Текст книги "Завоевание куртизанки"
Автор книги: Анна Кэмпбелл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)
Глава 11
Густые заросли кустарника ограждали одну сторону дома, и Верити надеялась найти в них убежище. Она побежала бы к лесу, если бы знала, что может опередить Кайлмора на открытой, местности. Но даже паника не мешала ей сомневаться в этом.
Едва касаясь ногами мокрой травы, Верити добежала до кустарника и стала продираться сквозь заросли. Сучки и шипы цеплялись за ее волосы и одежду, но она упорно проталкивалась к центру и остановилась, лишь когда заросли стали перед нею непроходимой стеной.
Она сжалась в комок и постаралась сдержать хриплое дыхание, но безуспешно.
Кайлмор находился совсем близко. Она не слышала и не видела его, но знала, что он наблюдает в ожидании малейшего движения.
– Верити, выходи, – наконец сказал он. – Тебе некуда бежать.
Сейчас его можно было принять за разумного человека. Когда-то она могла бы поверить в его разум. Но не теперь.
Сплетни оказались правдой. Все Кинмерри были безумны. Жажда мести грозила сделать герцога самым безумным среди них.
Верити забилась еще глубже в заросли и не ответила.
– Ночью будет холодно, снова собирается дождь. – Он не пошевелился.
Черт бы его побрал, он, должно быть, видел проход, по которому она забралась в чащу.
Словно читая ее мысли, Кайлмор сказал:
– Я знаю, где ты прячешься. Посередине кустарника есть прогалина. Я здесь вырос. В этой долине нет потайных мест, которых бы я не знал. Бежать отсюда бесполезно. Здесь на целые мили нет ни уголка, ни лазейки, ни щели, в которых я не побывал.
Трудно представить его маленьким мальчиком. Ей это никогда не приходило в голову. Она отвлеклась лишь на минуту и тут же услышала угрожающий шорох в кустах.
– Если потребуется, я доберусь до тебя. Или ты выйдешь добровольно. Но здесь ты не останешься.
По мере того как дыхание выравнивалось, слепой страх, толкнувший ее на этот бессмысленный поступок, затихал. Верити уже поняла всю бесполезность борьбы. Куда она могла пойти? Полночь. Она слишком легко одета. У нее нет ни провизии, ни денег. Она не имела представления, как выбраться из этой долины.
– Ладно, я иду, – вздохнул Кайлмор.
– Нет, – уныло ответила она. – Нет, подождите. – Она с ужасом представила, как он вытаскивает ее, а она с криками отбивается от него руками и ногами.
Безумная ярость, владевшая ею ранее, сменилась сознанием своего поражения. Выбираясь наружу, Верити чувствовала каждый сучок и каждую царапину. Промокшая, грязная и страдающая от сотни мелких ссадин, она выползла из зарослей.
Для того чтобы сбежать от герцога Кайлмора, требовалась не истерика, а нечто большее.
Несмотря на вынужденное послушание, она бесстрашно взглянула на герцога.
– Я не буду с вами спать.
– Будешь.
Он взял ее за плечо. Тепло прикосновения обожгло ее сквозь мокрую шерсть рукава, и непокорная кровь застучала в застывшем от холода теле. Кайлмор повернул женщину лицом к двери и повел ее в дом.
Он держал ее крепко, но не причиняя боли. Зачем понапрасну тратить силы? Он не хуже нее знал, что на этот раз вышел победителем, как бы стойко она ни держалась.
Какой же несчастной чувствовала она себя, когда Кайлмор вел ее, внешне такую покорную, в дом. Она никогда не избавится от этого человека. Она никогда не избавится от Сорайи. В течение тринадцати лет мысль, что наступит день освобождения, была единственным, что помогало ей выжить. Верити не предвидела появления герцога и его безудержного желания обладать ею.
Но желание умирает, если не получает поощрения. Когда предмет страсти ничего не дает, ничего не предлагает, не разделяет чувств. Кайлмор слишком горд, чтобы биться до отчаяния о несокрушимую стену ее сопротивления. Но он сказал, что уже отказался от гордости. А она даже в эти последние дни не всегда оставалась бесчувственной.
Верити убеждала себя, что сказалась привычка. Ведь она целый год была его любовницей.
Или это было его неоспоримое искусство любовника. Или ее неисправимо греховная натура. Если она будет сильной и сумеет оставаться холодной как лед в его объятиях, ему надоест безумное увлечение.
А если это произойдет, что потом? Не махнет ли он ей рукой на прощание, не позволит ли вернуться к той жизни, которую она желает? Вряд ли.
Возможно, он убьет ее. В этом безлюдном месте это совсем несложно.
Однако этого она не могла себе представить. Он может властвовать над ней как любовник, может принуждать ее, но убить ее он не сможет.
Если бы только эта мысль могла хоть немного успокоить ее.
* * *
Дрожа от холода и пережитого волнения, Верити стояла посреди спальни и смотрела, как Кайлмор разжигает камин. Вероятно, он был уверен, что она едва ли предпримет еще одну попытку к бегству, по крайней мере сейчас. Он не запер дверь. И теперь, казалось, с удовольствием, не спеша занимался камином.
Будучи одним из самых знатных лордов, он, как ни странно, с большой ловкостью управлялся с каминными мехами. Не впервые она подумала, как недооценивала его в Лондоне. Тогда она видела в нем еще одного бесполезного аристократа. Умного и, возможно, более жестокого, чем другие мужчины, соперничавшие из-за ее милостей, но, по существу, сделанного из того же теста.
Теперь по его поведению не было заметно, что он считает пребывание в этом скромном доме ниже собственного достоинства. Хотя в ее деревенской юности этот дом показался бы ей высшей степенью роскоши, его едва ли можно было сравнить с теми, к которым привык герцог.
Она смотрела, как он, стоя на коленях, разжигает огонь – занятие, которое поручалось в богатых домах горничным самого низшего ранга. Он был сильным. Умным. И ужасающе сложным.
О, как бы ей хотелось, чтобы он был тем изнеженным ничтожеством, каким она его когда-то считала. Но если эта последняя неделя научила ее чему-то, то только одному – она никогда не понимала герцога Кайлмора. Он оказался мрачнее, глубже, намного опаснее, чем она себе представляла, хотя и в Лондоне проявлялись признаки его истинной натуры, и, если бы это ее интересовало, она бы заметила их.
Его настойчивое преследование. Его неистощимая страсть в постели.
Она помнила, каким открытием стала для нее сила этой страсти. Элдред был человеком умеренных привычек, а Джеймса она отучила от неумелых ласк.
Как бы смеялся Кайлмор, если бы она призналась, что одной из причин ее фатальной ошибки в нем была ее собственная неопытность. Самая известная куртизанка Лондона потрясена мощностью мужской силы, как какая-нибудь молоденькая мисс? Она сама чуть не расхохоталась.
Какой-то инстинкт всегда предупреждал ее, что Кайлмор опасен. Поэтому она так долго сопротивлялась его уговорам.
Но эти смутные предчувствия не объясняли ей, какое зло навлекла она на себя, став его любовницей. О чем она думала, когда ее разум отогнал смутное чувство недоверия и заставил ухватиться за возможность безбедного существования?
Разум? Да ей лучше было бы броситься в Темзу, чем пустить Кайлмора в свою постель.
Вся эта добытая горьким опытом мудрость запоздала. Верити оказалась связанной не с тем человеком и должна расплатиться за это. Расплата уже близка, если судить по знакомому блеску в его синих глазах.
– Почему ты продолжаешь сопротивляться мне? – тихо спросил он, расстегивая гусарскую шнуровку на лифе ее платья с такой ловкостью, что, даже несмотря на страх, она заметила это.
Дрожь все сильнее охватывала ее, но Верити не отступила. Какой в этом смысл? Он снова схватит ее.
– Вы знаете почему, – неохотно ответила она.
Он спустил платье с ее плеч, и странная улыбка пробежала по его лицу.
– По-моему, я начинаю понимать.
Он продолжал раздевать ее, а она стояла неподвижно, как кукла. Ей вдруг показалось, что он не спешит овладеть ею. Она старалась не думать о своей наготе, но не могла сдержать дрожь, порожденную уязвимостью.
Уверенным жестом он распустил ее стянутые в узел волосы. Пробираясь сквозь кусты, она растрепала и спутала их. Медленно, методично он начал приводить длинные черные пряди в порядок.
Она не мешала ему. Долгое время в комнате стояла тишина, герцог углубился в свое занятие, его лицо было спокойным и серьезным, как будто расчесывание ее волос было наиважнейшим делом на свете.
Наконец он отложил гребень и осторожно толкнул ее на кровать. Она лежала, уставившись в потолок, и слушала, как он раздевается. Несмотря на все отказы и протесты, она снова оказалась там, где он и хотел ее видеть.
Она едва сдерживалась, стараясь не разрыдаться.
Так похоже на прошлую ночь. Такая же ночь ждет ее завтра. И послезавтра.
Каждая ночь будет такой же, пока эта жестокая игра не надоест ему.
Не погасив свечей, он лег рядом с нею. Она ожидала, что он раздвинет ей ноги и осуществит свое право. Но в эту ночь Кайлмор, видимо, не хотел спешить. Он хотел заставить ее заплатить за неудавшуюся попытку сбежать.
Он приподнялся на локте, приняв привычную для него позу, лениво скользнул взглядом по ее распростертому телу и чуть заметно улыбнулся. Царившую в комнате тишину нарушали лишь потрескивание дров в камине и тихий звук ее неспокойного дыхания.
Она замерла в молчаливом протесте против того, что предвещала эта улыбка. После всего, что уже произошло, она сможет остаться равнодушной, даже если он просто овладеет ею, заботясь лишь о своем удовлетворении и не думая о ней. Верити была твердо уверена, что сможет противостоять эгоистичному любовнику.
Но он не собирался вести себя как эгоистичный любовник. Он гладил ее тело, словно изучая его формы. Казалось, что эти прикосновения были единственным доступным для него способом выразить свои чувства. Она не могла не заметить удовлетворения в его вздохе, когда он коснулся пальцами ее ключицы и плеча. Так же осторожно, с нежностью он провел теплыми руками по ее животу, плечам, бедрам.
От каждого легкого прикосновения к обнаженной плоти ее сердце билось все быстрее и быстрее. Пристально глядя на нее, сохраняя серьезность, он выводил пальцами сложные, непонятные узоры на ее теле, заставляя Верити трепетать.
Она закрыла глаза и повторяла себе, что он делал так и раньше. В те частые, долгие, полные страсти вечера в Кенсингтоне.
Впервые очутившись в ее постели, он постарался возбудить ее. Ее удивили его старания. Затем испугала собственная реакция.
С Элдредом она привыкла терпеливо переносить любовные забавы. Она быстро пришла к выводу, что раз уж решила зарабатывать себе на жизнь, лежа на спине, то может получить что-то хорошее и для себя из этой сделки. Но герцог Кайлмор раскрыл передней ошеломляющий новый мир, мир чувственности, манивший и притягивавший ее с такой силой, что ко времени побега ей до отчаяния хотелось вырваться из его сетей.
А сейчас она боролась с собой, чтобы остаться холодной к ласкам Кайлмора. Конечно, ей был известен весь его арсенал средств соблазна. Но здесь его ласки казались другими. Как и сам Кайлмор казался во многом другим человеком, но различие было слишком неуловимо, чтобы описать его словами.
Он касался руками ее бедер, ног, рук. А ее сердце трепетало, как пойманная птица. Легкие прикосновения были нежными и удивительно возбуждающими.
У Верити невольно отвердели соски, реакция была мгновенной и неуправляемой, и она не надеялась скрыть это от него. Верити затаила дыхание, а затем вновь задышала бурно и прерывисто, напрягаясь в ожидании, что его руки лягут на ее грудь.
Но его привлекали другие части ее тела, которые она никогда не считала особенно эротичными.
Несколько долгих минут она молча переносила его ласки и только тогда поняла, что он намеренно избегает касаться ее груди.
Он хотел доказать ей свое превосходство. Конечно, это так.
«Ты похитил меня, – мысленно повторяла она. – Ты думаешь, что я принадлежу тебе. Ты хочешь погубить меня. Ты – ничтожное самовлюбленное животное».
Повторяя и повторяя эти слова, она разрушала чары его ласк. Ее грешное тело могло желать отдаться ему. Память об экстазе, до которого он доводил ее, отпечаталась на ее коже. Но голова и сердце были сильнее, и они побеждали.
Поскольку ее возбуждение затухало, она острее почувствовала возбуждение Кайлмора. Его дыхание было прерывистым, а ласки утратили свое непринужденное мастерство. От него, как от огромного костра, исходил жар. Его рука соскользнула с ее живота и оказалась между бедер.
Затем наступило небытие.
Через минуту Верити открыла глаза. Он по-прежнему, упираясь на руку, смотрел на нее. Его лицо пылало, а глаза потемнели от желания. Несмотря на то что Верити давно отказалась от скромности как от роскоши, непозволительной для куртизанки, она с трудом сдержалась, чтобы не прикрыться простыней.
– Не получается, – прошептал он, смахивая с ее щек пряди волос.
Какое отвращение вызвала у нее притворная нежность этого жеста.
– Я же сказала вам, что не хочу.
Он пропустил ее слова мимо ушей.
– Я слишком переволновался. По-моему, путь, выбранный мною… мучителен.
– Что вы хотите от меня? Сочувствия? – резко спросила она.
В свете свечей он выглядел непристойно красивым. Под упавшей на лоб прядью черных волос лицо казалось задумчивым. Это придавало герцогу мальчишеский вид, которому, как она знала, нельзя было верить.
– Я пытаюсь пробудить в тебе безумство похоти, – задумчиво сказал он.
Мысль была настолько нелепой, что она не сдержала презрительного смеха.
– Этого не произойдет.
– Ты не должна разбрасываться вызовами, на которые не можешь ответить, – шутливо упрекнул он, осторожно дергая ее за локон. – Ты слишком холодна. А я не могу сосредоточиться, чтобы свести тебя с ума.
С одной стороны, ей хотелось, чтобы он покончил с этим и взял ее. С другой стороны, она боялась этого. Каждый раз, против ее воли, доставляя ей удовольствие, он отнимал у нее кусочек души. Скоро от нее ничего не останется.
– Может быть, вам следует уйти и подумать над этим, – предложила она, не ожидая, что он послушается.
В его ответном смехе прозвучали нотки искреннего юмора.
– А может быть, и нет.
Странно, что после всех бурных эмоций они разговаривали почти как друзья. В этом было что-то новое. Сорайя всегда держала герцога на расстоянии.
Мерцающий свет золотил его сильное поджарое тело.
Он возвышался над нею, и она в отчаянии хваталась за остатки ненависти и гнева. Они растворялись быстрее, чем она считала возможным.
Он наклонился и поцеловал длинную царапину на шее, оставленную шипом кустарника, и от гнева и ненависти почти ничего не осталось.
– Тебе больно, – прошептал он.
Да, ей было больно, но не в том смысле, который он имел в виду.
– Пустяки, – сказала она, стараясь, чтобы ответ прозвучал враждебно.
В этой комнате, освещенной свечами, в этой теплой кровати иллюзорная близость лишила ее способности сопротивляться. Когда она перестанет сопротивляться, он уничтожит ее. Его запах окружал ее, невольно напоминая о других временах.
– Позволь мне поцелуем унять твою боль. – Он взял ее руку и решительно притронулся губами к каждой ссадине.
Минуту Верити оставалась спокойной. Невероятно, но его поцелуи снимали боль. Верити поняла, как близка к опасности, и вырвала у него руку.
Однако Кайлмор направил на то, чтобы уничтожить ее, всю свою нежность. Она должна скрывать, насколько она уязвима перед такими уловками, хотя он чертовски проницателен и, вероятно, уже догадался об этом, будь он проклят.
– Прекратите! – потребовала она. – Незачем прикрывать красивыми словами или жестами то, что вы намереваетесь со мною сделать.
Он снова поймал ее за руку и осторожно, но решительно разогнул ее пальцы.
– У Сорайи была безупречная кожа. У Верити есть мозоли.
Он провел пальцем по загрубелой коже на ее ладони. Этот жест пронзил Верити до самой глубины и заставил беспокойно пошевелиться на прохладных простынях.
– Сожалею, если это оскорбило вас, – сказала она со слабым сарказмом. – Я никогда не скрывала, что я простая крестьянка.
Он поцеловал ладонь, и это неожиданно взволновало Верити. Но не мог же он соблазнить ее, лишь поцеловав руку?
– Честно говоря, не помню, чтобы мы когда-либо обсуждали твое происхождение. Упущение, которое я очень скоро намерен исправить. Судя по ужасающему акценту твоего брата, ты родом с севера Англии.
Верити нахмурилась, последние слова так рассердили ее, что она даже не попыталась отодвинуться, когда он лег на нее всем телом.
– Я не хочу служить только для вашего развлечения, ваша светлость.
Он приподнялся и посмотрел на нее, в его взгляде восхитительно смешались веселое любопытство и вожделение.
– Развлечение – это слишком слабо сказано.
Он слегка отстранился и приподнял ее бедра. Но все еще не входил в нее. Верити с отвращением сознавала, что ожидание было для нее мучительным. Может, это просто потому, что ей хотелось, чтобы долгая пытка скорее закончилась. Почему он так медлит? Ведь и так ясно, что она в его власти.
– Любовница – всего лишь игрушка богатого мужчины.
– А вот именно эта любовница, кажется, значительно серьезнее игрушки, – мягко заметил он.
Его тело напряглось, и наконец, он вошел в нее. Ее вздох перешел в стон, выражавший наслаждение.
Он долго лежал не шевелясь. Затем проник глубже, настойчивее, с безжалостной силой, которую она не могла не узнать. Его кожа обжигала ее своим жаром, опровергая насмешливость его слов. Как и безжалостную ярость проявления его власти.
Ее тело лишь успело приспособиться к величине и жару, как он издал стон и растворился внутри нее.
Верити, тяжело дыша, лежала, придавленная его весом. Их тела все еще не разъединились. Ей было неудобно и неприятно.
Может, это разочарование, затаившееся в ее сердце? После долгого предвкушения она полагала, что он постарается доставить ей наслаждение. Разве он не говорил, что хочет довести ее до безумства похоти? Ее непреклонная душа жаждала момента отказать ему.
Но, возможно, это по-деловому бездушное соитие было непредвиденным спасением. Ведь за несколько минут до того, какой овладел ею, ее непреклонная душа была не тверже бланманже.
Верити оттолкнула его. Его кожа казалась нагретым камнем. Впервые за эту ночь она сама дотронулась до него.
– Сойдите с меня, Кайлмор!
Он приподнялся на локтях, по-прежнему оставляя тела соединенными.
– О, мы же еще не закончили, – тихо сказал он.
Он соблазняюще пошевелил бедрами.
– О нет, закончили, – возразила она, извиваясь в знак протеста.
– Это было приятно. Повторим. – На его лице появилась хищная улыбка, знакомая ей по Лондону.
Именно такая улыбка всегда предупреждала, что он готовится начать какую-то новую любовную игру.
И Верити всегда подыгрывала ему. Но не в эту ночь.
У нее почти кончались силы для сопротивления. Она это знала. Он это тоже знал. Выражение этих проницательных ярко-синих глаз говорило ей, что он считает себя победителем.
Верити заставляла себя вспоминать все, за что боролась. Свое самоуважение. Свое будущее. Будущее Бена и Марии.
Она настойчиво искала в себе твердый стержень. Тот самый твердый, как обсидиан, стержень, который помог ей выжить, когда она стала дамой полусвета. Стержень, который никто не мог сломать. Он существовал только в душе Верити, и его никогда не имела Сорайя.
Закрыв глаза, она ждала, успокоенная сознанием того, что истинная Верити неподвластна Кайлмору.
Должно быть, Кайлмор заметил и понял, как решительно она отдалилась от него. Он мог обладать ее телом, но истинная Верити была недоступна для него, как спутники Юпитера.
Она услышала его вздох. Затем он начал двигаться внутри нее медленно и мощно, как наступают и отступают бесконечные приливы и отливы морской волны. Через некоторое время он поднял и согнул ее колени, чтобы проникнуть еще глубже. Это не поможет. Она была недоступна в своем, нерушимом святилище.
Однако ее холодный черный стержень оказался не таким уж холодным и черным, как ей бы хотелось. Она слишком остро воспринимала его запах и знакомые звуки. Верити еще крепче зажмурилась и ухватилась за свою внутреннюю крепость.
Жар тела Кайлмора манил ее. Вся ее воля была направлена на то, чтобы помешать присоединить ее собственное тело к ритму движений его тела.
У нее вырвался стон. Она бы хотела, чтобы он прозвучал яростным протестом, но в нем слышалось наслаждение. Чтобы сдержаться и не обнять его, она сжала в кулаках мятую простыню, на которой лежала.
– Верити, открой глаза. – Тихий голос отозвался на ее натянутых нервах чувственным возбуждением. – Открой глаза.
– Нет, – упрямо сказала она, понимая, что любая уступка, какой бы незначительной она ни была, приведет к неизбежному поражению.
Она отвернулась, чтобы подавить почти непреодолимое искушение подчиниться ему.
– Открой глаза. – Когда это не подействовало, он продолжал почти мечтательным тоном: – Знаешь, а я могу провести так всю ночь.
Она резко повернулась и встретила его взгляд. Темный, пристальный, почти немигающий. Она не сомневалась, что он способен на это.
Ее губы раскрылись от беззвучного рыдания. Она больше не могла бороться с ним.
На этот раз глаза закрыл он и глубоко и удовлетворенно вздохнул. Опустившись на нее, он потерся шершавой щекой об ее щеку, и этот жест был даже в какой-то степени более интимным, чем сама близость.
Она невольно выгнулась под ним, задевая грудью волосы на его груди. Он просунул руку между ее ног, и она вскрикнула, уже не обманывая себя, этот звук выражал только удовольствие.
Со вздохом признавая поражение, она стала его партнершей в этом опьяняющим танце страсти. Принимая его в себя, она услышала торжество в его тихом голосе.
А почему бы и нет? Чего теперь стоили ее сопротивление и ненависть?
Но эта мысль лишь промелькнула, она не имела никакого отношения к нараставшему в ней возбуждению, возбуждению, вызываемому каждым погружением его мощного тела в нее. Дрожащими руками она обхватила его и откинула назад голову.
Нечеловеческая сила воли изменила Кайлмору. Но Верити почти не замечала, какими частыми и сильными становились его толчки, ее собственное возбуждение заставляло ее сжимать мышцы и прижиматься к нему даже тогда, когда все кончилось. В его объятиях она вознеслась на такую вершину высшего, чистейшего, потрясающего наслаждения, которого не знала прежде. Завершающий стон Кайлмора сопровождал эти невыразимые ощущения. Ее тело жадно впитывало каждую секунду, каждый нюанс этого восхитительного чувства.
Он отправил ее тело к звездам. А сердце осталось горевать на земле.
Она ухватилась за Кайлмора так, как будто была готова умереть, но не отпустить его. Его неровное дыхание согревало ей ухо.
Она не имела представления, что эта бурная страсть значила для него, возможно, лишь стала еще одним доказательством ее физической беззащитности перед ним.
Эта любовная сцена превратила все ее надежды в прах.
Вопреки ее храбрости и решительности ему потребовалась лишь пара дней, чтобы она задохнулась от страсти в его объятиях.
Пара дней.
Как он должен смеяться. Как он должен торжествовать, столь быстро одержав победу. Сорайя продержалась под его натиском целый год. А Верити, имея столько причин отказать ему, сломалась через несколько дней.
Хотя она и понимала, что уже поздно изображать отвращение или сопротивление, но все-таки убрала руки с его спины. Он приподнялся, чтобы видеть ее.
Она искала на его лице признаки торжества, но он выглядел таким же потрясенным, как и она сама. Ее тело все еще дрожало, а воспоминание об ошеломляющем блаженстве медленно затухало в ее крови.
– Я вас ненавижу, – четко произнесла она.
Что-то промелькнуло в его глазах, но она была слишком усталой и расстроенной, чтобы попытаться понять, что это было. Он поднялся, а затем, к ее удивлению, встал с кровати.
– Это не важно, – коротко ответил он, наклоняясь и собирая свою разбросанную одежду.
Он был прав. Это не важно.
Она смотрела на тяжелые балки, пересекавшие побеленный потолок, и умоляла себя не плакать. Хотя уже никакие слезы не могли увеличить ее унижение.
Дверь открылась, затем закрылась за ним.
