Текст книги "Тайна рождения"
Автор книги: Анна Князева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)
– Он здесь, – произнесла она вслух. – Он пришел.
То, о чем она мечтала десять долгих, мучительных лет и что уже казалось совершенно несбыточным, начинало сбываться. Мужчина всей ее жизни дожидался внизу, когда она позовет его. Единственный человек, которого она любила, ради которого столько перенесла. И черное отчаяние брошенной женщины, и горе матери, потерявшей сына, и постылое замужество, которое расценивала как последнюю прихоть грязного старика… Петр Потапович Крушинников, впервые увидевший ее на покосе в поле и услышавший, как она пела, влюбился в это сияние красоты и таланта. И, не слушая ничьих возражений, забрал ее с собой и неожиданно для всех женился. Разговоров было об этом!
Несколько лет Крушинников упивался ее юностью, хотя сам уже был беспомощен в постели. Но Варю он заставлял у него на глазах выделывать такие вещи, что и Калигуле не снились. Она ненавидела его всей душой, от одного вида его губ и рук тошнота подкатывала к горлу.
Но вместе с тем Петр Потапович сделал ее образованной женщиной – нанял нескольких учителей, в том числе и учителя музыки, сам подбирал книги, которые Варе следовало прочитать. А поскольку ей самой безумно хотелось стать той женщиной, что была бы ровней графу Петровскому, она поглощала знания с истовостью, которая пугала даже ее мужа. И он все чаще тащил ее в спальню, чтобы сполна упиться своей извращенной любовью…
И тогда Варя нашла способ, который мог избавить ее от тошнотворных ласк старого сладострастника. Она начала толстеть. Да так стремительно, что Петр Потапович только за голову хватался от отчаяния. Варя делала вид, что ее и саму это безумно огорчает, чтобы старик не заподозрил, будто она делает это сознательно, иначе он, чего доброго, еще вычеркнул бы ее из завещания. И она вставала ночами, пока Крушинников похрапывал рядом с ней. О раздельных спальнях не шло и речи: старику необходимо было постоянно запускать руку в ее святая святых… Но когда Петр Потапович наконец засыпал, Варя бежала в кухню и набивала живот кремовыми пирожными, которые заказывала тайком от мужа.
Ее жирные телеса постепенно перестали возбуждать старика: ему нравился в ней ребенок. Извращенное воображение Крушинникова требовало свежей пищи, и вскоре в их спальне возникла четырнадцатилетняя дочка горничной – Наташа, с которой старик вновь познал радость. А у Вари наконец появилась отдельная спальня, где она могла наслаждаться обретенным одиночеством. Несмотря на всю грязь, через которую провел ее Петр Потапович, Наташа не утратила своей девственности. И Варвара Васильевна впоследствии благополучно выдала ее замуж за молоденького московского приказчика, наградив девочку за муки хорошим приданым. Вскоре у них родилось двое деток.
Варя, похоронив супруга, попыталась вернуть себе прежние формы. Она неделями изнуряла себя голодом, делала гимнастику, часами прогуливалась пешком, но ничего не помогало. И она поняла, что Бог наказывает ее таким образом и ограждает от будущих грехов, ведь Варя действительно замышляла явиться пред светлые очи графа Петровского такой же стройной и красивой, только еще богатой и образованной. Законной вдовой. До нее доходили слухи, что они счастливо живут с Еленой Павловной, что у них родился сын, – видно, помогло лечение. Но все это не остановило бы Вариного намерения снова осчастливить своей любовью графа, если б она оставалась прежней.
«Господь покарал меня за то, что склонила его к прелюбодеянию, – думала она с тоской. – И за то, что собиралась опять совершить этот грех… Но если это уже невозможно, зачем мне тогда наследство, дом, итальянские учителя – зачем все это? Я делала все ради него, чтобы однажды увидеть восхищение в его глазах… А теперь… Зачем?»
Как-то она даже подумала, что ее новый облик мог бы стать для Владимира Ивановича своеобразной проверкой: если он действительно любил ее, то должен был не только красотой ее тела упиваться, но и душу чувствовать! Теперь ее душа стала еще шире, как и талант, неужели этого недостаточно для того, чтобы любить ее, как прежде?
Варя гнала прочь разумные мысли о том, что никакой любви со стороны графа и не было, что, кроме ее юного тела, для Владимира Ивановича вообще ничто в ней не представляло интереса… Она опровергала доводы рассудка тем, что даже во время беременности Владимир желал ее столь страстно, что примчался к ней на заимку, рискуя встретиться здесь с женой или, по крайней мере, с горничной Елены Павловны. А ведь в то время Варя была такой же полной и неуклюжей…
Сейчас она хотя бы научилась двигаться легко и плавно, держаться с достоинством. Уже первые выходы на сцену наполнили душу Варвары Крушинниковой гордостью и чувством самоуважения, потому что зрители устраивали ей овации. Крики «браво» ласкали слух, цветы, которыми ее забрасывали, волновали сердце. И Варя понимала, что нашла для себя то единственное, что делало ее безумно счастливой. Ей не хватало только возможности с кем-то разделить свое счастье.
Хотя сначала обретенное одиночество даже окрыляло ее. Всю свою жизнь Варя полностью находилась в чьей-то власти, кому-то принадлежала: хозяевам, родителям, мужу… Теперь она сама распоряжалась своей судьбой и ликовала от мысли, что никто не вправе диктовать ей чужую волю. Антрепренеры считали Варвару Крушинникову капризной и своевольной, она могла внезапно отказаться от выступления только потому, что ей не хотелось в этот вечер выходить из дому. Голос ее неизменно собирал полные залы, но работать с ней отваживались немногие.
Правда, через довольно короткий промежуток времени Варя пришла к тому, что не стоит так портить жизнь ни в чем не повинным людям, и стала более покладистой. А недобрые мысли ее все чаще обращались к Елене Павловне Петровской. После смерти супруга графиня являлась единственной на свете, кому молодая певица всей душой желала всяческих бед. Варя пыталась замаливать этот грех в церкви, исповедовалась батюшке, но наступившее просветление бывало только временным. Вскоре ее душу опять охватывала черная ненависть: «Она лишила меня любви! Она обращалась со мной, как с грязной собачонкой».
Но тут Варя неожиданно вспомнила, как скрупулезно графиня заботилась о ее здоровье, когда она ждала ребенка. И это снова показалось ей странным, как и тогда, ведь во всем остальном Елена Павловна не проявляла к ней добрых чувств.
– А не было ли у нее своей корысти? – вслух раздумывала Варя, прохаживаясь по своему московскому дому, оставленному ей покойным супругом. – Только в чем же она могла быть? Ребенок мой родился мертвым, несмотря на все ее старания…
И ее вдруг пронзило: «А мертвым ли он родился?!» Его тельца Варя так и не увидела. Когда бедняжка очнулась от родовой горячки, ей сказали, что ребенка уже похоронили, и даже показали могилку, на которой она плакала часами, пока оставалась в Родниках. Недолго это продолжалось: через пару дней, когда доктор посчитал, что роженица достаточно окрепла, управляющий имением отослал ее назад в Дубровку. Елена же Павловна уехала еще до того, как Варя пришла в себя. К чему такая спешка? И когда у Петровских появился ребенок?
Обуреваемая страстями и догадками, Варя металась по комнатам в поисках решения. В конце концов она пришла к мысли, что необходимо разыскать того земского врача, что принимал у нее роды. Конечно, много лет прошло. Но вдруг какие-то подробности сохранились в его памяти?
И Варя пустилась на розыски доктора. Отыскать его не составило особого труда, но вот делиться с ней какими-либо воспоминаниями старый пьянчужка отказывался до тех пор, пока Варвара Васильевна не достала кошелек.
Не сводя с него жадного взгляда, доктор пробормотал:
– Долги, знаете ли. Детишек кормить надо. Докторское жалованье, сами знаете какое…
«То же самое он говорил, и когда графиня Петровская подкупала его». Варя уже почти не сомневалась в этом, и через пару минут врач все подтвердил. Да, ребенок в самом деле родился живым и здоровым. Кажется, мальчик. Графиня тут же забрала его, а доктору велела объявить матери, что младенец родился мертвым. Даже подобие могилки уже соорудили…
– Как же вы… – начала Варя и тотчас оборвала себя.
В чем упрекать спившегося старика? Ей и самой слишком часто приходилось делать вещи, которые были ей глубоко противны. Обстоятельства вынуждают… И Варвара Васильевна заставила себя щедро вознаградить человека, участвовавшего в заговоре против нее.
Теперь все встало на свои места. И заботливость Елены Павловны, и переезд в Родники, где Варю никто не знал… Все продумала, все рассчитала. О том, что Владимир Иванович мог быть как-то замешан в этом чудовищном преступлении, Варя не хотела даже думать.
– Только не он, – исступленно твердила она. – Он слишком благороден и хорош, чтобы оказаться мерзавцем. Я не верю в это! Не верю…
Все открывшееся требовало от нее немедленно отправиться в Петербург и любыми путями проникнуть в дом Петровских. Увидеть мальчика собственными глазами. Прислушаться к себе: дрогнет ли сердце? И уж тогда решать, что дальше делать. Пока же у Вари не было никаких конкретных планов по этому поводу.
Она написала старому другу Петра Потаповича, князю Ларионову, и просила помочь ей освоиться в Петербурге, свести с людьми, которые могли бы заняться устройством ее выступлений. Титулованный старик все сделал в лучшем виде. В отличие от своего покойного друга князь питал слабость, правда, с некоторого времени чисто платоническую, к женщинам в теле. И Варвара Васильевна оказалась как раз в его вкусе. Князь готов был выполнить любую прихоть этой женщины, которая к тому же оказалась и прекрасной певицей: ее сопрано совершенно очаровало все семейство Ларионовых. Поэтому Варе ничего не стоило уговорить князя ввести ее в дом Петровских. Когда Ларионов заговорил о том, что скоро в семье графа будут отмечать день рождения сына, а это как раз удобный случай представить им новую певицу, Варя вздрогнула: князь назвал день, когда родился ее мальчик. Все совпадало, Петровские даже не удосужились изменить дату.
«Как же графине удалось заставить Владимира принять это и смириться? – пыталась понять Варя. – Как он мог молчать все эти годы? И даже не пытался найти меня, чтобы открыть правду. Не может быть, чтоб он предал меня! Он же был моим первым мужчиной… Единственным возлюбленным».
Перед тем как войти в дом графа Петровского, Варя едва не лишилась чувств – такого накала достигло ее волнение. Она еле держалась на ногах, сознавая, что сейчас наконец увидит своего любимого, их руки соприкоснуться… Узнает ли он ее? Подскажет ли ему сердце, что перед ним прежняя Варенька, отдававшаяся ему так полно и самозабвенно?
Однако гостей встречала графиня. И для Вари самым неприятным стало то, что Елена Павловна почти не изменилась. Ее красота ничуть не увяла, глаза сияли и выглядела она совершенно счастливой.
«Украла у меня все, и счастлива!» Варя чуть не задохнулась от такой несправедливости и едва удержалась от желания по-простому, как принято в деревне, оттаскать более удачливую соперницу за волосы. Но Варя сумела взять себя в руки, и даже оказалась в состоянии поддерживать разговор до того момента, как увидела Сашу. Все в ней сжалось и заныло от боли, когда красивый, улыбающийся мальчик подбежал к ней, чтобы принять поздравления. Он смотрел на нее приветливо, но как на чужую, впрочем, иначе и быть не могло. А Варя так ждала, так хотела, чтобы он почуял родную кровь…
Этого не произошло. Сын только вежливо поблагодарил ее за подарок, который больше предназначался той, что выдавала себя за его мать. Варе хотелось поселить в душе Елены Павловны беспокойство и безотчетный страх. И слова куклы: «Я знаю твою тайну», на ее взгляд, как раз способствовали этому. Ведь графиня хранила свою тайну уже десять лет.
А потом, во время домашнего концерта, Варя наконец-то увидела Владимира Ивановича. Граф не узнал ее. И специально для него Варя не только голосом, но всей своей изболевшейся душой запела ту песню, которая когда-то заманила его на делянку, где ее прятали. Она слышала, как в ее голосе дрожат слезы и тоска, страсть, радость и надежда. И увидела, как граф Петровский вздрогнул и подался вперед. Потрясенный, всмотрелся в ее лицо…
«Разгляди меня прежнюю! – хотелось выкрикнуть Варе. – Ту, что отдала тебе рассвет своей юности! Ту, что любила тебя больше жизни! Ту, которая все еще во мне, под этой изменившейся оболочкой. Не смотри на нее, смотри на меня!»
* * *
И теперь, когда Владимир Иванович поднимался к ней в номер, Варвара Крушинникова молила о том же. Застыв посреди огромной комнаты, она вся трепетала от радости и страха: «Зачем он пришел? Что именно хочет сказать мне? Услышал ли он в моей песне то, что я хотела до него донести? Почему выбежал из зала? Чтобы скрыть слезы? Или не мог больше видеть того, как я изменилась?»
Дверь приоткрылась, и Варя на мгновение закрыла глаза. Когда она вновь их открыла, Владимир Иванович уже стоял перед нею, сняв цилиндр.
– Здравствуй, Варенька, – тихо проговорил он.
И от этих простых слов у нее вдруг выступили слезы и сбилось дыхание. Она прижала к лицу платок, но граф заставил ее опустить руку.
– Не прячь лица… Дай же мне посмотреть на тебя.
– Я стала другой, – выдохнула Варя. – Но это лишь внешние изменения. В душе я все та же…
Он кивнул:
– Я и не сомневался в этом. Я ведь слышал, как ты пела. Такую красоту может родить только чистая душа…
Слезы уже не пощипывали глаза, теперь они струились по щекам, и Варя ничего не могла с этим поделать. Ей хотелось предстать перед графом красивой и уверенной в себе, а душа изнывала от боли.
– Я так виноват перед тобой, Варенька. – Граф осторожно сжал ее руку. – Я сломал тебе жизнь…
– Нет, не говори так! – воскликнула она. – Ты подарил мне самое большое счастье в жизни. Мою единственную любовь… Другой у меня никогда не было.
– Но я не имел права этого делать. Я ведь был не свободен. И сейчас не свободен.
«Он намекает на то, что между нами ничего не может быть!» – поняла Варя с отчаянием. Ей хотелось вцепиться в него обеими руками, истосковавшимися по ласке губами прильнуть к его рту, всем телом вжаться в его любимое тело. Но она стояла, не шевелясь, будто в ожидании приговора, который только он и мог ей вынести.
– Зачем вы лишили меня сына? – все же удалось ей спросить. – Неужели ты знал? Или это все она? Как ей удалось обмануть тебя?
На красивом лице графа отразилась мучительная боль.
– Никакого обмана не было. Я сам это придумал. Я не мог лишиться еще и своего ребенка, ведь я наверняка знал, что вскоре потеряю тебя. Но сын от любимой женщины должен был остаться со мной. Ты ведь не отдала бы мне его добровольно?
– Нет, – только и смогла выдавить Варя.
– Вот видишь… Тебе тоже хотелось бы оставить от меня такой след. К тому же… – Выпустив Варину руку, Владимир Иванович прошелся по комнате. – К тому же в браке у меня не могло быть детей. Ты ведь знаешь, что Элен, к сожалению, бесплодна?
– А жениться на мне…
– На крепостной? – перебил граф. – Душенька моя, ты в своем уме? Тогда еще не отменили крепостное право! Да и сейчас… Это же мезальянс, Варенька. Я не мог и не могу пойти на такое.
– А Крушинников пошел, – прошептала она, опустив голову.
Владимир Иванович пожал плечами:
– Твой супруг не был дворянином. Он не носил графский титул. А это, знаешь ли, обязывает.
– А любовь? Любовь ни к чему не обязывает? Впрочем, что я говорю, – спохватилась Варвара. – Любовь хороша лишь до тех пор, пока она настояна на полной свободе.
– О! – Владимир Иванович удивленно поднял брови. – Как ты стала рассуждать… Все-таки ты очень изменилась, Варя. Та, которую я любил, уже заласкала бы меня до одури.
– Потому что та Варя очень любила тебя, – с усилием проговорила она. – Я очень любила тебя. Ты был смыслом моей жизни. Светом звезды в кромешной тьме… Я шептала твое имя, когда ничто другое уже не могло придать мне сил. Ты был моей молитвой и песней. Единственной песней… Моим солнцем и радостью. Я думала, что больше никогда не увижу тебя, но ты продолжал жить в моем сердце, и это заставляло меня тянуть лямку под названием «жизнь». А ты отобрал у меня сына. Ты лишил меня единственного, что могло сделать мою жизнь счастливой…
– Теперь ты явилась отобрать его у меня? – выкрикнул граф.
И в этот момент Варя поняла, что он пришел только за тем, чтобы уговорить ее не трогать его семью. Не нарушать сложившегося положения вещей, которое всех делало счастливыми. Всех… кроме нее. Но кому до нее есть дело? Петровские по-прежнему считали себя вправе распоряжаться Вариной судьбой…
– Я не лишу тебя счастья, – отведя глаза, проговорила она. – Я хотела. Но не буду делать с тобой того же, что ты сделал со мной. Это так… низко! И это ранило бы моего мальчика. А я хочу, чтобы он рос в покое и радости.
Быстро приблизившись, граф опустился перед ней на колени и припал к руке:
– Спасибо, Варенька… Спасибо тебе.
Она погладила его волосы, которые еще помнили ее пальцы.
– Мой хороший… Неужели ты думал, что я способна навредить тебе? Любовь не знает мести. Это несовместимые чувства. Мстить тебе и Саше – это немыслимо!
Владимир Иванович поднял голову:
– А… Элен?
– Элен, – повторила Варя с выражением, понятным только ей одной. – Эта женщина дорога вам обоим. Значит, она должна быть с вами. Саша считает ее матерью… Мне так больно произносить это! – Она зажала рукой рот, чтобы не разрыдаться.
Вскочив, Владимир Иванович обнял ее:
– Прости нас всех, Варенька. Нет в мире женщины благороднее тебя!
«И несчастнее», – добавила она про себя. Ведь Владимиру не полагалось слышать этих слов. Стоны ее души должны были остаться внутри нее. Чтобы однажды вылиться новой песней…
Когда он ушел, Варя подошла к окну и, пока Владимир переходил дорогу, направляясь к своему экипажу, смотрела ему вслед, спрятавшись за тяжелой портьерой. Но эта предосторожность оказалась излишней – он так и не оглянулся. Варя уже стала для него прошлым, в которое не было возврата. Ей хотелось убедить себя, что граф поступил разумно, что иное его поведение могло погубить их обоих… Но душа ее исходила стоном: «Он больше не любит меня! Да и любил ли когда-нибудь?»
Не вытирая слез, Варя шептала, провожая его взглядом:
– Прощай, мой любимый… Не судьба нам быть вместе. Не судьба. Я не лишу тебя счастья, не нарушу твой покой. И сына не отберу, и жену не трону. Это все сейчас в моих силах… Но я не желаю этого! Я хотела только тебя, мой хороший. Я хотела сделать тебя счастливым… Не судьба.
Варвара Крушинникова отбыла в Милан тем же вечером. Она не стала искать даже случайного свидания с сыном, чтобы не смущать мальчика необъяснимым интересом к нему чужой женщины. Граф говорил, что Елене Павловне и без того удалось напугать ребенка. Слишком она сама была напугана… Варя послала счастливой сопернице прощальную записку: «Берегите их обоих. Вряд ли мы еще увидимся с вами». Она не добавила, что прощает графине то, что она сделала с ее жизнью, потому что прощения не было в Вариной душе. Она опять жертвовала собой ради других людей… На этот раз – ради самых любимых. Единственных.
Вскоре имя новой примы Миланского театра замелькало на страницах европейских газет. Восторги западной публики доходили и до Петербурга, но супруги Петровские никогда не обсуждали успешной карьеры их бывшей крепостной. Не оглядываясь в прошлое, они спокойно и счастливо прожили еще много лет, вырастили сына, у которого однажды обнаружился прекрасный голос. Но Елена Павловна воспрепятствовала тому, чтобы мальчик учился музыке, и талант Саши Петровского не стал известен за пределами домашнего круга.
Однако он в течение всей жизни питал к опере болезненную слабость и однажды, путешествуя по Европе, побывал в Миланском театре. Александр не узнал когда-то выступавшую у них в дома солистку Варвару Крушинникову, но был так восхищен певицей с русским именем, что поднес ей большой букет роз. Почему-то она ахнула, взглянув ему в лицо. А потом, уже выйдя из отеля, чтобы отправиться дальше, Александр получил с посыльным фотографию Варвары Крушинниковой с ее автографом и пожеланием счастливой любви…
Внимание!
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.
После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.
Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.
