Текст книги "Германия. Свой среди своих"

Автор книги: Анна Мосьпанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

3. Климат и кухня

Не утомляя вас страноведческими подробностями, которые можно найти в любом путеводителе, остановлюсь лишь на двух ключевых моментах – климате и кухне, и дальше мы перейдем непосредственно к жизни в стране.

Климат. Говоря научным языком, Германия находится в умеренном климатическом поясе. На севере – морской, на остальной территории – переходный от морского к континентальному. В Альпах встречается высотная климатическая поясность. Сильные морозы в Германии редкость, а регулярное наличие снега зимой можно наблюдать только в Баварии. Средняя температура в январе на равнинах от –2 до 0 °C, в Альпах – до –5 °C, в июле на равнинах +16…+20 °C, на высокогорье – до +14 °C. Согласно данным немецкой метеорологической службы (Deutscher Wetterdienst), самая низкая температура была зафиксирована в Германии в 2001 году в районе Фунтензе. Именно там в рождественский вечер 24 декабря столбик термометра опустился до –45,9 °C!

Что же касается самой высокой температуры, зафиксированной в стране, то она составляла +40,3 °C. Африканскую жару испытали на себе жители земли Саар (Saarland) в августе 2003 года.

Если же мы говорим о простом, «обывательском» мнении, то климат Германии скорее можно охарактеризовать одним словом – влажный. И еще одна особенность, отличающая Германию от России, – отсутствие классических времен года. Если вы заметите тот момент, когда закончилась зима и началась весна или когда закончилось лето и началась осень, считайте, что вам крупно повезло. В стране даже бытует такая шутка: «У нас существует только два времени года – октябрь и июль». И действительно, полгода народ ходит в демисезонных куртках, а остальные полгода – в майках и легких кофточках, накинутых на плечи. Меховые шубы и манто можно увидеть только на женщинах, выходящих «в свет» – в театр, оперу или на банкет. Разумеется, это не относится к высокогорным районам, где зимы более суровы.

Мои взаимоотношения с немецким климатом складывались очень забавно. Первые годы я все время болела. Не то чтобы серьезно, но шмыганье носом и покашливание стали естественным звуковым фоном, сопровождавшим мое присутствие в осенне-зимний период. Причиной тому была все та же высокая влажность, к которой так привычны жители Петербурга и Прибалтики и которая оказалась чуждой моему изнеженному московскому организму.

Кухня

Что касается кухни… Немецкая кухня лично для меня всегда ассоциировалась с чем-то очень надежным, добротным, по-хорошему простым. Как дубовый стол, например. Или старый бабушкин комод. Традиционная крестьянская пища в этой стране всегда состояла из продуктов, насыщенных белками и углеводами, чтобы крестьянин, пришедший в обед домой, мог хорошенько подкрепиться и до вечера ни в чем не нуждаться. Капуста, картофель, много мяса – в основном свинины – и субпродуктов.

Немецкая кухня подарила миру целый ряд блюд, названия которых стали нарицательными. Например, вайсвурст (Weißwurst) – знаменитая баварская «белая колбаса». Баварцы вообще знамениты тем, что весьма неравнодушны к еде, а уж вайсвурст – практически баварский национальный символ. Что это такое? Белые колбаски готовят только из самых свежих сортов телятины, свинины и смеси различных пряностей. Количество приправ, необходимых для приготовления белых колбасок, впечатляет – здесь и петрушка, и кардамон, и инжир, и лимонная цедра. И, разумеется, соль и перец.

Многие кулинары добавляют в подготовленную мясную смесь колотый лед. Делается это для того, чтобы мясной фарш лучше «схватывался». Но на этом трудоемкая процедура не заканчивается. Подготовленные колбаски полчаса держат в воде при температуре около +80 °C.

Ну вот, колбаски готовы, можно приступать к трапезе. Выглядит это следующим образом. На стол подается большая кастрюля с водой, в которой находятся ароматные колбаски. Рядом обязательно стоит горшочек с горчицей. В качестве сервировки на столе помимо ножа и вилки неприменно присутствуют щипцы. Ими колбаски перекладывают из кастрюли на тарелку, потом с помощью ножа и вилки разрезают пополам и отделяют мякоть от кожицы. Сочную мякоть намазывают горчицей и только после этого употребляют в пищу.

К вайсвурст принято также подавать брецель (Brezel). Это тонкие крендели из самого обычного теста, посыпанные крупной солью. Еще одно знаменитое немецкое блюдо – зауэркраут (Sauerkraut). Это кислая капуста. Ее принято подавать в качестве гарнира к свиной ноге или все тем же белым колбаскам.

Когда мы только приехали в Германию, я все никак не могла понять, в чем же прелесть немецкой кухни. Мне казалось, что это очень тяжелая, жирная пища. На самом деле она просто очень отличалась от того, к чему мы привыкли в России.

4. Немцы, такие немцы

Я совершенно убеждена, что самое интересное при посещении новой страны – это знакомство с менталитетом, медленное, вдумчивое узнавание чужой культуры, ежедневные маленькие открытия сродни тем, что делает ребенок, только-только начинающий ходить. Эти открытия могут быть сопряжены как с искренним восторгом – «Сколько же у нас общего!», так и с не менее искренним удивлением – «Да такого же просто не может быть!». У каждого из нас существует свой набор ценностей, свои собственные ориентиры, своего рода опознавательные знаки, согласно которым мы отличаем своих от чужих и делаем выводы о том, подходит нам данная культура или нет.

Я никоим образом не претендую на абсолютную истину. Расскажу лишь о ключевых моментах, поразивших лично меня много лет назад или продолжающих поражать до сих пор. Какие-то эмоции со временем притупились, что-то продолжает удивлять и восхищать по сей день, а некоторые вещи мне так и не стали близки.

Так как обо всем рассказать просто не представляется возможным, остановлюсь лишь на самых ярких впечатлениях.

Давайте начнем с взаимоотношений полов. Россия – все же патриархальная страна или, во всяком случае, была таковой на момент моего переезда в Германию. У нас было принято, что, даже если в семье работают оба супруга, домом и бытом занимается женщина. Мужчина в лучшем случае покупает продукты, иногда может помочь жене убраться, но от случая к случаю. Матерей-одиночек в нашей стране, насколько я помню, было хоть отбавляй, а вот отцов, которые самостоятельно воспитывали детей, на моем личном пути не встречалось. Разумеется, они были и есть, но все же это не массовое явление.

В Германии в этом смысле совершенное равноправие. При разводах дети нередко остаются с отцами. Существуют целые группы отцов-одиночек, которые собираются вместе и помогают друг другу. В благополучных браках мужчины наравне с женщинами участвуют в воспитании детей, папы так же, как и мамы, берут отпуск по уходу за ребенком. Прямого разделения на «мужские» и «женские» обязанности просто не существует. То есть если уборка, то пополам, если приготовление ужина, то обычно этим занимается тот, кто пришел домой раньше, а не априори женщина, «потому что она хозяйка».

История, о которой я хочу рассказать, не типична, но и чем-то выдающимся не является. Познакомилась я по работе с одним физиотерапевтом. Немолодой, подтянутый мужчина с лучистыми, немного грустными глазами.

Разговаривали о работе, о том, как нам скоординировать планы, и вдруг он мне говорит: «Хорошо, что вы напомнили. Я на этой неделе буду отсутствовать в четверг и в пятницу. Мне нужно с сыном посидеть».

А на вид ему – хорошо за пятьдесят. А может, и к шестидесяти уже. Хотя в Германии это совсем не показатель, но все же.

– Сыну моему тридцать лет. Тридцать один почти. Он у меня инвалид.

Я промолчала, не стала дальше расспрашивать. Но он заговорил сам.

С мамой мальчика Ян познакомился в каком-то походе, они достаточно быстро сошлись, и она забеременела. Во время родов что-то пошло не так, и врачи предложили кесарево. А мама возьми да и упрись. Не буду, говорит, и все. Хочу, чтоб все натурально было. Женщина я или кто? Ну, натурально так натурально. Заставлять никто не имеет права. Только рекомендовать.

Маме становилось все хуже, но, несмотря на уговоры отца ребенка, она отказывалась от хирургической помощи, и в конце концов пришлось применять щипцы. Дальше все пошло совсем плохо, наступило кислородное голодание, и врачи не делали никаких положительных прогнозов. Но ребенок родился, и его надо было воспитывать.

У мамы началась тяжелейшая послеродовая депрессия, и молодой отец вынужден был самостоятельно выхаживать больного ребенка. Он говорит, что принял эту ситуацию сразу и больше никогда не возвращался к вопросу о том, почему же так вышло и почему именно с ним.

Через год жена, оклемавшись, решила от него уйти вместе с малышом. Вроде как влюбилась. Ян пытался ее уговаривать, объяснял, что вдвоем будет много проще, но ничего не вышло. Она ушла. Ян постоянно виделся с мальчиком, помогал чем мог, перехватывал ребенка, когда мать была занята, и при этом строил свою собственную карьеру. Сначала работал в клиниках и реабилитационных центрах, а лет пятнадцать назад открыл частную практику.

Когда ребенку исполнилось пять, стало окончательно ясно, что прогнозы оправдались и лучше не будет. И мать неожиданно заявила, что не может положить всю свою жизнь на то, чтобы возиться с инвалидом, и пусть Ян его забирает. Но только неофициально, так как если делать все через суд, то пропадут деньги, которые в Германии платят по уходу за инвалидами. Деньги эти получает тот, кто живет с ребенком. Ян отказался от такого варианта, и дальнейшее общение они продолжили в суде. В конце концов суд оставил сына ему.

С тех пор маму никто не видел. Ян двенадцать лет воспитывал мальчика в одиночку, прежде чем встретил другую женщину и женился на ней. С сыном все было очень непросто. Необходимы были специальная школа, помощники, обеспечивающие социализацию мальчика, бесконечные терапии. Успехи были крошечными, но они были. Ребенок, которому врачи отпустили около пятнадцати лет жизни, дожил до тридцати. Его умственное развитие остановилось на уровне двенадцатилетнего человека, но он окончил вспомогательную школу, научился читать и писать и сейчас работает в специальных мастерских для инвалидов. Пять раз в неделю по четыре часа.

Отец с самого начала пытался приучить его к максимальной самостоятельности, аргументируя это тем, что рано или поздно его не станет и молодой человек должен уметь сам позаботиться о себе. В результате парень умеет готовить простейшие блюда, обращаться с компьютером, зарабатывает свои собственные деньги.

Ян с новой женой построили дом, где у сына есть квартира с отдельным входом. Таким образом он, с одной стороны, под присмотром, а с другой – имеет свое личное пространство.

«В четверг и в пятницу мастерские на этой неделе закрыты, а моей жены не будет дома, поэтому я должен подстраховать ребенка», – закончил Ян свой рассказ.

Совершенно обыденная по местным меркам, типовая история. Но меня она потрясла. Это к вопросу о гендерных ролях. Они в нашем, традиционном понимании в Германии совершенно перемешаны.

5. О женском равноправии и женственности как таковой

Женщины столько лет боролись за собственное равноправие, за то, чтобы избавиться от клише Kinder, Küche, Kirche («Дети, кухня, церковь»), согласно которому только этим и положено заниматься приличной фрау, что, видимо, слегка перегнули палку. В результате здесь во многих областях мужчины и женщины совершенно равны. Даже более чем.

Не так давно меня отчитала немецкая коллега за то, что я – не феминистка. Я не очень знаю, что это за разновидность дам такая, и совершенно не претендую, так сказать. Но такой откровенный намек на мою якобы неполноценность слегка ошарашил. Хотя, на мой взгляд, речь шла об элементарной подмене понятий, и никакого отношения к феминизму спор не имел.

Возвращалась я вчера поздним вечером домой поездом. Народу набилось – битком. Город Дюссельдорф, в котором я живу все эти годы, является одним из центров выставочной индустрии. Каждые две-три недели обязательно проходит какая-то крупная выставка. И на это время город превращается в муравейник.

На вокзале в вагон вваливаются толпы мужчин разной степени трезвости в костюмах и при галстуках, с ноутбуками и выставочными пакетами наперевес. И такое же количество мужчин уже сиднем сидит в вагоне, разложив на животах галстуки, а на коленях – газеты и буклеты. И тут же стою я, вся такая нереально женственная и совсем не-феминистически настроенная, понимая, что ехать мне совсем даже недалеко, но стоя.

Прохожу по вагону, продираюсь, точнее, и останавливаюсь около «купе», в котором сидят четыре аккуратных и весьма привлекательных молодых мужчины со стандартным набором выставочной атрибутики в руках. Говорят по-русски. Как только я останавливаюсь рядом, один из молодых людей немедленно вскакивает и со словами Won't you please sit down? [6]6
  Не желаете ли присесть (англ.).


[Закрыть]уступает мне место.

Исключительно ради исторической достоверности замечу, что, хотя юность туманная осталась позади, я не выгляжу как бабушка, которой Красная Шапочка несла пирожки. И как волк, которому легче уступить место, чем ждать, пока он откроет пасть, тоже не выгляжу.

Но тем не менее место мне молодой человек уступил. «Спасибо, – говорю ему по-русски. – Так приятно. Вот что в наших мужчинах есть, так это галантность. В нормальных мужчинах, в смысле». А они так удивились, что я благодарю. Мол, это же нормально. Ну если мы вчетвером сидим и рядом с нами останавливается девушка и стоит, то нормально уступить место. Естественно!

«Ничего подобного, – говорю. – Совершенно неестественно! Здесь никто никогда никаких мест не уступает, потому что много лет боролись за равноправие и оно наконец наступило. И накрыло даже тех, кто не боролся и в гробу видел это равноправие». Посмеялись, поболтали, и через десять минут я сошла на своей станции. Так что молодые люди из Самары, приезжавшие на выставку Interpack в 2011 году и уступившие мне место в ночном поезде, спасибо вам. Мне было очень приятно, что мы с вами говорим на одном языке и этот язык – русский.

На следующее утро я рассказала о моей вечерней поездке одной немецкой знакомой, с которой мы помимо коллегиальных еще и в хороших приятельских отношениях. Мол, представляешь, так приятно, вчера в битком набитом поезде мне место уступили. Соотечественники оказались.

Дама делает бровки домиком, губки – вишенкой и говорит:

– Ты что?! Это же унижение. Это они на что намекали? На то, что ты старая и немощная? Или на что? Позор!

– Выдыхай, – говорю. – Ни на что они не намекали. Вежливость просто, понимаешь? Элементарная вежливость. Четыре молодых здоровых мужика сидят. Женщина вошла и стоит рядом. Не старая, не отягощенная лишним весом, позволяющим заподозрить беременность на последних сроках, не с костылем. Просто она – женщина, а они – мужчины. Они сидят, она стоит. Следишь за ходом моей мысли?

– Ну? – округляет глаза приятельница. – И что? Понимаешь, мы столько лет боролись за то, чтобы нас уважали в наших правах и чтобы мы не чувствовали себя привязанными к «киндер-кюхе-кирхе», что теперь не хотим, чтоб нам уступали места. И чтоб зарплату платили меньше, не хотим. Мы боролись за феминизм. Вот ты хочешь, чтобы тебе платили зарплату меньше, чем мужчине?

– Я, – отвечаю, – зарплату себе сама плачу. Не знаю даже, по какому тарифу, по мужскому аль по женскому. Но если бы работала по найму, не хотела бы, конечно. Только ты не путай божий дар с яичницей и не клади все яйца в одну корзину, уж прости за антифеминистский каламбур. Есть равноправие с точки зрения трудового законодательства, есть распределение обязанностей внутри семьи, есть замечательная и очень модная ныне в Германии традиция, когда мужчины и женщины делят отпуск по уходу за ребенком пополам. А есть элементарная галантность и вежливость. Понимаешь?

И с надеждой так смотрю на нее.

– Нет! – категорически отрезает она. – Меня бы это унизило и оскорбило. По сути, даже места парковки для женщин – это оскорбление. Мы что же, машину нормально поставить не можем? [7]7
  Здесь необходимо пояснение. В Германии действительно существуют парковочные места специально для женщин. В основном на закрытых парковках, но есть и на открытых пространствах. Связано это прежде всего с соображениями безопасности. Чтобы женщине одной не искать свою машину в полупустом, плохо освещенном паркхаусе, женские парковочные места делают прямо у выезда, недалеко от будки смотрителя. Кроме того, они несколько шире, чем обычные места, чтобы было удобнее парковаться. Обычно на асфальте при этом нарисована фигура женщины или женщины с ребенком.


[Закрыть]Я хочу себя чувствовать полноправным членом общества, – продолжила моя оппонентка. – И тебе советую.

– Да будь ты членом на здоровье, – буркнула я. – А я девочкой хочу быть в таком разе. Девочкой, которой уступят место в переполненном поезде, подадут руку и придержат дверь. И которую защитят от хулиганов в темном переулке, если что. На том простом основании, что они – мужчины, а я – женщина.

Так мы и не поняли друг друга.

Это просто другая сторона равноправия. Да, мужчины и женщины поровну делят все обязанности. Но именно на этом основании у женщин и нет никаких «дамских» привилегий. Здесь не принято уступать женщинам место или придерживать дверь, подавать пальто или пропускать без очереди с ребенком. Такая культура.

Подобное равноправие, временами переходящее в унисекс, прослеживается и в моде. Особенно в молодежной среде. Впрочем, это, наверное, в целом общеевропейская тенденция, которую сложно приписывать исключительно Германии.

Как-то, проходя мимо достаточно дорогого магазина женской одежды, я обратила внимание на странную парочку, достаточно агрессивно переругивающуюся между собой. Эффектная высокая женщина лет сорока в коротком распахнутом пальто, из-под которого выглядывало стильное черное платье, и высоких кожаных сапогах что-то достаточно резко выговаривала подростку-эмо. Дочке, как выяснилось. Лет пятнадцати-шестнадцати, наверное. Девочка была «в образе». Пряди волос выкрашены в самые немыслимые цвета, черные сетчатые колготки, кожаные шорты, куча каких-то побрякушек «мечта туземца» на шее, макияж из серии «синхронное плавание». Много, ярко, с блестками, огромными накладными ресницами и переливающейся помадой. Эмо, одно слово.

– Неужели тебе так трудно хоть один раз мне уступить? – на повышенных тонах вещала женщина. – Я же не так много прошу. Ну давай хотя бы зайдем и померяем?

– Отстань! – девчонка демонстративно прикурила сигарету, выпустила струю дыма в направлении дамы и кокетливым движением поправила волосы. – Не буду я это носить! Ты можешь от меня отвалить?

Мать, позеленев от гнева, схватила ее за руку.

– С удовольствием! Только тогда свои Taschengeld [8]8
  Деньги на карманные расходы (нем.).


[Закрыть]тоже зарабатывай сама. От нас с отцом ты больше не получишь ни копейки. Я тебя не заставляю снимать всю эту мерзость сейчас, – она выпятила подбородок в сторону девочки. – Ходи как хочешь, но если приезжают родственники, будь добра… Они же всего на три дня. Ну неужели так сложно… Разве невозможно хоть иногда выглядеть девочкой?

Девица развернулась и, по всей видимости, собралась уходить. Но мать схватила ее за локоть и буквально втащила внутрь магазина. Я заходила прямо за ними, а перед этим еще минут пять на улице разговаривала по телефону, так что слышала весь диалог.

Теперь представьте себе приличный бутик, где вышколенные продавщицы привыкли к самым капризным клиенткам. Они, конечно, и вида не подают, что это диво дивное здесь не к месту. Клиент всегда прав, даже если он – эмо. Розовый фламинго в фиолетовых разводах тоже имеет право быть красивым.

– Нам нужно платье! – властно заявила женщина с порога. – Что-нибудь спокойное, приглушенное. Вот на… девочку.

Продавщица внимательно осмотрела люминесцирующее создание в подтеках краски, сосредоточенно кивнула головой и исчезла. Девчонка не проявляла к происходящему никакого интереса, просто стояла, облокотившись о стойку с одеждой, посылая кому-то бесконечные смс. Через несколько минут продавщица появилась с двумя очень симпатичными платьицами. Черным и бежевым, кажется. Оба вязаные, оба со стильной отделкой и – это было видно даже издалека – недешевые.

– Попробуйте вот эти!

– Я не буду носить ЭТО! – взвилась эмо. – Я не мышь и не крыса. И я – не ты!

– Ну пожалуйста, – мать сменила тактику, – просто примерь, и все. Не понравится – уйдем. Я тебе слово даю.

Эмо обижено надула щеки, но тем не менее взяла платья и пошла в кабинку. Что там дальше происходило, я не видела, так как занималась своими покупками. Когда я вышла из примерочной, то увидела чудесную картину.

Стройненькая изящная молодая девушка в идеально сидящем на ней трикотажном платье, эффектно подчеркивающем линию талии и хорошей формы ножки, крутилась перед зеркалом. Розово-зеленые патлы портили впечатление, и вообще казалось, что это манекен, на который по ошибке поставили не ту голову. Тело в порядке, а сверху – попугайчик.

Но девочке определенно нравился результат. Она вертелась перед зеркалом как котенок, потерявший свой хвост. То ножку вперед выставит, то с пристрастием начнет разглядывать в профиль собственный бюст. Дама в пальто, боясь, видимо спугнуть капризное чадо, стояла чуть поодаль рядом с продавщицей с таким умиленным видом, какой бывает только у родителей, одержавших нелегкую победу в борьбе с подростком, переживающим пубертатный период.

– Ладно, возьмем оба, – весело заявил эмо-детеныш. – Только перекрашиваться из-за тебя придется полностью! И украшения сюда нужны. За твой счет!

Дама только мелко закивала и ринулась к кассе, пока ребенок не передумал.

В тот раз все же победила женственность, что, согласитесь, совсем немало.