Текст книги "Петербургские каникулы (СИ)"

Автор книги: Анна Шалак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Он посмотрел на спящую девушку на соседнем сидении. Удивительно, что эта маленькая язва за два дня умудрилась войти в его жизнь так, что уже даже и не понятно, как он жил без нее раньше. И тут Алексей ухмыльнулся, вспомнив прощальное предупреждение Саныча: «Если обидишь мелкую, то я тебя тихо разделаю и прикопаю. А потом скажу, что так и былó».  Излишнее предупреждение. Алексей не то, что обидеть, даже огорчить-то эту маленькую гадость боялся. Наоборот, ему нравилось видеть ее счастливой и довольной. Он вспомнил щенячий восторг, который увидел в ее глазах на студии,  и снова посмотрел на спящую девушку.

Во сне она казалась совсем ребенком. Наверно, поэтому с первой встречи у Алексея появилось безотчетное желание опекать эту девочку. И именно этим он объяснял себе желание быть всегда рядом с ней, чтобы оградить ее от неприятностей и огорчений. «Может, я влюбился? – подумал он, и сам себе ответил (себе-то врать последнее дело), – Нет. Это не любовь». Скорее это было похоже на привязанность, как привязываешься в бездомному щенку, которого подобрал на улице. Фу! Алексей одернул себя. Сравнивать со щенком «эту маленькую пакость, эту маленькую дрянь» (на ум пришла старая песенка) было неправильно, но почему-то именно это сравнение пришло ему в голову.

Наверно, если бы Лера осталась рядом, то, возможно, чувство, которое он к ней испытывал сейчас, и могло бы перерасти в любовь. Но... Завтра она исчезнет из его жизни. И может быть, навсегда.

Господи! Алексею отчаянно не хотелось ее отпускать! Но придумать причину, почему ей не надо уезжать, он не мог. Алексей прокручивал варианты, как он просто попросит ее отложить отъезд, как он будет ее уговаривать. Даже мелькнула мысль заставить Леру остаться. Но, как назло, ничего дельного в голову не приходило. Оставалась надежда, что впереди есть еще целый день, и, может быть, его посетит какая-то гениальная идея.

Занятый такими мыслями, Алексей подъехал к дому и остановился. Он размышлял разбудить ему девушку или отнести ее в квартиру на руках, но она, как всегда, сама решила эту дилемму, сонно открыв глаза и пробормотав:

– Тыква уже докатилась до сарая?

Алексей тихо рассмеялся.

– Золушка, дойдешь до кровати, или тебе помочь?

Лера сразу встрепенулась и молча стала вылезать из машины. Кто бы сомневался?! За эти два дня Алексей уже понял, что Лера во всем старалась быть самостоятельной. Она вообще считала себя самодостаточной, и в целом так оно и было. Взяв ее сумку из багажника, он догнал ее у парадного, галантно открыв перед нахохлившейся девушкой дверь.

Лера очень быстро уснула, а Алексей всё сидел на кухне перед давно остывшим кофе и думал. Думал, как и где они проведут завтрашний день, как он потом отвезет ее в аэропорт, и его Золушка исчезнет, не оставив даже хрустальную туфельку. Удивительно, но он даже себе не мог ответить определенно, а настолько ли сильно он хотел, чтобы она осталась, или это было продиктовано только сиюминутной привязанностью. Так ничего и не придумав, парень решил, что утро вечера мудренее, и уже вставал, чтобы отправится спать, как из комнаты, где спала Лера раздался полный животного ужаса крик.

Алексей бросился в комнату. Лера, сжавшись в комок, сидела в углу дивана, обхватив колени руками, и всхлипывала. Он хотел обнять ее, но она, еще не до конца проснувшись, стала яростно от него отбиваться, как будто на нее напало чудовище:

– Не трогайте меня! Оставьте меня в покое! Не-ет! Не надо!

Алексею, наконец, удалось обхватить Леру руками, прижав ее руки к телу. Она продолжала кричать и отбиваться, но он крепко ее держал и приговаривал, пытая успокоить:

– Лера, Лера, тихо. Тихо, маленькая, Это я. Не бойся. Я с тобой. Это сон. Просыпайся. Я рядом.

Постепенно она обмякла в его руках, а он продолжал ее успокаивать, гладя ее по голове  и шепча на ухо первое, что приходило на ум. Скоро Лера совсем перестала вырываться и только всхлипывала, отчаянно цепляясь за футболку Алексея.

– Что случилось? – спросил парень, когда уже смог прервать объятья.

Он, стоя перед ней на коленях на диване, обхватил ладонями ее лицо, убирая с него мокрые от слез волосы.

– Тебе приснился кошмар?

Она отпустила его футболку и тихо пробормотала:

– Угу, – и добавила еще тише, – Кошмар из прошлого.

Но Алексей услышал. Он начал подниматься с дивана, но Лера снова вцепилась в него:

– Леш, не уходи. Я не смогу заснуть...

Он остановился. Она впервые назвала его просто по имени. Не «Алекс», ни «Демидов», а просто «Леш». И это было приятно. Алексей протянул руку, и предложил:

– Пойдем, я тебя чай сделаю. С мятой. Успокоительный.

Лера поднялась с дивана, игнорируя предложенную руку, и прошлепала мимо хмыкнувшего парня на кухню. Когда Алексей вошел на кухню, Лера уже сидела на стуле, забравшись на него с ногами, положив подбородок на коленку. Он молча поставил чайник, не поворачиваясь дождался, когда тот закипит. Достал из шкафчика пакетик с мятой, и добавил травку в заварной чайник. Постоял, опершись руками на столешницу. Парень повернулся к девушке, только когда чай заварился. Он поставил на стол большую кружку, налил туда душистый чай и, пододвинув напиток Лере, сел напротив нее. Она обхватила кружку, грея об нее руки, вдохнула аромат, но пить не торопилась.

Пока Лера маленькими глотками отхлебывала из кружки чай, Алексей смотрел на нее и молчал. Он не знал, нужно ли что-то говорить, и, если нужно, то как начать разговор. Поэтому он молчал. Молчала и Лера. Но молчание, заполнившее кухню, не напрягало, оно было каким-то домашним и уютным.

Когда в кружке уже оставалось меньше половины, Лера подняла глаза и спросила:

– Курить жутко хочется. Где можно?

В его квартире все курили на балконе. Он сам не любил запах табака, поэтому всех выпроваживал на улицу.

– На балконе. Там и пепельница есть.

Лера тяжело вздохнула и побрела в коридор накинуть куртку. И почему-то Алексей тоже пошел в коридор и, взяв свой пуховик, пошел следом за Лерой на балкон. Он сам не знал, что его подвигло на этот поступок, но в тот момент для него это было самое правильное действие.

На улице было холодно, и короткая парка не защищала голые ноги девушки. Лера тут же замерзла. Она, зябко кутаясь, торопливо раскурила сигарету. Алексей прислонился к подоконнику и притянул девушку к себе. Прижав ее спиной к своей груди, он запахнул свой пуховик поверх ее куртки. Он думал, что  Лера начнет вырываться, но к его удивлению, она только крепче к нему прижалась, торопливо выкуривая сигарету. Отправив окурок в полет с балкона, Лера высвободилась из рук Алексея и бегом покинула балкон. Скинув куртку в коридоре, она почти рыбкой запрыгнула под плед на диван, и уже оттуда, закутавшись так, что торчали только нос и глаза, позвала:

–Алекс, я, конечно, понимаю, что моя наглость не имеет границ, но всё равно попрошу, посиди со мной.

Алексей понял, что Лера уже почти пришла в себя, раз он опять стал «Алексом», нарочито медленно повесил свою и Лерину куртки, вернулся в комнату и устроился на диване, откинувшись на спинку.

– Я надеюсь тебе не надо завтра рано вставать? – спросила у него девушка, еще сильнее кутаясь в плед.

– У меня выходной, – он пододвинулся, чтобы обнять замершее чудо, – Предлагаю себя, в качестве грелки.

– И что мне это будет стоить? – Лера не спешила воспользоваться предложением.

– Бездвоздмездно, то есть дадом, – гнусаво процитировал Алексей сову из любимого мультика.

– Дадом только сыр в мышеловке, – в тон ему ответила Девушка, но всё же придвинулась поближе.

Парень вздохнул, и пересадил Леру впереди себя, прижав девушку к себе спиной. Она обняла руками колени и уткнулась в них лбом.

– Расскажи что-нибудь, – попросила Лера, не поднимая головы.

– Что именно?

– Да что угодно, просто, чтобы тишины не было.

Алексей задумался. Почему-то на ум пришли стихи Агнивцева, и он тихо, почти шепотом начал читать:

Санкт-Петербург – гранитный город,

Взнесенный Словом над Невой,

Где небосвод давно распорот

Адмиралтейскою иглой!

Как явь, вплелись в твои туманы

Виденья двухсотлетних снов,

О, самый призрачный и странный

Из всех российских городов!

Недаром Пушкин и Растрелли,

Сверкнувши молнией в веках,

Так титанически воспели

Тебя – в граните и в стихах!

И майской ночью в белом дыме,

И в завываньи зимних пург

Ты всех прекрасней – несравнимый

Блистательный Санкт-Петербург!

Алексей замолчал, молчала и Лера. Он уже решил, что она уснула, когда раздалось тихое:

– Любишь этот город?

– Люблю, – признался Алексей.

– Я тоже раньше думала, что люблю.

– А теперь?

– А теперь нет.

Ответ был резким, и Алексей почувствовал, как девушка в его руках напряглась.

– Почему? Расскажешь? – осторожно спросил он.

Парень почувствовал, что ему приоткрылась настоящая Лера, и он боялся вспугнуть ее откровенность. Но створки раковины уже захлопнулись.

– Нет.

И она замолчала. Алекс не стал настаивать. Он просто сидел и обнимал свое взъерошенное чудо. Мысленно он улыбнулся, что считал девушку уже своей. Нет, не своей девушкой, а своим чудом, недоразумением, занозой. И услышанные вдруг глухие звуки ее голоса его удивили. Лера, не поднимая головы от коленок начала говорить. Тихо и с трудом подбирая слова, но она начала рассказывать ему свою историю. И он замер, боясь спугнуть возникшее между ними доверие.

– Я... первый раз приехала в Питер весной в марте, когда еще в школе училась. Мы с мамой на каникулы весенние приехали в девятом классе. Всего неделю здесь были. Даже меньше. Но за эти дни я влюбилась в город. Мне нравилось всё. И улицы, и каналы, и Нева, и мосты... Да всё. И даже погода в ту весну была удивительная. Было тепло и солнечно. Мы с мамой бродили по городу, ходили в музеи. В Эрмитаж, в Русский музей. Я первый раз картины видела подлинные. Около Айвазовского просидела почти час. В зале с Репинскими полотнами зависла. Меня мама не дергала. Она рядом была и просто мне не мешала. Да нам просто времени не хватило, чтобы всё посмотреть, что мы себе наметили, – Лера подняла голову, но говорить продолжала тихо, как будто сама с собою, – И я тогда решила, что обязательно приеду сюда учиться. Я с нетерпением ждала окончания школы. И последние два года я безумно скучала по Питеру. Он мне снился. Я его рисовала. Я так ждала встречи с ним.

Во время поступления мы с родителями почти месяц здесь жили. Я экзамены сдавала, они по городу гуляли. Потом мы вместе ходили, пока результаты ждали. И опять нам просто времени не хватало, чтобы везде побывать. Я думала, что вот поступлю, и тогда уж точно везде нагуляюсь. И я поступила. Легко поступила. На бюджет. Да еще и общежитие дали. Представляешь, какая я счастливая была, когда списки вывесили. Да я летала от счастья.

А когда я приехала сюда уже учиться, тут-то жизнь и начала быть ключом. Большим таким, гаечным, – Лера хмыкнула, но не весело, – Началось с того, что поселили меня со старшекурсницами. А у них каждый день, то одни в гости придут, то другие. И каждый раз вино, водка. В комнате дым стоял коромыслом, хоть топор вешай. Я только в выходные и отсыпалась, когда они в ночь с пятницы на воскресенье уходили по клубам тусить. Как они до третьего курса доучились, не представляю. Как их не выгнали?..

Я, чтобы реже в общаге находится, да и чтоб от родителей финансово не зависеть, пошла работать в кафе официанткой. Здорово было. Кафе рядом с общагой, я сразу после пар туда и до закрытия. Коллектив был нормальный. Вроде полегче стало. Там я и подружилась с Анькой. Она тоже у нас официанткой бегала. Только мы в разных институтах учились. Я на дизайнера, она на инженера-технолога. Потом она со своей одногруппницей решила квартиру снять, предложила с ними жить, чтобы вообще со своими соседками не встречаться. Я согласилась, конечно. И думала, что мои временные трудности кончились, – Лера вздохнула. Помолчала и продолжила, – Если бы кто-нибудь мне сказал тогда, что эти трудности это так, маленькие затруднения, я бы ни за что не поверила бы. Эх, знал бы прикуп, жил бы в Сочи. Родителям я сказала, что живу у подружки, у которой своя квартира в Питере есть, чтобы не напрягать их, что надо за квартиру платить. Только вот работать теперь надо было больше. И я ничего не видела. Утром пары, вечером и в выходные кафе. Домой приползала и вырубалась. Учиться совсем некогда стало. Начали хвосты отрастать, – Лера опять хмыкнула, – Первую сессию завалила. Думала, выгонят. Нет, оставили. Сказали, что можно до следующей сессии хвосты досдать. Я домой приехала на каникулы, как принтер рисовала, чтобы все долги погасить. Кое-как к апрелю обрубила все анатомически-лишние конечности. Правда, света белого опять не видела. Иногда даже есть забывала. Хорошо, надо мной в кафе наша повариха тетя Шура шефство взяла. Она следила, чтобы я хотя бы раз в день горячего поела.

Анька из кафе ушла, сказала, что учиться не успевает и ей родители теперь деньги присылают. Это потом оказалось, что она, оказывается, из института вылетела вместе Ларисой (это ее одногруппница, которая в нашей квартире третьей жила) и деньги ей не родители присылали, а ухажер давал.  Этот Вадик к нам часто приходить начал. И не один, а с друзьями. Иногда ночевать оставался, мне тогда приходилось в общагу тащиться. Там мне тоже рады не были. А куда деваться?

Так первый год у меня и пролетел. Институт-работа-дом, институт-работа-дом. Вторую сессию тоже завалила, только и хвостов было больше, и настроение уже ниже плинтуса было. У меня вообще единственное желание было тогда – выспаться! Я летом домой приехала сутками спала первые недели две. Уже к концу лета поняла, что на фиг никакой Питер мне не нужен. Но я думала, это просто усталость. Да еще и мама уговаривала, что первый год в институте всегда самый сложный. Короче, в сентябре начался второй акт марлезонского балета. Только всё жестче стало.

Кафешку нашу закрыли. Пришлось другое место искать. Нашла быстро. Правда уже не так близко, но и денег было побольше, меня повысили до бариста. Я еще на старом месте начала учиться кофе варить. Так что на новой работе были рады такому приобретению. Даже отправили меня на курсы барменов, чтобы я могла не только кофе варить, но и коктейли смешивать. На курсах в основном парни были, нас там девушек было всего три. Золотое время было, – Лера откинула голову и улыбнулась, вспоминая, – нас только что на руках не носили. Правда, там меня курить научили. Как говорится, с кем поведешься, тот сам и виноват.

Учебу я совсем забросила – курсы днем были, так что либо институт, либо курсы. В общем, на работе всё было классно. А вот дома. Мне фактически жить негде стало. Вадик практически поселился у нас. А в общаге две мои прошлогодние соседки уже привыкли вдвоем жить, и выживали меня качественно. Я тогда и поняла, что если язык не протянешь, сожрут. Спасибо им за науку, теперь я за словом в карман не лезу, а от моего языка все шарахаются. Ну, те, кто не привык. Но долго выносить своих кумушек я не могла, поэтому и предложила Аньке снять двушку, чтобы они с Вадиком в отдельной комнате обитали. Лариска тогда уже тоже съехала от нас. Вадик квартиру нашел, и даже с меня брать больше не стал. И вроде бы жизнь налаживаться начала, если не считать того, что институт я, практически, бросила.

А после нового года понеслось... Анька с Вадиком решили, что жизнь – это сплошной праздник, и новогодние каникулы у них затянулись до февраля. Откуда деньги брали, понятия не имею, но гуляли если не каждый день, то через день точно. Правда, меня это не сразу напрягать начало, поскольку это ж Анька моя. Она ж пельшая подружка дней моих суровых. Я даже с ними время от времени зависала. Весело было. Только мне утром на работу, а они спать. И получалось, что они отдохнут и ночером с новыми силами праздновать, а я...

Лера замолчала. Алексей тоже молчал, и даже пошевелиться боялся. Прошло несколько минут. Лера тяжело вздохнула и продолжила:

– В один прекрасно-ужастный день я решали поговорить с Анькой. И поняла, что занятие это бесперспективное, поскольку меня не слушали и не слышали. Решила я, что просто не буду больше участвовать в их празднике жизни, а им это не понравилось. И очень активно они начали меня в свою компанию затаскивать, – Лера снова замолчала и напряглась. Алексей понял, что она дошла до самого неприятного в своем рассказе, – И кончилось наше противостояние неожиданно и очень паршиво. В тот вечер я была после трех двенадцатичасовых смен. У меня одно желание было – вырубиться. И очень удачно дома никого не было. Я, по-моему, заснула даже раньше, чем до подушки добралась. А проснулась от того, что меня кто-то лапал, – Леру передернуло от воспоминаний, а ее лицо исказила гримаса брезгливости, – Оказалось, что Анька с Вадиком притащили домой из клуба компанию, чтобы продолжить банкет, и один из дружков Вадика решил, что я вполне ему подхожу на роль подружки сегодня ночью, – Лера опустила голову на колени, а у Алексея непроизвольно сжались челюсти, – Я еле отбилась, Анька помогла. Выскочила из квартиры в пижаме. Хорошо обуться успела. Как добралась до общаги, не помню. В комнате дверь мне не открыли, а ключей у меня не было. Так и просидела на подоконнике на лестнице до утра. А утром, когда комендант пришла, выяснилось, что общежития меня лишили, потому что мои соседки сказали, что я живу на квартире и в общаге не нуждаюсь. Хорошо, хоть вещи оставшиеся никуда не дели. Я вещи собрала, а куда идти не знаю. Позвонила Аньке, она мне сказала, чтобы я пока не приходила, потому что компания еще не разошлась. Спят все. Я попросила ее сообщить мне, когда можно будет прийти и на работу рванула. Вот тогда я и поняла, что сыта Питером по самые уши. Прямо с работы заказала билет домой, уволилась, вечером забрала из квартиры свои шмотки и сбежала домой. Ненавижу этот город! – С чувством произнесла Лера.

Алексей тихонечко дотронулся ей до плеча.

– Но это же не город виноват. Это же тебе такие люди попались. Но хорошие же тоже тебе здесь встретились.

Лера дернула плечом, скидывая руку:

– Были, но этот город меняет людей. Он выжигает из людей всё хорошее, а оставляет гадость. Анька классная девчонка была. А что с ней стало? Я чуть себя не лишилась. Хорошо вовремя сбежала.

– А я? А как же я? – Алексей попытался переключить Леру с мрачных мыслей.

– Ты? Не знаю, не знаю. – Лера скептически оглянулась на него, – Ты актер.  Может, ты притворяешься хорошим?

Алексей хмыкнул. А про себя подумал, что он хочет реабилитировать город в глазах этой удивительной девушки.

– А потом, знаешь? – Лера, задумавшись, добавила, – Мне просто здесь не хорошо. После всего того, что со мной в этом городе приключилось, мне сложно здесь находится. Воспоминания всякие... Ассоциации... Видишь? Даже кошмары снятся...

Алексей внутренне заулыбался. Теперь он знал, как изменить мнение Леры о своем городе. Просто надо сделать так, чтобы хороших воспоминаний о Петербурге было больше, чем плохих. И он собирался заняться созданием этих воспоминаний уже завтра. Но это будет потом. А сейчас ему захотелось узнать ее историю до конца.

– А что было потом, когда ты уехала?

– А что потом? Потом был суп с котом, – Лера чуть-чуть помолчала, – Приехала домой, наплела родителям уже не помню чего. Потом съездила, забрала документы из института, а через год поступила в местный институт. Сейчас учусь опять на первом курсе.

– И снова работаешь официанткой?

– Угу. Я сначала барменом пошла, но там график работы жестче и чаевых нет. А я теперь учусь. Но зависеть не хочу не от кого, поэтому работаю. И потом, знаешь, – Лера даже завозилась как-то по-детски, радостно, – я этих гавриков, с которыми работаю, не хочу терять. Я их люблю всех вместе, и каждого отдельно.

Алексей улыбнулся вместе с девушкой. Он видел, что любовь эта взаимная.

– Значит, мне вдвойне повезло, – он хмыкнул.

Лера развернулась в его руках и вопросительно на него посмотрела, Алексей пояснил:

– Ну, во-первых, повезло, что, не любя Санкт-Петербург, ты все-таки сюда приехала, – Лера хмыкнула, – Во-вторых, повезло, что ты упала именно тогда, когда рядом находился я...

– Угу, – согласилась девушка, – Девица рухнула к его ногам, а он мимо пройти не мог.

Алексей рассмеялся:

– Ну, не к моим. Но пройти мимо – это было для меня непозволительной роскошью. С детства мечтал быть рыцарем на белом коне и спасти прекрасную принцессу.

– Вот так вот и рушатся детские мечты: конь – черный, принцесса – скорее страшилище.

Лера опять начала язвить, и Алексея это успокаивало. Это было привычно.

– Ну что, страшилище? Спать будем? – Вопрос был невинный, но мужчина заметил, как в кольце его рук напряглась девушка, – Или еще что-нибудь рассказать?

Он сделал вид, что ничего не заметил, и надеялся, что его предложение снова вернет непринужденную атмосферу. Так оно и произошло. Лера опять расслабилась и попросила:

– Только не про Питер, – и предвкушающее завозившись, предложила, – Расскажи какие-нибудь актерские байки.

Алексей улыбнулся, откинул голову на спинку дивана, и, посмотрев на потолок, начал рассказ о своей и чужой актерской жизни. Лера время от времени хихикала, иногда вставляя свои едкие комментарии, но делала это всё реже и реже. Алексей понял, что она засыпает. Он замолчал, но не спешил размыкать объятья. И лишь почувствовав, что и его смаривает сон, решил переложить девушку в горизонтальное положение.

Как только Лера коснулась подушки, она встрепенулась и, схватив руку укрывавшего ее парня, сонно пробормотала:

– Не уходи. Еще чуть-чуть...

Алексей лег рядом, устроив голову девушки на одной руке, прижав ее к себе другой рукой, и мгновенно уснул.

Глава 4

Проснулся Алексей по привычке рано. Минута понадобилась ему, чтобы осознать, что сегодняшнюю ночь они провели с Лерой вместе. Она всё еще спала, прижимая к груди его руку, как ребенок прижимает во сне любимую игрушку. И ее тело как-то очень естественно повторяло изгибы его тела. Тут Алексей почувствовал, что проснулся не только он, но и его мужские желания. Он понял, что после сегодняшней ночи, он видит в Лере не только ходячую неприятность, но и привлекательную молодую женщину. Но именно после ее рассказа, Алексей прекрасно осознавал, что ой как не вовремя появилось это понимание.

Он осторожно, стараясь не разбудить Леру, слез с дивана. Посмотрел на спящую девушку и сказал сам себе:

– Вот именно сегодня мне просто жизненно необходима хорошая пробежка и душ. Желательно холодный.

Выбежав из парадного, он побежал в сторону Невы по своему привычному маршруту. Но в отличие от прошлых дней Алексей не стал включать плеер. Ему было о чем подумать...

* * *

Просыпаться не хотелось. Совершенно. Во-первых, я всегда любила поспать, хотя напряженный ритм моей жизни очень редко давал мне эту возможность. А мой организм, истосковавшийся по полноценному сну, решительно отказывался покидать царство Морфея. Да и торопиться было некуда. А, во-вторых, и это, уж буду честной сама с собой, была основная причина, мне было стыдно за вчерашние, точнее сегодняшние ночные откровения. Я решительно не знала, как теперь вести себя с Алексом, и поэтому банально пряталась во сне,  дабы оттянуть неизбежную встречу, и последующий, скорее всего, за ней разговор по душам. Чертов кошмар!

Я лежала, балансируя на границе между сном и явью, стараясь не шевелиться, чтобы не разбудить мою плюшевую игрушку, согревающую и обнимающую мою бесстыдную тушку. Да к черту! Мне сейчас хорошо, а завтра я буду уже далеко. Так чего я рефлексую?

И только я снова решила соскользнуть в сонное небытие, как почувствовала, что лежащий рядом со мной мужчина проснулся. И проснулся в первую очередь мужчина. Вот только этого мне не хватало! Внутренне я зажмурилась, но Алекс аккуратно, стараясь не разбудить меня (ха-ха, три раза, я ж так старательно притворялась спящей) вытащил свою руку у меня из-под головы, и еще аккуратней освободил ту руку, которой обнимал меня. Когда он покинул лежбище котиков и пробормотал: «Вот именно сегодня мне просто жизненно необходима хорошая пробежка и душ. Желательно холодный», – я выдохнула и с облегчением соскользнула в сон, надеясь, что на проветривание и последующее промывание мозгов у некоторых личностей уйдет хотя бы еще час минимум, а лучше два.

Сначала от аромата кофе проснулось тело, которое даже без команды мозга начало сползать с дивана и медленно поползло на кухню. По-моему, я даже глаза забыла открыть. Хотя, наверно, все-таки открыла, иначе я с моей-то везучестью обязательно бы обо что-нибудь споткнулась. А так, мое неконтролируемое тело доползло до кухни, вскарабкалось с ногами на стул, и загребущие ручки схватили пододвинутую кружку с горячим кофе. Мозг подал первые признаки жизни только, когда в желудок потекла горячая жидкость. Именно в этот момент я обнаружила себя, сидящей напротив улыбающегося Алекса и обнимающей кружку с кофе.

– С добрым утром, сплюшка, – поприветствовал меня ходячий позитив.

– Угу, – в ответ промычала я, потому что глаза открылись, но процесс загрузки сознания был медленный, как у моего старого компа.

Алекс пододвинулся ближе к столу, поставил на него локти и положил голову на сцепленные в замок руки и внимательно, но с улыбкой посмотрел на мню.

– Ну что, Соня? Что делать будем?

Сон слетел с меня мгновенно, я даже кофе поперхнулась.

– В каком смысле?

Видимо мое лицо было красноречивее меня, потому что Алекс засмеялся, откинувшись на спинку стула, а просмеявшись вернулся к позе наблюдающего и, слегка прищурившись, спросил:

– Жалеешь об откровениях? – я сглотнула. А он, улыбнувшись, продолжил, – Расслабься... Я имел в виду, чем займемся до отъезда?

– А какие предложения? – спросила я, действительно немного расслабившись.

– Ну-у, – протянул Демидов, ища подсказку на потолке, – можно стандартно: музеи, парки. Можно весело: кино, кафешки. Можно экстремально: квесты, крыши. Жаль времени не так много, чтобы охватить всё... – он замолчал, рассматривая меня, а потом весело предложил, – Оставайся, попробуем всё!

И хоть предложение прозвучало весело, но я почувствовала, что ответа он ждет вполне серьезно.

– Угу, попытка защитана, – ответила я ему, скрываясь за кружкой, – Та-ак, – я поставила кружку на стол, – Я умываться, одеваться, в процессе подумаю. Но не экстрим точно. Мне его уже за глаза хватило.

Я скрылась в ванной, и, включив воду, оперлась об раковину:

– Вот надо было мне всё испортить. Говорила мне мама: «Язык – враг мой», – пробормотала я своему отражению.

И решила, что сегодняшний день я проведу максимально весело. Это последний день каникул. Дальше меня ждут насыщенные будни, до отказа заполненные учебой и работой. Так что буду отдыхать по полной!

Мое второе появление на кухне было встречено умопомрачительно пахнущей яичницей и новой порцией кофе.

– Сейчас меня покормят! Сейчас я буду кушать! – в предвкушении я потирала руки.

За завтраком мы с Алексом трепались обо всем и ни о чем. Похоже, мы оба решили не напрягать друг друга. Что ж, как известно, у дураков мысли сходятся. Беспечный треп очень способствовал аппетиту, и кроме яичницы я еще умудрилась впихнуть в себя бутерброд с колбасой.

И как только моя сытая тушка отвалилась от стола, я внесла предложение по сегодняшнему времяпровождению:

– Предлагаю включить в программу сегодняшнего дня только один музей и одну кафешку. Больше по времени не потянем. И музей конкретный, и даже зал конкретный, а даже только одно конкретное творение.

* * *

Когда Алексей согласился на предложение Леры, он даже представить себе не мог, чем всё это обернется.

Они покинули его квартиру в полной готовности к ее отъезду, хотя Алексей всё еще не оставил надежду уговорить ее остаться. У него было около восьми часов до ее отлета. В одно мгновение он думал: «Целых восемь часов!», а через секунду эта мысль сменялась панической: «Только восемь часов!» И время катастрофически уменьшалось. Таяло, как снег в апреле на солнцепеке.

Алексей по просьбе Леры узнал, что статуя Мефистофеля находится в Русском музее. Лера была искренне удивлена, потому, что она совершенно не помнила ее в свое прошлое посещение музея. Но оказалось, что она просто до нее не дошла. В этот раз, как только они зашли в музей, она вцепилась в руку Алексея, закрыла глаза и попросила:

– Отведи меня к Мефистофелю.

– А почему с закрытыми глазами? – удивился Алексей.

– Я опять не дойду, если буду смотреть по сторонам. Я опять где-нибудь зависну. А у нас и так времени мало, – пояснила Лера.

Алексея порадовало, что девушка настолько ему доверяла, что даже сделала его своим поводырем. Он вел ее через залы, для удобства приобняв за талию одной рукой, а другой держа ее ладошку в своей. Наверно со стороны они смотрелись странной парой. Может быть, многие задавались вопросом, зачем было приходить в музей, чтобы сейчас с закрытыми глазами бежать мимо известных и не очень полотен и скульптур. Но у них была цель, и они стремительно к ней приближались.

И вот когда Алексей привел Леру в зал, где у окна, навечно застыв в задумчивой позе, на камне сидел злой гений, он понял, что значит в ее понимание «зависнуть». Девушка сначала долго стояла на пороге зала, издалека рассматривая фигуру. Для нее в этом зале не было ничего, кроме этой скульптуры из белого мрамора. Спустя некоторое время Лера медленно приблизилась к Мефистофелю, обошла его вокруг, внимательно разглядывая каждую черточку скульптуры. Потом она встала напротив лица каменного изваяния, и Алексею даже показалось, что она разговаривает с ним, хотя губы ее не шевелились. Алексей с таким же интересом наблюдал за Лерой, с каким она рассматривала творение Антокольского. Как и ночью, Лера показывала ему себя настоящей, и Алексей дорожил этими минутами. Он не торопил девушку, лишь отошел в сторону. Встал,  сцепив руки за спиной. Теперь он видел и скульптуру, и Леру на фоне окна, за которым виднелся заснеженный парк.

Лера подошла к Алексею и, встав впереди него, тихо сказала:

– Отсюда он не смотрится злодеем. Просто усталый сгорбленный тощий старик, сидящий на скале.

Алексей посмотрел на скульптуру и, наклонившись к Лере прошептал ей в ухо:

– Я дух, всегда привыкший отрицать.

И с основаньем: ничего не надо.

Нет в мире вещи, стоящей пощады.

Творенье не годится никуда.

Итак, я то, что ваша мысль связала

С понятьем разрушенья, зла, вреда.

Вот прирожденное мое начало,

Моя среда.[1]

Лера вздрогнула, но не обернулась, лишь прижалась к Алексею спиной. Первой мыслью Алексея было обнять девушку. Но он не стал этого делать и остался стоять так, как и стоял до этого – сцепив руки за спиной. Он уже достаточно знал Леру, чтобы понять, что в этот конкретный момент любая его попытка проявить к девушке какие-то чувства лишь оттолкнет ее. Лера же взяла Алексея за руку и подвела его к скульптуре: