Текст книги "Зоя. Том первый (СИ)"

Автор книги: Анна Приходько

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

А Зоя, рассматривая, как отец Семён бреет Галю, всё ждала, что мачеха вернётся за ней.

Когда Семён закончил сбривать дочкины волосы, он принялся за свои. А потом остановился и зло шикнул жене:

– Ты тоже готовься, мы с тобой оба виноваты. Все будем лысыми ходить. Мозги проветрятся и начнут думать.

– Не-е-е-ет, – вертела головой Алия. – Попробуй только тронуть меня!

Зоя не стала дожидаться семейных разборок, вышла тихонько из комнаты. Никто даже не посмотрел в её сторону, видимо, каждый был занят своими переживаниями настолько, что глазеющие соседи не смущали их.

– Да тебя никто спрашивать не будет! – услышала Зоя крик.

Она в это время уже подходила к своей двери.

Галькин отец орал, угрожал жене. Всполошились, конечно, все соседи. Самые любопытные стояли в дверях и смотрели, как отец сбривал волосы дочке, потом себе.

Когда дело дошло до жены, она выбежала из комнаты, крикнула громко:

– Остановите его, прошу!

И, пробиваясь через любопытных и галдевших соседей, выскочила на улицу. Ей навстречу уже бежали трое стражей порядка. Видимо, кто-то вызвал полицию.

Алия не стала возвращаться домой, а пошла по уже тёмной улице. Спустилась к Дону.

Полицейские с трудом связали разбушевавшегося мужчину. Он, наполовину бритый, вырывался из цепких рук служителей закона, кричал, кусался. Его забрали в участок.

Некоторые женщины помогли Галине подняться с пола. Подмели все волосы, уложили девушку на кровать. Одна из помощниц осталась сидеть рядом с Галей до прихода матери.

Соседи долго не расходились по своим комнатам.

Зоя, зайдя к себе, увидела, что мачеха спит.

На полу валялся халат, который до поступка Галины хранил все сбережения семьи Кирьяновых.

Жестокое бритьё Галины словно спустило Зою с небес на землю. Она готова была целовать мачехе и отцу ноги, лишь бы с ней не поступили так же. А ведь могли! Ещё как могли за всё, что Зоя начудила. И за Катерину, и за Янека, и за собрания, и за откровенные платья, и за то, что сбежала и выдала тайник незнакомой, по сути, девушке.

Всё это должно было быть наказуемым, но волна отцовской ярости и мести пронеслась мимо и затихла где-то. Зоя начала бояться, что мачеха проболтается отцу, и тогда точно несдобровать. А потом вспомнила, что Евдокия Степановна стала редко жаловаться на детей отцу.

Мачеха иногда говорила:

– Мне он вряд ли поверит, когда на него посмотрят две пары самых родных на свете глаз и с искренним изумлением удивятся тому, что на них наводят поклёп. И я стану плохой и злой, а отец хорошим. Гриша всегда с детьми помирится, а на меня всех собак спустит. Нет уж, Гриша, я лучше промолчу.

Зоя, не поднимая с пола халат, на цыпочках, чтобы не шуметь, дошла до своей кровати, прилегла и быстро, как мачеха уснула.

Утром проснулась, услышала какую-то оживлённую болтовню в коридоре. Приоткрыла дверь. Многие соседи толпились около Галькиной квартиры. Услышала, что говорят в толпе:

– Сбежали турецкие рожи от нас, вон, только квартиру пустой оставили, когда успели-то?

– Да она в свою Турцию, небось, умотала от такого сумасшедшего мужа.

– Как же он мог девчонку обрить? Позор теперь на весь город.

– А Зойка тоже хороша, видать, начудили вместе, а досталось одной. Евдокия её за волосы прямиком к Гальке тащила.

Все разговоры были лишь о том, что дети от безделья страдают и нужно их чем-то занять.

Днём узнали, что Алия и Галина ночью собрали необходимые вещи и решили поехать в Турцию.

Отца Галины отпустили уже утром, об этом свидетельствовали записи в журнале.

Через два дня пришла ещё одна новость: «Семёна нашли в порту с пробитой головой».

Мачеха проспала до обеда. Благо у неё был выходной. Она встала, подошла к Зое и произнесла редким ласковым голосом:

– Доброе утро, доченька!

Обняла, а девушка уткнулась мачехе в плечо и прошептала:

– Простите меня, маменька, я теперь никуда без вашего ведома не пойду, клянусь.

Евдокия покивала головой, будто и простила, и согласилась.

А после обеда домой вернулся Григорий. Уставший и без настроения. Рявкнул грубо приветствие жене и дочке. Зоя даже не расспросила о Макаре.

– Налей, – рявкнул Григорий Филиппович жене.

– Нет, Гриша, обойдёмся без этого. Хотя…

Евдокия замолчала на секунду и произнесла, тяжело вздохнув при этом:

– Макар пропал без вести.

– Дуся, помянем… – с грустью в голосе сказал Григорий Филиппович.

Евдокия Степановна так и застыла на месте. Зоя ахнула, вскрикнула и затряслась в рыданиях.

Григорий взглянул на жену и плачущую дочь и вышел из комнаты.

Мачеха ещё долго стояла в оцепенении, потом подошла к Зое, склонилась над ней, прошептала:

– Плачь, дочка, плачь.

А сама присела рядом. Слёз не было. Евдокия ждала, когда наконец-то они хлынут и из её глаз, чтобы смочить боль, которая сейчас сжимала сердце.

 
                                         * * *
 

Григорий Филиппович вышел из дома и отправился на работу.

По пути ругал себя за то, что не сказал правду и усугубил без того напряжённую ситуацию. Но он осознавал, что боялся за Макара. Не хотел, чтобы кто-то знал о его местонахождении, даже самые близкие могли навредить. Именно сейчас, когда сын в безопасности, нужно позволить всем забыть о нём. А дальше как Бог даст. Всегда можно оправдать себя тем, что отцовское беспокойное сердце подсказало так.

Григорий вошёл в кабинет, поклонился.

– Успел, молодец, сейчас Прохор придёт, у меня к вам серьёзный разговор, – произнёс начальник.

Кирьянов присел на лавку, запрокинул голову назад. Задрожали руки, крупные слёзы покатились из глаз.

– С сыном что-то Гриша? – спросил Парамонов.

Григорий Филиппович удивился, что начальник назвал его по-простому, быстро вытер мокрые щёки. Не успел ответить, и в это время в кабинет вошёл Прохор. Поздоровался.

– Мне нужно точное местонахождение ваших детей, – начал разговор Парамонов. – Поймите меня правильно. Произойти может всё что угодно. Вам, как самым бесценным работникам я готов предоставить всю необходимую помощь.

Но бывает, что жизнь преподносит сюрпризы, поэтому мне нужны адреса. Если с вами что-то случится, я хочу оказать помощь вашим детям. Ещё один момент: этот разговор должен остаться между нами. Ни жёнам, ни детям, никому не рассказывайте об этом, так как может пострадать моя репутация.

Я не хочу, чтобы работники судачили о том, что я фактически покрываю семьи преступников. Молчать в ваших интересах. Со своей стороны я тоже обещаю полное молчание. Готов забыть обо всём, что произошло. Все сведения, переданные вами, будут храниться в моём личном сейфе. Доступ к нему имею только я, и в случае моей смерти никто не сможет прочесть зашифрованные документы.

Григорий Филиппович как-то резко вскочил с лавки и упал на колени перед начальником.

– Встань, Гриша, – сказал тот спокойным голосом. – Забудем. Завтра выходите на работу. Вот здесь напишите мне адреса.

Григорий встал, почувствовал, как тяжёлый камень скатился с его плеч к ногам. Ноги стали словно ватные, еле передвигались. Он написал адрес и новое место работы Макара.

– Мой сын вернулся вслед за мной, – произнёс Прохор. – Прошу вас выделить ему рабочее место на мельнице, при наличии оного. Буду лечить дурь трудом. Тем более скоро женю его, времени на революцию не останется.

Прохор запнулся на слове «революция», закашлялся. Ему показалось, что он сказал лишнее. Но от этих слов Парамонов почему-то рассмеялся, добродушно похлопал Григория и Прохора по плечам и жестом показал на выход.

Отцы вышли из кабинета молча, когда покинули территорию мельницы, остановились, обнялись.

– Зайдём в харчевню? Поговорим? – предложил Прохор.

– Давай, – ответил Григорий.

Мужчины расположились в дальнем углу харчевни.

А за соседним столиком сидела Таисия в обществе иностранного моряка. Тот на ломаном русском сыпал девушке комплименты, а Тайга, узнав в одном из новых посетителей отца Николая, задрожала, покраснела вся.

Стала сильно размахивать веером. Её спутник не замечал изменений, а продолжал расхваливать красоту русской девушки. А Таисия навострила уши, пересела на стул, который стоял ближе к столику Григория и Прохора.

Её охватывала злоба. Мужчины молчали. Сидели уже полчаса, ели, но ни слова не говорили друг другу. Спутник Таисии нервно дёргал её за руку, звал куда-то с собой. Она отмахивалась от него. В конце концов, моряк, махнув рукой и выругавшись по-русски, встал из-за столика и покинул харчевню.

– Гриша, нам надо дожить до весны, – наконец-то начал разговор Прохор.

– Доживём, сделаем всё, как наметили. Мы с тобой теперь в одной упряжке.

Второго мужчину Тайга не знала, о чём говорят, тоже не понимала. Стук её сердца заглушал тихие слова собеседников. Она злилась, что услышала не всё.

«Если вернулся отец Николая, значит, и сам Николай тоже? Нужно срочно с ним встретиться. Но как это сделать? Самой ходить туда опасно, уже засветилась. Нужно кого-то попросить, – думала Таисия и нервно постукивала пальцами по столу. – Зою! Я попрошу её. Если откажется, то припугну её тем, что расскажу родителям о Янеке».

Из разговора мужчин Тайга не вынесла ничего полезного для себя. Но уже то, что она вообще встретила отца Николая, подняло ей настроение и одновременно сильно взволновало.

Сердце ныло, требуя встречи с любимым. Уже больше недели она не видела его. Истосковалась вся, измучилась разными думами. Пыталась отвлечься, знакомилась с иностранными матросами в надежде найти того, кто по страсти может сравниться с Николаем. Но все посторонние мужчины даже близко не давали ей того, чего от них ждала.

Радовалась, что иностранцы не задерживались долго в порту, не искали с ней повторных встреч. А потом поняла, что искать замену бессмысленно. Николай стал таким, каким сделала его сама Таисия. И для новых отношений требовалось трудиться, а она не хотела. Видела только Николая смыслом своей жизни.

Думая об отказе Зои, пожалела, что проговорилась о своём прошлом. А это уже затрудняло задачу.

Между тем Прохор и Григорий встали, пожали друг другу руки.

Отец Зои ушёл, а отец Николая немного задержался, заказал ещё порцию горячего супа. Опустошил тарелку жадно, будто не ел несколько дней и только потом ушёл.

Таисия, конечно, не догадалась, что Прохор узнал её, поэтому почти не разговаривал с Григорием. А когда вышел на улицу, схватился за грудь, что-то там запекло, зажгло. Повалился наземь.

Кто-то забежал в харчевню, крикнул громко:

– Врачи есть? Человеку плохо!

Таисии стало любопытно, она выбежала и увидела, как несколько человек склонились над мужчиной. Подошла ближе, узнала отца Николая. Отвернулась, пошла прочь.

Что-то внутри неё боролось с хладнокровием: «Остановись, будь рядом, поможешь, это зачтётся в отношениях с Николаем!», но Тайга гнала эту мысль, без страха призналась себе, что рада такому повороту событий.

После харчевни Тайга отправилась к дому Николая. Походила вокруг, а потом решилась и вошла. Постучалась в заветную дверь. Открыл он. Встретились взглядами. Тайга шагнула в комнату.

– Где же ты была, Тая? – прошептал Николай, – Я ждал тебя! Почему ты не прислала в ответ ничего?

Но Тайга словно не слышала его, она прижалась к любимому, поцеловала. Николай обнял Таисию. Она начала стягивать с него рубаху, но юноша не позволил.

– Тая, скоро вернётся отец, нам нужно уйти в другое место.

Таисия поджала губы, сделала вид, что обиделась. О происшествии молчала. Знала, что отец сейчас точно не вернётся, но спорить и выдавать себя не стала. Отметила, однако, что Николая не осведомили о том, кто слил все данные о комитете. Одна мысль не давала ей покоя: «Кто же предупредил всех, кроме неё?»

– Пойдём ко мне, – предложила Тайга, – моя соседка сегодня на смене.

Не дожидаясь ответа, открыла дверь, вытолкнула Николая, взяла его за руку и повела в своё общежитие. Николай, словно маленький ребёнок, покорно шёл за Тайгой.

Внутри него всё бушевало, он так соскучился по Таисии, так хотел прижать к себе её стройную, желанную. В голове всё перемешалось, он остановился, привлёк девушку к себе, прижал так сильно, что она вскрикнула.

– Коля, – шептала ему Тайга, – что же ты такой нетерпеливый, мы уже почти пришли.

А сама жаждала этих объятий, представляла, что нет никого вокруг. Они одни во всём мире и вольны делать всё что угодно. Ругала про себя все правила и запреты, отсутствие свободы, навязывание стыда за любовные утехи. Винила этот мир за всё, что случилось с ней.

Николай остался у Тайги до утра. Его искали, чтобы оповестить о критическом состоянии отца, но найти не смогли.

Утром, перед уходом домой Николай повторил свой вопрос:

– Где же ты была, Тая! Я ждал тебя! Почему ты не прислала в ответ ничего?

– В ответ на что? – удивилась девушка.

– Я передавал тебе письмо через Илью. Он был у меня, когда домой влетел бешеный отец и заорал, что нас всех скоро задержат, и нужно срочно бежать. Спросил тогда у отца: «Откуда такая информация?»

Отец ответил, что кто-то из комитета сдал всех полицейским. Илья тоже это услышал. Мы решили, что нужно предупредить всех. Я быстро составил список с адресами и отдал Илье. Тебе написал письмо с местом, куда отвезёт меня отец. Я ждал тебя там. Мне пришлось вернуться, потому что ты не приехала ко мне.

– Илья ничего не передал мне, – Таисия заплакала. – Я чуть не попалась. Я пришла на собрание, никого не оказалось. Стала оглядываться по сторонам. Заметила стражников и полицейских, и так как никто не пришёл, почувствовала неладное и убежала. Пришла к тебе домой, а твоя соседка сказала мне, что ты уехал с отцом. Коля…

Таисия разрыдалась. Николай успокаивал её:

– Всё, Таечка, всё прошло, я с тобой.

– Я думала, что ты бросил меня и решил забыть. Как же Илья мог так поступить со мной?

– Мы всё узнаем, Тая! Может быть, он потерял письмо, или забыл его отдать.

– Забыл? – Таисия резко успокоилась, повысила голос. – Потерял? Да я из-за него чуть не отправилась за решётку! Никто кроме меня не пришёл! Все предали, и ты, Коля! Ты тоже меня предал!

– Нет, Таечка, нет, я честно писал тебе письмо. Я найду Илью, и он подтвердит мои слова. Прошу тебя, Тая, не делай поспешных выводов, может быть, его и самого поймали?

Николай опустился на колени, обнял Таисию за ноги.

– Прости меня, Таечка, всё будет хорошо. Мы всё узнаем. Я же с тобой сейчас, любимая…

Таисия торжествовала! Окончательно убедилась в том, что Николай её предательницей не считает, и решила самостоятельно разобраться с теми, кто её якобы подставил. Теперь она составляла план, чтобы полностью выйти сухой из воды и уехать наконец-то с Николаем из этого города подальше от всех.

Между тем Прохор выжил.

Таисия, узнав об этом, огорчилась, но виду не подала.

Из-за появившихся проблем с сердцем Прохору пришлось сократить рабочее время. Парамонов наказал ему готовить преемника. Выбрал среди работников мельницы толкового парня, молодого инженера и приказал обучить его всему. Отец Николая думал передать свои знания сыну, но тот вообще отказался работать на пекарне. Не захотел быть под присмотром отца и пообещал устроиться в порт.

Прохор не спорил. Вся эта ситуация сильно подкосила его здоровье, но вдруг появилась какая-то невероятная жажда жизни. В свободное время он прогуливался по причалу, рассматривал всех, угадывал среди них иностранцев, знакомился с новыми людьми.

Вспоминал английский и французский. На последнем разговаривал так давно, что позабыл напрочь некоторые слова. Решил поупражняться, и как только слышал французскую речь, подходил и без стеснения начинал задавать вопросы. Это общение приносило ему массу новых впечатлений. Он делился ими с Григорием Филипповичем, но тот не поддерживал увлечение друга, а весь был погружен в работу.

Отношения с сыном немного улучшились: то ли он стал умнее, то ли просто не хотел огорчать отца. Николай устроился на работу в порт. Разговор о женитьбе застал его врасплох.

По соглашению с Григорием Прохор не назвал сыну имя и фамилию невесты.

Николай возмущался. Ему не понравилось, что отец хочет женить его насильно. Но Прохор приказным тоном произнёс, что спрашивать мнение сына не будет. Рассказал и о том, что женитьба должна была состояться ещё до смерти матушки. А потом свадьбу пришлось перенести на весну. Прохор уверял сына, что выбранная девушка очень хороша собой, воспитана, умна, и они станут отличной семьёй.

Сын сопротивлялся, настойчиво требовал отменить свадьбу, так как он и сам может найти спутницу, и уже даже выбрал её.

Отец не смог сразу сказать Николаю, что видел Таисию с другим мужчиной. Посчитал новость о женитьбе важнее. Да и не был уверен, что Николай по-прежнему встречается с Таисией, так как личная жизнь сына была ему неизвестна.

Но Прохор был непреклонен в своём решении, а Николай при первом удобном случае поведал обо всём этом Тайге.

Глава 6

Поначалу пани Анна, встречаясь с Германом, чувствовала угрызения совести. Ругала себя за то, что оскверняет память Густава новыми отношениями. Но ей было так хорошо рядом с Германом, так легко, что со временем эти мысли перестали посещать её.

Она поняла, что и сама влюбилась в Германа. Влюблённые не торопились узаконить свои отношения. Герман много лет жил один и говорил Анне, что не может вот так сразу оказаться с женщиной под одной крышей. Поэтому решили встречаться на нейтральной территории без обещаний друг другу и ожиданий.

Но Анне хотелось большего. Она часто вспоминала Зою и её чувства к Янеку. Ей уже стало казаться, что она и сама как Зоя: окрылённая, влюблённая, наивная, молодая.

Каждое расставание с Германом давалось всё тяжелее. Янеку ничего про свои отношения с другом Густава не рассказывала, они вообще мало разговаривали. Чтобы как-то отвлечься, стала опять брать заказы, но желающих было так много, что пришлось отказывать.

Женщины, записанные к пани Анне ещё до смерти Густава, сквернословили и разносили по городу сплетни о некачественной одежде, которую якобы стала шить портниха. Эти слухи приносила в дом к Анне нанятая вновь помощница. Однако пани Анна не беспокоилась по этому поводу. Она прекрасно знала, что её платья пользуются колоссальным спросом, их сдают в аренду и перепродают дорого. Однажды она случайно стала свидетельницей разговора двух пожилых особ.

– Ты только посмотри, Соня, что нашила мне эта дорогая портниха! Всё по швам полезло. Деньги-то мне не даром даются.

– Это какая? Швея-полячка?

– Да-да, именно она. Высокомерная особа, которая воротит от всех нос. Она отказала даже тем женщинам, чьи мужья работают в Думе.

– А как ты к ней попала?

– Ой, чудом, видимо, мои формы так пришлись ей по душе, что захотела меня уважить. Но качеством не уважила, я разочарована и теперь предупреждаю всех, чтобы к этой мошеннице не обращались.

Пани Анна сразу догадалась, что речь о ней. При этом она хорошо помнила, что эта особа к ней не обращалась. Она подошла к женщинам и начала разговор:

– Прошу прощения, что перебиваю, я невольно услышала ваш разговор. Неужели пани Анна так отвратительно стала шить?

– Именно отвратительно, посмотрите, швы разошлись, – ответила недовольная дама.

– Я не могу вам поверить! Разрешите взглянуть на ваш воротничок, портниха обычно пришивает туда золотую тесьму с инициалами, – возмутилась Анна.

Сплетница забеспокоилась. Занервничала.

– Покажи, – попросила собеседницу Соня.

Но та отказалась и как-то быстро засобиралась по делам.

– Милые дамы, – обратилась к ним пани Анна, – я та самая швея-полячка. На вас надето платье не моей работы, но ради доброго имени я готова сшить вам по платью бесплатно. Приходите завтра в 11 утра, я сниму мерки и выберем модель.

Обе женщины удивлённо таращили глаза.

Анна поклонилась и пошла по своим делам. На следующий день эти дамы не пришли к назначенному времени.

Янек по-прежнему сидел дома. Мать сказала ему, что даст знак, когда можно будет выходить.

Герман пообещал ей закрыть дела Янека и всех соучастников, чтобы не привлекать к ответственности отдельных личностей. Это могло открыть дорогу клевете друг на друга, и тогда Янека спасти точно не удалось бы.

Пани безмерно благодарила Германа и была так в него влюблена, что не замечала с его стороны некоторую холодность к себе.

А Янек целыми днями что-то писал. Складывал исписанные ровным почерком листы в стопку. Писал на польском и русском. Пани Анна не трогала его записи. Даже предположения о том, что это могут быть тексты политических листовок, не заставили её вторгнуться в личное пространство сына.

Но однажды к Янеку пришёл паренёк по имени Илья. С недавних пор пани Анна интересовалась друзьями Янека. Герман посоветовал ей пристальнее следить за деятельностью сына. Юноши уединились в комнате, а на кухонном столе остался исписанный лист бумаги.

Обычно сын забирал все записи с собой в комнату, но сегодня приход товарища был настолько неожиданным, что Янек, видимо, забылся.

Анна решила убрать листок, чтобы накрыть на стол и в глаза ей бросилось: «Золо́то моё, здравствуй!», пани не стала читать дальше, перевернула листок, сердце забилось сильно. Но любопытство взяло верх, и она решила прочитать письмо сына.

«Золо́то моё, здравствуй! Сегодня восемнадцатый день нашей с тобой разлуки. Как вытерпел столько времени, я не знаю. Наверное, наша любовь так сильна, что она не даёт отчаиваться. Потерпи, моя родная, совсем скоро я смогу свободно перемещаться по городу и сразу приду к тебе. Ты моя золотая девочка, и имя твоё золотое. Я шепчу его ночи напролёт. Мне снятся сны, как мы с тобой венчаемся. Золо́то моё, у нас всё получится! Целую тебя, твой Я…»

Анна держала в руке письмо и заливалась слезами.

«Бедный мой мальчик, – думала она. – Сколько же в тебе сил, терпения, любви. Как я виновата перед тобой. Ты же не можешь даже поделиться со мной своими переживаниями! Я сама сделала наши отношения такими сухими.

Сынок, я была против того, чтобы ты любил русскую девушку. Но когда узнала, как она любит тебя, поняла, что ошибалась. Больно осознавать, но только смерть твоего отца открыла мне глаза на чувства. Я и сама теперь пленница. Мы с тобой в одинаковых условиях. Только мне проще, ни у кого не нужно спрашивать разрешения».

Анна положила письмо на комод, вытерла слёзы и принялась накрывать на стол. В голове у неё созрел план.

 
                                         * * *
 

Зоя никак не могла поверить в то, что Макара больше нет.

Как только она слышала в коридоре чьи-то шаги, сразу летела к двери, думала, что вернулся брат и принёс весточку от Янека. Но это был либо отец, либо мачеха.

Зоя скучала. В порт больше не ходила. Ещё свежи были воспоминания о том, как Галя украла деньги и поплатилась за это.

О семье Гали ходили странные слухи.

Одни говорили, что Алия с дочкой перебралась в Турцию, другие, что жена отомстила Семёну за дочь, а потом отбыла в неизвестном направлении. Некоторым будто бы и сам Семён сказал, что это Алия его ударила.

Где находится сам отец семейства, никто толком не знал. Но кто-то видел его на мельнице с палочкой, кто-то в городе. А кто-то утверждал, что похоронили Семёна добрые люди. Слухов было много.

А ещё больше их стало, когда в освободившуюся квартиру поселились новые жильцы. Они прожили там неделю и съехали.

Новая хозяйка жаловалась, что ночью слышит вой в комнате, а утром просыпается, и у неё выпадают волосы. Зоя и сама видела, как женщина облысела почти за неделю. Выселялась она уже в платке. Поговаривали, что стала полностью лысой.

Два дня жилище пустовало, потом приехали другие. Шумная семейка с тремя маленькими дочками одного возраста и на одно лицо заселилась глубокой ночью. Другие жильцы возмущались, что спать им не дают, а завтрашнюю работу никто не отменял. У поселившихся вроде бы волосы не выпадали, по крайней мере, об этом никто не сплетничал.

Евдокия как-то спросила у мужа, что ему известно о семье Гали. Григорий ответил, чтобы не лезла в это дело, ни у кого не спрашивала и язык не распускала, так как чужая семья сама разберётся.

– Про тебя и Зойку слухи ходят, что из-за вас Гальку обрили. Напели мне уже со всех сторон. Но коли за воровство, значит поделом ей. Но вот сейчас нет у меня желания разбираться, каким образом вы причастны к этому. Одно хочу сказать, Дуся, плохая с тебя мать получилась. Не дала мозгов детям.

– Ах, вот ты как заговорил! – возразила мужу Евдокия. – А где бы я их взяла, если они родились безмозглыми? Свои бы расковыряла и через уши засунула? Что-то ты наглеешь, Гриша! Отцовского воспитания не дал им, Макар у тебя сам по себе был.

Вот если бы его женил вовремя, так не было бы этих всех комитетов! Некогда было бы ему заниматься этим! Семью бы кормил, а то ты в Зойку вцепился. Тянешь резину со своей женитьбой. Откладываешь, откладываешь, а может и не нужен именно этот жених, если свадьба не ладится? Отправил бы её со мной на пекарню, трудилась бы и хозяйству училась. А то ты возле неё кружишься, словно она башмачок хрустальный, носить можно, но разобьётся.

– Так, а зачем же ты замуж за меня такого пошла, а? Сильно мужика хотелось? Я тебя не звал за себя, сама приплелась. Знала же, что я с детьми, что в них нужно душу вкладывать. А это всегда мать делать должна, отец только к труду приучать должен! – возмущался Григорий Филиппович.

– Ну и чему ты научил? Тьфу на тебя. Жалею я, что приехали мы сюда. Полтора года живём здесь, а уже и век прошёл.

– Так ты сама нас сюда притащила! Забыла?

Евдокия замолчала. Впервые согласилась с тем, что муж прав насчёт переезда.

Поманили её золотые горы, и осталась у разбитого корыта. За границу мужа не оправили, Зойку замуж не выдали за богатого. Тянется всё, засасывает трясина. Хорошо ещё, что больше на допросы не вызывают, а то так и работу можно потерять.

Евдокия часто погружалась в думы. Захотелось ей всё-таки противостоять Григорию насчёт замужества.

Как-никак жалела она Зою и не представляла, как та будет с нелюбимым мужем существовать: «Тут с любимым живёшь как кошка с собакой, а там чужой человек. Зойка красивая и создана для того, чтобы любовался ею муж, а то пропадёт, угаснет. Надо бы разузнать о Янеке, может он из семьи получше, чем Колькина».

Григорий Филиппович стал молчалив. Приходил домой, ложился спать и даже с женой почти не разговаривал.

Евдокия Степановна после пропажи Макара как-то постарела. Стала прихрамывать. Зоя заметила, как сильно изменилась мачеха. Евдокия ночами почти не спала, всё время молилась.

Иногда мачеха спрашивала у отца: «Гриша, неужели у тебя не болит душа, сына не предали земле. Может ещё найдётся?»

Но Григорий Филиппович только отмахивался, резко бросал: «Вам бабам лишь бы поскулить. Сколько ты ночами будешь колени натирать? Что от твоей молитвы станется ему? Лучше собой займись!»

Но Евдокия Степановна продолжала молиться. Как-то утром она совсем не смогла встать с кровати. Нога разболелась так сильно, что пришлось Григорию идти за врачом.

Доктор прописал временный лежачий режим и мазь. Все заботы по дому легли на падчерицу. Так как необходимые покупки мачеха теперь не могла совершать, Зоя стала выходить в город.

Ей нравилось бродить по улицам, разглядывать людей, дома. Общежития для работников были многолюдными, а по сравнению с шумом порта в городе было тихо. В центре особняки обладали особой привлекательностью. Зое хотелось посмотреть, как они выглядят изнутри.

Она иногда подолгу рассматривала окна, двери, запоминала людей, которые из них выходили. То место, где они встречались с Янеком, обходила стороной.

Решила для себя, что пойдёт туда только с ним. Чем больше времени проходило с их последней встречи, тем глубже зарывались её чувства. Словно конопатились где-то глубоко.

Зоя старалась не вытаскивать их оттуда, боялась, что не выдержит и сойдёт с ума. Один только раз сходила она в порт, чтобы поинтересоваться о Янеке. Но там ей опять сказали, что он давно уволился.

Как-то возвращалась домой и случайно встретила Таисию. С того момента, как пропал Макар, Зоя возненавидела предательницу. Но не могла сказать ей об этом в лицо, не знала как себя вести. Боялась, что если выдаст себя, то от этого может быть хуже другим участникам собраний.

– Зоя, – увидев её, крикнула Таисия, – неужели тебя с цепи спустили, и ты стала свободной. Или замуж вышла?

Зою смутили эти слова. Она промолчала. Улыбнулась через силу. Кивнула приветственно.

Таисия подбежала. Набросилась на Зою с объятиями.

– Как я рада тебя видеть, Зойка! Представляешь, Николай мой вернулся! А как ты? Что у тебя с Янеком?

Зоя пожала плечами.

– Я не видела Янека, – тихо сказала она и не сдержала слёз.

Таисия, заметив, что Зоя плачет, произнесла:

– Ну и ладно, значит, не так уж ты ему и дорога! И слёзы льёшь зря. Любовь доказывается поступками. Понимаешь? Вот Коленьку отец увёз подальше, а он вернулся ко мне. И не побоялся ни ареста, ни злобы отца. Потому что любит. А твой Янек не мужик вовсе. Монах. Очень набожный и несчастный.

Он никому из комитета не нравился. Слишком правильный. И зачем Янек вообще приходил на собрания? Он со своей правильностью ничего не сможет сделать! А как он с тобой обходился? Зоя, а ты не узнавала у него? Может болезнь какая-то? Чего так от баб шарахается? Вот угораздило тебя в него влюбиться.

Таисия говорила резко, с какой-то издёвкой в голосе:

– Я узнала его раньше, чем Николая. Он только в порт пришёл работать, такой весь нежный. Светленький, словно ангелочек. Все мужики как мужики: грязные, неопрятные, а этот как белое пятнышко. После работы переодевался, одежду каждый день стирал. Он со временем тоже почернел, руки зачерствели, но переодевался всё равно. Странный, конечно, пять минут ходьбы домой, а он нарядится и идёт. Смех да и только! Вечерами все по харчевням сидели, а Янек толстенную книгу по медицине читал. Сейчас я уверена, что он точно придурковатый. Вот скажи, зачем работнику порта медицинскую книгу читать?

А тогда стал он мне шибко интересен. Я глазками и так, и эдак, а Янек как каменный.

Как-то я пришла к нему в общежитие. Он ходил по комнате без рубахи. Тело у него, я тебе скажу, мускулистое. Увидев меня, не поспешил одеться. А я подумала, что он не такой уж и стеснительный. Ты сама-то его видела без рубахи, Зой?

Зоя молчала.

«Почему же Таисия не рассказывала мне об этом, когда душу изливала?» – думала Зоя.

А Тайга продолжала:

– Хотя вряд ли ты видела. Но мне повезло пока что больше, чем тебе. Так вот я будто случайно заглянула к нему. Нас никто не знакомил, но все как-то за глаза друг друга знали. Я улыбнулась, он тоже. «Кого ищете?» – произнёс он. А я взяла и ляпнула: «Тебя!» Янек улыбнулся ещё шире: «Чем могу быть полезен?»

Я просто подошла к нему и положила руки на плечи. Мы стояли так примерно минуту, а потом он резко скинул мои руки и начал быстро надевать на себя рубаху. Я расхохоталась. А он все до одной пуговки застегнул и уставился на меня. Сам красный, руки трясутся.