Текст книги "Скандал"
Автор книги: Анна Годберзен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)
15
Только что сложившиеся пары всегда будут флиртовать друг с другом; из морально-этических соображений необходимо, чтобы им не позволялось делать это на публике. Не стоит, чтобы их видели одних в городе, особенно в театре. И места за обеденным столом должны выбираться так, чтобы эти двое не сидели напротив друг друга. Они будут только дразнить и смешить друг друга, а это непозволительно.
Мистер Л. А. М. Брекенридж. Этикет высшего общества
Генри утешало только то, что правила этикета, предписывающие, как вести себя за столом, были предельно лаконичны, ясны и понятны. Так что ему, к счастью, не пришлось разговаривать со своей будущей женой на протяжении всего вечера. За это время на столе успели смениться шесть блюд – званый обед в честь помолвки. Генри даже взглянул несколько раз через широкий, отделанный ониксом стол на Элизабет Холланд, сияющую и прекрасную, но слишком скромную и скучную, на его вкус. На ее руке теперь сверкал его подарок, гордость «Тиффани». Генри долго смотрел на камень, столь огромный, что скрывал сам палец, и в конце концов понял, что ведет себя грубо. А понял он это, когда его нареченная деликатно кашлянула. Камень был слишком крупным, кольцо было лишено изысканности и, как казалось Генри, не имело к нему никакого отношения. Генри остановил пробегавшего мимо слугу и попросил еще бокал.
Отец, похоже, был доволен и даже немного смущен всеми этими потоками льстивых поздравлений. Очевидно, в этот раз он не заметил, что Генри решил напиться. Старик сидел в кресле во главе стола, громко изрекая высокопарные фразы. Справа от отца расположилась Изабелла. Генри усадили между ней и младшей сестрой, Пруди, которая мнила себя интеллектуалкой, а потому облачалась исключительно в черный муслин и ни с кем не разговаривала. С другой стороны стола, слева от старого Шунмейкера, восседала миссис Холланд с каким-то парнем по имени Бреннан. За ними сидела Элизабет, задумчиво перемешивая в своей тарелке салат из лобстеров.
Через два места от нее сидела Диана, юная и обворожительная. Но вместо того чтобы вести себя сдержанно и спокойно, как требовали приличия, она вертелась, жестикулировала, смеялась, надувала губки, в результате чего и платье, в которое ее впихнули, и сама комната стали выглядеть нелепо и чопорно. Ее глаза то сверкали гневом, то лучились радостью, и в сравнении с ее постоянно меняющимся сияющим взглядом золото на столе выглядело грудой потускневшего железа, а все окружающие казались лишь бесцветным фоном для нее, такой живой и такой прекрасной.
Генри представил ее в своей шляпе и улыбнулся про себя. Целовать младшую сестру через полчаса после предложения руки и сердца старшей – так далеко он еще никогда не заходил! Время от времени он пытался поймать взгляд Дианы, но ей каким-то непостижимым образом удавалось смотреть на все что угодно, кроме него.
– Вы читали «Пробуждение»? – спрашивала она того игрока в крикет из Пенджаба, или кто он там был, расположившегося рядом с ней. Предполагаемый принц качал головой, улыбаясь и продолжая бесцеремонно разглядывать ее.
– Говорят, произведение слишком скандальное, и его вряд ли еще раз опубликуют. Но это гениальная вещь!
– Я впечатлен тем, как много вы читаете, – Принц с такой фамильярностью придвинулся к Диане, что Генри захотелось встать и хорошенько ему врезать, – Когда я жил в Англии, мне казалось, что леди совсем ничего не читают.
– О, да, я порой чужда условностям, – ответила Диана с теми же сияющими глазами, что так вскружили голову Генри в прошлое воскресенье.
Он посмотрел на стол и с радостью заметил полный бокал скотча, появившийся словно по мановению волшебной палочки. Став свидетелем публичного унижения Пенелопы, официально обручившись с ее лучшей подругой и обнаружив, что неотвратимо влюбляется в ее младшую сестру, Генри прибегнул к выпивке как к единственной безопасной тактике. Он повернулся вправо, перегнулся через Пруди к своему другу Тедди и поднял бокал.
– Веселись и благодари Бога, что ты в этом не замешан. Ты можешь сидеть спокойно и наблюдать, как я прохожу через все эти круги ада.
Тедди оторвал взгляд от миловидной кузины Холландов, сидевшей рядом с ним с другой стороны.
– Поздравляю! – ответил Тедди, поднимая свой бокал. – За моего удачливого друга. Ты ее не заслуживаешь.
– Что это значит? – полюбопытствовал Генри.
– Ничего, ерунда, – рассмеялся Тедди. – Пей и не будь таким угрюмым, хорошо?
Генри тяжело вздохнул и залпом опрокинул в себя почти целый бокал крепкого напитка. Его терзали противоречивые чувства, и он сейчас был совершенно не в состоянии в них разобраться. С одной стороны, он уже начал видеть в предстоящем браке определенные плюсы. А с другой стороны… Он всеми силами пытался не думать о том, что его холостяцкая свобода и запретные развлечения в другой, менее элегантной части города навсегда останутся в прошлом. Генри отодвинул бокал с остатками скотча и уставился на блестящие красные грейпфруты, лежащие на блюде в центре стола.
– Ну так как, мисс Диана, – звенящим голосом обратилась Изабелла через стол, – Вы с мисс Холланд уже выбрали цвета для свадьбы? Знаете, сейчас самым модным для невест оттенком считается розовато-лиловый. На моей свадьбе…
– Розовато-лиловый – вчерашний день, – обрубила Диана. Несколько темных завитков упали на шею, словно подчеркивая ее неодобрение.
– О нет, – вмешалась Элизабет, – Это прелестный цвет. Хотя… – тут она понизила голос, словно заметила кусочки еды на чьем-нибудь подбородке, – Он слишком популярен.
– О, я понимаю, что вы имеете в виду, дорогая. Но представьте: ваши семь самых близких подруг в этом дивном цвете…
Генри снова попытался встретиться взглядом с Дианой, заглянуть в ее огромные живые глаза. Его постоянно отвлекали: вокруг стола суетились слуги, молодые люди хлопали в ладоши и пронзительно кричали, и Генри это начинало раздражать. Он все больше и больше чувствовал в Диане родственную душу, он знал, что она тоже считала все эти разговоры о свадьбе скучными и бессмысленными. И внезапно он осознал, насколько ему стали безразличны и неинтересны привычные балы, вечеринки, развлечения… Все, чего он жаждал сейчас, – поговорить с Дианой и очередной раз убедиться, насколько совпадают их вкусы и предпочтения.
Ее взгляд долго блуждал по потолку и стенам, но в конце концов Генри дождался своего. Она все же посмотрела на него, и долгое время он удерживал ее взгляд. Затем Диана встряхнула волосами, решительно встала из-за стола и поспешила выйти из комнаты.
– Сэр, могу я забрать вашу тарелку?
Генри в замешательстве поднял глаза на одного из нанятых официантов.
– О, да, – ответил он, глядя, как исчезает наполовину съеденное блюдо из лосося в кремовом соусе. Отец все еще был занят дискуссией о ценах на сталь. Изабелла и Элизабет спорили о достоинствах барвинка и лаванды. Миссис Холланд пожирала счастливыми глазами обручальное кольцо своей дочери, а Пруди бормотала что-то невнятное, держа в руке стакан с красным вином. В углу тихо пела виолончель. Генри зажал в руке бокал с плескавшимся на дне скотчем и бесшумно выскользнул из-за стола.
Он вышел в коридор и направился в ту сторону, откуда раздавались шаги. Фигура в светло-розовом платье спешно удалялась от него. Она исчезла за углом, но Генри уже заметил ее. Он быстрым шагом последовал за девушкой, пытаясь не выронить из рук бокал.
Она свернула в другой длинный коридор. Внезапно он споткнулся на небольшом пролете и ввалился в оранжерею, чуть не подвернув ногу и едва не разбив стакан. До девушки, влечение к которой разгоралось с каждой секундой, оставалось всего несколько шагов. Один из ее больших пышных рукавов соскользнул, обнажив плечо, но Диана словно не замечала этого. Она подняла голову и встряхнула кудрями, любуясь молчаливым великолепием этого места: стеклянный купол, влажный воздух, изобилие растений. Он молча стоял и смотрел, как она глубоко вздохнула, а затем приблизила лицо к большой голубой гортензии.
– Они прекрасны, не правда ли? Теперь вы знаете, почему моя семья никогда не посылает за свежесрезанными цветами… – Генри небрежно прислонился к двери и отпил глоток скотча, – Но, увы, они совсем не пахнут.
Диана медленно повернула голову в его сторону.
– А, это вы… Да, я знаю, что они не пахнут, – она посмотрела на гортензию и пожала плечами, – Думаю, вы хотите вернуть шляпу.
– Нет, она теперь ваша. На вас она смотрится куда лучше, чем…
– Да, вы это уже говорили, – с горечью в голосе оборвала его Диана. – Очень мило…
– Мисс Диана, почему вы столь строги со мной? – Генри саркастично улыбнулся, задействовав столь часто используемый тон и тему. – Разве вы не хотели, чтобы я последовал за вами? Почему же тогда вы так демонстративно сбежали?
– Я ушла, потому что более не могла выносить ваш взгляд! – Глаза Дианы затуманились гневом. Она отпустила цветок и посмотрела по сторонам, – Кажется, у вас только одно достоинство, мистер Шунмейкер, – продолжила она уже более сдержанным тоном. – Это ваша оранжерея. А сейчас мне нужно идти.
Она шагнула к двери, но Генри, не привыкший к столь пренебрежительному отношению к себе со стороны женщины, загородил ей дорогу. Глаза Дианы вновь возмущенно сверкнули, но это лишь прибавило ей очарования.
– Вы хотите, чтобы эта оранжерея стала вашей, а не Элизабет? – засмеялся он.
– О, я вас умоляю! – Диана оттолкнула его, и Генри, улыбаясь, покорно отстранился. Когда она проталкивалась мимо, он почувствовал жар ее тела и громкое биение сердца.
– Даже слышать такое противно. Я вам не игрушка, Геи…
Но, не успев договорить, девушка споткнулась и чуть не упала. Платье чуть задралось, и она лихорадочно схватилась руками за стену.
– Вы в порядке, мисс Ди? – Генри не смог сдержать ехидный смешок.
Диана резко выпрямилась, гневно поправила подол, стиснула кулаки и обернулась к Генри.
– Я никогда не завидовала и не буду завидовать сестре со всеми ее дурацкими желаниями и фальшивыми успехами. Я их терпеть не могу. А с этого дня не могу терпеть и вас.
Она двинулась обратно по коридору размашистым, почти мужским шагом – такой походки он не видел ни у одной леди Нью-Йорка. Не успел Генри решить, хочет он остановить ее или нет, Диана уже исчезла.
Он допил скотч, вздохнул и посмеялся над собой, попавшим в очередную нелепую ситуацию. Выждав некоторое время, Генри вернулся в гостиную, где уже подавали десерт. Слава богу, никто не заметил его отсутствия. Но мимолетная радость быстро сменилась разочарованием. Все, что он видел перед собой – все эти лица с тоннами макияжа, склоненные над едой, пронзительный смех над старыми надоевшими шутками, – было столь жалким и скучным, что его захлестнула волна отвращения. За столом была только одна пара живых глаз, и они старательно его избегали. Когда он вернулся на свое место, вежливо кивнув Элизабет и ее матери, он казался себе отвратительным, как только что назвала его в приступе ярости Диана своим невероятно нежным голосом.
16
На званом обеде для друзей, устроенном в эту пятницу мистером Вильямом С. Шунмейкером, было объявлено о помолвке его сына Генри и прекрасной Элизабет Холланд, и по этому случаю подарено кольцо стоимостью в тысячу долларов. Хотя многие в обществе удивятся этой партии, я быстро разглядел все достоинства данного союза. Оба они из лучших семей и, несомненно, привнесут в него изящество, стиль и дух своего класса. Дата свадьбы вскоре будет объявлена…
Из светских новостей «Нью-Йорк Империал», суббота, 24 сентября, 1899 год
– Что ты здесь делаешь? Лина отвернулась от окна в комнате Эдит Холланд на третьем этаже и явила сестре самое невинное выражение лица.
– О, я просто меняла простыни и… сегодня такое прелестное утро, мне захотелось выглянуть на улицу.
На самом деле она выбрала эту работу, потому что знала: Вилл отправился по поручению миссис Холланд, и она хотела увидеть его по возвращении. Она сгорала от нетерпения и каждую минуту подходила к окну в надежде, что он появится. Клэр подошла к ней и обняла за плечи.
– Последние несколько дней ты так много и усердно помогала мне, милая. Я хочу, чтобы ты знала, как я это ценю.
Лина пожала плечами, словно речь шла о сущих пустяках. За эту неделю она сделала больше работы, чем за несколько предыдущих месяцев, но это потому, что лишь за работой она могла забыть о том, что Вилл влюблен в Элизабет. Она уставала до отупения и заглушала душевные муки болью в руках и в голове. Она предпочитала чувствовать изнеможение и гнев, а не боль разбитого сердца.
– Я знаю, как тебе тяжело, – произнесла Клэр мягким, материнским голосом, – Ты ведь трудишься гораздо больше меня. Но, надеюсь, ты теперь понимаешь, что если мы будем стараться, у нас появится шанс на более достойную жизнь.
Лина положила голову сестре на плечо. Она не разделяла взгляды сестры, они казались ей наивными, но Лина ни чего не сказала. Она не хотела обижать сестру и понимала, что спорить с ней бесполезно.
– И мы обязательно найдем настоящую любовь, – мягко продолжила Клэр, – Как мисс Лиз.
– Что? – вздрогнула Лина, поднимая голову, чтобы посмотреть на сестру. Сердце ее вновь сжалось, но потом она поняла, что сестра говорит не о Вилле. Было заметно, что глаза Клэр сияли радостным волнением, вызванным очередной потрясающей новостью. А для Клэр любовь мисс Элизабет к какому-то конюху была бы не романтической историей, а настоящей трагедией.
– О чем ты говоришь? – Лина удивленно смотрела на сестру.
– О мисс Элизабет и Генри Шунмейкере, конечно же! Я только что об этом прочитала, – она игриво отпрянула и упала в покрытое парчой кресло у окна – Думаю, его роман с мисс Хейз был сплошным притворством. Он никогда не любил ее. Хочешь послушать?
– Да, да! – нетерпеливо ответила она. – Что там говорят?
Клэр улыбнулась и поудобнее устроилась в кресле. Она вытащила из кармана передника свернутую газету и стала медленно водить пальцем по строчкам.
– А, вот оно! Обед для друзей был дан в эту пятницу…
Лина внимательно слушала. Когда Клэр озвучила невероятную стоимость кольца для помолвки, послышался стук двери конюшни.
– Я сейчас вернусь, – оборвала она сестру.
– Куда ты идешь? – воскликнула Клэр – Я еще не дочитала…
– Я… наволочки, вышитые… я оставила их отмокать, и они будут в ужасном состоянии… – Лина уже была на полпути к двери, но вдруг повернулась и выхватила газету из рук сестры, – Можно, я ее возьму? Сейчас принесу! – добавила она, исчезая за дверью.
Она бежала по ступенькам, и сердце ее бешено колотилось. Ненависть к самой себе и к сопернице, чувство полнейшей безнадежности и отчаяния, терзавшие ее всю прошедшую неделю, сменились внезапной уверенностью, что она может все повернуть в свою пользу. Она скажет Виллу, что Элизабет помолвлена, а затем сможет прекрасно преподнести себя в качестве замены.
Через две минуты она уже была в кухне, где пахло вареными потрохами. Запах, знакомый с самого детства, когда они еще жили в собственной маленькой квартире. Лина и не знала, что Холланды могут есть то же самое. Повара нигде не было видно, девочка-поваренок чистила картошку. Она даже не повернулась на звук шагов, так что Липа проскользнула в конюшню практически незамеченной.
Она сразу же увидела его: он сидел в деревянном кресле, листая книгу.
– Ты читаешь «Империал»? – пробормотала она первое, что пришло в голову, а потом, помолчав, выпалила: – Элизабет лжет тебе!
Вилл раздраженно посмотрел на нее и растерянно оглянулся, словно стараясь понять, что делать дальше.
– Я… ты имеешь в виду мисс Холланд?
– Да. Именно мисс Холланд. И я видела, как она рано утром уходила из твоей комнаты. Так что я знаю о вашей связи.
Вилл сидел в кресле, опустив плечи и уставившись в пол. Помолчав, он глухо произнес:
– Я не знаю, о чем ты говоришь, Лини, но могу сказать тебе абсолютно искренне, что между мной и мисс Холланд ничего нет. И для тебя очень опасно говорить такие вещи, поэтому никогда больше…
– Вилл, послушай, я твой друг. – Она знала, что сейчас выглядит отвратительно, с расширенными глазами, искривленным ртом и дрожащим голосом, но не могла остановиться. Она должна сделать то, что задумала… – Не имеет значения, что ты мне скажешь. Можешь врать или молчать – мне все равно! Но, думаю, ты захочешь узнать, что твоя мисс Холланд помолвлена.
Вилл с блуждающим взглядом откинулся на спинку расшатанного кресла. Он избегал смотреть Лине в глаза и, казалось, не знал, что ответить. Потом тихо произнес:
– Откуда ты знаешь?
– Прочла в газете, как и все остальные. Только не думай, что это все слухи. Ее жених приходил сюда на прошлой неделе. Ты его видел, это мистер Генри Шунмейкер, – она протянула газету и продолжила более мягким голосом. – Можешь сам прочитать, если хочешь…
Вилл резко встал и отшвырнул от себя кресло. Оно отлетело назад и упало на покрытый соломой пол. Он прошел несколько шагов и остановился, дотронувшись рукой до столба. Лина видела, как ему больно, и подумала, что, возможно, недооценила глубину его чувств к Элизабет.
Повисла тишина, только лошади шумно дышали в стойлах. Вилл медленно покачал головой и затем дрожащей рукой заправил волосы за ухо. Лина даже на мгновение пожалела, что пришлось ему это сказать. Но только на мгновение.
– Что там написано? – спросил он глухим голосом.
Она немного постояла в нерешительности и, запинаясь, начала читать. Затем, опустив газету, тихо произнесла:
– Мне кажется, все еще может измениться, Вилл.
И тут он со всей силы ударил кулаком по деревянному столбу. Столб был довольно старым и не особенно прочным, поэтому древесина легко расщеплялась. Вилл ударял по нему снова и снова, с такой яростью, что Лина боялась, как бы он не навредил себе. Щепки летели во все стороны. Наконец Вилл ударил в последний раз, потом медленно повернулся, и она увидела, как с разбитых пальцев капает кровь. В конце концов он поднял на нее глаза.
Его лицо было настолько искажено болью и страданием, что она не удержалась и подошла к нему. Подняла кресло и заставила его сесть.
– Сядь, – сказала она. – Просто сядь…
Она осмотрелась в поисках воды, которой можно промыть раны. Взяла таз, из которого Вилл мыл лошадей, и окунула его руку. Осмотрев кровоточащую кисть и пальцы, вынула те занозы, которые смогла разглядеть. Обтерла кровь своей нижней белой хлопчатой юбкой, а затем вновь стала вытаскивать грубые кусочки древесины. Очистив кулак, Лина оторвала от подола длинную полоску и перевязала руку. Выглядело немного неумело и нелепо, но, по крайней мере, повязка впитывала кровь.
Свернутую газету она положила на пол у его ног. Потом забралась по лестнице в его маленькую комнатку, где, как она знала, он хранил виски. Утренний свет просачивался сквозь маленькое окошко, падая на книги и одежду. В кармане брюк она отыскала стеклянную бутылку, наполовину заполненную коричневой жидкостью, и спустилась с ней вниз.
Однако Вилл отмахнулся от бутылки. У него до сих пор дрожали губы от переполнявших его чувств, газета лежала на коленях. Должно быть, он еще раз перечитывал статью.
– Мне очень жаль, – только и смогла пробормотать Лина.
У нее в горле застрял комок, при одном взгляде на убитого горем Вилла на глаза наворачивались слезы. Она снова подумала, что его чувства к Элизабет намного глубже и сильнее, чем она представляла. И хотя еще полчаса назад она была уверена, что настал идеальный момент для признания в любви, несчастный вид Вилла заставил ее промолчать.
Спутанные волосы, мутный взгляд, перекошенное лицо… Она вновь протянула ему бутылку, и на этот раз он сделал большой глоток.
– Нет, все-таки я рад, что ты мне сказала, – сказал он, протягивая ей виски.
Лина отпила из бутылки, огненная жидкость обожгла губы, согрела желудок. Она взглянула на Вилла и тяжело вздохнула, покачав головой. Он растерянно посмотрел ей в глаза.
– Спасибо, что рассказала мне, Лини. Просто побудь со мной еще немного, хорошо?.
Она улыбнулась, чувствуя, как от радости закружилась голова. Она нужна Виллу! Что может быть лучше? Если бы они могли провести вместе хотя бы несколько часов!
– Конечно, я останусь с тобой, – она взяла его руку и легонько сжала. – Останусь до тех пор, пока нужна тебе.
17
Ты по этой причине меня избегаешь?
Вилл.
Элизабет все утро не выходила из своей комнаты и постепенно начала привыкать к одиночеству. Она в очередной раз поблагодарила Бога, что у нее помимо прочего есть и такая роскошь, как собственная комната, в которую никто не мог войти без ее разрешения. Снова и снова ее мысли возвращались к Виллу. Она до сих пор ничего ему не рассказала, и это было подобно пытке. Элизабет не решалась признаться ему, но не решалась и солгать. Всеми силами девушка пыталась отсрочить неизбежное, и три дня назад она сочинила короткое послание, написав, что очень занята и придет, когда освободится. Записку она оставила у него на комоде, когда Вилл уезжал по заданию хозяйки. Ответа не было до сих пор.
Но в воскресенье Холланды всегда принимали гостей, и Элизабет знала, что ей скоро придется покинуть свое убежище. Служанка вела себя странно: избегала смотреть в глаза, постоянно молчала или же вообще не приходила в то время, когда была нужна. Элизабет пока не хотела рассказывать об этом матери, потому что все-таки была привязана к Лине и жалела ее. Так что она сама уложила волосы в аккуратный пучок, облачилась в белую английскую блузку и строгого покроя голубую датскую юбку, но так и не смогла заставить себя надеть драгоценности – кольца с бриллиантом, который она с прошлой пятницы носила повернутым камнем внутрь, было более чем достаточно.
Ей становилось дурно при одной только мысли о Генри Шунмейкере и о предстоящей свадьбе. Он уже сполна продемонстрировал все свои худшие черты, все грани своего лицемерия; беспечности и эгоизма. И Элизабет уже сейчас понимала, насмотревшись на него, пьяного и жалкого, в пятницу вечером, что их совместная жизнь будет насквозь фальшивой, лишенной любви, близости и понимания. Она пыталась заставить себя не думать о Вилле – от каждого воспоминания о нем на глаза наворачивались слезы. Ей хотелось забыть обо всех запретах, броситься в его объятия, уехать с ним… Но ей было страшно даже представить, что тогда случится с ее семьей.
Приготовившись встретиться лицом к лицу с миром, она решительно распахнула дверь спальни и замерла при виде газетного листа, упавшего на пол. Он был аккуратно свернут и просунут в бронзовую ручку двери. Элизабет мгновенно поняла, что это был ответ от Вилла, и с трепетом подняла страничку светской хроники с объявлением о собственной помолвке. Внизу размашистым почерком Вилла было приписано: «Ты по этой причине меня избегаешь?». Нежные щеки Элизабет вспыхнули, горло мгновенно пересохло, дыхание перехватило, желудок скрутило, сердце бешено забилось. Она сунула газету в карман, прислонилась к стене и попыталась успокоиться, но не могла унять волнение и остановить дрожь во всем теле. Она оглянулась, словно ожидала увидеть в конце коридора Вилла, и потом поспешила к лестнице для слуг, чтобы найти его.
Когда она уже прошла половину ступенек, внизу открылась дверь, появилась Клэр и начала подниматься по лестнице. Увидев хозяйку, девушка остановилась и удивленно подняла брови.
– Мисс Холланд! Что вы здесь делаете?
– О, – Элизабет замерла на ступеньке, несколько секунд придумывая ответ, – Я решила проверить, готов ли обед, прежде чем присоединиться к семье и гостям…
Клэр посторонилась, пропуская госпожу вперед.
– Ну что вы, в этом нет никакой необходимости! – она мягко взяла Элизабет за руку, – Я сама все сделаю. Вам нужно вернуться к гостям. Особенно сейчас, потому что… – она замолчала и смущенно пожала плечами. Элизабет заметила, как вспыхнули щеки Клэр, и поняла, что та хотела сказать что-то о помолвке, но не решилась. Клэр проводила Элизабет по коридору и открыла пред ней двери гостиной.
Переступив через порог, Элизабет увидела сестру в се обычной позе: в турецком уголке, полулежа на подушках, с томиком стихов. Клэр одела Диану в довольно скромное платье из струящегося индийского льна, в теплых розовых и коричневых тонах. Платье очень украшало девушку, подчеркивая ее природную прелесть. Кроме всего прочего, эта ткань удивительно подходила к ее роскошным волосам, делая их еще более притягательными.
– Доброе утро, Элизабет!
Девушка повернулась и столкнулась с довольно жестким взглядом матушки, упрятанной в броню узкого черного платья с вышивкой и длинными рукавами. Та восседала у потушенного камина в кресле с высокой спинкой.
– Мистер Генри Шунмейкер только что прислал свою карточку. Я настаивала, чтобы он остался на чай, но, похоже, у него другие планы. Он хочет прямо сейчас покататься с тобой в Центральном парке. Именно так, Клэр?
Элизабет медленно повернулась и посмотрела на Клэр, все еще маячившую у двери.
– О, да, он именно так и сказал, – выдохнула служанка. Элизабет оглянулась и перехватила взгляд Дианы до того, как та спрятала лицо в книге. – Он ждет снаружи, – продолжила Клэр более уверенным голосом, – И кажется крайне нетерпеливым. Даже не зашел в дом.
– Ну что ж… Очень хорошо, – промолвила миссис Холланд.
Элизабет все еще стояла в проходе, не зная, что делать: войти и сесть или выйти, чтобы встретить Генри. Она смотрела, как мать, властная и неприступная, царственным шагом приближается к ней. Элизабет молчала, все еще не зная, как поступить. Ей все время страстно хотелось, чтобы ее подбодрили, одобрили, чтобы мать вела себя с ней помягче. И в эту минуту она почувствовала, что ей необходимы материнское объятие, поцелуй, ласковое слово. Но еще с детства мать приучила девочек к строгости и сдержанности, так что Элизабет промолчала.
– Мне нужно остаться и встречать гостей. Твоей тете Эдит нездоровится – бедняжка, думаю, она никак не может оправиться от той тяжелой пищи, которой потчевала нас Изабелла де Форд. То есть Изабелла Шунмейкер. Поэтому сопровождать тебя на прогулке будет Вилл. Он уже подготовил лошадей, ведь даже когда мы…
– Нет! – Руки Элизабет помимо воли взлетели к вспыхнувшим щекам при одной лишь мысли, что Вилл и Генри столкнутся лицом к лицу. В ушах зашумело, она покрылась холодным потом.
– Что с тобой? – раздраженно отозвалась миссис Холланд. Она строго взглянула на дочь и положила руки на спинку кресла.
– Я… – Элизабет лихорадочно пыталась придумать причину, по которой она не могла поехать кататься в такой чудесный сентябрьский день. Она сминала в кармане записку Вилла и думала о том, как ужасно будет встретиться с ним сейчас, – Я просто…
– Ты просто что? Элизабет, не заставляй меня краснеть из-за тебя. Твой жених ждет! Не стой как истукан, не позорься перед ним.
– Но я… – пролепетала Элизабет. Она вновь увидела, каким тяжелым взглядом одарила ее мать, и пошла, что у нее нет выбора, что в любом случае придется идти. Собравшись с силами, она схватилась за последнюю спасительную ниточку: – Я хотела сказать, что нам нужно соблюдать приличия. И будет очень хорошо и правильно, если Диана поедет со мной.
– Нет! – раздался резкий возглас младшей сестры.
– Но Диана, прошу тебя! – настойчиво произнесла Элизабет, едва сдерживаясь, чтобы не топнуть ногой.
Диана подоткнула подушки и раздраженно вздохнула.
– Я не собираюсь идти на долгую, скучную прогулку только потому, что ты боишься собственного жениха.
– Диана, ты ведешь себя очень странно, – холодно промолвила мать. – Отправляйся с сестрой, пока не вывела меня из себя!
– Не то чтобы я его боюсь, просто… – начала было Элизабет. Подняв глаза, она увидела, что сестра уже встала. Так ты все-таки идешь!
– Да, иду, – мрачно ответила Диана, поправляя платье, смявшееся от лежания среди подушек. – Но не думай, что я буду с кем-нибудь разговаривать.
– Девочки, – вмешалась миссис Холланд, – прекратите вести себя так странно – это ужасно некрасиво. И не забудьте шляпы. Я буду невероятно расстроена, если перед столь значимым событием у вас появятся веснушки.
Диана послала матери широкую, насквозь фальшивую улыбку и направилась к двери. Элизабет последовала за сестрой в коридор, откуда сквозь стекло в парадной двери увидела Генри, ожидавшего у порога. Он был в узких черных брюках со стрелками и цилиндре, надвинутом на затылок. Молодой человек смотрел в сторону ворот и казался погруженным в глубокие раздумья. Элизабет повернулась к сестре, мрачно, исподлобья, глядевшей на дверь. Это, конечно же, не спасет ситуацию, но все лучше, чем остаться один на один с Генри и Биллом! Элизабет попыталась улыбнуться Диане, выразить благодарность, но помяла, что губы не слушаются ее.
Из гардеробной появилась Клэр с двумя большими соломенными шляпами. Сначала она водрузила одну из них на голову Диане и завязала под подбородком широкие белые ленты, а потом помогла Элизабет.
Спасибо, Клэр, – голос Элизабет дрогнул, когда служанка затянула ленты, – Разожжешь в гостиной камин к нашему возвращению? Мне кажется, здесь довольно прохладно.
На улице их встретил ясный сентябрьский день, запах стряпни, доносившийся откуда-то неподалеку, и бескрайнее голубое небо, которое лишь кое-где закрывали пушистые белые облачка, и несколько зданий, возвышающихся выше шести этажей. Элизабет на мгновение восхитилась прекрасной погодой, но тут же ей вновь стало нехорошо – она увидела Генри, вальяжно повернувшегося к ним, и услышала фырканье четырех вороных скакунов, которые приближались к подъезду. Она обрадовалась, что ее шляпа была сдвинута на лоб из-за забранных в пучок волос. Спасительная тень позволяла спрятать глаза. Только прямой взгляд Вилла удерживал девушку от того, чтобы не упасть в обморок на месте.
– Мисс Элизабет, – сухо процедил Генри и поцеловал протянутую руку. – Мисс Диана, вы ведь присоединитесь к нам, не правда ли?
Последовала пауза, и Элизабет рискнула обернуться, чтобы увидеть, что замышляет Диана.
– По правде говоря, я совсем этого не желала, – грубо ответила младшая сестра. – Но мне неприятно остаться без прогулки в Центральном парке в такой прекрасный день. Иногда свежий воздух и природа оказываются самыми ценными в жизни вещами.
– Как же мне повезло, две леди вместо одной!
Элизабет послышалась ирония в его словах, и она почувствовала еще большую неприязнь к Генри. Взяв Диану за руку, чтобы не упасть, она стала спускаться по лестнице.
– Могу я помочь вам, мисс Холланд? – предложил Вилл с натянутой вежливостью.
– Я помогу, – вмешался Генри. Элизабет хотела подать Виллу знак, но рука Генри оказалась на ее талии, и он провел девушку до самого экипажа. Элизабет, пытаясь успокоить колотящееся сердце, опустилась на обтянутое красной кожей сиденье ландо.
Экипаж качнулся, когда Генри уселся рядом с ней, а Диана устроилась напротив. Затем Элизабет услышала свист кнута и лошади тронулись с места, набирая скорость. Девушки схватилась за железный подлокотник, одной рукой придерживая края шляпы. Она так и не решалась поднять голову и сидела, созерцая соломенный край и голубю юбку, занявшую полсиденья, и прислушиваясь к звукам улицы. Вскоре она поняла, что экипаж свернул на Лексингтон-авеню.