Текст книги "Поцелуй ангела"

Автор книги: Анна Эккель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Анна Эккель

Поцелуй ангела

…

Посвящается моей матушке,

неистово любившей меня…

ПОЦЕЛУЙ АНГЕЛА

Снег валил, словно небо прохудилось, и весь его снежный запас бесконтрольно высыпался на землю. Он налипал на одежду и лицо, Ольга продвигалась на автопилоте по давно заученному маршруту. Вот и подъезд. Кто-то сердобольный поставил венику самой двери. Смела и стряхнула весь налипший снег, снова превратившись из снежной бабы в худосочную женщину в старом изношенном полупальто на «рыбьем меху».

Час прошел, как она выпила чашку горячего чая, а согреться всё никак не могла. Её било мелкой дрожью. Поняла, что это не от холода, а от обиды.

Сегодня канун Рождества и в офисе с утра началась активная подготовка к празднику. Привезли живые цветы, большое количество ярких блестящих пакетов с загадочными подарками внутри, а потом приехали из престижного ресторана и начали накрывать столы. Близился час праздника. Никто не работал, все кучковались, радостно и возбужденно обсуждая предстоящее торжество и выходные. Ольге тоже передалось это чудесное ощущение приближающегося праздника. Как вдруг к её столу подошла Тамара, разбитная девица их отдела и шепнула, чтобы она вышла, надо поговорить.

В коридоре Тамара, нервничая, сказала:

– Блин. Почему я должна делать всю грязную работу, – потом, повернувшись к Ольге и с натянутой улыбкой, зашептала скороговоркой, – Оль, понимаешь, приедут из Центрального офиса, будет сам Хозяин, начнёт обходить отделы и останется на фуршет. Ну, как тебе сказать…

– Да, не надо, я всё поняла. Я лишняя. Сейчас уйду.

– Оль, не обижайся, сама виновата. Ну, хоть бы ради праздника оделась поприличнее, ей богу…

Ольга об этом знала, её стол, по распоряжению начальника отдела, затиснули между окном и шкафом, чтобы не портила своим видом дизайн. Уволить было жалко – отличный работник, но вид удручающий. Вытянувшийся, когда-то чёрный свитер и старые короткие джинсы, на ногах бутсы – «гавнодавчики» и короткая стрижка из эконом-парикмахерской никак не вязались с интерьером и всем персоналом в целом.

Ольга осталась без праздника. Да, ещё в квартире свет погас. Пришлось опять зажигать свечу в старом подсвечнике, так как, вот уже третий вечер подряд гас свет в их подъезде. В комнате из мебели практически ничего не осталось, и она поставила подсвечник прямо на пол покрытый старым протертым ковром и сама легла рядом. Окно не было зашторено и в свете уличного фонаря тихо и плавно кружась, падали крупные снежинки.

«Хотя бы они и меня укрыли навсегда своим пушистым одеялом. Никому я не нужна и мне никто не нужен», – зло подумала Ольга.

Вдруг в дверь тихонечко постучали, она проигнорировала. Но стук повторился. Пришлось встать и открыть входную дверь. Она даже не спросила «Кто?» – ей было всё равно.

В коридоре стоял молодой человек, немного за тридцать в шикарном свитере крупной вязки и дорогущих джинсах, на ногах домашние тапочки.

– Извините, я ваш новый сосед. Вот беда, опять света нет. Свой мобильник куда-то засунул и теперь, в темноте не могу найти, у вас, случайно, не городской телефон? Можно вызвать аварийку?

Ольга кивнула головой в знак согласия и жестом пригласила гостя в комнату. Сама пошла впереди, освещая дорогу горящей свечой. Проходя по длинному коридору, ей послышался странный звук, она обернулась, парень виновато улыбнулся. Прошли несколько шагов опять этот же звук. Она насторожилась и стала припоминать, на что он похож. Вдруг её осенило – это звук перьев. Странно.

Войдя в комнату, Ольга сказала:

– Стульев нет. Телефон на ковре.

– Без проблем.

Парень легко опустился на ковер и, взяв трубку, начал набирать номер, в ответ послышались гудки «занято», следующая попытка тоже не увенчалась успехом.

– Извините. Вы разрешите немного подождать? – спросил он.

– Да, конечно.

Ольга села напротив. Трепетное мерцание свечи. Она невольно залюбовалось гостем. Идеальное телосложение. Наверное, именно такую широкую спину имеют в виду, когда говорят выйти «ЗА мужа».

За такой спиной действительно, ничего не страшно.

– Тишина. Говорят в этот момент «Ангел пролетел», – сказала Ольга.

Я не пролетел, а прИлетел – сказал гость и улыбнулся.

– Как это?

– А вот так. Я – ангел, и зовут меня Серафим.

– Ага, а я тогда – Анджелина Джоли.

– Почти.

Ольга подозрительно посмотрела на парня.

– Не веришь?

– Нет.

– Проси, что хочешь, всё исполню!

Ольга испугалась такого оборота, а про себя подумала, вот психа пустила в квартиру, теперь точно – ку-ку.

– Что значит – «ку-ку»?

Ого, и мысли читает, ничего себе. Сейчас проверим:

– А сделай так, чтобы я заплакала.

– Странное желание. Первый раз слышу. Ну, плачь, если хочется.

Ольга твердо знала, что это желание невыполнимо, когда у неё случилась трагедия, то окаменела, не то, что смеяться, плакать не могла, вот уже какой год.

Но вдруг, она почувствовала, как задрожала всем телом, начала всхлипывать и по щекам потекли такие долгожданные, невозможные слёзы. Они катились, обжигая щеки и облегчая душу. Оказывается, у неё есть душа и она живая. Ольга не могла, да и не хотела останавливаться. Ей надо было выплакать пережитое горе, которое осталось у неё внутри. Всё было просто, случись кто-то рядом в то трагическое время, который посочувствовал бы ей, погладил по голове и утешил, не успела бы она окаменеть.

Серафим посчитал достаточным и, чтобы прекратить рыдания, протянул белоснежный платок.

– Ну, ладно, можешь ещё что-нибудь пожелать, а то мне пора.

– Поцелуй меня на прощание, – сказала Ольга, зная, что при поцелуе он заберет её душу.

Парень хитро улыбнулся. Ольга же закрыла глаза и потянулась в его сторону. Её губ коснулись губы Ангела, и в этот момент у неё в груди загорелись миллионы разноцветных огоньков, и тепло покатилось по всему телу. Она обняла его и её руки коснулись шёлковых крыльев.

Когда утром Ольга проснулась, то её душа пела и радовалась солнцу, которое заглядывало в окно, а в руке она сжимала необыкновенной красоты платок с инициалами А.С. БАЗИЛЬ

Раздался резкий и нетерпеливый звонок в дверь. Это в первый же день долгожданного отпуска! Кто-то сейчас, точно, получит по шее. Не спрашивая, резко распахнул дверь. На пороге стояла любимая соседка – пенсионерка в цвете лет Елена Ивановна. Почему любимая? Да потому что она, как умудрённая жизнью женщина, помогала мне во всём, что касаемо домашнего быта, так как я молодой, ну почти молодой, холостой мужчина. Словом, она – моя спасительница.

Елена Ивановна была встревожена не на шутку. Я, плотнее запахнув длинный махровый халат и сменив зверское выражение лица на приятную улыбку, жестом пригласил её войти. Она быстро, отлично зная мою огромную квартиру-студию, прямым курсом направилась к дивану. Присев, экзальтированно произнесла:

– Коленька, вы должны меня спасти – просто больше некому.

Я весь напрягся, так как знал свою соседку как очень спокойную и сдержанную в проявлении чувств женщину.

– Что случилось? Вы на себя не похожи!

– Вы понимаете, мне вчера принесли мою мечту – котенка-вислоушку от знаменитых родителей. Я так долго о нём мечтала и ждала. И вот случилось это чудо…

Она замолчала, скромно теребя кружевной платочек в руках. Честно говоря, я больше ни у одной женщины не видел этой милой привычки. А как очаровательно выглядит дама с этим забытым атрибутом пленения мужских сердец. Жаль…

– Я вас внимательно слушаю. В чём должна заключаться моя помощь?

– Коленька, мне позвонила сестра и сообщила, что её единственная дочь, завтра выходит замуж, и я обязательно должна быть, а живут они на другом конце страны. Самолет через два часа, а котенка не с кем оставить. Я могу доверить его только вам!

Она изящно поднесла кружевное чудо к сухим глазам.

– С радостью выручил бы вас, но кошки и все домашние животные – это не моё. Мы живём на разных планетах.

– Я вас умоляю, – на выдохе шепотом произнесла соседка, слёзы были уже на подходе.

Понял – не отвертеться.

– Ну, я не знаю, могу взять, но всю ответственность с себя снимаю.

Подумав про себя, что сбагрю на время китанса кому-нибудь из моих подружек, хоть одна, да должна быть кошатницей.

– Несите зверя.

Елена Ивановна со скоростью света перетащила всё ко мне, боясь, что я могу передумать. Среди груды вещей и мисок я не видел котенка.

– А где сам-то?

– Да вот же он!

И она указала на крохотный серый комочёк, который мирно спал, затерявшись среди своего приданого.

– Знакомьтесь, это – Базиль.

Я протянул руку и одним пальцем погладил комочек, комочек заурчал.

– А вот это – самое главное, – с этими словами соседка вложила мне в руки огромный том из отксеренных страниц.

– Что это?

– Это инструкция к котенку.

– Да я её до вашего приезда не прочту! Но Елены Ивановны уже и след простыл.

Посидел на диване, чтобы осмыслить всё происшедшее и, немного придя в себя, начал обзвон. Прошелся по всем номерам из записной книжки. Никого не нашёл: если и имели живность, так только вроде Йорков, то есть маленьких собачек, чтобы в сумочках таскать на тусовки. Оказывается это модно – вместо женственных кружевных платочков.

Отменив планы и приятные встречи, я весь день занимался устройством нового жильца. К вечеру устал так, что заснул прямо на диване. Во сне снилось огромное количество котят. Помню, бабушка говорила, видеть котят во сне – к неприятности. Вдруг ко мне подходит очень даже симпатичная девица и тянется с поцелуем, потом у неё вырастают усы, и она смешно щекочет ими мой нос.

Я проснулся. На груди сидит котёнок и старательно вылизывает мне губы, щекоча своими усиками мой нос. Когда он увидел, что я открыл глаза, перестал заниматься своим увлекательным делом и стал внимательно смотреть на меня.

Вы когда-нибудь видели выражение мордочки вислоухого котенка? Этот неповторимо укоризненно-обиженный и не по возрасту мудрый взгляд янтарных глазок. Серьёзность им придают необыкновенной формы ушки. Я хотел погладить малыша, но моей ладони хватило, чтобы полностью накрыть его крохотное, пушистое тельце. Через шёрстку прощупал маленькие и хрупкие косточки. Сердце дрогнуло от нежности, а в голове пронесся слоган из рекламы: «Котёнок, словно ребенок. Будь для него хорошей ма… папой»!

Прошло несколько дней. Елена Ивановна звонила три раза на день. Я отчитывался. Она успокоилась и решила остаться в гостях подольше. Мы с Базилем отработали всё до автоматизма. Вечерами, лёжа у меня на плече, он составлял мне компанию по просмотру чемпионата мира по хоккею. И когда была проведена победная комбинация, я вскочил и закричал от радости. Что-то мелькнуло и упало на пол. У меня оборвалось сердце, это был котенок и он лежал на полу без сознания. Я склонился над тельцем и, бережно взяв его на руки, поднес к уху – сердечко билось.

Схватив ключи от машины, выскочил на улицу. Не помню, как оказался в приёмном покое Склифа, дежурные врачи и больные, сгрудившись около меня, отсмеявшись, дали адрес самой крутой ветеринарной лечебницы. Я летел по городу, нас там ждали.

Оказалось сломана лапка – наложили гипс, от удара образовалась гематома мозга – это страшнее. Предупредили – котенку нужен тщательный уход, но последствия всё равно останутся. С Айболитом расстались друзьями. Всю ночь не спал, держал своего База на ладони, прикрывая для тепла другой. Утром, когда малыш открыл глазки, у меня в душе от радости запели соловьи. Но звонок соседки привел меня в чувство, она сообщала, что уже купила билет на обратную дорогу. Ужас!

Промаявшись час, я нашел выход. Котёнок был у неё всего два дня, и она не могла хорошо запомнить его. Надо срочно достать дубликат, в этом помог Айболит со своими огромными связями в кошачьем мире.

Они были словно отражение в зеркале, никто не смог бы понять, где Базиль, а где его двойник. Я был этому дико рад, так как Баз автоматически оставался у меня. Как эта пушистая кроха смогла прирасти к моему огрубевшему сердцу за столь короткое время – непонятно?

Возвращение Базиля – двойника прошло без сучка и задоринки. Только через неделю, встретившись с Еленой Ивановной на лестничной площадке, она, хитро улыбнувшись, сказала:

– Не пойму, как это могли ошибиться в поле котенка? Выписали документы на кота, а отдали кошечку.

ЗАЗЕРКАЛЬЕ

Очередь в кассу была мучительно длинной. Впереди меня стояла древняя старушка, виду неё совсем удручающий. Вся сгорбленная – позвоночник не выдержал многолетней эксплуатации. Спина согнулась и скукожилась. Голова тряслась. Руки были искалечены безжалостным артритом и походили на птичьи лапы. При виде её меня покоробила мысль, что через шестьдесят лет я буду выглядеть не лучше, если, конечно, доживу до её возраста. Наконец дошла и наша очередь. Бабуля выложила свои продукты: батон хлеба, в котором не было муки, и пачку самого дешёвого молока, в котором не было молока, и стала выгребать мелочь. Кассирша зло посмотрела на бабку. Это был взгляд, который мог убить. У старухи были копейки, и она никак не могла набрать нужную сумму. Я пододвинула свой большой и разнообразный набор снеди к её скудному и сказала:

– Посчитайте всё вместе.

Старуха по-вороньи повернула голову в бок, чтобы посмотреть на меня. Поразили глаза: да, они по старушечьи слезились, но были жгуче-черного цвета. Я невольно вздрогнула от этого пронзительного взгляда.

Пока я складывала в пакет продукты, она скрипучим голосом всё твердила:

– Деточка, мне как-то неудобно перед вами. Вы же остались без еды, а для меня это слишком много.

– Ничего, бабуля, покушаете за моё здоровье. Наверное, будет тяжело нести? Давайте-ка я провожу вас. Показывайте дорогу.

Выйдя из магазина и свернув во двор, оказались около старой пятиэтажки.

– Вот и дошли, – довольным голосом проскрипела спутница.

– Чем же мне тебя, милочка, отблагодарить-то? А хочешь узнать своё будущее?

С этими словами бабуля снова по-вороньи повернула голову набок и стала внимательно смотреть на меня. По спине пробежал холодок, но я была молода, неопытна и любопытна. После паузы я согласилась.

Квартира находилась на первом этаже. Старая обшарпанная дверь со скрипом открылась. Загорелась тусклая лампочка, освещая какие-то завалы по углам. Коридор был узким, мы еле протиснулись. Тем неожиданно пустой и просторной оказалась комната. В ней ничего не было, кроме большого старинного зеркала в центре, накрытого чёрной тканью.

– Ну, лапушка, подходи поближе, не пугайся. И чтобы ты мне поверила, сначала покажу то, в чём ты не усомнишься.

Она подтолкнула меня ближе к зеркалу. Стало как-то не по себе, и я пожалела, что согласилась на сомнительный эксперимент, но было поздно.

– Только одно условие. Ты не должна оборачиваться, а то случится непоправимое. Поняла?

– Да.

Старуха встала позади меня и начала что-то нашептывать, сначала совсем тихо, а потом всё громче и громче и в конце я совсем не узнала её старческого скрипа, непонятные слова выкрикивал молодой и звонкий голос. И с последним словом ткань почему-то не упала на пол, а стала подниматься и под потолком совсем исчезла.

Я увидела своё изображение, а за моей спиной стояла юная цыганка с распущенными смоляными волосами, она улыбалась и только по чёрным глазам я узнала свою бабулю.

Потом словно ветерок подул, изображение зарябило, а когда восстановилась ровная поверхность, то я увидала лес, пронизанный солнечными лучами, и девочку, идущую по тропинке. Птички поют, прославляя приход весны, и сердце девчушки им вторит стихами:

Иду по лесной тропинке, деревья тихо шумят.

Росинки, словно слезинки, на их листочках дрожат.

Задела неосторожно кустик один я рукой,

И полетели росинки, словно дождь проливной.

Итак всё вокруг красиво: и небо, и солнца восход.

Вот, ото сна пробудившись, гусеница ползёт.

А в небо высокое, чистое, жаворонок взлетел,

Радостно крылья расправил, весело песню запел.

Он пел о Весне пригожей, возвещая её приход,

И о том мальчишке тоже, что в сердце моём живёт.

Девочка, поравнявшись с большим кустом, провела по нему рукой, и миллионы бриллиантов-росинок щедро рассыпались в лучах солнца. Она звонко засмеялась и скрылась за деревьями.

Я узнала себя и тот счастливый весенний день, когда сочинила своё первое стихотворение.

– Ну а теперь твоё будущее…

Опять зеркало покрылось рябью и прояснилось.

Темно и сумрачно вокруг. С трудом различаю пожилую женщину. На голове черный платок – траур. Она смиренно стоит в самом углу. Понимаю, что это большой храм. Кое-где, как светлячки, мерцают маленькие огоньки свечек. Мои глаза постепенно привыкают к полумраку, и я различаю, что рядом с ней стоит пожилой мужчина в военной форме и с жалостью смотрит ей в лицо, но она его не видит. Это её муж, он умер, но она никак не может смириться с потерей и не отпускает его. Он протягивает руку и с любовью и нежностью гладит её по щеке. Она встрепенулась, но не понимает в чём дело. Вдруг откуда-то сверху, упал луч и осветил фигуру военного. В этот момент женщина увидела мужа:

– Алексей! – на выдохе прошептала она.

– Я пришел попрощаться. Отпусти, не мучь меня, – глухо отозвался он.

– Боже, как я тебя люблю!

– Тогда отпусти…

Иди. Иди.

Тебя я отпускаю.

Зачем оставил ты меня? Жизнь по-другому потекла: Есть всё: друзья, внук, дети. Забота их и теплота.

А рядом грусть и скука. И нет тебя…

Иди. Иди! Тебя я отпускаю. Да, отпускаю навсегда. Любя. Любя. Любя.

Призрак медленно растаял в исчезающем луче. Снова наплыл вязкий сумрак. Женщина первый раз за всё время горько заплакала, почувствовав, как у неё на душе становиться легко.

Я же плакала по эту сторону зеркала.

– А можно что-нибудь изменить?

– Теперь уже нет. Узнав своё будущее, ты дала согласие на него.

Меня кто-то тряс за плечи.

– Девушка, девушка! Вы слышите меня?

Открыла глаза. Передо мной на коленях стоял молодой офицер:

– Ну и хорошо, а то я испугался, что придется вызывать «скорую». Целы, ничего не сломали? Вы так внезапно упали, что я не успел подстраховать.

Я с трудом поднялась и огляделась. Узнала родной магазин, до которого не успела дойти.

– Девушка, разрешите вас проводить? Меня зовут… Я его перебила:

– Вас зовут Алексеем.

P.S. Стихи принадлежат моим добрым знакомым, которым и посвящен рассказ – Александре и Людмиле.

СТО БАКСОВ

До весеннего женского праздника оставалось всего несколько дней. Настроение у всех было соответственно приподнятое. Вот только, пожалуй, Татьяна Ивановна, старая и больная женщина, одиноко проживающая в крохотной комнатке большой коммуналки в Центре города, не радовалась приближению весны. Как-то она не рассчитала в этом месяце и не уложилась в свою маленькую пенсию. Вероятно, неожиданная квитанция за оплату коммунальных услуг очень подорвала скромный бюджет старушки. Тем более, что она была напечатана на угрожающе розового цвета бланке, а это значит – долговая. Татьяна Ивановна видела по телевизору, как после получения такого извещения через очень короткое время приезжают злые люди в форме и выселяют должников на окраину в страшные дома, где живут одни алкоголики и наркоманы. Их, алкоголиков, она не боялась, сколько перевидала на своём веку, живя более пятидесяти лет в одной и той же коммунальной квартире. Она боялась стыда. Бедная старая женщина не могла найти себе места от волнения. Что делать? И, наконец-то, все-таки решилась.

Раньше, когда ещё не гоняла милиция, она имела свой маленький «бизнес»: продавала связанные ею кружевные салфеточки в подземном переходе. Стояла в длинной шеренге стихийных разнокалиберных продавцов. Из местных, то есть москвичек, она была одна, остальные «коробейники» – все приезжие, но это был сплочённый интернациональный коллектив. Дружили, помогали друг другу выживать, имели своих «смотрящих», которые стоя наверху на улице, отслеживали приближение милицейского патруля и давали знать торгующим внизу, что пора «делать ноги». Все рассыпались в разные стороны, словно горох, растворялись среди толпы. Татьяна Ивановна гордилась, что за всё время торговли не была ни разу поймана. Товару мало, несколько салфеточек она ловко и быстро прятала у себя под старым пальто. И, взяв в руки видавшие виды авоську, вливалась в поток прохожих. Честно говоря, эти салфетки никому не нужны были. Но люди стыдились такой нищенской жизни старой женщины, которая не могла допустить и мысли просто просить милостыню. Она пыталась «заработать» деньги доступным ей способом. Сердобольные прохожие делали вид, что покупают эти трогательные изделия, а в действительности просто подавали милостыню. Цену мастерица назначала очень скромную и всячески пресекала попытки покупателей не брать сдачу.

Несколько лет назад, перед самым Рождеством, шла «бойкая» торговля. Изделия Татьяна Ивановна заготовила заранее и количеством больше, зная, что перед праздником всегда торговля хорошая. С самого Нового года, почти без отдыха работала крючком, вывязывая ажур из простых ниток. И в этот день словно почувствовала, что надо взять с собой весь «товар». Действительно, начало было удачным, сразу же продала аж две салфетки, и потом продавцы по цепочке сообщили, что в местном отделении милиции сегодня вечером будет собрание, это означало, что патруль не приедет, и их никто «гонять» не будет. Все успокоились, торговля шла на славу. Вдруг из толпы отделился парень и подошел прямо к Татьяне Ивановне. Окинув её взглядом и, не смотря на товар, спросил:

– Сколько стоит?

Она назвала цену и дрожащими руками стала расправлять изделие, чтобы показать товар во всей красе, понимая, что парню вряд ли нужна салфетка, и он не покупатель. Но, к её удивлению, он осторожно взял накрахмаленное до хруста кружево, спросил:

– А ещё есть?

– Да, да, – запинаясь, ответила старая женщина.

– Сколько штук?

– Четыре.

– Беру все, – и с этими словами вытащил банкноту и протянул ей. Татьяна Ивановна сказала, что у неё не будет такой большой сдачи.

– Сдачи не надо.

– Что вы, как можно!

Парень улыбнулся – поколение Ангелов, копейки лишней не возьмут, даже стараться искушать их бесполезно. Гранит. Он пошарил по карманам, вытащил завалявшуюся купюру и передал ей. Забрав салфетки, исчез.

Татьяна Ивановна, необыкновенно довольная собой, с Рождественской радостью в душе, раньше времени оказалась дома. Ей не терпелось посчитать деньги, которые она заработала за день. Такой большой выручки у неё ещё никогда не было! Захватив кошелёк, и удобно расположившись за столом, предвкушая радостное занятие, всё никак не могла заставить себя открыть его. Она медлила, оттягивая это давно забытое чувство, чувство радости. Наконец, открыв кошелек, вытряхнула всё его небольшое содержимое на стол. Вот кучка скомканных бумажек. Она любовно начала брать по одной банкноте и, разглаживая каждую, укладывала в стопочку. Когда все деньги закончились, на столе обнаружилась незнакомая бумажка, аккуратно сложенная в несколько раз. Татьяна Ивановна осторожно развернула её. Она поняла, что это иностранные деньги, но что с ними делать и как они попали к ней? Промучившись весь вечер, решила, что лучше всего показать денежку соседу Саиду, который занимался торговлей, а он уж точно скажет ей, что это такое.

Еле дождавшись, когда Саид вернется с рынка, вышла в коридор и, отозвав его в сторону, спросила:

– Саид, скажи, пожалуйста, что это за деньги?

– Соседка, как можно не знать этого? Это – сто баксов.

– А это сколько нашими деньгами будет?

– Три тысячи, бабуля.

У Татьяны Ивановны перехватило дыхание от услышанного.

– А что теперь с ними делать-то?

Саид посмотрел на неё, как на маленького и несмышленого ребенка.

– Всё! Что хочешь, то и делай. Хочешь в Сбербанке меняй, хочешь у Саида поменяй. А лучше, мать, скажу тебе, оставь их на «чёрный» день, и курс к тому времени вырастет – то есть больше дадут наших денег.

Татьяна Ивановна не спала всю ночь. Всё вспоминала, как могли попасть к ней эти «баксы». И поняла, что это тот парень, который купил все салфетки, как-то умудрился сунуть ей эту купюру. Она еле дождалась следующего дня. Решив, что он нечаянно передал ей деньги и сегодня непременно вернется за ними. Татьяна Ивановна ждала его целый месяц и ещё месяц. Когда же поняла, что парень уже не придёт, она, помолившись, спрятала банк ноту за икону, как сказал Саид, на «чёрный» день.

Вот, похоже, он и настал этот день. Сильно волнуясь, она пришла в Сберкассу, называя так по старинке Сбербанк. Здесь она бывает каждый месяц, аккуратно оплачивая присылаемые квитанции, и видела в конце зала отгороженное стеклом помещение, где меняют деньги разные люди. Теперь она должна была подойти и превратить доллары в спасительные и так нужные ей сейчас рубли. Специально выждав, когда около окошечка никого не стало, Татьяна Ивановна, смущаясь, протянув купюру, сказала:

– Здравствуйте. Пожалуйста, поменяйте мне доллары на наши деньги.

За стеклом сидела приветливая и миловидная девушка. Она подняла глаза и оценивающе посмотрела на старушку. Взяла в руки купюру, посмотрела на неё, потом снова на старушку и, слегка наклонившись к окошку, тихо, шёпотом сказала:

– Бабушка, я, конечно, могу вызвать милицию, но я этого не буду делать. Ваши деньги фальшивые, а за это сажают в тюрьму.

У Татьяны Ивановны сильно кольнуло в сердце, она никак не могла подумать, что такое может случиться.

– Бабуль, ты иди потихонечку отсюда, пока никто не заметил, а я никому не скажу, а баксы уничтожу.

– Спасибо, доченька! Спасибо…

И на ватных ногах она еле вышла на улицу. Не хватало воздуха. С горем пополам дошла до дома. Не раздеваясь, взяла со стола страшную долговую квитанцию и бессильно опустилась на диван.

При закрытии банка Елена, которая работала в обменнике, позвонила своему кавалеру и сказала:

– Сегодня гуляем, приглашаю тебя в бар.

– У нас же денег нет.

– Уже есть, – весело ответила довольная Елена, крутя в руке стодолларовую купюру старушки.

На следующий день соседи по коммуналке нашли Татьяну Ивановну мертвой, сидящей на старом диване и сжимающей в руке розовую долговую квитанцию. На что проворная соседка сказала, показывая на бланк:

– Это фальшивка. Кто-то разбросал их по всем почтовым ящикам, в надежде на лохов.

ЧЁРНАЯ ВУАЛЬ

Наступила «звездная» пора – это когда вовсю цветут замечательные цветы – астры. Их цветовая палитра кружит голову и сводит с ума многих.

Андрей с грустью посмотрел в окно своего кабинета, там было беспросветное сентябрьское небо. «Что-то рановато сегодня осень-то. А где обещанное бабье лето?» – подумал он. Из тучки безнадежно моросило. Удручающая картина не вселяла никаких радостных мыслей.

В небольшом со вкусом обставленном кабинете хозяину, страшному аккуратисту и эстету было уютно, как в норке. Уборщице строго-настрого было запрещено что-либо переставлять. Андрей обвел взглядом свои владения, и у него потеплело на душе, взглянул на журнальный столик, который украшала изящная ваза, а в ней, конечно же, стоял прекрасный букет «по сезону» из фиолетово-сиреневых астр.

Ваза эта – недавнее приобретение. На блошином рынке он увидел её в руках древней старухи, которая мялась от стеснения и никак не могла полностью продемонстрировать «своё сокровище» целиком. Когда Андрей взял вазу в руки и посмотрел на просвет, его сердце учащённо забилось. Ошибки не могло быть. Начало XX века – модерн и точно – знаменитый Эмиль Галле. Он с безразличным видом, дабы не выдать бурю эмоций и свою заинтересованность, небрежно спросил:

– Бабуль, сколько просишь?

– Ой, милок, не знаю. Эта вещь моей бабки. Умирая, велела хранить её до последнего, видно, дорога она ей была, что ли. У меня наследников-то нет, а что случись, выбросят на помойку и всё. Вот и решила продать, деньги больно нужны. Чую, непростая ваза-то.

Андрей небрежно покрутил в руках бесценный предмет и равнодушно вернул старухе:

– Она даже не хрустальная, а из простого стекла. Вряд ли ты её вообще продашь. Если хочешь, дам тебе рублей сто и то, уважая твой возраст. Ну, думай. Я ещё здесь погуляю, а когда буду уходить, подойду ещё раз…

Мучительно тянущийся рабочий день закончился, и Андрей отправился домой привычным маршрутом. Шёл он неторопливо, поглядывая по сторонам, словно прогуливаясь, так как дома его никто не ждал.

Вдруг он увидел её.

Незнакомка шла впереди Андрея не спеша, медленно покачивая бедрами, обтянутыми драпом узкой юбки. Тонкие кисти рук были в дорогих чёрных перчатках. Лицо почти полностью скрывала густая вуаль от миниатюрной шляпки, которая чудом держалась на изящной головке, с искусно уложенными волосами. Можно было рассмотреть только прекрасный изгиб подбородка цвета персика, с кожей, как атлас, дальше всё скрывал приподнятый воротник. Ах, да… Ещё маленькое изящное ушко, на которое игриво спускался небольшой завиток из светло-русых золотистых волос.

Всё в ней притягивало и звало. Хотелось дотронуться губами и вдохнуть запах этой юной кожи, которая непременно должна пахнуть какими-то нежными цветами. А ножки были само совершенство – словно точёные, и на них – прозрачные капроновые, темно-серые чулочки, а самое главное и интригующее – по всей ножке шёл шов, идеально прямой и натянутый как струна. Это великое женское искусство – носить такие чулочки. Немногие рискнут надеть их.

Андрей неотступно шёл за незнакомкой, словно на веревке. Он уже давно прошёл свой поворот к станции метро. Вот они свернули с ярко освещенной центральной улицы и шли сквозными петербургскими дворами-колодцами. Он несколько раз пытался прибавить шагу, но никак не мог догнать таинственную даму. Расстояние между ними не сокращалось, оно равнялось вытянутой руке – ни больше, ни меньше.

Андрей почувствовал, что задыхается от быстрой ходьбы и рискнул окликнуть незнакомку:

– Прошу вас. Остановитесь…

Она остановилась. У него перехватило дыхание. Он медленно подходил к ней, и от предвкушения увидеть прекрасное лицо гулко стучало в висках. Таинственная дама стояла, не поворачиваясь к Андрею. Ему пришлось обходить свою обольстительницу, чтобы увидеть её юное личико, но истина была покрыта мраком. Он встал напротив незнакомки и жестом указал на вуаль. Дама повиновалась. И чем выше она поднимала ее, тем сильнее у Андрея холодела кровь. От увиденного он невольно вскрикнул и прошептал:

– Это за вазу…

Он не мог оторвать взгляда. Там, где должно быть живое человеческое лицо, не было НИЧЕГО!

Словно пустая заготовка для художника, который забыл нарисовать его своей волшебной кистью, гладкая поверхность идеального яйца.

В морге, куда поутру привезли Андрея, констатировали инфаркт.

Уборщица, войдя в кабинет, недовольно покачала головой, увидев разбросанные по журнальному столику фиолетовые астры.

– А где же ваза? – без особого интереса спросила она.

НА БЕРЕГУ НЕБА

В старом районе города, где-то между улицей Селезнёвской и переулком Достоевского, затерялся маленький островок старой Москвы. Он был аккуратно застроен двухэтажными деревянными домиками с непременными палисадниками. Цветы и трава здесь не росли, так как земля уже давно отдала всю свою живительную силу. Только старые кусты сирени, достигнув своей максимальной высоты, окружали дома. Они давали густую тень летом и обильно-сказочное цветение по весне. Вся маленькая улочка словно плыла среди сиренево-фиолетовых облаков и пронзительно пахла пьянящим, обворожительным запахом необыкновенных цветов. Был май. Мы стояли в комнате на втором этаже, в окно которой заглядывали ветки с богатыми гроздями сирени. Только что прошел короткий живительный дождик, и запах усилился так, что голова кружилась, как от дурмана. Я была здесь по делу, подыскивала комнату для временного проживания, прочитав объявление о сдаче таковой, пришла посмотреть. Она была небольшой. Из мебели сохранились: старинный широкий диван с высокой спинкой и валиками по краям, круглый стол и два венских стула. С потолка, украшенного незатейливой лепниной, как раз посередине, свисал шнур, который заканчивался абажуром матового стекла в виде цветка колокольчика или ландыша, с такой же нежной оборкой по краю. Ценность плафона мой наметанный глаз оценил очень высоко – он был ровесником дома.