Текст книги "Парфюмер звонит первым"

Автор книги: Анна и Сергей Литвиновы

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Вдруг зазвонил мобильник. Таня вздрогнула, просияла, лихорадочно запустила руку в сумочку – неужели Ленька?

– Татьяна Валерьевна? – раздался мужской голос. Голос смутно знакомый, но явно не Леонида.

– Да, это я, – настороженно ответила она. – С кем я разговариваю?..

– Глеб Захарович, – откликнулся голос.

Главный заказчик. Пастухов. Президент концерна «Юлиана».

«Откуда он узнал мой телефон?» – пронеслась быстрая мысль. Но спрашивать Татьяна не стала. Какая, собственно, разница. Теперь, когда рекламная концепция «Юлианы» утверждена, все равно пришлось бы сообщить главе концерна номер своего мобильника. А раз Глеб Захарович узнал его сам – ей же проще. И самолюбие приятно щекочет – ведь ради звонка ей великий шеф «Юлианы» отвлекся от бесчисленных хлопот по бизнесу. Поручил кому-то разузнать телефон, самолично, директорскими пальцами, отщелкал ее номер...

– Здравствуйте, Глеб Захарович. Рада вас слышать, – вежливо поздоровалась Таня. – Чем я могу вам помочь?

Она ожидала чего угодно. ГЗ мог попросить ее ускорить работу над сметой рекламной кампании. Или подъехать в офис для обсуждения деталей. Или, что тоже не исключено, барским тоном заявить, что он передумал и от услуг «Ясперс энд бразерс» отказывается. Но шеф «Юлианы» неожиданно спросил:

– Татьяна Валерьевна, вы уже обедали?

Таня взглянула на часы: начало четвертого. А о том, чтобы поесть, из-за всех хлопот, сначала с презентацией, а потом – с поисками Леньки, Таня совсем забыла. Хотя здесь, в Кострове, обед в отличие от Москвы – мероприятие святое. Таня и сама начала принимать пищу строго по режиму, ровно в два. И организм, уже привыкший, что его кормят по часам, обычно около четырнадцати ноль-ноль начинал требовать пищи. Но сегодня – из-за противного Леньки, не иначе – есть ей не хотелось совершенно.

– Нет, я не обедала, – ответила она Глебу Захаровичу.

Хотела добавить, что так увлечена работой над его заказом, что даже поесть забыла, но решила по мелочи не врать.

– Отлично. – Тане показалось, что Пастухов обрадовался. – Тогда пообедаем вместе. В половине четвертого в ресторане «Каравелла» вас устроит?

Татьяну такое предложение не устраивало совершенно. И есть не хочется, и «Каравелла» эта расположена неудобно – на окраине Кострова; и, по большому счету, ей сейчас совсем не до главного заказчика, все мысли непутевым Ленькой заняты. Но отказываться, разумеется, нельзя.

– Конечно, Глеб Захарович, – вежливо ответила она. – Я подъеду.

Нажала на «отбой», еще раз взглянула на часы, вполголоса чертыхнулась. И – уже даже не просто московским скорым шагом, а несолидной трусцой – бросилась к обочине, ловить машину. Чтобы успеть к половине четвертого, придется предлагать шоферу как минимум тройную плату.

В «Каравелле», самом модном костровском ресторане, Таня еще не бывала, но слышала о нем не раз. Помнится, Эрнест Максимович как-то в приступе квасного патриотизма изрек, что кабак сей даст сто очков любому парижскому «Максиму» или московскому «Пушкину».

– Вам обязательно нужно сходить в нашу «Каравеллу»! – наставляла Таню секретарша Изольда – она взяла на себя добровольную обязанность побыстрее втянуть новую начальницу в местную, костровскую, жизнь.

Но Тане совсем не хотелось туда идти. Во-первых, потому что ни парижский «Максим», ни московский «Пушкин» ей не особенно понравились: заплатишь сто баксов, а удовольствия получишь на рупь. В ресторанах она ценила не шик, а душевность. Не позолоту на стенах, но скромные интерьеры. Не надменных халдеев, но приветливых официантов. Не «художественное произведение» на тарелке, но вкусную по-домашнему кухню. А уж «шика по-костровски» не хотелось ей тем более. Да и потом – с кем ей идти в пресловутую «Каравеллу»? Не с Эрнестом же Максимовичем!

И она твердо отвечала назойливой секретарше:

– Успеется, Изольда Серафимовна. Еще схожу.

Честно говоря, Татьяна не думала, что повод на самом деле появится, но поди ж ты! Не зря любимый отчим, Валерочка, говорит, что очень часто самым грамотным решением оказывается – ждать и ничего не предпринимать, и тогда нужная дверца раскрывается перед тобой сама и без всяких с твоей стороны сверхусилий.

К «Каравелле» Таня подъехала без триумфа – на раздолбанном, ржавом «жигуленке». Конечно, в представительском «мерсе» с Вас-Палычем получилось бы куда эффектнее, но возьмись она вызывать служебную машину, точно бы опоздала. А Таня считала, что лучше явиться на «ржавчине», но вовремя. У них с боссом «Юлианы» не свидание, а деловая встреча, и она ему не подружка, которой по неписаному кодексу полагается опаздывать, а деловой партнер. Поэтому за минуту до назначенного времени, в три двадцать девять, Таня входила в зал.

Глеб Захарович уже был здесь. Восседал, разумеется, за лучшим столиком – в симпатичной нише у огромного окна с видом на все тот же Танаис: единственную, по большому счету, костровскую достопримечательность. «Интересно, приподнимется он, когда меня увидит?» – загадала Таня (она уже привыкла, что местный бомонд хорошими манерами себя не утруждает).

Но Глеб Захарович оказался человеком воспитанным – не только поднялся, но и руку поцеловал, и улыбнулся чарующе, и, отстранив метрдотеля, отодвинул перед ней стул. И первым делом, едва Татьяна уселась, поблагодарил:

– Спасибо, что приехали, Татьяна Валерьевна. Извините, что так спонтанно получилось.

Тут Таня и вовсе едва удержалась, чтобы рот от удивления не разинуть – большой босс ( а как еще назвать местного царька, директора гигантского предприятия?) извинялся за то, что какой-то соплюшке из-за него пришлось срочно ловить машину и всю дорогу умолять шофера прибавить газу?

– Все нормально, Глеб Захарович, – скупо улыбнулась она. И впервые рассмотрела директора «Юлианы» внимательно. То есть не как партнера по бизнесу, а как мужчину. Что ж, он хоть и в возрасте – сороковник, а то и сорок пять, точно справил, – но выглядит вполне достойно. Шевелюра пышная, без проплешин (неужели наращивал?), фигура поджарая, животик сведен к минимуму, лицо загорелое (в солярий, что ли, захаживает?). И костюм почти безупречный – на местных-то боссах, как Таня успела заметить, одежда, пусть и дорогая, вечно сидит мешком. А у Глеба Захаровича – костюм точно по фигуре. И рубашка в тон. Только галстук слегка подкачал – цвет не самый удачный, и узел завязан горбом.

«Не будь мы партнерами, я бы ему сюда не синий, а темно-бордовый галстук посоветовала, – вдруг подумала Таня. – И завязала бы сама – спасибо Валерочке, научил». Впрочем, тут же застыдилась непрошеной мысли, выгнала ее из головы и светски поинтересовалась:

– По какому поводу мы встречаемся?

– Вводим новую традицию – вместе обедать, – немедленно откликнулся Глеб Захарович. – Вы, надеюсь, не против?

«Можно подумать, у меня есть право отказаться!»

– Конечно, я только «за», – улыбнулась Садовникова.

– Тогда заказывайте. Бизнес-ланч не рекомендую, а вот судак по-польски здесь достойный.

– Что ж, пусть будет судак по-польски, – легко согласилась Таня. – И свежевыжатый апельсиновый, – добавила она подскочившему официанту. – И в конце – двойной эспрессо.

Глеб Захарович одобрительно взглянул на нее и велел подавале:

– Мне все то же самое.

Официант поспешил в направлении кухни, а Глеб Захарович неожиданно сказал:

– Вы мне нравитесь, Татьяна Валерьевна.

«М-да, вот это уж совсем ни к чему».

– Вы мне тоже, – мгновенно отреагировала она. – И что из того?

– Вы не дослушали, – тонко улыбнулся Захарович. – Мне нравится, что вы умеете нестандартно мыслить. Что вы легки на подъем. И быстро принимаете решения. Качества, прямо скажем, для девушек очень редкие.

– В данном случае я не совсем девушка, – ухмыльнулась Татьяна. – Я в первую очередь директор.

Но Глеб Захарович не сдавался:

– Очаровательный директор.

Татьяна нахмурилась:

– Глеб Захарович...

– Позвольте, я закончу, – перебил он. – Неделю назад вы чрезвычайно очаровательно подвернулись мне на теннисном корте и после игры не менее чарующе исчезли... Я всю неделю голову ломал: откуда взялась сия прекрасная ундина? И только сегодня, на презентации, все разъяснилось. Вы со всеми заказчиками так себя ведете?

– Нет, только с серьезными, – в тон ему ответила Татьяна.

– И проиграли вы мне на корте, конечно, тоже специально, – констатировал Глеб Захарович.

– Что вы! – притворно возмутилась Таня. – Вы победили в честной борьбе.

Тон президента «Юлианы» вдруг похолодел:

– Сразу видно школу.

– Чью? – не поняла Татьяна.

Глеб Захарович остро взглянул ей в глаза и вдруг ответил:

– Валерия Петровича.

– Что-о? – опешила она.

– Школу Валерия Петровича Ходасевича. Полковника ФСБ. Вашего отчима.

Таня почувствовала, как коленки наливаются противной дрожью.

«Взять себя в руки! Немедленно!»

Ей помог официант – принес бокалы с апельсиновым соком и блюдо с ароматным свежеиспеченным хлебом. Пока он крутился у стола, расставлял, Таня лихорадочно соображала: что значит сей неожиданный выпад?

– Вы знакомы с моим отчимом? – спросила она, когда официант отошел.

– И в руках себя умеете держать, – не отвечая на вопрос, одобрил Глеб Захарович.

Татьяна начала злиться:

– Глеб Захарович, а вам не кажется, что наш разговор идет как-то странно?

– Пейте сок, Татьяна Валерьевна, – небрежным тоном предложил глава «Юлианы».

– Спасибо, я выпью. – К соку она не притронулась. – Только будьте добры сначала объяснить...

– Ах, боже мой! – снова перебил ее Глеб Захарович. – Да что вы так разволновались? Мне просто стало интересно – кто же такая эта замечательная деву... то есть директор – Татьяна Садовникова? И я навел справки. Происхождение, образование, кто родители... Обычный интерес... к партнеру по бизнесу.

– Вообще-то я еще диссертацию по психологии рекламы защитила. А в прошлом году получила «Серебряную стрелу» за рекламу пива. И в Каннах на награду номинировалась. Но вас это все, конечно, не заинтересовало. Профессия моего отчима оказалась для вас куда важнее. Хотя должна, между прочим, заметить, что ни в одной анкете я никогда не писала, что мой отчим – полковник ФСБ. Просто отмечала: «военнослужащий». Так что ваши люди глубоко копали.

– А еще я узнал, что вы не замужем, – прервал ее Глеб Захарович. – Почему?

– Замуж я не хочу, – отрезала Татьяна. – Будут еще вопросы?

– Да, – кивнул он. – Когда мы с вами сыграем в теннис?

Таня откинулась на стуле. Глубоко вздохнула. Глотнула сока. Больше всего ей сейчас хотелось просто уйти. Сбросить с колен крахмальную салфетку, подняться и пожелать Глебу Захаровичу всего доброго. А завтра улететь из Кострова прочь. В любимую Москву. И пусть рекламой «Юлианы» занимается Эрнест Максимович. И он же – играет с президентом концерна в теннис.

А Глеб Захарович вдруг улыбнулся – широкой, теплой, обволакивающей улыбкой:

– Вы рассердились, Таня... Татьяна Валерьевна?

– Да, – не стала притворяться она. – Не люблю, когда лезут в мою личную жизнь.

– Это только потому, что вы мне нравитесь. Очень нравитесь. И я просто захотел узнать о вас побольше... Что в этом плохого?

– Вы тоже мне нравились, – парировала она. – До тех пор, пока не начали наводить справки.

– Так что насчет партии в теннис? – не принял вызова он.

...А глаза у него, пожалуй, красивые. Глубокие. И серые, как река Танаис в непогожий день. И что, собственно, особенно странного в том, что он озаботился узнать ее биографию? Ей разве есть что скрывать?.. Да и теннис с главным заказчиком пойдет исключительно на пользу делу...

– Хорошо, Глеб Захарович, – устало улыбнулась Татьяна. – Я сыграю с вами в теннис. Когда?

– Завтра, в двадцать ноль-ноль, – быстро ответил он. – Вам удобно?

На это время Таня была записана к массажистке. Надо не забыть отменить.

– Да, мне это подходит, – кивнула она.

Из недр ресторанного зала возник официант с тарелками, на которых исходил паром судак по-польски.

– Ну и отлично, – сразу повеселел босс «Юлианы». И приказал: – А теперь давайте обедать.

Когда вместе вышли из «Каравеллы», Глеб Захарович и слушать не захотел, чтобы Таня ловила такси: «Я вас сам отвезу, мне все равно в центр надо».

Возражать Таня не стала, и пятнадцатиминутная поездка на директорском «Лексусе» прошла под пустопорожнюю околотеннисную, околопогодную и краеведческую болтовню. На прощание Глеб Захарович вышел из лимузина, распахнул перед ней дверцу и галантно приложился к ручке. За церемонией внимательно надзирала охрана из трех человек, высыпавшая из джипа, – он всю дорогу следовал за «Лексусом».

– Значит, до завтра, Танечка, до восьми вечера, на том же корте, – бархатно проговорил Пастухов на прощание.

«Эх, жаль, у Эрнеста Максимыча с Серафимовной на другую сторону окна выходят! А то бы лопнули оба от зависти!»

Однако, возвратившись в офис, Татьяна постаралась тут же выкинуть навязчивого директора «Юлианы» из головы. Окончательно и бесповоротно решила: сейчас приоритет – это Леня. И поиски его лежат на ее совести. Она, в конце концов, здесь начальница. Директор филиала. Руководитель хоть маленького, но коллектива. Значит, она несет ответственность за каждого своего сотрудника. К тому же Леня, как и она, чужак. Он один в этом городе. Никого из близких у него здесь нет. Если разбираться, в Кострове вообще нет человека, более близкого Лене, чем она. И, несмотря на то что не случилось меж ними никакого интима (а может, и потому, что не случилось), отношения их были самыми теплыми. Дружескими, можно сказать.

Вернувшись в офис, Таня первым делом вторглась в кабинетик Эрнеста Максимовича. Тот царил в кресле, просматривая кипу местных и центральных газет. На его важных залысинах поблескивали бисеринки пота. Когда Татьяна вошла, он от своего занятия не оторвался, хотя прекраснейшим образом заметил ее появление.

– Эрнест Максимыч, у меня к вам дело, – без предисловий начала Татьяна.

– Да-да? – Сотрудник глянул на нее поверх очков.

– Куда-то пропал Леня Шангин. Вы, Эрнест Максимович, должны его найти.

– Я-я? – надменно протянул собеседник. – Я что же, похож на Шерлока Холмса?

У Татьяны чуть не сорвалось: «Нет, не похожи, – потому что Шерлок Холмс, когда к нему входила молодая леди, вставал, а даме предлагал сесть». Но сейчас совсем не время было ссориться с Максимычем. Поэтому Таня смиренно сказала:

– Нет, на Холмса вы не похожи, но у вас в городе огромные связи. Вас все здесь знают. Вы с половиной города в теннис играете.

Это была чистая правда. Все свои сорок семь лет Черединский прожил в Кострове. Почти четверть века протрубил в главной партийной газете «Заря Кострова», а в начале девяностых по какому-то недоразумению попал в филиал международного концерна «Ясперс энд бразерс». Числился сначала на должности копирайтера, а потом, по еще большему недоразумению, стал исполнять обязанности директора. Татьяна не знала, сколь успешно Эрнест справлялся с директорством (наверное, не очень хорошо, потому что на его должность прислали ее), а вот в том, что копирайтер он никакой, уже убедилась. Копирайтер должен мыслить образами и короткими афористичными предложениями. Эрнест Максимович мыслил передовицами: назидательными, псевдопублицистическими кирпичами объемом минимум в триста строк.

Татьяна хотела Черединского из конторы выжить – и за бесталанность, и в ответ на явный остракизм, которому он подверг ее. Однако, подумав, военные действия отложила. Потому что имелся у Эрнеста незаменимый талант: он знал в городе всех и вся, был вхож во властные кабинеты, и многие сильные мира сего (костровского масштаба) приглашали его то в баньку, то на рыбалку, то на охоту, то на корт... И когда надо было срочно разместить объявление в местных газетах, или арендовать места под «наружку» подешевле, или организовать презентацию в хорошем ресторане – тут Эрнест Максимович чувствовал себя как рыба в воде: лучился, названивал, бегал. И в конце концов устраивал все в лучшем виде.

А время, свободное от вращения в сферах, Максимыч проводил в своем кабинете, важно просматривая газеты. Сейчас у него был как раз такой бездеятельный период.

– Итак? – Черединский сдернул с носа очки для чтения и водрузил на переносицу другие, для дали. – Проясните мне в подробностях – что происходит?

Оборот, исполненный важности: «проясните мне в подробностях», был бы органичен, скажем, для Глеба Захаровича, но в устах Эрнеста звучал по меньшей мере смешно. Но Таня постаралась не обращать на сие внимания и вкратце обрисовала ситуацию: на работу Ленька не вышел, дома его нет, машина неизвестно где. Не мог бы Эрнест Максимович позвонить по своим каналам в милицию, ГАИ, облздрав? Узнать, может, Шангин попал в аварию, угодил в больницу или его забрали в ментуру?

– Или дайте мне телефоны ваших знакомых, – простодушно попросила Таня, – я сама их обзвоню.

«Черединского все равно рано или поздно придется увольнять и на себя переводить все его связи. Почему бы под сурдинку не начать процесс переключения прямо сейчас?»

– Э-э, нет, – Эрнест Максимович аж ручки от удовольствия потер. Какой подарок судьбы: московский конкурент, мальчишка Ленька, сгинул неизвестно куда. Разве Черединский упустит удовольствие первым услышать, что Шангин угодил в медвытрезвитель! – Я сам этим займусь.

– А может быть, не спешить? – изобразила сомнение Таня. – Может, подождать? Он сам найдется?

Но Эрнест Максимович уже заглотнул наживку и с крючка срываться не пожелал.

– Да что вы, Татьяна, м-м, Валерьевна, как мы с вами можем бросить нашего, м-м, товарища на произвол судьбы?! Обязательно надо звонить, узнавать, что с Леонидом. Причем немедленно! Вы что?! В городе такая преступность! Недаром раньше говорили: «Костров-папа»! Вон, «молодежка» сегодня написала: на территории заброшенного завода сельхозмашин нашли неопознанный труп. Может, это Леня и есть – не дай бог, конечно! Нет-нет, я начну выяснять, причем немедленно!

Черединский с воодушевлением скинул одни очки, нацепил другие и достал из верхнего ящика стола главное богатство, нажитое им за долгие годы: пухлый еженедельник с прямыми номерами телефонов всех сколь-нибудь значимых в Кострове людей. Таня давно на эту книжку облизывалась.

– В последний раз его видели вчера в два часа дня, – пояснила она, – Леня на машине вроде бы на пляж собирался. А машина у Леонида – серая «девятка», номер икс, триста двадцать два, икс эм. – На цифры у нее была прекрасная память.

– Да-да, – рассеянно молвил Эрнест Максимович, – я все узнаю. – Он черкнул номер машины на перекидном календаре и стал набирать телефонный номер.

Татьяна отправилась к себе и провела час за скучнейшим делом: верстая календарный план рекламной кампании «Юлианы».

...А около шести к ней в кабинет явился (естественно, без стука и без доклада) Черединский и сообщил:

– Ваш Леонид нигде не обнаружен. В сводках ДТП ни он, ни его машина не значатся. В моргах такого не числится. Неопознанный труп с завода сельхозмашин оказался бомжом пятидесяти пяти лет. В больницах Шангина нет, неизвестных пациентов его пола и возраста – тоже. И в медвытрезвителе он, к сожалению, тоже не обнаружен.

«Оговорочка по Фрейду».

– К сожалению? – подняла бровь Таня.

Эрнест Максимович ничуть не смутился:

– Я имею в виду: очень жаль, что его не нашел. Кстати, я прямо сейчас по нашему делу отправляюсь в «Каравеллу» ужинать с одним полковником из местного УВД. Попросить его объявить машину Шангина в розыск?

– Я думаю, не помешает.

– Я бы мог еще попросить полковника, чтобы он навел справки в аэропорту и на вокзале: не брал ли Шангин куда в последнее время билет. Для меня полковник сделает.

Таня поморщилась:

– Это пока, думаю, будет лишним.

– Тогда я поспрошаю полковника, что вообще творится в городе. Может, это наведет меня на след.

– Хорошо, Эрнест Максимович, идите.

Таня так и не поняла: существовал ли ужин с милицейским полковником в действительности, или Черединский нафантазировал, чтобы найти предлог пораньше смыться с работы.

– Вася, Васенька, что же нам делать?!

– Не знаю. Не знаю я. Представления не имею.

– Может, опять в милицию позвонить?

– Ну, и что они тебе скажут?

– Просто... Напомним...

– Не надо их дергать. Они бы, если что нашли, сами б позвонили.

– Но я не могу, не могу просто сидеть сложа руки и ждать! Понимаешь ты это или нет?!

– А что ты предлагаешь?

– Я не знаю. Не знаю! Ты же у нас мужчина – ты и решай!

– Люся, успокойся, пожалуйста.

– Тебе хорошо говорить! Конечно! Это ж не твои дети, а мои!

– Люся, ну что ты болтаешь такое?.. Перестань! Как у тебя язык поворачивается?! Ты же знаешь, как я люблю и Валечку, и Сашеньку...

– Да?! Почему-то, глядя на тебя, этого не скажешь. Особенно судя по тому, как ты тут сидишь, котлеты уплетаешь. Спокойный, словно удав!

– Люся, ну что я могу сделать?

– Что ты можешь сделать!.. Да мне от тебя ничего не нужно. Ничего!

Она без сил опустилась на кухонную табуретку и тихо заплакала.

– Люсь, ну не надо...

Она продолжала плакать.

Он осторожно отодвинул тарелку с недоеденными макаронами и куском котлеты.

– Знаешь, Люсь, я с мужиками нашими из гаражей договорился. Сейчас, пока еще светло, мы пойдем прочешем весь берег Танаиса. От Мотылевской до самого Третьего квартала. А где не успеем посмотреть, завтра с утра пойдем. Я на завтра отгул взял. И мужики все мои – тоже.

– А что ж ты раньше-то молчал? – сказала она, по-прежнему всхлипывая, но сквозь слезы на ее лице проявилась робкая улыбка.

– Не знаю, – пожал он плечами и тоже попытался улыбнуться.

– А можно я с вами пойду?

– Ты? Зачем, Люся?

– А что, предлагаешь мне одной сидеть дома и тупо ждать?!

– Ну... Я не знаю... – растерянно бормочет он. – Как ты пойдешь? Тут ведь по-всякому бывает... Может, мы Вальку и Сашку не самих найдем, а... Ну, тела ихние, короче...

По тому, как жена вздрогнула и залилась слезами еще пуще, он понял, что сморозил глупость, и испуганно заорал:

– Люся! Люся! Да ты не слушай меня! Не слушай язык мой поганый! Сам не знаю, что несу. Да все будет нормально, Люся! Да живы, живы они! Я уверен!