Я с тобой... Разве ты еще не понял? Вот только я теперь не буду уверена, что и ты ко мне будешь относиться по-прежнему...
– Это после твоих слов? Нет, Рита, я благодарен тебе за твои слова... Ведь другие женщины, которые клялись мне в вечной любви, на самом деле тоже не любили, но они лгали... И вообще, я не уверен, что кто-нибудь на самом деле знает, что такое любовь... Так мы едем?
– Едем...
На Кузнецком мосту он остановил машину, и они с Ритой вошли в небольшой модный магазин, где на плечиках висели совершенно невообразимые платья и костюмы ярких, флуоресцентных расцветок, своим стилем и орнаментом напоминающие цыганщину.
– Это цыганщина! – Рита и не заметила, как произнесла это вслух. – Разве это все можно носить, да еще и отдавать тысячи долларов... Что это за фирма?
Обиженная продавщица затараторила что-то о том, что это эксклюзивные работы одного из известнейших французских модельеров, который находится в поиске...
– Я думаю, что он еще продолжает находиться в поиске, но пока еще ничего не нашел. Но мадьяры бы оценили эти чудовищные юбки и платья... Рай, пойдем отсюда, мне не надо этих розовых и зеленых цветов...
В соседнем бутике Рита подобрала себе скромное гофрированное платье стального оттенка, вышитые серебром туфельки и в таком наряде отправилась с Амфиараем в ресторан «Коко Банча». Все время, что она находилась в машине, глядя из окна на летящую мимо нее мокрую от дождя и сверкающую радужными рекламными огнями Москву, Рита пыталась для себя выработать линию ее поведения с Амфиараем. Первые шаги ею уже были сделаны: она показала ему свои коготки и острые зубки. Пусть не думает, что его исчезновение будет ею вот так просто забыто и прощено. Признаваясь ему в том, что она не любит его, Рита в какой-то мере надеялась даже на разрыв с Амфиараем. Ведь тогда в ее жизни воцарилось бы спокойствие и ей понадобилось бы не так много времени, чтобы вытравить его из своего сердца. Но, с другой стороны, брак с Амфиараем помог бы справиться ей с другим чувством – одиночеством. Ведь ей, привыкшей жить в браке, пока еще не удалось после смерти Оскара заполнить образовавшуюся в ее сердце брешь. Хотя некоторые слабые попытки представить на его месте надежного и серьезного, но холодноватого Можарова все-таки были. И именно Сергея, но никак не Амфиарая... Неужели и ее смутило баснословное богатство этого смуглого и зеленоглазого красавца? Амфиарай... Совершенной формы амфора, до краев заполненная сладкой отравой страсти, любви...
Грек Амфиарай предпочитал испанскую, мексиканскую и итальянскую кухню. Худой и поджарый, ел он, однако, много и аппетитно. Но больше всего Риту удивили зажигательные латиноамериканские танцы, которые исполнил ей – и это на полный желудок! – ее удивительный любовник. Понятное дело, что танцевал он не как профессионал, но как человек крайне азартный, смелый, дерзкий и даже опасный. Ведь в танце человек раскрывается наиболее полно. Если же к этим впечатлениям (зажигательные движения, пот, катящийся градом, резкие выпады и холодный взгляд бесстрастных глаз) добавить другие, полные неги и изысканных ласк, то портрет Амфиарая получится более полным и в то же самое время более интригующим... Азартный игрок, обожающий риск и ведущий какие-то тонкие и глубокие игры, связанные с финансовыми пирамидами? Пирамиды... Он был в Египте... Пирамиды...
– Что ты делал в Египте? – Рита вяло ковыряла вилкой красные перцы, выискивая там оливки. – Фотографировал пирамиды?
Амфиарай, вернувшись после очередного танца, энергично вытирал лицо большим черным платком. Грудь его тяжело вздымалась. Волосы на голове превратились в блестящие мокрые кольца. Услышав про пирамиды, он весь напрягся.
– Я разве говорил тебе что-нибудь про пирамиды?
– Там, где Египет, там и пирамиды...
Он как-то странно усмехнулся и опрокинул в себя целый бокал ледяного грейпфрутового сока.
– У меня для тебя сюрприз.
– Опять?
– Да... Я ни на минуту не забывал о тебе, а потому приготовил подарок... Правда, эта вещь еще пока не принадлежит мне, но стоит тебе только захотеть, как она станет твоей...
– Камни? – сразу безошибочно догадалась она. – Мы снова едем к ювелиру?
– Да, а ты откуда знаешь?
– Так ведь камни, они и в Африке камни... Да только ты покупаешь эти камни себе, а не мне. Завтра ты снова исчезнешь вместе с саквояжем...
– Тебе известно и про саквояж? Откуда? Тамара Петровна? – Он покачал головой и бросил хищнический взгляд в сторону. – Старая корова... Ненасытная тварь...
Эти грубые слова обожгли Риту. Она даже вся как-то внутренне сжалась, испугалась.
– Тебе не нравится, что я так выражаюсь? Твой Оскар разве не ругался матом? Он, который с утра до ночи запускал свои тонкие волосатые руки в женские...
– Прекрати! – вспыхнула она. – И не смей с таким цинизмом отзываться о моем муже. Ты сейчас похож на злого, голодного и жестокого зверя...
– А я и есть голодный. Я соскучился по тебе, по твоему телу, по твоим губам... Поедем скорее ко мне... Вот только заедем за камешком – и домой... А что касается моих подарков, то сегодня же я сам лично отвезу тебя с моим саквояжем, в котором будут лежать все мои подарки, уже к тебе домой, где ты все это надежно спрячешь... Эти украшения будут находиться на твоей территории, чтобы тебе в голову не лезла всякая чепуха! Но только с условием.
– С каким? – Ее бросило в жар. Ей даже стало стыдно за свои упреки относительно подарков. «Подумает еще, что... А! Бог с ним, пусть думает что хочет».
– После этого ты вернешься ко мне, и мы уже будем вместе. Распишемся, чтобы не было проблем, я даже знаю, где проведем медовый месяц. Только бы все получилось, только бы не сорвалось. Я устал жить одиноким волком. Я хочу семью, детей...
– Но у меня может и не быть детей... Я же говорила...
– Мы вылечим тебя. Я свожу тебя в Тибет или Болгарию...
– И где будем жить? На квартире этой... Тамары Петровны?
– Глупая... Господи, ну какая же ты у меня глупая! Это – моя квартира. Она только присматривает за ней и выполняет какие-то мелкие поручения... Она знает, что стоит ей только сделать шаг влево или вправо... башка ее покатится далеко по Садовому кольцу... Я еще разберусь с ней и с этой сумочкой... Надо же – я украл у тебя сто долларов! Вот свинья!
– Успокойся. Слаб человек...
– Так мы едем сейчас к Юзу?
– Это кто?
– Ювелир. Его все зовут Юз...
Тая
– Это он, это проклятый грек! – Тая в сердцах швырнула от себя пачку сигарет. – Это какую же власть нужно иметь над бедной женщиной, чтобы так измываться... И она-то, вы видели ее лицо? Как зомби... Даже с нами по-человечески не попрощалась, не извинилась, выпорхнула как птичка, и все... Я, конечно, понимаю ее, бабы, сорвавшись, еще и не так себя ведут. Но они хотя бы верят в свое счастье, а она? Рита? Да я с ней столько раз говорила об этом, столько внушала ей, что встречи с этим человеком окончательно погубят ее... Ну и дела, я вам скажу...
– Не знаю, как вы, – сказал Сергей, который страдал и переживал по поводу неожиданного поступка Риты больше остальных, – но у меня из головы не идут эти бриллианты... Зачем, спрашивается, было тратить на Риту такие бешеные деньги, чтобы потом бросить ее? А теперь вот вернуться опять.
Саша, слушая и вздыхая, пытался курить, но у него это плохо получалось. Он даже закашлялся. Стриженая голова его походила на вечерний одуванчик.
– Брось курить, если не умеешь, – махнула рукой Тая, не зная, то ли плакать ей, что у нее такой смешной и совсем еще юный любовник, то ли смеяться. – Лучше выпей, честное слово... Саша, ну вспомни, может, ему в машине действительно кто-то позвонил?
– Не знаю, я же говорил, что отвлекался, постоянно ждал, когда он выйдет из машины. Но разве сейчас это играет какую-то роль? Амфиарай повез ее наверняка на эту квартиру, где ты был, Сергей. Или же куда-нибудь за город. Что касается того, имеет ли Амфиарай отношение к порнобизнесу, я уверен, что Рита ему нужна не для этого. И ты, Сергей, – он посмотрел на Можарова с явным сочувствием, – знаешь зачем... Рита – красивая, вот он и ездит к ней. Может, и женится... А исчез он потому, что влип в какую-нибудь историю, больше я ничего не могу придумать.
– Ему могли позвонить просто по делу, по срочному делу... – добавила Тая. – И это дело не терпело отлагательства. Если Рита так отреагировала на его звонок, значит, он в двух словах объяснил ей причину своего исчезновения.
– Да как можно объяснить за несколько секунд? – взвился и без того находящийся на пределе Можаров. – Он позвал, и она побежала. Как собачонка.
– А вот этого не надо! – вспыхнул Саша и даже привстал. Его по ушам резануло, когда его Риту, к которой он продолжал до сих пор испытывать чувства, но больше все же платонического характера, посмели сравнивать с собачонкой.
– Ну извини... – покраснел Можаров. – Сорвалось. Значит, так, Тая, запри дверь, проследи, чтобы здесь было все в порядке, возьми себе ключи и жди ее. А я поеду на Варварку. Я должен сам, своими глазами увидеть их вместе. И по ее виду пойму, какие между ними отношения...
– Как будто ты и сам не знаешь, какие отношения могут быть между мужчиной и женщиной, – безжалостно заметила категоричная и прямая Тая.
– Я могу с тобой... – предложил Саша.
– Нет, – категорично сказала Тая. – Ты пойдешь со мной. Завтра у меня важный день, и мне надо поговорить с тобой... – И, уже обращаясь к Можарову, словно Саша здесь совершенно не при чем: – Представляешь, Сергей, завтра прилетает мой муж... и я не знаю, что мне делать... Я не хочу жить с ним под одной крышей, я не знаю, что он мне скажет, какие условия поставит, чтобы с ним развестись... У меня есть немного денег, но на квартиру, вернее, даже на комнату не хватит... Может, ты возьмешь меня к себе на работу? Я буду вам готовить, заваривать чай, убираться. Уж что-что, а это я умею делать отлично.
– Брось, Тая, все будет хорошо, и твой муж не оставит тебя без средств к существованию. Но сама идея насчет обедов мне, честно говоря, нравится. Здесь даже думать нечего. У меня в штате сейчас человек двенадцать, с Сашей – тринадцать. И мы все питаемся черт-те как, портим себе желудки. Я даже знаю, где можно разместить маленькую кухню, там есть вытяжка... А если разбить одну стену, то одно из складских помещений можно переоборудовать под обеденный зал, куда поставим три-четыре стола, стулья...
– Надо же, как ты быстро все прокрутил... – с горечью заметила Тая, – вот только забыл, куда мне раскладушку поставить...
– Говорю же, все будет нормально, вы разменяете квартиру...
– Нет, мой муж ни за что не станет менять эту квартиру. Он слишком много в нее вложил, он же соединил две квартиры, как и Оскар... Если только он попробует откупиться...
– Тая, ты меня извини, но мне пора... Если этот Амфиарай такой, каким я его себе представляю, то есть пижон еще тот, то он сначала будет девушку кормить в каком-нибудь шикарном ресторане, чтобы за рюмкой объясниться и вымолить прощение, а уж потом повезет делать подарки... И только после этого они поедут на Варварку. Или же... или же эта Тамара Петровна уже подсуетилась и приготовила сладкой парочке ужин, положила на лед шампанское и взбила подушки... Господи, какая мерзость!
Тая подошла к Сергею и положила ему руку на плечо.
– Сережа, я все понимаю, я вижу, как ты относишься к Рите и хочешь ее спасти, но учти – чем больше ты будешь им чинить препятствий, тем хуже для тебя... Когда женщина любит…
– Да хватит меня учить! Никого она не любит! Понятно? Никого! И в первую очередь она не любит себя. Она и мужа своего не любила, а вышла замуж, потому что этого хотели ее родители. И этого Амфиарая тоже не любит, просто ей до смерти хочется узнать, имеет ли она над ним такую же власть, как и он над ней. Он оскорбил ее, унизил, и теперь она либо простит его, либо постарается отомстить. Она сама не знает, чего хочет. А потому ее придется отдирать от него, как шкуру... Я даже допускаю, что он любит ее. Но как любит, так и погубит. Потому что там, где водятся такие деньжищи, где-то совсем рядом витает смерть... И живет этот Амфиарай, судя по тому, что мне удалось узнать от этой тетки, одним днем. Сделал дело, наварил денег – и на дно. С кем-нибудь не поделился – в расход... А если она будет рядом с ним, то автоматически станет мишенью для его врагов...
– В тебе говорит ревность, я понимаю... Ты извини, что я вмешиваюсь... Я не имела права...
– Да ладно... А насчет своего будущего ты не переживай – что-нибудь придумаем. Может, ты не только нам обеды будешь готовить, а откроем кафе... В том же здании. У меня есть на примете одно помещение, которое можно сначала взять в аренду, а потом постепенно выкупить и отремонтировать. Но это так не решается, здесь надо все обмозговать... Я не люблю бросать слов на ветер. – Он помолчал немного и добавил: – Тогда бы и Рита занялась чем-нибудь полезным и почувствовала бы себя по-другому... Вот теперь все, я пошел... Заприте квартиру...
Тая, глядя ему вслед, покачала головой. Вернулась за стол, закурила.
– Твой муж приезжает? – раздался Сашин голос.
– Да, милый, – грустно улыбнулась она. – Или завтра, или через три дня. Он звонил мне, оставил сообщение на автоответчике. Я с трудом узнала его голос.
– Мне надо забрать свои вещи?
– Надо. Я тебе все соберу, а компьютер перенесем пока к Рите, я думаю, что она не будет возражать. Но ты не переживай, в наших отношениях ничего не изменится. Вот только я не знаю, где буду жить. Попрошусь к Рите, у нее здесь много места. Может, снимем комнатку, а?
Она пыталась шутить, но у нее ничего не получалось.
– Саша... – Она подошла к нему и обняла сзади. – А ты уверен, что нам стоит и дальше встречаться?
Он боялся этого разговора и знал, что после разговора с его матерью он все равно состоится. И теперь ждал приговора. Он за то недолгое время, что они были вместе, успел так привязаться к ней, так прикипеть, что ни ее возраст, ни появившиеся возле глаз морщинки, которые она тщательно скрывала под слоем пудры, ни ее манера поведения, которая могла бы вывести из себя любого взрослого мужчину, – ничто не могло заставить его расстаться с Таей. Весь день, вставляя окна в чужих домах, он мечтал о своем доме, похожем на тот, где он жил у Таи, и все его мечты были связаны именно с ее присутствием в его жизни. Он не думал о детях в силу своего возраста, но ему нравилось играть роль заботливого и нежного любовника, делающего своей взрослой и умной женщине подарки, дарящего ей цветы.
Тая – первый человек в его жизни, открывший ему театр. В семье Алфимовых любили говорить о театре и кино («Да, театр – это вещь!» Или: «Хорошо этим актерам, у них жизнь интересная, не то что у нас с вами». Или: «Вот! Учись, Саша, поступишь в театральный, будешь где-нибудь в Ленкоме или на Таганке играть, на гастроли в Америку поедешь, нам с матерью про другие страны расскажешь»), да и то когда по телевизору шла какая-нибудь постановка или же показывали интервью с известными актерами. Но этим, как правило, культурная жизнь семьи и ограничивалась. Ни мать Ирина Васильевна, ни отец Саши в театр не ходили: все вечера после ужина проводили перед телевизором, где и засыпали. И тут вдруг на Сашу навалилась такая громада театральных удовольствий, что он даже разозлился на родителей за то, что они ничего не сделали в этом отношении для его развития.
Оказывается, театр – это отражение его, Сашкиной, жизни. Почти во всех пьесах и постановках, где они были с Таей, сюжет был построен на любви. И Саша хорошо понимал страдания героев. Еще он открыл для себя красоту самого театра, которая начиналась уже с мраморных лестниц или уютных холлов, пропахших ароматом кофе и духов, мастикой для паркета и шоколадом, и продолжалась на сцене: таинственные декорации словно из другого, потустороннего мира, кажущиеся необычайно красивыми, уютными, яркие костюмы, звонкие голоса артистов, музыка!
Сначала они были в Большом, где давали «Жизель», и Саша как зачарованный смотрел на порхающих в прозрачных одеждах, словно сотканных из воздуха и музыки, танцовщиц. В антракте Тая рассказывала ему об Адане, о том, что переживает и чувствует несчастная и разочарованная Жизель и как это передано в музыке. Но Сашу поразила сама сцена и кружащиеся словно снежинки белоснежные виллисы с миртовыми веточками в руках. «Я бездельник», – говорил он Тае, покупавшей ему мороженое, имея в виду тружениц-балерин, все свое время проводящих в репетициях и выкладывающихся на сцене предельно. «Брось, не бери в голову. Каждый человек выкладывается на своем месте. Ты вот, к примеру, вставляешь окна, работаешь до седьмого пота, а балерины – на сцене и у станка... Ты лучше спроси меня, что делаю я? Где выкладываюсь?» Саша смущенно посмотрел на нее и покачал головой. «То-то... Любовь – это тоже труд. Ею надо заниматься постоянно, чтобы она не прошла. И я люблю тебя, Сашенька...»
