Текст книги "Твое имя (СИ)"
Автор книги: Анна Платунова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
*** 12 ***
В Выселенках – маленькой деревушке – не оказалось даже своего постоялого двора. Купеческие обозы проезжали через нее редко, гости тоже не захаживали. Если кому-то требовалось заночевать, некоторые жители сдавали комнаты.
Мара и Бьярн сняли две тесных комнатушки у какой-то глухой бабки, которая хоть и была туга на ухо, но деловой хватки не потеряла, вытребовав с путников двадцать монет за седьмицу, причем плату взяла вперед. Правда, обещала за это кормить завтраками, а на ужин подавать крынку молока.
Двадцать монет. Почти все, что было у напарников. Мара ничего не сказала вслух, но с тоской подумала о том, что теперь денег до зимы им едва ли удастся заработать. И, видно, придется переговорить с Бьярном – отпустить его. Один он, возможно, найдет подработку на оставшееся время. Что же за черная полоса такая…
Но это подождет – есть еще несколько дней в запасе. Пусть Бьярн тоже отдохнет, наберется сил. Мара не хотела признаваться даже себе самой в том, что просто не хочет его отпускать.
Бабка достала из печи горшок с кашей, нарезала хлеб и налила квас – невесть какой завтрак, но лучше, чем ничего. Эрл, который уже смог самостоятельно подняться на ноги, присоединился к ним за столом. Хотя Мара уговаривала его поесть в постели, но мальчик, узнавший утром от провожатых о ночной стычке с шатуном, теперь не отставал ни на минуту, продолжая выспрашивать подробности. Мара даже подумала о том, что, возможно, какое-то воспоминание, стершееся из головы, заставляет его снова и снова задавать вопросы. А может быть, это обычное детское любопытство.
– Он убит был? Прямо в грудь?
– Да, – в сотый раз устало согласилась Мара, поскорее накладывая себе в тарелку горку пшеничной разваристой каши, мечтая набить рот и помолчать хотя бы пять минут.
– Ух… И даже говорил! Жу-уть! Откуда он шел, интересно?
– Так вы нашего Базиля нашли? – встрепенулась хозяйка, которая, видно, плохо слышала только тогда, когда ей это было выгодно. – Ох, злодейство. Злодейство вчера здесь совершилось, малыш!
Мара и Бьярн одновременно попытались задать вопрос, оба подавились кашей и закашлялись.
– Убийство? – первым пришел в себя Бьярн. – Значит ша… погибший из здешних мест?
– А то! Из наших. Базиль это, Самохи сын. Они с Вендимом невесту не поделили. Та сначала с Базилем шашни крутила, а потом… – старуха махнула рукой. – Ветреная глупая девчонка. Так вчера Вендима и застали на месте преступления. Стоит с колом в руках – из ограды, видать, вытащил. Весь трясется. «Я не виноват, – говорит. – Я только защищался!». А Базиль у его ног лежит и не дышит уже. Ну, повязали голубчика – и в погреб, пока дознаватели едут. Они к нам из самого Флагоса поедут, двое суток пути. А пока суд да дело, Базиль наш поднялся и убег в лес.
Бабка рассказывала историю так буднично, словно тут, в небольшой деревушке, каждый день происходят убийства. А ведь наверняка дело неслыханное, и еще через год только об этом происшествии и будут вспоминать.
– Но точно ли это он? – засомневалась Мара. – Во что он был одет?
Сама она утром успела осмотреть упокоенного. В том, что он деревенский парень, сомнений не возникало, но в таком деле лучше изучить все детали.
– Рубашка желтая с алым узором, штаны серые… М-м-м… Шляпа, кажись, была…
Шляпу несчастный по дороге, конечно, потерял, но остальные приметы совпадали.
Эрл переводил взгляд любопытных зеленых глаз с бабки на Мару, с Мары на Бьярна, и вновь возвращался к бабке.
– А если Вендим правда не виноват? – спросил он. – Если он защищался?
Мара вспомнила идущего на них шатуна, бормочущего «М-мир-рно». Едва ли защищался. Неведомый Вендим доверия у нее не вызывал. Как, впрочем, и Базиль – сочувствия.
– А может, допросишь его, девица? Раз уж ты так удачно к нам в Выселенки завернула. Промысел Всеединого, не иначе. Да и тело Базиля надо домой вернуть, похоронить по-человечьи. Мать убивается…
Мара вздохнула.
– Не получится допросить. Его уже наши упокоили. После такого заклятия мертвого не поднять… А тело, конечно, покажем.
Она посмотрела на Бьярна, вопросительно приподняв брови: «Покажешь?». Ей неловко было просить напарника вместо отдыха возвращаться к месту ночной стоянки, но себя она чувствовала пока слабой. Бьярн кивнул.
– Ах, как жалко, деточка. Как жалко, – причитала бабка.
Мара промолчала о том, что один способ все же существовал, но такой трудоемкий и муторный, что игра не стоила свеч. К тому же дело казалось ей очевидным: убийца застигнут на месте преступления.
Бьярн задержался у дверей, глядя на Мару. Явно хотел что-то ей сказать, но сомневался, стоит ли. Все же не выдержал:
– Рана сильно беспокоит? Сейчас оба ложитесь и отдыхайте!
Мара чуть было не вспыхнула снова – опять эти покровительственные интонации в его голосе. То волосы не стриги, то ложись и отдыхай! Что дальше? Но тут же кольнула совесть: Мара чувствовала себя значительно лучше именно потому, что Бьярн поделился с ней частью жизненной силы. И хотя он старательно не показывал вида, но Мара точно знала, что приходить в себя потом не так-то легко.
– Ладно, – за обоих ответил Эрл.
И Мара не стала спорить, они действительно нуждались в покое. Зато у мальчика дела быстро шли на поправку: детские организмы быстро восстанавливаются, да тут еще Вестяник сыграл свою роль – через несколько дней Эрл будет как новенький. Аппетит отличный, и щеки порозовели.
– Можно мне каши еще? – словно в ответ на ее мысли спросил Эрл у хозяйки. Он выскреб свою тарелку и оглядывался разыскивая, чего бы еще съесть.
– Ась? Что, милок? – бабка приложила ладонь к уху. – Глуховата я стала.
И юркнула за дверь. Мара только головой покачала: артистка, так ее. Выгрузила половину своей каши мальчику в тарелку – все равно есть не слишком хотелось. Потом доковыляла до постели и с облегчением легла, вытянув ноги.
В безопасности. Живы. Солнце светит в окна. Как же хорошо.
Поспать, однако, не удалось. Бабка не сумела удержать язык за зубами. Совсем скоро Мара услышала возню у дверей, неясный гулкий голос Бьярна и незнакомый женский с плачущими интонациями. Мара выругалась про себя и пошла открывать.
Эрл, облизывающий ложку, с любопытством ждал развития событий. В комнату влетела худенькая немолодая женщина, Бьярн с виноватым видом зашел следом. На заднем плане маячила бабка, лицо хитрое и довольное: будет о чем посудачить.
Гостья увидела Мару и тут же, без предисловий, бухнулась перед ней на колени, обхватила за ноги. Мара сцепила зубы, чтобы не закричать: боль резанула рану. Но женщина, похоже, была в отчаянии.
– Деточка, милая! Спаси его!
Мара растерялась. Видно, мать Базиля совсем ума лишилась от горя. Такое бывает иногда. Некоторые, потеряв близких, вот так же упрашивали оживить. И уговоры, и объяснения, что воскрешенный уже не будет тем человеком, которого они любили, что он лишь тело без разума, обычно не действовали на убитых горем родных.
– Невозможно… – прошептала Мара. – Он умер. И этого не изменить.
Женщина подняла залитое слезами лицо.
– Его казнят, если докажут, что специально убил. Мой сын не виноват. Вендим всегда был добрым, хорошим мальчиком.
Ах, вот оно что. Это мать Вендима – убийцы, что ожидает сейчас своей участи в погребе. Законы в Симарии строги к убийцам. Если докажут, что он совершил это преднамеренно, виселицы парню не избежать. Но если, допустим, окажется, что он только защищался, то…
Мара вновь вспомнила шатуна, бормочущего одно-единственное слово. «Мирно, мирно, мирно…» Она так и видела, как широко распахнулись глаза Базиля, когда Вендим всадил деревянный кол ему в грудь.
– Неужели ничего сделать нельзя? – горячо шептала женщина, сжав в ладонях ледяные руки Мары. – Оживить хоть на минуточку? Спросить, как все было?
– Вообще-то есть один способ, – нехотя призналась Мара.
+++
Тело привезли в Выселенки довольно быстро и оставили лежать на телеге посреди двора.
– Я только возьму немного крови, и можете вернуть его матери, – сказала Мара.
Она держала в руках узкий нож и жестяную миску. Эрл высовывал из-за дверного косяка любопытный нос: ближе подходить боялся, но и уйти был не в силах. Мара снова вздохнула про себя: хорошо, что он не помнит, что с ним случилось, и вид мертвого тела не пугает его.
– Фу-у, – протянул Эрл, подсматривая за действиями Мары сквозь прижатые к лицу растопыренные пальцы. – Мертвая кро-овь!
– Брысь! – в один голос крикнули Мара и Бьярн.
Постепенно вокруг собиралась толпа. Мать Вендима не ушла больше со двора, но жители каким-то образом узнали о том, что происходит. Хотя тут к гадалке не ходи – понятно, кто растрезвонил. Люди стояли за частоколом – мрачные и молчаливые.
– Да что тут расследовать, Вендим и убил, – мрачно изрек один из мужиков.
– Молчи, Борат! Ты не можешь знать!
Мать Вендима сейчас готова была вспыхнуть от любого слова.
Мара старалась не думать о родных Базиля, которые пока так и не объявились. Осталось только надеяться, что они не против.
– Позовите сюда главу Выселенок. Он должен дать разрешение! – крикнула Мара в толпу.
– А что его звать! Вот он я! – все тем же угрюмым тоном произнес тот, кого мать убийцы назвала Боратом. – Ладно. Давайте. Самому интересно посмотреть, что у вас получится.
Мара, подняла миску, наполненной кровью Базиля, кивнула.
– Я расскажу, что сейчас будет. Базиля я оживить не смогу, но я на время передам его последние воспоминания тому, кто согласится его представлять. Я нанесу на его тело магический узор, произнесу заклятие, и другой человек на несколько минут станет Базилем, повторит все его слова и действия. Вендим будет играть свою роль. Обмануть он не сможет – над ним я тоже произнесу заклинание, так что он словно вернется во вчерашний день, когда произошло убийство. Мы увидим, как все происходило, своими глазами. Кто согласен ненадолго превратиться в Базиля?
Толпа в едином порыве тут же отступила на шаг назад от ограды. Мужчины прятали глаза. Испытывать на себе некромантские штучки никто не желал.
– Умоляю! – крикнула плачущая женщина. – Хоть кто-то!
Мара беспомощно оглянулась: если желающих не найдется, вся затея бесполезна.
– Я побуду жертвой, – сказал Бьярн, разводя руками, словно говорил: «Напарник я или кто». – Уверен, на тот свет ты меня не отправишь.
Он хохотнул. Но слегка неуверенно.
– Приведите Вендима на место убийства и ждите нас там, мы скоро придем.
Мара позвала Бьярна обратно в дом. Эрл, оказывается, прилег отдохнуть, ожидая, да так и уснул. Вот и ладно – во сне быстрее выздоровеет. Да и нехорошо ребенку на это смотреть. И тут кольнула Мару непрошеная мысль: он поправится совсем скоро, а потом куда его? Работа у них такая, что мальчишку за собой таскать не станешь. Но тут же отмела сомнение – потом, все потом.
– Разденься по пояс, – скомандовала она напарнику.
На Бьярна, который как-то вдруг неловко и долго стал стаскивать с себя куртку, а потом рубашку, Мара не смотрела. Была занята тем, что добавляла в кровь Базиля ингредиенты из многочисленных баночек. То пару капель одного средства, то ложку другого, то щепотку кладбищенской земли. Она все время шептала что-то себе под нос.
– Ты ведь не училась в Академии, – подал голос Бьярн, который уже приготовился к неведомому ритуалу и неотрывно следил глазами за Марой.
– Нет, – односложно ответила та.
– А откуда тогда…
– Тихо! Ты меня сбиваешь!
В конец концов она взяла миску со снадобьем и встала перед Бьярном. Лицо сосредоточенное, губы сжаты – Мара всегда становилась такой, когда занималась делом.
– Если будет током дергать, это ничего. Это нормально.
– Отлично, – проворчал Бьярн.
Мара обмакнула указательные пальцы в приготовленную смесь и коснулась ими ямочки на шее Бьярна, а потом быстро начала чертить на его теле замысловатый узор, разводя руки все дальше в стороны, касаясь плеч, опускаясь на живот. Глаза у нее были полузакрыты, и она не переставала произносить напевное заклинание.
Слабые искры действительно слетали с ее ладоней, но Бьярн сидел не шевелясь. Он будто превратился в статую и все смотрел и смотрел на Мару не отрываясь, в его глазах застыло странное выражение. А ее пальцы продолжали скользить по его коже, вычерчивая знаки.
Но вот наконец она закончила.
– Бьярн?
– Да, – его голос был охрипшим, словно после сна.
– Мы сейчас пойдем на место преступления, и когда я скажу: «Умри», ты отключишься на минутку. За тебя говорить будет Базиль – его кровь.
– Да, хорошо… Мара…
– Что?
– Нет, ничего…
– Ты не волнуйся, это не страшно и совсем не опасно. Веришь мне?
Бьярн потянулся к ней, но опустил руки на полпути.
– Конечно, верю.
Толпу заметили издалека – даже спрашивать не пришлось, куда идти. Казалось, здесь собралась вся деревня, прибежали даже ребятишки и теперь носились под ногами у взрослых. У штакетника с заостренными кольями стоял, окруженный со всех сторон, парень. Одного кола как раз не хватало – видно, он и послужил орудием убийства.
Вендим оказался невысокого роста. Мара мысленно прикинула – он едва достигал плеча убитого. И Бьярн также возвышался над убийцей на две головы. За спиной Вендима пряталась его мать, она уже не плакала, словно потеряла всякую надежду.
– Где ты стоял тогда? Здесь? Встань и стой. Я произнесу заклятие, и ты как будто уснешь. Во сне ты повторишь все, что делал вчера.
– Я не виноват, – сказал Вендим, который, вероятно, повторил эти слова уже сотый раз за день. Точно они были волшебным заклинанием, призванным защитить его от беды.
– Тогда мы это увидим, – резко ответила Мара.
Замахала руками, делая знак зевакам: «Тихо, молчите все!» Толпа всколыхнулась в последний раз и затаила дыхание.
Мара подошла к Вендиму и прошептала ему что-то на ухо. Тот остался стоять, вот только глаза сделались пустыми и остекленевшими.
– Бьярн, готов?
Напарник кивнул.
– Умри!
… Они встретились случайно у дома Лары. Ну, как случайно: Базиль надеялся вызвать девчонку на разговор. Непорядок это – она с ним гуляла, подарки принимала без счета, поцелуй обещала, а сегодня говорят, Лара твоя за руку с Тощим шла. С Вендимом, стало быть. И есть с кем за руку держаться – дохляк, в чем душа держится. И ладно, что грамоте учен, невеликая вещь. Для семьи от лишнего ума ущерб один.
Так он думал, шагая по дороге к дому той, кого уже привык считать своей невестой. И тут из дверей показался этот заморыш. Этот недомерок несчастный. Вышел из калитки с наглой харей, остановился. Смотрит.
– Эй! Поди-ка сюда! Поговорим!
– О чем, Базиль? Лара тебя не любит. Понимаю, ты расстроен. Но пока ты не успокоишься, к ней не зайдешь!
– Я? Не зайду? А кто меня остановит? Ты, что ли?
Базиль угрожающе надвинулся на Вендима. Кровь его кипела. В сопернике его раздражало буквально все: и чистенькая рожа, и умные словечки, которыми тот сыпал. Даже то, что в семье Вендима мир и лад, а его родители каждый день грызутся. Почему все ему, жалкому недомерку, достается?
Ненависть застила Базилю глаза. Руки тряслись от злости.
– Отойди! А то и ее убью, заразу продажную, и тебя тоже!
Он двинулся к калитке, но Вендим преградил путь.
– Нет! Базиль… Слушай… Давай попробуем решить все мирно!
– Мирно? Мирно?
Руки Базиля сомкнулись на горле Вендима, сжали изо всех сил.
Когда резкая боль пронзила грудь, вышибая из легких воздух, Базиль успел удивиться и даже, пожалуй, обидеться: «Это называется мирно?»
Это была его последняя сознательная мысль.
*** 13 ***
– Бьярн! Отпусти его! Отпусти! Слышишь!
Мара всем телом повисла на руках напарника, вцепившихся в горло Вендима. Почему-то заклятие «Отомри!» подействовало не сразу.
Зеваки, завороженные разыгранной пьесой, не сразу пришли на помощь, но все-таки опомнились, оттащили Бьярна от Вендима. Тот еще долго втягивал в себя воздух посиневшими губами и кашлял, приходя в себя.
Бьярн очнулся, покачнулся, оглядываясь вокруг, словно не понимая, где находится, но постепенно взгляд его прояснился.
– Вы все видели! – крикнула Мара. – Вендим невиновен! Он только защищал жизнь Лары и свою!
Толпа зарокотала, соглашаясь. Борат тер затылок, размышляя, как вырулить из этой ситуации. Он избегал смотреть в сторону матери Вендима, которая будто не могла поверить произошедшему, стояла окаменев.
А на ступенях дома Мара увидела юную девушку. Видно, та самая невеста, из-за которой разгорелся весь сыр-бор. Она вглядывалась в лица, но не могла разобрать с такого расстояния, что происходит. Бледная как полотно, губу закусила. Но вот глава деревни крякнул, хлопнул Вендима по плечу, точно приносил извинения, и Лара, догадавшись, что Вендим оправдан, залилась слезами и бросилась к калитке, вцепилась в его рукав, прижалась.
– Ну, что ты, что ты… Вот глупая… Хорошо все! – Вендим гладил девчонку по волосам, а та дрожала и ревела.
– Пойдем отсюда! – бросила Мара. – Голова разболелась!
Они уже далеко отошли, когда их догнала мать Вендима. Она стала совать Маре в руки узелок, в котором поблескивали две ложки, покрытые позолотой, и тонкое колечко с маленьким камешком, наверное, обручальное.
Если бы она предложила денег, Мара взяла бы их не раздумывая, но это подношение явно говорило о том, что с деньгами в семье негусто, и. хотя благодарная женщина готова отдать последнее, Мара не могла принять такой дар.
Она подняла виноватый взгляд на Бьярна, тот все понял и кивнул.
– Не надо ничего, – устало сказала Мара.
Настроение, однако, стремительно катилось вниз. Да, они помогли распутать дело. Спасли Вендима от смерти. Но Базиль… Он просто был слишком молод. Он мог измениться когда-нибудь. Теперь не сможет.
К тому же вновь вылезли сомнения и тревоги, которые Мара так старательно старалась спрятать поглубже. У них всего несколько монет на двоих. Вернее, на троих. Надо отпустить Бьярна. Она должна. Еще немного, и он ничего не успеет заработать до начала зимы. А Эрл? Как быть с ним?
– Ты что невеселая, птаха?
Бьярн, покрытый до пояса кровавыми разводами, выглядел жутковато. Под кожей перекатывались комки мышц. Если бы Мара не знала Бьярна и случайно повстречала на пути, она бежала бы не оглядываясь, куда глаза глядят. Она и сейчас невольно отодвинулась, отступила на шаг. Бьярн заметил, сжал челюсти, но ничего не сказал.
Вернулись в дом. Мара, не снимая обуви, легла на кровать и отвернулась к стене. Отчего-то не радовал больше ни солнечный свет, проникающий в окна, ни ветер, заставляющий трепетать легкие занавески, ни запах домашнего уюта, когда смешиваются ароматы трав, что сушатся под потолком, с запахом каши и хлеба, а еще пыли и земли.
Все это слишком живо напоминало Маре ее собственный дом, в котором она жила с мамой и папой. И, конечно, тот дом, где она жила с дедулей Биргером.
На секунду ей показалось, что вот сейчас, стоит ей открыть глаза, она увидит маленькое окно с колючим цветком, который дедуля упорно звал по имени – Куксом. Противный этот цветок сотни раз колол Маре руки, когда она пыталась поправить занавески, а цвел всего лишь раз в год. Никакого толка от него.
Она откроет глаза, потянется, еще вялая ото сна, и не спеша подойдет к столу. Дедуля по привычке встал рано и ушел в лес, собирать травы, но под чистым вышитым полотенцем ее ждет завтрак – молоко и хлеб. А иногда пряник или медовая сота. Мара сядет, подогнув под себя ногу, и примется задумчиво отламывать маленькие кусочки, мечтая о будущем: еще немного – и она отправится поступать в Академию. В Соувер.
Воспоминание потрескалось. Покрылось черной паутиной. Рассыпалось прахом.
Мара почувствовала, как по ее щеке скользнула одинокая слезинка, и поскорее стерла ее рукой. Ничего. У нее больше ничего нет. Она и в воспоминаниях не может найти прибежище. Самое светлое отняли у нее. Потому что, стоило начать думать о доме, о дедуле, о несбыточных глупых мечтах, когда она представляла себя студенткой Академии медицины, следом выползали из тьмы черные пауки и шипели, и шептали на все голоса: «А ты помнишь, что было дальше? Ты помнишь?»
Мара помнила все…
Она услышала, как скрипнул пол. Бьярн постарался подойти тихо, чтобы не потревожить: думал, она спит. Мара шестым чувством ощутила, как он смотрит на нее, прислушивается к дыханию, а потом так же тихо отступает.
Уже на самом деле задремав, она словно издалека слышала плеск воды во дворе. Бьярн смывал с себя разводы. Потом уловила легкое дыхание Эрла: все хорошо, мальчишка почти поправился. Значит, скоро надо что-то решать. И с ним, и с напарником.
Но у нее еще есть время! Целых семь дней на то, чтобы ни о чем не думать. И Мара решила позволить себе эту роскошь.
Дни в Выселенках, похожие один на другой, заполненные дремой и ленивыми прогулками, вовсе не казались Маре скучными. Она поняла, что так устала за эти месяцы бесконечных поисков работы, борьбы на грани жизни и смерти, ночевок у костра и жизни впроголодь, что теперь готова лежать целыми днями и жевать вкусный свежеиспеченный хлеб, намазанный вареньем.
К счастью, благодарные жители, хоть не смогли оплатить ее услуги деньгами – в деревне деньги роскошь, – зато кормили напарников от души. Каждое утро начиналось с того, что мать Вендима приносила на завтрак отварные яйца и пироги, а вечером на крыльце обязательно обнаруживалась корзина со снедью. И даже жадная бабка, скрипя зубами, вернула Маре пять монет, пожаловавшись ей же, что «Глава распорядился дорогих гостей кормить за так». «Дорогих гостей» она произнесла таким едким тоном, что сразу стало понятно, что они ей дорого обходятся.
И все-таки наступил день, когда необходимо было принять решение. Эрл подружился с местными ребятишками, и хотя бегать сил у него пока не хватало, все же и дома он усидеть не мог. Мара знала, что Эрл стал частым гостем в доме Вендима и добрая женщина подкармливает худенького мальчика, который чудом выкарабкался с того света, то сливками, то сладкой кашей. Эрл никогда не отказывался – Мара только диву давалась, какой он маленький обжора.
Она видела, что здесь ему хорошо, и знала, что мать Вендима согласится принять мальчика у себя в семье. И не только в качестве благодарности за спасение сына. Эрл был таким очаровательным ребенком, что все его любили совершенно искренне.
Мара долго думала и решила, что оставит Эрла в Выселенках. Едва ли те, кто желал мальчику зла, смогут найти его в маленькой деревушке – это все равно, что искать иголку в стоге сена. Сегодня же договорится. А завтра утром надо уходить. По крайней мере, до Тракта, а там…
Она не должна больше удерживать Бьярна. Как-нибудь сама справится. Выбора-то все равно нет.
Сначала Мара переговорила с семьей Вендима и получила тот ответ, на который надеялась. «Да, конечно, мы рады принять маленького Эрла. Он, бедняжка, и так столько всего пережил! Вырастим как родного сына, не о чем ни волнуйся!» Условились о том, что приведет его утром. Не хотелось расставаться прямо сейчас, и, признаться, тяжело становилось на душе от мысли, что завтра придется проститься с ним навсегда. Мара успела привязаться к смышленому славному мальчику.
С Бьярном решила обсудить все вечером. Дождалась, пока Эрл убежал на улицу к друзьям, а хозяйка дома отправилась к колодцу посплетничать. Бьярн сидел за столом и пил взвар, настоянный на травах.
Мара присела рядом, опустила подбородок на сложенные на столе руки. Вспоминала почему-то, как она вот так же сидела девчонкой, наблюдая работу отца в кузне. Хотя при чем здесь отец? Бьярн и не похож даже. Мара вдруг удивилась, осознав, что не знает, сколько лет ее напарнику. С этой бородой и густыми волосами он казался таким взрослым, почти старым.
Тут Бьярн поднял на нее серые с коричневыми крапинками глаза, и Мара поняла, что он еще очень молод. Едва ли намного старше ее самой. Ему в глаза она обычно старалась не смотреть, как и вообще в лицо – ни к чему это. А вот сейчас не успела отвернуться и разглядела.
– Ты что, птаха? – спросил он и улыбнулся.
Мара зажмурилась. Вот сейчас надо сказать. И всем сразу станет хорошо. Он, может, и сам давно хочет уйти, да только держит слово, данное ей.
– Бьярн… Что-то не заладилось у нас дело в этом году. Сам видишь – денег едва хватит на ближайшую неделю. Разделим их честно пополам и…
– И? – удивился Бьярн, в его голосе смешалось удивление и что-то похожее на раскат приближающейся грозы. – Это ты о чем, птаха?
Мара вздохнула.
– Я освобождаю тебя от слова. Ты один гораздо больше заработаешь сейчас. Я еще… В общем, плохой из меня пока напарник.
Она не поднимала головы, когда объясняла. На самом деле ей было страшно. Одно дело мысленно все проговорить, решить, отпустить. Представить, как завтра, дойдя до Тракта, они разойдутся в разные стороны. И совсем другое – ждать сейчас его ответа. Он помолчит ради приличия, а потом, конечно, согласится.
Бьярн действительно молчал. И молчание это уже переходило все разумные пределы. Мара быстро взглянула на него исподлобья. Лицо у напарника застыло, скулы напряглись. Мара не могла понять, что это значит. Злится? Но за что? Ведь она делает это ради него.
– А Эрл? – спросил Бьярн, и ни слова о решении Мары насчет него.
Вот как. Значит, согласен. Сердце Мары стукнуло как-то неровно, словно споткнулось обо что-то.
Сбиваясь, она рассказала о том, что мальчика заберет себе семья Вендима. Они добрые люди, Эрлу здесь будет хорошо. Никто и никогда не разыщет его здесь.
Бьярн снова долго молчал. Только ложку, которой он до этого помешивал взвар, сжимал в руке все крепче, так что она смялась, словно оловянная. Мара отодвинулась на край скамейки, готовая в случае чего вскочить и бежать. Он пугал ее.
«Нет. Это же Бьярн. Он не сделает мне ничего плохого…»
Мара встала и сделала шаг к двери. Лицо Бьярна исказилось, будто он получил пощечину. Только сейчас он увидел, что сделал с ложкой, и со звоном кинул ее в чашку.
– Мара!
Едва ли он хотел кричать, но его сильный голос даже от малейшего повышения тона превращался в колокольный набат.
Мара прижалась к стене, закрываясь руками, не вполне осознавая, что делает, и думая только о том, что на столе рядом с хлебом лежит нож. Кухонный нож. Он не слишком острый, но ничего, пойдет и такой.
По лицу Бьярна одно за другим скользнули непонимание, обида и раскаяние.
– Мара, ну что ты… Это же я… Это я, птаха…
Он протянул к ней руки, как показывают открытые ладони диким животным, убеждая, что не причинят им вреда. Мара прерывисто дышала, следя за ним испуганными глазами.
– Пожалуйста, Бьярн, не подходи, – сказала она, пытаясь сохранять остатки хладнокровия, но голос ее подводил.
Он застыл словно на невидимой границе, разделяющей их, – не подходил ближе, но и не отступал.
– Мара, девочка… Не знаю, что с тобой случилось и кого ты сейчас видишь, но это я. Разве я когда-нибудь тебя подводил?
Мара качнула головой: «Нет».
– Я не хотел тебя пугать.
Он проследил за ее взглядом, который Мара то и дело кидала на злополучную ложку.
– Я никогда не сделаю тебе больно. Веришь мне?
Мара кивнула: «Да».
– Я только хотел сказать тебе, что не уйду и не брошу тебя. Вместе придумаем что-нибудь. Да хоть в обоз наймемся. Я просто удивился, что ты вот так просто хотела меня вышвырнуть…
– Я не… – голос Мары сорвался, пришлось начать сначала. – Не вышвырнуть. Освободить.
– Ладно. Ладно, птаха. Я ошибся. И ты ошиблась. Все хорошо.
Мара почувствовала, как ее отпускает. И тут же ослабли ноги, так что она сползла по стене и села на пол. Чего она так испугалась? Это же Бьярн. Тот, кто заштопал ее рану. Поделился частью жизненной силы. Тащил ее на руках… Теперь ее трясло от чувства вины и собственной глупости.
Бьярн опустился рядом на колени. Мара увидела, что он протягивает ей свою чашку со взваром. Она допила. Он сел, облокотившись о стену. Мара, стараясь показать, что действительно ему доверяет, что все случившееся сейчас – недоразумение и просто какое-то наваждение, пересилила себя и положила руку ему на сгиб локтя. А потом и голову на плечо. Он ее напарник. Надежный и верный. Не страшно ведь, если два напарника просто посидят рядом…
Бьярн накрыл ее ладонь своей пятерней.
Поцеловал волосы.
Поцеловал застывшие, превратившиеся мгновенно в камень, губы. Он не чувствовал, как Мара под его поцелуями превращается в ледышку. Она оцепенела и даже не дышала.
– Мара… Как ты не видишь… Я люблю тебя, птаха моя…
Отстранился, пытаясь поймать ее взгляд, и наткнулся на дикий ужас в потемневших глазах.
– Отпусти… – произнесла она одними губами.
Бьярн поднялся и ее тоже поднял на ноги. В его глазах горело отчаяние.
– Отпустил. Не держу.
Мара сделала два шага назад, ближе к столу и ножу на доске.
– Любишь, – повторила она. – Любишь меня.
И вдруг начала хохотать так неистово и жутко, что Бьярн вскинул голову, будто его ударили, и ушел, тихо притворив за собой дверь.
Он ушел, а Мара все никак не могла перестать смеяться, сама понимая, что с ней творится что-то неладное.
Но ведь это правда смешно. Что тут можно любить? Стриженые волосы? Обветренные губы? Обломанные ногти? Тело, изуродованное шрамами. Он сам столько раз ее штопал – все видел. Так к чему эта глупая шутка?
Рот горел огнем от его поцелуя. Бьярн пах медом. Медом. Проклятье.
Мара схватила подушку и вцепилась в нее зубами, лишь бы только унять этот смех, что раздирал ее на части. Ничего, завтра все закончится. Бьярн пойдет своей дорогой, а она своей.
