Текст книги "Чаща"

Автор книги: Анна Щебуняева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Становилось темнее. Хвойный лес полностью поглотил лиственный. Ни единого звука не доносилось ни справа, ни слева от мальчика. Гробовая тишина. Гробовая. Микола поежился. Ветер тоже стих. Все стихло. А река? Где шум воды? Где река?

– Исчезла, – прошептал Микола, испуганно оглядываясь. – Потерял. Задумался. Идиот! Как теперь назад возвращаться?

Искать его станут только ночью, ведь все парни его возраста пропадают где ни попадя целыми сутками. А где искать? Начнут с самой деревни. Про лес только к утру додумаются. А там и еще день потратят. Как быть, как быть.

Сел Микола на поваленное дерево и загрустил. Мама расстроится. Мама всегда расстраивается и из-за более незначительных вещей. А тут… Он никогда не терялся, на него можно было положиться. Отец так и говорил матери, когда она расстраивалась: «На парня можно положиться, что ты за него трясешься, как будто он маленький». А выходит так, что отец был не прав. К грусти и страху добавился стыд. В трех соснах заблудиться. Рядом с рекой заблудиться. Ей-богу, как маленький. И позор будет такой, когда его найдут. И потом месяц из дома не выпустят. А мама будет ходить мимо, смотреть на него печальными глазами и ни словечка не вымолвит. Надо придумывать, как самому отсюда выбираться. Лег Микола на траву, заложил руки за голову, задумался. Сквозь кроны едва проступало небо, и она становилось фиолетовым прямо на глазах. Скоро стемнеет, совсем стемнеет, а может, даже придут волки. Или медведь. Думал Микола, думал, пока не уснул.

…

Снилось ему, что он маленький и несчастный. Мама оставила его посреди рынка и ушла по своим делам. Вокруг проходили люди, которых он совсем не знал, но они не обращали на него внимания. Он плакал и звал ее: «Мама! Мама!» Но мама все не приходила. Никому он был не нужен, никому. Другие родители вели своих детей за руку, ни на минуту не выпуская. А он все стоял, стоял, не зная, что делать. Он не хотел потеряться. Вдруг мама вернется за ним и не найдет его на месте.

Потом он ее увидел. Оказывается, она не ушла далеко, просто из-за паники он ее не разглядел. Она стояла в трех прилавках от него, наполовину скрытая корзинами с овощами, видно было только ее лицо и темные каштановые волосы, как всегда аккуратно уложенные вокруг головы. Никогда мама не выходила на люди в растрепанном виде. А теперь всегда идеальная мама плакала посреди площади. Плакала и орала на отца, который стоял тут же, рядом с ней, понуро опустив голову и теребя в руках край куртки.

– Зачем, зачем ты к ней ходишь? Я не понимаю. Я просто не понимаю происходящего.

Он ответил ей, но не очень уверенно:

– Не твое дело, с кем я провожу свое время. Твое дело – заниматься домом и детьми. И с тем, и с другим ты не очень пока справляешься.

– Что?! – завопила мать. – Да как ты смеешь говорить мне об этом! Я прекрасно воспитываю нашего сына. Он хорошо образован, у него манеры, он сытый и чистый. Чистый, в отличие от твоей душонки! Одно дело твои шашни с прислугой или пьяные пирушки с друзьями, оканчивающиеся в постелях, весьма отдаленных от постели твоей супруги. Я все могу понять, все вы мужчины кобели еще те. Но ходить в лес к какой-то потаскушке, регулярно ходить… Сколько ты это уже делаешь? Сколько времени прошло, прежде чем ты решился мне про все рассказать? Месяц? Два?

– Год, – отец покраснел. Микола видел это даже со своего места. А потом побагровел и поднял глаза, больше не смотрел в землю.

– Год? Целый год? Да если бы я могла от тебя уйти, если бы только было можно, я бы непременно это сделала сию же минуту.

– Не сделала бы.

– С чего ты такое взял?

– Куда ты пойдешь? Вернешься к своим бедным родителям? Или ты забыла, откуда я тебя вытащил?

– Я ничего не забыла! Я была самой красивой девушкой во всей деревне. Любой был бы счастлив жениться на мне.

– Была. Но что-то изменилось. Тебе уже не шестнадцать лет, и ты никакая уже не девушка.

Мать замахнулась. Первый раз в жизни замахнулась. Она не била даже своего сына. Никогда. И слуг не била, хотя могла бы. Она никого бы в жизни не обидела. Она замахнулась, но опустила бессильно руку.

– Я могу содержать тебя полностью до конца твоих дней. Построить тебе дом. Ты не будешь ни в чем нуждаться.

– А сам ты будешь жить со своей этой шлюхой?

– Не знаю. Наверное. Может быть и нет. Ты согласна? Я взял за тебя ответственность и я позабочусь, чтобы ты не умерла от голода.

– Я никогда в жизни не соглашусь на то, чтобы вся деревня судачила о том, что Марья не живет вместе с мужем, что он ее бросил. Никогда никто обо мне такого не скажет.

– Так что же будем делать?

– Брось ее, вернись в семью, давай все забудем, – взмолилась мама. – Все будет как раньше.

– Чтоб родилось что-то новое, что-то должно умереть. Я больше не люблю тебя, Марья, и никто из нас ничего не сможет с этим поделать. Если я и любил тебя раньше…

– Замолчи! Замолчи и никогда больше мы не вернемся к этому разговору. Скажи только…. Скажи только, как ее зовут.

– Моргана.

И тут земля затряслась, еда с прилавков посыпалась на грязную землю, люди падали и исчезали. Микола упал на бок. Его продолжало трясти.

…

– Эй! Мальчик! Мальчик!

Микола приоткрыл один глаз.

– Мальчик, ты живой? – до сознания доносился приятный девичий голос. – Ты что здесь спишь? Почему не дома? Мальчик, мальчик!

Микола вырвал руку из непрошенных объятий:

– Отстань! Кто ты такая?

Открыл оба глаза, повернулся на голос и обомлел. Перед ним на коленках сидела очень молодая девушка. Лет шестнадцати, с волосами такими темными, как крылья у ворон, в деревне таких не встретишь, с бледным лицом, и яркими, голубыми, как кусок неба, глазами. С обеспокоенным выражением лица она наклонилась к Миколе и трясла его, пытаясь разбудить.

– Я Моргана, и я тебе уже представилась и не раз, пока ты отбивался от меня и кричал. А ты кто?

– Я Микола. Гулял по лесу, прилег на траву и нечаянно заснул.

Девушка вскочила на ноги и давай смеяться:

– Ты заблудился, заблудился! Заблудился в трех шагах от деревни.

Микола тоже вскочил на ноги и сжал кулаки:

– Ничего не в трех шагах, в километре от деревни растут осины и клены, а тут кругом сплошные сосны или что это такое. И не заблудился я! Я знаю дорогу!

– Хорошо, не заблудился, так не заблудился. Тогда я пойду, – и она начала удаляться между деревьев, озорно пританцовывая.

– Погоди! Да, да, я заблудился. Я не знаю, как вернуться домой, а уже наверное ночь. Ты знаешь, как вернуться в деревню? Если знаешь, скажи. Я сын деревенского Главы. Мои родители что угодно тебе за меня дадут.

– Двадцать ударов розгами они мне дадут, знаю я этих деревенских глав. Провожу тебя до опушки, а дальше сам.

И помчалась в лес, как лань, быстро и легко перебирая ногами, скрытыми в складках темно синей юбки.

– Синий идет к ее глазам, – зачем-то подумал Микола и побежал следом, боясь упустить ее из виду и остаться в лесу на веки вечные.

– А ты где сама-то живешь? – у Миколы сбилось дыхание, так быстро они шли, но он старался сделать вид, что все в порядке.

– То там, то здесь. Сейчас там, – и неопределенно махнула влево.

– Там – это где? В соседней деревне? Куда мой отец сегодня поехал?

– Ага, ага, – пропела девушка. – А расскажи мне про своего отца. Каков он из себя?

Микола не заметил, как ловко она переводит тему. Он очень любил рассказывать про себя:

– Ну, он строгий, но справедливый. Смелый, ничего не боится. И самый главный, его все уважают.

– Ой ли?

– Точно тебе говорю. У него знаешь, сколько крестьян и слуг? Они делают все, что он им говорит.

– Иначе что?

– Что?

– Иначе плетью по спине, вот что. Знаю я твоих деревенских глав.

– Да откуда тебе что-то знать, ты и не живешь в нашей деревне, и никого оттуда не знаешь.

– Главные везде одинаковые, они всегда бьют неглавных розгами, чтобы те их слушались, а без розг никто никого слушать не станет.

– Тебя били хоть раз?

Девушка резко остановилась и Микола чуть в нее не врезался с размаху. Вовремя остановился, но все равно оказался очень близко. От нее пахло полевыми травами и цветами, а вблизи она оказалась еще лучше, чем издалека, когда он пытался ее догнать, а она убегала. Внезапно очень зло она произнесла:

– Еще бы меня кто-то бил, пусть попробуют.

Микола вдруг понял, что ей не шестнадцать. Он увидел это в ее глазах, вспыхнувших в последний раз голубым и превратившимся в бледно серые, грустный, мудрые. Старые? Она смотрела на него, как будто прошла через все и все знала. Знала, что было и что будет. Знала, что творится у него в голове. Знала, что она ему понравилась, и знала, что сам он этого еще не понял.

– Пусть попробуют, – повторила она еще раз, стиснув зубы с такой ненавистью, что эмаль на них хрустнула. Затем развернулась на каблуках и молча пошла дальше. Микола побрел за ней, не понимая, что он такого сделал, чтобы вызвать столь сильную реакцию. Думалось ему тяжело, не готов он еще был разбираться в хитросплетениях человеческих мотивов. Обычно он просто смотрел, как поступают взрослые, мнение которых он считал важным. В основном это был отец. Иногда – мама, но мама была женщиной, их реальности соприкасались лишь чуть, и проблемы в них были совершенно разные. Но ни в какой реальности не было ответа, почему девчонка разозлилась после одной фразы и, главное, что теперь с этим делать.

– Пока я спал, мне мама с папой приснились, – произнес он внезапно, сам не зная, зачем ему понадобилось делиться с девчонкой своими снами.

– Что делали? – вдруг заинтересовалась она.

– Ругались из-за какой-то женщины. Не помню, как ее звали, как-то на «М»… Моргана… Хотя это же ты Моргана. Ты меня разбудила и сон смешался с явью, и теперь я не помню, как ее звали.

– В соснах снится только прошлое, в осинах снится будущее, а в самой Чаще снятся последние в жизни сны. Не забредай так далеко.

– Это было прошлое, это было, я знаю.

– Было да прошло, да?

– А откуда тебе знать, что там в Чаще? Сама-то ты там ни разу не была. Там никто не был из живых. Все знают, что оттуда не возвращаются. Другое дело, что ее еще найти надо.

– Ты почти нашел.

– Слава богу, что почти.

– Трус, – твердо заявила Моргана.

– Трус – потому что я не хочу умирать в Чаще?! – Микола тоже вспыхнул.

– Да. Тебе же интересно узнать, что там. Так почему бы не проверить, вместо того, чтобы верить бабкиным сказкам?

– Мне мама рассказывала… Там изба с забором из человеческих костей. А кто туда войдет – назад не воротится. Там живет злая ведьма, поедающая людей живьем. Она ненавидит все живое.

– Остара, – поправила Моргана.

– Что? – не понял Микола.

– Ее зовут Остара, и она не ведьма. Она создает жизнь из смерти. Забирает то, что уже отжило, и выплевывает из себя то, чему пора родиться. Она никого не убивает.

– Но мама мне по-другому рассказывала.

– Мало ли что тебе мама рассказывала, она и сама там не была, и все, кого она знает, тоже там не были.

– А ты что ли была?

– Может быть и нет, а может быть… О! Мы почти пришли.

Они вышли на опушку. Ночь действительно настала. На небе сияли звезды, огромные, как часто бывает в деревне в майские ночи, если в день перед тем не было ни облачка.

– Я дальше не пойду. Деревня – место не для меня. Хочешь – приходи завтра, как стемнеет, на это же место, расскажу тебе про Остару, мать смерти и жизни. Не захочешь – не приходи. Я долго ждать в любом случае не буду.

Микола засмотрелся на звезды, как и все подростки, восхищаясь безграничностью неба. Это потом, когда вырастаем, мы не замечаем неба, все больше смотрим в землю. На земле находится все, для нас важное – растет зерно, пасется скот, лежит поверженный враг. И вообще смотреть прямо с каждым годом становится все более опасно, не дай Бог примут за чрезмерное высокомерие власть имущее. А уж вверх, на небо, еще опаснее. Неизвестно до чего можно домечтаться, а работа не ждет. Когда же Микола повернулся, девушки уже не было. Пожал он плечами и пошел домой, наказание получать за столь долгое отсутствие.

…

Он не получил. Его даже никто не искал. Мама просто плакала. Все работники, воспользовавшись отсутствием отца, ушли в кабак пить пиво и петь песни. Из слуг осталась только пожилая Марфа, а она совсем не помощник в поисках маленького мальчика. Мама не знала, что делать, а пока думала, Микола явился сам. Она была так рада, что даже не стала его наказывать. Они посидели немного на крыльце, поболтали. Микола рассказал ей, что с ним случилось. Мама погладила его по голове.

– Так далеко забрался, маленький. Не делай так больше. А если бы ты дошел до Чащи? Это очень опасно. А как звали ту девочку, которую ты встретил?

– Не помню точно. Имя чудное. Моргана, что ли…

– Как? – побледнела мать.

– Да не помню я, вроде так. А что?

– Моргана… Не может девочку звать Моргана, потому что Моргане сейчас должно быть лет тридцать.

– Я не понимаю, мама.

– И нечего здесь понимать. Нет больше той Морганы. Наверное, просто имя похожее.

– А что там в Чаще, мама? Почему все боятся туда ходить?

– Я же рассказывала тебе, помнишь?

– Помню, но ведь все это враки. Есть кто-нибудь, кто там действительно был и видел хоть что-то страшное? Не сто лет назад, а недавно.

– Есть. Но он не будет ни с кем разговаривать про это.

– А кто он?

– Один из охотников. Но он с тех пор, как вернулся, ни с кем не разговаривает. Только приносит дичь бабам на рынок, на продажу, и уходит к себе. А живет он на том краю деревни, который от Чащи дальше всего. «И то это слишком близко», – говорит он. Но все равно каждый день ходит в лес охотиться. Ненавидит его и любит. Но он тебе ничего не расскажет, говорю же тебе.

– А расскажи еще про Чащу. Откуда она взялась? Что там, кроме ведьмы этой, Остары?

– Ну, слушай, малыш. Раньше на месте нашей деревни было всего десять домов. И жили в них десять семей. Они совсем недавно поселились здесь, и не знали ничего ни о лесе, ни о Чаще. Их выгнала с прежнего места война. Лишившись дома, они пошли, куда глаза глядят, прихватив с собой мотыги и топоры. И вот они наткнулись на реку. На нашу Быстрицу. Вырубили лес, засадили пшеницу и гречку. Построили загоны для скота и начали жить.

Жили они жили, а спустя три года, как снег начал таять, из деревни стали пропадать люди. Сначала пропал старик. Но кто станет искать старика? Он не приносит пользу деревне, а является обузой. С ним нужно делиться едой и одеждой, а он ничего не может отдать взамен. Когда-то мог и отдавал, но кого интересует история?

Потом стали пропадать охотники, из тех, кто уходил в лес на несколько дней и искал по-настоящему трудного зверя. Например, медведя. Из его шкуры можно делать зимнюю обувь и шкуры, чтобы под ними спать зимой. А человек, сумевший справиться с медведем, пользовался особым уважением в деревне. Молодые горячие охотники ходили совершать свой подвиг. Ходили все три года, а теперь не возвращались.

А когда подул теплый весенний ветерок, тот, который обещает обновление и зовет, зовет вдаль, отчего оставаться на месте становится тоскливо, зато идти куда угодно хочется нестерпимо, пропало несколько девушек.

Не выдержали жители деревни. Слишком большие потери несло их общество, надо разобраться, в чем дело. Поэтому снарядили они группу из двадцати человек – прочесать лес вдоль и поперек и найти людей или их трупы.

Рано утром добровольцы направились в самую глубину леса. А где еще искать пропавших людей? Не на опушке же. Шли они и шли, вдоль реки, чтоб не потеряться. Сначала весело переговаривались, смеялись и пели песни, но когда попали в зону тишины, разговаривать перестали. Если весь лес молчит, то и им привлекать к себе излишнее внимание не стоит.

– Слышь, Макар, почему тихо так? – спросил самый младший из группы, Ярослав. Макар был самый опытный из них, всю жизнь охотился и собирал грибы, в жизни поля не пахал.

– Потому что звери боятся.

– Кого? Нас?

– С чего им тебя-то бояться? – рассмеялся Макар, но осекся и огляделся по сторонам.

– А кого?

– А кого-то. Мне откуда знать? Но если природа молчит, значит кто-то тут есть… Не очень природный.

Так и шли дальше. А потом река потекла в обратную сторону. И все это заметили, но никто не сказал остальным. Мало ли, что могло показаться. Не мог ты идти против течения, а потом внезапно пойти по нему. Через полчаса Ярослав дернул Макара за рукав и прошептал:

– Река не туда текла.

– Я знаю, – тихо ответил Макар.

– Другим скажем?

– Они разбегутся по лесу, кто домой сбежит, а кто заблудится от страха и потеряется. А у нас задание. Так что пошли.

Стало темнеть, хотя они шли всего несколько часов. Не видно было дальше двух шагов. Навалившаяся откуда ни возьмись усталость заставляла мужчин поминутно останавливаться и восстанавливать дыхание. Они удивлялись, ведь все они были сильные и выносливые, но садились на землю и поваленные деревья и переводили дыхание.

– Я отлучусь, – сказал один из них. – Ненадолго.

– Смотри, чтоб тебя не схватило чудовище, – заржал его товарищ.

– Да иди ты. Какие тут чудовища?

– Темно… – протянул Макар. – Ни зги не видно.

– Ну и что мне теперь, под себя ходить? – психанул мужик и ушел.

Сначала слышно было, как кусты скрипят под его ногами, потом звук стал стихать, пока снова не наступила полная тишина.

– Где он? – спустя пять минут спросил Ярослав.

– Счас придет, – ответил Макар, мастеря очередную самокрутку. Он казался полностью сосредоточен на этом деле, хоть и можно было заметить, если приглядишься, что пальцы его слегка тряслись.

– Не приходит че то, – буркнул один из спутников.

– Нам дальше идти надо, – отозвался другой. – Эй! Алексей! Возвращайся уже, у тебя там что за важные дела? В штаны от страха наложил что ли?

Раздались короткие смешки, но быстро прекратились. Смеяться не хотелось. Вообще находиться здесь не хотелось, но они сами вызвались, и просто вернуться назад было бы смешно.

Алексей не откликался.

– Эй! Не смешно.

– Пойду посмотрю, – сказал Макар, хоть в его голосе и не слышалось большое желание.

– Я с тобой, – ответил один из группы. Он просто не хотел выглядеть трусливым. Идти он, конечно, не хотел.

Они прошли в том же направлении, ломая те же кусты, спотыкаясь о те же ветки. Все повернули головы в их стороны и пытались расслышать любое движение. Звуки шагов оборвались, наступила минутная тишина, разорвавшаяся криком Макара.

– Ни хрена себе!

Все повскакивали со своих мест и побежали на голос. Алексей сидел, облокотившись о дерево. Ноги его расслабленно растянулись на земле, руки свесились, глаза были закрыты. Можно было бы подумать, что он спит, если бы не отсутствие одной детали. В Алексее отсутствовало сердце. Ребра были аккуратно отделены от грудины, грудная клетка раскрыта, а на месте сердца зияла пустота.

– Пошли. Нахрен. Отсюда, – раздельно проговорил один из мужиков, самый коренастый и угрюмый.

– А нахрена мы тогда сюда шли, если сейчас уйдем? – спросил Макар.

– Я на такое не подписывался.

– А кто подписывался? Разве кто-то знал, что тут творится? Однако вопрос этот надо решать. Как мы будем жить под боком у какого-то чудовища? Как будем охотиться? От нашей деревни за год ничего не останется, если люди продолжат пропадать. Нам надо найти это чудовище и уничтожить.

– Вы как хотите, а я ухожу, – отрезал коренастый.

– Тебе будет стыдно всю оставшуюся жизнь, – Макар пытался его остановить.

– Я справлюсь. Это лучше, чем подпирать дерево своим растерзанным трупом. Вы что ли не видите, что это не зверь? Звери не умеют разделывать трупы и не питаются отдельными частями человека. Это какое-то первобытное зло. Не нам, людям, с таким связываться.

– Останься.

– Нет, – коренастый ушел в лес, ни разу не обернувшись.

Больше его никто не видел. Что с ним было, никто не знал, да только до деревни он не дошел.

Группа двинулась дальше. Останавливаться больше не хотелось, поэтому усталость они старались не замечать. Они шли и шли, никого не встречая на своем пути. Усталость давила все сильнее – ложилась грузом на плечи, подгибала ноги. Они сами не заметили момента, когда сил идти больше не осталось, и они просто заснули на земле.

Ярослав проснулся от запаха. Он был кисловатый, но одновременно аппетитный. Они давно не ели. Кто-то жарит мясо на ужин, подумал Ярослав, и радостная улыбка разлилась по его лицу. Он приподнялся на локте и огляделся вокруг. Он лежал в кустах, его товарищей рядом не было, а неподалеку едва различался свет между деревьев. Ярослав встал и побрел туда, где могли быть его друзья. Он еще чувствовал сонливость, но уже не падал от усталости.

Он дошел до забора, окружавшего одинокий дом в лесу. Запах исходил оттуда. Он хотел войти и даже дотронулся до калитки, как вдруг внимание его привлек материал, из которого был сделан забор. Это были кости! Огромные кости. Почему-то ему пришло в голову, что они были человеческими. Он обходил забор вкруг, пока ему не попался зазор между костями, чьими бы они ни были. Он заглянул внутрь этого страшного мира и больше в жизни своей не мог говорить ни о чем другом.

Когда он добежал до деревни, а он сам не мог понять, как ему это удалось, он повторял только несколько фраз:

– Дом с забором из человеческих костей. Страшная ведьма поедает человеческие сердца. Алтарь. Алтарь. На нем лежит Макар. Его грудная клетка раскрыта. Ведьма облизывается. Ведьма радуется. Она ест Макара. А рядом лежат тела остальных. Она смотрим мне в глаза, прямо в самую душу. «Остара», – шепчет ветер. «Остара! Остара!» – кричат вороны. «Остара», – слышу я в своей голове. – «Иди и расскажи про меня».

Спустя неделю он смог рассказать всю историю их похода, а потом ничего больше не говорил. Не мог ни есть, ни спать, пока не умер. А когда его тело нашли, в нем не хватало сердца.

С тех пор то место прозвали Чаща, и никто туда не ходит, кроме тех, кто ищет смерть – старики, несчастные в браке женщины. Странное дело, но когда Чаща принимает свою очередную жертву, урожай задается на славу, а скот плодится пуще прежнего. И чем больше умерло людей, тем больше выросло пшеницы и больше родилось телят. Так и живем. Но ты в Чащу не ходи. Не нужно оно тебе. Даже не приближайся.

ЖИЛА-БЫЛА ДЕВОЧКА

Микола пришел на встречу на опушку леса как договаривались, как только стемнело. До этого весь день он ходил сам не свой и не понимал, что с ним происходит. Он прожил пятнадцать ничем не примечательных скучных лет. Он подозревал, что не у всех так и даже был в этом уверен. Другие ребята находили смысл в каждом дне, в каждом событии. Они спешили жить, как будто жизнь – это скоропортящийся продукт, и, если не проглотить ее целиком и прямо сейчас, потом глотать будет уже нечего. Микола жил не так. Он безучастно брел сквозь жизнь, ощущая ее скорее как воздух, который всегда был, есть и будет. Воздух был безопасен и не менялся. Был безопасен и спокоен. Был безопасен и предельно скучен.

Единственными яркими моментами в его жизни были сказки. Он не боялся слушать страшные истории, ведь любая такая история – не только про страх, но и про победы. Всегда в них находятся сильные и смелые герои, которые преодолевают свой страх и пытаются справиться с трудностями. Он представлял себя на месте героев и вместе с ними рвал опасности в клочья в своей фантазии. А в жизни он ждал подходящего дня и повода, чтобы проявиться во всей красе, только день не наступал, а повод не предоставлялся.

И вот сказка пришла в его жизнь. Вряд ли кто-то из мальчишек встречал в лесу таинственную незнакомку, которая не жила ни в одной деревне, а казалось, вышла прямо из леса и туда же и ушла. Даже если она окажется злой ведьмой, он все равно был раз. Хоть бы, хоть бы она оказалась ведьмой или лесной феей. Только вряд ли ведьмы и феи существуют, но лучше незнакомка из леса, которая никакая не ведьма, чем ничего.

Она не ждала его. Никого не было на опушке. Микола походил взад вперед вдоль деревьев и принялся кидать в них камешки, унимая досаду. Не пришла. Обещала и не пришла. Он решил подождать еще немного и уйти. Если ей это не надо, то ему тем более. Он присел на дерево, упавшее под давлением какой-то погодной стихии или старости. А потом проснулся, потому что та девушка трясла его за плечо.

– Просыпайся. Вечно спишь. Такие, как ты, не выживают в лесу. А ну как дикий зверь нападет во сне, а ты даже пискнуть не успеешь? – это была она и она снова смеялась над ним.

– Я не спал, – буркнул Микола. – Просто задумался. Тебя не было, и я собирался уйти домой.

– Да была я, была, – смеялась Моргана. – Просто ты меня не заметил, потому что крепко спал.

– Ничего я не спал. Что делать будем? – спросил Микола.

– Обычно парни предлагают что-то делать. И чаще всего ничего хорошего они не предлагают.

– Откуда у тебя такой обширный опыт общения с парнями? Тебе же мало лет, столько же, сколько и мне.

– Столько же, да не столько же.

– Сколько?

– Не задавай вопросы, на которые не хотел бы слышать ответы.

– Ну и ладно. Я и так знаю, что ты моего возраста. А где твои родители?

– Отец не знаю, мама говорит он был не очень значительной и долгой частью ее жизни. А мама – у себя дома.

– И где же ваш дом?

– Не наш – а ее. Мой недалеко, чуть дальше в лес.

– Так ты живешь одна? И как ты со всем справляешься?

– С чем – со всем?

– Ну еда, одежда, дом…

– Да что там справляться. Ты бы не справился что ли?

– Я – нет. Я не очень привык что-то сам делать. За нас все делают слуги.

– А мне разные парни иногда помогают. Только не такие, как ты, а взрослые.

– Ты что ли гулящая?

– Ну, бывает иногда гуляю – то вдоль реки, то в Чаще.

– Я не про это. Зачем ты гуляешь в Чаще? Там же ведьма эта, как ее, Остара.

Моргана рассмеялась очень громко:

– Ведьма! Сам ты ведьма. Она гораздо более важное создание. Ведьмы – это такие, как я, – добавила она грустно. – В целом бесполезные, но кое-что умеем. А она – богиня.

– Она ест людей.

– Волки и медведи тоже едят людей, а ты ешь коров, а коровы едят траву – какая разница, чем ты питаешься.

– Людей едят только звери или злые силы.

– И как определить – ты зверь или злая сила?

– Звери едят, когда они голодны, а зло ест просто так, для своего удовольствия и темных делишек.

– Получается, Остара зверь. Она ест, потому что она голодна.

– Откуда ты про нее все знаешь?

– Знаю – и все. Не спрашивай.

– Ну так и почему бы ей не поесть чего-нибудь другого?

– Она ест смерть. Самая вкусная для нее – достойная смерть, она же подвиг, или смерть невинных и чистых на крайний случай. Но ведь и ты не предпочтешь мясо с гнильцой, когда есть свежее.

– И все-таки, я ее осуждаю, – отрезал Микола.

– Не знаю, но осуждаю. Это так типично для людей.

– Ты, вообще-то, тоже человек!

– Да? – рассмеялась Моргана.

Они шли вдоль реки и снова забредали все дальше в лес. Миколе становилось не по себе.

– Куда мы идем? – спросил он.

– Куда угодно. А для тебя есть разница, куда идти? Я по тебе такого не заметила.

– Откуда тебе что-то про меня знать? Мы почти не знакомы.

– Тебя выдают твои грустные глаза. Так что ли плохо жить в доме у Главы? По-моему, он весьма интересный человек.

– Конечно не плохо. Он замечательный отец, всегда придет на помощь… – Микола осекся, осознав, что он врет. – В любом случае, я хочу стать таким, как он.

– Но не станешь.

Эти слова ему запомнились больше всего. Оставшееся время они гуляли то туда, то сюда, разговаривали на отвлеченные темы. Она была милая, хоть и вредная. Красивая. На самом деле, она просто была первой девушкой, с которой Микола общался так близко. И он мог бы понять причину своих чувств, если бы хоть чуть-чуть разбирался в людях и себе. Да только он не разбирался.

…

Свята как всегда выпороли. Он стоял, привязанный к воткнутому в землю бревну, и спокойно, как и прежде, сносил наказание.

Микола видел все, потому что с утра вышел во двор смотреть на представление. Глава вернулся в деревню, и Свят сам пришел к нему поговорить. С ним пришли другие крестьяне, но скорее чтобы повеселиться, а не потому, что разделяли его убеждения. Ну какие у крестьян могут быть убеждения?

– Ты не прав, Глава.

– И в чем на этот раз я не прав? – он стоял, высокий, могучий, сложив руки на груди, на ступенях крыльца своего дома. Он смотрел сверху вниз на пришедших и ухмылялся, так же как ухмылялись его охранники.

– Ты не должен заставлять нас работать каждый день. У нас должны быть выходные.

– А как вы тогда рассчитаетесь со мной по всем долгам? За сто лет, что ли? Я столько не проживу. Есть работа – работай. Нет работы… Ну так не бывает. Все равно, когда вы не работаете, вы пьете водку. Я что ли вас не знаю?

Крестьяне захихикали и закивали.

– Я не пью, – возразил Свят.

– Ну и зря. Попробуй. Может поумнеешь.

Охранники загоготали.

– Мы объявим забастовку! – громко сказал Свят.

– Против чего бастовать будете? – Глава не торопился утихомиривать Свята, все-таки не так много развлечений в деревне, а таких – еще меньше.

– Против произвола! Твоего и твоих прихвостней. Ты не можешь постоянно нас штрафовать. Мы так никогда на свободу не выкупимся.

– Не хочешь, чтобы тебя штрафовали, не нарушай правила, – пожал Глава плечами. – Ты же все правила знаешь?

– Ты берешь правила из головы.

– Например, знаешь ли ты, что этот наш разговор закончится очередными розгами и удлинением твоей работы на месяц? Ведь знаешь?

– Недолго быть твоей власти. Народ поднимется!

– Какой народ? Тот, которой кучкой столпился у тебя за спиной? Он поднимается в своих глазах только когда пьяный вдрызг, да только сделать ничего не может, по той же причине, что пьяный и руки плохо слушаются. Свят, ты мне нравишься. Ты развлекаешь меня своими сказками из тех мест, где ты был. Первый и последний раз тебе предлагаю – давай станем друзьями. Будешь вечерком заходить ко мне, выпьем, посидим, ты мне свои истории расскажешь про демократию. Видишь, я даже слово твое заморское выучил.

– Так раз выучил, может начнешь применять?

– Ну как я могу применять? У нас ведь совершенно другая местность. Совершенно другие нравы. У нас так и не положено, и невозможно. Ну что я скажу купцам и землевладельцам? Чтоб они сами в поле шли? Да они и при желании не справятся. Там много людей надо. Будь логичен.

– Ну пусть они нанимают людей и платят им достойное вознаграждение.

– И была бы твоя правда, ежели бы крестьяне стали работать за плату. Только никто еще не нанялся на таких условиях. Все приходят, когда по уши в долгах и жрать нечего, потому что все пропили. Просят денег, обещают вернуть. А как им возвращать? Только так. И никто тут за плату не останется. Поправят финансовое положение – и снова пить.

– Если раздать землю крестьянам, они для себя будут работать. Это они для тебя работать не хотят.

– Тут есть два нюанса. Как видишь, мне тоже не чужда логика. Готов играть на твоем поле боя по твоим правилам. Первый нюанс – с каких это хренов я должен свою личную землю, которая моя по праву, твоим крестьянам раздавать? Второй – так была земля у твоих крестьян – у них самих или их отцов. И где она? Вся перезаложена таким, как я. И в чем наша вина? В том, что русский мужик пьет и работать не хочет? Скажи мне, в чем?