Текст книги "ПяТнА"

Автор книги: Анна Рудианова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Анна Рудианова
ПяТнА

***

Дисклеймер:

Все персонажи и события вымышлены, совпадения с реальностью случайны.

За последствия общения с внутренними монстрами автор ответственности не несёт.

Добро пожаловать в новое приключение.

Приятного чтения, ваша Анна Рудианова.

***

Эта книга родилась благодаря странному и невероятному

марафону “Дикие карты” в Контакте.

Придумал его коллектив “Шторма” –

сообщество свободных писателей, помогающих друг другу.

Спасибо вам, безумные люди, за организацию и

незабываемые две недели авторского беспредела.

Да прибудет с вами вдохновение.

***

Мутуали́зм (от лат. mutuus «взаимный») – широко распространённая форма взаимополезного сожительства, когда присутствие партнёра становится обязательным условием существования каждого из них; один из типов симбиоза – сосуществования различных биологических видов. Но симбиоз может быть и не выгоден одному из партнёров, например, в случае комменсализма.

Симбионт – организм, участвующий в симбиозе.

1. Мотивация

Ненавижу лошадей. Я слышу их цокот за несколько километров и безошибочно определяю масть любого непарнокопытного.

Ем по утрам сырую морковку и не пью молоко. А вечерами могу часа два бегать по району. Не из-за симптома навязчивого похудения или очередного челленджа. Просто так.

Потому что мне нравится.

Потому что в этом моя сущность.

Ну и приятно пугать прохожих, слушать своё дыхание и обгонять летающие целлофановые пакеты. Я, кстати, всего пару раз у них выиграла. Серьёзно, это просто “миссия невыполнима”! В основном из-за того, что летят они не прямо, а вверх. Но всё же.

Мои маленькие увлечения – моя слабость, которая с недавних пор вывалилась наружу.

Сегодня мы гуляем по Невскому проспекту. Центральную улицу Санкт-Петербурга я не люблю. Тут много машин, толпы туристов, пахнет дорогими ресторанами и отсутствием общественных туалетов.

А я люблю свободу, поля без края, небо без дождя, деревья без иголок. А с иголками не люблю. Особенно не приветствую новогодние ели с огромными толстыми иглами с палец длинной, украшенные дорогими стеклянными игрушками.

Ёлки вызывают чувство тревоги, с тех пор как на прошлый Новый год я упала на украшенное дерево. Больно было – не передать. Единственная радость – пластиковые игрушки не разбились и лишь одну пришлось выковыривать из поясницы. Остальные смялись в труху. Остроконечная снежинка оставила на мне красивый шрам похожий на звёздочку. А вот иголки до сих пор вспоминаю с содроганием. Они прокололи одежду, запутались в волосах и парочка застряла в ресницах и периодически снится мне в кошмарах.

Город тоже снится, я в нем как в плену. Особенно если его набережные – сплошной камень, а парки – жалкие остатки последворцовой роскоши. Да ещё и ёлки украсили к Новому Году. По городу ходить невозможно, на каждом углу – анафилактический шок и паника, но красиво, спорить не буду. Но опасно.

Машка моё недовольство полностью разделяет. Ей тоже не нравится в городе. Но она любит Эрмитаж. Поэтому мы стоим в очереди на вход в музей уже два с половиной часа. А с нами ещё пару сотен человек. Неиссякаемая жажда прекрасного в окружающих поражает. Почему вам не спится? Почему вы не на природе? Погода – мечта! На небе ни облачка! Для Петербурга – явление исключительное, достойное упоминания в летописях. Так и запишут наши потомки: “В декабре 2031 года в северной столице стояла невероятная жара. Пять градусов тепла и палящее солнце, а население вместо повального принятия ультрафиолетового излучения, попёрлось вдыхать музейную пыль.”

Лужи, правда, по пояс. Но это ерунда для коренного Петербуржца. Серьезно, идите шашлыки пожарьте, шаверму наверните. Но меня игнорирует даже моя подруга, и мы все еще стоим в очереди. Ну откуда в культурной столице столько поклонников яиц Фаберже и доисторической живописи? В смысле шедевральных полотен конца позапрошлого века. Красиво, но скучно. То ли дело современные инсталляции. Недавно в инстаграме видела выставку скульптур из мыла! Вот это – нереальность! И помыться и насладиться! Правда, там несколько абстрактно все и, говорят, воняет жутко. Мыло не самое дорогое использовали, хозяйственное. Наверное, чтобы культура ближе к человеку стала.

А я бы уже с удовольствием сожгла этот непутёвый дворец. Вообразите: крики, паника, вой сирен, пожарные дроны – услада для глаз!

Выделяющегося замечаю не сразу. Сначала в размышления “с какой стороны поджигать будет незаметнее” вмешивается его песня. Тихий голос удивителен и тянет к себе, будто запах шашлыка в парке. Запрещённого, мангального, свежеприготовленного, свиного, за который пять тысяч рублей штраф. Короче, зов непреодолим.

Парень стоит позади нас в положенных тридцати сантиметрах дистанции, разговаривает по телефону. Но сам аппарат выключен. Зовущий не может остановить поток слов, поэтому делает вид, что с кем-то говорит. Вместо языка между губ мелькает серая тень.

Её могут видеть все окружающие, но никто не замечает.

– Маш…

– Мы в увольнении.

– Ма-а-аш…

– Мы следующие заходим, – шипит в ответ подруга. Действительно, до заветной двери каких-то десять человек.

– Ну, Ма-а-а-аш!

Соседка смотрит на меня злыми, сжигающими в пепел глазами. Достаю цепочку из кармана, надеваю и засовываю ближе к сердцу.

«Это Сирена, её голос смертелен для живых. Возможно здесь эта сила немного ниже, чем на изнанке, но лучше его изолировать…» – врывается в мозг комментарий моего личного единорога. Сколько раз я просила его не разговаривать со мной на людях?! Лошади ужасно упрямые существа. Не все, конечно, но мой особенно.

– Тебе опять от Капитана попадёт.

– Знаю, но я обещала помочь Григорию, – отвечаю подруге. Возможно, мы больше никогда не увидим эту Сирену. Питер город маленький, но затеряться в нём несложно.

Мы одновременно выворачиваем из очереди, подходим к парню лет двадцати, мило ему улыбаемся и хором говорим:

– Только сегодня у вас есть замечательная возможность, получить выигрыш в размере двух стандартных окладов и поучаствовать в розыгрыше многомиллионного приза! Пройдёмте с нами.

Жертва отвечает, не отнимая телефона от уха:

– С удовольствием.

Голос нового знакомого завораживает, стараюсь не обращать внимания. Но его хочется слушать и слушать. Ещё больше хочется, чтобы звучал он только для меня одной.

Народ в очереди вытягивает шеи: Фаберже и подождать может, а тут акция, розыгрыш… Кто-то ещё ведётся на подобные шуточки?! Я искренне поражена. Хотя, если честно, в прошлом году сама чуть не купила телефон с бесплатным доступом к метавселенной. Потом оказалось, что это дешевые китайские вибромассажеры с кучей вирусов и цветным дисплеем. Вот разоблочение века было! Я думала, никто добровольно в подобные акции больше не полезет. А вот нет! Работает схема.

«Он выжирает эмоции, Гниль…»

– Ещё раз назовёшь меня так – больше ни одной сущности не увидишь… – я искренне и нежно люблю своего внутреннего единорога. Так бы и открутила ему колючку со лба. – Это не вам, а, впрочем, вам подходит. Нет времени объяснять!

Машка подхватывает оторопевшего парня под руку и тащит через площадь в парк. Подальше от заинтересовавшихся предателей искусства. К фонтану. Параллельно она вытаскивает телефон и набирает Зуйко – нашего старшего.

А зов становится невыносим. Да я раздеться ради этого незнакомца готова! Лишь бы он не переставал говорить.

– Слюни подбери! – прилетает мне резкая оплеуха от подруги. У неё в ушах наушники. А вот у меня нет ничего, приходится затыкать уши двумя концами шарфа, запихивая их глубже в ушные раковины. Неудобно и выглядит стрёмно.

Мой единорог начинает петь. Громко и что-то из собственного сочинения. Честно? Лучше б меня Сирена сожрала. Поёт он куда ужаснее. Весь в меня, скотина.

Наша троица привлекает слишком много внимания:

– мелкая, фигуристая и светловолосая Машка;

– тощая, длинная я с шарфом в ушах;

– парень, наговаривающий по телефону странные фразочки, старающийся переорать моего коня.

Назревший вопрос щекочет горло: «Как тело будем прятать?»

Жертву мы сажаем на лавку, угощаем водичкой с тремя таблетками мелатонина и под нежное сверкание фонтана (его тоже нарядили к празднику: синие сопли огоньков текут снизу-вверх, имитируя воду) аккуратно укладываем на скамеечке. Я совсем ошалела от происходящего. В свои неполные восемнадцать лет парней с дворцовой площади я ещё ни разу не похищала. А вдруг у него есть родственники?! Машка действует увереннее: изображает нетрезвость и распущенность. Прохожие недовольны еë нелитературным поведением. Ещё немного и ей помогут нырнуть в фонтан, чтобы отрезвить.

Зуйко появляется через пятнадцать минут. С Капитаном. Куда ж без него. И взгляд начальства говорит, что мне конец.

– Ритковская, вам даны были чёткие инструкции… – начинает ругаться Капитан. А староста лыбится и желает нам чудесных лилюлей. – Есть специально разработанный регламент…

В этот момент к нам подходит полицейский – уже давно с подозрением наблюдающий за нашим спектаклем – и интересуется не нужна ли помощь. Конечно, нужна! Капитан прерывает курс нравоучений и отводит его в сторону пошептаться. Через несколько минут пристыженный представитель закона козыряет моему начальнику, помогает закинуть обездвиженное тело кадету Зуйко на плечо и провожает нас к припаркованной на набережной машине. Прямо там, где парковаться нельзя, естественно.

Мы с трудом забиваемся в старенькую оку – машину, которую следовало бы показывать людям в музее, а не выпускать монстра на улицу. При этом бесчувственного парня приходится усадить, прислонив к окну. Серый полупрозрачный язык вываливается изо рта и скользит по стеклу. Пока тащимся через Неву по Дворцовому мосту до штаба, Капитан разносит мои действия в пух и прах:

– Для взаимодействия с сущностями есть специально обученные батальоны, ваше дело – охранять периметр. Куда вы постоянно суётесь, Ритковская?!

Но голос Капитана перебивают возражения Григория:

«Он опаснейший субъект, нельзя его оставлять! Ты его песнь услышала раньше, чем его жертва. Но кто знает, скольких он…»

Слева ворчит Машка, мол так и знала. Я тоже знала, но цель важнее неудобств.

– И дежурство вне очереди.

– Ну, Евгений Филиппович! Мы же сообщили…

– Два, Ритковская. Одно за себя, второе – за друга.

– Я сама за себя подежурю, – надувается подруга.

– Вот вдвоём и подежурите. Два раза, – недовольный Капитан крутит руль, выворачивая на Ждановскую набережную. Зуйко нагло ржёт.

Это моё седьмое наказание за месяц.

Тучи собрались с силами и заполнили небо буквально за минуту, нависнув над городом обещанием ненастья. Первые капли дождя уже несутся и растекаются медузами по лобовому стеклу.

Единорог в мозгу беснуется, ему хочется высунуться в окно, подставить голову ветру пополам с мёрзлыми каплями.

В оке кондиционера нет, коленки в уши у всех упираются. Тесно, душно и жарко. Возле дома двадцать один на улице Красного Курсанта вылезаем уже под ливень потные и злые, несмотря сверхскоростное вождение Капитана. Дождь в декабре больше похож на атаку ледяных игл. И я жалею, что не надела каску.

У Академии нас встречает основной состав взвода экстренных ситуаций. Высокие мокрые мускулистые парни снисходительно оглядывают нашу разношёрстную компанию.

– Наконец-то нормальный декабрьский дождь, а то как не в Питере живём, – Капитан пожимает руку их начальнику. Передаёт тело натренированным псам ЭС. И мою добычу утаскивают внутрь корпуса.

Григорий очень злится: парня полагается утопить в реке Охте. Мы так и сделаем, но сначала его немного изучат, вывернут ему мозги до выпрямления извилин, чтобы выявить все ракурсы влияния серых сущностей на молодой подростковый организм.

“На периметр завтра иди!” – неожиданно выдаёт мой единорог.

– Зачем? – я так и не научилась игнорировать голоса в голове.

“У тебя есть сила остановить его”.

Хочу спросить: “Кого?” – но сразу несколько взглядов останавливают. В нашем учебном заведении нет простых людей. Ученики и преподаватели подчинили себе своих внутренних монстров и используют их знания для охраны границ между мирами. Вот только распространяться об этом и общаться со своими симбионтами открыто – запрещено. Пункт третий правил.

В тот момент я вспомнила об этом пункте и промолчала. А надо было вспомнить о пункте номер девять.

2. Эмиссионная туманность Лагуна

за три месяца до этого…

– Что, простите?

– Эмиссионная туманность Лагуна, – повторяет моё отражение в зеркале.

Я не спала несколько ночей, готовилась к пересдаче высокоточных систем наведения, их расчёту и проектированию в реальной среде, которую задолжала с прошлого года. И почти не удивляюсь, что отвечаю сама себе. Пусть и непонятными фразами.

– Это гигантское облако газа и пыли является домом для молодых звёздных скоплений.

Дело происходит в ванной около шести часов утра. Свет сорокаваттной лампочки режет глаза, но он приятней свечения компьютера, у которого я просидела всю ночь. Высокоточные системы, видимо, совсем сбились, раз меня клинит на звёздах. В зеркале я выгляжу ещё более уставшей и ржавой, чем обычно. Я не люблю тишину, возможно, привычка отвечать самой себе, выросшая вместе со мной, трансформировалась в психологическое отклонение?

– Очень занимательно, – отвечаю себе, решаю почистить зубы и лечь спать. Утро вечера девиантней.

Отражение суетится, рябит и наклоняется ближе:

– Это пароль. Скажешь его на границе. И тебя пропустят.

Киваю с умным видом. Только так и надо общаться со своими отражениями. Соглашаться на все и делать вид, что в курсе происходящего бреда. Всё, что происходит в голове, остаётся в голове.

– Я смог достучаться до тебя только потому, что ты сходишь с ума! Но завтра тебя будут ждать у границы. Не забудь прийти! Не забудь слова!

Отлично. Спасибо за информацию, неадекватное самосознание. “Спать” отменяется. Поеду сразу в дурку. И всё можно было бы списать на галлюцинации, если бы отражение не вытаскивало козявки из носа, чтобы их с наслаждением сожрать. Я так никогда не делала. Вот честное слово!

– И что там будет? За границей?

– Там буду я! – радует отражение. Улыбается во всю мою кривозубую челюсть и сверкает зелёными глазами. Сейчас глаза кажутся черными, но я-то знаю их настоящий цвет. Ускоряю процесс приготовления ко сну, минуя вечерний скраб и тоник.

Если я сейчас спрошу: «Кто ты?», какова вероятность адекватного ответа? Я бы сказала – нулевая. Поэтому выдвигаю условие:

– У тебя одна минута мотивировать меня найти твою границу. И лучше указать геолокацию.

Отражение чешет лоб. Передёргивает головой, убирает, выбившиеся из хвоста кучерявые рыжие волосы за спину и щебечет моим голосом:

– У нас прикольно, есть вероятность магического вмешательства! И у тебя рог видно.

Блин, умная галлюцинация, знает, как заинтересовать человека. Уложилась в три секунды!

Я инстинктивно прижимаю руку к голове. Потому что там действительно сияет огромная шишка, за которую меня уже три дня зовут “единорогом”. А всего-то упала неудачно на гранатомёт. Учебный, даже без холостых. Он не должен был выстрелить и уж тем более попасть. Вот только отражениям знать об этом не положено.

– Положено, – отвечает зеркало. – Ведь это мой рог.

Зачет через три дня и это важнее любых галлюцинаций. Вежливо киваю и откланиваюсь. Отражение не довольно.

Уснуть мне так и не удаётся. До утра мучаюсь вопросом: “Не пора ли сгонять к психологу?”. А как только пищит одинадцать часов, меня будит соседка по квартире. Делает она это специфически – просто кидает мне в лоб часами. А это наш единственный стационарный будильник. Раритет, можно сказать. Он отлично летает. Даже лучше, чем будит. За год совместного проживания я научилась ловить его не глядя, по свисту выявляя траекторию полёта.

За три секунды умываюсь и натягиваю на себя форму. Сидит как влитая. А штаны цвета хаки даже округлость попе придают. Затягиваю волосы в хвост и прячу каску в пакет. Ее одену на периметре. Рюкзак – и в путь.

– Ты позавтракать забыла, – говорит моя соседка по квартире. Я уже обулась, но не могу же я пойти на тренировку голодной?!

Встаю на руки и топаю в кухню. Там усаживаюсь кувырком на стул и придвигаю к себе сковордку.

Яичница.

Вкусная.

Её хватает на пол минуты активного жора.

Обратно выпендриваться лень, поэтому выползаю медленно и на своих двоих. Никаких цирковых апперкотов.

– Моешь пол, – ставит перед фактом соседка.

Киваю. Ну надо так надо. А то берцы оставляют прекрасные тракторные следы из сухой грязи.

Сбор назначен на двенадцать дня. На проходную полигона мы с Машкой приползаем самые последние и невесёлые. Я – из-за настойчивого зазеркального самокопания. Она – по свойству натуры.

Капитан строго выговаривает обеим. Но на построение мы успеваем. Здороваемся и встаём в хвосте шеренги.

Все двенадцать человек моей группы экипированы одинаково – в защитные комбинезоны, черные берцы, шлемы и маски, закрывающие глаза.

Сегодня нам предстоит найти и обезвредить по три снаряда каждому. Стандартная учебная тренировка в Военно-космической академии им. А.Ф. Можайского города Санкт-Петербург. Здесь на старом полигоне проводят испытания оружия дальнего и ближнего поражения по будням и тренировки для кадетов по выходным. Это почти субботник, почти уборка территории. Только собираем мы осколочную шрапнель и скелеты неразорвавшихся мин.

Мы – будущее нашей родины, её надежда и спасение. Нам от восемнадцати до двадцати лет.

Делимся на связки, Капитан отдаёт приказ, мы разбираем миноискатели и сапёрные лопаты и разбегаемся по полигону.

Я, как обычно, в паре с Машкой. Моя соседка – самый свирепый кадет параллели. И самый низенький. Небольшой рост не мешает ей бросаться на врага с места, взлетая будто пружина, вырубать его с одного удара и победно прыгать на костях. А когда дерётся моя напарница, то цитирует Канта. Поэтому её стараются не трогать. Когда тебе не только кости, но и мозги ломают, это очень болезненно. Я свою соседку очень уважаю и немного побаиваюсь. Где гарантия, что ночью она не перегрызёт горло мне?

Но мы доверяем друг другу и старательно расходимся веером в поисках неразорвавшихся ракет. Это наш третий выход на периметр. Капитан обещал, что скоро мы станем тут частыми гостями. Все боеснаряды обезвредим.

Я не совсем понимаю к чему растрачивать столь ценные ресурсы в нашем лице, но начальству виднее.

Мы все одиноки, выросли в приюте. Сироты и беспризорники. Около десяти лет назад каждого из нас нашёл Главнокомандующий, отобрал из массы серости и отправил на обучение в школу имени К. К. Грота, учреждение для нестандартных подростков, как некоторые его называют. Там нам вложили в головы идеи о равенстве, братстве и патриотизме. И ни один из новобранцев не был отчислен на моей памяти. По исполнению четырнадцати лет некоторых перевели в Академию. Остальные проходят обучение в разных военных училищах Санкт-Петербурга.

Мы лучшие из лучших, элита юношеского военного подразделения. Второй курс Космической Академии, специальная группа 213. У нас за спиной нет родственников, за которых надо бояться, нет склонности к капитализму, клептомании (тут не 100% гарантия) и некому оставить завещание.

Мы можем запустить ракету в космос и собрать разрывную бомбу из остатков Доширака. Наши навыки совершенствуются и расширяются не только в военной сфере, но и в научной. Мы слишком ценный потенциал, чтобы носиться по кустам в поисках древних железяк. Но приказы не обсуждаются.

На старый Ржевский полигон штатских обычно не пускают. Поэтому сначала принимаю фигуру передо мной за одногруппника. И только потом вскидываю лопату. Миноискателем драться нельзя, отчислят.

– Пароль? – спрашивает человек странного вида. Без оружия. Один. Длинный, вытянутый сверху вниз, с непропорционально большими глазами и заостряющимися кончиками ушей. Он возник словно из воздуха. Стоит, расслабленно опустив руки, ждёт уже довольно давно: кончики его ушей покраснели от холода. Одет в облегающие зелёные лосины и свободную кожаную куртку. Однозначный извращенец.

– Эмиссионная туманность Лагуна, – серьёзно повторяю бред собственного сознания. Нарушитель кивает, разворачивается ко мне спиной и топает в сторону реки Охты. Самое время – обезвредить подозрительную личность. Бью резко, быстрым рубящим ударом с левого угла, чтобы отразить было сложнее. Но противник уворачивается, зыркает зелёными глазами в мою сторону и убегает, мелькая черным рюкзаком между деревьев.

Ясен скафандр, несусь за ним. Бег по пересечённой местности – моё любимое занятие. Особенно после нескольких бессонных ночей.

Догоняю его только возле моста через реку. Охта растеклась, и вокруг ею берегов стоит низкий туман. Речная рябь искажает бег облаков. Насладиться бы видом, да подозрительные личности сваливают.

Бегун касается перил моста, делает шаг вперёд и пропадает. Сегодня ноги у меня оказываются быстрее мозга. С размаху вбегаю на мост и еле ухожу от столкновения с широкой спиной в изодранном одеянии.

Со всех сторон наваливается вязкая беззвучность: шаги, цокот, звон, чавканье, всё затихает, доносится будто из-за стекла, через болотистую трясину. Воздух становится гуще, плотней. Ещё немного и я смогу в нем плавать, нырять и утонуть.

Быстро натягиваю ворот куртки на нос и падаю к земле.

Если периметр отравлен, лучше прыгнуть в воду. Но вода в Охте опасного серого цвета. Ни капли синевы. Да и обстановка вокруг как-то поблекла. Словно выкрутили насыщенность цветов до минимума. На другой стороне моста бродят люди. И не совсем. Вернее, они совсем не люди. Что-то непонятное: у одного – непропорциональное туловище, у другого – большая голова и нет ног. Очень странные и очень нищие, совсем оборванцы.

Здесь точно применили биологическое оружие. В голове прокручивается план эвакуации, оцепления и обсервации территории. Натягиваю тканевую маску на лицо вместо респиратора. Она у нас всегда с собой, вдруг надо будет в торговый центр заскочить или радиоактивный периметр посетить. Первый пункт: сообщить о заражении…

– Она ко мне! – раздаётся радостный крик над ухом, очень напоминающий ржание.

Подскакиваю, принимая стойку и утыкаюсь носом в рыжую пятнистую лошадь. С большим кривым рогом на лбу.

– Будем знакомы, сестра, – шевелит губами животное.

Салютую ему кулаком. Пусть будет приветствие.

Конина подозрительно знакома. Повадками, голосом и чем-то ещё. Откуда мне её знать? Спина остроухого извращенца исчезает на другом берегу. Я готова стартануть за ним, но острый рог стоит на пути.

– Я твой тотем, так что, будь добра, повеселее, – доносится из лошади.

Чтобы вернуться, надо обойти неожиданного знакомого. А лошадь занимает все пространство от левого до правого перила. Я же должна была через неё пройти, чтобы оказаться здесь, это странно и опять наводит на мысли об экологическом оружии. Делаю вид, что рада. Как таможенник конопле в ридикюле у бабушки. Все равно подозреваемый сбежал, будем брать языка с копытами.

Конь встаёт на дыбы, гарцует и говорит человеческим голосом:

– За мной, мой новообретённый член семьи!

Упаси меня Кондратий от непарнокопытных родственников!

Зря я в дурку утром не сгоняла.