Текст книги "Иллюзия свободы (СИ)"
Автор книги: Анна Грэм
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Она облизывает сухие губы, которые начинают блестеть в свете уличных огней, и у Кайла зубы сводит. Уйти или, наконец, начать говорить – выбор невелик, но выбрать надо, иначе это некстати возникшее ощущение вот-вот заполонит всё нутро. А ведь сержант был чертовски прав! Хантер сжимает и разжимает кулак, беспокоя разбитую кожу на костяшках, чтобы болью приглушить вожделение, растущее со скоростью ветра, при одном лишь взгляде в растянутый вырез её футболки.
– Того парня, который угрожал вам, скоро выпустят. Запирайте окна и двери, не оставайтесь одна в баре, найдите охрану…
– У меня нет нянек, – Кали резко обрывает его словесный поток, потому что не видит в нём смысла. Единственное, что она может из этого списка – это закрывать двери с окнами на хлипкие замки, которые легче лёгкого выбить одним ударом ноги. Наверное, проще отрастить третью руку и всегда держать оружие наготове, чем выполнить всё то, что он говорит.
– Это можно решить. К Гарсии не обращайтесь, иначе он никогда не слезет с вас. Я найду способ сделать так, чтобы он от вас отвалил.
Кайл сам не знает, на кой чёрт себя выставляет героем, так что стыдно становится. Мог бы и молчком всё сделать, но нет же. Надо, чтобы девчонка знала, кто тут самый крутой парень на районе, чтоб оно всё. С досады Хантер трёт лоб и делает два шага назад, в темноту. Ему больше нечего сказать, дело остаётся за малым – за свои слова ответить.
– Зачем вы помогаете мне? Зачем вам всё это?!
Кали словно ставит ему подножку. В её голосе звенит отчаянная надежда, что в этом мире ещё не всё измеряется личной выгодой. Она словно сама себе не верит и в то же время отчаянно желает ошибаться. Кайл не хочет рушить её чаяния, потому что в данный, конкретный момент ни черта у него никаких высоких целей нет, как бы он ни убеждал себя в обратном. Просто эта красивая мексиканка ему нравится, вот и всё объяснение.
– У меня с ним личные счёты, – вроде и правду говорит, и лжёт одновременно. Он так и не набил ему рожу за Риту, чтобы потом эта самая Рита не зализывала подонку раны, хотя сисек, в которые можно уткнуться, у Гарсии и без Риты хватает. Какая же глупая! Ну, уходила бы, бог с ней, но выбрала бы кого-нибудь нормального!
– Вы странный, – голос Кали вышвыривает его из болота мыслей, в которых он уже по привычке тонет изо дня в день, захлёбывается порой, да только руку протянуть некому, и помощи он ни от кого не ждёт. От Риты остался один только полустёртый оттиск в памяти, мало напоминающий былые чувства (а были ли они?), да только рана по-прежнему нарывает. Под чёрным, цепким взглядом Рейес Кайлу становится тошно от самого себя, потому что он всё ещё копается в своём дерьме с удовольствием мазохиста, а пора бы давно закончить это неблагодарное дело.
– Я просто хочу помочь. Хоть кому-то, – язык шевелится быстрее мозгов, Кайл чувствует, что слова его звучат, будто мольба. Он словно просит её позволить помочь ей, потому что родному брату он помочь не может, Рите помощь не нужна, матери помогать уже поздно, а улицам района, на которые он однажды клялся вернуться в полицейской форме, помочь невозможно. И сам он, похожий на узкий переулок, заканчивающийся тупиком, помочь себе не может тоже.
– Я не знаю, чем вы можете мне помочь, но… спасибо, – Кали как-то по-особенному сложно даются слова благодарности, да он, собственно, ничего и не сделал, чтобы его благодарить. Наверное её настрой смягчяет это пресловутое «враг моего врага мой друг», а может, где-то в глубине души она просто очень хочет кому-то верить. – За беспокойство.
Кали ничего больше не говорит, но Кайл слышит, что в её голосе больше не звенит раздражение и сама она, всегда твёрдая и напряжённая, как сжатая пружина, вдруг становится растерянной. Она уходит обратно в свой бар, чуть ссутулив плечи, и Хантеру начинает казаться, что за одно её «спасибо», за этот на миг потеплевший взгляд, сделает всё, что угодно.
Эйса Ривера выходит из терминала лос-анджелесского аэропорта и смотрит в тёмное угрожающе-синее небо, тяжёлое, как свинцовый блин – кажется, она привезла дождь с собой. Она садится в первое попавшееся такси и называет адрес своей теперешней квартиры – квартиры которую сняли для неё агенты на неопределённый срок. Хотя на самом деле срок был определён сразу и звучал он «чем раньше, тем лучше».
Эйса прокрутила в голове тысячи вариантов возможного развития событий, но не пришла ни к чему конкретному – всё, абсолютно всё упиралось в Данэма. Он мог вовсе не выйти на контакт, не явиться на её зов, как на то рассчитывал Беккет, а если и явится, то никто не может гарантировать, что он подпустит её к себе ближе, чем на расстояние выстрела, а тем более позволит влезть в голову. Эйса отдавала себе отчёт, что для Беккета она – всего лишь одна из множества попыток, план А, при наличии планов В и С и D, и что если она провалится, то они просто приступят к другому. Её значение в этом деле колебалось чуть выше нуля, и это было погано. Она лишь пешка, которую неопытный игрок подвинул на неподходящую клетку, и королевой от этого она не стала. Приходилось снова и снова набивать себе цену, невозмутимо поднимая таблички с суммами, которых у неё нет, словно на аукционе, в которую превратилась её жизнь.
Время, проведённое в Синалоа за спиной Джо теперь казалась ей беззаботным временем юности, где знай только стреляй метко да вовремя уходи от полиции, чтобы потом всю ночь пьяно отрываться в кабаках Франко или до утра обтрахивать вместе с Джо все до единой горизонтальные поверхности его квартиры. Она тогда ни о чём не думала. Даже о том, что умудрится дожить до двадцати семи, и особенно с такой хренью в мозгу.
Эйса критически оценивает небольшую, полуголую квартирку, отмечая в плюсах лишь панорамные окна с видом на город, рассматривает сквозь них припаркованный у магазинчика фургон и водителя внутри, подозрительно похожего на Лару Кинг. Та склоняется над приборкой и смотрит в зеркало заднего вида, кажется, поправляет макияж. Точно она. Беккет оставляет свою бойцовую собаку на внешнее наблюдение. Сам же является через полчаса в форме ремонтного рабочего, чтобы рассовать по помещению спецтехнику.
– Я что, даже отлить не смогу без вас? – Эйса первой нарушает старательное сопение Беккета под потолком над душевой кабиной.
– У вас сейчас вообще нет никаких прав, сеньорита, – надменным тоном отвечает ей агент, спускаясь со стремянки.
Были бы у неё деньги на адвоката, она бы разъяснила ему свои конституционные права, которые ещё у неё остались, но денег не было и факт её работы на Управление вряд ли где-то официально фигурирует, пока нет результата. Высокомерие Беккета её адски бесит. Выскочка, заполучивший в руки первое серьёзное дело, мечтающий выслужиться, занять местечко потеплее и повыше, чтобы каждый день смотреть с гордостью в своё обрюзгшее от времени, алкоголя и пережора лицо, мол, я служу своей стране. На деле такие деятельные ребята, как агент Беккет, лажают чаще всего: их кипучая жажда движухи, подогреваемая ощущением собственной важности, заставляет их совершать ошибки. Ошибкой было заставлять её ехать в Лос-Анжелес – город, в котором Эйсе ловить абсолютно нечего, кроме пули от людей Франко, и никакого правдоподобного объяснения, чтобы предъявить его Данэму, если он спросит, у неё нет. А он спросит. И от этой ошибки – она чует это, как охотничья собака чует следы удравшего зайца – пойдёт череда других.
– Дайте руку, – в приказном тоне говорит агент. Эйса подчиняется. Беккет защелкивает на её запястье браслет толщиной в треть дюйма. Простой желтоватый металл с напылением – не золото, а подделка. Ривера такие вещи определяет на глаз, очень уж весело вещица блестит.
– Что это за убожество? – Эйса с отвращением трясёт рукой, словно пытается скинуть с себя паука.
– Не нравится подарок? – ехидно ухмыляется Беккет, делая шаг ближе. – Здесь датчик движения и микрофон. Не стоит его снимать, иначе мои парни ринутся вас спасать.
Он молод, наверное, даже её ровесник, а то как тщательно уложены его волосы, говорит о том, что он осознает собственную физическую привлекательность и со знанием дела спекулирует ей. Наверняка, предложи она ему развлечься, Беккет не отказался бы, тем более датчики ещё не активированы. Чёрный кожаный диван на контрасте с белыми стенами гостиной так и просит, чтобы его обновили парой актов взаимного удовлетворения, вот только Эйса как альтернативу этот вариант не рассматривает. Спать с теми, от кого она зависит, значит пасть в собственных глазах. С ней уже было такое, повторять она не собирается.
– Если вы не хотите, чтобы Данэм спалил всю вашу шайку с первой же минуты, то дадите мне полную свободу действий. Если я не могу выйти на связь в указанное время, значит, не могу. Если сниму эту дешёвую дрянь, значит, она не соответствует месту, времени, обстоятельствам, нужное подчеркнуть, – чеканит Ривера, вгрызаясь в его довольное лицо злым взглядом. – Если вы каким-то образом попытаетесь контролировать мои действия или указывать мне, что делать…
– С чего бы это?! – изумленный возглас Беккета похож на клёкот индюка, которому сдавили шею. Он прерывает её монолог и весь подаётся вперёд, словно пытается задавить её своей значимостью.
– С того, что вы идёте на гризли с деревянной палкой. Если вы считаете, что все эти ваши пароли, датчики, жучки, ту жируху в тачке под окном он не прочухает, то вы плохо изучили его дело, сэр, – Эйса выделяет слово «сэр» особо, вкладывая в него всё пренебрежение, на которое способна. – Вы проколетесь, он убьёт меня и вы не получите ничего. Если не согласны, можете надевать на меня наручники и везти в тюрьму, – она отчаянно блефует, надеясь оставить для себя как можно больше путей отхода, как можно больше возможностей вывернуться, как можно выше поднять свою значимость. Беккет на это молчит, его взгляд жжёт ей шею, ключицы, режет ей лицо. Она читает в нём «надо же, мексиканская сучка смеет показывать зубы» и тихо злорадствует, что его это бесит. Беккет пытается играть во взрослые игры, но у неё опыта в них поболее, чем у него.
– И доступ к моим картам верните, – Эйса пользуется замешательством и продолжает наседать. – И пистолет.
Беккет продолжает отмалчиваться, уголки его губ кривятся в злой усмешке, когда он подносит трубку телефона к уху и требует проверку связи. Все датчики работают, картинка есть, звук тоже. Он поднимает с пола свой якобы чемоданчик с якобы инструментами и движется к выходу.
– Не тяните, сеньорита, – бросает он ей напоследок и берётся за ручку двери.
– Вы планируете взять его сразу, как он появится? – Эйса цепляет Беккета вопросом, словно крючком, вынуждая его застревать в дверном проёме и озираться по сторонам в попытке определить, всё ли чисто.
– Вы ведь сами сказали, он не расколется даже под пытками.
Беккет оставляет за собой право не делиться планами. Он улыбается и мягко закрывает за собой дверь, мстительно радуясь, что последнее слово всё-таки осталось за ним.
Эйса молча открывает чемодан и достаёт красное платье. Поискав в гугле ближайший приличный ресторан, она надевает высокие каблуки и выходит из дома. На водительском месте в фургоне пусто, значит, Лара Кинг в грузовом отделении – наблюдает, смотрит, записывает.
Ривера не позволяла ужасу своего положения накрыть себя с головой, но сейчас она ест дораду на углях, пьёт сухое терпкое вино с каким-то зверским, нервным аппетитом, словно это её последний ужин перед смертной казнью. Руки дрожат, когда она вынимает из сумочки телефон, пальцы промахиваются мимо нужных букв, когда она набирает простое слово и отправляет его адресату, чей номер отпечатался у неё на подкорке, будто клеймо работорговца.
«Привет»
Официант с удивлением смотрит на почти пустую бутылку и на Эйсу, которой лёгкое вино идёт, как вода, вежливо интересуется, не нужно ли что-то ещё. Ривера заказывает кофе и брауни.
Запомнить все самые яркие вкусы, цвета, запахи – она смотрит на своё отражёние в зеркале витрины, когда, расплатившись по счёту, выходит из ресторана и идёт по магазинам, и замечает, что её платье сияет в лучах закатного солнца, по-особенному яркого после недавнего дождя. Она покупает бутылёк недавно выпущенных «Шанель», а ближе к ночи жуёт хот-дог, прислонившись к парапету возле автобусной станции. Эйса пытается убить время, потому что телефон молчит. Данэм ей не отвечает.
Чувство тревоги не даёт ей покоя, когда она поднимается по общей лестнице в фойе, когда вызывает лифт и ждёт, когда мучительное чувство полёта прекратит давить на виски. Ривера поворачивает ключ в замке, дёргает ручку вниз и делает несмелый шаг внутрь квартиры, которая сейчас больше всего напоминает ей аквариум в торговом центре, открытый со всех сторон взглядам любопытствующих зрителей.
По едва уловимому запаху, по мимолетному движению воздуха, по взвывшему вдруг сиреной внутреннему чутью, Эйса понимает, что не одна. Она заносит руку, чтобы включить свет, но конечность замирает на полпути словно её отделили от тела так стремительно, что мозг ещё не успел обработать сигнал боли.
– Привет.
Это был живой, запоздалый ответ на её смс. Вопреки всем законам логики он здесь.
6. На коротком поводке
– Привет.
Эти неизменные нотки хозяина положения в голосе словно вскрывают её наживую. От неожиданности Ривера отшатывается назад, роняет сумочку и ударяется затылком о дверь. Каким-то чудом ей удаётся не закричать. Она суёт руку за зеркало в прихожей, туда, куда она спрятала возвращённый Беккетом пистолет, но не находит ничего.
– На всякий, – доносится из комнаты, и, сделав ещё полшага вперёд, Эйса, наконец, видит его. Данэм сидит в кресле, широко раскинув ноги, небрежно вертит на пальце её оружие за спусковую скобу. – Вдруг пальнешь со страху.
В тот день, когда Эйса уезжала из отеля «Таити», она знала, что рано или поздно снова увидит его. И знала, что не будет к этому готова. Сейчас, глядя на него сверху вниз, из дальнего конца комнаты, Ривера чувствует, что теряет способность говорить и мыслить. Она видит перед собой не только силуэт Оливера Данэма – свой ночной кошмар – но и въедливое лицо Джона Беккета, словно вокруг неё не стены, а огромные экраны со статичной картинкой, по другую сторону которых собрались праздные любители вечерних телешоу. Эйса не представляла, что всё будет настолько сложно. Что она не сможет играть перед ним.
– Соскучилась?
Эйса слышит в его голосе смех. Она не видит его лица, лишь причудливые игры теней и кроваво-алые блики лучей закатного солнца, рвущие плотную темноту комнаты сквозь приоткрытые жалюзи.
– Возможно, – уклончиво отвечает она, продвигаясь боком вдоль стены, тихо и неслышно, словно крадущаяся кошка. Тень на его лице искажается, вычерчивая глубокие борозды мимических морщин – он ухмыляется, ни на секунду не веря ей.
– Постригла волосы?
– Это же очевидно.
Ривера машинально трогает кончики своего удлинённого каре и дёргается, словно от громкого крика – в организме происходит сбой, бесконтрольный мышечный спазм выдаёт её состояние. Оказавшись зажатой между молотом и наковальней, Эйса не думала, что её размозжит первый же удар. Ложь – профессия, вскормившая её в нищем Синалоа, позволявшая ей выжить там, где другие сошли бы с ума от мук совести, от ломки моральных ценностей – именно на их осколках она сумела подняться – но сейчас её притворство не стоит ни цента. Оливер Данэм – пёс с отличным нюхом, и было очень самонадеянно думать, что его можно провести.
– Нервничаешь? – его вопрос звучит тихо и вкрадчиво, но для неё этот звук словно скрежет ножовки по берцовым костям. Как в тот день, когда он разбирал труп Вельховена на части.
«Я не просто нервничаю, я сейчас здесь просто сдохну к чёртовой матери», – вертится на языке, но Эйса молчит, лишь тянет губы в ответной ухмылке и щёлкает выключателем бра.
У него по-модному взъерошены волосы, на ногах у него берцы и чёрные джинсы с потёртостями. Светлая рубашка расстегнута на три пуговицы, в тёмном провале меж линий пуговиц и петель поблёскивают два армейских жетона на цепочке. Он выглядит свежим, не в пример ей, не успевшей даже толком выспаться после перелёта, ей, в красном платье, больше похожем на погребальный саван. Его физическая привлекательность никуда не делась, Эйса клянёт себя за то, что подмечает и эту деталь и даже прикидывает в уме причины, по которым решилась бы снова лечь с ним в постель. Воспоминания о том, что он едва не убил её, бьют по мозгам не хуже шоковой терапии, но тот факт, что она одной ногой за решёткой, а другой – в пыточных подвалах картеля Франко заставляет её забыть о сантиментах. Она должна выжить, иначе всё не имеет смысла.
– Ты взволнована встречей или что-то случилось? – тон его голоса из игривого меняется на серьёзный, Данэм подаётся вперёд, складывает в замок руки и смотрит на неё так, будто видит, как за слоем кожи и мышц, в клетке рёбер у неё бешено колотится сердце.
Решение приходит внезапно, словно озарение свыше. Эйса смотрит вверх, на точку видеокамеры, вмонтированной в подвесной потолок, а после прямо Данэму в глаза, надеясь, что он поймёт её жест правильно.
«Нам придётся устроить небольшой спектакль»
– Раздевайся, – она бросает ему вызов, глядя на него самым сладким взглядом из своего арсенала, выпрямляет спину, разворачивает плечи, выставляя напоказ грудь, роскошно подчеркнутую глубоким вырезом. Мягким взмахом руки, Эйса расстёгивает боковую молнию на платье, позволяя дорогому куску красной тряпки, словно по сценарию дешёвых мелодрам, мягко соскользнуть по её ногам. Оставшись в вызывающе откровенном кружевом боди, она, по-блядски вихляя бёдрами, направляется в ванную. Скользнув страждущим взглядом по телу Данэма – от кадыка до явно вздыбившейся ширинки, Ривера скрывается за дверью.
Эйса делает взмах волосами, глядя в зеркало, словно пытаясь сбить некстати возникшую скованность, включает воду и начинает медленно перебирать застёжки боди. Кружево отлегает от тела, позволяя нагретому воздуху ванной касаться кожи, ласкать затвердевшие соски и чувствительную гладь живота. Эйса прикрывает глаза, когда ощущает спиной чужое присутствие – Данэм втягивает носом запах её кожи у основания шеи, суёт руку в вырез боди и сжимает ей грудь.
Монотонный звук, грохот воды о пластиковую коробку душевой создают подходящий шумовой эффект – Ривера ни на секунду не перестаёт здраво соображать, несмотря на то, что Данэм лишь больше раззадоривается. Его пальцы играют с её соском, возбужденный член упирается в её отставленный зад, зубы и язык оставляют на коже плеч горячие, мокрые следы. Она смотрит ему в глаза, смотрит на движения его рук, на свою грудь, полностью обнаженную, на боди, висящее на талии бесформенным куском, на своё лицо, на котором яркими пятнами румянца расцветают все оттенки нарастающего вожделения – Данэм знает, что делает, пусть это и не входило в её планы.
Наверное то, что за ними наблюдает как минимум две пары глаз, придаёт остроты – Ривера шире раздвигает ноги и прогибается в пояснице, когда пальцы Данэма проскальзывают за край её трусиков. Наверняка Беккет хотел увидеть подтверждение своим выводам, хотел увидеть доказательства её связи с Данэмом – так пусть теперь наслаждается. Джон Беккет наверняка хотел это увидеть: как она трётся о мужские пальцы, как кривит ярко накрашенный рот, стеная от удовольствия, как ласкает собственную грудь, потому что у её партнёра только две руки. Её возбуждает тот факт, что, возможно, после Беккет снимет мексиканскую шлюху или подрочит в душе на её образ-воспоминание, а может на сфотканный втихую мобильником экран монитора. Её возбуждает тот факт, что теперь она будет иметь над ним власть, ту самую унизительную для любого мужчины власть шлюхи, дающей всем, кроме него одного. И тот факт, что за яркой картинкой происходящего он, возможно, не увидит того, что она задумала сделать.
Данэм собирается иметь её в зад, Эйса чувствует, что его пальцы двинулись выше, распределяя влагу, толкнулись в кольцо мышц, вызывая волну дрожи вдоль позвоночника. Ривера расслабилась, впуская внутрь его палец, позволяя ему растягивать себя осторожными круговыми движениями. Эйса включает воду в раковине, подставляет запястье с браслетом под струю воды словно невзначай. Она охватывает его шею другой рукой, кладёт голову на плечо, поворачивает к нему лицо, словно ища поцелуя.
– Федералы знают о каждом твоём шаге, – она шепчет ему в ухо надрывным, сбивчивым шёпотом, словно не в предательстве признаётся, а говорит стандартную пошлость, которой обычно подначивает мужчин трахать её долго и качественно. – Меня заставили сотрудничать.
– Что ты успела им слить?
Данэм не дёргается, не меняется в лице, лишь глубже и резче вталкивает палец в анус, заставляя её возмущённо вскрикнуть.
– Ничего. Поверь, они знают гораздо больше меня. Им нужно доказать, что Маркус Холт – это Человек, – Эйса пытается уловить изменения в выражении его лица, его реакцию на то, что она знает имя, но не видит ничего, лишь чувствует, что его пальцы перемещаются на клитор. И теперь она точно ни черта не увидит – всё нутро сворачивается узлом от ощущения близкого оргазма, взгляд туманится и голова перестаёт соображать. – А это можно сделать, дожав тебя.
– Пусть попробуют достать меня, – он сгребает её волосы в кулак, заставляя слишком сильно запрокидывать голову, а после толчком груди опрокидывает её на столик раковины, прижимает окольцованное браслетом запястье ко дну.
– Ты уже здесь, – выдыхает Ривера за секунду до того, как Данэм рвёт ей трусики оставляя её с голым задом, полностью готовую принять его в позе собаки.
Мир перед глазами мутнеет. Эйса не понимает, когда игра вышла из-под контроля и когда Оливер Данэм начал вести её по своим правилам. Страх истончается, вместо изворотливой, рассчетливой мексиканской уголовницы из шкуры вылезает похотливая сучка, чьи мысли «Давай скорее, скорее, быстрей!», чьё одуряющее желание ощутить внутри твёрдость возбужденного члена, перебивают эфир. План притвориться летит ко всем чертям вместе с клятвой никогда больше не ложиться под этого мудака, теперь её тело изнывает в ожидании разрядки.
– Кто подарил тебе это дерьмо? – Данэм брезгливо поддевает браслет, поднимая её руку над раковиной, словно обломанную плеть. – Я думал у тебя мозгов побольше, но ты предпочла работать пиздой.
Он резко вынимает пальцы из её вагины, заставляя Риверу чертыхаться и судорожно сводить колени в попытке ухватить хоть крупицу стремительно утекающего оргазма. Данэм крепче перехватывает её запястье, сжимает браслет и дёргает его на себя. Застёжка лопается, куски покрытого позолотой металла со звоном летят на дно раковины.
Эйса трёт покрасневшую кожу, но не чувствует боли – слишком широк эмоциональный спектр, всего не захватить – лишь где-то на краю сознания она понимает, что Данэм не в плену у эмоций. Данэм избавил её от браслета с прослушкой со знанием дела. Он понял её. Теперь дело за малым – прийти в себя и разобраться, что делать дальше.
– Поехали проветримся, – с какой-то неуловимой брезгливостью, наигранной обидой обманутого любовника бросает в её сторону Данэм, ополаскивая руки от липких следов её возбуждения.
– Пошёл ты, – выплевывает в его сторону Эйса, скидывая с себя остатки одежды. Совершенно голая она пружинистым шагом возвращается обратно в комнату, поднимает платье, ищет глазами сумочку, мобильный. Его она не возьмёт, притворится, что забыла. Больше на ней прослушки нет. Беспокоиться можно лишь о том, что группа захвата ворвётся в её квартиру, получив сигнал о потере связи, но это так, сущие мелочи.
– Поехали, я сказал, – его ровный тон не терпит возражений, несмотря на то, что в нём не слышно ни зла, ни ревности, ни пренебрежения. Он играет негласно предложенную ему роль, но где-то под толстым слоем лжи скрывается правда, Эйса чувствует это. Данэм гнёт собственную линию, и какая часть представления предназначалась Беккету, а какая лично ей, ещё предстоит выяснить.
Далеко идущих планов Ривера не строит. Действовать по обстоятельствам, идти вслепую, принимать решения сходу – в этих переменчивых условиях другого не дано, она выходит из квартиры вслед за Данэмом, садится на переднее сиденье его нового чёрного седана с неприлично крупным значком «Мерседес», которым оснащают теперь самые новые спортивные модели.
Внутри всё ещё пахнет новьём, синяя подсветка приборки озаряет кромешную черноту салона, бликует на чёрных кожаных креслах и делает атмосферу в салоне будто бы на пару градусов холоднее. Эйса чувствует, что в платье на голое тело ровно что без него – каждый дюйм обшивки ощущается так остро, словно в ней снова его пальцы. Она возбуждается по новому кругу и злится, что на платье наверняка останутся следы.
– Рассказывай, где облажалась.
– Понятия не имею.
Эйса достаёт из сумочки «Шанель», открывает флакон, наносит на волосы пару капель, вдыхая аромат упущенных возможностей. Она отдаёт себе отчёт в том, что ей предстоит гонка на выживание, и Данэм сейчас – лишь средство ненадолго обхитрить противника и выиграть фору. Она надеялась, что всё сработает, как надо.
– Я подскажу. Тот хрен, с которым ты в садо-мазо игралась. Он с твоим бывшим боссом на короткой ноге, – Данэм выруливает на шоссе, занимает свободную полосу и давит на газ.
Эйса бросает на него резкий, изумленный взгляд. Стоило догадаться, что Данэм ни на минуту не выпустит из поля зрения свой подарок, несмотря на благородный порыв отпустить её на все четыре. Он смотрел на всё, что она творила и не вмешивался, никак себя не проявлял, позволяя ей резвиться на стороне, совершать ошибки – сама добродетель и терпение, чтоб его. Эйса не понимала его мотивов, как и не понимала, что за игру он ведёт и насколько она идёт вразрез с её собственной. Новость о том, что Франко наверняка уже в курсе, что она жива, спокойствия не добавляет.
– Твои друзья увязались за нами.
Он едко смеётся, задерживая взгляд на зеркале заднего вида, и после резко дёргает рычаг передач. Эйса чувствует, что её вдавливает в сиденье. Желудок липнет к стенке живота, грозясь выплеснуть наружу содержимое – она судорожно тянет на себя ремень безопасности, иначе её просто разметает по салону. Ривера чутко вслушивается в рокот движка, оглядывается назад, замечая в потоке слепящего света автомобильных фар знакомый фургон.
– Надо смыться быстрее, чем нас засекут вертушки, – выдыхает Эйса на очередном резком вираже.
Фургон безнадежно отстаёт, под капотом «Мерседеса» немерено дури, а в профессионализме Данэма, как водителя, сомневаться не приходится – она помнит, как он гнал их с Джо по душным дорогам Эль-Пасо, и если бы они не нырнули под фуру, то он наверняка боднул бы их тачку прямо к отбойникам.
– Вряд ли. Операция секретная, копов подключать не будут, – он съезжает с шоссе в сторону жилого райончика, сбавляет скорость и гасит ходовые огни. Эйса нервно отстегивает ремень и закидывает ноги на приборку.
Мимо плывут приземистые домишки с глухими решетками на окнах, редкие пальмы торчат из зарослей одичалых кустов, над косыми фонарными столбами накинуты провисшие провода с несколькими парами обуви – верный признак того, что их хозяева погибли на этих улицах. Этот район не безопасен – на стенах зданий чернеют граффити, как обозначения границ владений местных уличных банд. На облезлых зелёных воротах Эйса читает «Лас Кобрас», написанное по-испански. Через улицу эта надпись повторяется, но сверху её забили чёткими английскими буквами ярко-белого цвета – «Хантеры». Здесь повсюду следы мелких междоусобиц простому обывателю недоступных: разбитые фонари, сгоревшие скелеты машин, следы от крупнокалиберных пуль на стенах домов – наметанный глаз отмечает всё, Лос-Анжелесское гетто безумно напоминает Эйсе Мексику.
– Скажи, что ты знаешь, – она нарушает затянувшуюся паузу, когда Данэм сворачивает на узкую дорожку, вдоль которой тянутся коробки торговых центров с кислотными вывесками, въезжает на тёмную подземную стоянку, ищет место подальше и потише. Внутри ярко горит лишь надпись «Выход», Данэм паркуется по приборам, дважды мигает себе фарами, чтобы убедиться в том, что у него, в случае чего, достаточно места для маневра, и выключает двигатель.
– Я думал, ты затихнешь, будешь вести скромную жизнь, замуж выйдешь за придурка какого-нибудь, но ты за своё, – откинувшись на спинку кресла, Оливер грозит ей пальцем, словно она, как школьница накосячила.
– Данэм! Что ты знаешь? – Ривера шипит и вся подаётся в его сторону. У неё нет желания ходить вокруг да около и времени тоже нет. Кровь кипит от яда адреналина, от возбуждения и страха, Эйса просто не знает, как со всем этим блядским коктейлем справиться и заставить мозги работать. Она чувствует себя конченой маньячкой, потому что хотеть трахаться в таких условиях ненормально, но организм словно исторгает из себя последние жизненные силы, превращая их в инстинкт размножения. Такое уже бывало с ней, в тот день, когда Оливер Данэм выкопал её из могилы. – Что ты знаешь?
– Федералы здесь с неделю как тусуются по наркоте. Беккет здесь конкретно по боссу, – Данэм крутит кончиком пальца по синему сенсорному кругляшу, выбирая радиостанцию, натыкается на Нэнси Синатру и чуть добавляет звука, а у Эйсы от этого жеста внутренности узлом сводит. Она валится обратно в своё кресло и дважды бьётся затылком о подголовник. Совсем долбанулась, в дерьме уже по самые уши, уже захлёбывается к чёртовой матери в нём, а мысли крутятся лишь возле его проклятого пальца. Пальца сплошь в липких следах её бесконтрольной похоти. – Я понял, что ты попалась, раз прилетела сюда. Мои люди тебя в аэропорту засекли, проследили, где остановилась, кто к тебе ходит. И, надо же, как удивительно всё совпало.
– Мне собираются впаять пожизненное или экстрадировать. А в Мексике я труп.
– И поэтому ты решила сдать им меня?
– У меня не было выбора, – Эйса трогает голой ступнёй прохладное стекло, чуть раздвигает ноги, чтобы поток кондиционируемого воздуха попадал ей под юбку. Она надеется чуть охладить свой пыл.
– Допустим. И что дальше?
Нервы горят, виски противно ноют, а в ушах звенит, словно после удара по голове. Эйса понимает, что Данэм здесь не ради неё или в лучшем случае, не только ради неё, и подставляться он не станет, когда на кону благополучие его босса. А без него ей из лап американского правосудия не выбраться. Он ей не верит, она ему тоже, и это мерзкое ощущение западни давит на череп похуже бетонной плиты. Их встреча не должна была состояться или не при таких обстоятельствах. И у неё нет никаких козырей, кроме одного.
