Текст книги "Друг и лейтенант Робина Гуда"

Автор книги: Анна Овчинникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава шестнадцатая

Вот так ночь! Ночь из ночей!

Вечная ночь за могилой.

Град и огонь и мерцанье свечей,

И Господь твою душу помилуй!

«Песня нищих» (перевод С.Маршака)

НОЧЬ БАНЬШИ

–  Выпей, – Кеннет Беспалый протянул Мачу жестяную кружку.

Сын мельника принял ее слегка дрожащими руками, осушил одним глотком и придвинулся ближе к огню. Он и так сидел, чуть ли не вплотную к костру, но мальчишку до сих пор трясло, хотя день был очень теплым.

–  ...Моллар орал так, что я услышал его аж с другого конца деревни, – отдышавшись, продолжил рассказ Мач. – Он вопил, что сдерет живьем кожу с мельникова щенка, если я не... не покажу ему, где прячутся шервудские ублюдки. Я хотел дунуть на старый выгон, но за мной увязалась проклятая соседская шавка... И норманские скоты меня увидели.

– С Молларом было только двое? – ломая в пальцах хворостинку, спросил Робин Гуд.

– Д-да... Раньше-то они заявлялись к нам большими компаниями, но, если начинали меня трепать, все соседи божились, что я никуда не отлучался из деревни аж со дня Святого Брендана[26]. Ну, тогда мне давали пару подзатыльников и отпускали... Только сейчас, похоже, Моллар и впрямь собрался вытряхнуть меня из шкуры, я сразу увидел, что он не шутит...

– Он наверняка не шутил, – Робин швырнул изломанную веточку в огонь. – Ли сказал – шериф дал командиру наемников пинка под зад. А вот если бы Моллар поймал наконец хоть одного из шервудских «волков», может, ему и удалось бы вернуть себе теплое место. Но теперь все его заботы закончились, и пусть черти подыщут ему в аду местечко еще пожарче!

– Свято место пусто не бывает, – хмуро проворчал Кеннет Беспалый. – Раз Моллар мертв, шериф начнет искать нового командира наемников. И как знать, кого он откопает? Может, мы еще добрым словом помянем гнусавого руанца, который только и знал, что шляться по питейным домам!

– А пока шериф отыщет головореза ему на смену, ублюдки-норманы будут рыскать по всей округе, как одичавшие псы без вожака...

Мач шмыгнул носом и встал, прервав мрачные пророчества Дикона.

– Мне пора возвращаться. Папаша взбесится, если я не вернусь к закату!

– Ты что, сдурел? Хочешь снова побегать наперегонки с наемниками? – воскликнул Вилл.

– Я должен быть дома до темноты, – упрямо блестя глазами из-под копны соломенных волос, заявил Мач. – Не то отец с меня шкуру спустит почище самого де Моллара!

–  Ладно, иди, – нехотя кивнул Робин Гуд. – Но держи ухо востро и, если что, дуй обратно, понял?

Сын мельника кивнул, ухватил кусок хлеба из-под рук Барсука, который нарезал ковригу к ужину, и растворился в темнеющем лесу.

Локсли проводил его взглядом, встряхнулся и повернулся ко мне со знакомой бесовской улыбкой на губах.

–  Ну а теперь расскажи поподробнее, Джон, как дочка рыцаря помогла тебе расправиться с де Молларом! Я-то думал – ты в случае чего защитишь благородную девицу, а на деле, значит, все вышло наоборот?

Я не купился на подковырки.

– Разрази меня гром, если я знаю, почему она так поступила! – честно и задумчиво откликнулся я. – Лучше ты объясни наконец – почему тебе приспичило отправить меня с нашими кредиторами в Йорк?

– Что ж тут непонятного? Я так и знал, что прогулка поможет тебе покорить сердце юной леди! «Девушка просто не сможет не влюбиться в такого видного парня, как наш Джон, – подумал я, – дай им только случай получше узнать друг друга!» И ведь так все и случилось, верно? Катарина без памяти в тебя влюбилась, иначе не рискнула бы ради тебя своим драгоценным соколом! Теперь остается лишь надеяться, что сэр Ли не станет препятствовать счастью единственной дочери. А когда вы с Катариной сыграете свадьбу, ты получишь в приданое замок Аннеслей... Неплохо будет завладеть такой берлогой, верно, парни? Уж оттуда нас не выкурят ни стражники шерифа, ни все его наемники!

Аутло, как всегда, с энтузиазмом поддержали треп Робина, ответив россыпью перченых шуточек...

Позволив им вволю строить планы насчет моей грядущей свадьбы, я лег на спину и уставился в темно-синее небо, на котором начали проступать первые звезды.

«Волчьи головы» могли веселиться сколько угодно, еще пару дней назад я сам бы расхохотался при одной мысли о возможности своей свадьбы с высокомерной дочерью крестоносца... Пару дней назад – но не сейчас. Сейчас я никак не мог избавиться от образа девушки с кинжалом в руке, глядящей на меня огромными испуганными глазами. Катарина без колебаний прирезала человека, чтобы меня защитить... И я чувствовал, что готов проделать ради нее то же самое, в любую секунду.

Разбойники хохотали, доцеживая из кружек остатки эля, но у меня на душе почему-то было темно и тревожно, как в лесу перед большой бурей.

Буря разразилась два дня спустя, и первые вести о ней принес Аллан-э-Дэйл, отправившийся в Блидворс навестить малютку Рози.

Мы как раз закончили ужин, и брат Тук завел одну из своих вечерних историй – на сей раз про ирландскую нечисть баньши, вестников беды. Понизив голос, монах рассказывал о том, как во время похода Генриха Второго на Зеленый остров баньши снялись с насиженных мест и последовали за английскими воинами, спалившими их родовые угодья. У себя в Ирландии баньши жили в терновых кустарниках, в Англии же разлетелись по дремучим лесам и до поры до времени вели себя тихо-смирно... До поры до времени, horribile dictum[27]! Потому что стоит им учуять близкую беду, как они принимаются носиться над лесами и над деревнями, срывать ветки с деревьев и крыши с домов и протяжно голосить, радуясь злосчастьям, надвигающимся на ненавистных англичан...

– Вот, слышите? – воздев палец к кронам деревьев, в которых шумел ветер, вопросил Тук. – Это воют проклятые кельтские баньши! Потому что грядет скверная ночь, предназначенная для скверных дел, и скоро кровь снова оросит многострадальную землю Мерсии[28]...

Не успел фриар договорить, как из кустов вылетело что-то встрепанное, топочущее, и Барсук заорал не своим голосом:

–  Баньши!!!

Все аутло взметнулись на ноги, схватившись за оружие, я вскочил вместе с остальными...

Но почти сразу стало ясно, что это не баньши, а наш менестрель.

– Тьфу на тебя, напугал до смерти! – Барсук, держась за грудь, осел на прежнее место у костра. – Чтоб тебя перекорежило, сукин сын, чтоб на твоей арфе полопались все струны!

– Хей, в чем дело? – воскликнул Робин, выхватив свою кружку из-под ног Аллана. – За тобой гонятся наемники? Или кельтская нечисть?

– Шериф нашел... – уронив лук и шлепнувшись на землю между мной и Робином, судорожно выдохнул Аллан-э-Дэйл. – Он нашел-таки... того... кто будет... еще похуже нечисти!..

– Так. Хлебни и объясни толковее, – Локсли хлопнул Аллана по спине и подал ему спасенную кружку.

Залпом осушив ее, Аллан вытер рот и быстро заговорил:

– Шериф нашел нового командира наемников... Говорят, откуда-то с севера, кажется, из скоттов... Не из знатных, но, болтают, лучший стрелок в тамошних краях... И он...

– Лучший стрелок, вот как? – приподнял брови Робин Гуд.

– ...и он сумасшедший! – выпалил Аллан.

– Лучший стрелок в своих краях, да еще сумасшедший... Это мне кое-кого напоминает, – хмыкнул я, и Локсли ткнул меня локтем под ребро.

А менестрель продолжал быстро выкладывать новости, и чем дольше он говорил, тем явственней в завывании ветра над лесом нам чудились зловещие стоны нечистой силы.

Кем бы ни был новый командир наемников Гай Гисборн – скоттом, норманом или саксом, – за два дня он развил такую деятельность, какая не снилась покойному де Моллару за все время его двухлетней службы.

–  Он послал наемников во все деревни на востоке, даже в Эдвинстоун... Поручители сотен не указали, кто из тамошних людей состоит в сговоре с аутло, и тогда Гисборн велел схватить всех старости всех тех, кого он заподозрил в укрывательстве...Сказал, дескать, пусть арестованные жалуются хоть в Королевскую курию! Да только какие жалобы могут дойти до Лондона из ноттингемской тюрьмы?..А потом он послал своих людей в Лакстон и Папплвик, потому как прослышал, что тамошние лесники подкуплены разбойниками...

Еще в самом начале рассказа Аллана Вилл Статли взобрался на вершину Великого Дуба, и не успел менестрель договорить, как сверху донесся крик моего крестного:

–  Папплвик горит!

Мы вскочили, задрав головы к небу, по которому ветер гнал клочья темно-синих туч, то гася огромную луну, то снова ее открывая.

– Пресвятой Боже... – пробормотал Барсук, крестясь. – Этот скотт и вправду сумасшедший! Поджечь деревню, принадлежащую королю?

– Насколько я знаю тамошних лесников, они не позволят так просто запалить свои дома и поволочь себя на пытки, – бросил Робин Локсли, одним быстрым движением натягивая на лук тетиву. – Этой ночью у вице-графа поубавится наемников, ха!

– На западе тоже пожар! – проорал Вилл сквозь шум ветра в ветвях.

– Где? В Хокнелле? – с тревогой крикнул Кеннет.

– Нет! В Аннеслее!

Эти слова заставили меня подхватить лук и забросить за спину колчан, но Локсли удержал меня, не дав сорваться с места.

– Подожди! Где горит, Вилл?! В замке?!

– Нет! В деревне рядом!

– Да что там может гореть? – недоуменно вопросил Барсук. – Там и прежде-то было десятка три развалюх, а уж после того, как через Аннеслей в прошлом году пронесся мор...

– Где остался кто-то живой, уже есть чем поживиться, – мрачно проговорил Кеннет, тоже натягивая на лук тетиву. – Наверное, люди де Моллара... То бишь Гисборна... думают – Ли еще не вернулся из Йорка, а значит, никто не помешает им под шумок пограбить его вилланов...

Вырвав свой локоть из хватки Робина Гуда, я ринулся в сторону западной просеки. Мне необходимо было срочно убедиться, что в скверную ночь, предназначенную для скверных дел, в центре событий в Аннеслее не присутствует некая взбалмошная девица с волосами цвета дикого огня!

Миновав просеку, мы услышали сквозь шум терзаемых ветром веток и скрип стволов близкие вопли, похожие скорее на голоса нечистой силы, чем на голоса животных или людей. И все-таки это кричали люди. Продравшись сквозь осиновый подлесок, я увидел справа, в полумиле, черные зубцы замка Аннеслей, а прямо перед собой – деревушку, принадлежащую Ричарду Ли.

Напрасно Дикон недоумевал, что здесь может гореть. Горело все, от изгороди до соломенных крыш, на фоне полощущего по ветру огня чернели фигуры конников и тех, кто метался между пылающими домами. Жители деревни, которых в прошлом году пощадил мор, теперь напрасно искали спасения от мора в образе человеческом.

Шервудские «волки» остановились под прикрытием последних деревьев подлеска, изготовили луки к бою, однако все стрелы остались лежать на тетивах. Освещенные ярким огнем наемники представляли собой идеальные мишени, но ветер, дувший с северо-запада почти с ураганной силой, делал бесполезной любую стрельбу.

Даже Локсли не рисковал выстрелить в путаницу мелькающих впереди силуэтов – вожак аутло только бормотал проклятия, замерев с натянутым луком справа от меня, а слева, в пяти шагах, точно так же застыл Кеннет Беспалый. Других разбойников укрывала ночь, но я знал, что все они тоже здесь, связанные негласным законом шервудской круговой поруки. Последовав за мной, аутло подошли опасно близко к краю своего лесного убежища, но не рисковали переступить через этот край...

Я громко выругался по-русски, увидев, как один из норманов схватил за волосы вывернувшуюся из-за домов девушку, как начал затаскивать ее на седло. Даже ирландские баньши должны были содрогнуться от ее истошного визга!

Будь проклят этот чертов ветер!

Рывком согнув лук, я снял с него бесполезную сейчас тетиву. Без тетивы тисовый лук становился просто шестифутовой, почти прямой палкой, как раз тем оружием, которым я владел лучше всего...

Визг девушки внезапно стих, державший ее норман разжал руки и кулем повалился с седла. В то же мгновение другой наемник рухнул под копыта своей лошади, а третий, пеший, закрутился волчком, пытаясь дотянуться до воткнувшейся ему в спину стрелы.

Кто-то из вольных стрелков сумел поймать секундную передышку между двумя шквальными порывами, но потом ветер задул с новой силой, оставив аутло дожидаться следующей возможности сделать выстрел.

Буря ревела в вершинах деревьев, и вдруг ее шум заглушил яростный крик, перекрывший вопли людей и стоны баньши:

–  Убирайтесь с моей земли!!!

Неизвестно откуда, словно сгустившись из дыма и огня, среди мародеров появились два всадника, один – вооруженный мечом, второй – бердышом.

Ричард Ли и Олифант,

Ближайший к Ли наемник упал с разрубленной головой, второй получил от Олифанта бердышом в грудь. Широкоплечий богатырь, следуя за крестоносцем, ревел саксонский боевой клич: «Белый дракон!!!» – так, что под мародерами приседали кони. Достигнув дороги, Ли и Олифант разделились: один поскакал направо, другой – налево, гоня перед собой растерявшихся наемников.

Однако громилам не понадобилось много времени, чтобы оправиться и перейти от бегства к обороне, а от обороны – к нападению. Ли и Олифант завязли в ожесточенных схватках далеко друг от друга, на помощь своему господину поспешили несколько вооружившихся вилами и цепами крестьян...

Я услышал знакомый тонкий боевой клич, и из-за горящего дома вылетела рыжая фурия на буланом коне.

– Катарина! – гаркнул Ли, парируя удары крутящихся вокруг него трех всадников. – Назад!

– Назад!!! – проорал Олифант, широко размахивая бердышом.

Ни один из этих криков не заставил дочь крестоносца притормозить даже на секунду. Катарина держала в руках арбалет и воспользовалась им так же быстро и без колебаний, как недавно сбросила сокола прямо на физиономию де Моллара. Она на всем скаку пронеслась между двумя наемниками, почти в упор всадив в одного из них арбалетный болт.

Развернув коня, Катарина принялась быстро перезаряжать оружие, но даже опытному арбалетчику на это требуется время. Слишком много времени! А второй норман уже устремился к девушке, занося для удара меч...

Однако я выскочил из подлеска в тот самый миг, когда увидел Катарину, и оказался рядом как раз вовремя, чтобы врезать негодяю палкой по колену. К счастью, норман не носил наколенников, поэтому мой удар наверняка раздробил ему коленную чашечку. Ублюдок с воплем развернулся от девушки ко мне, и я быстро сменил позицию, приготовившись нанести удар уже по его руке, сжимающей меч... Если, конечно, останусь жив.

Стремительно опускающийся на меня клинок со звоном столкнулся с другим клинком, я шарахнулся еще дальше, чтобы дать как можно больше места впавшему в боевое неистовство гнедому коню крестоносца. Ричард Ли парировал удар мародера и нанес контрудар; гнедой и вороной визжали, били копытами и пробовали кусаться... Но уже через минуту черный конь остался без седока – меч хозяина Аннеслея вонзился между пластинами бригандины наемника.

Ли яростно проорал по-французски какую-то фразу, в которой я уловил только слово «бастард». На его крик отозвался торжествующий рев Олифанта: богатырь гнался за удирающим врагом, потрясая окровавленной секирой. Ему не пришлось пустить свое грозное оружие в ход – стрела, прилетевшая в очередном затишье из темноты, угодила наемнику в бок, другая вонзилась в шею, превратив погоню за мародером в погоню за болтающимся в седле трупом.

А когда секунду спустя ветер опомнился и взвыл с новой силой, в горящей деревне уже не осталось живых врагов. Только кашляющие, покрытые копотью, задыхающиеся от жара и дыма уцелевшие жители Аннеслея... И победители, один из которых смотрел на меня с высоты седла, положив на бедро окровавленный меч.

–  Ты храбрый человек, Джон, – проговорил Ричард Ли, вытирая черное лицо. – Но, думаю, тебе стоит поучиться владеть не только палкой, но и мечом.

Глава семнадцатая

Уверяю вас, единственный способ избавиться от драконов —

это иметь своего собственного.

Е.Шварц. «Дракон»

В ДЕРЕВНЕ АННЕСЛЕЙ

Моросилка вскоре перешла в дождь, а дождь – в ливень, сделавший ненужной борьбу с огнем, пожирающим остатки деревни.

Как ни странно, в Аннеслее все-таки уцелело несколько домов, и я подвел под уздцы коня Катарины к самому дальнему из них. Легко спешившись, она скользнула внутрь, бросила хозяину хижины:

–  Разожги очаг, Леофрик, и ступай. Крестьянин торопливо выполнил ее приказание,

но уже на пороге его остановили словами:

–  Отцу – ни слова, понял? Иди!

–  Да, госпожа, – виллан с низким поклоном вывалился под дождь, прикрыв за собой дверь.

Великолепно!

Как небрежно блистательная владелица Аннеслея выставила за дверь хозяина дома, чтобы просушить влажные волосы у его очага! «Отцу ни слова», конечно, потому что Ричард Ли не одобрил бы эту остановку. Он велел дочери отправляться прямиком в замок, доверив проводить ее почему-то не Олифанту, а Маленькому Джону, – и вот теперь Джон не оправдал оказанного ему высокого доверия, охотно согласившись на предложение Катарины завернуть в дом Леофрика...

Если эта жалкая развалюха вообще заслуживала название дома.

В ее единственной комнате все было под стать обмазанному глиной каменному кругу, на котором потрескивала пара поленьев, – это сооружение изображало собою очаг. В его тусклом свете я с трудом разглядел сундук в углу, покрытый шкурой тюфяк у дальней стены, пару бочонков, от которых шла такая вонь, что не хотелось задумываться об их содержимом... Очаг давал больше дыма, чем жара и света, и волосы Катарины, на которых блестели капли воды, светились ярче вяло колышущегося пламени.

Я поставил у двери трофейный арбалет, который еще недавно принадлежал одному из наемников, и стряхнул воду с рукавов камизы.

– Что ты так смотришь? – осведомилась девушка, пропуская сквозь пальцы влажную рыжую гриву.

– Любуюсь твоей ослепительной красотой, госпожа, – не задумываясь, ответил я. – Равной только твоей доброте и великодушию!

Она немедленно ощетинилась.

–  Отец прав – тебе не помешало бы поучиться работать мечом! А еще не помешало бы поучиться придерживать язык, разговаривая со знатной леди!

Прислонившись к косяку, я скрестил на груди руки.

– А тебе не помешало бы поучиться попроворнее перезаряжать арбалет, а, знатная леди?

– А тебе... – она вдруг спохватилась, осознав, что позволила втянуть себя в очередную перепалку, наносящую ущерб ее достоинству высокородной девицы... Девицы, вопреки приказанию отца не только остановившейся в вонючей хижине виллана, но и находящейся в ней наедине с разбойником из Шервуда.

Буря взвыла на тысячу голосов, баньши пронеслись над крышей хижины, угрожая сорвать ее и окатить нас потоками воды.

Оттолкнувшись от косяка, я двинулся к очагу и увидел, как Катарина напряглась и стиснула кулаки. Мне оказалось достаточно сделать несколько шагов, чтобы оказаться с ней рядом.

– И чему еще, по-твоему, мне не мешало бы поучиться?

– Тому, как... как...

Катарина знакомым строптивым движением вскинула подбородок, но внезапно в кои-то веки растеряла слова.

Я не дал ей собраться с мыслями – быстро обнял, притянул к себе, запутался пальцами в ее волосах... На короткое мгновение девушка застыла в кольце моих рук, напряглась, как будто собираясь вырваться, но вместо этого, наоборот, резко подалась мне навстречу, обняла за шею, приподнялась на цыпочки, и, когда наши губы сомкнулась, мы перестали слышать неистовство бушующих снаружи ветра и дождя.

Уже лежа на бугристом тюфяке на полу хижины, мы нетерпеливо избавлялись от одежды, понимая друг друга лучше, чем когда бы то ни было, – а нечисть снаружи негодующе выла и колотилась в мазаные стены. Но мне плевать было на возмущение нечистой силы. Скверная ночь, предназначенная для скверных дел, превращалась в самую удивительную ночь на свете.

Прошло немало времени, прежде чем мы поняли, что дождь снаружи утих, и почувствовали сквозняк, задувающий во все щели. Очаг почти погас, в нем светилось всего несколько углей, и я натянул на голые плечи Катарины шкуру, служившую нам одеялом. Волосы девушки отливали темным золотом в отблесках красных углей, она лежала, отвернувшись, но ее пальцы все еще были переплетены с моими.

–  Я так тебя и не поблагодарил...

–  За что? – она быстро повернулась ко мне, однако в темноте я не мог рассмотреть выражения ее лица.

За что? Теперь я мог бы поблагодарить ее за каждое из недавних, так быстро промчавшихся мгновений. Но я никогда не умел произносить выспренные речи, поэтому, прикоснувшись губами к ее плечу, сказал совсем другое:

–  За то, что ты вмешалась в мою стычку с де Молларом. За то, что убила ради меня человека и...

«И рискнула своим драгоценным соколом», – хотел сказать я, но не договорил: Катарина вдруг резко приподнялась, вырвав свою руку из моей.

– Этого ублюдка? Я жалею только о том, что не могу убить его еще раз! И еще раз, и еще! Пускай я попаду в ад – Господь милостив, потому что Моллар отправился туда первым!

– Катарина...

– Да! Теперь ты знаешь, кто я, поэтому... поэтому можешь катиться туда же, куда и он!

Приподнявшись, она стала торопливо нашаривать одежду, но я обнял ее и потянул обратно. Она сопротивлялась – молча, отчаянно, но я все-таки победил и заставил ее снова лечь рядом.

– Успокойся... О чем ты говоришь – теперь я знаю, кто ты?

– Как будто сам не понимаешь! – полушепотом выкрикнула Катарина и опять попробовала высвободиться, но безуспешно.

Я успокоил ее – прикосновением губ и рук... На какое-то время мы опять забыли обо всем на свете... А когда наконец Катарина опустила голову мне на грудь, начиная дышать медленно и глубоко, приходя в себя после только что сотрясавшей ее дрожи, я почувствовал, как она вновь напрягается и готовится отодвинуться. Ну нет, я не собирался так просто ее отпускать! Поэтому спросил наобум, надеясь, что попаду в «яблочко»:

–  Что тебе сделал Симон де Моллар? За что ты его так ненавидишь?

– За что?

Катарина яростно вскинулась, и на этот раз я не стал ее удерживать. Она сама опять легла рядом; отвернувшись, начала говорить... И чем дольше она говорила, тем больше ее голос напоминал голос баньши, такие в нем звучали ненависть и тоска.

Де Моллар, младший отпрыск обедневшего дворянского рода из окрестностей Руана, явился в Англию, готовый схватить удачу в любом виде, где бы и когда бы та ему ни подвернулась. Место командира наемников при скупом шерифе ноттингемском показалось ему слишком мелким даром судьбы, зато Аннеслей, пусть и захудавший без хозяина, мог стать очень неплохой добычей. Но еще важнее было родство с семьей, пустивший в Англии корни со времен Вильгельма Завоевателя: у Ричарда Ли имелись влиятельные родственники в Лондоне, и, если искусно воспользоваться этими связями... Де Моллар не сомневался в своих способностях и считал, что сумеет взлететь на самый верх, окажись у него только под ногой ступенька, от которой можно будет оттолкнуться.

Симон де Моллар не сомневался также, что Катарина Ли с радостью отдаст ему свою руку.

После того как через Ноттингемшир пронеслась горячка, оставив Аннеслей без мужчин (если не считать мужа кормилицы Катарины Олифанта, столь же преданного и сильного, сколь и тупого), после того как болезнь выкосила половину вилланов на землях манора, дочь пропавшего в Палестине крестоносца должна была с восторгом принять предложение любого мужчины, согласного мириться с ее мерзким характером и неказистой внешностью. Аннеслею позарез требовался хозяин, и Симон де Моллар великодушно предложил взять эту обязанность на себя.

Он не сомневался, что ему не откажут, – но ошибся. Едва оправившись от удивления, командир наемников повторил предложение – и снова получил отказ.

Третий отказ заставил де Моллара закусить удила. Он заявил, что рано или поздно, так или иначе, но добьется благосклонности Катарины! И это «рано или поздно» наступило, когда пришла весть о том, что Ричард Ли находится в плену и сарацины требуют за него выкуп в триста фунтов.

Триста фунтов! Да вытряси Катарина последний пенни из своих вилланов, продай она свое последнее платье, это не составило бы и четверти требуемой суммы! А Йоркская родня и родственники в Лондоне не торопились дать деньги на выкуп упрямца, который наперекор возражениям семьи взял в жены дочь саксонского фригольдера[29]. Только настоятель Йоркского аббатства Святой Марии, великодушно согласился дать в долг нужную сумму, однако потребовал в залог владения, принадлежавшие роду Ли уже больше века.

Но предложение Моллара не грозило семье Ли потерей Аннеслея. Командир наемников как будто ничего не собирался брать, он собирался только давать... А взамен трехсот фунтов, от которых зависела свобода и, может быть, жизнь Ричарда Ли, просил о сущем, по его словам, пустяке.

– ...Он сказал, что достанет даже вдвое большую сумму, если я выйду за него замуж... – шепот Катарины прерывисто звучал возле моего плеча. – И я ответила, что согласна. Я выйду за него, если он даст деньги на выкуп отца. Но он сказал, что хочет немедленного доказательства мой любви, – последнее слово походило уже не на шепот, а на змеиное шипение. – Он сказал – раз я настаиваю, чтобы в брачном договоре говорилось об этих проклятых трехстах фунтах, ему тоже нужен залог. Дескать, он хочет знать, что я выхожу за него не только из-за денег. Я не знала, что делать. Человек, который принес весточку от отца, вот-вот должен был отправиться обратно в Святую Землю, а Моллар ни за что не хотел отдавать мне деньги и отказывался венчаться до тех пор, пока я не...

Я ясно представил себе эту битву двух характеров – дочери пленного крестоносца и командира наемников. Битву, не менее ожесточенную, чем недавняя битва с мародерами, и закончившуюся поражением обеих сторон.

Конечно, у Моллара не было денег, которые он обещал Катарине. Однако он не сомневался, что, дав «залог любви», дочка Ли все равно выйдет за него замуж, чтобы избежать позора. Без выкупа Ричард Ли, скорее всего, никогда не вернется домой, и командир наемников станет полным хозяином Аннеслея. Большинство девиц, оставшихся без защитников, так и поступили бы – из стыда, отчаяния, страха огласки...

Большинство, но не Катарина.

– Он получил от тебя, что хотел, а после заявил, что у него нет денег?

– Да, – прошептала она.

– И? – я знал, что ей нужно закончить рассказ, чтобы очистить рану от гноя.

– И тогда я поскакала в Йорк. Я гнала коня всю дорогу туда и обратно, но успела к сроку... А д-д-де Моллар...

Я крепче обнял ее, потому что ее вдруг заколотила дрожь.

– Он мертв, Катарина. Забудь о нем.

– Забыть?! – она резко приподнялась, пытаясь заглянуть мне в лицо. – Забыть?!! Из-за него я попаду в ад. Из-за него на нашу семью лег позор. Из-за него... – она вдруг по-девчоночьи шмыгнула носом. – Из-за него я даже не постыдилась лечь с тобой, лесное отродье, потому что где одно пятно – там и второе!

Сперва я просто онемел от такого заявления, но моей ярости хватило только на короткий миг. Пока я не вспомнил, в каком веке нахожусь.

Здесь действовали другие правила и другие нравы. Здесь девушку, выходящую замуж, если она оказывалась «порочной», могли вышвырнуть за порог, как грязную тряпку, а в случае огласки позор ложился на весь ее род. Здесь недремлющая церковь объявляла ее прелюбодейкой и сулила на том свете еще более страшные кары, чем те, которые ожидали ее на этом. И Катарина верила в незыблемость этих правил.

– Значит, ты легла со мной только потому, что семь бед – один ответ? – мой вопрос невольно сочился горьким сарказмом, хотя я всем нутром чувствовал – нет, все было совсем не так.

«Порочная» дочь крестоносца, темное пятно на сияющей славе древнего рода Ли, легла на грязный тюфяк с бродягой-аутло вовсе не оттого, что ей нечего было терять. Так же как я взял ее не потому, что подвернулся удобный случай и мне нужна была женщина не меньше, чем ей – мужчина. В этой нищенской хижине мы не просто «занимались любовью», мы – любили...

Но Катарина не успела ответить на мой вопрос. Дверь внезапно распахнулась настежь, как под ударом ноги, и через порог шагнул Олифант. Широкоплечему саксу пришлось повернуться боком и отцепить рукоять своего бердыша от косяка, чтобы попасть в хижину, – а уже на следующем шаге он замер, молча уставившись на нас. А мы, привстав, воззрились на его силуэт, почти целиком заполнивший дверной проем.

Ошеломленное молчание длилось пару секунд, после чего от порога донесся утробный рык, и я, вскочив, приготовился к драке. Какого дьявола я оставил арбалет у входа? Если мне не удастся добраться до него, мои шансы в этой схватке будут невелики. Ха, всю жизнь мечтал драться, в чем мама родила с богатырем, облаченным в кольчугу и имеющим при себе бердыш!

Но на рык Олифанта почти сразу ответил тонкий вопль Катарины, которая тоже взвилась на ноги, прикрываясь шкурой:

–  Убирайся отсюда! Вон! ВОН!!!!

Олифант шумно вдохнул, так же шумно выдохнул, словно готовящийся к атаке бык... Повернулся и стал протискиваться обратно за дверь.

–  Я подожду снаружи, госпожа! – в этих словах содержалась потрясающая смесь почтительности и угрозы.

Было ясно, что Олифант и в самом деле будет ждать снаружи хоть до скончания века – или до тех пор, пока Ричард Ли сам не явится искать свою дочь.

Дверь за телохранителем Катарины с грохотом закрылась, и мы принялись торопливо одеваться, путая в темноте ее и мои предметы одежды и помогая друг другу затягивать тесемки и застегивать крючки.

К тому времени, как мы очутились на улице, мы уже опомнились от неожиданности.

– Хочешь поехать в замок? – спросил я Катарину.

– Н-нет.

Даже ее отваги не хватило, чтобы, как ни в чем не бывало продолжить путь в Аннеслей, но хватило, чтобы наотрез отказаться сесть на лошадь и пойти со мной рядом пешком, с непокорно поднятым подбородком.

Мне очень хотелось обнять ее за плечи, но я понимал: подобный жест может обернуться большой бедой не только для меня одного. Поэтому я соблюдал предложенную ею дистанцию, чувствуя спиной яростный взгляд Олифанта, который вел под уздцы буланого своей хозяйки. И все-таки, проходя мимо амбара, на обломках которого огонь продолжал ожесточенно бороться за жизнь, я не удержался – дернул Катарину за руку и ободряюще ей подмигнул. Она отвернулась, прикусив губы, пряча то ли их дрожь, то ли улыбку.

Дождь совсем прекратился, мы шли мимо сгоревших и полусгоревших развалин по липкой черной грязи. Ветер тоже почти утих, воздух был пропитан запахом мокрой гари и влажных листьев близкого леса, а вскоре до нас донеслись восхитительные ароматы жарящегося мяса.

Под чудом уцелевшим навесом был разложен большой костер, в который, похоже, пошло все, что еще оставалось в деревне несгоревшего и сухого. Над костром жарились две большие свиные туши, вокруг на чурбаках и бревнах сидели вольные стрелки – и Ричард Ли, за спиной которого сбились в темную кучу жители деревни: десятка три мужчин, женщин, испуганных молчаливых детей. Они пристроились, где попало, на каких-то мешках и рогожах, даже на земле; одна из женщин тихо плакала, покачивая обмякшее тело маленького ребенка. Кажется, скверная ночь стоила деревне как минимум одной жизни...