Текст книги "Две линии судьбы. Когда остановится сердце (сборник)"

Автор книги: Анна Данилова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

3. Май 2010 г. Глафира

В то, что с ней произошло, верилось с трудом. Вернее, совсем не верилось. Ну вот, судя по всему, ее похитили! Самым банальнейшим образом. Заманили, как последнюю доверчивую дуру, напоили в машине кофе с подмешанным в него снотворным и привезли в какое-то неизвестное место, скорее всего, в добротный загородный дом. Дом похитителей. Или же похитители, наверняка зная, что хозяева отсутствуют, сами забрались в этот прекрасный уютный дом, поселив туда Глашу, за которую, как пить дать, они потребуют с Лизы миллион долларов. Или больше. Ведь многим известно, что Елизавета Травина – девушка небедная. И муж ее, тоже адвокат, – далеко не из бедных. Словом, если с Адама, мужа Глафиры, мелкого бармена, взять нечего, то почему бы не воспользоваться денежками ее хозяйки?

Глаша сидела на широкой постели, потирая пальцами виски, и смотрела в окно. Она уже сто раз подходила к этому окну, забранному густой решеткой, но ничего, кроме восхитительного майского пейзажа (мощные ели, стройные тополя и зеленый кустарник, за которыми простирается нежно-голубое небо), не видела. Ни одного строения.

При других обстоятельствах ей бы этот пейзаж наверняка понравился. Она бы ходила по стриженому газону, охала и ахала, намекая Адаму, что хочет иметь все такое же красивое, зеленое, свежее – и эти цветочки-розочки, и травку густую…

Глафиру поместили в спальню хозяев. Прекрасно обставленная дорогой мебелью комната, невероятно красивая, в кружевах, постель, цветы в горшках. Создавалось впечатление, будто бы за домом ухаживали и что хозяева перед тем, как покинуть его, поручили приглядывать за цветочками надежных людей. Ну и что, что они оказались нечистыми на руку и решили всерьез заняться криминалом, в частности похищать людей? Каждый живет так, как он хочет.

«Но почему меня?» – устала уже задавать себе этот риторический вопрос Глафира.

Она снова поднялась с кровати, подошла к туалетному столику, абсолютно пустому и чистому (кстати говоря, внутри на полочках она не заметила и намека на какой-нибудь крем или лосьон), и осмотрела себя с головы до ног в высоком зеркале. Если оно не было приватизировано в одном из советских городских парков, из комнаты смеха в частности, то Глашины бедра элементарно не помещались в прямоугольнике зеркала, если она стояла к нему предельно близко.

«Мама дорогая, какая же я толстая!»

И не полная. Не пышечка. Не пухленькая. Не «в теле». Не обладательница пышных форм. Нет! А просто толстая корова, разъевшаяся до неприличия.

Собственно говоря, это не было открытием для Глафиры. Ведь именно этот факт и привел ее сюда, в этот дом. И разве не на этой больной теме решили сыграть подлые похитители? Вероятно, подсунули специально в почтовый ящик рекламную газетку с недвусмысленными объявлениями типа: «Легкий способ сбросить вес»:

«Помогу в короткий срок сбросить вес»;

«Хотите похудеть? Это к нам!»;

«Похудеете легко и без страданий»;

«Легкое и безопасное похудение»;

«Набрали лишние килограммы? Тогда вам – сюда»;

«Сбросьте вес без диет, подсчета калорий и применения силы воли».

Но ведь объявлений было немало, а она выбрала именно это. Возможно, все эти объявления дал один и тот же человек. Иначе как ее могли бы похитить, если бы она позвонила по другому объявлению? Не могли же они знать, что она обратит внимание именно на это объявление: «Похудеете легко и без страданий». Глаша, знающая отнюдь не понаслышке, что это такое – сидеть на диете, выбрала именно это объявление.

Понятное дело, что, решив позвонить в эту фирму, она предполагала, что ей всучат очередные таблетки или что-нибудь в этом роде. Зная, что это может быть опасно, она, уже отчаявшись самостоятельно сбросить вес, тем не менее готова была рискнуть, даже таким сомнительным способом попытаться достичь своей цели. Пусть это будет, рассуждала она, обыкновенное очищение организма или обезвоживание, пусть, но это уже какой-то шаг…

Словом, решив воспользоваться отъездом Адама и понимая, что он бы уж точно не одобрил ее желания похудеть любым способом, Глафира начала действовать. И что ж удивительного в том, что она все эти объявления нашла в рекламной газетке, кем-то засунутой в ее почтовый ящик? Возможно, эти же объявления печатались там и раньше, просто она не обращала на них внимания. Да что там – она вообще не открывала эти газетенки. И вот теперь…

Глафира понимала, что анализировать и рассуждать на эту тему она может бесконечно. Во всяком случае, до тех пор, пока не поймет, чего от нее хотят. Но что дело пахнет криминалом – в этом она уж точно не сомневалась. Во-первых, она чувствовала это. Во-вторых, ее привезли сюда помимо ее воли, усыпив (она помнила, как какая-то девушка-менеджер в темных очках и с черными, подстриженными под каре волосами предложила подвезти ее из офиса, куда она пришла, следуя указанному в объявлении адресу, в другой офис, за таблетками, и как эта девушка предложила ей стаканчик горячего кофе из термоса). И в-третьих, наконец, ее держали взаперти в комнате с зарешеченными окнами.

Глафира чувствовала себя неважно. Болела голова, страшно хотелось есть. Некоторые люди утверждают, что во время волнений у них пропадает аппетит. Но как он может пропасть, когда организм требует своего?

Отлично понимая, что она, большая любительница покушать, элементарно растянула свой желудок и что теперь ей будет стоить неимоверных усилий его сократить, она отказывалась думать о чем-либо, кроме своей комплекции.

Еще это зеркало! Словно его повесили нарочно, для того чтобы она любовалась собой, такой большой, с мощными руками и ногами, с животом как у беременной женщины. А щеки?

Она вдруг представила себе, как охранники (а этот дом просто не может не охраняться, тем более что она же – узница!) хохотали над тем, как ее, двухсоткилограммовую, несут на носилках или просто тащат, подхватив под мышки, сюда, в эту спальню. Как отвратительно, очевидно, она смотрелась с волочащимися по полу толстыми ногами в плоских сандалиях! Хорошо еще, что на ней было не платье или юбка, а плотные хлопчатобумажные бриджи, да и рубашка мужского покроя опускалась почти до бедер. Во всяком случае, она не должна была задраться и открыть белый круглый живот или какую-нибудь неприглядную складку на талии…

Глафира, о чем ты думаешь? Вместо того чтобы размышлять, как поскорее выбраться отсюда, она переживает о том, как выглядела, когда ее тащили сюда, в эту комнату, похитители. И это – нормально?

Но, с другой стороны, какой смысл ей сейчас обдумывать план побега, когда дверь заперта, а на окнах решетки? Что тут можно придумать до тех пор, пока кто-то – тот, кто похитил ее, – не придет и сам не скажет, чего ему от нее нужно.

В углу спальни Глафира обнаружила ванную комнату с туалетом. И там было все необходимое – шампунь, мыло, полотенце и даже махровый халат, правда, размера на четыре меньше, чем у нее. А это значило, что хозяйка этой спальни была довольно-таки стройной особой. Во всяком случае, намного стройнее Глафиры.

От внимательного взгляда Глаши не ускользнуло, что и спальня, и ванная комната – чем дольше она здесь находится – приобретают признаки все же не временного жилища с его специфическими запахами и особенностями, а постоянного. Чувствовалось, что еще совсем недавно где-то тут висело чье-то мокрое после душа полотенце, на полу подсыхали банные шлепанцы, а в карманах этого, явно женского, белого халата можно было найти щетку для волос или тюбик с кремом. Но сейчас всего этого не было. Как не было и самой хозяйки.

Глафира, уже не зная, чем ей заняться, приняла душ, привела себя в порядок, сожалея о том, что исчезла ее сумочка, где она могла бы найти великое множество полезных для себя вещей.

К тому же она отлично помнила, что исчезли деньги. Пять тысяч долларов. Что же это было такое? Гипноз? Ее околдовали? Помнится, она позвонила по выбранному ею же самой телефону и сказала, что хотела бы встретиться с представителями этой фирмы, занимающейся продажей препаратов для похудения, и бесстрастный голос в трубке сказал, что лечение дорогое… Да-да, вот, она вспомнила! Именно так она и сказала – лечение. Как если бы полнота уже считается болезнью. Глафира спросила еще, почему так дорого, на что ей ответили, что, если у нее нет таких средств, она может обратиться в другую фирму.

«Господи, какая же я дура!!!» Она, что называется, повелась на это («Глаша, ты – дешевка, тебя заело, что тебя приняли за нищую!»), ей стало ужасно любопытно, что же такое ей могут предложить за эти деньги, и она, сняв с банкомата и положив в сумку необходимую сумму (эти деньги Лиза отсчитала ей не так давно в качестве процентов с гонорара за удачно сработанное дело), вышла из дома и поехала по указанному в объявлении адресу.

Но вот денег она этой девушке-брюнетке со стрижкой каре не давала! Во всяком случае, она не помнила, чтобы давала. Значит, девушка сама взяла эти деньги. А если не девушка, то кто-то другой, получивший ее, крепко спящую, в свое распоряжение.

Но если ее попросту ограбили, то зачем было везти сюда, за город? Взяли бы деньги, а ее высадили бы (точнее, выложили) где-нибудь в городе. В тихом и укромном месте.

Она вздрогнула. Ей показалось, что в дверь поскреблись. И после этого раздался звук – вполне явный, звон ключей, – и дверь открылась. Сейчас она увидит наконец своих похитителей!

На пороге появилась девушка, худенькая, в рабочей одежде: потрепанные джинсы, просторная майка. Глаза бегают, словно она старается не смотреть на пленницу.

Глафира почувствовала, как по спине ее прозмеился холодок.

В одной руке девушка держала красное пластиковое ведро, в другой – швабру с толстой белой «кисточкой».

– Алло, уважаемая, – Глафира поднялась и подошла совсем близко к девушке. – Потрудитесь объяснить, что все это значит?

Тон ее голоса был требовательным, однако на девушку это не произвело никакого впечатления. Она молча принялась за уборку.

– Послушай, я к тебе обращаюсь! Это ты напоила меня кофе со снотворным и привезла сюда?.. Алло! Ты слышишь меня?!

Воспользовавшись тем, что девушка спокойно моет пол и отодвинулась уже довольно далеко от двери, Глафира метнулась к выходу, но налетела еще на одну дверь, запертую. Коридор – метр на метр.

– Послушайте, мне запрещено с вами разговаривать, – наконец услышала она более-менее вразумительную речь. Девушка говорила тихим, затравленным голосом. – Вы что, не понимаете, с кем имеете дело?

Разговаривая таким образом с Глафирой, она старалась не смотреть на нее и продолжала возить влажной тряпкой по паркету.

– Представьте себе – не понимаю! Что вообще происходит?! Меня что – похитили?

– Не знаю… Наверное. Мне же не докладывают. Я здесь давно, всякого навидалась. В прошлом месяце, к примеру, вот здесь, под этой кроватью, отрубленный палец нашла… женщину вообще не видела, не знаю, когда ее сюда привезли и увезли… Но палец был. Тонкий такой, с маникюром… На нем еще кольцо было.

– Заткнись! – не выдержала Глафира, чувствуя, как у нее начинает ныть живот. – Ты что такое говоришь?! Зачем меня пугаешь?

– Пугаю? – Девушка вдруг резко повернулась к ней и посмотрела на нее невидимыми под темными стеклами очков глазами. Глафира почти физически почувствовала этот взгляд. – Да вы что… Я просто хотела предупредить вас, что эти люди опасны! Вот и все. Ведь если они пальцы отрубают…

– Почему мне ничего не говорят? Почему не дают телефон, чтобы я позвонила, скажем, Лизе или…

– Они уже звонили ей, – вдруг услышала она и обомлела.

– Так, значит, ты все же что-то знаешь?

– Так, самую малость… просто услышала отрывок разговора по телефону. Звонили вашей знакомой или родственнице.

– Она моя работодательница!

– Да я-то откуда знаю? – с таким видом, словно ей причинили боль, произнесла девушка. – Так вот, они обращались к ней по имени-отчеству – Елизавета…

– …Сергеевна! Елизавета Сергеевна Травина, известный в городе адвокат.

– Ну вот, значит, ей они и звонили, я так думаю.

Глафира вдруг поняла, что грубо разговаривает с человеком, который, возможно, находится в этом плену давно и вообще здесь ни при чем. А она обращается с ней, с этой девушкой, так, словно это она ее похитила. Да, возможно, хозяева заставили ее напоить Глашу кофе в машине и привезти сюда. Но это не значит, что она – организатор похищения.

– Слушай, прости, что я наорала на тебя. Сама понимаешь, нервы на пределе… Тебя как звать-то?

– Алевтина, – немного обиженным голосом ответила девушка. – Да я все понимаю. Не первый раз все это слушала…

– Ты мне скажи, хозяева твои – кто они такие? Что за люди? И дом? Кому он принадлежит? Им?

Глафира представила себе, как ей удается чудесным образом выбраться отсюда и она пытается вернуться, отыскать этот дом и вместе с ним – хозяев, чтобы привлечь их к ответственности.

– Я ничего не знаю, говорю же!

Алевтина с усердием вычищала углы спальни, затем достала из кармана фартука тряпку и принялась протирать пыль.

– Поскорее бы уже сказали, чего им от меня надо… – презирая себя за малодушие, проговорила Глафира, чувствуя, как голод просто гложет ее изнутри. В это время суток она там, на свободе, была сыта и довольна и занималась любимым делом. Что ожидало ее сейчас, представить было невозможно. Конечно, если похитители вышли на Лизу и попросили у нее денег, она непременно соберет необходимую сумму. Причем в короткий срок, это без проблем. Но Лиза не из тех, кто отдаст деньги, не удостоверившись, что Глаша жива и здорова. Не исключено также, что она обратится в милицию.

– Я понимаю, конечно, что это звучит глупо… Но я так хочу есть! Может, принесешь мне что-нибудь? Кусочек хлеба? Желательно, правда, с колбасой… Ты же вхожа в кухню?

– Конечно, принесу! Все, что найду, то и принесу, – пообещала Алевтина, кивая головой и не отрывая взгляда от подоконника, который она тщательно протирала. – Я всегда приносила еду. Кроме той, что давали хозяева.

– А телефон ты мне можешь принести?

– Нет. Вот чего не могу, того не могу. У меня нет телефона. И вообще, я должна вести себя осторожно, иначе мне не поздоровится. Ладно, я вам и так много чего сказала. Сейчас постараюсь вынести из кухни еду. А вы… Как вас зовут?

Она наконец-то подняла голову, и взгляды их, как показалось Глаше, встретились.

– Глафира, – упавшим голосом произнесла Глаша. – Можно просто Глаша.

4. Май 2010 г. Лиза

Лиза вернулась в офис ближе к вечеру, уставшая, раздраженная, поскольку все ее усилия хоть как-то связать исчезновение Глафиры с ее возможным обращением в фирму, торгующую средствами для похудения, не принесли никакого результата. Она обзвонила все обнаруженные в рекламной газете фирмы, даже лично побывала в некоторых (двери одного офиса были заперты, да и на телефонные звонки никто не отвечал) и поняла, что Глафира все же не такой человек, чтобы верить каким-то там опасным таблеткам. Конечно, она хотела похудеть, и Лиза прекрасно знала об этом. Тем более время от времени она сама, не думая о последствиях, упрекала Глашу в том, что та совершенно не следит за своим здоровьем, что ожирение может губительно сказаться на сердце и печени. Но не факт, что исчезновение Глафиры все же связано с ее желанием похудеть.

Лиза понимала, что она, адвокат, специализирующийся на работе, связанной со многими аспектами юридической деятельности – наравне с такими, как расследование преступления параллельно официальному, прокурорскому расследованию, а также с поисками людей или с возможностью предотвратить преступление или же помочь клиенту просто избежать наказания в случае, если совершенное им преступление в человеческом понимании преступлением как бы не является, – сейчас оказалась перед проблемой поиска близкого ей человека. И оказалось, что работа эта гораздо сложнее, чем все то, чем ей приходилось заниматься до этого случая. Пропала Глафира, ее помощница. И ни одной зацепки! Ни одной! С чего начинать поиск? Обращаться к друзьям из милиции? Пожалуй, так. Надо бить во все колокола. Глаша не такой человек, чтобы не сообщить о себе, даже в случае, если бы судьба закинула ее на необитаемый остров. Она достаточно умна, чтобы сообразить, как известить Лизу о постигшей ее проблеме. И если она до сих пор никак не проявилась, значит, у нее просто не было такой возможности. Причин для ее молчания Лиза видела три: первая – Глаша находится взаперти и не может выбраться оттуда, куда ее упрятали; вторая – она больна и не может позаботиться о себе, то есть находится в беспомощном состоянии. И третья – о чем было даже страшно подумать – ее уже нет в живых.

Рассуждать о ком угодно, только не о близких людях, как оказалось, было не трудно. Но представить себе Глашу – упрятанную в каком-нибудь подвале, избитую, окровавленную… Только вообразив все это, Лиза чуть не заплакала. Мертвой она себе Глашу, к счастью, даже и представить не могла. Возможно, она все-таки заболела? Может, с ней случился какой-нибудь микроинфаркт или микроинсульт… Вот до чего может довести избыточный вес!!!

Лиза понимала, что курить нельзя, что она сводит с ума Гурьева, когда дымит ему, беременная, в лицо. Поэтому, понимая, что у нее нет другого выхода, Лиза вытряхнула из сумки все мятые пачки с остатками сигарет и скопом отправила их в камин. Плеснула на скопившийся в квадратной пасти камина бумажный мусор и сигаретные пачки специальной жидкостью для разжигания огня, уложила сверху немного сухих тонких поленьев и тоже облила их, затем подожгла. Вот теперь, при виде разгоравшегося огня, ей как будто стало теплее. А то прямо зубы стучали. От холода или нервного озноба – неизвестно.

Итак. С чего начинать поиски? Вот была бы здесь Глаша – подсказала бы!

Лиза позвонила Мирошкину, своему приятелю, следователю прокуратуры. Оказалось, он знал об исчезновении Глаши. Он подтвердил самые худшие опасения Лизы.

– Глаша твоя не такая, чтобы отмалчиваться… Думаю, с ней случилась беда и ее надо искать. У тебя есть зацепки? – спросил он.

Лиза рассказала про объявления.

– Глупости все это. Даже если предположить, что она купила таблетки и выпила их, что с того? Этим занимаются многие женщины в нашем городе. Если бы они все после этого исчезали, то представляешь, что было бы с нами, мужиками?

– Сережа, но куда еще она могла отправиться? Я почему заинтересовалась именно этими объявлениями. Понимаешь, все сложилось как-то очень уж подозрительно и гладко. Адам отправился в Крым. Если учесть, что он редко покидает Глашу, они постоянно вместе, то тут его отсутствие могло подтолкнуть ее к действиям, понимаешь? Она – дома одна и может заняться собой. Может, при Адаме она не стала бы экспериментировать над собой и принимать таблетки, тем более что зачастую эти препараты направлены на выведение жидкости из организма, а потому действуют как слабительное.

– Я понял. Ну что ж, если хочешь, я отправлю своего человечка по этим объявлениям. Может, и удастся что-нибудь накопать.

– Я была там, но мне ничего не удалось узнать. Подумалось даже, что я не вызываю доверия уже тем, что выгляжу как скелет, понимаешь? Вот если бы я была полная и у меня на лице читалось отчаяние – мол, помогите мне, толстой, бога ради, – тогда бы ко мне и отнеслись с большим пониманием, а так…

– Я понял. Есть у меня такой человечек. Одна дама, внештатная наша сотрудница. Она работает на рынке, добывает для меня информацию. Так вот, у нее приблизительно такая же комплекция, как у Глафиры.

– Отлично, Сережа! Тогда действуй. Родина тебя не забудет.

Но и после разговора с Мирошкиным Лизе не стало легче. Она даже прилегла на диван, собираясь немного расслабиться и подумать хорошенько о том, где искать Глашу.

Но отдохнуть ей не удалось. Раздался звонок. Осторожный. Так звонят потенциальные клиенты, знающие, что обращаются они к дорогому адвокату, но не уверенные в том, хватит ли у них денег, чтобы расплатиться с ним.

Лиза с трудом заставила себя подняться с дивана. В глазок она увидела знакомое лицо, но не сразу поняла, кто это. И лишь когда она распахнула дверь и увидела картонную коробочку, полную кремовых пирожных, источающих одуряющий запах свежего масла, бисквита и ванили, ей снова захотелось плакать. Женщина, которая принесла эти пирожные, испытывала необъяснимую симпатию к Глафире – та почти каждый день заглядывала в расположенную в двух шагах от их конторы кондитерскую и покупала выпечку именно у нее. Звали ее…

– Меня зовут Люба, вы узнали меня? – спросила, улыбаясь и показывая мелкие ровные зубки, пухленькая, с розовым лицом женщина. Казалось, что и она тоже сделана из нежного теста, сливочного крема и марципана.

– Да, конечно, проходите, пожалуйста.

– Это для вашей помощницы, Глафиры.

Лиза почувствовала, как по щекам ее потекли слезы.

– Она пропала, представляете?! – поделилась она с незнакомым, по сути, человеком. – Исчезла – и все!

– Господи, ужас-то какой… Но, может, все обойдется?

– Да вы проходите, сейчас чайку попьем с вашими пирожными… Кстати, сколько я вам должна за них?

– Нисколько.

И вот тут Лиза заметила, что женщина смотрит на нее как-то особенно, словно хочет что-то сказать, но не решается.

– Люба, да вы садитесь… У вас ко мне дело, быть может?

– Да, дело… Но от чая я бы не отказалась.<

> Лиза отправилась в маленькую кухню, включила электрический чайник. На кухне было все аккуратно разложено, коробочки с чаем находились на верхней полке и все были подписаны. «Ангел цветов», «Глаз Феникса», «Бабочка на цветке», «Персик бессмертия»… Или просто – «Зеленый», «Черный», «Каркаде»… Глафира знала толк в чае.

За чаем Люба начала рассказывать.

– Понимаете, у меня есть соседка. Ее зовут Соня. Молодая женщина… Даже скорее девушка. Да только уж слишком серьезная. Взрослая. Работает много, домой возвращается поздно. Домоседка. Вечером почти из дома не выходит. Раньше, когда у нее был молодой человек, она куда-то с ним ходила, я их даже видела вместе. А вот в последние месяцы – сидит дома, думаю, телевизор смотрит. Словно потеряла вкус к жизни. Я так поняла, что бросил ее этот молодой человек. Но это не мое дело, так ведь?

– Так, – Лиза заставила себя проглотить кусочек нежного пирожного. Мысли о Глафире не покидали ее. – И что же дальше?

– Она не одна живет, а с женщиной. Знаете, невзрачная такая женщина, неопределенного возраста. Хотя она не так уж и стара, просто у нее что-то с лицом… Так вот, я думаю, что это ее домработница, да только соседка моя, Соня, этого стыдится. А чего тут стыдиться, когда многие сейчас держат прислугу? Как же без нее, когда ты целыми днями на работе? А тут приходишь – ужин накрыт, все чисто убрано, вещички перестираны-переглажены. Словом, Валентиной ее зовут. Мне думается, что многие люди склонны прятать свои чувства поглубже. Как Соня моя. Вот и эту женщину, я так полагаю, она приютила из жалости. И кров ей дала, и еду. А та взамен помогает ей по хозяйству.

Лиза слушала без всякого интереса. Однако она живо представила себе скучную и унылую жизнь какой-то Сони, вечно занятой на работе и возвращающейся домой к ужину. И вот сидит она за столом в компании такого же убогого и унылого существа, как сама…

– И что же эта Валентина, какой у нее характер? – спросила она, чтобы представить себе выражение лица этой неизвестной женщины. А вдруг она хохотушка и вообще веселая женщина?

– Да никакая! – всплеснула руками Люба.

Сама Люба в представлении Лизы была человеком позитивным, активным, энергичным и жизнелюбивым. И если и проявлялась в чем-то ее слабость, то, как и у Глафиры, – в желании вкусно и много поесть. Лиза от скуки представила себе Любу, хлопочущую у себя на кухне, и улыбнулась. Какая, в сущности, разница, что представляют собой все эти женщины, и зачем эта Люба вообще пришла? Угостить Глафиру пирожными? Вряд ли. Люба – практичная особа, умеющая считать деньги. И эти пирожные – аванс за то, что ее выслушают или, может, помогут советом. Но ведь Люба отлично знает, что у Лизы – адвокатская контора.

– Они обе – страшные аккуратистки. Вот как ни заглянешь к ним, за солью, там, или за картофелиной… У меня однажды такое было. Собралась приготовить винегрет, а картошки нет. Все есть. И капуста, и свекла, и соленые огурцы…

Лиза подавила зевок.

– Словом, когда я бывала у них, всегда замечала, какая кругом чистота, все аккуратно сложено, нигде ни пылинки… Я-то сама, надо сказать, не такая. Да, у меня тоже все чисто, но как-то раскидано, что ли… Дочка говорит, что я – росомаха.

Люба, вдруг осознав, что излишне затянула прелюдию, внезапно смолкла и как-то странно посмотрела на Лизу.

– Я понимаю: слушая меня, вам может показаться, что все это – несущественно и что об этом вообще не стоит говорить. Но вчера вечером я позвонила к ним, чтобы попросить два яйца для омлета. Пошла ранняя клубника, и я решила приготовить любимое блюдо моей дочери – омлет с клубникой. Но у меня было всего два яйца. Но чтобы омлет получился попышнее…

– И что? – перебила ее Лиза, с трудом сдерживаясь, чтобы не нагрубить. Но как можно нагрубить человеку, чьи пирожные ты ешь?

– Да то, что я долго звонила, а был поздний вечер… Словом, кто-то из них уж точно должен был находиться дома. Понимаете, повсюду грабят квартиры, вот и в нашем подъезде не так давно тоже ограбили – сразу две. Знаете, говорят, что приходили две женщины-гипнотизерши… Смотрят они вам прямо в глаза и говорят: отдайте свои сережки и кольца, принесите все свои деньги… И люди им все отдают. Можно сказать, добровольно. Так вот. Это я к тому, что квартира у Сони – богатая. Она ведь раньше с бабкой своей жила. Очень достойная была женщина. И эта бабка оставила ей хорошую такую обстановку, хрусталь, опять же… Словом, там есть что брать. И поэтому, быть может, Соня приютила эту Валентину, чтобы та сторожила квартиру.

– Постойте… Откуда вы знаете, что она ее приютила?

– В том-то и дело, что я не знаю. Но, будь она ее родственницей, разве стала бы Сонечка так бессовестно ее эксплуатировать? К тому же нормальный человек пошел бы работать, правда? А эта сидела дома, все готовила да пылесосила…

– Скажите, Люба, что произошло?

– Когда я вчера заглянула к ним, дверь была приоткрыта. Я заглянула и позвала – мол, эй, куда вы подевались? Мне и нужно-то было всего два яйца, я же говорю вам…

– И что?

– Да то, что в доме все перевернуто! Вернее, не то что перевернуто, но – беспорядок. А это – ненормально. Для кого-то, может, и нормально, да только не для Сонечки с Валентиной. И это бросается в глаза.

– И что? Вы вызвали милицию?

– Зачем? – удивилась Люба, и Лиза отметила про себя, как же жирно блестит ее маленький аккуратный носик. Словно она его время от времени смазывает душистым масляным кремом для пирожных. – Мало ли куда люди отлучились? Может, в магазин за хлебом вышли…

– Так вы же сами говорите, что кто-нибудь из них постоянно находится дома.

– Понимаете, я боюсь туда заходить одна. Говорю же, квартира – богатая. Если пропадет что – на меня потом все свалят. Да и милицию я тоже не вызывала – побоялась, что меня по судам затаскают. А у меня работа посменная. И Катька моя не станет пахать по две смены, поставит вопрос о моем увольнении, и ей начальство пойдет навстречу, потому что они – дальняя родня…

– Люба, дорогая, чего вы хотите от меня?

– Чтобы мы вместе с вами зашли туда и чтобы я убедилась, что все в порядке. Я сегодня целую ночь не спала!

– Муж у вас есть?

– Он в командировке, как назло.

– А дочь?

– У нее экзамены, я не хочу ее травмировать.

– Вы считаете, что с этой квартирой… не все в порядке?

– Ну да!

– Это далеко отсюда? – Лиза и сама удивилась своему вопросу. Как так могло случиться, что ее грустные размышления о возможном местонахождении Глафиры были прерваны профессиональным зудом – на самом деле, что же там произошло? Теперь, после того как Люба поделилась с ней своими наблюдениями, ей и самой показалось подозрительным, что люди, помешанные на чистоте и порядке, пренебрегли своими принципами и все разбросали. Только нечто необычное могло спровоцировать их на подобные действия. Какое-нибудь форс-мажорное обстоятельство. Вот только непонятно, почему же все-таки Люба не обратилась за помощью к участковому? Объяснила бы ему по-человечески… Хотя участковый – лицо официальное. И если Люба так осторожничает или скорее даже трусит, то, конечно, ее желание обратиться к знакомой симпатичной женщине, Глафире, большой любительнице пирожных, работающей у профессионального адвоката, вполне можно понять.

Возможно, подсознательно желая отвлечься от тяжких раздумий и чувствуя свое полное бессилие в решении проблемы, связанной с пропажей Глаши, Лиза согласилась проехать с ароматной продавщицей пирожных до ее дома.

Они вышли из конторы, Лиза тщательно заперла дверь и даже позвонила в охранное агентство (вот уж, действительно, чрезмерная осторожность, если учесть, что уже пропало самое ценное в офисе – Глафира), после чего они с Любой сели в немного вульгарный в своей кричащей роскоши «Крайслер» («Глаша, это моя любимая игрушка!»), который Лиза от радости этого приобретения и переполнявшей ее нежности и гордости окрестила «Хидклифом», и покатили по влажным после дождя улицам в сторону набережной.