Текст книги "Случайная свадьба"
Автор книги: Анна Грейси
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц)
Как будто почувствовав, что он наблюдает за ней, она взглянула на него.
– A-а, вы проснулись! – Она бросила нож и поспешила к нему. – Как вы себя чувствуете на этот раз?
Он скорчил гримасу и осторожно прикоснулся к повязке на голове.
– Моя голова…
При малейшем движении в черепной коробке начиналась пульсирующая боль, как будто кузнецы принимались бить молотами по наковальне.
– Да, вы ударились головой, когда упали.
– Упал?
Значит, вот чем объясняется боль в голове и во всем теле.
– Да, со своего коня.
Он еще сильнее наморщил лоб.
– Я упал с коня?
Само предположение, что с ним такое случилось, звучало оскорбительно.
– Ваш конь оступился на чрезвычайно Скользком участке дороги и сбросил вас. Разве вы не помните?
Он уставился на нее. «Разве вы не помните?» Он хотел было покачать головой, но замер, потому что кузнецы в его черепе снова принялись за работу. Он попытался сесть, но голова у него закружилась, и он испугался, что его вырвет.
Тошнота понемногу прошла.
– Вы меня страшно напугали. Вы были весь в крови. – Она улыбнулась. – Но теперь самое страшное позади и вы выглядите значительно лучше, чем в последние несколько дней.
– Несколько дней?
Она кивнула:
– Несчастный случай произошел несколько дней назад.
Он закрыл глаза, надеясь успокоить пульсирующую боль в голове. Он ничего не помнил.
– Так что, если вы назовете мне свое имя и место, куда направлялись, или ваш домашний адрес, я сообщу о вас вашей семье. Они, наверное, очень беспокоятся.
Его семье? Он внимательно посмотрел на нее. Ее лицо выражало беспокойство, глаза были глубокого золотисто-коричневого цвета. Цвета коньяка.
– А мой конь… он сильно пострадал?
Она удивленно взглянула на него.
– Нет, он поднялся на ноги и убежал. Не беспокойтесь, мальчики поймали его. Но…
– С ним все в порядке? Никаких травм?
– Нет, он абсолютно здоров и полон сил, – заверила она. – Мы поместили его в конюшню викария. Это в миле отсюда. У нас здесь нет для него подходящего помещения.
Он медленно кивнул и закрыл глаза.
Мэдди поправила его одеяло. Разговор несколько озадачил ее. Ей показалось, что он больше беспокоится о лошади, чем о своих родных, которые наверняка встревожены его отсутствием. Может быть, у него нет родственников? Может быть, он такой же сирота, как она и дети?
Или возможно, не хотел, чтобы она знала его имя? А может, он вообще преступник, которого разыскивают? Хотя на преступника он не похож.
– Викарий не возражал, когда мы поставили к нему лошадь. Он добрейший человек. А мальчики безумно любят лошадей, так что для них уход за лошадью – сплошное удовольствие. Они стали бы ухаживать за лошадью, даже если бы это, не было их обязанностью. Они говорили мне, что это великолепное животное. Как его зовут?
– Как зовут?– тупо повторил он.
– Да. Мальчикам было бы интересно узнать его кличку. Да и девочкам тоже.
Их всех интересовало также имя незнакомца, но поскольку он пока не хотел довериться ей…
– Девочкам тоже, – повторил он. – Сколько их?
– Три девочки. Люси всего четыре года, но она обожает придумывать имена животным. Они все это делают с удовольствием. Но из-за этого возникают проблемы, потому что, согласитесь, бывает трудно зарезать курицу, даже если она не несется, и есть потом фрикасе из Матильды или жареную Дороти.
Она слишком много говорила, потому что ее смущало его молчание. И озадаченно наморщенный лоб, а также пытливый взгляд его синих глаз.
А также мысль о том, что происходило между ними несколько ранее.
– Может быть, вам что-нибудь нужно? – спросила она. – Принести вам попить? Или поесть?
– Можно горшок?
Она принесла горшок.
– Он проснулся? – взглянув на кровать, спросил Джон, ставя на пол ведро холодной колодезной воды.
Тут же появился Генри, следовавший за братом словно тень.
– Он просыпался, но снова заснул, – сказала она.
– Может быть, он просто закрыл глаза. Можно, я посмотрю? Ему захочется узнать о своем коне.
– Я сказала ему, что с конем все в порядке.
– Он про него спрашивал?
– Спрашивал, – успокоила она братьев.
Джон и Генри обменялись взглядами, и Джон удовлетворенно кивнул. Похоже, что в их глазах незнакомец оказался достоин своего коня.
– Как его зовут? – спросил Генри.
– Он не сказал мне. – Предвидя следующий вопрос, она добавила: – И не назвал своего имени.
Мальчики на цыпочках подошли к кровати.
– Не беспокойте его, – предупредила их Мэдди.
В этот момент незнакомец открыл глаза. Взглянув на мальчиков, он застонал.
– Его мучает боль, – сказала она.
Следом за братьями в дом вошли девочки и присоединились к ним у кровати, разглядывая незнакомца.
– Мне не видно, – хриплым шепотом заявила Люси.
Мэдци принесла воды. Подсунув руку ему под голову, она приподняла ее, чтобы он мог пить. Он с жадностью осушил целую чашку. Она передала чашку Джейн, чтобы та ее снова наполнила.
Выпив вторую чашку, он вздохнул, открыл глаза и внимательно посмотрел на детей, выстроившихся возле кровати.
– Четверо детей? Четверо?
– Пятеро, – сказала Люси, которая приволокла стул, чтобы встать на него.
– Я говорила вам, что их пятеро, – напомнила Мэдди.
Он обвел их взглядом.
– Они чрезвычайно похожи друг на друга.
– Кроме меня, – заявила Люси. – Все говорят, что я похожа на Мэдди.
– Да, но я не сразу тебя заметил, – сказал незнакомец извиняющимся тоном.
– Я тоже вас не видела, но теперь встала на стул и хорошо вас вижу.
– Отличный стратегический ход, – сказал он.
Люси засияла от гордости, услышав такой комплимент.
– Может быть, вы проголодались? – спросила Мэдди, – Я приготовила суп. Вам нужно набираться сил.
– Это супом пахнет? – поинтересовался он. – Запах очень аппетитный.
Приняв это за согласие, она снова выставила детишек за дверь, отправив Джона и Генри к доктору, чтобы сказать, что незнакомец проснулся и может говорить.
Она налила в миску немного супа, заткнула ему за ворот салфетку и, усевшись на краешек кровати, собралась его кормить.
– Я могу поесть сам, – сказал он и взял у нее миску, но руки у него так дрожали, что он тут же отдал ее обратно.
– Вы получили тяжелую травму. И принять помощь – это совсем не проявление слабости.
– Я совсем не возражаю против вашей помощи, – сказал он и посмотрел на нее таким взглядом, от которого у нее вспыхнули щеки.
Она сосредоточилась на кормлении, избегая встречаться взглядом с его синими глазами, которые внимательно за ней наблюдали. Ей хотелось бы, чтобы он не смотрел на нее… И еще ее смущало то, что она была вынуждена сосредоточить внимание на его рте, на его красивом мужском, изящно очерченном рте. Все это будило мысли… и чувства… возникшие нынче утром.
– Вы так и не сказали мне, как зовут вашего коня, – напомнила она. – Дети захотят это узнать.
Он задумчиво глотал суп.
– Очень вкусный суп. Из чего он приготовлен?
Он по-прежнему избегал ответа на ее вопрос. Почему?
– Из крапивы, – сказала она.
У него удивленно округлились глаза, и ей стало смешно.
– В супе она не жжется и очень полезна для вас. Труднее всего собирать ее: приходится надевать перчатки.
Он показал ей жестом, что просит еще одну полную ложку супа, чтобы на сей раз как следует распробовать его вкус.
– Не подозревал, что крапива такая вкусная, – сказал он в порядке комплимента.
– Там не только крапива. Есть и другие продукты.
– Какие? – подозрительно спросил он.
– Например, глаз тритона и лягушачий палец.
Он улыбнулся, и она подумала, что уж лучше бы он не улыбался. Он был слишком привлекателен, чтобы это пошло ей на пользу.
– Вот вы смеетесь надо мной, а меня это действительно интересует.
Насколько она заметила, его это и впрямь заинтересовало.
– Уверяю вас, там нет ничего необычного: главным образом картофель, масло, сливки, кресс-салат и петрушка, – сказала она.
Иными словами, суп, как и большая часть их еды, был приготовлен из тех овощей, которые она сама выращивала, собирала в диком виде или получала в порядке обмена. Слава Богу, Лиззи работала дояркой.
– Я мог бы поклясться, что суп на курином бульоне.
– Да, бульон был сварен на куриных костях…
– Надеюсь, не на костях Мейбл или Дороти? – в ужасе спросил он.
Она рассмеялась.
– Нет, этого цыпленка звали Томми. Томми был сначала милым и пушистым; но со временем превратился в отвратительного агрессивного петуха, который вечно затевал ссоры и даже нападал на детей. Он вполне заслужил свою участь.
– Томми поплатился за свои грехи. Это справедливо, – сказал он.
Пока она его кормила, с его лица мало-помалу исчезала болезненная бледность. Она ощущала на себе его взгляд, ласковый, как прикосновение. Он был незнакомцем. Она даже имени его не знала.
Но она спала рядом с ним, когда он был голый.
Она спасла ему жизнь и обнимала как ребенка.
Зато он обнимал ее совсем не как ребенка.
– Назовите мне, пожалуйста, ваше имя, – тихо попросила она.
Он как-то странно посмотрел на нее, покачал головой и отвел взгляд.
Она принесла ему вторую миску супа, но, продолжая кормить, больше не пыталась разговаривать. Его отказ отвечать на ее вопросы рассердил ее. Кто он такой, чтобы скрывать свое имя? Какой-нибудь преступник? Человек, преступивший закон, и к тому же распутник?
Он был задумчив и ел суп, которым она его кормила, как будто ее не было рядом.
Она же остро ощущала его присутствие, близость его поджарого мужского тела, видела темные волосы на его предплечьях, ухоженные руки джентльмена. Эти руки были как бы не из этого мира. Нужно ей поскорее отправить его отсюда. Возможно, кто-нибудь пришлет за ним экипаж.
– Я хотела бы сообщить кому-нибудь о том, что вы здесь, – сказала она, когда он вытер салфеткой рот и руки. – Скажите, кого следует известить?
– Известить?
– Например, вашу семью или того, к кому вы ехали, когда произошел несчастный случай. Они, наверное, беспокоятся.
Он вздохнул, но ничего не сказал.
Она встала и сказала таким тоном, каким говорила с детьми, когда была намерена воспользоваться своей властью:
– Если вы мне не скажете этого, я буду вынуждена сообщить о вас властям. Кто вы такой?
Последовало продолжительное молчание, потом он неохотно произнес:
– Я не знаю…
Глава 5
– Что вы хотите этим сказать? – прервала его она. – Вы действительно не помните, кто вы такой?
Может быть, он просто придумал это, чтобы не сообщать свое имя?
– Вы на самом деле не знаете этого?
– Совсем не знаю. У меня провал в памяти. – Он наморщил лоб. – И вы говорите, что тоже не знаете меня?
– Я впервые увидела вас, когда вы упали с коня прямо перед моим домом.
Он скорчил гримасу.
– Но я думал…
– Что вы думали?
– Вы спали здесь со мной.
Он похлопал ладонью по одеялу.
Она покраснела и, собрав на поднос посуду, вскочила с кровати.
– Это было только потому, что вы лежали без сознания – по крайней мере я так думала, – и потому, что иначе я замерзла бы на полу.
– Я в самом деле не знаю, кто я такой. – Он огорченно махнул рукой. – И не могу вспомнить, куда направлялся. Я знаю лишь, что говорю правду.
Он был одновременно и зол, и смущен, и Мэдди, как ни странно, была склонна поверить ему.
– Но мне показалось, что я знаю вас, – закончил он.
Взгляд, которым он ее одарил, заставил ее поежиться.
Она открыла было рот, чтобы сказать что-нибудь язвительное, что поставило бы на место этого ставшего слишком фамильярным незнакомца, но не смогла произнести ни звука.
Она была вынуждена отвернуться, потому что вспыхнуло не только ее лицо, но и все тело.
– Ну вот, – сказал он, – я чем-то рассердил вас.
– Вы так думаете?
Она взглянула на него, прищурив глаза.
– Наверняка рассердил, – усмехнувшись, сказал он.
Она принялась мыть посуду, надеясь, что он снова заснет.
И все это время она ощущала на себе его взгляд.
– Можно мне спросить у вас кое о чем? – спросил он, когда она, закончив мытье посуды, принялась ее вытирать.
– О чем? – насторожилась она.
– Как вас зовут?
– Моя фамилия Вудфорд, – сказала она. – Я мисс Мэдлин Вудфорд.
– Мисс Вудфорд? – переспросил он, делая ударение на слове «мисс».
– Да, мисс, – сказала она. – Почему это вас удивляет?
– А как же… все эти дети?
Она рассмеялась, вдруг поняв направление его мыслей.
– Так вы думали, что это мои дети? Все пятеро? Джейн, старшей из них, двенадцать лет. Сколько же, по-вашему, лет мне?
Вопрос был риторический, но он с серьезным видом окинул ее с головы до ног оценивающим взглядом, от которого она смутилась и залилась краской, желая, как бы абсурдно это ни звучало, чтобы ему понравилось то, что он видит.
– Не знаю, – сказал он. – Около… двадцати пяти?
– Двадцать два, – сказала она. Значит, она выглядит старше своих лет. – Эти дети – мои братья и сестры, а точнее, мои единокровные братья и сестры, это дети моего отца от второго брака. Они… мы сироты.
– Примите мои соболезнования, – тихо сказал он.
– Спасибо.
Она не слишком горевала по отцу. Дети, возможно, горевали, хотя, по ее мнению, они горевали скорее об утрате дома.
– А теперь, если вам больше ничего не нужно…
– Это моя одежда?
Он указал на гвозди, вбитые в стену возле кровати.
– Да, но вы еще недостаточно окрепли…
– Я хотел бы проверить, нет ли на этих вещах каких-нибудь меток. Вы, наверное, этого не сделали.
– Викарий проверял. Никаких меток он не обнаружил.
– А вы не смотрели? Разве вам не было любопытно?
Она закусила губу.
– Я тоже смотрела, но…
– Но что?
– Я только проверила, есть ли у вас деньги.
Он откинулся на подушки и взглянул на нее.
– Понятно.
Она почувствовала, что краснеет.
– Это не то, что вы подумали… но… – Она совсем запуталась. – Мне было необходимо знать…
– Есть ли у меня деньги?
Холодная нотка в его голосе задела ее за живое.
– Да. Поскольку вы были так тяжело ранены, я не раздумывая послала за доктором. Потом я подумала, что мне будет нечем с ним расплатиться, ведь у меня денег нет. Поэтому, когда викарий прислал вашу дорожную сумку, я заглянула туда, чтобы узнать, сможете ли вы сами расплатиться с доктором.
– Ну и как? Были у меня деньги?
Голос у него был холодный, бесстрастный. Осуждающий.
Она кивнула:
– Слава Богу, там было много денег. Целая пачка новеньких банкнот.
– И вы заплатили доктору?
– Нет. Он даже не упомянул о деньгах. Он был неуверен, что вы доживете до утра. Рана, видите ли, была очень опасная. Вы истекали кровью. А потом началась лихорадка.
Он поднял руку и осторожно прикоснулся к повязке на голове.
– Значит, благодаря вам я пережил ночь. Несколько ночей.
Он взглянул на нее так, словно не знал, что о ней и подумать.
– Доктор придет еще раз. Я думаю, что он пришлет счет, когда закончит лечение.
– Понятно.
– Он сказал также, что не может точно определить, сломана лодыжка или нет. Нам удалось несколько уменьшить опухоль, но для того, чтобы он мог поставить диагноз, вы должны быть в сознании. Чтобы он мог посмотреть, можете ли вы двигать пальцами и все такое прочее.
Он беспокойно заерзал на постели.
– Я и сам думал об этом. Лодыжка болит дья… очень сильно.
– Еще бы. А пока вам не следует двигаться или вставать с кровати.
Сняв с гвоздя его одежду, она положила ее на кровать, потом достала из-под кровати дорожную сумку.
– Викарий прислал это с мальчиками. Сумка была приторочена к седлу. Загляните в нее сами. Может быть, что-нибудь пробудит ваши воспоминания. И вы можете проверить также…
Она замолчала, поняв, что если уж он не помнит, кто он такой, то едва ли помнит, что находилось в его сумке и в каком количестве.
– Там все цело, – сказала она. – Мы, конечно, люди бедные, но я не тронула ни одного пенни.
– Я знаю, – тихо сказал он. – Я осел. Это все потому, что…
– Что вы меня не знаете. И я не знаю вас. А теперь извините меня. Мне надо работать.
Она задернула занавески, и мгновение спустя он услышал, как за ней закрылась входная дверь.
Проклятие! Он совсем не собирался расстраивать ее. Он ее не знал – если на то пошло, он даже себя не знал, – а путешественников то и дело грабили на дорогах. Но грабители обычно не волокли ограбленных из-под дождя под крышу и не укладывали в собственные постели.
Было очень странно, что какие-то вещи он хорошо знал, хотя не помнил даже собственного имени.
Она была очень хороша собой. Чего стоила одна лишь ее шелковистая кремовая кожа – нежная, ароматная и манящая. Ему хотелось прикоснуться к ней, попробовать на вкус, Обследовать ее всю – от макушки до аккуратных пальчиков на ногах.
Боже милосердный, все эти сравнения напоминали плохую любовную лирику. Он язвительно фыркнул и был немедленно наказан за это. Подождав, пока удары молота в голове несколько утихли, он протянул руку за своими вещами.
В карманах его сюртука обнаружилась пригоршня монет, большая пачка хрустящих новеньких купюр и небольшой клочок бумаги, на котором было что-то написано. Возможно, адрес. Он развернул его, но чернила расплылись и прочитать написанное было невозможно.
В карманах бриджей нашлось еще несколько монет и носовой платок с вышитой буквой Р.
Р? Что могла означать эта буква? Фамилию или имя? Ричард? Роберт? Руперт? Рейф? Он наморщил лоб. Что-то, кажется, отзывалось в памяти. Но нет. Он не чувствовал себя ни Рейфом, ни Рупертом, ни Роджером…
Возможно, она означает фамилию? Робертс? Роджерс? Рейнолдс? Ричардс? Вариантов было предостаточно. Робинзон? Роуз? Рассел? Это было бы смехотворно. Рейли? Роув?
Он осмотрел содержимое сумки. Как она и говорила, там не оказалось ничего, что помогло бы идентифицировать его личность. Кроме небольшого заряженного пистолета, на котором была выбита только марка изготовителя, и одежды – смены нижнего белья, запасной сорочки, пары носков, – там ничего не было, если не считать туалетных принадлежностей и бритвы. Бритва его обрадовала. Он провел рукой по отросшей щетине. Он не любил бороду и был уверен, что дамам это тоже не нравится. Потом он вымоется и побреется.
Он просмотрел свои пожитки еще раз. Ничто из всего этого не отозвалось звоночком в его мозгу, ничто ничего не напомнило.
Если судить по тому, что все его вещи были самого высокого качества, он был, видимо, человеком обеспеченным. Однако ни на его сумке, ни на несессере не было ни герба, ни даже золотой монограммы, так что он, наверное, был не самого знатного происхождения.
Странно также было то, что он путешествовал один, без грума или слуги, верхом на коне, что джентльмены делали неохотно и только при поездках на короткие расстояния. Но здесь его, видимо, никто не знал и никто не заметил его отсутствия.
Полное отсутствие каких-либо улик, позволяющих опознать его личность, отсутствие документов или писем и большая пачка денег новенькими купюрами… Все это казалось странным. Более того, подозрительным.
Может быть, он какая-нибудь темная личность? Он не чувствовал себя темной личностью, но ведь он мог этого не помнить, потому что с головой у него явно было не все в порядке.
Однако он лежал в ее постели и она спала рядом с ним, хотя они не были знакомы. Это должно что-то означать.
Расстроенный таким количеством вопросов, на которые не было ответов, и снова почувствовав боль во всем теле, он сдвинул в сторону свои пожитки, закрыл глаза и заснул.
Доктор Томпсон остался доволен осмотром раны на голове.
– Рана, кажется, успешно заживает, но мне сказали, что вы не помните даже своего имени, а?
– Меня это очень расстраивает. Я помню множество самых разнообразных вещей, но ничего не помню о самом себе или о событиях, предшествовавших несчастному случаю.
Доктор, пристально глядя ему в глаза, засыпал его вопросами. Кто является премьер-министром? Когда была битва при Ватерлоо? Где он вырос? Сколько получится, если к 241 прибавить 398? Как звали его отца? Что такое Пунические войны? Кто написал «Венецианского купца»?
Он ответил на все вопросы: на некоторые сразу, на другие – немного подумав.
Закончив эту проверку, доктор кивнул.
– Ваш мозг, судя по всему, работает достаточно хорошо, а вот память подводит.
Это он уже знал.
– Хорошо бы узнать, когда она вернется.
– Трудно сказать, – бодрым тоном ответил доктор.– Люди совершили множество открытий, но о том, как работает то, что находится у нас здесь, – он легонько потрепал его по виску, – мы знаем очень мало. В некоторых случаях память у пациента так никогда и не восстанавливается, – бодро добавил он, явно не замечая ошеломленного выражения лица своего пациента.
– А теперь посмотрим, как там ваша лодыжка.
Он разбинтовал поврежденную лодыжку, потыкал в нее пальцем, повертел в руке и, наконец, изрек:
– Не думаю, что кость сломана, но я рекомендовал бы на всякий случай заново перевязать ее и по меньшей мере в течение недели не перегружать. Если заболит, дайте ей отдых. Если не хотите остаться инвалидом на всю жизнь, ха-ха-ха!
«Что за весельчак этот сукин сын», – подумал он, когда доктор ушел.
Осмотр его измучил. И расстроил.
– Он очень хороший доктор, – бросилась на его защиту Мэдди. – Он не из тех, кто необоснованно оптимистичен…
– О да. Я заметил его оптимизм. По его мнению, мне повезло, что у меня вообще есть мозг, пусть даже я никогда не узнаю, кто я такой. А если я пошевелюсь, то останусь инвалидом на всю жизнь. И все это говорится таким бодрым тоном!
Она рассмеялась.
– Это полезная рекомендация. Вы что-то очень бледны. Почему бы вам не поспать?
Именно этого ему хотелось больше всего, но он боялся показаться ей слабым и беспомощным.
– Со мной все в полном порядке, – начал было он, но она задернула занавески, оставив его в одиночестве. – Обычно я слабеньким не бываю, – сказал он, обращаясь к занавескам. – В сущности, я здоровый энергичный мужчина.
Она рассмеялась и крикнула в ответ:
– Откуда вам знать?
Мгновение спустя хлопнула закрывшаяся за ней входная дверь, и он услышал, как она сказала детям, чтобы играли подальше от коттеджа, потому что незнакомец спит.
Она права: откуда ему знать?
«Незнакомец» – так теперь его звали. И еще – «вы» или «сэр», в зависимости от того, кто с ним разговаривал, С этим нельзя мириться. Он должен напрячь память, должен вспомнить…
– Туда нельзя, он спит, – раздался хриплый шепот, разбудивший его.
– Но он спит уже несколько дней, – ответил громким шепотом другой голос.
– Это потому, что он ударился головой. И Мэдди сказала, чтобы мы его не беспокоили… Джон!
Занавески раздвинулись. На него взглянул старший мальчик.
– Смотри, он проснулся! – радостно воскликнул Джон, но, спохватившись, тихо добавил: – Кстати, я его не беспокою, а просто разговариваю с ним. Причем очень спокойно. Не так ли, сэр?
– Ты его разбудил! Мэдди рассердится, – раздался голос заглянувшей за занавеску старшей девочки. – Простите, сэр. Я говорила Джону…
– Все в порядке. Ты Джейн, не так ли?
Она кивнула и покраснела, довольная, что он запомнил ее имя.
– Я не спал, – солгал он. Стараясь держать голову прямо, он приподнялся на локте. – Ну, Джон, чем я могу тебе помочь?
– Ну-у, я хотел поговорить о вашем коне, – начал мальчик.
– Надеюсь, он не пострадал? Я думал…
– Нет-нет, сэр. Он в великолепном состоянии. Просто…
– Просто у него нет имени, – произнес хриплый голосок.
Последовало пыхтение, какая-то возня, возле кровати появился стул, и он увидел лицо девочки.
– Видите ли, сэр, мы…
– Мы – это мы с Джоном, – объяснил Генри. – Это мы ухаживаем за ним, сэр…
– Поэтому мы хотели бы назвать его Молнией, потому что он такой быстрый и на лбу у него звездочка, – продолжил Джон. – Но девочки…
– Но он не похож на молнию! Во лбу у него звездочка, и назвать его нужно Стелла – Звезда, – закончила Джейн.
– Стелла – девчоночье имя, а он жеребец! – возмутился Генри.
– Мы решили спросить у вас, сэр, – закончил Джон. – Мэдди сказала, что вы потеряли память, так что настоящего имени мы не узнаем, но ведь его надо как-то называть, поэтому мы решили попросить вас выбрать имя.
– Понятно. – Он посмотрел на лица пятерых ребятишек, выстроившихся возле кровати. – А у вас, мисс Люси, есть мнение по поводу того, как следует назвать моего коня?
– Пегги, – решительно заявила девочка.
Все дружно рассмеялись.
– Нельзя назвать его Пегги, Люси, потому что он мальчик, – сказал ей Генри.
– Это не имеет значения, – упорствовала Люси. – Пегги в честь Пегаса.
– Но у него нет крыльев… – начал было Генри, однако на него шикнул брат.
– Сэр? – Они все ждали, что скажет он.
Он в задумчивости потер подбородок.
– Все это прекрасные имена.
Он чуть было не сказал им, что его конь будет откликаться на любое имя, но увидел, что они воспринимают это очень серьезно. В котелке над огнем что-то варилось, распространяя аппетитный пряный запах.
– Перчик! – сказал он. – Его имя Перчик.
– Вы это вспомнили, сэр? – спросил явно довольный Джон.
– Вспомнил, – солгал он.
Раньше ему было безразлично, как зовут его коня. Но отныне его будут звать Перчик.
– А свое имя вы тоже вспомнили, сэр? – спросила его Джейн.
– К сожалению, нет.
Дети, кажется, огорчились.
– Вам тоже надо дать имя, – озабоченно сказала Люси. – У каждого должно быть имя.
– Не хотите ли выбрать имя для меня? Нельзя же, чтобы меня все время называли «сэр» или «эй, ты» или «человек». – Он показал им свой носовой платок. – Имя, которое начиналось бы на букву Р.
Дети сразу же начали перечислять те же самые имена, которые уже перечислял он, но ни одно из них не находило отклика в памяти.
– Называть взрослого человека по имени неуважительно, – возразила Джейн. – Нужно придумать фамилию.
– Возможному него есть титул, – высказал предположение Джон. – Тогда мы могли бы называть его по титулу. Как Веллингтона например.
– Райдер [1] [1] Всадник (англ.).
[Закрыть], – сказала Люси. – Мистер Райдер, потому что он приехал сюда верхом на коне, а потом упал.
– Отлично, – сказал новоиспеченный Райдер, умышленно игнорируя слова «а потом упал». – Пусть будет «мистер Райдер».
– Мэдди идет, – прошептала Сьюзен. – А она не велела нам беспокоить этого человека.
– Не человека, а мистера Райдера, – исправила ее Джейн, и дети торопливо направились к задней двери.
«Мистер Райдер» снова улегся на постель и сделал вид, будто его никто не потревожил.
Мгновение спустя в коттедж вбежала Мэдди. Просунув голову между занавесками, она торопливо проговорила:
– Что бы вы ни услышали, что бы здесь ни происходило и ни говорилось, не просыпайтесь! Вы меня поняли? Крайне важно, чтобы вы якобы продолжали оставаться в бессознательном состоянии. И не вздумайте шевелиться!
Она снова сдвинула занавески, не дав ему спросить, что, черт возьми, происходит. В дверь постучали.
– Ах, мистер Матесон! Какой приятный сюрприз, – сказала явно удивленная Мэдди.
– Здравствуйте, дорогая моя мисс Вудфорд, – произнес глубокий проникновенный голос, каким обычно разговаривают проповедники. – Я счел своим долгом навестить вас в столь тяжелый для вас час испытаний.
– Тяжелый для меня час испытаний?
Проникновенный голос стал ниже и приобрел драматическое звучание.
– Я имею в виду непрошеную дополнительную обузу.
– Непрошеную… Ах, вы, наверное, имеете в виду раненого незнакомца? Так он не является для меня обузой.
«Маленькая лгунья», – подумал «мистер Райдер».
– Ну конечно же, он является обузой, – заявил преподобный Матесон. – Незамужняя молодая леди вынуждена предоставлять кров незнакомому мужчине! Причем мужчине, следует добавить, обладающему неприятными привычками!
Что еще за «неприятные привычки»? Ему страшно хотелось потребовать объяснений, но, следуя указаниям хозяйки, он лежал не шевелясь, якобы пребывая в бессознательном состоянии. Что, черт возьми, имеет в виду этот пустозвон, говоря о его «неприятных привычках»?
– Так вы его знаете? – спокойно спросила она.
– Нет, слава Богу, его не знаю. Но я знаю людей подобного типа.
– Что же это за люди?
– Негоже мне объяснять это вам, но достаточно будет сказать…
– Вы имеете в виду тех, кто путешествует, не имея при себе ночной рубахи? – спросила она.
Он издал какое-то кудахтанье, но ее это не остановило.
– Доктор сказал мне о вашем беспокойстве, мистер Матесон, но, уверяю вас, для тревог нет никакой причины. Нам удалось надеть на него рубаху, которую вы прислали…
– Нам? – грозным тоном воскликнул мистер Матесон.
– Доктору и Джону, конечно, – ловко вывернулась она.
Умница! Доктора и Джона даже поблизости не было, когда она накидывала на него эту проклятую штуковину. Неудивительно, что рубаха болтается на нем. Этот преподобный краснобай, наверное, такой же округлый, как его фразы…
– Надеюсь, что причин для беспокойства нет. И вам, мисс Вудфорд, нет больше необходимости упоминать об интимном предмете мужской одежды. Я понимаю, как это должно быть неприятно для леди.
«Интересно, что бы подумал этот преподобный пустозвон, если бы узнал, что она сняла с меня все до последней нитки и абсолютно голого уложила в свою постель. А потом сама легла рядом; хотя все было совершенно целомудренно». Он с трудом подавил смех.
– Что это было? – поинтересовался Матесон.
– Ничего, – торопливо заверила его Мэдди. – Упоминание об интимных предметах мужской одежды меня ничуть не оскорбляет. Каждую неделю стираю нижнее белье мальчиков. А теперь не хотите ли чашечку чаю? Правда, это всего лишь мятный чай с медом, но…
– Нет-нет, благодарю вас. Моя супруга ждет меня к чаю. Но мне показалось, будто я слышал…
– Это ребятишки играют… Мистер Матесон, умоляю вас не тревожить…
Преподобный резко распахнул выгоревшие красные занавески.
Последовало продолжительное молчание, пока он изображал лежащего без сознания человека под пристальным взглядом викария. Он чувствовал его дыхание, когда тот наклонился к нему поближе. От викария пахло портвейном и тмином.
Он попытался изобразить человека, находящегося на краю могилы. «Интересно, насколько глубоко дышит человек, находящийся без сознания? И приоткрывается ли у него при этом рот?» Он решил, что не приоткрывается. Это выглядело бы непривлекательно, а ведь она наверняка стояла рядом с викарием, с подозрением вглядывавшимся в его лицо.
– Бандитская внешность, – заявил викарий. – Настоящий пират.
– Это из-за ссадин и бинтов, а еще потому, что он несколько дней не брился.
«Значит, она тоже думает, что я похож на пирата?»
– Он почти все время находится в таком состоянии, – сказала она викарию. – Не шевелится ни днем, ни ночью. Так что вы сами видите, что для меня он не представляет никакой опасности.
«Она меня защищает. Это уже интересно».
– Доктор Томпсон сказал, что сегодня он приходил в себя.
– Да, это правда, но он был так измучен осмотром, что почти сразу же снова погрузился в бессознательное состояние и с тех пор не пошевелился.
Викарий без всякого предупреждения резко ткнул его в пальцем именно с той стороны, где еще не зажили ссадины. Он взвыл от боли, однако ему удалось превратить вой в тон. Он надеялся, что это выглядело убедительно. Больно было чертовски.
– Мне это не нравится, мне это совсем не нравится, – казал викарий.
«И мне не нравится, когда ты тычешь в меня пальцем», – подумал он.
