Текст книги "Тайна рождения"
Автор книги: Анна Князева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)
Графиня уже заочно не испытывала симпатии к той, что носила ненавистное ей имя, но честно пыталась быть объективной. В конце концов, человек не повинен в том, какое имя дали ему родители. Возможно, им с супругом сегодня действительно посчастливится принять в своем доме будущую знаменитость… Об этом можно будет потом с гордостью рассказывать внукам. Вдруг эта Варвара Крушинникова когда-нибудь составит оперную славу России?
* * *
Когда церемонный лакей доложил, что прибыли его светлость князь Ларионов с супругой, а также госпожа Крушинникова, хозяйка поспешила им навстречу с самой радушной улыбкой. К тому времени дом уже заполнился гостями. Елена Павловна успела понемногу переговорить с каждым, и осталась вполне довольна началом вечера. Старый князь Ларионов находился уже, как говорится, одной ногой в гробу, но пытался бодриться и, главное, слышал достаточно хорошо, чтобы оценить вокальный талант той, чьей судьбой он занялся всерьез. Елена Павловна с первых же минут выяснила, что он был дружен с покойным Крушинниковым, и теперь пытался помочь его молодой вдове.
Варвара Крушинникова действительно оказалась молода и отличалась той яркой, броской красотой, что так хороша на сцене. В гостиной Петровских она, пожалуй, выглядела слишком экзотично. Кожа ее отличалась итальянской смуглостью, большие черные глаза как-то странно поблескивали, а собранные на макушке темные волосы поражали своей густотой. Как многие оперные дивы, она была полновата, даже второй подбородок уже наметился, но двигалась легко и держалась с достоинством. В ней чувствовалась порода, но явно не петербургская, и графине стало интересно, каких же госпожа Крушинникова кровей?
– Добро пожаловать к нам, Варвара Васильевна! – Хозяйка постаралась быть любезной и приветливой, хотя и ощущала какую-то смутную тревогу, которой не находила объяснения. – Наслышаны о вашем чудесном таланте…
– Благодарю вас. Я тоже… много слышала о вашей семье. Говорят, ваш с супругом брак является образцовым… Кстати, я привезла Сашеньке подарок. Могу я вручить его вашему сыну?
– Ну, разумеется. – Елена Павловна удивилась такому повороту событий и поискала глазами кого-нибудь из прислуги, чтобы позвать мальчика, но все были слишком заняты. – Давайте поднимемся к нему в детскую. Только у него в гостях юные приятели, так что, боюсь, там уже все вверх дном.
Они стали подниматься по лестнице на второй этаж, где находилась Сашина комната и спальни графа и графини. Здесь же располагались комнаты для гостей. Старенькая приживалка из рода Петровских занимала небольшую каморку рядом с кухней. Владимир Иванович стыдился этого и предлагал переселить его двоюродную тетушку в более достойные условия, которые более соответствовали бы ее титулу и происхождению. Елена Павловна соглашалась с его доводами, только до этого все никак руки не доходили. Тем более что в этой каморке было весьма уютно и чистенько.
– Это ничего. – Варвара Васильевна блеснула ослепительной улыбкой. – Я люблю детей.
– У вас нет своих? – осторожно поинтересовалась графиня, подумав, что покойный супруг певицы был, пожалуй, слишком стар, чтобы выполнить эту миссию.
Но Крушинниковой опять удалось удивить ее.
– Я потеряла своего ребенка, – произнесла она таким голосом, будто ее горло внезапно сковал спазм.
– Ох, простите, Бога ради! – воскликнула Елена Павловна совершенно искренне и даже коснулась рукава певицы. – Какое горе… Вижу, вам пришлось выдержать немало испытаний на своем веку.
– Даже больше, чем вы думаете, – отозвалась она загадочно и мрачно.
Графиня решила, что необходимо перевести разговор в более безобидное русло:
– Князь поведал нам, что вы учились в Италии. Это, наверное, незабываемые времена?
Опять блеснул этот мрачный черный взгляд.
– Вы правы, графиня. Но я не только это помню. Я вообще ничего не забыла из прожитой жизни. Помню каждое мгновение…
– Да у вас уникальная память! – воскликнула Елена Павловна. – Неужели можно в деталях помнить, что было десять, двадцать лет назад? Впрочем, вы моложе меня, наверное, ваша память более цепкая.
– Это не от возраста зависит, графиня, а оттого, что именно вам довелось пережить. Иногда и мне кажется, будто то или иное вовсе и не со мной было. Или, по крайней мере, в другой жизни. А потом оживают голоса, запахи, ощущения… И понимаешь, что это все моя собственная жизнь.
Не в силах справиться с нарастающим ощущением опасности, графиня спросила:
– Вы прежде жили где-то в провинции? Иначе бы мы встречались с вами в свете…
– Верно, я большую часть жизни провела в деревне.
Варвара Васильевна смотрела на нее так пристально, будто пыталась заставить графиню что-то понять или вспомнить. Но Елена Павловна могла бы поклясться, что прежде никогда не встречалась с этой женщиной.
Нервно поправив волосы, она отрывисто спросила:
– Ваши родители были помещиками?
– Не совсем, – уклонилась Крушинникова. – Впрочем, это не очень интересная тема. Вряд ли вы могли знать моих бедных родителей.
Они подошли к двери детской, из-за которой доносились звонкие голоса и какие-то дикие вопли.
Рассмеявшись, Елена Павловна сказала:
– Я вас предупреждала. Хорошо, если они не собьют нас с ног!
– Меня трудно сбить, – с иронией заметила певица. – Умение держать удар лишило меня тонкой талии, зато я теперь крепко стою на ногах.
Улыбнувшись, графиня открыла дверь и пропустила гостью вперед. Ребятишки затихли, уставившись на незнакомку. Елена Павловна поманила сына:
– Сашенька, поди сюда, пожалуйста.
Мальчик подбежал к ним, привычно подставив макушку для поцелуя матери. Обняв своего сорванца за плечи, графиня ласково проговорила:
– Познакомься, Саша, с Варварой Васильевной Крушинниковой. Когда-нибудь имя этой певицы будет известно всему миру.
Она сказала это лишь из вежливости и ожидала услышать в ответ что-нибудь шутливое, но гостья будто и не разобрала ее слов. Не отрывая взгляда, она смотрела на Сашу и тискала в руках сверток с подарком, не торопясь отдать ему. Уже встревоженная этим странным взглядом и молчанием, Елена Павловна проговорила, надеясь вывести певицу из этого необъяснимого оцепенения:
– Варвара Васильевна была столь любезна, что приготовила для тебя подарок.
Последнее слово заставило Крушинникову очнуться. Протянув сверток, она вдруг порывисто обняла Сашу, буквально вырвав его из рук матери, и поцеловала в щеку. Мальчик испуганно взглянул на мать и потянулся к ней.
Смешавшись от такого необъяснимого проявления нежности к ребенку, Елена Павловна нервно рассмеялась и обратилась к Саше:
– Ну, беги! Разверни подарок.
Охотно отбежав, мальчик оглянулся на странную гостью. На его хорошеньком личике явно читалось недоверие и даже некоторое отвращение.
– Мальчики его возраста не любят, когда их тискают, – приглушенно заметила Елена Павловна, чтобы оправдать сына. – Им уже хочется считать себя большими. Тем более у него сегодня первый юбилей.
– Десять лет прошло, – невнятно пробормотала Крушинникова. – Подумать только…
– Что вы говорите? – любезно переспросила хозяйка дома, не расслышав.
Словно опомнившись, Варвара Васильевна тряхнула головой:
– Нет, это я так… о своем. Какой чудесный мальчик! И как он похож на своего отца.
Елена Павловна была неприятно удивлена:
– Вы уже успели познакомиться с графом? Мне казалось, я встретила вас первой…
Крушинникова не отвела взгляда:
– Да, конечно. Но граф Петровский как-то заезжал к Ларионовым, я видела Владимира Ивановича издали, но Татьяна Петровна назвала мне графа. Ваш супруг очень хорош собой… Впрочем, как и вы сами, – добавила она изменившимся голосом. – Вы оба на удивление молодо выглядите.
Графиня улыбнулась: ей не в первый раз доводилось слышать, что они с мужем все молодеют.
– Мне кажется, с рождением Саши для нас началась совершенно новая жизнь, – призналась она. – Мы все трое так счастливы, что всеми силами души удерживаем это время полного блаженства.
– Неужели все настолько безоблачно? И никаких скелетов в шкафу?
Елене Павловне не понравился тон певицы, будто Крушинникова намекала на что-то. Поэтому отозвалась довольно холодно:
– А какие у нас могут быть скелеты? Вся наша жизнь, как на ладони.
К ним опять подбежал Саша, чтобы поблагодарить гостью за чудесную механическую куклу-повара.
– Мама, вообрази, он говорит: «Я знаю твою тайну».
Графиня вздрогнула. Ей показалось, что это звучит как-то зловеще. Улыбаясь Саше, Варвара Васильевна пояснила:
– Этот повар приехал из Италии, он большой мастер готовить пасту, это любимое блюдо всех итальянцев.
– А почему он разговаривает по-русски? – Резонно заметил мальчик.
– А это я его научила.
Крушинникова оживлялась все больше. Было заметно, что разговор с мальчиком доставляет ей истинное удовольствие.
– Как это – научили? – удивился Саша.
– Я нашла в Москве мастера, который смог заменить механизм. Уж не знаю, что он там поменял и как вообще это делается, но твой повар будет говорить с тобой на одном языке.
– Саша свободно владеет и французским, – заметила Елена Павловна. – Немецкий мы еще только осваиваем, но успехи замечательные.
Варвара Васильевна пристально посмотрела на нее:
– Вы очень любите вашего мальчика, верно?
«Как можно спрашивать о таком?! – поразилась графиня. – Сразу видно, что она никогда не была матерью». Она поцеловала сына и отослала его к детям. Потом смерила певицу взглядом:
– Странно, что вы спрашиваете… Разве есть на свете мать, которая не любила бы свое дитя?
– Я знаю твою тайну, – неожиданно проговорила Крушинникова.
Графиня в ужасе отпрянула от нее:
– Что?! Что вы сказали?
– А? – встрепенулась та. – Извините, я, верно, задумалась. Представила эту куклу.
– Вам не кажется, что эта фраза звучит немного… странно? – уже отойдя от невольного потрясения, проговорила Елена Павловна.
– Что же в ней странного?
– Непонятно, о какой тайне идет речь.
– И это интригует, разве не так? Ребенок начинает фантазировать, придумывать истории. И потом… ведь у каждого найдется своя тайна…
Графиня усмехнулась:
– Опять скелеты в шкафу?
– Ну может, некоторые только надеются, что это скелеты, а они живы-живехоньки…
У Елены Павловны остановилось сердце: «Ей что-то известно… Кто же она такая? Варвара… Но ведь она не может быть… Нет, это просто невозможно! Ничего общего». Но все же она со страхом вгляделась в черты лица той, что носила фамилию Крушинникова. Полное, слегка уже оплывшее темное лицо, набрякшие веки, отяжелевший подбородок… «А Варя Иванина была совсем девочкой… Не могла же она так чудовищно измениться за десять лет! Да и та – неграмотная девчонка, развратная дурочка. Эта же Варвара умеет держаться, умеет подать себя. Эта женщина неплохо образована, по крайней мере, музыкально. Можно, конечно, допустить, что старик Крушинников потратил уйму денег, чтобы сделать из крестьянки настоящую леди, только зачем ему это понадобилось?»
– Любовь, – внезапно произнесла Крушинникова, опять вызвав в душе графини суеверный страх.
«Она мои мысли читает, что ли?! Отвечает на непрозвучавший вопрос?» Елена Павловна настороженно поинтересовалась:
– Почему вы вдруг заговорили о любви?
– А разве мы не о ней говорили? Материнская любовь и всякая другая – она может творить с человеком страшные вещи, не правда ли?
– Страшные? Я полагала, что прекрасные… Любовь вдохновляет и окрыляет. Она дает силы переносить бессонные ночи, когда ребенок нездоров, часами носить его на руках. Без раздражения выдерживать капризы и увлекаться его интересами, потому что это делает счастливым и его, и его мать.
Варвара Васильевна тронула ее локоть:
– Да полно вам, графиня! Вы будто считаете нужным доказывать, что являетесь хорошей матерью. А ведь никто в этом и не сомневается.
«И в самом деле, Что это со мной?» – Елена Павловна провела ладонью по лицу, будто стирая наваждение.
– Извините, я немного забылась… Просто для меня все, связанное с моим сыном, очень болезненно.
– Отчего же? – Крушинникова понизила голос. – Вы боитесь его потерять? Чувствуете, что это может произойти?
– Потерять?! Что за вздор? Не накаркайте беду! Саша – здоровый, закаленный мальчик. Он делает гимнастику, и я слежу, чтобы он каждый день гулял, как минимум, два часа.
«Зачем я это сказала? – Мысли графини лихорадочно сменяли друг друга. – Если это она, Варя, в чем она, конечно же, не признается, то она может похитить Сашу, увезти в такую глушь, где мы никогда его не найдем… О нет! Господи, не отбирай у меня моего мальчика!»
– Графиня, у вас слезы на глазах, – заметила Варвара Васильевна. – Что вы, право, так расчувствовались? Саша такой крепкий мальчик, никакие болезни его не возьмут, будьте уверены. Нельзя же все так близко принимать к сердцу. Иначе вы можете состариться так же быстро, как и я.
– Вы? Да, ваш ребенок… Простите великодушно. Я была так неловка – разбередила вашу рану.
– Она и не заживала, – отрезала Крушинникова.
– Да, я понимаю.
– Вы не можете этого понять! Вы никого не теряли.
– Ошибаетесь, – процедила графиня. – Однажды я едва не потеряла мужа, которого любила и люблю больше жизни. Так что мне хорошо известен ужас безнадежности…
Прищурив черные глаза, Варвара Васильевна тихо спросила:
– Его хотели забрать у вас? Или он сам хотел от вас освободиться? И почему вы так уверены, что вернули его? Может, он все еще не с вами?
* * *
Эти ужасные слова заставляли сердце графини тоскливо сжиматься все то время, пока Варвара Крушинникова пела для гостей. Она попросила привести Сашу, и Елена Павловна не смогла ей отказать, потому что просьба прозвучала прилюдно, и, если бы графиня категорически отказалась позвать именинника, это многих привело бы в недоумение. Недовольный тем, что его оторвали от игр, Саша уселся рядом с матерью, и она прижала сына к себе. Ей показалось, что прежде, чем запеть, Крушинникова нашла мальчика глазами и чуть заметно улыбнулась ему. Впрочем, к тому моменту нервы Елены Павловны уже были напряжены до предела, так что это могло ей просто померещиться.
Когда зазвучал сильный и чистый голос, графиня посмотрела на мужа, но на лице Владимира Ивановича не отразилось никакого внутреннего волнения. Ей даже почудилось, что он слегка поморщился – граф не являлся большим поклонником оперного искусства. Он предпочитал драму.
«В нашей судьбе хватало драм, – подумала Елена Павловна. – Вернее, была только одна, но такая, что на всю жизнь хватит… Что имела в виду эта женщина, когда предположила, что Владимир все еще не со мной? Как она смеет утверждать такое?! Неужели ей известно что-то, происходящее за моей спиной? Нет! Владимир не может так поступить со мной еще раз!»
Перед ее глазами на миг возникла разоренная постель, обнаженное девичье тело, распростертое на ней, и мужское, страстно припавшее к нему… В тот миг Елену больше всего потрясла та ненасытность, с которой ее муж впивался в Варину грудь, шею, губы. Он не напился тогда сладостью этой девочки, не удовлетворил свою порочную жажду до конца…
«Я оторвала его от источника, который давал ему счастье. – Глаза защипало от непрошенных слез. – Я заменила его безумное желание постоянным чувством вины. Но взамен я подарила ему сына! Нет… Это Варя подарила ему сына, а я украла его, чтобы удержать Владимира подле себя. Но ведь он сам предложил совершить это чудовищное преступление! – попыталась оправдать она себя, но на ум уже пришло: – От безысходности… Ведь было совершенно немыслимо развестись со мной и жениться на крепостной девке. Если бы подобное допускалось, он бы так и сделал».
Почему это открылось Елене только сейчас? Просто она не задумывалась все эти годы, гнала страшные воспоминания прочь, снова и снова вычеркивала те месяцы из жизни. И потому теперь ей нечего было ответить на вопрос: «Может он все еще не с вами?». Елена Павловна просто не знала, что на самом деле творилось в душе у ее мужа, внешне так легко предавшего девочку, которой был страстно увлечен…
«Вспоминает ли он ее? – Графиня не могла оторвать взгляда от красивого, равнодушного лица мужа. – Представляет ли Варю, когда приходит ко мне по ночам? Или после нее уже были и другие, о которых я ничего не узнала? Нет, этого не может быть! Кто-нибудь да сказал бы мне… Его отношение ко мне ничуть не изменилось за эти десять лет. Он также нежен и заботлив». Елена Павловна взглянула на певицу с ненавистью. Зачем ей понадобилось заставлять ее нервничать?
Закончив арию из оперы Верди и с улыбкой приняв заслуженные аплодисменты, Крушинникова неожиданно запела народную песню. И голос ее вдруг зазвучал иначе, будто и не слышалась в нем только что итальянская обработка. Теперь в зале звенел русский напев, русская тоска, что рвет сердце, не даря никакой надежды. И вокруг, и впереди только тьма, и нужно научиться жить в этой беспросветности, изредка позволяя себе выплакать, излить песней всю тяжесть, что накопилась на душе.
Графиня заметила, как вздрогнул и напряженно подался вперед Владимир, с каким суеверным страхом вгляделся в незнакомое лицо певицы.
«Ему тоже почудилось, что это она, – ужаснулась Елена Павловна. – Неужели он узнал голос? Да полно… Можно ли столько лет помнить голос? Хотя, если он тайно хранил в памяти все, что связано с Варей… Боже, неужели это в самом деле она?! Разве мы оба могли так обмануться?»
Она судорожно стиснула мальчика: «Не отдам! Ни сына, ни мужа ей не отдам! Я люблю их всей душой, я столько лет заботилась о них и днем, и ночью. Какое она право имеет отбирать их у меня?! Что с того, что она родила Сашу? Она не может считаться ему матерью, ведь она ни дня не воспитывала его, не ухаживала за ним».
Сейчас графиня не желала вспоминать о том, что сама лишила Варю этой возможности, от которой та и не думала отказываться. Ей не давало покоя другое: как дворовой девке удалось выбиться в люди, достичь самого верха, войти в высший свет? Если б Варя не стала одной из них, она не могла бы предъявлять какие-либо претензии. Правда, пока она ничего и не требовала.
Елена Павловна с надеждой подумала, что, может, бывшая крепостная намерена всего лишь шантажировать ее? Графиня готова была откупиться чем угодно… Но слухи о состоянии финансов Крушинниковой уничтожали эту робкую надежду. Этой женщине не нужны деньги. Ей нужно было нечто совсем иное.
«Что? Уничтожить нашу семью? Сделать нас всех несчастными? И Сашу в том числе… Неужели она не понимает, что мальчик вырос в уверенности, что мы – его родные родители? У него даже сомнений никогда не возникало. И что теперь? Катастрофа? Крушение его счастливого, солнечного мира? Она этого хочет? Какая же она мать после этого?»
– Из какой она семьи родом? – наклонившись к сидевшему впереди князю Ларионову, тихонько спросила Елена Павловна. Ей казалось, что ответ может развеять все сомнения.
Откинув назад плешивую голову, князь негромко отозвался:
– Подозреваю, что из простых. Покойный Петр Потапович никогда не говорил об этом. Я думаю, Варенька из каких-нибудь бедных мещан или что-нибудь вроде этого. Мой бедный друг был просто очарован ее пением и проникся идеей сделать из безвестной девушки приму театра. Жаль, он так и не дожил до ее триумфа.
– Вы называете домашний концерт триумфом?
– Ну что вы, голубушка! Я имею в виду то, что Варвара Васильевна подписала контракт с Миланским оперным театром.
– Ах, вот как! – обрадовалась Елена Павловна. – Так она покидает нас?
– Именно. Такой бриллиант уходит в Европу…
Он сокрушенно покачал головой, а у графини от ликования забилось сердце: «Она скоро уедет! Это без сомнения она. Из простых. Покойный муж не распространялся о ее происхождении, значит, было что скрывать. Боже, как же она изменилась! Если б она взяла себе другое имя, у меня и мысли никогда не возникло бы… Почему, кстати, она этого не сделала? Ей хотелось, чтобы я догадалась, кто она, чтобы напугать меня до смерти. И это ей удалось. Вот только падать в обморок я не собираюсь, если она на это рассчитывает. Я намерена драться за свою семью до последнего! Если потребуется, наемного убийцу найду. Один раз я уже справилась с ней, справлюсь и теперь».
Но сейчас Елена Павловна не чувствовала такой уверенности, как десять лет назад. Тогда Варя была бесправной крепостной, к тому же молоденькой и не знающей жизни. Красивый барин воспользовался ею, насладился и бросил. Заурядная история. Вся беда в том, что Владимир Иванович оказался не последним, кого покорили ее красота и чудный голос. И подвернулась же она этому Петру Потаповичу! Если б не старый чудак, Варя благополучно сгинула бы в деревне замужем за каким-нибудь пьянчужкой, от которого родила бы с десяток малахольных детишек. Господи, почему все сложилось не так?!
Сейчас перед Еленой Павловной стояла богатая, уверенная в себе женщина, которая прошла многие испытания и выбралась наверх, благодаря своему таланту. И справиться с такой соперницей уже не так просто. Несомненной удачей было только одно – Варя сильно подурнела и обрюзгла за эти годы. Неужели она так страдала из-за своего потерянного ребенка? Почему не явилась за ним раньше? Смерти мужа дожидалась? Он не догадывался, что у нее в прошлом?
Графиня опять перевела взгляд на своего мужа, и едва не вскрикнула. Владимир Иванович был изумлен, потрясен и очарован. Он так смотрел на Варю, словно и не замечал, как она оплыла и постарела. Несомненно, графу виделась прежняя Варенька, которая всегда умела петь так, что птицы замолкали, прислушиваясь…
«О Боже! – Елена Павловна вся сжалась. – Неужели все эти годы он продолжал любить ее? Неужели вся наша жизнь являлась сплошной ложью? Сейчас уже ничто не помешает ему потребовать у меня развода и жениться на ней. И забрать сына… моего сына! Нет! Не отдам!»
Забыв, что нарушает все приличия, она вскочила и, схватив Сашу за руку, выбежала с ним из зала. Мальчик, казалось, был только рад, что для них этот концерт закончился.
– Тебе тоже надоело, мамочка? – счастливо засмеялся он. – Можно я пойду поиграю?
– Конечно! – Она несколько раз поцеловала его лицо. – Беги играй… Только никуда не уходи без моего разрешения, договорились? Ни с кем из чужих, особенно с Варварой Васильевной.
Мальчик наморщил лоб:
– А что? Она – дурная женщина?
– Я потом расскажу тебе, – еще не придумав объяснения, сказала Елена Павловна. – А пока просто делай, пожалуйста, как я говорю, хорошо? Даже если папа позовет тебя, не ходи, предварительно не сообщив мне.
– Даже папа? – удивился Саша. – Ладно… А что случилось?
Она порывисто прижала его:
– Ничего. И я не позволю случиться ничему плохому. Я – твоя мама, и пока я рядом с тобой, ничего дурного не произойдет. Главное, слушайся меня.
– Хорошо, – озабоченно отозвался мальчик. – Я буду играть в своей комнате. Ну, я пошел?
Проводив его взглядом, Елена Павловна сжала виски, в которых пульсировала боль. Кто бы мог подумать, что возмездие нагрянет именно в этот день? Когда в доме столько гостей… Варя все рассчитала безупречно: графиня Петровская не позволит себе публично выгнать будущую приму Миланской оперы. Это был бы такой скандал, оправиться от которого невозможно…
– Что же делать? – произнесла она вслух и поморщилась, услышав, как жалобно прозвучал ее голос.
Графине хотелось ощутить свою силу и убежденность в своей правоте, но их не было. Только темное отчаяние и слабость, от которой подташнивало и подкашивались нога. Будто они каким-то образом поменялись местами с той Варей десятилетней давности, и теперь Елену мучил токсикоз и угнетала безнадежность.
– Нет, все вовсе не безнадежно, – шептала она, нервно расхаживая по светлому холлу перед залом для домашних концертов. – Пока ничего не произошло. И, Бог даст, ничего и не случится… Может, она просто хотела взглянуть на Сашу? Трудно отказаться от такого, если находишься в одном городе с ним, и можешь увидеть…
Опять зазвучали аплодисменты, и Елена Павловна замерла, ожидая, что гости сейчас начнут выходить. Но Варя снова запела, на этот раз романс Глинки, который Елена Павловна и сама пыталась исполнять. Конечно, у нее это выходило не столь блестяще… Но Владимир Иванович всегда говорил, что любит ее пение. Неужели и это было ложью?!
И словно для того, чтобы ответить на мучивший ее вопрос, из зала торопливо вышел граф. Его лицо было искажено, в глазах ей почудилось отчаяние. Приблизившись к жене, Владимир Иванович порывисто обнял ее, и они оба затихли, выжидая.
Елена Павловна не выдержала первой:
– Ты тоже узнал ее?
– Это поразительно, – выдохнул он. – Спустя столько лет увидеть ее, услышать…
– Ты снова очарован ею… – Графине захотелось оттолкнуть мужа и броситься бежать прочь, но силы оставили ее.
– Очарован? – переспросил Владимир. – Нет. Что ты! Я перепуган до смерти!
Она откинула голову, с надеждой заглянула ему в глаза:
– Это правда?
– А разве может быть иначе? Она ведь явилась разрушить нашу жизнь! Иначе – зачем?
– Но ты… Может, она рассчитывает вернуть тебя? А вместе с тобой и Сашеньку… Такое не приходило тебе в голову?
Граф задумался, поглаживая плечо жены:
– Может, ты и права. Хотя… через столько лет? Неужели она может до сих пор питать ко мне какие-то чувства?
– Почему бы и нет? Своего старого мужа она вряд ли любила… Мне очень неприятно даже предполагать такое, но вполне может статься, что она все эти годы хранила в сердце любовь к тебе. И желание отомстить мне.
Испуганно дернувшись, Владимир Иванович встревоженно произнес:
– Я никому не позволю обидеть тебя, так и знай. Ты – моя жена, и я люблю тебя больше жизни…
«Больше жизни», – повторила про себя Елена Павловна, и ей захотелось закрыть глаза, чтобы никто не мешал упиваться своим счастьем. Это были именно те слова, которые она сама только что мысленно произносила, когда думала о нем. Неужели все ее страхи оказались пустыми, надуманными? И вся их жизнь была именно тем, чем ей и представлялась?
Она благодарно обняла мужа за шею:
– Боже, как я счастлива! Как мне нужно было это услышать…
Чуть отстранив ее, Владимир с недоумением вгляделся в лицо жены:
– Господи, Елена! Неужели у тебя имелись хоть малейшие сомнения на этот счет?
– Ну… нет, что ты! Я никогда не позволяла себе усомниться в твоем благородстве. Ведь ты самый лучший, самый красивый… – Она покрыла быстрыми поцелуями его родное лицо. – Вместе мы справимся с ее притязаниями, верно? Мы же не отдадим ей нашего мальчика?
– Даже речи не может быть, – категорически заявил граф.
Сжав руку жены, Владимир Иванович прошелся с ней вдоль окон, рассеянно разглядывая морозные узоры на стеклах. Его пальцы привычно скользили по ее коже, поглаживали. Елене Павловне вдруг отчетливо представилось, как они оба станут старичками, совсем бессильными, и единственной плотской радостью для них останутся такие вот поглаживания. Она с нежностью пожала его руку.
– Нужно, чтобы при Саше постоянно кто-то находился, – сказал граф. – Не думаю, что она пойдет на преступление, но лучше предостеречься, правда? Знаешь, артистические натуры обычно достаточно неуравновешенные, взбалмошные… Мало ли, что ей придет в голову?
– А может, ей просто хотелось увидеть Сашу? – робко предположила Елена Павловна.
– В таком случае после концерта она должна уехать из нашего дома, чтобы не появляться здесь никогда, – твердо произнес Владимир. И вдруг добавил совсем другим тоном: – Как она изменилась за эти годы! Если бы не голос, я ни за что не узнал бы в ней прежнюю Варю Иванину…
У Елены Павловны сжалось сердце. Она подумала: «А если бы Варя была все так же красива и молода? Если б ее тело оставалось таким же гибким и стройным, которого ты так хотел когда-то… В этом случае ты не требовал бы столь настойчиво, чтобы она убралась из нашей жизни?»
Но выпытывать это у мужа она не стала. Зачем наводить его на ненужные мысли? Необходимо поддержать намерение Владимира избавиться от Вари любым способом, чтобы она не смущала больше их счастья. И графиня снова заговорила о том, что одинаково тревожило обоих:
– Неужели можно настолько одержимо любить ребенка, которого ты никогда даже не видела, чтобы пытаться его украсть? Нет, я не верю в это! Наверное, наше беспокойство беспочвенно. – Остановившись, она задумчиво произнесла: – А что, если поговорить с ней начистоту? Спросить напрямик, зачем она опять возникла в нашей жизни? Ведь что-то было у нее на уме? Какой коварный план мщения она вынашивала все эти годы?..
Граф поморщился:
– Не преувеличивай, Элен. Ты готова приписать ей все смертные грехи!
– Тогда что она делает здесь, если так чиста и непорочна, как ты думаешь?
– Я вовсе не думаю этого.
У Елены Павловны едва не вырвалось: «Ты и не можешь этого думать! Кто лучше тебя знает, как испорчена эта женщина? Порочна до мозга костей. Чего хорошего можно ожидать от той, кто, еще будучи ребенком, соблазнила женатого мужчину? Сама ведь призналась, что это была только ее инициатива, граф не пытался ее совратить. Да еще и забеременела от него! Надеялась связать его этим по рукам и ногам? Не вышло. Мы тогда оказались сильнее».
– Хорошо, я поговорю с ней, – неожиданно легко согласился Владимир Иванович.
Елена Павловна даже растерялась:
– Ты?
– А ты намеревалась поговорить с ней сама? Полно, Элен! Тебя она скорее всего ненавидит. Ведь это ты стала Сашеньке матерью вместо нее. А моя роль уже была определена, я никого ничего не лишал. Поэтому Варваре Васильевне я могу казаться лицом страдающим. Она ведь не догадывается, что именно я подкинул тебе мысль отобрать у нее ребенка…
Нахмурившись, Елена Павловна до боли прикусила губу. «Как я могу допустить, чтобы они встретились?! Да у меня сердце разорвется, пока они будут разговаривать!» Но графиня нашла в себе силы согласиться:
– Наверное, ты прав, мой дорогой. Лучше тебе поговорить с ней. Будем надеяться, что с тобой она будет более откровенна.
– Именно откровенна! Я знаю о ней все. Какой смысл ей скрывать от меня что-то, если я уже догадался, кто она? Если она собиралась проникнуть к нам инкогнито, ей не следовало петь народные песни. Я сразу же узнал ее голос…
– Ты до сих пор помнил его! – вырвалось у Елены Павловны.
Сжав руку жены, Владимир Иванович поглядел ей в глаза:
– У нее уникальный голос, ты не можешь не признать этого. И даже тогда, еще не обработанный, он все равно звучал потрясающе. Но это из области чистого восхищения искусством! Не более того. Ты же знаешь, что я вообще не равнодушен к музыке.
– Но мне всегда казалось, что ты больше любишь драматический театр, а не оперу…
Граф пожал плечами:
– Вкусы меняются.
«Это меня и беспокоит, – отметила Елена Павловна про себя. – Вдруг тебе теперь нравятся полные женщины?»
* * *
Когда доложили о том, что граф Петровский дожидается в холле отеля, Варваре Васильевне показалось, что сердце ее не выдержит того бешеного ритма, в котором оно заколотилось.
