Текст книги "Шкура неубитого мужа"

Автор книги: Анна Михалева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Звонок боссу, – обозначила важность своего визита Варвара. – От господина Боброва.

– Что?! – от радости, неожиданно затопившей его с ног до головы, аристократ подскочил до потолка. – Соединяй!

– Будь сделано, – секретарша усмехнулась и, хмуро глянув на зама, пробурчала:

– Заказы, заказы… Видишь, будут тебе заказы!

Наверное, бурную радость начальства она истолковала по-своему. Мол, нашелся клиент, вот шеф и рад до умопомрачения.

– Сашка! – проорал Серж на другом конце провода. – Сашка, слышишь меня?

– Превосходно вас слышу. – Александр в недоумении отстранил от уха трубку. – Откуда вы звоните?

– Не поверишь, тока что притащился из командировки.

– Поздравляю с прилетом. Как погода в Лос-Анджелесе?

В ухе младшего потомка всех Доудсенов что-то хлюпнуло, потом меценат тихо спросил:

– Откуда ты знаешь?

– Хм… – Сэр Александр удовлетворенно улыбнулся. – Я долго размышлял, куда бы вы могли отбыть столь внезапно, и пришел к некоторым выводам.

– А башка у тебя варит, – после минутной паузы изрек Серж. – Что еще надумал? Впрочем, молчи, лучше при встрече. Вечером приглашаю тебя в ресторан.

– Уф… – выдохнул аристократ, понимая, что удивительным образом соскучился именно по ресторану. Все четыре дня он питался исключительно полезными продуктами, стороной обходя заведения массового питания, а теперь при одном упоминании о них у него засосало под ложечкой.

– И еще.., я тут нашел для тебя работенку…

– В каком смысле? – удивился сэр Доудсен.

– В прямом! Моему другану нужна реклама в регионах. Ну, сам понимаешь, предвыборный год, лохадрон начинается…

– Что начинается в регионах?

– Да выборы грядут! – Серж расхохотался. – Типа честные, нужно деньги вкладывать в рекламную кампанию. Сложная схемка, но твоему предприятию в помощь.

Так что выше нос, бизнесмен хренов!

– Я не могу понять, что нужно перевозить? Бюллетени?

– Какие еще, на хрен, бюллетени? Рожу евонную будешь перевозить!

– Прости меня, но я не понял, – Александр совсем растерялся.

– Ладно, не телефонный разговор. К тому же я уже приехал. Мне выходить надо, а не по мобильному трепаться со всякими англицкими щенками…

Сэр Александр положил трубку и улыбнулся.

* * *

Серж выглядел не слишком хорошо. Это молодой аристократ сразу отметил, едва опустился напротив него за столик в ресторане.

Физиономия Боброва, еще неделю назад являющаяся рекламной этикеткой здорового и жизнерадостного человека, порядком осунулась и приобрела болотный цвет.

Глаза налились красноватой усталостью и какой-то безысходностью. Он даже улыбался обреченно.

– У вас неприятности? – тихо спросил сэр Доудсен.

– У меня всегда неприятности, – буркнул меценат. – Неприятности – мое второе имя. И мой гребаный бизнес!

– Хм… – Александр принялся детально изучать меню, поняв, что лучше оставить плохое настроение его владельцу.

– Хватит хмыкать! – вдруг рявкнул Серж.

Молодой аристократ вздрогнул. Вздрогнули и посетители ресторана за соседними столиками.

– Почему ты решил, что я летал в Америку?

Сэр Доудсен медленно поднял голову и внимательно посмотрел на сотрапезника:

– Я только предположил…

– То есть на понт меня взял? – так же неожиданно развеселился Бобров. – Смело! А почему предположил?

– Вы действительно хотите поговорить на эту тему?

– Если бы не хотел, то валялся бы ты сейчас в темной подворотне с простреленной башкой, – хмуро заметил Серж. – Валяй, выкладывай.

– Меня удивило ваше стремление отыскать что-то в гримерке артистки. И настолько сильно было ваше желание найти это, что вы не заметили, что она мертва. А поскольку до вас кто-то уже обыскал гримерку, я предположил, что, движимый желанием найти что-то важное, этот «кто-то» наведался и в квартиру мертвой особы. И сделал это, по всей видимости, раньше вас. А раз вас постигла неудача в поисках в Москве, то вы, разумеется, захотели повторить попытку в Лос-Анджелесе в надежде, что искомый предмет остался там. Вот и все.

– Вот и все, – передразнил его Серж. – И что я, по-твоему, искал?

– Вот это уж мне не дано угадать. – Александр улыбнулся.

– Почему я тебе не верю?

– Потому что в данных обстоятельствах вы никому не верите.

– Черт! – Серж рубанул ребром ладони по столу. Бокалы подпрыгнули, жалобно звякнув.

На этот раз Александр, в отличие от остальных посетителей в зале, остался спокоен.

– Что тебе известно?

– Уверяю вас, ровным счетом ничего. Все это из области догадок и умозаключений. Если человек столь лихорадочно что-то ищет, значит, он попал в ужасную ситуацию. Ему необходимо отыскать эту вещь, на нее масса конкурентов, а потому каждый ему видится врагом. Это вполне закономерно для любой охоты.

Собеседники надолго замолчали. Каждый думал о своем. И почему-то потомку всех Доудсенов совсем не хотелось знать, о чем думает Серж. Только после того, как официант уставил стол закусками, а Бобров к тому моменту выпил третью рюмку, разговор возобновился.

– У этой дуры был кулон, – мрачно изрек меценат.

Александр отправил в рот устрицу и блаженно закрыл глаза:

– Верно, дорогой…

– Дороже его для меня ничего нет. Жуть какой дорогой, мать его!

– И вам непременно нужно его найти?

– А какого ляда тогда мне рыскать по всему белу свету?! – возмутился Бобров. – Делать мне, что ли, нечего?!

– Но кулон привлекает не только вас. И, судя по тому, что вы его и в Лос-Анджелесе не нашли, он в чужих руках.

– Жестоко с твоей стороны тыкать меня мордой в дерьмо. Найти бы этих гадов, что Ирму хлопнули!

– Видимо, кулон представляет огромную ценность.

Думаете, из-за него ее и убили? – Сэр Доудсен покончил с устрицами. От спиртного он категорически отрекся, а потому отхлебнул обыкновенную воду из бокала.

Что заставило Сержа брезгливо поморщиться.

– Ха! Еще бы! – с жаром ответил он. – Кулон одуренной цены. Из фамильной коллекции Николая II. Чуешь, сколько денег стоил?

– Думаю, немало. Зачем же она его носила?

– Да дура потому что! Я ей тыщу раз говорил: не таскай ты эту штуковину на шее – головы лишишься. Не послушалась.

– Кулон был вашим подарком?

– Нет, но этому человеку он очень нужен. А я с ним завязан, поэтому…

– Зачем Юрию Касальскому деньги в английской тюрьме? Кормят там, по слухам, бесплатно. Да и, скорее всего, его выпустят.

Серж, в этот момент собиравшийся опрокинуть в себя очередную рюмку водки, так и застыл, поднеся ее к губам. Когда шок частично прошел, он выдавил с трудом:

– От.., от.., откуда, мать твою, ты про Юрчика знаешь?!

– Хм… Не вы ли рассказывали мне о нем в самолете? – Александр улыбнулся, с удовлетворением отметив, что опять попал в точку. – Кроме того, пока вас не было в России, все газеты только и писали, что о последней связи Ирмы Бонд с бизнесменом Юрием Касальским, который задержан в Англии по подозрению в отмывании денег через британские банки. Вот я и подумал: странно, чтобы такому бизнесмену вдруг срочно понадобился кулон, пусть и очень дорогой.

– Гм… – Меценат медленно поставил рюмку на стол и задумчиво посмотрел на потомка английских аристократов. – А ты парень не промах. Шибко умный. И чертовски любопытный.

– Трудно не заметить то, о чем кричат на всех перекрестках. Даже если имеешь на то большое желание.

– Допустим, – после недолгого размышления согласился Бобров. – Но ведь кулон этот Юрка тиснул у жены.

– Странно, если Ирма носила этот кулон всюду.., не слишком разумно надеяться на то, что до сих пор жена не догадалась, куда он делся из ее шкатулки.

– Жена Юрчика последнее время жила в Париже, – пояснил Серж, – она понятия не имеет, что носит Ирма Бонд. И годами в банковский фамильный сейф не заглядывает. Из газетной шумихи Юрчик выкрутится – не впервой. Его с кем только не скрещивали – в основном за дело, конечно. А все ему с рук сходило. Но если кулон всплывет, то тут уж неприятностей не оберешься. Тогда Юрчику из тюрьмы лучше на свободу и не вылезать.

– Н-да.., это мне знакомо. Подобная история случилась с моим кузеном Семюэлом, который обручился с девушкой, не успев официально расторгнуть помолвку с бывшей невестой. Очень неприятное дело, знаете ли. Навсегда отвратило меня от мысли о женитьбе. Бедняге пришлось уехать в Африку.

– Вот видишь, как бывает, – наставительным тоном подытожил меценат. – А жена Юрчика его и в Африке достанет.

– Вы прекрасный друг. – Александр взглянул на Боброва с восхищением.

– Да уж… – буркнул тот.

– Я готов содействовать вам по мере моих скромных сил.

– Нет уж, уволь, – меценат решительно мотнул головой. – С твоими мозгами лучше не лезть в это дерьмо.

Кстати, я же тебе не рассказал о работенке.

– Как хотите. – Сэр Доудсен испытал укол разочарования, но вовремя вспомнил, что его предки славились своей непреклонностью перед ударами судьбы, и решил честь фамильную не позорить. А потому виду не подал, что ему обидно. – Но если вы все-таки решитесь обратиться ко мне, всегда знайте: двери моего дома для вас открыты.

– Вот и ладненько. А теперь о деле. Есть такой человечек – Иван Карпов. Собирается баллотироваться в думские депутаты. Деньги у него есть, а вот рекламной кампании нет. И решил этот м…, ох, прости, в общем, не слишком умный человек разместить свою морду на автофургонах. Твоя компания чистая. В том смысле, что ты у нас человек не запятнанный. Под это дело он тебе и заказы подыщет грамотные, чтоб возить грузы в ту область, где он собирается избираться.

– Но у нас в основном зарубежные перевозки…

Серж склонил голову и прищурился:

– Тебе хочется завоевать российский рынок или нет?

– Да, – не колеблясь ни секунды, отвечал английский аристократ. – Это моя самая заветная мечта.

– Ну и дурак, – обругал его меценат, – коли ни о чем более путном не мечтаешь. Ну да ладно, твои проблемы.

Хочешь завоевать – хватайся за это предложение.

– Я должен подумать. – Сэр Доудсен живо представил себе выражение лица своего дядюшки, когда он начнет ему объяснять, зачем печатать физиономию какого-то русского политика на его автофургонах. И это выражение дядюшкиного лица привело Александра в сильную озабоченность.

– Думай, только недолго. Желающих тьма, а Карпову этому все равно, кому деньги платить, лишь бы морду его правдиво намалевали. Я для тебя это место держу, потому что часть денег на его предвыборную кампанию выложил из своего кармана. Но долго тянуть не смогу. Завтра с утра придется давать ответ.

– Так скоро?!

– Ха! А ты что думал? Это же бизнес! – Серж снова поднес рюмку к губам и снова замер.

Но причиной тому на сей раз явился вовсе не потомок древнего рода, а хрупкая девушка, которая подошла к микрофону и запела.

Она была столь очаровательна, а голос ее столь нежен и приятен, что все посетители ресторана враз перестали жевать и обратили свои взоры к небольшой эстраде.

Она исполнила песню Элвиса Пресли «Когда мужчина любит».

Меценат отставил рюмку и, потеряв интерес к собеседнику, уставился на нее во все глаза. Когда закончилось первое отделение небольшого концерта и девушка грациозно удалилась, Серж обернулся к Александру. Глаза его горели странным огнем. Такое пламя во взоре молодой аристократ видел лишь однажды – в глазах своего отца, когда тот открыл «Эликсир Доудсена».

– Как она тебе? – с придыханием вопросил Бобров.

– Прелестна, – Александр мягко улыбнулся.

– Черт! И это все, что ты можешь сказать?! Она же богиня! Она – золотое дно! Она соль эстрады! – Серж всплеснул руками, потом одним махом осушил рюмку и продолжил:

– Потрясающий голос! Настоящий джаз! А как она держится! Боже, какая у нее энергетика! Я не мог оторваться от нее! Она источник с живой водой! Люди ей молиться будут! Нет, ты видел, как все морды свои от тарелок оторвали! У меня мурашки по коже бегали. Эй! – Он махнул официанту, а когда тот подлетел на полусогнутых, заорал:

– Кто эта певица? Быстро дуй к директору. Я должен с ней встретиться!

– Понравилась? – официант понимающе кивнул. – Вы меня простите, но она не подходит к столикам. Девочка с достоинством.

– Да плевать мне на ее достоинство! – рявкнул меценат. – Директора сюда, живо! Знаешь, кто я? Я Бобров!

– Ну.., я не могу знать…

– Хочешь остаться без работы?

Несчастный официант побледнел и скрылся прочь.

– Со мной такое редко бывает, – признался Серж и шумно выдохнул. – Вернее, впервые со мной такое. Ирму тоже я заметил, но это было не то. Ирма хорошо смотрелась, пела неплохо, но от нее всегда разило холодом, как от морозильника «Стинол». Все, что она собой представляла, – это моя работа. А этой девочке ничего не нужно. Она такая органичная. Господи…

Молодому Доудсену оставалось лишь удивляться да наблюдать за тем, как рождается новая звезда. Он ни минуты не сомневался, что Боброву под силу сделать знаменитого артиста из кого угодно. Сам он подобных чувств к девушке не испытал. Пела она действительно хорошо, выглядела в своем красном, явно дешевом, платье неплохо, но чтоб мурашки по коже… Наверное, дело было в том, что он не меценат, а значит, с искусством не на короткой ноге. Короче говоря, ничего он в искусстве не понимает. Во всяком случае, Александр теперь в этом мнении окончательно утвердился. Понимал бы – трясся бы сейчас, как Серж, от предвкушения нового открытия и пил водку.

Однако скорая развязка обернулась большим разочарованием. Странно суетливый при своей долговязости тип, представившийся директором ресторана, приблизившись к столику, скорчил скорбную гримасу, моментально став похожим на кочергу. Он прошелестел, что певичка быстро собралась и смоталась вон, едва услышав, что требованию уважаемого Сергея Валентиновича немедленно подойти к нему отказать никак невозможно.

Посему дальнейшая музыкальная программа вечера сорвана. Разумеется, виновный в том коллектив понесет моральные, а что еще действеннее – материальные убытки.

– Да плевать я хотел на убытки! – взревел меценат. – Где мне ее найти?

– Ox… – Директор-кочерга закатил глаза и покачал головой:

– Они же паспорта нам с пропиской не показывают. Все, что я знаю, так это мобильный телефон руководителя. Геннадий Силин, тот, который на клавишах играл.

– Не заметил, – поморщился Бобров. – Ладно, давай хоть его телефон.

– Но они же в любом случае будут тут через неделю выступать.

– Как-то это нелогично… – тихо заметил Александр, когда вопрос с телефоном был решен и расстроенный директор удалился восвояси. – Зачем так убегать от потенциального продюсера…

– Много ты понимаешь, – проворчал Серж, – Откуда нам знать, что за плечами у этой девочки. Может быть", ее не раз в таких вот кабаках обижали всякие толстосумы.

Может, горы золотые сулили, а потом.., эх! – он досадливо махнул рукой. – Тяжела и незавидна жизнь эстрадного артиста. Тут душа чувствуется, тут без пряника не обойтись. Да уговаривать нужно, походить за ней недельку-другую, в доверие вползти на брюхе. Зато потом она раскроется, и потечет в карман золото, как из рога изобилия.

– Да вы поэт, – усмехнулся молодой аристократ.

– Я в искусстве всегда поэт. Дар у меня не слабее, чем у Пушкина, – не без гордости заявил меценат. – Только у Алексан Сергеича он в словах выражался, а у меня в предчувствии. Понимаешь, я вижу будущую славу. Точно знаю, из кого эта слава попрет, как вулканическая лава, а кто никакосовый. Вот и все. Ни разу еще не ошибся. И в любом искусстве, куда ни плюнь, везде мои детки. Хоть в театре, хоть в балете, хоть на эстраде. Я струну вижу в человеке. И слышу, как она звучит. А еще слышу, как на ней умелой рукой сыграть можно. Такой дар, братец, явление редкое. За то меня и уважают.

– Я второй раз за вечер убеждаюсь, что вы очень благородный человек! – с чувством выдохнул пораженный своим открытием Александр.

* * *

Маша не могла слышать этого разговора. Она о нем даже догадываться не могла. Она неслась сквозь холодный вечер, гонимая страхом и упреками своих коллег из группы.

– Слушай, это переходит всякие границы, – возмущался Вовка, меся осеннюю грязь за ее спиной. Грязь чавкала.

– И почему ты на машине ехать отказалась? – проворчал Генка, кутая горло в вязаный шарф. – Можно подумать, сейчас за тобой в погоню три «мерса» кинутся.

– В метро надежнее. – Маша повернулась и одарила их вымученной улыбкой. – Я вам страшно благодарна, что согласились меня проводить.

– Еще бы! – Вовка шумно вздохнул. – Ты так стремительно покинула хлебное место…

– Которое мы, кстати, потеряли.., скорее всего, – закончил за него Генка. – Говорил я, с девками всегда сложно. Нужно было парня солистом брать.

– Ну простите меня, – взмолилась Маша, краснея.

– Слушай, а чего ты его так испугалась-то?

– Ой, ребята, и не спрашивайте.

– Нет уж, разрешите полюбопытствовать, – съехидничал Генка. – Ты нам должна, помнишь?

– Конечно, – теперь Маша вздохнула. – Только тут словами не расскажешь. Ну.., в общем.., испугалась, и все.

Она очень хотела поделиться с кем-нибудь пережитым за последнюю неделю. Но толком не знала, чем и с кем.

Что рассказывать-то? Ну, подобрала она за кулисами кулон и мобильный телефон известной певицы. Пока собиралась вернуть, ту убили. А как обнаружили тело, набежало милиции полный коридор и началась общая сумятица.

А еще администраторы бегают, кричат, чтобы концерт продолжался. Чтобы для пользы следствия артисты сохраняли факт смерти Ирмы Бонд в тайне и ни-ни рассказать зрителям, а тем паче налетевшим откуда-то журналистам. Концерт кое-как продолжили, хотя выступления у всех вышли скомканными. Впрочем, всего этого Маша уже не увидела. Бес ее какой-то подхватил и потащил прочь, на улицу, подальше от всего этого кошмара. Очнулась, только когда в собственной комнатке оказалась.

Лицо горит, тело лихорадит, а рука все еще сжимает и кулон, и телефон несчастной певицы. Села на диван, заревела. Жаль было Ирму Бонд. Ужасно стыдно за себя, что думала о ней так плохо тогда, в фойе. И понятия Маша не имела, что ей делать теперь с чужими вещами. Никогда она не брала того, что ей не принадлежало. А теперь вот какая штука на коленях лежит – сокровище, словно из музея. Огромный камень переливается изнутри загадочным светом, весь в искусных золотых завитушках.

Господи! Куда же его нести?! В милицию? Так ведь кто знает, что ей за это будет. Страшно. Она в Москве чужая, даже регистрации нет. А если посадят в тюрьму по подозрению в убийстве? Продюсеру Ирминому отдать? А как его найти?

В конце концов решила: «Пусть полежит, пока не найдут убийцу, не докажут его вину стопроцентно, а уж потом отдам следователю, расскажу, как было дело. А может, судьба подкинет еще какое решение. Утро вечера мудренее».

Решить-то решила, только с этой самой ночи стало преследовать Машу чувство неотвратимой опасности. Словно кто-то занес над ее головой огромный меч и только ждет момента, чтобы отсечь ей голову. В каждом встречном она видела убийцу Ирмы Бонд, который теперь охотится за ней, Машей. Почему ей казалось, что она знает слишком много, чтобы убийца этот оставил ее в живых, она не могла ответить. Только чувствовала зло, и все.

Выступления в клубе теперь превратились в настоящую пытку. Три дня она пела с трудом, едва сдерживая дрожь во всем теле, которая и в голосе прорывалась. Правда, ребята тут же признали, что петь она стала более проникновенно. Но кому от этого легче?

Вчера немного успокоилась. Даже ночью ни разу не проснулась. И вот сегодня, пожалуйста. Двое мужиков к столику зовут. А один из них знакомый такой, словно она видела его уже где-то. Молодой, высокий, взгляд у него холодный, как у профессионального убийцы. Чего же ему не хватает, чтобы воскреснуть в ее памяти четким образом? Какой-то мелочи. Важной мелочи. Чего? Где она могла его встретить?

– Маш! Маш, а Маш! – Генка тряс ее за рукав пуховика. – Маш!

Она вздрогнула и оглянулась. Ехали в полупустом вагоне метро. Как она сюда попала, не помнит – провалы в памяти начались.

– Маш, а почему ты все-таки от Боброва-то шарахнулась? – Гена усмехнулся. – Может быть, это был твой шанс?

– Боброва? Кто это?

– Эх, ты! А еще звездой хочешь стать! – развеселившись, Вовка хлопнул ее по плечу. – Это ж известный кошелек. Многих артистов в люди вывел. У него денег – куры не клюют. И большую их часть он тратит на раскрутку неизвестных исполнителей. Многие опыты, кстати, у него удачными оказались.

– Да, вот хоть Ирма Бонд, упокой господь ее душу…

– Что?!

– Тихо ты! – Парни разом на нее навалились. – Чего ты глаза таращишь, как полоумная. Нас еще с тобой в психушку загребут.

– Ну что я такого сказал? – смутившись, промямлил Генка. – Ну, Бобров – теневой человек в шоу-бизнесе.

Дает деньги продюсерам на раскрутку исполнителей. Потом гребет откаты лопатой. Или не гребет, а греется в лучах чужой славы. По-разному говорят. Ирма Бонд – это его финансовое детище. Было…

– Ox! – Маша рухнула на свободное сиденье.

– Эй, нам выходить на следующей!

– Ребята, можно я больше никогда не буду петь в «Эллочке-людоедке»? – пролепетала она.

– Вот дура! – хохотнул Вовка. – Слушай, тебя что, смерть певицы так впечатлила? На кой хрен Боброву ее убивать? Она же ему деньги приносила. Мешками. Да и вообще, не всех подопечных Боброва обязательно убивают. Вон Алик Яковлев танцует себе в Большом, на гастроли ездит.

– Сплюнь! – шикнул на него Генка.

– Да чего с ним будет? За него импресарио всего мира передраться готовы. Он в полном шоколаде.

– Машенька, у Боброва полно клиентов из мира эстрады, все звезды, а убили только Ирму. Считай это недоразумением. В конце концов, у нее были такие знакомые… – Генка взял ее под руку и подвел к дверям.

– Ноги моей больше в «Эллочке-людоедке» не будет, – упрямо заявила Маша.

– Дело твое. В конце концов, нас уже неделю приглашают в кафе «Элвис». И платят там круче, – неожиданно согласился Генка.

– Слушай, а ведь в ресторане могли дать твой мобильник, – предположил Вовка, ткнув его в бок.

– На хрена?

– Ну, если Бобров нашей Машей заинтересовался.

Маш, ты как?

– Ни в коем случае. Я вас не кину!

– Дуреха! – вздохнул Вовка.

* * *

Потенциальный депутат Карпов Иван Петрович оказался человеком, неспособным украсить своим ликом какое-либо транспортное средство. Он был тучен и краснолиц. Но более всего его физиономию уродовали огромный лиловый нос формы больной картофелины и маленькие бегающие глазки.

– Вань, с такой мордой лучше вообще избираться инкогнито, – хохотнул Бобров, оглядев приятеля довольно пристально.

Александр в душе с ним согласился, но виду не подал.

– Да? – делано изумился обладатель лиловой картофелины, голос которого оказался до удивления высоким. – Атак?

И тут произошло худшее, что могло произойти за этот злосчастный день. Иван Карпов улыбнулся. При этом его щеки расползлись до затылка, оголив белые, явно вставные, зубы. Зрелище получилось чудовищное.

– Хм… – деликатно отвернулся сэр Доудсен.

– Я в ахере! – промямлил меценат, когда смог выдохнуть. – Ты отнимаешь хлеб у Джоконды. Знаешь, сосредоточенная грусть тебе больше к лицу.

– Ты не прав, – прекратив омерзительно улыбаться, ответил Карпов. – Главное для политика – это чарующая улыбка. Я этому три месяца на американских курсах учился. Ведь избиратели любят улыбчивых кандидатов.

– Ну… – Меценат заинтересованно посмотрел в окно, словно высматривая будущих недоумков, готовых полюбить улыбку Карпова, среди проходящих мимо ресторана мирных граждан. – Можно рассмотреть вопрос и с иной стороны. Ты грустишь о судьбах россиян, ты сосредоточен и готов сделать их жизнь лучше…

Вот Жириновский, к примеру, никогда не улыбается, да и Шандыбина я скалящегося ни разу не видел, а ведь какая у них популярность.

– Я драться, как они, не собираюсь. У них свой конек.

– Не собираешься, но будешь, – со знанием дела заявил Бобров. – Уж поверь мне.

– Прошу прощения, – наконец вступил в разговор сэр Александр. – Если не ошибаюсь, вы собираетесь выдвигать свою кандидатуру от Ивановской области (он очень гордился, что за ночь сумел изучить современную политическую конъюнктуру России). Почему бы вам не запечатлеть свой портрет на городском транспорте?

Потенциальный депутат глянул на него с недоумением, потом обратился к меценату:

– Серж, он что, с дуба упал?

– Он из Лондона, – сдержанно пояснил тот.

– А, ну тогда все понятно, – облегченно вздохнул Карпов. – Тогда поясни ему.

– Видишь ли, Саша, – Бобров осторожно тронул его за плечо. – Ведь в Ивановской области как минимум трое желающих попасть в Думу. И все они живут в Иванове.

А потому уже давно купили все места на троллейбусах и автобусах, ну и украшают город своими рожами. Роже же господина Карпова в транспортных пределах города места не нашлось, а потому нужно что-то придумать. Придумали замечательную схему: твои машины – наши заказы, его рожа – твоя прибыль. Уяснил?

– Н-не очень, – честно признался английский аристократ.

– Да чо он ваньку валяет! Чистоплюй хренов! – неожиданно грубо возмутился недавно улыбавшийся Иван Петрович. – Малахольный он какой-то. Неужто нельзя было найти кого посолиднее?

– Простите, но я не терплю, когда в моем присутствии обо мне выражаются в третьем лице, – скулы Александра вмиг побелели, а нос слегка заострился. Его друзья по клубу «Пеликан» непременно решили бы, что он довольно зол, и на некоторое время оставили бы его в покое. Разумеется, предварительно извинившись весьма деликатным образом.

Но Серж и Карпов никогда не состояли в членах этого старейшего и уважаемого клуба, а потому оба лишь недоуменно уставились на младшего Доудсена.

– Да кто он такой, мать его! – воскликнул обладатель потрясающей улыбки, которой Джоконда могла только завидовать.

– Не суетись, – одернул его Бобров. – Это наш парень.

– Наш парень? – прищурился Иван Петрович, от чего его глаза совсем потерялись в мясистых щеках. – Наш парень не будет задавать дурацких вопросов.

– Не думаю, что мои вопросы можно назвать дурацкими, – опротестовал Александр. – Скорее конструктивными.

– Ха!

– Зря я свел вас так рано, – буркнул меценат, поняв, что, не желая того, стал арбитром чужого и бессмысленного спора.

– Может быть, тебе и улыбка моя не по душе? – перешел на «ты» человек от политики.

– Ваша улыбка не будит во мне ничего радужного, – заверил его потомок аристократического рода. – Но мне решительно все равно, с какой гримасой вы собираетесь предстать пред очи своих избирателей. В конце концов, это ваше дело. Но что касается моего транспорта, я хотел бы выяснить…

– Эй! – Карпов схватил со стола графин с водкой, который до сего момента столь регулярно опустошал. – Этот хмырь назвал мою улыбку гримасой!

– Хм.., в общем-то, не так уж далеко он ушел от истины, – тихо заметил Бобров, однако взял себя в руки и обратился к спорщикам:

– Саша, Ванька, уймитесь, я сказал!

– Нет, ты слышал?! – взревел Иван Петрович, и лицо его побагровело. – Ты-то знаешь, сколько денег мне стоило научиться улыбаться. Я же пластику на лице сделал, урод!

С этими гневными словами он схватил графин и плеснул его содержимым в лицо потомку аристократического рода.

Александр порывисто вскочил со словами:

– Сэр, вы нанесли мне оскорбление!

Карпов тоже вскочил, плотнее сжав горлышко графина в кулаке:

– И страшно этому рад, прыщ недорощенный!

Вокруг их столика как из-под земли выросли двое официантов и метрдотель. Все они наперебой начали уговаривать спорщиков утихомириться. Музыка на эстраде стихла.

– Я прошу вас выбрать оружие, – холодным тоном произнес сэр Доудсен.

– Да я уже выбрал, недоносок! – насупился кандидат в Думу от Ивановской области и красноречиво потряс графином.

– Перестаньте паясничать, – Александр не моргая глядел ему в глаза. – Мне все равно, что это будет: пистолет, сабля или охотничий нож. Нужно уметь отвечать за свои слова.

– А ну сядьте, кому сказал! – ревел Бобров, пытаясь затолкать то одного, то другого за стол, но те лишь скидывали его руки с плеч.

– А я и отвечу! – рыкнул Карпов.

– Смотри, ща вдарит! – крикнул кто-то в другом конце зала.

– Хрена вдарит! – ответили ему.

– Спорим?

– На сто баксов!

Александр с удовлетворением отметил, что и в России живет столь милый его сердцу спортивный дух. Ставки – это самое лучшее достижение человеческого разума, считал он. Если бы доисторическая обезьяна, вместо того чтобы бессмысленно схватить первую попавшуюся ей палку вслед за вожаком, поспорила бы с другой обезьяной на то, собьет вожак этой палкой банан или нет, человечество давно бы уже умело летать в другие галактики.

И тут Карпов позволил кому-то заработать сто долларов США, он замахнулся, желая опровергнуть общее мнение, что ссора пошла на убыль. Александр молниеносно отразил удар. Другой рукой, сжатой в кулак, он саданул противника в огромный нос.

– Еж твою двадцать! – взревел Карпов, выронив графин и схватившись за лицо.

– Допрыгался! – не без злорадства заметил Бобров и одобрительно покосился на сэра Доудсена.

В этот момент что-то на мгновение осветило их лица, тонувшие в полумраке обеденного зала ресторана.

– Твою мать! – крикнул меценат и, руша все на своем пути, ринулся в сторону вспышки. – Кто пустил в зал репортера! А ну дай сюда свою проклятущую щелкалку.

Завязалась общая каша. Бобров споткнулся о ножку стула и повалился на какую-то даму в дорогих шелках. Ее кавалер, разгоряченный зрелищем чужой баталии, тут же решил принять участие в потасовке. А потому стукнул по затылку поднимавшегося мецената.

– Сволочь, я же принес свои извинения! – обиженно промямлил тот и молниеносно вцепился в горло противника бульдожьей хваткой.

– Ты мне нос разбил, скотина, – проныл Карпов и кинулся на Александра.

– Господа, господа, – взмолились метрдотель и официанты, – пожалуйста, перестаньте!

Где там! К двухочаговой драке неожиданно подключились все дееспособные посетители ресторана. И вскоре Александр с удивлением заметил, что ему приходится отражать нападки не только будущего депутата, но и людей, ему доселе не представленных.

Бобров бился в другом конце ресторана. За окнами завывала милицейская сирена. И никто уже не вспоминал о причине конфликта. Лишь изредка в глаза как нападавшим, так и обороняющимся били яркие вспышки фотокамер.

* * *

Утро английского аристократа началось ужасно. Боль сверлила виски, расползалась по голове и сжимала горло страшными сухими судорогами. Однако более всего терзали Александра вовсе не физические, а душевные страдания. Он смутно помнил отвратительную драку в ресторане, которая закончилась постыдным бегством. Бобров за шкирку вытащил его на улицу и затолкал в свой джип.

Сэр Доудсен все еще молотил кулаками воздух, выкрикивая страшные проклятия отвратительному политику Карпову, которому, по его мнению, больше подошли бы тюремные нары, нежели депутатское кресло. Почему при наличии трех охранников и водителя Серж сам оказался за рулем автомобиля, Александр уже не мог вспомнить.

А вот ту поездку по ночной Москве он при всем желании выкинуть из головы не мог. Хотел бы забыть, как многое случившееся за вечер, да не мог. Джип петлял по дороге, редко попадая на положенную полосу. Ехали все больше по встречной. Машины гудели, Бобров же, воодушевленный таким вниманием, распевал во весь голос: