Текст книги "Петербургские каникулы (СИ)"
Автор книги: Анна Шалак
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
Петербургские каникулы
Анна Шалак
Глава 1
...Возвращалась назад в настоящее я с большим трудом. Сначала вернулась боль. Она раскаленным прутом пронзила мою бедную несчастную голову от затылка до лба и растеклась жидким металлом по всей черепной коробке, пульсируя в такт какой-то дикой мелодии.
Потом вернулся слух. Лучше бы он еще погулял. В блаженную тишину небытия ворвался жуткий шум, добавляя к уже имеющейся боли неповторимые ощущения. Какофония звуков была душераздирающей. Шум проезжающих машин, голоса людей... Один, особенно визгливый ввинчивался в мозг с особой нежностью. Слов разобрать я не могла, но даже звука хватило, чтобы у меня появилось дикое желание перекрыть этой тетке кислород, тем самым заткнув ее хоть на несколько минут.
Я решила посмотреть на будущую жертву своих убийственных планов и попыталась разлепить глаза. Лучше бы я этого не делала! Яркий свет еще одним мечом боли прошиб мою многострадальную черепушку теперь уже в обратном направлении ото лба к затылку. Я со стоном снова закрыла глаза. Две боли смешавшись где-то в середине моего мозга, вызвав одну единственную мысль: «Пристрелите меня». И кто-то в ответ мне сказал с легкой усмешкой:
– Ну, зачем же так радикально?
Видимо я сказала это вслух. Я еще раз попробовала открыть глаза. Получилось. И даже уже не с такими последствиями. Но перед глазами всё плыло, качалось и вертелось. Острый приступ тошноты заставил меня резко сесть, и все-таки мой легкий завтрак, состоявший из чашки кофе и бутерброда, решил покинуть меня, не успев даже осесть на дне желудка.
– Добейте меня из жалости...
Повторила я, и мир в очередной раз качнулся, а земля как-то стремительно стала удаляться от меня. И только тепло рук на спине и под коленями дали мне понять, что это не душа покинула мое бренное тело, а кто-то взял меня на руки. Чтобы не выкинуть вслед за завтраком еще и желудок, который, похоже, решил догнать беглеца за пределами моего организма, я снова закрыла глаза. Фуф... стало немного легче. И важный орган пищеварительной системы решил все-таки еще чуть-чуть побыть в составе моего изрядно потрепанного тела, остановив погоню где-то в районе горла.
– Конечно, – мягко, но с той же усмешкой в голосе, ответили мне, – вот только доктор посмотрит и вынесет свой вердикт. А там либо морг, либо вам еще придется осчастливить землю своим присутствием.
И я снова вырубилась...
Второе пришествие меня на землю далось значительно легче. То ли это от чего-то холодного на голове, то ли второй раз всегда легче первого, но очнулась я уже не от боли (она, конечно, осталась, но была уже вполне терпимой), а от прохладных касаний висков, затылка, и лба чьими-то ловкими и профессиональными пальцами.
– Ну, что вам сказать, молодой человек? Спешу вас обрадовать – у девушки таки есть мозг. Это медицински установленный факт, поскольку мы с вами, юноша, наблюдаем его сотрясение средней степени тяжести.
Вот попасть в руки к врачу с еврейским выговором я не мечтала никогда. Из вышесказанного я сделала вывод, что нахожусь в больнице и доставил меня туда какой-то молодой человек, надеюсь это не Дэн, потому что, если это он, то мой медицински установленный мозг эта ходячая язва выест ма-аленькой чайной ложкой. И всю оставшуюся жизнь мне придется терпеть его подколки на эту тему.
– Хорошо бы оставить сие милое создание у нас еще на сутки, чтобы понаблюдать, так сказать, лично за работой этого архиважного органа, но...
– Не надо...
Свой голос я узнала с трудом. Скорее это был не голос, а хрип.
– Ну вот. Деточка таки решила почтить нас своим присутствием. Открывайте глазки, барышня. Меня сильно интересует их цвет. И если он мне понравится, я таки оставлю вас для своей коллекции.
Не размыкая век, я промямлила:
– А какой вам нравится?
– А это зависит от вашего поведения. Открывайте, деточка, открывайте...
Я осторожно приоткрыла один глаз. Мир уже не кружился, и яркий свет не вызывал приступа тошноты. Тогда я открыла и второй, и попыталась сесть, но сразу четыре руки уложили меня назад.
– А вот вставать, барышня, я таки вам бы не советовал. Знаете ли, сегодня дежурит милейшая Марья Степановна, которая так любит свою работу, что заставит вас приобщиться к оной, если вы испортите начищенный лично ей кафель в этом храме чистоты и стерильности.
Голос врача действовал успокаивающе. Я бы даже сказала обезболивающе. Потому что с его болтовней меня по капле оставляла пульсирующая в голове боль.
– Посмотрите на меня, – я перевела взгляд на голос, – сколько пальцев вы видите?
– Восемнадцать...
– Шутить изволите. Это замечательно.
В глаза мне стрельнул луч фонарика.
– Давайте ме-едленно, очень медленно поднимаемся, – еще одни руки помогли мне приподняться, – Ну-с. Как вы себя чувствуете?
– Чувствую... – ответила я, подавляя очередной приступ тошноты.
– Голова болит, кружится? Тошнит? – из голоса врача пропала мягкость и еврейский акцент.
– Угу.
Я села, свесив ноги с высокого стола. Передо мной стоял пожилой врач среднего роста в белом халате, накинутом на зеленый хирургический костюм, рубаха которого обтягивала приличный такой животик. Его круглая голова была одета в веселый черный чепчик с черепушками, вместо глаз у которых были разноцветные цветочки. Да и сами черепушки были расписаны всевозможными узорами. Я хмыкнула.
– Шо за хмык? – доктор снова перешел на еврейский выговор, – Вы таки хочите мене сказать, шо я смешон? Я вас умоляю!
– Прикольный чепчик, – остановила я поток слов.
– А я говорил Розочке, шо его оценят, – доктор улыбнулся, но на меня посмотрели совершенно серьезные глаза насыщенного цвета шоколада, спрятанные за очками-половинками, – Барышня, а теперь оставим шутки-юмор, и смотрим внимательно за моим пальчиком.
Перед глазами возник коротенький пухлый пальчик, который стал двигаться влево-вправо и вверх-вниз. Я честно пыталась следить за ним глазами. Но когда он, сначала отодвинувшись от лица, стал стремительно к нему приближаться, вынуждая свести в кучу мои только что занявшие нормальное положения глаза, меня снова замутило.
– Так-так-так, – доктор посмотрел поверх очков куда-то за мою спину, – Как я уже вам сказал, молодой человек, у девушки таки есть мозги, которые в настоящий момент размышляют, достойна ли эта светлая головка их пребывания в ней. И если и в вашей голове присутствует сей жизненоважный орган, то я настоятельно рекомендую вам, – врач перевел взгляд на меня, – и вам, милая барышня, документально зафиксировать наличие оных в вашей черепной коробке посредством получения множества фотографий на томографе. За сим позвольте откланяться, – и доктор направился к выходу из кабинета. Дойдя до двери, и уже взявшись за ручку, он обернулся и добавил – И еще. Если вы не хотите оставаться в больнице... – он наклонил голову и внимательно посмотрел на меня поверх очков. Я качнула головой из стороны в сторону. И он перевел взгляд опять куда-то мне за спину, – То не оставляйте сие упрямое создание без присмотра ближайшие сутки.
– Обещаю, – это точно сказала не я.
– Направление на КТ получите у медсестры. Надеюсь, милая барышня, больше с вами не встретиться в стенах этого заведения. Честь имею.
И милый доктор покинул кабинет. А я медленно повернулась, что стоило мне большого труда и нового приступа тошноты.
– Не двигайтесь, – попросили меня и начали обходить стол, на котором я сидела.
Через мгновение в поле моего зрения попала грудь явно мужского происхождения, одетая в распахнутое сейчас пальто, под которым был серый свитер с высоким горлом. Я медленно начала поднимать глаза и, в конце концов, обнаружила лицо с улыбающимися голубыми глазами.
Толи от закидывания головы, толи от так раздражающего меня во всех своих проявлениях позитива, исходящего от молодого человека, стоящего напротив меня, меня снова замутило, но я с трудом сглотнув подступающий приступ, опустила вниз голову. Увиденное мною лицо было смутно знакомо, но малейшее проявление умственной деятельности мгновенно пресекалось тысячами иголок, впивающимися в мой мозг.
– Кто ты? – хмуро спросила я, – Глюк моей больной фантазии или еще что похуже?
Ответить мне не успели. В кабинет впорхнула молоденькая медсестричка, которая тут же зачирикала:
– Вот направление на КТ. Кабинет находится в этом здании на втором этаже. Можно воспользоваться креслом-каталкой и лифтом, он в конце коридора. Кресло здесь.
Пристрелите эту канарейку. Я обхватила голову руками.
– Спасибо, – вместо выстрела ответил ей мужской голос.
Медсестричка расплылась в улыбке.
– Алексей, а можно попросить у вас автограф?
Автограф? Он кто? Я опять подняла глаза и попыталась сфокусировать взгляд на парне.
И пока милое создание в коротеньком почти до неприличия халатике весело щебетала с особью мужеского пола, я пыталась вспомнить, где я его видела.
Высокий (конечно, для моих метр пятидесяти с кепкой) молодой мужчина, лет эдак двадцати пяти в полном расцвете сил правильного телосложения с русыми волосами. Судя по тому, что средний медицинский персонал его знает, и знает даже по имени, вряд ли он служит в пожарной охране, полиции или относится к другой героической профессии. Скорее всего, актер. А значит, именно это послужило причиной смутного узнавания его лица.
На большее пока я была не способна. Я подумаю об этом позже, уподобившись известной героине, я отложила эту задачку на потом. И решила сползти с высоченного для меня стола, стоявшего на середине белого стерильного даже на вид кабинета. Мне показалось, что я сижу очень высоко, и я даже подумывала перевернуться на живот и таким образом достигнуть столь вожделенного мною пола. Наверно, мои попытки были очень смешны, потому что через мгновение я очутилась стоящей на полу, а надо мной возвышался смеющийся он, не спешивший убирать свои ручонки из-под моих подмышек.
– Спасибо, конечно, но я сама, – хмуро отозвалась я.
– До томографа поедем?
– Я дойду.
Упрямства мне было не занимать, но сделав шаг, я поняла, что в данный момент с ним явно переборщила.
– Ну, пошли. Если что, остаток пути донесу.
Ну уж нет! Еще не хватало!
– Давай кресло...
Меня оставили на секунду. Я схватилась за край стола.
– Прошу, – под коленки мягко стукнулось сидение кресла-каталки, – Такси на Дубровку заказывали?
– Гы... – мрачно выдавила я из себя, плюхнувшись в подставленное транспортное средство.
– Давайте, я дверь подержу, – оказывается, медсестричка была еще здесь.
– Пристегните ремни. Прокачу с ветерком!
Господи! Где я успела так согрешить в свои двадцать лет, что ты мне послал такое огромное море позитива. Но на всякий случай вцепилась в подлокотники и закрыла глаза, во избежание, так сказать. Кто его знает? Может он и вправду щас как рванет. В памяти всплыли недавние гонки на тележках, устроенные нашими сушистами в Ашане.
Пока томограф сканировал мой мозг, убаюкивая мирным гудением, я даже чуть-чуть вздремнула. Поэтому была даже благодарна (где-то глубоко в душе), когда меня практически перенесли обратно в кресло. И пока моя нянька о чем-то беседовала сначала с врачом, выдавшем снимки, а потом опять с понравившееся мне пожилым евреем, я пребывала в состоянии полудремы, пропустив мимо ушей все рекомендации. Чуть проснулась, когда кресло выкатилось на морозный воздух, но вновь погрузилась в сон, едва очутившись в салоне машины. Мне было совершенно наплевать, куда и кто меня везет. Боль, наконец-то отступила, и я жутко хотела спать. Наверно, мне дали какое-то снотворное, иначе, чем объяснить такую сонливость.
Третье пробуждение было значительно приятнее первых двух. Голова не болела. Ну, почти. Единственное неудобство вызывала дикая жажда, как после жутчайшего похмелья. Горло скребло, я даже слюну сглотнуть не могла. Открыв глаза, я ничего не увидела. Я что, ослепла? Я села. Вдруг раздался легкий щелчок, и помещение, в котором я находилась, осветилось мягким светом ночника.
– Ваше Сонное Величество изволило проснуться?
– Пить... – только и смогла прохрипеть я.
В руки мне вложили стакан с прохладной водой. Я жадно осушила его до дна, вытерев губы тыльной стороной ладони. И только тогда взглянула на парня, сидящего передо мной на корточках.
– Лучше?
Я кивнула.
– Еще.
– Ты же лопнешь, деточка.
– А ты налей, и отойди.
Он рассмеялся, но поднялся и через некоторое время вернул мне стакан с еще одной порцией живительной влаги. Я отпила уже не так жадно и огляделась.
Я сидела, свесив ноги с достаточно широкого дивана, на котором валялся скомканный флисовый плед. Видимо именно им я была укрыта. Комната, сейчас погруженная в уютный полумрак, была большой и пустой. Кроме дивана, журнального столика, стоящего перед ним, огромного телевизора, висящего на стене, аппаратуры и колонок, расположившихся по углам, в ней ничего не было.
– Хм, – не удержалась я после осмотра места моего пребывания, – И где это я?
– В пещере людоеда? – господи, он еще и шутит.
Видимо на моем лице было отчетливо написано всё, что я думаю по этому поводу, потому что уже более спокойно мне ответили:
– У меня. Я же обещал доктору, что прослежу за тобой следующие сутки.
– Мы на ты? – я изумленно изогнула бровь. Точнее попыталась это сделать, потому что движение мышц на лице вызвало острый укол боли в голове, – Сколько времени? – был мой следующий вопрос.
– Мы перешли на ты на втором стакане воды, – весело откликнулся парень и продолжил, – Почти два часа ночи. Ты проспала почти двенадцать часов. И твоим друзьям я позвонил и предупредил, что ты увидишься с ними завтра.
Какой предусмотрительный. И тут я вспомнила, где я нахожусь в географическом смысле, и как здесь оказалась.
Вот предупреждала меня мама, чтобы я не заключала споры на пьяную голову. Отмечая корпоративный Новый год, мы отрывались по полной программе. Сами являясь работниками общепита, наш дружный спетый и спитый коллектив, вел себя в другом, естественно, питейном заведении хуже самых отъявленных хулиганов. А уж говорить о том, что трезвым среди нас оставался только Саныч, который был за рулем, и которому завтра единственному повезло отрабатывать смену, было излишним. И какого тупоголового гоблина мне пришло в голову спорить с братцами-кроликами сушистами на желание, что я смогу сделать коктейль с закрытыми глазами? Естественно, вся дружная компания сделала всё, чтобы этот спор я проиграла, и поэтому теперь я, спустя почти два месяца с того незабываемого вечера, выполняя их извращенное желание в составе того же самого коллектива, отмечаю Новый год в ненавистном мне городе Санкт-Петербурге. И кому какое дело, что уже конец января? У нас, работников общепита, всё не как у людей.
За что я не люблю этот город – это отдельная история. И может быть, когда-нибудь, я ее и расскажу, но не сейчас, это точно.
Мы отправились в «этот сказочный город», как говорит моя подружка и администратор нашего заведения Екатерина, на три дня, в качестве премии, полученной от нашего руководства за «прекрасно проведенные корпоративные вечера». Лучше б деньгами выдали, чеснслово. Но! Мое проигранное желание не дало мне возможность улизнуть с этого праздника жизни.
Поэтому пребывала я среди шумных товарищей в прескверном расположении духа, но к моему великому сожалению, это ни на градус не уменьшало веселья этих отмороженных на всю голову людей. А я их любила. Конечно своей странной, местами извращенной, любовью. Но они были мне дороги, и не только, как память. Перебрав за свою вечную студенческую жизнь массу коллективов пунктов общественного питания и у себя, и северной столице (ага, я и здесь успела отметиться), не раз зарекавшись бросить это неблагодарное дело, но раз за разом возвращавшись в эту сферу деятельности, я, наконец, нашла коллектив, который устраивал меня всем. И составом, и характером, и, что немаловажно, руководством. И терять мне их не хотелось от слова совершенно.
И вот, на второй день пребывания в городе Петра, мы возвращались из клуба к себе в гостиницу. Я шла, засунув руки в карманы и спрятав нос в воротник свитера, и ворчала себе под нос про погоду, которую здесь не берется предсказать ни один здравомыслящий метеоролог, кутаясь в меховую парку, не спасающую вечно мерзнувший мой организм от пронизывающего ветра. И кто бы сомневался, что именно я с моим-то везением поскользнусь на замершем асфальте, политым щедрыми питерскими тучами вчера вечером и ночным морозцем превративший его в качественный каток.
Последнее, что я помнила, что ноги резко ушли вверх, и я со всего своего казалось бы маленького роста от души приложилась затылком о твердую ровную поверхность, по ошибке названную тротуаром.
– Мама, роди меня обратно, – пробормотала я, ощупывая здоровенную шишку на затылке.
– Не так всё страшно, как кажется, – улыбнулся опять усевшийся на корточки передо мной парень, – сотрясение мозга, конечно, присутствует, но не более. КТ показало, что никаких серьезных последствий, слава богу, не наблюдается.
– А ты кто? – по-моему, я уже его спрашивала.
– Я? Просто мимо проходил. Увидел эпический полет, не смог пройти мимо. Тем более, что твои друзья, – он хмыкнул, – были слегка в... растерянном состоянии и не знали, что делать. Отвез тебя в больницу, потом к себе домой.
Я кивнула.
– А ты кто? – еще раз спросила я. Да-а, удар по голове явно сказался на моих умственных способностях.
Парень рассмеялся.
– Что смешного?
– Ничего, – он встал и пригласил меня за собой, – Пойдем. Тебе чай или кофе?
– Кофе, – мрачно отозвалась я, и попыталась подняться.
Меня качнуло, ноги держали плохо. Тут же на спину легла рука, удерживая меня в вертикальном положении.
– Давай-ка, я тебя подержу.
– Подержи. Сегодня доступ к телу со скидкой.
Он опять рассмеялся.
Уже сидя на кухне, и грея вечно мерзнущие пальцы о бокал с горячим вкусно-пахнущим напитком, я еще раз посмотрела на парня.
– Если ты еще раз спросишь меня, кто я, я рискую подавиться кофе.
– Хорошо спрашивать не буду.
Я опять подумала, что мне до боли знакомо это красивое без сомнения лицо с голубыми глазами, обрамленными густыми длинными ресницами.
– Телевизор ты не смотришь, в кино не ходишь?
– Хожу, смотрю. Но на на Дауни-младшего ты не похож, на Хиддлстона тоже, разве что на Хемсворта, но я столько не выпью.
Он улыбнулся.
– Поклонница Марвел?
– Ну и? – с вызовом посмотрела я на сидящее передо мной воплощение грез пятнадцатилетних школьниц.
Он поднял руки, сдаваясь.
– Я тоже люблю комиксы. Алексей Демидов, – просто представился он и хитро на меня посмотрел, видимо все-таки надеясь на узнавание его персоны с моей стороны.
И таки он его получил! О, нет! Только не он! На моем месте должна была оказаться моя мамочка! Вот уж она оценила бы всю иронию судьбы! Я со вздохом уронила голову на стол.
– Ох...
– Тебе хуже? – обеспокоенно прозвучал голос надо мной, и волос коснулась рука.
– Мне ужасно, – отозвалась я, не поднимая головы, – Изыди, кошмар моих дней, проведенных дома.
Я услышала удаляющиеся шаги. Надо же получилось. Но звуки набираемого на телефоне номера меня насторожили. Я, перегнувшись через стол, выглянула в коридор.
– Куда звонишь?
– В скорую. Все-таки надо было оставить тебя в больнице.
Я откинулась на спинку стула:
– Не надо врачей. Я не в этом смысле.
Парень вернулся в кухню, все еще сжимая в одной руке телефон, и тревожно на меня посмотрел.
– А в каком?
Я ухмыльнулась. Ну не рассказывать же ему, что моя любимая мамочка последнее время только и говорит о нем. Что она пересмотрела все (ну или почти все) фильмы с его участием. И делится она своими чувствами ну почему-то исключительно мне. Хотя до окончательного крышесноса дело еще не дошло, но выносить ее новую любовь было тяжко. Как только папа с этим мирится? Правда, отношения моих родителей назвать нормальными (в смысле среднестатистическими) было нельзя совершенно. Эта странная парочка забавляла меня с самого детства, но их трепетное и нежное отношение друг к другу всегда меня восхищало.
Мама была натурой влюбчивой и романтичной. Раз в несколько лет она влюблялась по уши в какого-нибудь актера или спортсмена. Но при всем при этом, это не мешало ей продолжать нежно любить своего мужа. По-моему, папа даже был рад такому положению вещей, потому что всё пылкое чувство, расцветавшее в маме в этот период, она выплескивала на него, не имея под рукой предмет своего обожания. И мы давно привыкли, что период обострения романтических чувств мамы надо просто пережить. Как ветрянку. Но не объяснять же это всё недоуменно и вопросительно смотревшему на меня актеру.
– Проехали, – закрыла я тему.
Он присел на краешек стула.
– Да-а, впервые наблюдаю такую реакцию на свое имя.
– То ли еще будет... – пробубнила я себе под нос, – О, кей! – сказала я бодро, и встала, опираясь на стол, – возвращай меня к родным моим человечкам. А то время позднее, мне еще выспаться надо. Знаю я наших братцев-кроликов, они потащат завтра мою несчастную тушку на очередное испытание под названием ночной клуб.
Парень выразительно вскинул бровь.
– Я обещал доктору посмотреть за тобой сутки, так что верну тебя завтра в одиннадцать и ни часом раньше. А поспать ты можешь и здесь. Диван в твоем распоряжении. Надеюсь на нем удобно?
Я даже возмущаться не стала. Во-первых, мне опять жутко захотелось спать, не смотря на кофе. Во-вторых, совершенно не улыбалось тащиться (Кстати, а в каком районе мы сейчас находились?) по промозглой погоде куда бы то ни было. В-третьих, диван меня вполне устраивал. Но я не могла не оставить последнее слово за собой:
– Перед своей девушкой сам будешь оправдываться. Меня в ваши разборки не втягивать. Мое тело не кантовать, при пожаре выносить первой и тушить теплой водой.
И отправилась в уже знакомую комнату под теплый пледик. Уснула я, похоже, даже раньше, чем тело приняло горизонтальное положение.
Глава 2
– Утро красит нежным цветом, – пробормотала я, глядя на свое отражение в зеркале ванной.
Из зеркала на меня смотрел свеженький такой почти симпатичный трупик, с зеленоватым цветом лица и нежно-фиолетовыми синяками под глазами.
Некромант, поднявший этот трупик в восемь (!) часов утра, был раздражающе бодр, свеж и весел. Со словами: «У меня сегодня съемки, но завезти я тебя успею», мне выдали новую зубную щетку, полотенце, и подтолкнули к ванной комнате.
– Просыпайся, чудо-юдо. Я пока кофе сварю.
На мой молчаливый вопрос о наличии у конкретного товарища коллекции зубных щеток в упаковках, мне с усмешкой ответили:
– Пока бегал, забежал в магазин, купил.
Он еще и бегает по утрам!!! Убейте меня тапком!
И вот она, в смысле я, нарядная, в смысле лохматая, помятая, заспанная, далее по списку, на праздник к нам пришла. В смысле поднять подняли, а разбудить забыли, да еще и притащили на праздник жизни. Как можно с утра быть таким бодрым, веселым, улыбчивым в моем ушибленном и сотрясенном мозгу не укладывалось. И впихнуть в мою голову такое невпихуемое знание я не горела желанием совершенно.
Вяло покрутив щеткой во рту, пару раз плеснув в лицо теплой водой (некромант, поди, еще и холодной водой обливается, бр-р-р-р...), я выползла из храма Мойдодыра и походкой зомби, а-ля ожившие мертвецы, поплелась на запах свежей крови... Тьфу ты, свежесваренного кофе. Мое эпическое явление народу оценили лукавые смеющиеся глаза, выглядывающие из-за края кружки. Я залезла на стул с ногами, взяла любезно пододвинутую мне личным некромантом кружку с кофе и вернула этой жизнерадостной моське мрачный взгляд.
– Булочки, бутерброды, или что-нибудь посущественней?
– Бутерброды.
Наш диалог мне напомнил двух мультяшных героев Аха и Оха. Надеюсь, никому не надо объяснять, кто кого олицетворял?
Напевая себе под нос что-то веселое, Алексей Демидов собственной персоной на своей собственной кухне сделал мне пару бутербродов с колбасой и с сыром и, поставив передо мной тарелку, снова уселся напротив меня.
Я взяла колбасный бутерброд, откусила от него приличный кусок и, запив все это глотком обалденного кофе, блаженно закрыла глаза.
– М-м-м, жизнь-то налаживается...
В ответ я услышала тихий смех. Я уставилась на смеющегося парня и левая бровь сама собой полезла вверх.
– Что смешного?
– Ты похожа на взъерошенного воробья, – вторая бровь отправилась на лоб вслед за первой, – которого изрядно пожевала кошка, но почему-то решила выплюнуть.
– Отравиться побоялась, – ответила я.
Парень от души рассмеялся. Мой непроснувшийся организм уже подавал первые признаки жизни, поэтому веселье данного индивидуума почти не раздражало. Алекс (я привычно сократила имя, как это делала для всех друзей) склонил голову набок и с интересом на меня посмотрел:
– А хочешь побывать на съемочной площадке?
– А что я там забыла? – в тон ему ответила я.
Он опять улыбнулся. Такое впечатление, что его лицо в принципе не знало другого выражения.
– Первый раз вижу человека, которому неинтересно увидеть, как снимается фильм. Обычно меня упрашивают, а тут я сам предлагаю, а ты отказываешься. Тебе не интересно?
– Интересно. Но с моим видом, я боюсь, меня примут за исполнителя зомби в гриме. У вас там зомби по сценарию есть?
Он опять рассмеялся.
– Зомби нет. Зато есть великолепный гример, который может из чудовища сделать красавицу.
Я скривилась:
– Конечно, для меня не секрет, что я не красавица, но вот чудовищем меня никто не называл.
– Поехали.
Удивительно, как легко было пикироваться с Алексом. Вообще я сложно подпускала к себе людей. И поэтому у меня было мало друзей, еще меньше знали меня настоящую. Я предпочитала держать людей на расстоянии, и обычно проходил не один месяц, пока я допускала человека ближе. А Алекс за неполные сутки знакомства уже оказался во втором круге. Хотя ночь, проведенная в одной квартире, сближает. Я хмыкнула.
Оказавшись на улице, я тут же полезла в карман, достала сигареты, и с наслаждением втянула дым. Как мне хотелось курить, я поняла только сейчас.
– Ты куришь? – удивление в голосе было такое, как будто я была единственная девушка на земле, имеющая эту вредную привычку.
Я привычно огрызнулась:
– Угу, а еще пью и ругаюсь матом. Не боишься, что и тебя плохому научу?
Алекс с улыбкой поднял руки.
– Оп-оп-оп. Ежик, иголки спрячь, – он подтолкнул меня в сторону машины, – Я не кусаюсь.
Открыв дверь, Алекс облокотился на нее, дожидаясь, пока я докурю сигарету и сяду. Потом весело плюхнувшись рядом, спросил:
– Против музыки возражения есть?
– Нет, если это будет не Меладзе или Билан.
– Обещаю, этих не будет.
И он включил магнитолу, откуда по салону разлился мягкий голос Стинга с его англичанином, который что-то забыл в Нью-Йорке. Ладно, сойдет...
– Ехать долго? – я прикрыла глаза.
Действие одной кружки кофе заканчивалось стремительно, и я раздумывала, успею ли я вздремнуть по дороге.
– Минут тридцать, – ответил мне шофер, выруливая со двора, – но спать не дам.
Я аж от такой наглости проснулась и повернулась всем телом в сторону этого камикадзе, а он с невозмутимым выражением морды лица, лавируя в потоке машин, продолжил:
– Утренний Петербург прекрасен. И если ты не встретишь утро вместе с ним, то ты опоздаешь на весь день.
Я нахмурилась. Где-то я уже слышала эту глубокую мысль. Ну не эту, но похожую... Я привычно обняла свой вечно мерзнущий организм руками и попыталась спрятать нос в меховой опушке парки.
– Мерзнешь, волчий хвост?
Я опять возмущенно встрепенулась:
– Слушай, получать с утра столь сомнительные комплименты я, мягко скажем, не привыкла. То чудовище, то волчий хвост. И кто только тебя воспитывал?
В ответ я опять увидела улыбающуюся моську и притворный вздох:
– Эх, тяжелое детство, черно-белый телевизор, советские мультики...
– Ага, зеленые Гены и коричневые Чебурашки, – тем же тоном ответила я и почувствовала, что мое сидение начало нагреваться, да и в салоне стало заметно теплее.
Кто-то явно включил печку. А от такой заботы стало еще чуть-чуть теплее.
Я уставилась в окно. Мимо проносились дома, светофоры, мосты. Под ненавязчивую мелодию я задумалась над тем, почему совершенно чужой мне человек за несколько часов стал... другом? Да ну, на фиг! Но уже больше, чем просто знакомым, точно. И как-то легко с ним было. Как будто мы знали друг друга уже давно. За этими мыслями я не заметила, как дорога кончилась.
Машина мягко притормозила рядом с высокими воротами. Я стала крутить головой, надеясь увидеть над ними большую надпись Ленфильм. Но ничего не увидела. Видимо разочарование так явно было написано на моем лице, что Демидов, обойдя машину и открыв мне дверь, протягивая руку, сказал:
– Сегодня съемки не в студии. Это склад какой-то.
Я выбралась из машины, проигнорировав протянутую руку. Вот еще! Я девочка большая, самостоятельная, сама себе шнурки завязываю. Обойдусь без помощников. Достав сигареты, вопросительно глянула на своего спутника.
– Внутри курить нельзя, – правильно понял он мой взгляд, – так что травись здесь. И пойдем. Нам еще к Светику надо забежать.
Я нахмурилась. Кто такая «Светик», и зачем МНЕ к ней надо забежать? Оказалось, что этот самый «Светик» и есть тот самый великолепный гример, к которому меня притащили, изрядно поплутав по коридорам старого здания, находящегося за теми самыми высокими воротами. Уже на третьем или четвертом повороте я поняла, что обратной дороги не найду, даже если меня начнут пытать, поэтому покрепче вцепилась в руку тащившего меня парня. А он, похоже, не имел ничего против такого положения вещей.
Наконец, мы остановились около одной из многих одинаковых дверей. На ней не было ни таблички, ни каких других опознавательных знаков, и только уверенное поведение моего проводника убеждало меня, что мы достигли конечного пункта нашего путешествия. Алекс открыл дверь, пропуская меня вперед. Ага, щаз! Я продолжала цепляться за его руку, и совершенно не горела желанием узнать, что же находится за этой дверью. Тяжело вздохнув, меня втащили в ярко освещенное помещение. После сумрачных коридоров в первое мгновение я ничего не смогла разглядеть, а потом увидела, что в вытянутой прямоугольной комнате стояли четыре стола с зеркалами. Гримерная. А в комнате почему-то пахло булочками с корицей. Я огляделась. В дальнем от входа углу стоял еще один стол, за которым с чашками в руках сидело несколько девушек. Они все разом повернулись в нашу сторону. Алекс расплылся в улыбке:
– Девчонки, привет!
– О! Лёшик прибыл! – навстречу нам из-за стола вскочила совсем молоденькая девчушка лет пятнадцати со смешными рыжими короткими косичками. Она мне чем-то сразу напомнила Пеппи-ДлинныйЧулок, – ты сегодня рано. А кто это с тобой?
– Вот, Светик. Только твои золотые ручки смогут из этого заколдованного чудища сделать прекрасную девушку, – меня подтолкнули вперед.
