Текст книги "Одинокие ночи вдвоем"

Автор книги: Анна Данилова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава 9

2008 г.

– Самое неприятное в моей работе, Глаша, это когда люди хотят от меня невозможного… Когда им кажется, что я могу все. Может, это и так, но время-то мое стоит денег. А вот Вадим, ослепленный своей трагедией, даже не смог внятно объяснить нам, что ему надо. В сущности, он произнес вслух нечто вроде: мою жену убили или это был несчастный случай? Ты вот как думаешь, Глафира?

Только возвратившись из унылой и мрачной Чернозубовки в город, в квартиру Лизы, и расположившись в ваннах – джакузи и не джакузи на золоченых ножках, – мы почувствовали всю прелесть тепла и комфорта. Мы лежали по уши в пенной воде и обменивались впечатлениями.

– Я не представляю себе, кому понадобилось убивать несчастную Машу. Если бы собаки, к примеру, кому-то принадлежали и были обучены, то есть натасканы на убийство, то можно было, притянув факты за уши, предположить запланированное убийство. Но Машу-то загрызли бездомные собаки, и спрогнозировать такой исход дела было, по-моему, просто невозможно.

– Все это так, – согласилась Лиза, сдувая с порозовевшего мокрого лба влажные локоны, – но существует целый ряд фактов, объяснение которым нам еще только предстоит найти. И вопросы, множество вопросов… Первый: что делала и к кому приходила Маша? Второе: бегство жены Ананьева, точнее, его невесты, сразу после смерти Орешиной. Что это – простое совпадение или?.. Третье: перерезанный провод звонка. Четвертое: почему от Ананьева сбегают женщины, несмотря на его видимую щедрость и богатство?

– Скажи, а если Дина действительно слышала звонок и нарочно сделала так, чтобы Ананьев не встретился с Машей, это преступление? А может, Маша в прошлом была возлюбленной или невестой этого фермера и Дине это стало каким-то образом известно… Думаю, в таком случае ее поведение можно было бы оправдать, – рассуждала я, в душе тайно радуясь тому, что эта страшная история не касается меня лично. Надо сказать, что такие мысли во время расследования не менее страшных историй, которыми занималась Лиза, посещали меня нередко и, как это ни странно, придавали мне сил и заставляли взглянуть на мои внутренние проблемы и комплексы по-другому, переоценка происходила мгновенно, и все в пользу моего нейтрального положения. – Какой женщине понравится, что бывшая любовница хочет встретиться с ним, да еще и на ее глазах?.. Не могла же она предположить, что на Машу нападут собаки и убьют ее… Повторяю: она не могла этого предположить. А утром, когда Дина поняла, что натворила и что Маша мертва, она со страху и сбежала, прихватив с собой денежки и подаренное ей золото…

– А я думаю о заборе. Высокий забор – это, конечно, хорошо, но во многом неудобно. Помнишь, Ананьев сам сказал, что из окон дома не видно, кто стоит непосредственно за калиткой. Но после этого случая, я думаю, он поставит туда видеокамеру или что-нибудь в этом роде, чтобы у него перед носом снова не сожрали очередного посетителя…

– Что ты собираешься делать? Искать Дину?

– Конечно.

– И как же ты будешь ее искать? Ведь ее телефон не отвечает… Мы уже сколько раз пытались дозвониться…

– Поеду в Иловатск, попытаюсь поискать там… Ананьев сказал, что она переехала к нему оттуда, что снимала там квартиру. Еще неплохо было бы найти хотя бы одну женщину, которая прежде набивалась в невесты к нашему фермеру. Может, она и расскажет, что помешало ей стать его женой. И я не удивлюсь, между прочим, если узнаю, что правду надо искать именно в особенностях этого человека… Глаша, ау, ты что там, уснула?

– Нет, я просто задумалась. Мне кажется, что я уже где-то слышала об Иловатске… И у меня название этого маленького городка почему-то ассоциируется с «Куантро»…

– С апельсиновым ликером? Действительно, очень странная ассоциация…

– А еще – с Адамом. Вот когда ты первый раз произнесла «Иловатск», передо мной сразу же возникла барная стойка, Адам, протягивающий мне коктейль «Вставка» в высоком бокале, украшенном долькой лайма…

– Может, ты уже когда-то была в этом городе, в каком-нибудь баре вместе с Адамом?

– Издеваешься? Да я с Адамом еще нигде не была, только мечтаю… Правда, он был у меня дома… Лиза, как ты думаешь, он тогда был со мной от скуки или действительно испытывает ко мне теплые чувства?

– Да он любит тебя, просто боится сказать…

– Да нет, не боится, говорит, но я ему не верю. Не верю, что в меня можно влюбиться.

– Глаша, не заводись… Давай лучше вместе подумаем, как нам искать Дину Каракозову. Главное – где? Может, конечно, она вернулась в Иловатск. Это если она дура. А так, прихватив денежки и золото, она должна была отправиться в большой город, найти себе жилье, попытаться устроиться на работу и начать новую жизнь, которая будет сильно отличаться от жизни с Ананьевым на свиной ферме… Ей нужен контраст, понимаешь? Это непременно условие.

– Значит, она, если следовать этой формуле, должна сейчас находиться в самом центре нашего города, где-то совсем неподалеку от нас… Но чтобы снять здесь квартиру, нужны немалые деньги… И ты думаешь, что она станет разбазаривать все свои денежки на престижный район? Нет. Предполагаю, что она снимет квартиру на окраине, а вот работу будет искать в центре. И прогуливаться будет тоже по центру… Дышать, так сказать, свежим городским воздухом, наслаждаться контрастом… Жаль, что мы не спросили, чем она раньше занималась.

– Да я так понимаю, что ничем особенным она не занималась. Так… Ни пришей ни пристегни. Жила, может, за счет мужчин. Связалась с каким-то субчиком, который кинул ее на квартиру… Да, Глаша, на самом деле ничего-то мы о ней не знаем… Ладно, разберемся… Ты мне напомнила о «Куантро», и я вспомнила, что знаю рецепт одного очень известного коктейля…

– А «Куантро»-то у тебя есть?

– У меня все есть. В баре… Надо просто найти в себе силы покинуть ванну, завернуться в халат и доплестись до кресла, рухнуть… Коктейль, повторяю, очень известный, но не пошлый. Очень вкусный… Называется «Маргарита»… Глаша, ты ведь хороший человек?

Я хороший человек, а потому выползла из ванны, набросила на себя халат и, с трудом перемещаясь в пространстве, расслабленная, прогретая до костей и пломб, двинулась в сторону бара.

– Достань текилу и ликер из бара. Сок лайма в холодильнике, лед – в морозилке, сама понимаешь… Шейкер знаешь, где лежит, на верхней полке, в кухне! – кричала мне Лиза из ванной придушенным голосом.

Я достала «Куантро», откупорила бутылку, и вот когда вдохнула волшебный апельсиновый дух, так сразу и вспомнила, где прежде слышала про Иловатск. Ну, конечно, в ресторане «Ностальжи», где же еще? Адам угостил меня рюмкой «Куантро», и я сидела напротив него, тянула ликер и наслаждалась тем, что вижу Адама близко, так близко, что до него можно дотронуться рукой… И как раз в это время в ресторан вошла какая-то женщина в толстом старомодном пальто, подошла к Адаму с видом человека, бывавшего здесь, в этом дорогом ресторане, не раз, и попросила его позвать хозяина – Михаила Агишина. Агишин – маленький такой человечек с умными глазами, молчаливый и какой-то весь печальный.

Адам позвонил, и через несколько секунд из недр бара появился Михаил. Увидев женщину, он слабо улыбнулся, поприветствовав ее, и качнул головой, мол, иди за мной. И женщина, поднырнув под прилавок, скрылась с Михаилом в его маленьком офисе. На меня эта сцена произвела неизгладимое впечатление. Конечно, я спросила Адама, кто эта женщина, и услышала, что это родная сестра Миши, Зоя, что она приехала из Иловатска, откуда Миша родом, привезла два бидона соленых рыжиков. И добавил еще тогда, что Миша очень трепетно относится к своим корням, к своим землякам. И, поскольку так случилось, что ресторан находится неподалеку от мощной транспортной артерии города, где расположены многие автобусные остановки пригородных маршрутов, в том числе и на Иловатск, то он разрешил своим односельчанам ожидать своего рейса именно в этой комнате, он и кормит их с внушительной скидкой. Помнится, я была удивлена, поскольку всегда считала Мишу человеком не в меру амбициозным, прижимистым, экономным. Об этом свидетельствовал уровень ресторана и собирающаяся здесь постоянная публика – актеры, чиновники, бизнесмены…

– Понимаешь, эта комната находится недалеко от гардеробной, поэтому основная наша постоянная публика не может видеть этих людей… Нет, Глафира, ты не подумай, я с уважением отношусь к провинциалам, но слишком уж они отличаются от наших клиентов…

И я представила, как в лютые морозы укутанные в пуховые шали тетки с пустыми бидонами из-под сметаны или топленого масла вваливаются в клубах пара в ресторан и Адам прячет их (более точное слово найти трудно) в «иловатской» комнате, куда спустя некоторое время официант приносит поднос с горячими щами и котлетами по-киевски… А еще – водочку или горячий чай. Молодец этот Агишин. Своих не забывает. Может, он виноват перед ними за что-то?..

Взбивая в шейкере текилу, «Куантро» с соком лайма и колотым льдом, я с улыбкой вспоминала этот разговор с Адамом, пока не поняла, что ужасно соскучилась по нему. И вдруг я почувствовала, как лицо мое начинает пылать. Адам… Мы же договорились встретиться с ним сегодня… А я, вместо того чтобы позвонить ему и сказать, что я уже дома, в городе, что я вернулась, парюсь в ванне, а теперь еще и готовлю «Маргариту»… Неужели наш последний разговор показался мне настолько нереальным, что я не поверила в то, что он был вообще?

Крикнув Лизе, что коктейль готов, я разлила его по бокалам и позвонила Адаму. Рука моя, сжимавшая телефон, дрожала. Я нервничала. Длинные гудки. Долго. Я перезвонила через пять минут, когда розовая и похожая на башню из махровых полотенец Лиза вошла в гостиную и упала в кресло…

– Тебе бы сейчас горячего чаю, а не ледяную «Маргариту»… – машинально пробормотала я, потому что ни на минуту не могла перестать заботиться о Лизе. – А то заболеешь еще… – А затем пожаловалась: – Адам трубку не берет.

– Если он в ресторане, то там музыка, он просто не слышит…

– Он всегда слышит. Я знаю.

– Значит, отошел. В туалет, к примеру.

– Он и в туалет идет с телефоном, я знаю.

– Да ты, Глаша, я вижу, все о нем знаешь.

– Просто он очень ответственный человек.

– Ты хочешь сказать, что он, увидев, кто ему звонит, просто не берет телефон?

– А что еще прикажешь думать?

Я расстроилась. Сделала несколько глотков вкусного, но очень холодного, до зубной ломоты, коктейля.

– Лиза, я вспомнила, где слышала прежде про Иловатск.

И рассказала об «иловатской» комнате «Ностальжи».

– Очень интересная история, надо сказать. И этот Агишев – большой оригинал. Но, пока я лежала в ванне, до меня дошло, что неплохо было бы собрать материал на эту Дину, а? Хотя бы узнаем, откуда она родом, где была ее квартира. А может, она вообще – преступница?

С бокалом в руке я устроилась перед компьютером, связалась с человеком из прокуратуры, через которого добывала нужную мне информацию, и уже спустя полчаса мне пришло сообщение – информация о Дине Витальевне Каракозовой. 1976 года рождения, проживала в Волжском районе города Саратова (пока не продала квартиру), была замужем, развелась, сменила много мест работы и профессий, начиная с уборщицы, заканчивая продавщицей киоска. Имеет дочь Ольгу 1994 года рождения. Не была осуждена, не привлекалась… Биография не очень умной и, скорее всего, невезучей молодой женщины.

– Представляешь, – прокомментировала я это досье Лизе, – с такой биографией – и сбежать от Ананьева… Почему? Ведь у нее было все. Жила бы и радовалась.

– Мне кажется, я знаю, в чем дело. – Лиза лежала, прикрывшись пледом, на диване и разглядывала потолок. Она ленилась – я знала это ее состояние.

– И в чем же?

– В дочери. Дочери, насколько я поняла, сейчас четырнадцать лет. Ананьев ни разу не упомянул о ней. А это значит, что он о ней ничего не знал… Подожди, я позвоню ему и обо всем спрошу…

Я принесла ей сумочку, откуда Лиза достала визитку фермера.

– Добрый день, господин Ананьев, – вздохнула она со стоном и сладко потянулась. – Это вас беспокоит адвокат Елизавета Травина, мы были сегодня у вас в гостях вместе с моей помощницей Глафирой… Я хотела бы задать вам один вопрос: у вашей подруги, Дины Каракозовой, были дети?.. Нет? Понятно. И еще один вопрос: как бы вы отнеслись, если бы узнали, что у нее есть ребенок? Да? Вот как? Понятно… Так вот, Ефим, у Дины есть дочь четырнадцати лет. Вероятно, это и было причиной ее бегства… Она устала скрывать это от вас, она же мать… Что? Что поделать… Вам же тоже не двадцать лет, поэтому-то и женщины попадаются вам зрелые, с детьми… Нет, Ефим, не думаю, что это преступление с ее стороны. Повторяю – она мать. И она делала все возможное, чтобы как-то устроиться в этой жизни, чтобы выжить, чтобы помочь дочери… Возможно, она рассчитывала, что, когда вы поженитесь, вы простите ей ее ложь… Ну, зачем же так? Успокойтесь… У вас, у мужчин, отцовский инстинкт не так развит, к сожалению, как у женщин материнский. Окажись вы в ее положении, поступили бы так же. Вот если бы она скрыла от вас, что у нее есть муж и четыре любовника… Но она действительно не замужем, и своего жилья у нее нет… Я собрала тут кое-какую информацию. Да и на фотографии она выглядит не хуже Кэтрин Зета-Джонс… Думаю, вы к ней слишком строги… Но, с другой стороны, это ваша жизнь, ваши отношения, а потому я не имею право во все это вмешиваться… Главное я для себя выяснила… Что? Как что? Выяснила причину, по которой вы до сих пор живете один. Ефим, не кипятитесь… Думаю, ваши знакомства с женщинами носили случайный характер, поэтому у вас не было возможности навести о них справки… Они все оказались с детьми, я угадала? И вы принимали это за ложь. А по моему мнению, с вами жили хорошие женщины, не кукушки какие-то, вы понимаете меня? И они не лгали вам, это другое… Вы бы избавились от этого вашего пунктика с детьми… Дети – это чудесно. И вам ли с вашими свинками и окороками жалеть денег на детей, которые могли бы стать и вашими? Уф… ладно, что-то я разошлась. Извините… Хорошо. Что? Окорок? Господи… Я забыла совершенно. Сейчас же с Глашей и поужинаем вашим аппетитным окороком… Что? Ефим… Да вы просто душка! Хорошо, непременно… Как только захочется свининки – приедем в вашу Чернозубовку… Да, кстати. Название ресторана «Ностальжи» вам о чем-нибудь говорит? Понятно. Я так и думала. А фамилия Агишин? Да, его зовут… Глаша, как его зовут?

– Михаил.

– Михаил Агишин. Знакомы? Так это он владеет этим рестораном. Вы с Диной туда, случайно, не ездили? Это я к тому, что она, быть может, бывает там… Понятно…

У Лизы очень приятный голос, какой-то сладко-кремовый, когда ей нужно поговорить с кем-то ласково, выведать информацию, расположить к себе. Вот и сейчас она просто обволакивала Ефима Ананьева глазурью нежности. После чего тепло распрощалась и отключила телефон.

– Все поняла? – спросила она меня, потирая ладони. – Из нашего с ним разговора?

– Поняла, что Ананьев взял Дину к себе после того, как она уверила его, что у нее нет ни мужа, ни детей. А ладони-то чего потираешь?

– Так про окорок вспомнила! Пойдем перекусим?

Признаться, история отношений Ананьева с Диной Каракозовой в тот момент интересовала меня гораздо меньше моих отношений с Адамом. Но звонить ему я больше не собиралась. Он довольно часто берет в руки телефон и непременно увидит, что я ему звонила. Если захочет, перезвонит…

Регтайм Лизиного телефона вывел меня из задумчивости. Лиза была уже почти в кухне, когда услышала знакомую мелодию, вернулась, чертыхнулась. Взглядом отправила меня на кухню – заняться вплотную окороком. Из кухни мне всегда слышно все, о чем говорится в комнате. Нож застыл у меня в руке, когда я услышала отрывистое:

– Адам? Как задержан? Убийство? Михаил… Еще раз и по порядку…

Она надолго замолчала, слушала. А я слушала тишину, и мне с каждой секундой этого зловещего молчания становилось все больше не по себе. Ведь ей рассказывали об Адаме. И Адамом этим мог быть только мой Адам. Моя любовь. Четыре слова, которые вызвали во мне ужас: «Адам», «задержан», «убийство», «Михаил»…

Получалось, что Лизе позвонил Михаил, скорее всего, тот самый, Агишин, которым мы не так давно восторгались, хозяин ресторана «Ностальжи», где работал Адам Загоскин, и сказал, что Адам задержан по подозрению в убийстве. Вероятно, у него отобрали телефон, поэтому-то он мне и не ответил… Бедный, бедный Адам… Я мгновенно представила его себе сидящим в камере…

– Хорошо. Спасибо, что позвонили, Михаил. Мы сейчас же поедем в прокуратуру – выручать вашего Адама. Вы хотя бы видели эту женщину? Понятно… Хорошо, я позвоню вам…

Лиза сохранила номер Михаила Агишина в своем телефоне и посмотрела на меня с недоумением.

– Глаша, и как это понимать? Мы же только что о нем говорили, об Агишине, и он – тут как тут. Сказал, что звонит по просьбе Адама, что Адам надеется на меня…

– Что случилось, Лиза, не томи… – Я чуть не плакала. – Какое еще убийство?

– Представляешь, вчера вечером в ресторан притащилась какая-то женщина, постоянная клиентка, напилась, и Адам пошел ее провожать.

– Адам? Провожать? – Мне стало еще хуже. – Он что же это, всех пьяных посетительниц провожает?

– Ты не о том сейчас думаешь, Глафира. Он был на своей машине и отвез ее домой. Он это и не отрицает… Михаил говорит, что Адам отвез эту женщину и вернулся домой. А ее там, дома, нашли убитой… Ножом.

– Но, если предположить невероятное, что Адам зарезал ее, то на ноже должны быть отпечатки его пальцев!

– Они и есть. Так, во всяком случае, утверждает следователь Мирошкин. Сережа… Хороший следователь, между прочим. Я позвоню ему.

Лиза нашла визитку следователя, позвонила. Я сидела рядом и хлюпала носом. Мне казалось, что все эти переживания и слезы достались мне за то, что еще недавно втайне я радовалась своему тихому и мирному счастью на фоне страшной трагедии, произошедшей в семье Орешиных… Что это Машу, а не меня загрызли одичавшие собаки…

– Сережа? Это Лиза Травина, привет. Я по поводу Адама Загоскина. Это наш с Глафирой хороший приятель.

Я сделала круглые глаза.

– … и друг… – нервно уточнила она по моей немой просьбе. – Что там такое случилось? Мне позвонил Михаил Агишин, директор ресторана, в котором работает Адам, и сказал, что Адама обвиняют в убийстве какой-то там женщины, которую он подвез на своей машине… Что это за женщина-то? Что? – Лиза взглянула на меня так, словно речь шла непосредственно обо мне. – Нет, этого не может быть… Такого не бывает.

Затем Лиза пожала плечами и нервно бросила мне:

– Он подозревается в убийстве Дины Каракозовой…

Глава 10

2007 г., декабрь

– Как там мама?

– Она звонит мне часто, рассказывает, как живет. У нее все нормально, – ответила Оля, стараясь говорить весело, но сама почувствовала, что получается фальшиво.

Они с Валентином клеили обои у него дома. Это посоветовали ему друзья на работе – немного сменить остановку, насколько это возможно. Вот Оля и решила ему помочь. Валентин резал обои, а она массивной круглой кистью намазывала на них толстый слой клея. Они оба старались вести себя непринужденно, смеялись, даже громко включили телевизор, но все равно внутри каждого из них болело, саднило, кровоточило. Валентин не мог забыть свою жену, а Оля недоумевала, почему мама перестала приезжать к ней, почему даже деньги стала передавать через бармена Адама в ресторане «Ностальжи». Что это – страх, что ее увидит ее свинопас? Что выследит? Но ведь она же встретилась бы с дочерью, а не с любовником! К тому же она бы могла представить ее своей сестрой, как они раньше и договаривались. Оля чувствовала, что с мамой происходит что-то непонятное, что ее словно подменили, и относиться к Оле она стала гораздо хуже, несмотря на то, что регулярно шлет ей деньги.

– Ты извини меня, Оля, но в этом есть что-то неестественное… – Валентин, стоя на стремянке, принял из рук Ольги влажную полоску бело-розовых обоев. – А может, это вовсе и не она оставляет тебе деньги?

– Как это не она? А кто же?

– Не знаю… Почему, если она может зайти в ресторан, то не может встретиться с тобой, назначить тебе встречу хотя бы там?

– Нет, деньги приносит точно она, мне Адам ее описал… Сказал, что видел мою маму и что она – вылитая Кэтрин Зета-Джонс.

– Значит, правда твоя мама. Она на самом деле очень похожа на Кэтрин Зета-Джонс. Тогда тем более непонятно, почему она не хочет тебя видеть. Не хочет или не может… Ладно, Оля, еще раз извини… Это не мое дело.

– Знаете, мы с вами, как раненые… в самое сердце. И когда вы заклеиваете старые обои новыми, мне кажется, что вы заклеиваете свои раны…

– Да, в этом что-то есть… А что испытываешь ты, когда помогаешь мне клеить?

– Просто отвлекаюсь… У меня вообще все как-то странно… Вроде бы мне надо радоваться, что у меня теперь есть деньги, что я теперь могу купить себе вдоволь еды, не говоря уже о том, что вы меня постоянно подкармливаете… Я даже кое-что себе из одежды купила, косметику… Но радости от этого я не испытываю. Мне каждый раз, когда я беру деньги у Адама, кажется, что я продала свою мать… Я просто уверена, что она там, на ферме, несчастна. Что она терпит этого мужика, этого фермера, ради меня, ради того, чтобы прокормить меня, чтобы заплатить за квартиру. Вот только я никак не могу понять, кто же кого предал: я – ее или она – меня. Запуталась совсем…

– Никто никого не предавал. Просто так сложилась жизнь. И ты не должна обижаться на мать… Вернее, бессмысленно все это.

– А вот вы, Валентин, смогли бы так? Бросить свою дочь из-за какой-то там женщины?

– К сожалению, у меня нет детей… Но я знаю, что ничего такого бы в моей семье не случилось. И я никогда не стал бы скрывать от кого бы то ни было, что у меня есть ребенок. Да еще к тому же такая замечательная девочка, как ты…

– И что же во мне такого замечательного? – Она подала еще один лист обоев и затаила дыхание, надеясь услышать хоть что-нибудь приятное в свой адрес.

– Ты очень милая, у тебя доброе сердце, ты искренняя, чистая… Ты пока еще веришь во все хорошее, понимаешь? А это такая редкость. Я много бы отдал, чтобы ты оставалась такой. Чтобы тебе встретился хороший парень, который стал бы твоим мужем и который оберегал бы тебя от всех несчастий. А пока что я сам постараюсь что-то для тебя сделать. Конечно, если ты и твоя мама не будете против.

– Но мне ничего не надо. – Оля почувствовала, что покраснела. Она не привыкла еще к тому, что совершенно чужой человек говорит ей такие приятные вещи и при каждом удобном случае помогает. – У меня же все есть!

– Хорошо, я скажу тебе что-то… Правда, об этом ты должна была узнать от другого человека…

– Что-нибудь случилось? С мамой?

– Тьфу, тьфу, тьфу… Нет же! Это касается той квартиры, в которой ты сейчас проживаешь. Твоя хозяйка продает ее. Она уже и риелтора наняла. Это я точно знаю, мне сказали. Но пока покупатель не нашелся, она не скажет тебе ничего, а когда найдется тот, кто захочет купить квартиру, тебя попросят уехать… Вот такая история.

– Так, значит, мне надо искать квартиру?..

– Вот об этом я и хотел с тобой поговорить.

– У вас есть что-то на примете? – Настроение Оли сразу испортилось. Она вспомнила холод вокзала и тот недетский страх перед улицей, неприкаянностью, никому не нужностью. Все это она испытала, когда они остались без собственной квартиры.

– Да. Я хотел бы предложить тебе жить у меня. Квартира большая, устроенная. У тебя будет отдельная комната. Вот только не знаю, как отнесется к этому твоя мама.

– Жить у вас? И сколько это будет стоить?

– Ты не поняла… Нисколько. Ты будешь жить у меня, со мной, как если бы ты была моей дочерью. Как ты думаешь, твоя мама разрешит?

– Конечно. Это же бесплатно.

– Твоя мама может подумать, что… Не знаю, как тебе это сказать… Ладно, Оля… Ты позвони ей и спроси, может ли она приехать ко мне, мы бы с ней все обсудили. И не удивляйся, если она начнет кричать на тебя… Понимаешь, твоя мама прожила тяжелую жизнь, многое повидала, и я не удивлюсь, если она в моем поступке увидит совсем не то, что я предлагаю тебе…

И тут Оля поняла. Смутилась.

– Да нет, моя мама не может так думать обо мне. Да и о вас тоже. Я понимаю, вы боитесь, что она подумает, будто бы вы меня решили соблазнить… Но вы же старше меня, намного…

– Знаешь, если она начнет говорить гадости про меня, постарайся не обращать на это внимания. Она хочет тебе добра, она боится за тебя…

– Так, может, мы ей ничего не скажем?

– Как же, если она может в любой день появиться здесь и окажется, что ты не живешь в той квартире, что там живут посторонние люди…

– Тоже правильно… Что же делать?

– Скажи как есть. Или я с ней поговорю… Хотя такие вещи по телефону не обсуждают…

Раздался звонок.

– Кого это еще нелегкая принесла? – Валентин спустился со стремянки, вытер руки о тряпку и пошел открывать дверь.

Пришла соседка, Маша.

– Привет соседям! А я пришла вам помогать. Слышала, Валя, что ты ремонт затеял…

Ольге нравилась Маша. Молодая, веселая, да и муж у нее симпатичный, вежливый такой, Вадим. Они по-соседски тоже помогали Валентину прийти в себя, Маша носила ему кастрюльки с супом, приглашала к ним домой посмотреть кино, отвлечься…

– Оля, ты отдохни, вымой руки, посмотри телевизор, а нам с Машей поговорить надо…

– Обо мне?

– Может, и о тебе…

Она знала, о чем они будут говорить. О том, удобно ли ему, не старому, в общем-то, мужчине, поселить у себя в квартире девочку-подростка. Как отреагирует мать, что подумают соседи…

– Хорошо, секретничайте.

Но часть разговора она все равно слышала, сидя на диване в гостиной. Действительно, они говорили именно об этом.

– Сейчас вокруг столько историй разных об извращенцах, живешь, и кажется, что вокруг одни педофилы и прочие гады… Что скажет ее мать, когда узнает, что я предложил Оле пожить у меня? Но девочка совсем одна, и как объяснить ее матери, что при подобном поведении (а ведь она совсем не желает видеться с дочерью) Оля может попасть в какую-нибудь сложную ситуацию… Во-первых, снять квартиру не так уж и просто, и неизвестно, кто будет хозяин… Не знаю, Маша, я боюсь за нее. Но больше всего меня удивляет, что эта самая Дина практически бросила дочь. Ну и что, что она присылает ей деньги и звонит? Почему она сама не может приехать? Что это?

– А что говорит Оля? Как мать ей это объясняет?

– Песня одна и та же – я не могу, боюсь, что фермер меня выследит, поймет, что у меня есть дочь, что я обманывала его… Оля говорила еще о каком-то плане. Что вроде мать ее хочет приручить Ананьева, а потом на время исчезнуть, дать ему возможность понять, хорошо ему без нее живется или нет… Чтобы он все прочувствовал, чтобы соскучился, а уж потом, когда она неожиданно вернется, он простит ей и дочь, и вообще все на свете…

– Очень рискованный план. Очень. И если она так боится, что он узнает о существовании ее дочери, то тем более глупо исчезать… На мой, женский взгляд, ей надо было с того момента, как они стали близки, рассказать о дочери. Это же не вещь, а родное дитя. Как можно скрыть четырнадцатилетнюю девочку? Да и о дочке надо бы тоже подумать. У нее сейчас такой трудный возраст, ей как никогда нужна мама, ее поддержка… То, что ты придумал, Валя, это хорошо, но что подумают люди?

– Может, Дина откажется от своих родительских прав и я удочерю Олю?

– Вряд ли она откажется… Хотя это идея. Если она испытывает такие негативные чувства к дочери, то, кто знает, может, для нее это и будет выходом… Нет дочери – и все. Но, Валя, как чудовищно все то, что я сейчас сказала! Произнесла вслух! Родная мать отказывается от своей уже взрослой дочери. Неужели такое возможно?

– А я никак не могу понять, почему она не хочет видеть Олю. Неужели у нее началась мания преследования и ей постоянно кажется, что Ананьев следит за ней: куда она ходит, с кем встречается? Может, у нее крыша поехала?

– Нет… Думаю все же, что она решила для себя, что она – жертва и что она живет с мужчиной, который, возможно, ей противен, только ради дочери. Вот отсюда и это чувство к дочери…

Оля хоть и слушала внимательно, все равно ничего не поняла. Почему мама жертва? Тогда, получается, все родители – жертвы? Многим приходится много работать, зарабатывая на жизнь, чтобы прокормить и поднять на ноги своих детей, и что же это, дети должны чувствовать себя за это виноватыми? Какая глупость…

– Ты должен с ней встретиться и поговорить.

– Но как?

– Попытаться оказаться в том ресторане, куда Дина привозит деньги для Оли. Она делает это системно?

– В том-то и дело, что нет. К тому же, если она стала такой мнительной, то мое появление в ресторане будет воспринято ею как провокация… Не знаю, что делать. Хотя другого выхода все равно не вижу.

– А ты напиши ей письмо и передай через того бармена.

– Вот это отличная мысль! Пожалуй, я так и сделаю. Хотя зачем же тогда через бармена, когда можно передать письмо через Олю!

– Действительно…

Оля вошла тихо, встала позади Валентина.

– Я все слышала. Вы думаете, что мама теперь жалеет о том, что я вообще есть? И что не знает, как от меня отделаться?

– С твоей мамой происходит что-то непонятное… И поступки ее трудно объяснить, исходя из нормальных отношений между матерью и ребенком. У нее, похоже, травмирована психика… – порозовев от смущения, произнесла Маша. Ей было неприятно, что Оля слышала все то, что она говорила о ее матери.

– Я сама поговорю с ней и скажу, что хочу жить с Валентином. Что он одинокий человек, что ему очень грустно… Мы будем помогать друг другу. Мы будем нужны друг другу. Ведь так?

Лицо ее исказила судорога подступивших рыданий. А ведь она все это время так старалась держать себя в руках, не раскисать…

– Успокойся. – Маша подошла и обняла ее. – Как это ни сложно понять, но родная кровь – это еще не гарантия хороших отношений. И примеров тому, опять же, к сожалению, много… Что поделать – надо как-то жить. Вернее, не как-то, а хорошо, достойно. И Валентин тебе поможет. Да и мы с Вадимом будем рядом. Выше нос! Главное для тебя сейчас – это не потеряться в этой жизни. У тебя будет теплый дом, где тебя ждут, хорошая еда. Валентин будет помогать тебе в учебе, я думаю… У тебя будет семья, а это – самое главное. Жаль, что с твоей мамой что-то случилось, кто-то ей, возможно, что-то внушил, поэтому она избегает встреч с тобой… Знаешь, Валя, мне так и хочется встретиться с ней и поговорить, высказать ей все, что ей полагается знать. И вообще… Знаешь что? Не будем мы с ней ни о чем говорить и ничего спрашивать. Тем более что ей до этого нет никакого дела. Просто Оля переберется к тебе, и все. Если вдруг эта кукушка объявится и обнаружит, что в квартире живут другие люди, она сама позвонит к тебе и спросит, не знаешь ли ты, где Оля. И тогда ты объяснишь ей, что квартиру хозяйка продала, что произошло это неожиданно, но ты готов уступить одну комнату девочке… И уже после того, как все это скажешь и увидишь ее реакцию, решишь – разговаривать с ней серьезно об отказе от родительских прав или нет. Но как вариант она предложит оплачивать комнату, где будет жить Оля… Вот тогда ты и скажешь ей, что хочешь воспитывать Ольгу как свою дочь… Уф, что-то я так много всего сказала, что даже сама запуталась…