Текст книги "Закон отражения"

Автор книги: Анна Клименко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Воды… – прохрипела нелюдь, – воды… во имя Небес…

Желудок судорожно сжался в комок. Ледяной пот тонким ручейком потек вниз по позвоночнику.

Ночница приподнялась на полу, повернулась к Атари. Один глаз полностью закрылся, другой был почему-то не черный, а красный, словно наполнился кровью.

– Дай мне воды… во имя милосердия!

Атари растерялась. С одной стороны, в клетке была нелюдь, причем нелюдь темная, не брезгующая человечиной. Но с другой стороны… она была живым существом, и это существо страдало.

Ночница, хрипло дыша, откинулась на пол.

– Думаю, твоему хозяину не понравится, если я сдохну. А без воды я точно сдохну, имей в виду.

Это прозвучало уже в сознании девушки.

– Ты многих убила, – пробормотала Атари, – и еще взываешь к милосердию?

– Но разве вы, люди, никогда и никого не убиваете?

– Убиваем. Но это нужно…

Тихий, шелестящий смех. Не в ушах – в голове.

– Для чего это нужно? Для чего? Если ответишь мне, девочка, то я с удовольствием умру в этой клетке…

Атари так и не придумала, что ответить болотной ночнице. Еще раз убедившись, что никто не следит за ней, налила в деревянную плошку воды и задвинула ее в клетку.

– Пей.

Шипя, ночница подползла к воде, ткнулась лицом в плошку. Раздались хлюпающие звуки; тварь пила, боясь проронить хотя бы каплю. Потом медленно подняла голову.

– Мы, темная нелюдь, всего лишь ваше отражение на этой проклятой земле. Запомни это.

И снова улеглась лицом к бревенчатой стене.

…Наступил день. Атари, которой так и не удалось вздремнуть, устало бродила меж столов. Немногочисленные с утра посетители трактира не столько ели, сколько глазели на скорчившуюся на полу клетки нелюдь. Правда, подойти к клетке не решался никто.

Не к добру. Не к добру все это… Негоже держать болотную ночницу рядом с людьми – обязательно беду накликает.

Атари не знала, откуда появилась эта мысль. Но отчего-то на душе становилось тревожно каждый раз, когда она бросала взгляд на фигурку покалеченной нелюди. Словно холодная и скользкая лапа упыря скребла в груди.

«Зачем они притащили ее сюда?» – думала Атари, – «уж лучше бы убили… и не мучили…»

Девушка с немалым удивлением поймала себя на том, что почти жалеет нелюдь. Да, она убивала, и убивала много. Но… быть может, сказанное ночницей – правда? То, что темная нелюдь – всего лишь отражение?..

Из задумчивости Атари вывел окрик хозяина.

– Эй, ты, сонная муха! Иди-ка сюда, да пошевеливайся.

Вздрогнув, девушка обернулась – и похолодела: хозяин стоял рядом с клеткой. Почесывая блестящую лысину, он смотрел на миску… которую Атари забыла в клетке.

– Это что такое? – пухлым, как кровяная колбаса, пальцем он проткнул воздух в направлении миски, – это что такое, я тебя спрашиваю?!!

Коленки Атари задрожали. Волна ужаса поднималась в животе, подкатывая к горлу, сжимая его.

– Что молчишь, тварь?

Хозяин шагнул вперед.

– Это?… это… хозяин, она просила воды, – просипела Атари. Ее взгляд в панике метался от хозяина к клетке, где стояла злополучная миска, судорожно цеплялся за блеклые, равнодушные лица посетителей, моля о защите.

На несколько мгновений хозяин опешил. А потом взревел:

– Что??? И ты, дрянь, посмела дать ей воды?

И шагнул вперед.

Атари попятилась. Ноги уже не слушались ее: ужас липкой паутиной опутал все тело, как в кошмарном сне – когда хочется бежать… или закричать. Но в итоге, покрывшись ледяным потом, не можешь даже пошевелиться.

– Я… я подумала… что вы… будете недовольны, если она умрет…

Огромный кулак обрушился ей на лицо; мгновение – и Атари с трудом осознала, что лежит на полу. Перед глазами мельтешили серые точки.

– Только попробуй, только попробуй еще раз дать ей воды! – погремело откуда-то сверху, – насмерть зашибу!

Атари попробовала подняться.

– Вставай, дура, – уже чуть более спокойно прорычал хозяин, – ну, вставай! Что разлеглась? Клиенты ждут завтрак!

И тут же последовал чувствительный тычок под ребра.

Голову пронзила стрела едва переносимой боли. Атари повернулась набок, приподнялась на локте, все еще ничего не видя сквозь серую пелену.

– Вот так-то лучше, – заметил хозяин.

Затем Атари услышала его тяжелые шаги.

… Ушел.

Она с трудом села на полу, обхватила голову руками, заморгала, пытаясь унять серую мошкару перед глазами. Кто-то из посетителей засмеялся.

– Что, недотепа, досталось?

Атари скрипнула зубами. Вся левая половина лица стремительно распухала, боль билась в виске. Медленно, очень медленно, девушка сперва стала на четвереньки. Потом, вцепившись в край стола, поднялась на ноги. Каждое ее неуклюжее движение сопровождалось громким смехом.

«Вот уж, наверное, ночница потешается», – мелькнула мысль. И Атари невольно бросила взгляд на клетку.

Нелюдь и в самом деле внимательно следила за происходящим, даже голову повернула. Атари едва удержалась от возгласа: лицо ночницы было чистым, следы побоев куда-то исчезли, будто смылись водой. Без тени улыбки она смотрела на Атари; на гладком лбу, между капризно изогнутыми бровями, пролегла глубокая складка.

Девушка невольно сложила пальцы в оберегающий знак – кто знает, что на уме у чудовища?

Нелюдь снова отвернулась к стене. Подтянула к груди распухшие багрово-синюшные ноги и замерла.

… Когда посетители разошлись, а хозяин, подсчитав выручку, отправился спать, Атари все еще бродила с метлой по залу, мечтая поскорее добраться до своей лежанки. Голова болела; скула, куда пришелся кулак хозяина, распухла, левый глаз не открывался. Впрочем, кому-кому, а ей было не привыкать.

– Значит, ты рабыня, – прошелестела нелюдь в клетке.

– Угадала, – Атари медленно возила по полу тяжелой метлой. Растоптанная картошка, кости, засохшая грязь…

Ночница завозилась в своем углу, потом медленно села. Лунный свет, сочащийся сквозь приоткрытое окно, упал на бледное лицо нелюди – и Атари вдруг подумала о том, что лицо это необычайно красиво. Странной, нечеловеческой красотой.

– Наверное, я виновата, – сказала ночница.

– Нет, не думаю, – процедила Атари, – это я должна была миску убрать.

– Ты всегда была рабыней?

– Не всегда, – Атари перестала мести и, окинув взглядом замершую нелюдь, пояснила, – Отец продал меня Хейтору за долги.

– Давно?

Девушка пожала плечами.

– Давненько. Да что тут говорить – привыкла уже.

И вдруг, сама от себя не ожидая, спросила:

– Может, ты чего хочешь? Могу дать поесть что-нибудь. Если объедками не побрезгуешь.

Нелюдь поежилась. Внимательно посмотрела на Атари – но что можно понять по страшным глазам, залитым чернотой так, что не видно зрачка?

– Ты странная девушка. Тебе не следует мне помогать. Ты должна меня ненавидеть. Но – я с благодарностью приму от тебя помощь. Как тебя зовут?

Атари помялась. Говаривали, что даже ночью нельзя вслух произносить свое имя, ибо власть нелюди велика.

– Меня зовут Кларисс, – прошелестела ночница, – не бойся, я не причиню тебе вреда. Да и – подумай сама, как я могу навредить тебе, сидя в этой клетке?

Голос ее был мягким, как бархат. Атари совсем некстати вспомнила, что как-то в трактире обедал сборщик податей, и она совершенно случайно коснулась его бархатной мантии. Так вот, голос Кларисс был именно таким – мягким, ласкающим слух, завораживающим…

Не ответив, девушка налила в глиняную кружку воды из кувшина, затем извлекла из кармашка передника горшочек с собранными объедками, которые должны были составить ее собственный ужин. С тоской подумала о том, что остается голодной, если отдаст нелюди все – а потому выложила часть на тарелку.

– Вот, возьми.

– Благодарю.

– Я всегда думала, что вы едите только человеческое мясо, – заметила Атари.

Нелюдь улыбнулась – впервые.

– Это не совсем так, если тебе интересно.

И, взяв двумя пальцами недоеденный кем-то кусок мяса, впилась в него зубами.

– Зачем же вы тогда убиваете людей?

– Такова наша природа.

Воцарилось молчание, прерываемое лишь хрустом мелких косточек на зубах Кларисс – не перебирая, она проглатывала все подряд.

– Как твои ноги? – осторожно спросила Атари.

– А ты как думаешь? – с набитым ртом промычала нелюдь.

Атари покачала головой. Что же она, в самом деле, творит? Мало того, что подкармливает болотную ночницу, да еще и сочувствует ей! Нет, не к добру все это, не к добру…

– Выпустишь меня отсюда? – вдруг спросила Кларисс и тут же усмехнулась, – не бойся. Знаю, что не выпустишь. Да и ключи от замка, небось, у твоего хозяина.

… Наутро стало ясно, что ноги Кларисс здоровы. Хоть она и прятала их тщательно под юбкой, от зоркого взгляда Атари не ускользнуло, что опухоль спала, словно ее и не было. Раздробленные кости срослись. Это казалось невероятным – и все же…

Весь день ночница просидела в углу, пялясь в одну-единственную точку на полу, шевеля бледными губами, и не обращая ни малейшего внимания на попытки клиентов расшевелить чудище.

Атари очень хотелось подойти и спросить – что ты задумала, Кларисс? Но, поеживаясь под липким взглядом хозяина, девушка даже к клетке не решалась подойти.

А на закате случилось то, чего, как огня, боятся все жители Империи со стороны Кайэрских топей.

… Вопли. Грохот. Конское ржание.

Дикая смесь звуков ворвалась вихрем в окна корчмы. И Атари, судорожно сжимая метлу, поняла, что это конец.

Конец ее жизни. Конец деревни.

Ибо кочевники, свободный народ с той стороны топей, не щадили никого.

Девушка даже не успела метнуться к спасительному подвалу, когда дверь с треском слетела с петель. В проеме, залитая кровавым светом заходящего солнца, возвышалась фигура кочевника, показавшаяся Атари просто огромной. Быть может, он и не был таким большим – но одежда из мохнатых шкур, меховой плащ, высокая меховая шапка сделали свое дело.

Девушка хотела закричать – но изо рта вырвался чуть слышный хрип. А кочевник, будто дождался сигнала, прыгнул вперед, одновременно выпрастывая из-под плаща руку с прямым, широким клинком.

Хруст. Странный хруст под ребрами. И леденящий холод, что появился – и тут же исчез.

В животе дрогнула, поднялась к горлу горячая волна.

Атари падала – медленно, будто воздух поддерживал ее ставшее таким непослушным тело. Краем глаза она успела заметить, как мужчина в меховой одежде метнулся к клетке, как вздернула алебастровый подбородок болотная ночница. Потом что-то жесткое ударило Атари вбок, и она поняла, что лежит на полу. С удивлением заметила темно-красную лужу, расползающуюся на неструганных досках. Неужели это ее кровь? И откуда ее столько-то?!!

Стены, кочевник, клетка с ночницей – все завертелось перед глазами, подернулось дымкой. Боль в животе пылала, сжигая дотла. Но Атари все же успела увидеть, как, раболепно кланяясь, кочевник сбил замок с клетки, открыл дверцу. Как болотная ночница, тряхнув гривой нечесаных иссиня-черных волос, шагнула через порог, поманила к себе воина. И как молниеносным, неуловимым для человеческого взгляда движением вцепилась острыми зубами в его жилистую шею. На лицо Атари брызнуло что-то горячее, но она уже едва чувствовала это. Туман клубился перед глазами, застилая взор – и в этом тумане она уже видела спокойные воды вечной реки. И лодку, которая ждала ее…

– Ты могла умереть.

Голос, бархатный голос ночницы доносился откуда-то издалека.

Ни реки, ни лодки больше не было. Оставался только туман – страшный, багровый, опутывающий сознание своими щупальцами.

Боль тоже ушла, растворившись бесследно.

Атари попробовала вздохнуть – получилось. Приоткрыла глаза – высоко над ней темнело ночное небо с бриллиантовыми гвоздиками звезд.

А ближе… Белым алебастром тускло светилось лицо Кларисс.

– Кочевники почитают ночниц, как владык Ночи, – спокойно заметила Кларисс, – я знала, что рано или поздно они придут за мной и накажут тех, кто совершил святотатство. Тебе это следует запомнить, Атари.

– Откуда… – девушка закашлялась, – откуда… ты знаешь мое имя?

Ночница усмехнулась.

– Мне ведомо твое имя… твои воспоминания… твое сердце.

Туман окончательно рассеялся. Атари лежала и смотрела на прекрасное, недостижимое ночное небо. И ей было совершенно не страшно, что рядом – зло.

– Вставай, – мягко сказала Кларисс, – нам пора идти.

– Нам? – Атари все еще не решалась пошевелиться, ожидая, что вернется боль. И чем больше она лежала, тем сильнее было чувство, что произошло нечто странное: с такой раной она непременно должна была умереть. Девушка вспомнила туман, величественно текущие воды реки, лодку…

– Нам, сестра, – прошелестела Кларисс.

– Что?..

– Я не хотела, чтобы ты умерла, – так же спокойно пояснила ночница, – но был только один способ, который бы позволил тебе жить. Один маленький укус – и перерождение начинается. К слову, оно еще не завершилось.

Атари закрыла глаза. Так вот что с ней стряслось… Но разве это лучше, чем просто уход в мир иной?

* * *

– Уже светает, – ехидно заметила Кларисс, – если хочешь уходить, уходи на рассвете. День – это ваше время.

Миральда молчала. Смотрела на кострище, уже подернувшееся седой золой. Потом тихо спросила:

– Твою сестру, что мы убили, звали Атари?

– Да. Увы, девочка не выдержала потрясения и помешалась. Не знаю, отчего это произошло. Иногда получаются хорошие, сильные ночницы, иногда – нет…

– Лучше бы ты дала ей просто умереть, – ведьма покачала головой, – наверное, для нее это было бы лучше.

– Никто из нас не знает, что лучше, а что – нет, – сухо заметила болотная ночница, – она была мне хорошей сестрой, и теперь я тоскую. В моей груди – пустота. Холодная, как болотная жижа. Как могила под трясиной. Думаю, ты меня вполне понимаешь, ведьма.

Глава 3
Наследник

…Он увидел небо тихой, ясной ночью в новолуние, когда яркий свет двух лун не затмевает мерцания звезд. Лежа среди хрупких обломков кокона, он смотрел вверх – и не мог насытиться зрелищем холодных сверкающих капель на темно-синем небосводе.

Чуть позже, из глубин памяти, всплыли обрывочные видения – тревожные, будоражащие. Темноглазая дэйлор, когда-то склонявшаяся к нему, ее слезы, слова нежности и безысходной печали, затем – бесконечный, мрачный лес, коему не было ни конца, ни края, и, наконец – высокая рыжеволосая женщина с глазами цвета болотного мха. Не дэйлор, но – близкая и родная…

Он лежал среди обломков того, что еще недавно ограждало его тело от внешнего мира во время перехода, и смотрел на небо сквозь черный узор переплетенных между собой ветвей.

А потом… пришел Зов, которому было невозможно воспротивиться. И, как ни хотелось ему снова увидеть рыжеволосую женщину, которая носила его на руках, зов из самого сердца Дэйлорона заставил его подняться и идти.

* * *

Зов овладел им полностью; как паук свою жертву, обволок мутным коконом сознание, оставив только одно – имя. Шениор д’Амес.

Не чувствуя под собой ног и не останавливаясь ни на мгновение, Шениор бежал вперед и вперед, и хищники, хранители лесов, уступали ему дорогу, чувствуя зов Дэйлорона также хорошо, как и он сам.

Зов хранил Шениора, обводя вокруг гиблых топей, становился сильнее с приближением священной земли. И сознание вязло в нем, как комар в капле свежего меда.

* * *

Потом все стихло. Зов отпустил свою жертву, словно давая возможность осмотреться и как следует осознать происходящее.

Шениор обнаружил себя стоящим посреди небольшой прогалинки. За его спиной лес был самым обычным, а впереди… О, впереди молчаливыми стражами стояли огромные седые ели.

– Деревья Дэйлорона, – подсказала услужливо память тех, кто жил раньше.

И Шениор ничуть не удивился этому; он знал, что все должно быть именно так.

Бурным потоком в тело хлынула усталость. Ведь, с какой стороны не смотри – он бежал, словно безумец, не один день. Колени подогнулись, и Шениор упал в высокую траву, все еще не отрывая взгляда от седых великанов.

Теперь, когда зов отступил, он начал ощущать жажду и голод; горло сжималось, язык стал шершавым, как терка.

А вокруг застыла звенящая, тревожная тишина; словно Дэйлорон приглядывался и прислушивался к происходящему. Тишина показалась дэйлор столь тягостной, что он сказал вслух самому себе:

– Вперед, Шениор, вставай. Осталось немного…

И так впервые услышал собственный голос, и обрадовался этой открытой вновь способности. Хотя, конечно же, он знал, что все дэйлор умеют разговаривать.

– И воды Поющего озера обнимут тебя, – прозвучало в сознании, – ты всегда будешь принадлежать мне, мое возлюбленное дитя.

Это была не память предков, что-то другое – но не менее значимое для всех дэйлор, это Шениор почувствовал сразу. Потянувшись сознанием к этому нечто, он ощутил теплое дуновение на лице, мягкое прикосновение, словно кто-то гладил по щеке легким перышком – и все исчезло. Дэйлор в недоумении попробовал еще раз соприкоснуться с таинственной сущностью, но на этот раз ничего не вышло. То, что говорило с ним, исчезло бесследно. Или затаилось, поджидая.

Вздохнув, Шениор поднялся на ноги и, пошатываясь от усталости, побрел в сторону древних деревьев.

Его окликнули.

– Стой! Лучше не двигайся, а то получишь стрелу в глаз!

Голос был молодой и звонкий. Девчоночий.

Шениор замер, поднял руки вверх, чтобы невидимая лучница убедилась в его безвредности. Повертел головой, пытаясь определить, где она притаилась – безуспешно.

– Ты кто такой и что здесь делаешь? – звонкий голосок донесся уже с другой стороны.

Шениор вдохнул поглубже.

– Меня зовут Шениор д’Амес и я пришел, повинуясь Зову!

Отчего-то он был уверен, что всем дэйлор известен голос земли, их породившей.

Воцарилось молчание, словно женщина размышляла над услышанным.

– Д’Амес? Это же один из Правящих домов! Зачем лжешь?

– Но ты же не будешь отрицать то, что я дэйлор? – крикнул в ответ Шениор, – Позволь мне пройти, я долго шел сюда, не останавливаясь, без еды и питья!

– Ни один добропорядочный дэйлор уже много лет не покидал границ Дэйлорона! Ты, случаем, не подрядился ли шпионить в пользу людей, а?

Шениор скрипнул зубами. Дура. Упрямая дура. Как ей объяснить, что он должен пройти? Что Зов не оставит его, будет сводить с ума изо дня в день?

– Пожалуйста! – уже из последних сил крикнул Шениор, – позволь мне пройти! Иначе…

– Что – иначе? – голос стал злым, недоверчивым.

Накатила волна слабости. Ну хотя бы глоточек воды…

И Шениор, картинно взмахнув руками, упал навзничь в прохладную траву.

…Легкий шелест шагов.

– Эй. Ты что это?

Сквозь ресницы он увидел молоденькую девушку, черноглазую и черноволосую – в общем, какой и должна быть дэйлор. Ее худое, бледное лицо не было ни красивым, ни уродливым. Самое обычное, ничем не примечательное лицо – и тонкий белый шрам через острый подбородок, словно от глубокой царапины.

В тонких косичках тихо постукивали друг о дружку костяные бусины, и Шениору вдруг померещилось, что выстукивают они вполне определенный мотив.

Она была одета в зеленую курточку и светло-коричневые штанишки с бахромой по бокам. В руках дэйлор держала…

– Заряженный арбалет, – снова пришла на помощь память предков, – если она разрядит его, повторно уже не успеет зарядить…

– А ну, вставай, – она нахмурилась, закусила губу, – что это ты мне тут надумал?

Шениор подкатил глаза и захрипел.

Девушка выругалась – совсем не по-женски – помянув всю родню «этих треклятых сумасбродных бродяг». И, видя, что растянувшийся в траве дэйлор не шевелится, опустила арбалет.

Шениор рванулся вверх и вперед, прилагая едва мыслимые усилия, чтобы заставить слушаться ослабевшее тело – и изо всех сил рубанул ребром ладони по хрупким девичьим запястьям. Арбалет отлетел в сторону, выпустив стрелу куда-то в небо; девушка вскрикнула, но среагировала почти мгновенно, неуловимым, текучим движением выскользнув из-под следующего удара.

Еще миг – и Шениор замер, чувствуя, как врезается в шею лезвие ножа.

– Ну, и что теперь? – холодно поинтересовалась дэйлор, – я могу прирезать тебя, как жабоглота. Но – честное слово – мне претит резать таких проворных ребят. Говори, что ты здесь делаешь, и каким образом оказался вне Дэйлорона.

– Я уже говорил, – огрызнулся Шениор, – меня привел Зов. Я покинул кокон вне Дэйлорона. Да посмотри на меня! Неужели ты думаешь, что разгуливать голым по лесу – мое любимое занятие?!! Я требую – да, требую, чтобы ты меня пропустила, а еще лучше – чтобы отвела…

– Твое место в королевском дворце, – прошелестела упрямая память, – твое происхождение высоко, не забывай об этом. Никогда…

Он удивленно моргнул. И, уже не так решительно, добавил:

– Во дворец. Мне нужно во дворец.

Девушка усмехнулась, отчего четко обозначились морщинки, протянувшиеся от крыльев носа к уголкам красивого рта. Но нож не убрала.

– А не слишком ли это для тебя, а? Назваться д’Амес – да еще и требовать, чтобы тебя сразу отвели во дворец? Нет, сперва я поведу тебя в сторожевую башню. Там ребята с тобой побеседуют. Давай сюда руки, а то больно ты проворен для умирающего от жажды.

Она со знанием дела перетянула Шениору запястья ремешком, подобрала арбалет. Покачала головой, отчего снова весело перестукнулись бусины в косичках.

– Еще никому не удавалось меня обезоружить.

Дэйлор промолчал.

– Так что ты, будь любезен, поменьше говори о том, что арбалет у меня из рук выбил. Договорились?

– Договорились. Как тебя зовут?

– Не твое дело, – обрубила страж границ, – иди вперед. Сейчас будешь рассказывать свои байки Кьеверту.

…Шли долго. Шениор, не взирая на страшную усталость и жажду, с любопытством вертел головой. Правда, кроме величественных елей не видел ничего интересного. Потом он подумал, что, скорее всего, так и должно быть в приграничной зоне – только лес, лес и лес, скрывающий зорких стражей границ.

Девушка неслышно скользила следом за ним, ни на мгновение не опуская арбалет и время от времени указывая, куда свернуть. Голос ее сочился раздражением и гневом, и Шениор не совсем понимал, отчего она так злится.

– Все, пришли, – наконец сказала дэйлор.

Шениор изумленно огляделся – они стояли перед толстенным, в несколько охватов, стволом секвойи. Девушка постучала по коре.

– Геланс, Лирт! Откройте, остолопы! – и тут же, окинув пленника ехидным взглядом, добавила, – У меня тут кое-кто оч-чень любопытный!

Часть коры с тихим шелестом отодвинулась в сторону, и Шениор увидел, что ствол внутри пуст. У лаза стояли два высоких дэйлор, в таких же зеленых куртках и коричневых штанах, как и девушка; Шениору они показались похожими друг на друга, как братья.

– Вот, полюбуйтесь, – сказала она, – утверждает, что принадлежит к дому д’Амес. И это при том, что единственная личинка короля Кейлора была сожжена, как и полагалось, а всех взрослых д’Амес мы с вами знаем наперечет. И ни один из них не покидал Дэйлорона.

– Я вышел из кокона за пределами Дэйлорона, – пробормотал Шениор, – и я не сумасшедший. Я Шениор д’Амес.

Один из дэйлор покачал головой. Окинул Шениора цепким взглядом.

– Любопытно. Где ты его нашла, Миртс? Мне кажется, он похож…

– Где-где, на границе, конечно же, – недовольно буркнула дэйлор, – можно еще и Кьеверта позвать. Пусть послушает.

* * *

Его усадили за стол, так и не развязав рук. Миртс о чем-то пошепталась со своими приятелями, затем один из них куда-то ушел. Остались втроем. Чуть погодя, Миртс бросила ему на колени плащ.

– На, прикройся.

Она поставила перед Шениором кружку воды. Самую обычную глиняную кружку, в каких вода долго остается холодной и свежей. Потом дэйлор молча наблюдали, как Шениор, позабыв о всякой гордости, торопливо глотал спасительную влагу, разливающуюся по горлу живительным бальзамом.

– Похоже на то, что ты в самом деле давно не пил, – заметил дэйлор и представился, – меня зовут Геланс. Налить еще?

Шениор только затряс головой, пожирая глазами благословенный сосуд.

– Откуда ты взялся, Шениор? – поинтересовалась Миртс, – дело в том, что сказка о том, что ты – д’Амес, мало кому понравится.

– Но я в самом деле д’Амес. Почему я должен это скрывать?

Геланс расхохотался.

– Быть может, тебе и придется это скрывать. Если только это правда. Я хочу, чтобы ты поведал нам, что делал в людских землях.

Этот дэйлор казался вполне дружелюбным, в отличие от Миртс, которая сильно напоминала разгоряченную дракой куницу. Шениор постоянно ощущал на себе ее недоверчивый, колючий взгляд – и чувствовал, что она злится, но не мог понять причины.

– Лирт отправился за капитаном стражей Кьевертом д’Сошер. Слыхал о таком? Младшая ветвь дома д’Сошер, высокорожденный, которому заказан трон… – Геланс чуть склонил голову набок, продолжая внимательно разглядывать пленника.

– Нет. – Шениор покачал головой, – как я мог слышать о нем, если покинул кокон за пределами Дэйлорона?

Черные глаза Миртс недобро сузились.

– Чушь. Как мог ты покинуть кокон за пределами нашего государства, если за последние годы ни один дэйлор, кроме шпионов, не покидал королевства?

Шениор вздохнул. Как заставить их поверить в собственную историю, которую сам он едва-едва помнит?

– Я не могу сказать вам, как очутился вне Дэйлорона. Помню лишь одно лицо – это была человеческая женщина. Она кормила меня, пока я был личинкой. Потом… Что-то случилось. Что-то очень плохое… А позже началось мое перерождение. Когда я открыл глаза, то услышал Зов, и не мог ему противиться. Дэйлорон позвал меня – и вот я здесь.

Миртс скептически хмыкнула и отвернулась. Геланс хохотнул, хлопнул Шениора по плечу.

– Не обращай на нее внимания, приятель. Миртс всегда такая. Уж очень ей не нравится быть просто стражем границ…

– Замолчи, – вдруг зашипела девушка, – замолчи!

Окатив Шениора и Геланса взглядом, исполненным воистину ледяного презрения, Миртс уселась на лавку и принялась перебирать стрелы, пробуя пальцем наконечники.

– Вообще, должен тебе сказать, в последнее время что-то неладное творится в людских землях, – задумчиво пробормотал Геланс, – поступают сведения, что император собирает армию. Будет война – но только вот с кем?

Шениор пожал плечами.

– Я ничего не знаю о том, что творится в тех землях. Увы.

Геланс нахмурился.

– Смотрю я на тебя и думаю… Либо все, тобой сказанное, ложь, либо ты и в самом деле покинул кокон вне Дэйлорона. Память предков, несомненно, с тобой, но о многих вещах ты не имеешь ни малейшего понятия.

В этот момент Миртс вскинулась, отложила стрелы.

– Кажется, Кьеверт пришел. Открывай.

Шениор невольно залюбовался ее грацией, но тут же одернул себя. Ему, сидящему в охранке за столом, совершенно голому, следовало подумать о том, что рассказать Кьеверту, а не глазеть на девицу. Тем более, что ни о какой взаимности и речи быть не могло.

Между тем в комнатку вошел Лирт; за ним – немолодой дэйлор, чьи волосы, заплетенные в две толстые косы, щедро посеребрило время. Лицо его – впрочем, как и лицо всякого немолодого жителя Дэйлорона, было оплетено сетью тонких, но глубоких морщин. Одет он был побогаче, нежели стражи границ: особенно Шениора впечатлила зеленая куртка из блестящего… атласа, расшитая на груди золотыми звездами. Под курткой белел ворот рубахи, скромно украшенный узкой полоской кружева.

И Геланс, и Миртс одновременно, как по команде, вытянулись, почтительно опустив головы – именно так младшие в иерархии должны вести себя в присутствии старших. Кьеверт коротко кивнул им, отвечая на приветствие; но взгляд его, колючий, как ветка серебристой ели, уже сверлил Шениора.

И молодой дэйлор почувствовал себя очень и очень неуютно под этим цепким взглядом. Но опускать глаза, как младший, не собирался – ибо уже знал, что происхождение его ничуть не ниже происхождения Кьеверта.

Тот, ожидавший, видимо, несколько иной реакции, приподнял левую бровь; повернулся к Миртс.

– Лирт уже рассказал мне, что ты нашла на границе этого мальчишку, который выдает себя за наследника Дома д’Амес. Где это произошло?

И, бросив недовольный взгляд на Шениора, ехидно заметил:

– Он настолько уверен в этом, что не считает нужным почитать старших.

Миртс неуверенно подняла взгляд на холеное лицо Кьеверта.

– Я нашла его, акташи, недалеко от тритоньих нор со стороны южных болот. Этот дэйлор пришел из людских земель и утверждал, что вышел из кокона вне Дэйлорона, и что принадлежит дому д’Амес. Мне… показалось это подозрительным, и я предпочла доставить его сюда – для выяснения истинных обстоятельств его появления.

– Ты поступила правильно, – заметил Кьеверт, – Куницы были бы тобой довольны.

Шениор непонимающе посмотрел на Миртс. Куница, значит… но память предков отмалчивалась пока, а сам он не знал, о чем идет речь. Только, на удивление, Миртс от слов капитана побледнела и прикусила губу.

А внимание Кьеверта уже плавно перетекло на пленника.

– А ты, мальчик, что мне расскажешь?

Шениор коротко передернул плечами. И повторил все, уже рассказанное чуть раньше Гелансу.

– Я не понимаю, почему вы мне не верите. Не знаю, почему я оказался вне Дэйлорона, но что теперь можно изменить? Я знаю, что д’Амес…

И вдруг – словно кто-то другой заговорил вместо Шениора.

– И готов пройти испытание Поющим Озером, чтобы доказать свою правоту.

В охранке воцарилась тишина. Стало слышно, как под золотистыми сводами потолка пищит невесть откуда взявшийся комар. Дэйлор, включая и Кьеверта, во все глаза смотрели на него – и молчали, словно были не в состоянии произнести ни слова.

Первым опомнился капитан стражей. Выдавив из себя улыбку – вымученную, скорее похожую на оскал, пробормотал, что ему нужно кое с кем побеседовать, и торопливо вышел.

Потом дар речи обрела Миртс.

– Ты, видно, и впрямь безумец. Жить надоело, а?

– Я не знаю, что это за испытание, – только и пробормотал Шениор, – голос Дэйлорона подсказал мне это…

– Ах, ты не знаешь! – девушка уперлась кулачками в столешницу, наклонилась к Шениору так, что ее черные, блестящие косы оказались совсем рядом. Так, что можно было прикоснуться к ним… Голос ее внезапно упал до шепота.

– Так вот, послушай меня, глупец. Испытание Поющим Озером заключается в том, что тебя отвезут на лодке в самое глубокое место, привяжут к ногам сетку с булыжниками, свяжут руки, и столкнут в воду. Я видела однажды, как это происходит, и Геланс видел… Если ты сможешь выбраться из воды, то это будет означать признание тебя Поющим озером – и все поверят в то, что ты действительно наследник дома д’Амес!

Ее красивое лицо перекосилось от гнева, и Шениор все никак не мог понять, отчего Миртс так злится.

– Нам довелось увидеть испытание дэйлор, которого обвиняли в убийстве – но он утверждал, что невиновен. Да он и был невиновен, понимаешь?!! Его попросту утопили. Лучше откажись от своих слов, пока не поздно!

– Но я д’Амес, – выдохнул дэйлор.

– Ты просто безумец! – обрубила Миртс. Выпрямившись, отошла. Кивнула двум стражам:

– Можно было просто пристрелить его, там, на полянке…

Геланс хмуро пожал плечами.

– Мне кажется, Миртс, ты принимаешь все слишком близко к сердцу.

– Мне просто жаль этого дурака, – процедила дэйлор, складывая руки на груди, – может быть, я одна из куниц, но это не значит, что мое сердце – камень.